Текст книги "Джихад одинокого туриста"

Глава 8

Вторник. Утро, 10.20.

Когда мы добрались до входа, опередивший нас пикап уже окружили люди. На взгляд, от четверти до трети отеля – нашумели мы изрядно. Саша с Сергеем отсиживались в кузове. Разговор поддерживали три юных оболтуса, демонстрирующих свежие трофеи. Бух поморщился, я улыбнулся – положительный пиар не помешает. Уныние туристов наконец-то сменилось радостным возбуждением.

Молодежь, увидев нас с Мишей, примолкла. Толпа оборотилась к нам. На автомате я изобразил «чи-из» и, пользуясь случаем, толкнул речь.

– Господа! Надеюсь до конца дня нас не побеспокоят. Просьба – не выходить из отеля и не подниматься выше второго этажа – возможно повторение обстрела, как у соседей.

Все были на позитиве – возражений не было. Пора к негативу.

– Теперь об эвакуации…

Внимание стало абсолютным – съехать досрочно хотели все.

– Мы постараемся раздобыть транспорт… и он будет стоить денег.

Я развернулся в сторону буха:

– Кассой заведует Михаил. Валюту сдавайте ему. Пятьсот баксов с носа. Не сдавшие до вечера рискуют задержаться.

Миша недовольно посмотрел на меня. С похожим, но несколько более злым выражением на меня уставилось около сотни глаз. У остальных оно варьировалось от растерянного до недоуменного. Большинство смотрело зло – у них хотели забрать деньги. Мысль, что помощь бывает платной, в голове подавляющего большинства укладываться не желала.

– За бабло?! Защитнички гребаные!

– Уважаемый, подойдите. – Я был подчеркнуто корректен.

Вперед протолкался взъерошенный, красный от злости мужик.

– Террористов отогнали, гОстеница цела, транспорт будет ночью. Что не устраивает?

– Билет дороговат! – Ответ был произнесен с вызовом и поддержан остальными – господа раздухарились.

– Если дорого – ищи таксистов, – намекнул я.

– И найду – автомат дайте!

– Стволы с трупов сняты. Которые с утра наколбасили… Ты что успел с утра, добрый человек? Посрать и похмелиться? Ну так вали в сортир и разгреби ту кучу. Может, там найдешь.

Из толпы заржали. Злой, но не переубежденный диссидент играл желваками, топчась на месте.

– Ну хватит! – Из рядов собравшихся вышел еще один активист. – Вот тысяча, за меня и жену. Фамилия – Понтровский Игорь. Жена – Галя.

Такая активность радовала больше. Мужик протянул бухгалтеру серо-зеленую стопочку. Следом вышел розовощекий дядька. Его бумажки были розовыми.

– Гут. Евро. Хайнц унд Хелен Шиповски. Битте.

Буха обступила толпа – дело пошло. Теперь главное – не попадаться на глаза злому, как черт, кировскому счетоводу.

11.00.

«Штаб бригады по борьбе с терроризмом» расположился в лобби, при баре, под бдительным взглядом «наркоконтроля» – туристы предпочитали гуртоваться тут же. Секретность планов становилась относительной, зато крепло доверие вкладчиков – бух принимал деньги за соседним столом, в перерывах между клиентами кидая на меня красноречивые, косые взгляды. Перед ним лежала раскрытая тетрадка с подходящей к случаю надписью на розовой обложке – «Romantic Dream» – в нее записывались имена и суммы. Рядом лежала пухлая пачка мятой наличности, а перед столом стояла говорливая очередь желающих уехать. Все – с баблом.

За главным столом расположились экстренно повышенный в статусе и по-прежнему сонный Терминатор-пулеметчик, хмурый Саныч и я. Попивая кофе и поглядывая на прираставшую наличность, я размышлял о том, какие неплохие бабки гребли отельеры. Четверть миллиона с двух заездов! Сколько же они зарабатывали за сезон?!

Окинув взглядом змеящуюся очередь, я прикинул время на окончание церемонии. Где-то с час. Время есть, пожалуй, стоит обсудить предварительные планы на отплытие.

– Что скажешь, золотой?

– Еще неизвестно, кто тут золотой, – проворчал Саныч, косясь на кучу черного нала. По цвету пресловутый нал был розово-зеленого окраса.

– Что по пароходу?

