Текст книги "Путь Ворона"

– К утру, чую, столько наберется… – качал головой Володя.

Уж точно. Стая явно росла, и даже четыре ствола не казались надежной защитой от многочисленных хищников. Если же представить три десятка километров, которые требуется преодолеть, да ладно, когда по льду, там хоть открытое пространство и дальнобойность оружия дает немалые преимущества людям, а вот в тайге… Видимость ограничена, вылетит несколько хищников из какого-нибудь ельника, да вплотную, тут можно не отстреляться.

Неужели волки поумнели благодаря мутациям настолько, что теперь то распадались на небольшие стаи, которым легче прокормиться, то собирались вместе, если добыча огрызалась и десятку-другому хищников была не по зубам? Организация лесных хищников в целях борьбы за пропитание…

Воронов словно воочию увидел наполненную волками огромную поляну. То один, то другой хищник выходил на холм посреди, что-то выл, а остальные то слушали молча, то начинали подпевать «оратору». Потом невесть как на возвышении появилось несколько человек в волчьих шубах. Вот кто-то сделал шаг вперед, взвыл ничем не хуже серых хищников, даже, пожалуй, громче.

И тут капитан очнулся. Рука привычно вцепилась в автомат. Приснится же такое! Мрак в избе царил практически полный, лишь немного света давал снег за небольшими окнами. Поблизости в самом деле раздавался заунывный и зловещий волчий вой. Маячил дежурный.

– Как обстановка? – Воронов поднялся, спросил едва не шепотом.

– Почти спокойная, – так же тихо ответил Гаричев. – Ложитесь, товарищ капитан. До смены еще больше часа.

– Такая ерунда приснилась, – признался Воронов. – Волки здесь?

– Да вон же они! – сержант отступил от окна, давая возможность командиру самому оценить ситуацию.

На фоне белого снега что-то чернело. Приглядевшись, Воронов понял – не что-то, а волки. Хищники сидели плотно, заняв большую территорию. Сколько их здесь столпилось, в темноте, сказать было невозможно, но счет наверняка перевалил за сотню. Может, и за две. Не так легко прикинуть количество зверей.

– И что? Только сидят?

– Временами воют.

В самом начале ночи волки попытались с налета выбить дверь, однако разведчики закрыли ее добротно. Завалили всем, что попалось под руку, да так, что самим выбраться теперь стало проблемой.

– Воют – ладно, – а уже думал: с утра-то как? Придется прокладывать путь огнем, однако любой бой чреват разными неожиданностями. Хватит ли патронов? Взяли с собой запас, давно были приучены к опасностям, так любые запасы конечны. И те, находящиеся в Елабуге, в том числе.

– Вот чего сидят, не пойму, – признался Гаричев. – Словно ждут чего-то.

На полу шевельнулись, и еще один человек поднялся. Судя по фигуре, внук. Дед был пониже. Присоединяться к военным Димка не стал. Вместо этого медленно и молча пошел в сторону сеней.

– Ты куда? – окликнул капитан.

Не отвечая, парень открыл внутреннюю дверь и уже на пороге был перехвачен бодрствующими товарищами. Но даже лишенный возможности идти, продолжал вяло вырываться, словно лунатик, задержанный санитарами. И все это по-прежнему молча.

Даже как-то жутковато стало. До сих пор Димка считался здоровым. Откуда же навалилась болезнь? Что на него вообще нашло?

– Димка! Стоять!

Резкая команда подействовала, судорожные движения прекратились.

– Что? – сипло вопросил Димка.

– Это тебя надо спросить.

– Где я?

– В избе, – едва удержался, чтобы не сказать иное слово, капитан. – Куда намылился?

Парень врубился в ситуацию не сразу. Пришлось дать хлебнуть ему воды, печь неплохо сохраняла тепло, и на ней стоял котелок, а там поднялся разбуженный шумом дед, и уж втроем допытались до правды.

– У меня чувство было, будто я должен выйти. Обязательно должен, и все, – зубы Димки начали стучать, вообще парнишка был здорово перепуган. – Тянуло прямо, а что, зачем…

– Куда тянуло? Димка, ты в своем уме? – возмутился дед. – Как врежу сейчас!

