Текст книги "Путь домой идёт через болото. Часть 1"

Глава 6

Ночи всё холоднее и нужда в постоянном теплом жилище всё острее. Сняв на ближайшее время проблему с питанием, я вновь возвращаюсь к мыслям о доме. Каким он должен быть? Самое надежное и теплое убежище, это, пожалуй, землянка. Но её я построить не смогу физически – у меня нет ни лопаты, что бы выкопать котлован необходимой глубины, ни топора, что бы изготовить накат из бревен. И так, землянка в моей ситуации не годится. Шалаш? Какой? Конический или двускатный? Думаю, северные аборигены не зря делают своё жильё в виде конуса. Его и обогревать удобнее и огонь не заденет крышу, да и в изготовлении оно попроще. Решено. Строим конический чум, обложим его ветвями, лапником, корьем.

Итак, мой дом будет коническим. В предоставленных мне условиях это наиболее простой и надежный вариант, к тому же его изготовление мне по силам. С чего начать? С общей схемы. Ну, во-первых, необходимо определиться с размерами, в данном случае с диаметром и высотой. Каков будет диаметр моего чума? Пожалуй метра четыре. Пять для меня одного многовато станет, да и прогреть его будет сложно. Три, учитывая, что будут наклонные – мало. Для надежности необходимо устанавливать шесты на расстоянии у земли не более полуметра один от другого. Итого, понадобиться заготовить не менее… (я начертил на земле окружность, провел диаметр, разбил его на четыре части, сделал отметки на поверхности окружности условно через каждые полметра) … да, не менее трёх десятков шестов! Немало! Далее – если принять высоту будущего чума так же в четыре метра, то длинна каждого шеста… длинна каждого шеста… (я вновь принялся рисовать) метров пять, пять с половиной. Вот с заготовки этих шестов мы и начнем.

Я вылез из своего временного пристанища под елью, прихватив оба каменных рубила и стал осматривать подвластные мне территории. В противоположной от протоки стороне, сравнительно недалеко, целые заросли из молодых сосенок нужного мне размера. Бодро понесся на четвереньках к ним. Выбирая деревце диаметром ствола у основания с моё запястье, начинаю обтёсывать у самой земли со всех сторон рубилом. Затем, когда оно становится достаточно тонким, наваливаюсь на деревце всем телом, валю его. На повалку одного ствола уходит не менее получаса. Затем столько же вынужден отдыхать, приходя в себя.

За первый день свалил десяток сосенок, изрядно при этом вымотавшись. К концу рабочего дня мои руки изрезаны и густо покрыты синяками, пальцы распухли и одеревенели. За второй и третий день, едва ощущая руки и спину, с грехом пополам свалил по четыре-пять стволов. Зато на четвертый я так отработал технологию, что еще до обеда свалил сразу двенадцать деревцев, а затем, очистив все поваленные стволы от веток, стащил их в одну кучу. Два следующих дня посвятил тому, что отмеряя метровой веточкой (насколько я смог определить этот метр) пять с половиной метров от комля ствола и, отступив еще немного, обрубал верхушки.

Наконец, к исходу седьмого дня передо мной рядком лежали готовые светло-коричневые, одинаковые как братья-близнецы шесты. За эти дни я отвлекался от работы лишь по утрам, что бы вытащить из садков очередную порцию рыбы. Ту, что я не успевал съедать за день, потрошил, очищал от чешуи и по возможности от шкуры, нарезав полосками, развешивал повыше на сучьях для провяливания. Шкуру рыбы я не выкидывал, а так же развешивал сушиться, в надежде, что когда либо найду способ сварить её, получив питательный бульон. В моих условиях, не зная, смогу ли я добывать себе рыбалкой пищу зимой, не стоило пренебрегать никакими съестными припасами. Я перестал даже выбрасывать рыбные кости, намереваясь использовать их таким же образом.