– Пока ничего, – вынужденно сознался «золотой». Наверно, выражение моего лица было слишком выразительным – Саныч опустил голову, избегая встречаться взглядом.

– Местных нашли? – уточнил я, начиная кое о чем догадываться.

– Нет.

– А искали?

Ответа мы не услышали. Похоже, я поставил не на ту лошадь. От немедленного мордобоя и изъятия казенного оружия остановило народное – «за битого – двух небитых» и завет управленца – «трендюли раздаются за закрытой дверью». Ну и третье – других исполнителей нет. Я всерьез задумался, но, открыв рот, ограничился только:

– Отойдем.

Прикрыв за собой дверь в комнате администратора, я схватил красномордого за ворот и качественно приложил спиной к стене. Показателем качества выступил диплом в алюминиевой рамке, свалившийся со стены. Саныч даже не барахтался.

Выпустив отвороты, я отошел и присел на стол, не сводя с него глаз.

– Завязывай с бухлом и собирай мозги в кучу. Через полчаса дашь полный расклад по всем вариантам. Если нет – соберу народ и сообщу, благодаря кому придется задержаться…

Посмотрев на настенные часы, я вышел из комнаты, притворив за собой дверь.

11.30.

Следующие полчаса я развлекался, наливаясь кофеем в обществе спящего Терминатора и контролируя сбор средств, старательно уклоняясь при этом от взглядов собирателя, корпящего над гроссбухом вместо заслуженной сиесты. И поднимающего голову только для нового, укоризненного взгляда.

Стрелял глазками не он один. Конкуренцию буху в этом занятии составили отельные дамы. Получив утренний удар по психике и оклемавшись, слабый пол получил второй нокаут – на расстоянии вытянутой руки были спасители, деньги и оружие. Сочетание действовало возбуждающе и побуждающе. Поглощенный делом бух и впавший в анабиоз Терминатор с их точки зрения были безнадежны. И взгляды «отельных василисков» скрестились на мне.

Охотниц ненадолго отвлекла брутально-оружейная фотосессия, затеянная в противоположном конце холла гламурными отроками. Юность проиграла и выиграла одновременно – опытный взгляд бывалых дам оценил качественный перевес гламурных фиф и хлипкость кавалеров. Гламурные девицы остались при своих, а кавалеры – без новых обязательств. После краткой паузы дамские взгляды вернулись ко мне. Присутствие «бывших» смутило считаные единицы – женщина отличается от девушки не физиологией, а психологией – есть цель, есть средство. Нет сантиментов. Я чувствовал себя средством.

Нацепив маску сосредоточенного дебила и стараясь не обнадежить кого ненароком, я сосредоточенно глотал кофе, кляня про себя предприимчивых баб. Минуты текли чересчур неторопливо.

Краем глаза поглядывая на женский зверинец, выглядящий благопристойно на поверхностный взгляд, я погрузился в размышления о женском цинизме, к которому приходит каждая вторая привлекательная женщина к тридцати годам. Под ним я понимал безжалостное вычеркивание всего, выходящего за рамки сакрального «ты – мне, я – тебе». Предпочтительнее – «ты».

Вошедший с улицы распаренный ржевский механик прервал полет философской мысли. И слава богу! Я уже склонялся к точке зрения, что в женоненавистничестве что-то есть.

У Сергея был вид человека, вернувшегося с пляжа – красная морда, майка, темневшая мокрыми пятнами на спине и под мышками. С образом диссонировало наличие автомата и отсутствие пляжного полотенца.

Распространяя запах свежего пота, он упал на стул.

– Не нашел, – устало выдохнул он. Искал он алкашей-героев, не вернувшихся в отель после «пляжной войны».

Терминатор вышел из летаргического сна и, поерзав задницей, выжидательно посмотрел на пришельца, ожидая подробностей, напомнив мне воспитанную овчарку, ожидающую «мясного подношения».

– Сейчас.

Сходив за стойку и нацедив газировки, механик разом выхлебал пол-литра и вернулся за стол.

– На улице – пекло, – сообщил он очевидное и наконец перешел к сути.

Пулеметчик переспрашивал, уточняя. Я молчал, не влезая в разговор, – меж собой эти двое ладили лучше. Миша, не прекращая мусолить деньги, «грел уши». Очередь – тоже.