– Подождите. У меня тоже было впечатление, словно кто-то зовет наружу, – неожиданно признался Гаричев. – Не сильно, однако…

– Меня – нет, – Воронов прислушался к себе и не нашел никаких позывов.

Но на душе стало тревожно. Вспомнились смутные слухи о всяких зовах, о превращавшихся в безвольных кукол людях – страшилки, порою звучащие в редкие минуты отдыха. Кто его знает, вдруг мутации привели к развитию паранормальных способностей? Гипнотизировали же удавы кроликов, почему волкам не совершать того же? В природе выживает сильнейший. В нынешние времена – в особенности.

В душе Воронова поднялась клокочущая ярость. На Димку, на хищников, на весь мир, суровый, лишающий надежды. Она требовала выхода, немедленного действия, и капитан подскочил к окну. Передернул затвор, стал стрелять, даже в ярости по привычке короткими очередями, чтобы не слишком задирало ствол. Темная масса на улице сразу распалась, волки бросились врассыпную, понимая: на них обрушивается смерть.

Несколько силуэтов рванули прямиком к избе, и по двери ударило с той стороны. Укреплен вход был на совесть, с разгона не пробить, хотя люди невольно вздрогнули. Теперь уже стреляли все, словно речь шла о натуральном приступе. Только большинство волков бежало прочь, то ли инстинктом, то ли звериным умом понимая: ворваться внутрь четвероногим почти невозможно.

– Н-да. Отвели душу, – Воронов успокоился первым, сел прямо у окна и принялся набивать опустевшие магазины.

– Это ладно. Здесь нас не возьмут. А вот как домой идти будем? – подал голос дед Володя. – Больно их много…

О людях он больше не поминал. Без них положение стало аховым. На помощь же рассчитывать не приходилось. На то и разведка, чтобы из всех передряг выходить самостоятельно.

– Как-нибудь, – вздохнул Воронов. – Нам бы до Амура добраться, а там по льду… Хоть видимость получше будет. Н-да… Ладно. Всем отдыхать. Денек впереди трудный, дремать на ходу не получится.

Утро было хмурым и безрадостным, как любое другое в последние годы. Солнце осталось по ту сторону Катастрофы, словно не желало смотреть на сотворенное людьми.

Волки почти не показывались. Лишь изредка из-за всевозможных укрытий выглядывала серая морда, смотрела на укрывавший потенциальную пищу дом и быстро убиралась обратно. От погибших хищников остались лишь разбросанные кости да местами клочки меха. Стая не утруждала себя моралью. Еда не должна пропадать, и какая разница, кем она была при жизни?

Люди молча позавтракали. Говорить не хотелось. Отправляться в обратный путь – тоже. Просто здесь долго не высидеть. Осаду снимать не будут, хищники терпеливы, лучше уж попытаться прорваться сразу.

– Ладно. С Божьей помощью, – Воронов посмотрел: ничего ли не забыли?

Что забывать, если поход совершался сравнительно налегке, а перепаковано все было еще с вечера? Патроны под рукой, оружие…

Баррикаду разбирали осторожно, стараясь не шуметь и не привлекать внимание стаи. На правах командира капитан выскочил на улицу первым, поводил стволом по сторонам, убедился, что ни одна тварь не попадает в прицел. Однако оружие держал наготове. Тем временем за его спиной вышли остальные. Встали на лыжи, подождали, пока то же самое проделает прикрывающий их Воронов.

– Давай!

Побежали быстро, стремясь как можно быстрее вырваться за пределы поселения. Впереди капитан, следом Димка, дед и замыкающим – Гаричев. Невольно ждали немедленного нападения, на подсознательном уровне позабыв, что имеют дело не с людьми, а даже самые умные хищники операции не разрабатывают.