Утро следующего дня я начал с поисков подходящего места для установки чума. Во-первых, это место должно было быть достаточно открытым, но не ветреным, поверхность земли ровной и само место расположенным невдалеке от протоки. Вместе с тем от него должно быть недалеко и до деревьев, постоянного источника топлива (в том, что я найду способ добыть огонь, я по-прежнему не сомневался, за последние дни моя уверенность в своих силах значительно возросла). На поиски и обдумывание каждого из вариантов потратил всю первую половину дня. Наконец нашел, на мой взгляд, идеальное место, удовлетворяющее всем требованиям. Между молодой сосновой рощицей и берегом протоки, метрах в пятидесяти к северу от моей нынешней стоянки. К тому же с северной стороны его прикрывали от ветров густые ивовые заросли. При этом вокруг оставалось достаточно свободного ровного пространства. Перетащив к месту будущей стройки все тридцать заготовленных шестов, что потребовало от меня значительных усилий, так как по-прежнему передвигался исключительно на четвереньках или на коленях, я сложил их рядком.

Нарек выбранное место «Стойбищем» и торжественно воткнул в центр будущего жилища обломанную ветку, служившую мне ранее линейкой. Затем, взяв один из шестов и отмерив на нем расстояние, равное по моим подсчетам ровно двум метрам, стал с его помощью описывать вокруг центра окружность диаметром в четыре метра, прочерчивая её концом своего костыля. Получился очень ровный круг, которым я с полным правом даже залюбовался. Хоть что-то геометрически правильное, напоминающее о человеческом жилье среди окружающей дикой природы с её вечно изломанными кривыми линиями.

Передохнув, отправился к зарослям ивы, начинавшимся буквально в тридцати шагах от стойбища, где нарубил охапку полутораметровых прутьев, достаточно тонких, что бы гнуться не ломаясь. Сложил их кучей рядом с шестами.

Так как дело близилось к вечеру, начало строительство отложил до утра.

Однако следующий день посвятил не строительству, а устройству в обрыве пологого спуска к протоке напротив нового места жительства и перетаскиванию сюда же всех орудий лова. В этом месте пляж даже более широк и удобен, около двух метров, а дно уходит вглубь более круто, что для рыбалки очень даже неплохо.

И вот настало время вплотную приступить к постройке дома. Почему-то стало страшно. От того, насколько преуспею я с этой задачей, во многом зависит и смогу ли выжить в этом диком краю. Кроме того, постройка жилища означает, что я сознательно, окончательно решил остаться здесь зимовать. Сняв с ветки несколько полосок подвяленной рыбы (с некоторых пор я предпочитаю питаться именно подвяленной, а не свежей) перекусил, восстанавливая силы. Ну, с Богом!

Первым делом выбрал три самых длинных и толстых шеста. Отступив сантиметров по семидесяти от верхушек, прорубил на каждом вокруг неглубокие канавки. Затем, сложив шесты вместе, обвязал их в этом месте ивовыми прутьями. На изготовление подходящего ивового кольца ушел не один час – поначалу кольца попросту распадались и не хотели скреплять шесты вместе. Когда я наконец научился делать крепко держащееся кольцо, сплетая несколько прутьев вместе и пряча их концы внутрь, выяснилось, что получившееся кольцо слишком плотное, не позволяющее развести комли шестов в стороны. Следующее кольцо, напротив, через чур широко и не удерживало шесты вместе, легко скользя по ним вверх-вниз. Но наконец-то результат устроил меня: шесты оказались довольно плотно связаны вместе у верхушек и при этом нижние их концы я мог свободно развести в стороны.