Поплутав по зарослям, механик выбрался к месту, откуда стреляли наши, опознанному по гильзам и мятой траве. Поостерегшись приближаться к краю и нарваться на пулю, он покружил по площадке, так и не увидев криминала – крови или тел. Пляж он осматривал с безопасной дистанции. Издалека. С его слов, осевший «крузак» стоял там же. Вокруг, меняя колесо, суетились трое. Не обнаружив никого в окрестностях обоих гОстениц – нашей и соседней – и окончательно спекшись, Сергей вернулся в отель.

– Может, в другую сторону побежали. Или… – он подвел жестом черту под горлом и рассказом.

Очередь притихла. Миша уткнулся в гроссбух. Сергей – припал к газировке. Бульканье воды стало единственным звуком, нарушавшим тишину.

Мы с Терминатором переглянулись. Лес рубят – щепки летят?

Я лихорадочно перебирал варианты – начать вторую серию партизанской войны? Вытащить Сирхаба из зиндана и предложить арабам обмен? Пожалуй, мысль хреновая – в их закромах тысячи заложников… Оставить, как есть?

Парни молча ждали. Я встал, прихватив «Бушнелл».

– Пошли посмотрим пляж.

К морю мы вышли через задний выход, пройдя отель насквозь. И сразу попали в пекло. Ослепительно-белое солнце прокалило окрестности, делая жару невыносимой. Косясь на бассейн, манивший прозрачной, как слеза, водой, мы пересекли задний двор. Я завертел головой – где байкер с Орловщины?

– Меня ищете?

Я вздрогнул – голос шел с земли. Присмотревшись, я разглядел вырытый окоп полного профиля, накрытый пляжным зонтиком и ветками, набросанными сверху. Такими темпами к концу недели селянин соорудит укрепрайон.

– Круто. Долго рыл?

– Я привычный.

Ладно. Каждый развлекается как умеет. По крайней мере – там не печет.

Пожав плечами, я выбрал кочку повыше и, подняв бинокль, принялся высматривать «крузак». На старом месте его не оказалось. Я повел стеклами вдоль берега и обнаружил его выписывающим загадочные эволюции на пляже – закладывая виражи и описывая зигзаги, он попеременно поднимал в воздух гальку и брызги, разъезжая на границе земли и моря. Манера езды натолкнула на мысль – это не арабы. А если они – то окончательно слетевшие с колеи.

Маневры джипа увидел не только я. Реакция колебалась в диапазоне от хохота до щелканья затвора.

– Сто процентов – наши алкаши.

Бинокль приблизил «крузак» – в спущенном окне торчали их счастливые рожи. Не я один мечтал погонять джип по пляжу.

– Наши, – объявил я. И, оставив народ наблюдать за носящейся по песку машиной, с облегчением убрался в отель, подальше от уличного пекла.

В холле все оставалось по-прежнему – укоротившаяся очередь, рассевшиеся на диванах кучки туристов. Кое-кто уже дремал. Молодежь угомонилась, тихо переговариваясь в своем углу. При их виде в голову нагрянула новая мысль – и я, свернув с курса, пошел к ним.

– Поразвлечься хотите?

– В смысле?

Я отозвал в сторону троих, что ходили с нами, и тихо изложил идею. Парни заулыбались, и через полминуты вся тусовка, включая девок, смылась из холла. Ухмыляясь, я вернулся к штабному столу.

Завидев меня, счетовод объявил перерыв. Встав и с наслаждением потянувшись, он, забрав кассу и гроссбух, направился ко мне.

– Как успехи?

– Сейчас. – Миша налил кофе, щедро плеснул коньяк и, закатив глаза, отхлебнул получившуюся смесь.

– Ты даже не представляешь, как это славно – завязать со здоровым образом жизни!

Я не представлял, в последние годы специализируясь на нездоровом.

– Ты куда молодняк заслал? – вкрадчиво поинтересовался счетовод.

– Да так, в окрестностях погадить.

Миша поднял бровь.

– В этом ты и сам мастак, – намекнул он на подставы, сыпавшиеся на него с раннего утра.

Я ухмыльнулся:

– Потом вместе посмотрим. Ты мне лучше скажи – что с деньгами?

Бухгалтер помахал толстенной пачкой:

– Чуть меньше двухсот тысяч. Точнее не скажу, тащат все – баксы, евро, рубли.