Но кое-где за всякими строениями, а то и за сугробами, строения прикрывавшими, хищники стояли и сидели одиночками и небольшими группами. Головной Воронов на ходу открывал огонь, не столько стараясь попасть, сколько отогнать противника. Обычно короткой очереди на это хватало, лишь разок пришлось добавить вторую. А вот по части попаданий, то, похоже, зацепило кого-то лишь пару раз. Перед распахнутыми настежь главными воротами селения сменил расстрелянный магазин, вылетел на другую сторону и невольно перевел дух.

Приятно иметь противником животных. Люди могли бы заранее устроить здесь засаду, а вот стая явно не приняла во внимание возможный прорыв, настроилась на долгое ожидание и осаду избы. Лишь подальше маячили отдельные хищники, которых сразу удалось отпугнуть несколькими выстрелами.

Правда, у лесной опушки уже показались силуэты. Уходившие из селения волки теперь возвращались на шум, да и позади слышались звуки бросившейся в преследование стаи.

Гаричев остановился, прицельно высадил магазин по выскакивающим через ворота хищникам. Это сильно остудило пыл погони. На время, конечно, так и вся жизнь – явление сугубо временное.

Теперь сержанту пришлось нагонять резво идущих вперед товарищей. От каких мелочей часто зависит удача! Сломается лыжа, случится еще какая беда, и все, нагрянет конец.

Не сломалась. Разведчики были людьми опытными, прекрасными ходоками, выносливыми, даже Володя, которому было далеко за шестьдесят. Иные сидели дома, а не рисковали в блужданиях по тайге. Все возвращается на круги своя, и ценность человека уже не определяется толщиной кошелька. Где теперь тот офисный планктон, который до Катастрофы мнил себя без малого хозяином жизни? Кому помогла тяга к гламуру, умение оттягиваться со вкусом, нужные знакомства, марка автомобиля и крутость компьютера?

Как говорилось раньше, где прошлогодний снег? Сейчас так не скажешь. Где? Да просто погребен снегом этого года и сам лежит на позапрошлогоднем, и так множество слоев.

Здесь тайгу рассекала просека. Как бы ни были нелюдимы староверы, кое-какие связи с прочими поселениями они изредка поддерживали. Да и рыбу на реке ловили. Потому кусты вдоль импровизированной дороги были на всякий случай вырублены, совсем уж неожиданно не нападешь.

Волки пытались. Они выскакивали из-за деревьев то с одной стороны, то с другой, порою поодиночке, но чаще небольшими группами, хорошо, имелась небольшая фора, и каждый раз получалось отстреляться. Несколько раз – буквально в упор. Один волчище, огромный, едва не с пресловутого теленка, почти налетел на деда и рухнул прямо у ног последнего, изрешеченный перекрестным огнем, но все еще пытающийся дотянуться до человеческого тела.

Приходилось уже не бежать, неторопливо идти. Все равно хищники с легкостью огибали группу где-то в стороне и появлялись с одинаковой легкостью и впереди, и позади. Догадались бы навалиться всей стаей, тут бы и пришла хана, но не догадались, а от нескольких особей кое-как отбивались. Кого-то задевали пули, прочие шарахались под прикрытие деревьев, и так вновь и вновь.

Сколько шли не такую дальнюю дорогу, как – никто из группы вспомнить не мог. Путь превратился в кошмар. Уши заложило от грохота выстрелов, даже пальцы устали давить на курок, спины взмокли… И все-таки вдруг оказались на высоком берегу, а внизу простиралось широкое открытое пространство.

Амур.

На полной скорости скатились вниз, проскочили часть пространства, остановились, дружно ударили огнем по зарвавшимся преследователям и, уже провожая взглядами убегавших хищников, остановились перевести дух.

– Черт! Патроны скоро кончатся! – Гаричев торопливо набил магазины и теперь с сожалением смотрел на почти пустой мешочек, где хранил боеприпасы россыпью. – Не считая рожков, десяток штук.

– У меня и того нет, – признался Воронов. – Четыре штуки. Останемся живы, всыплет нам Сергеич за перерасход имущества.

Вроде ничего смешного не прозвучало, только разведчики вдруг расхохотались. Нервная система на пределе, и теперь таким образом происходила разрядка.