Вновь подкрепившись рыбой, занялся установкой остова чума. Разместив связку из трех шестов комлями к центру окружности, связанными верхушками наружу, я растащил нижние концы в стороны, положив на края начерченной мной ранее окружности: два шеста с правой стороны, один – с левой. Затем взявшись за один из двух шестов, находившихся справа, осторожно потянул его на себя, пятясь при этом понемногу назад. Связанные вместе верхушки, а за ними и все сооружение, медленно поднималось все выше и выше, пока верхушка не вознеслась ввысь, а два противоположные шеста не склонились в мою сторону. Тогда я разместил нижний конец своего шеста на линии окружности и принялся по очереди перемещать по ней два других, пока не убедился, что все они отстоят на равном расстоянии друг от друга.

И вот передо мной стоит тренога высотой около четырех метров с торчащими сверху в растопырку тремя полуметровыми рогами. Ура! Покачав по очереди шесты-ноги, убедился, что сооружение весьма крепко и надежно.

Отошел и полюбовался со стороны своей работой. Затем решил, что для большей устойчивости следует углубить нижние концы шестов в землю. Выковыряв рубилом с правой стороны каждой ноги по лунке глубиной сантиметров в пятнадцать, устанавливал их туда и прикапывал, плотно утрамбовывая. Закончил работу, как обычно, уже затемно.

Спал беспокойно, несколько раз за ночь просыпался – мне не терпелось продолжить строительство.

Едва рассвело, позавтракав и, по сложившейся традиции, проверив свои садки и развесив вялиться куски рыбы свежего улова, приступил к продолжению прерванной накануне работы.

Беря в руки по одному шесту, аккуратно размещаю их нижние концы на проведенной по окружности черте ровно между двумя прикопанными в землю накануне, прислоняя верхушками между торчащими вверх концами основных шестов. Таким образом, через четверть часа моё сооружение имело уже шесть ног. Затем между этими шестью шестами я, таким же образом, установил еще шесть. Затем еще по одному между каждым из двух установленных ранее. В результате ушло двадцать четыре шеста. Оставшиеся шесть попарно расположил между тремя первоначальными, понемногу сдвигая нижние концы всех остальных, пока не добился равномерного распределения их по окружности. После обеда занимался прикапыванием шестов в землю, но на сей раз не столь глубоко. К заходу солнца остов чума готов полностью.

С утра, закончив развешивать для подвяливания очередную партию рыбы, приступил к переплетению жердей остова чума ветками ивы. Натаскав несколько охапок прутьев толщиной с палец и длинной не менее моего роста, стал переплетать шесты кольцом вокруг, пуская два ивовых прута навстречу друг другу, таким образом каждый шест удерживался двумя прутьями – один оплетал его снаружи сооружения, другой изнутри. На следующем шесте эти два прута менялись местами. Первое ивовое кольцо сделал у земли, второе сантиметрами двадцатью выше. Расстояние между следующими около полуметра. И так до верхушки. Всего получилось одиннадцать колец, причем, начиная с седьмого, для сооружения каждого последующего приходилось вставать на одно из ранее вплетенных. Эту проверку на прочность они выдержали с честью.

С этой работой я справился за день. Ближе к вечеру, когда сооружение колец подходило к концу, я стал размышлять – с какой стороны мне устроить вход. В результате решил делать его со стороны всходящего утром солнца, то есть со стороны протоки.

Весь следующий день оборудовал вход в чум: каменным рубилом не без труда перепилил один из шестов с восточной стороны в двух местах: снизу, немного повыше второго кольца, на высоте сантиметров сорока от земли. Отступив с метр вверх, вновь перепилил этот же шест. Затем рубилом перерезал ивовые кольца между двумя соседними шестами с перепиленным в двух местах шестом между ними, оставляя концы прутьев такой длинны, что бы они по прежнему крепко держались за шесты. Более тонкими прутьями в несколько слоев оплел образовавшееся отверстие. Результат вполне удовлетворил меня – вход в чум получился овальной формы, несколько более широкий книзу, с плотным плетеным бортиком. Проем достаточной ширины и высоты, что бы я мог беспрепятственно проникать внутрь, но не настолько большим, что бы в моем жилище гуляли постоянные сквозняки. Надо будет подумать над устройством двери.