Я прикинул:

– То есть осталось человек сто?

– Поменьше. У некоторых столько наличности не оказалось. Сколько было, столько и сдавали. Кто по сотне, кто по две-три.

– Не страшно, – отмахнулся я. К торгу с местными мы пока не приступали. А там что двести, что двести пятьдесят – особой роли не играет. Главное – много. Но на всякий случай я уточнил:

– Этих небогатых – много?

– Человек сорок.

– Переживем.

– Отказники появились, – сообщил бух и сделал паузу на глоток ядерно-кофейной мешанины. – Принципиальные. Дескать, помощь за деньги – западло. Обязаны, и точка.

– Может, у них с деньгами туго?

– У большинства – есть. Принципиально не хотят… Я в дискуссию не лез. Это ты у нас – полемист…

Всегда недолюбливал нынешних принципиальных. У них почему-то все принципы направлены на себя любимых.

– За главного у них – тот, что требовал автомат для торгов с таксистом, – с умыслом добавил кировчанин.

Воспоминание о горластом дураке не добавило добрых чувств – принципиальный халявщик еще не понял, что правила игры изменились.

Миша, наблюдая за моим изменившимся лицом, подкинул идею.

– Трупы бы похоронить. Жара. Да и вообще – чисто по-человечески…

Похоже, бух пытается мной манипулировать, автоматически отметил я. И вместо ответа глянул на часы. Без трех двенадцать.

– С отказниками попозже разберусь. Сейчас Саныч должен подойти насчет пароходов. Заканчивай с оставшимися и убери деньги в сейф.

– В какой?

– Пошарь за стойкой, у портье.

– Ладно, – Миша допил бодрящий напиток и подал голос. – Перерыв окончен. Господа, готовьте ваши денежки…

Глава 9

Вторник. День, 12.10.

Саныч задерживался. После краткого размышления я встал из-за стола, решив наведаться в угол оппозиции.

– Привет.

Молчание, убегающие взгляды. Впрямую смотрели двое – давешний оппонент и дама средних лет, ликом напоминающая озабоченную из медицинской рекламы. Оппонент склонился к уху дамы и шевельнул губами, шепча. Ее взгляд выразил недоумение, изгиб тонких губ – брезгливость.

– Я за деньгами, – рубанул я правду-матку.

– Брать деньги за спасение – бесчестно! – выпалила «медичка», перехватывая инициативу.

– А спасаться за счет других?

– Вы драматизируете ситуацию, – возмутилась мадам.

– Драматизирую? – изумился я.

– Можно договориться с повстанцами о пропуске туристов в безопасную зону.

– Договоритесь.

– Я не специалист.

– Тогда заткнитесь и давайте деньги, – вышел я из себя.

Лицо дамы пошло красными пятнами, рот сжался в линию.

– Оружие не дает вам права решать за всех, – отчеканила она.

– Практика покажет…

Мысленно извинившись перед спящими, я поднял предмет спора и обратил в аргумент, послав пулю в стену. Холл переполошился. Я не сводил глаз с железной леди, ошеломленно пялившейся на дымящийся ствол.

– Ну?

Стальная леди оказалась резиновой женщиной, прогнувшей под обстоятельства взгляды и хребет.

– Берите, – протянутый ворох зеленых бумаг. Ее приоритеты менялись радикально быстро.

– Спасибо.

Глядя на мокрое пятно на джинсах медички и испытывая чувство неловкости, я взял деньги. Терзался я не из-за денег – становится не по себе, когда прямо на глазах принципы сбрасывают, как старую кожу. Отсчитав пять сотен, я всунул в ее ледяную руку избыток наличности.

– Остальные к Михаилу, – скомандовал я. И, дождавшись, пока все поднялись, добавил: – В качестве штрафа работаете похоронной командой. Уберете трупы из гОстеницы и похороните наших. До заката. Ответственные – вы двое, – показав стволом на принципиального козла и мокрую гуттаперчевую женщину.

Бунтовщики двинули к кассе, а я – к Санычу, наконец-то показавшемуся в дверях.

12.30.

На сей раз «золотой» не подвел – информации оказалось изрядно. В поселке жили аж четыре лицензированных судоводителя. Имелся и пункт базирования в виде причала, оборудованного необходимым для заправки. Чего и сколько там стояло – выяснить не удалось. По словам обслуги, обычно там всегда торчали прогулочные суда, уходившие в порт только для длительной стоянки.