Ничего еще не кончилось. На склоне волки застыли шеренгой, совсем как в каком-то почти забытом фильме про Гражданскую войну какие-то «плохиши». Воронов толком не помнил, белые ли, зеленые. Как не помнил название картины. Лишь что герои куда-то ехали на тачанках, а их непрерывно атаковали злобные кавалеристы.

Эх, сюда бы в самом деле тачанку и пулемет! Хотя прегради путь, а стрельба вперед невозможна…

Часть стаи спустилась на лед, попробовала атаковать на всей скорости, однако не выдержала плотного огня.

– Они что, со всей тайги сюда заявились?! – несколько истерично вопросил Димка. Не считая атаковавших, оставшаяся на месте шеренга на берегу смотрелась весьма внушительно. Пересчитывать оставшихся врагов не хотелось. Потом родятся невольные мысли: хватит ли патронов? Несколько атак, а там или ножами отбивайся, или последние гранаты в дело пускай. Уж лучше подорваться, чем тебя живым будут разрывать на куски.

Волкам не хватало ярости. Наверняка убитые собратья тоже сыграли на руку людям. Тут – рисковать шкурой, здесь – без всякого риска поесть еще теплого мяса. А какое из них хищнику вкуснее – кто может сказать определенно?

Несколько километров быстрого бега, еще одна атака, грохот стрельбы, отступление стаи. Опять бег, вновь серые хищники, несущиеся наперерез, стрельба…

– У меня пять патронов осталось, – оповестил Димка. – Еще разок и…

– У меня – полтора магазина, – Гаричев с тоской провел рукой по разгрузке, словно от этого могли появиться боеприпасы.

Дед и Воронов на сей раз отмолчались. Говори не говори, еще одну атаку отбить при удаче удастся, а дальше никаких улыбок Фортуны не предвидится.

Люди бы уже давно перестали лезть, а у стаи то ли чересчур коротка память, то ли, наоборот, длинна, и вожаки вспоминают, как в какой-нибудь неведомый прошлый раз двуногие существа перестали огрызаться огнем, мгновенно превратившись в обычную дичь.

Во время наскоков некоторые хищники застывали на каком-нибудь местечке повыше, там, где был лучший обзор. Словно полководцы во времена, когда поле боя можно было окинуть одним взглядом. Интересно, были ли те «наблюдатели» каждый раз теми же самыми или нет? Жаль, с людской точки зрения практически невозможно отличить одного зверя от другого, даже дед Володя ничего не может сказать по данному поводу. Лишь повторить известный факт: вожак возглавляет нападение, а не руководит со стороны. Для руководства требуется чрезвычайно развитая система сигналов, ни у одних животных не замеченная.

Теперь-то кто знает? Вон обычные овощи как изменились!

С другой стороны, у животных мутации обязаны идти помедленнее. Чертова дюжина лет всего прошла. С учетом – абсолютное большинство мутаций неблагоприятны для вида, проще говоря, носят летальный характер для конкретного живого существа, а полезных от силы один процент… Или тут как раз сыграла роль пресловутая теория вероятностей? Проще говоря, не повезло…

Не успел Воронов подумать о невезении, как ветер из слабого превратился в порывистый. Пронесся по верхушкам сугробов, рождая поземку, тихонько завыл в подражание маячившим на берегу хищникам. Тучи в небе понеслись быстрее, угрожая в любой момент разродиться метелью, если не настоящим бураном.

– Все, – вдруг выдохнул дед.

Пот тек по его лицу, скатывался на бороду и уже там застывал сосульками.

– Ты чего? – не в привычках капитана было тыкать людям немолодым, да сейчас не до вежливости.

– Не могу больше. Выдохся, – даже говорил Володя с трудом. – Оставьте меня здесь, а сами идите. Я прикрою.

– Сдурел, старый? – не выдержал Воронов. – Какое прикрою? Видишь, их сколько? Десяток останется с тобой, а прочие уйдут с нами. И вся твоя жертва псу под хвост. Или дойдем все, или…

– Дед, я помогу, – Димка встал рядом со стариком. – Давай рюкзак. Я здоровый, донесу…

Волки вновь ступили на лед, вереницей двинулись наперерез.