Последующие два дня ушли на тщательное переплетение пространства между шестами более тонкими прутьями. Мой чум становился все более и более похож на жилье и следующую ночь я провел уже в нем, натаскав внутрь веток и елового лапника для лежанки и перетащив все свое нажитое к этому времени имущество: несколько каменных рубил, пару копий, кучку камней для разных нужд.

Теперь необходимо решить, чем же окончательно покрыть свой дом, что бы обеспечить его полную ветро– и дожде-непроницаемость. На вечернем совещании было решено укрывать дом еловыми лапами. С этой работой пришлось провозиться два дня, так как каждую лапу приходилось выламывать довольно высоко с росших поблизости елей. Затем каждая ветка вплеталась черешком в каркас чума. Крепил лапник широкими кольцами снизу вверх, таким образом нижний край каждого последующего кольца перекрывал место крепления к обрешетке чума ветвей предыдущего кольца. Работал я добросовестно, не торопясь, в результате толщина покрытия чума получилась не менее десяти сантиметров. В дополнение решил снизу, до метровой высоты, укрыть чум дерном, на что ушло еще два полных дня – самым трудоемким оказалось нарезать полосы дерна и перетащить их к месту строительства, затем подогнать каждый кусок дернины по месту, обрезав излишки, и укладывая полосы встык. Результат, впрочем, весьма меня порадовал – стены получились толстыми и прочными, на уровне пола чум свершено не продувался самым сильным ветром. А пара прошедших к месту кратких холодных ливней полностью подтвердили надежность конструкции.

Когда работы по покрытию чума были закончены, я, поразмыслив, вырезал еще пять шестов, но более тонких и коротких, чем для остова, разместив их поверх покрытия чума в вертикальном положении и скрепил меж собой тремя ивовыми кольцами. Теперь я мог не бояться, что ветер разметает покрытие. В самой верхушке чума, в месте пересечения всех шестов, оставил неширокое отверстие-дымоход.

Дом вышел добротным и, не побоюсь этого утверждения, красивым. Донельзя горд собой. В нем даже сейчас, без огня, заметно теплее, чем на улице и последние ночи я сплю как в королевской опочивальне – в тепле и сухости. Я тем более рад, что по моим расчетам дело движется к середине октября и вскоре могут начаться настоящие затяжные дожди. Мне и так несказанно повезло, что за все время проживания здесь практически не было серьезных осадков.

Оставались мелочи: из четырех тонких полутораметровых шестов изготовил дверь, переплетя их прутьями и пучками сухой травы. Заходя в дом, я прислонял дверь к отверстию входа снаружи и укреплял её двумя палками. В последствии планирую сделать над входом еще и навес, что бы в слякотную или снежную погоду не заносить в дом грязи.

Внутри дома соорудил нечто вроде нар из жердей, плотно уложенных вместе и переплетенных прутьями, с накиданными поверху охапками сухой травы. Нары находятся с противоположной от входа стороны.

На высоте чуть больше своего роста закрепил горизонтально три жерди-перекладины, привязав концами к основным жердям чума. На этих перекладинах я развешивал припасы вяленой рыбы (так как очень опасался, что дожди могут погубить весь мой провиант).

Теперь только остаётся обзавестись огнем и тогда я смогу смело смотреть в будущее.

Глава 7

Следующий день решено объявить выходным, полностью посвятив его исследованию окрестностей стойбища. Я подумал – вполне ведь возможно, что дорога то проходит где-то совсем рядом и мне просто не понадобится затевать эпопею с зимовкой в тайге. Главное – не удаляться от построенного чума, чтобы не оказаться в том положении, в котором я был до недавнего времени – без жилья и без источника пищи.