Мелькнула идея пригласить командира группы недовольных, показать ему маршрут, вручить автомат и предложить сбегать в порт. Мысль пришлось оставить – требовался результат, а не подстрекательство к самоубийству. Хотя что греха таить – хотелось.

Вопрос с судном мы отложили на потом – сперва следовало раздобыть и уломать капитана. Убедительности в виде оружия, денег и горячего желания покинуть берег имелось в избытке. Теперь осталось найти, кому изложить аргументы.

В поселок пошли втроем – я, Саныч и местный, которого он кликал Махмудом. Памятуя Сирхаба, я уточнил:

– Махмуд?

Смуглый парень ослепительно улыбнулся, демонстрируя прямо-таки акулий оскал. Так и не понял – это значит «да»? По крайней мере, на Махмуда он среагировал. Возможно, причина энтузиазма и согласия отзываться хоть на «Шарика» – деньги. Перед выходом ему сознательно продемонстрировали кучу наличности – на будущих переговорах заинтересованный свидетель не помешает. Не тащить же деньги с собой? Наше слово у местных не котировалось. По крайней мере, теперь он мог искренне заверить капитана, что обещанное бабло существует. Ну и для повышения энтузиазма – пообещали процент.

Пополнив перед выходом запас патронов, сигарет и коньяка, я захватил бинокль и карту, держа в уме мысль изучить окрестности. Соломенный стетсон и темные очки завершили экипировку. Полюбовавшись на отображение в тонированной витрине, я хмыкнул – «дон Педро идет на войну».

Саныч покрылся потом, едва ступив за порог отеля. Махмуд как местный – вообще не прореагировал на тридцатиградусный температурный перепад. Что до меня – хоть и не люблю жару, но переношу ее довольно спокойно, проведя полдетства в Средней Азии, куда меня, еще в советские времена, отсылали к родне, на каникулы. Детство кончилось, страна распалась, родня перебралась в Россию. Мне осталась привычка к жаре и зеленому чаю.

Выйдя на тихую, выжженную солнцем дорогу, я оставил ностальгию. Беглый огляд окрестностей – к утреннему трупу на дороге добавился еще один, поодаль. Над обоими беззвучно роились черные точки. Кроме мух, иных признаков жизни в той стороне было не заметно. Слева картина была практически зеркальной – полотно дороги, мухи. Вместо трупов – железный лом, накрошенный Терминатором. На кустах вдоль дороги висели десятка два белых листков. Я дошел до ближайшего и изучил плоды творчества молодняка. Слово «Welcome!» чуть ниже «by», силуэт танка, дважды подчеркнутое «only!» и лаконичная подпись – «Russian». Немного вычурно, но посыл понятен.

Я содрал пару листков и, засунув их в карман, кивнул проводнику – идем? Парень сделал рукой извилистое движение, предлагая перейти проезжую часть. Перейдя, мы взяли правее, вдоль непроницаемо-колючей зеленой стены. Метров через пятнадцать обнаружилась прогалина – начало узкой тропки. Дальше – забор из сетки-рабицы. За ним начались ухоженные персиковые заросли. Проводник приподнял надрезанный кусок, показывая проход. По очереди пробравшись в дыру, мы оказались в ароматном раю. Пахло одуряюще. На ходу сорвав упругий, толстый персик, я куснул золотистый бок и промычал:

– Пошли, камрады.

Мне начала нравиться война.

Неторопливая прогулка по саду заняла минут десять, закончившись на задах капитального сарая. Перебравшись через забор, из-за угла мощной развалюхи мы оглядели окрестности. С изнанки туристический рай выглядел непрезентабельно – мощенная бетонными плитами улица, переходившая у обочин в помесь слежавшегося гравия и сухой земли. Кустики зеленой и сухой травы вперемешку с булыжниками усеивали импровизированные тротуары. Заборы из ржавой сетки, с эпизодической «колючкой» поверх рабицы. За заборами начинался вал густой зелени, где уже было невозможно различить, где заканчиваются кусты и начинаются деревья. Сквозь буйную растительность местами просматривалась черепица крыш. Из достопримечательностей наличествовали открытый мусорный контейнер и массивные железные ворота с кирпичными столбами, увитые вьюном. После ворот и бака улица плавно забирала влево, ограничивая видимость полусотней метров.