– Идем. Чего встали? Десяток километров, и дома! Гаричев! За дедом присматривай!

И вновь торопливый, на грани возможностей, бег. Волки особо не приближались, будто опытным путем успели установить обычную дистанцию стрельбы. Если очень постараться, Воронов, пожалуй, рискнул бы попасть хотя бы в одного хищника и сейчас, только смысл тратить драгоценные боеприпасы?

Ветер старательно мешал, дул в правый бок, едва не сносил с пути. Но волкам вообще пришлось бы атаковать против ветра. Километр, еще…

– Наши! Товарищ капитан! Наши! – Димка заметил то, на что Воронов внимания не обратил: на далекие фигурки людей на «своем» берегу. Десятка два, не меньше.

Дошли… И ведь не верится…

Тринадцать лет после Катастрофы. Лето

– Что думаете, товарищи военные? – Председатель окинул взглядом офицеров.

Было их трое – Букретов, Воронов и Тренько. Если по званиям – подполковник и два капитана. По должностям – командующий, он же – начальник штаба, его заместитель и зам по вооружению. По нынешним должностям, разумеется. Какой смысл вспоминать старое?

Небольшое совещание проходило в убежище. Село было довольно большим, в советские годы в нем располагался рыболовный колхоз «Путь Ильича». Затем – развал и разброд, колхоз распался, но и индивидуальное фермерство прижилось не слишком. Молодежи тут даже раньше было не очень, все старались перебраться в Хабаровск, а наиболее активные – еще дальше. Однако на лето кое-кто приезжал отдохнуть. Амур под боком, природа, всякие дяди-тети… В чем-то на дальнейшую судьбу повлияло бомбоубежище. В приснопамятную перестройку в Елабуге стали возводить краевой центр связи, а к нему – соответственно большое укрытие на случай гипотетической войны.

С исчезновением страны центр стал никому не нужен, бомбоубежище – тем более. Настолько, что даже бизнесмены не захотели прибрать бесхозное имущество к рукам. Мороки много, толку – никакого, зачем же оно тогда надо? Было бы в черте города, а тут до столицы края восемьдесят девять километров. Даже под склады использовать смысла нет. Далековато при постоянно дорожающем бензине. Здание центра в итоге здорово обветшало, потихоньку стало превращаться в развалины без всякой войны, а вот бомбоубежищу повезло чуть больше. Что ему сделается, если оно под землей? Там даже разваливаться нечему. Именно сюда в момент всеобщей Катастрофы устремились жители села и все гости да родственники, которые волею судьбы оказались в Елабуге. Оно же помогло пережить первые дни, когда ветер нес радиоактивные осадки. По самой деревне, разумеется, никто не бил. Войска здесь отродясь не стояли и в те времена, когда армия была армией, а не жалкими останками былой мощи, и ядерный заряд стоил бы гораздо дороже возможного ущерба, нанесенного противнику.

– Если молодые, малооблученные, может, есть смысл принять? – старшим по званию являлся Букретов, но он молчал, лишь смотрел на Воронова, и тому пришлось высказаться первым. – В качестве работников. Надо же когда-то от выживания перейти к возрождению! Свежая кровь, все такое… Есть определенный минимум, после которого вырождение неизбежно даже без всяких эпидемий и прочего. Мы обязаны думать о будущем – и в этом смысле тоже.

Многие дети рождались с разными патологиями, а хороших врачей в селении никогда не было. Если бы и были, все равно лечить было нечем, да и возможно ли лечить последствия радиоактивного поражения? В ближайшей перспективе проблема выживания кое-как была решена, зато в отдаленной… Возможно ли вообще существование отдельно взятого небольшого поселения в условиях ядерной зимы, которой не предвидится конца? А без перспективы весь труд становится бессмысленным. Проще взять, прорубить прорубь и дружно утопиться.