Я так загорелся этой идеей, что еле заставил себя заняться ставшими уже обыденными утренними заботами. Но отложить их было бы весьма неразумно. Проверил ловушки, вытащив двух хороших окуней и небольшого щуренка. Обработав, развесил повыше на ветвях подвяливаться, переместив подсохшие кусочки рыбы в чум. Затем торопливо позавтракал (я уже мог себе позволить придерживаться некоего расписания в питании), сходил к протоке напиться. Очередной раз посетила мысль – надо позаботиться об изготовлении какой-то ёмкости для воды. Почти сразу возник и ответ – береста. При первой возможности наделаю емкостей не только для воды, но и для ягод, вяленой рыбы, прочих припасов, которые твердо планировал раздобыть. В том, что это мне по силам, я теперь абсолютно уверен. Надо лишь заготовить побольше режущего инструмента из камня. Но сначала следует убедиться, что мне действительно придется здесь зимовать.

Покончив с хлопотами по хозяйству, позавтракав и вдоволь напившись, не торопясь поковылял, опираясь на посох (я уже мог с осторожностью, но довольно уверенно наступать на больную ногу) вдоль обрыва в южную сторону. Учитывая, что солнце каждое утро всходило из-за протоки и, соответственно там был восток, справа мог находиться только юг, левая часть обрыва, соответственно, тянулась к северу. Решил, чтобы не заблудиться, пока не буду отходить далеко от края болота. А там видно будет.

Шел не спеша, стараясь излишне не нагружать ногу. Прошел мимо места своей первой стоянки под огромной елью. Миновал небольшую каменную гряду, состоявшую из вросших в землю, наполовину скрытых высокой травой пяти-шести больших валунов, располагавшихся перпендикулярной обрыву шеренгой. Самый крупный из валунов, раскинувшийся в ширь метров на пять, едва мне по пояс. Прочие поменьше, но так же довольно внушительного размера. У основания гряды, в густой иссохшей траве, множество осколков различного величины, отколовшихся видимо от валунов в результате многовекового воздействия на них то жары, то холода, то дождя, то снега. Почти сразу за «каменоломней», как я окрестил россыпь, начиналась березовая рощица, сплошь затянутая понизу травой. Желто-оранжевые осенние кроны деревьев уже начинают редеть, устилая рыжей листвой все пространство вокруг. Среди белых стволов мелькали темными вкраплениями заросли кустарника.

Вскоре высота обрыва, вдоль которого я продолжал свой путь, заметно уменьшилась. Поверхность земли опускалась все ниже и ниже и метров через двести обрыв сошел на нет. Здесь берег резко сворачивал вправо. Передо мной, на сколько хватал глаз, простирается усеянное кочками и редкими чахлыми деревцами болото.

Я так же вынужден круто свернуть и дальше идти уже вдоль южного низкого берега в западном направлении. Опушка березовой рощи отстояла от берега метров на десять-двадцать. Почва сухая, покрытая низкой редкой травкой и идти по ней довольно просто. Ветерок совершенно стих. Солнечные лучи приятно ласкают лицо. Я не удержался, что бы не присесть и не передохнуть четверть часа, с наслаждением вытянув уставшую, слегка нывшую от напряжения ногу. Затем продолжил путь дальше.

Пройдя берегом вдоль березнячка шагов триста с лишним заметил, что почва еще более понизилась. Под ногами захлюпало. Идти все тяжелее и тяжелее. А еще через полсотни шагов, когда рощица осталась позади, понял, что явно захожу в болото. Дальше пути нет. Пришлось вернуться поближе к деревьям и, сменив направление, идти вдоль края болота уже в северном направлении, т. е. практически параллельно оставшемуся где-то в стороне обрыву. Нехорошее предчувствие закрадывается в душу. Выбравшись на более-менее сухую почву, иду краем болота дальше. Местность резко поменяла свой умиротворенно-пасторальный вид на вид угрюмо-мрачный. Даже болото с этой стороны не напоминало больше огромное веселенькое зеленое поле для гольфа, а стало диким, таежным. Реденькие кочки отдалились от берега. Пространство между ними затянуто склизкой черной болотной жижей. На всем протяжении, что охватывал глаз, не видно ни единого, самого маленького и чахленького деревца. Поднялся пронзительно холодный ветер, задувавший с болота и несший с собой тяжелый смрадный запах.