Швырнув лохматую персиковую косточку на землю, я вытер пальцы о джинсы.

– Куда дальше?

Проводник вытянул руку куда-то в сторону мусорного бака. Саныч хмыкнул.

Постаравшись придать себе уверенный вид, мы вышли в проулок. У меня опять исчезло ощущение жары. Страх – универсальный кондиционер. Красную рожу Саныча тоже покинули краски, проявив на бледном, ноздреватом носу лиловые прожилки.

– Пошли, – скомандовал я, маскируя мандраж краткостью.

Не знаю, как остальным, а мне короткая прогулка по нейтральной полосе, которой и были пустые зады поселка, стоила лет пяти. Уши ловили любой шорох, глаза реагировали на скачущего воробья. Скрип камешка под ногой звучал громовым раскатом. Раз пять я был готов вскинуть автомат. Прошмыгнувшая кошка едва не стала причиной трагедии – очередь чудом осталась в стволе. Бледный Саныч, не скрываясь, водил автоматом на любой звук. Проводник просто молча потел.

Бесконечное путешествие испуганных параноиков закончилось, когда проводник сказал «здесь» и принялся ожесточенно скрестись в зеленую калитку. Ввалившись во дворик и услышав звук задвигающегося засова, мы шумно выдохнули…

Местные негромко приветствовали друг друга. Мы с Санычем обменялись облегченными взглядами – дошли, нашли. Поглядев в глаза компаньона, я увидел расширенные, как у наркомана, зрачки. Посмотрев на хозяина, я увидел еще одну пару расширенных глаз – парень тоже трусил. Как ни крути – это к нему ввалились вооруженные гости. Слава богу, темные очки делали меня бесстрастным мерзавцем. Хорошо – челюсть не трясется. Уже. Или почти. Неважно. Сейчас я невозмутимый белый мачо со стволом. Что ж, выжмем максимум из имиджа.

– Капитан? – уточнил я.

– Да, – осторожный ответ человека, не понимающего цели вопроса.

– Принеси диплом.

Оный был продемонстрирован спустя полминуты. Я с интересом повертел солидную бумагу – трехцветная печать, каллиграфия. Сурово. Из содержания понятна только дата. С тем же успехом это могло быть свидетельство курсов поваров. Нахмурясь, я передал аусвайс Санычу.

– Пойдет?

Глядя на нашу пантомиму, Себастьян Перейра занервничал еще сильнее.

– Нормально, – не моргая, подтвердил ярославский жох.

Кэп выдохнул.

– Махмуд, объясни.

Проводник затараторил с умопомрачительной скоростью. Я закурил, присматриваясь к нашему Негоро. Переходная стадия между продвинутым пляжным мальчиком и непроницаемо важным восточным мужчиной с солидным животом. Наш приобрел пузико, но не успел снять бандану. Мореплаватель прервал тарахтенье проводника, повернувшись к нам.

– Я достаточно хорошо говорю по-вашему. Что вы хотите?

– Нанять тебя и твой корабль.

– Когда?

– Сегодня ночью.

Капитан вежливо улыбнулся:

– Неудачное время.

– Для хороших денег нет плохих времен, – намекнул я.

Капитан вопросительно приподнял бровь.

– Твой корабль здесь?

Кивок. Мысленно я выдохнул – вожделенная посудина рядом.

Договориться удалось не сразу. Уточнив местонахождение, вместимость судна и степень готовности, мы приступили к жесткому торгу. Кэп, поняв, что мы хотим, уперся мертво, беспокоясь за семью, лоханку и задницу. Деньги и ствол решали не все вопросы. Похоже – тупик.

Ситуацию спасло предложение – воссоединить все, столь дорогие сердцу кэпа части жизни на судне. Это повернуло дискуссию в конструктивное русло – воображение капитана захватила мысль пересидеть заваруху в эмиграции, с солидными деньгами. А не с голой задницей, как другие.

Мы сошлись на ста семидесяти, сэкономив обществу почти восемьдесят штук. Дальше был чай в тенистой беседке, восточные сладости и прочая лабуда ни о чем. Уложившись в двадцать минут и ударив по рукам, мы, вручив небольшой задаток, откланялись, уговорившись о встрече на закате.