– Кровь нужна, – согласился Председатель. – Расшириться мы немного сумеем – были бы еще руки. Людей бы нам побольше да поздоровее! Но вдруг они больны? Кажется, здоровых сейчас вообще нет. И зачем нам будущие калеки? Кормить?

Он был практиком, не зря сумел организовать жизнь и быт даже в абсолютно нечеловеческих условиях.

– Я давно предлагал понемногу расширять территорию, – напомнил Воронов. – Рано ли, поздно, однако необходимо подумать о государстве со всеми его структурами. Иначе здоровы люди или неизлечимо больны, толку не будет. Кто-то должен начать. Москва тоже не сразу строилась.

– То есть ты – за?

– Не знаю. Теоретически надо было бы увеличить население. Практически – не нравятся мне эти парнишки. Есть в них что-то недоброе, не пойму, что именно. В Седом – ладно. Типичное дитя либерализма с манией собственного эго. Вот Борис – что он за человек? Чувствую в нем второе дно, а какое? Странный у него какой-то взгляд. В общем, не пойму, в чем дело, но по мне лучше бы они прошли мимо.

– Интересно. Что ж, надо присмотреться. Еще какие-нибудь возражения против?

– Я с ними вообще не разговаривал, – вставил Тренько. – Как скажете, так и будет. По моей части от них по-любому пользы нет.

– Тогда что решаем? Пусть идут дальше?

– Как вариант – чтобы не приглашать их сюда, можно завтра сходить с пацанами и посмотреть, что там за группа, кто, сколько, о чем думают? – предложил Воронов. – Не надо будет их пропускать на территорию. Лучше уж рискнуть вдвоем, может, втроем, чем всем вместе.

– Да? – с некоторым сомнением переспросил Председатель.

– Я могу сходить, – понял невысказанную мысль Воронов. – Возьму кого, того же Гаричева, еще кого на всякий случай. Если через пару дней не вернемся, значит, вам придется готовиться к бою. Не в первый раз…

– Долго еще, Сусанины?

– Кто? – туповато переспросил Седой.

Ему бы больше подошло по имени – Серый! В смысле, ума.

Парнишки вообще не блистали интеллектом, да и откуда им, выросшим после распада, знать что-либо из истории или из других ставших абстрактными наук? Тут до Катастрофы уровень образования упал куда-то к нулю, а после вообще превратился в фикцию. Если парни умели чисто теоретически, все-таки начальную школу по возрасту им посещать довелось, читать и писать, теперь подобные навыки наверняка были забыты как абсолютно ненужные. Хотя умение понимать буквы, может, и сохранилось – вдруг попадутся консервы или нечто иное? Надо же понять, можно это есть или, скажем, предназначается для мытья или краски?

– Был такой человек. Очень любил повести гостей, да и заплутать с ними вместе, – пояснил Воронов.

Рассмеялся Мишка. Как-то гадливо улыбнулись Седой и Бор. Видно, по нраву им пришлась картина – недоумевающие уставшие гости, понятия не имеющие, как выйти из леса к жилью?

– Куда теперь идти? – иначе повторил вопрос капитан. – Или вперед вы шли быстрее, чем назад? Говорили – полдня.

– Полдня и есть. Просто тайга везде одинакова. Может, ошиблись немного.

– А если совсем не найдем? Тоже мне разведчики! – невольно скривился Воронов. Ночью шел снег, и никаких следов не было, однако, в его понимании, головной дозор обязан ориентироваться на местности едва не с завязанными глазами. А уж там, где доводилось проходить, проблем не должно быть даже теоретически. – Так от всего вашего отряда в неделю никого не останется. Неужели трудно было двигаться хотя бы вдоль реки, раз по-иному не умеете?

– Умеем мы, – обиделся Борис и недобро зыркнул на капитана. – Сейчас найдем. Главное – чтобы нам навстречу не пошли. Вот тогда точно можно разминуться.

Воронов лишь головой покачал.