Найдя место посуше, присел передохнуть, посматривая на унылую картину перед собой. Здесь не заметно четкой границы между берегом и болотом, просто почва становилась все более влажной, пока ноги не начинали проваливаться в неё по щиколотку. Характер болота в этом месте совершенно иной. Если с восточной и южной сторон оно густо покрыто мелкими мохнатыми зелеными кочками с редко торчащими голыми сосенками между ними, то здесь деревьев не было вообще, а почти черные кочки, значительно большего размера, раскиданы гораздо реже. Пространства открытой воды затянуты буроватой тиной. Очевидно, что с этой стороны сплошная непроходимая топь. На ум пришло слово – трясина! Правда вдали, у самого горизонта, тянется темная полоска. Скорее всего это действительно был лес, росший вдоль внешнего края болота. Туда-то мне и предстоит добираться весной.

Пошел дальше, поневоле опасливо косясь на сумрачный пейзаж. Березовый лесок на пригорке справа от меня, меж тем, давно закончился и началась полоса кустарника. Я различил ярко-оранжевые крапинки рябины, группки невысоких кустов смородины, отдельные деревца черемухи. Местами алели ягоды шиповника. Впрочем, полоса кустарника была неширока, метров двадцати, не более того. Далее почва несколько повышалась, и я вышел на луг, где среди клевера и тысячелистника виднелись кустики земляники (конечно уже без ягод), костяники, голубики. В болоте несомненно должна была быть клюква и морошка. Все это мне может весьма пригодиться. Воспользовавшись оказией, залез в кустарник и набил полные карманы пиджака и плаща ягодами шиповника и рябины, решив, что надо будет обязательно сюда вернуться, тем более что напрямую от моего стойбища до этих зарослей совсем недалеко (я отчетливо видел «свою» ель). На востоке же, метрах в трехстах, среди травы, мне кажется, различил гряду «каменоломни». Засунув в рот горсть горько-кислых рябиновых ягодок и с наслаждением посасывая их, я вернулся к западному берегу и в приподнятом настроении продолжил прерванное путешествие, но уже несколько выше по пологому здесь склону.

Идя краем луга, среди трав я смог распознать зверобой, багульник, душицу, пустырник, мать-и-мачеху, крапиву. Но названия большинства трав я припомнить не мог (да вернее, как городской житель, и не знал их никогда). В нескольких местах открывались целые поля, покрытые лопухом-репейником, чему я особенно обрадовался, так как знал, что корни лопуха, сваренные или запеченные в золе, весьма питательны и по вкусу напоминают картофель. Тут же решил сделать на зиму запас корней этого полезного растения. Мое настроение, упавшее было после предыдущих открытий, улучшилось от осознания, что голодная смерть, во всяком случае ближайшее время, мне точно не грозит.

Я уже был на уровне своей стоянки, когда вошел в сосновый бор. Одновременно я отметил, что уровень почвы заметно поднялся. Местность здесь, судя по всему, самая высокая, сухая и здоровая в округе. На опушке перед лесом обнаружилось поле кипрея, что так же весьма кстати, так как из его цветков и веточек можно сварить прекрасный чай (не зря в народе оно так и называется – иван-чай, либо капорский чай).

Среди стройных чистеньких сосновых стволов местами возвышались мрачные громады елей, но их считанные единицы и они не портят общей благостно-жизнерадостной картины, придавая ей некую живость.

Тихо, ни дуновения ветерка, ни звука, ни шелеста вокруг. Трава исчезла. Ровная плотная почва сплошь покрыта толстым бурым слоем опавшей хвои и россыпями сухих, бесстыдно раскрывшихся сосновых шишек. Кое-где невысоко, на уровне моих коленей, лениво колышется тонкий зеленый ковёр папоротника, местами густо затянутый белесой паутиной.

К этому времени я настолько выбился из сил, что с радостью воспользовался представившейся возможностью, растянувшись на хвойном ковре, намереваясь основательно отдохнуть. Подкрепившись взятым с собой кусочком вяленой рыбы и несколькими ярко-алыми ягодами шиповника, растянулся на спине и даже, по моему, на какое то время задремал. Значительно восстановив, таким образом, силы, я вышел из леса тем же путем, которым вошел в него, пройдя через кипрейную полянку и спустился по пологому западному берегу с намерением продолжить обследование ниспосланных мне владений.

Уже через несколько десятков метров почва резко пошла под уклон и я вновь оказался у самого края болота. Здесь граница между болотом и берегом гораздо более явно выражена, чем напротив березовой рощи. Завернув к северу, весело насвистывая отправился вдоль берега.

Вскоре сосновый бор по правую руку от меня закончился, вместе с тем и берег плавной дугой стал заворачивать вправо, как бы окаймляя опушку леса. Край же болота, по-прежнему тянувшийся на север, все дальше отступал от берега. Между болотными кочками и берегом образовалось озерцо с рыжеватой водой, раскинувшееся на полторы сотни метров. Вдали берег круто, почти под прямым углом, опять заворачивал к северу. Правда сама береговая линия там была скрыта от меня стеной высокой растительности, торчавшей прямо из воды. Пройдя вдоль всего озерца и выйдя к противоположному берегу, я обнаружил, что виденная мной издали растительность представляет собой не что иное, как заросли тростника и рогоза с колышущимися у подножия полями осоки.

Дойдя до сворачивающего к северу берега, пошел вдоль него. Берег образовывал здесь небольшой, не более полуметра, обрывчик. Почти от самой кромки обрыва начинались густые ивовые заросли, ставшие буквально через десяток другой шагов совершенно непролазными. Они подступили к берегу и мне пришлось, для того что бы иметь хоть какую то возможность двигаться дальше, спуститься вниз и идти по колено в воде, по узкому коридору между ивовыми зарослями с одной стороны и тростниковыми с другой, благо дно оказалось плотным и не топким, а вода неожиданно теплой. Меж двух стен оставался узкий коридорчик, в самом широком месте которого, растопырив руки, я мог спокойно коснуться одновременно обеих его стен. Все же с больной ногой идти в воде очень сложно. Постоянно под ноги попадались какие-то коряги и торчащие корни, за которые я несколько раз пребольно задел покалеченной ногой. Я вынужден был раз пять останавливаться и присаживаться на кромку обрыва, что бы хоть слегка перевести дух. Но даже просто сидеть в этом туннеле было жутковато, казалось что либо из тех, либо из других зарослей вдруг высунется страшнючая звериная либо змеиная морда и хватанет меня зубами. Именно в такие моменты на полном серьезе начинаешь верить в леших да водяных. Я лихорадочно вертел головой в разные стороны. От благодушного настроения не осталось и следа. Едва просидев минуту-другую, вскакивал и ковылял далее, что бы шагов через тридцать, выбившись из сил, снова остановиться на отдых. Затем лихорадочно, падая и стряхивая с лица ладонью заливающую глаза воду, скакал дальше.

Проковыляв таким образом около полутораста шагов я от неожиданности замер: стены коридора резко раздались в стороны. Берег, вдоль которого я тащился, закончился, утонув в воде небольшой песчаной косой. Кромка ивовых зарослей круто ушла вправо. Передо мной открылся вид на неширокое речное русло. Я устремился к нему. Пройдя вдоль ивовых кустов, склонившихся к самой воде, едва ли пятнадцать-двадцать шагов я выскочил… к своей протоке!