Если в начале пути парни шли весьма уверенно, то по мере отдаления все чаще начинали плутать, порою возвращались назад или забирали в сторону, никак не могли найти ориентиров, в общем, потихоньку начинали двигаться наобум. Еще хорошо: никаких иных сложностей пока не было. Ни волчьих или собачьих стай, ни прочих хищников, в тайге, пусть очень редко, еще могли попасться даже тигры, а с некоторых пор иногда объявлялись вообще какие-то непонятные мутанты. Но ладно тигры, те типичные индивидуалисты, этакие либералы животного мира, а вот нарвешься на волчью стаю… Будь группа помноголюднее, куда ни шло, но вшестером отбиться от хищников, которые иногда собирались вместе в количестве чуть не сотни голов…

– Знаю! – вскрикнул Мишка. – Я это сломанное дерево помню! – И после некоторой паузы: – А может, не это…

– Ты уж как-нибудь определись: то, не то… – с долей иронии посоветовал Воронов. – Если не найдем, то поворачиваем назад. С расчетом до темноты вернуться в деревню. Ночевать в тайге настоятельно не рекомендуется. Съедят-с.

Судя по тому, как сразу заозирались все трое, перспектива показалась весьма неприятной.

– Кажется… – Мишка повернулся к приятелям, призывая их в свидетели.

– Не помню, – впрочем, Седой впечатления умного не производил.

– Мне знакомо, – после раздумья вымолвил Борис. – Мы шли оттуда, я еще повернулся и подумал – неплохой ориентир. Точно, оно! Теперь знаю, куда идти. Вон на ту сопку, а там где-то через полчаса выйдем. Ну, может, через час.

– Смотрите. Я ведь не шучу. Час – самое большее, что мы можем отвести на поиски. Потом поворачиваем назад.

– А если назад дорогу не найдем? – не без наглости поинтересовался Седой.

– Н-да… Не смеши. Кстати, господа, сразу уясните вещь первую. Не ведаю, каким образом вы дожили до нынешнего дня, но если хотите жить дальше, учитесь ориентироваться хотя бы в пределах дня пути. Уж поверьте немолодому человеку.

По сравнению с гостями Воронов был не просто немолодой. Он был из другой жизни. Даже родился в иной стране, а это значило многое. Он-то пусть хоть как-то, однако помнил величие собственного государства, а что могли помнить молокососы, кроме сплошной череды унижений и поклонения чужому мнению? И то, если помнили как нечто смутное, больше просто связанное с детством. Сколько им было в роковой момент? И вроде должны получше приспособиться к новым условиям, все-таки взросление происходило после Катастрофы, а вот гляди же, заплутали в трех кедрах. Поневоле задумаешься: как вообще дошли? Или – как руководители отпустили в разведку именно эту троицу?

Вопреки опасениям, а то и тайным надеждам – нет отряда, нет и проблем с его принятием или непринятием, – скоро парни узрели характерно наклоненное дерево, затем – бурелом и дальше уже шли уверенно, не особо сворачивая.

Сопка, другая, третья, проход низинкой, а там вдали действительно обнаружился лагерь. Какие-то подобия палаток из шкур, костры, даже некие наметки защитной ограды, которая в силу прорех в ней и малой высоты ни от каких серьезных хищников защитить не могла. Похоже, путешественники обладали огромным запасом везения, раз до сих пор были живы и смогли пройти огромное, по словам парней, расстояние.

На глаз, тут было с полсотни человек – как и говорил Борис. Действительно, большей частью молодые, хотя Воронов сразу разглядел с десяток человек постарше. Не слишком, где-то между тридцатью и сорока, если говорить обо всех скопом. Девушек тут тоже хватало. Пусть поменьше, чем парней, но для отряда, посланного в разведку, даже многовато. Интересно, почему? Пропаганда идей равноправия полов или взяли с собой в качестве подстилок?

Мысль была несколько циничной, однако бывают ли романтики с капитанскими погонами? Военное дело предельно приземленно, соответственно восприятие мира лишено розовых очков. Да и эти… ну, парни, на романтиков отнюдь не походили. На отморозков тоже не слишком тянули, хотя тут как знать? Хотели же напроситься в охрану. Не будучи военными, полицейскими, на самый худой случай. Чуть не новоявленные братки в традициях ельцинских лет. И уж потянуть за собой некоторое количество безотказных дам таковые вполне могли. Холодно в дороге, не холодно, молодость всегда найдет выход.

– Братишка! – к Борису подскочила девушка, такая же черноглазая, но, разумеется, намного более миловидная.

Чересчур миловидная. У Воронова вмиг пропали циничные мысли. Даже дыхание перехватило, и капитан не сразу сумел выдохнуть застрявший в легких воздух.

После Катастрофы женщины в жизни Воронова порою бывали, чувств к ним не было. Потому собственная реакция удивила капитана. Симпатичная у посланника сестренка, только что с того? Она же вполне годилась Воронову в дочери. Да ладно, подумаешь, красивая женщина? Это же не повод, даже если давно не видел таких глубоких глаз и правильных черт лица. Пройдет, как проходит на свете все хорошее и все плохое. И, кстати, национальность угадывается тоже. Вполне определенная, в здешних краях весьма редкая.

Между тем на Воронова с его бойцами уже смотрели выжидательно, и офицер поневоле отвел взгляд от девушки, принялся высматривать старшего среди путешественников. Но четко сказать что-либо о конкретном человеке было нельзя. Прибывшие были окружены людьми, и никакой субординации, поневоле возникающей в любом обществе, на данный момент не просматривалось. Не иначе Борис был прав, и общие вопросы решались тут толпой, а практические – советом из трех человек, куда, кстати, входил и Борис. Видно, молодость пороком среди невольных бродяг не считалась.

– А вы откуда? Вас много? Далеко идти?

Вопросы посыпались одновременно, и не то чтобы ответить, даже разобрать многие в общем гаме оказалось немыслимым.

– Господа! Не все сразу! – голос Воронова приобрел командные нотки.

Шум стал стихать. Народ стоял, смотрел и ждал, кто – с надеждой, а кто – с уверенностью.

– Первое. Я – капитан Воронов. Заместитель начальника вооруженных сил и начальник штаба поселения Елабуга бывшего Хабаровского края. Почему штаб? У нас здесь бывает неспокойно, и в случае объявления тревоги мужское население ставится под ружье. Плюс – имеется постоянное подразделение, несущее охрану периметра и осуществляющее разведку. В данный момент я являюсь полномочным представителем нашего руководства. Раньше бы сказали: послом, но это уж чересчур, учитывая масштабы. Хабаровск, кстати, в противоположной стороне, однако двигаться туда не советую. Там не слишком спокойно, отдельные группировки воевали между собой, часто пытались предпринять вылазки против уцелевших окрестных сел.

Слушали капитана внимательно, а вот все ли понимали, здесь у Воронова имелись большие сомнения. На многих лицах лежала печать отсутствия интеллекта, если говорить очень мягко. Что еще ждать, когда народ вокруг молодой, никакого образования получить по понятным причинам не мог, может, дополнительно сказались какие-нибудь мутации или хотя бы последствия лучевой болезни, наконец, сама жизнь, где для выживания требовались не отвлеченные знания, а лишь сила да обычная удачливость? В Елабуге еще в самом начале эпопеи решили поддерживать культуру любой ценой, там, наоборот, люди постарше знали меньше, а молодежь едва не силой заставляли штудировать книги из небогатой сельской библиотеки да те, что сумели привести из экспедиций. Раз хороших учителей в деревне практически не было. Имелась надежда на возрождение человечества, пусть не прямо сейчас, а в некоем отдаленном будущем, и тогда станут необходимыми знания из физики и химии, уже не говоря про технику. И, разумеется, истории – обязана ведь она хотя бы раз кого-то чему-то научить. Плюс – кое-что удалось воплотить в жизнь. Ту же геотермальную электростанцию в придачу к построенным электростанциям ветряным. В условиях наступившей вечной зимы выжить человеческому обществу совсем без техники невозможно – в отличие от отдельного человека. А эти явно пошли по более простому пути и вот – проиграли игру с взбесившейся природой. Судя по коллективному поиску земли обетованной.