Текст книги "Отравленные морем"

Глава 8

Венетта, сестьере Оливоло

Я хорошо помнила квадратные башни Арсенала, которые высились по обе стороны от бронзовых ворот, внушая невольное почтение. За воротами находился канал, куда заводили галеры, а левее располагался сухопутный проход, возле которого всегда дежурили караульные. На барельефе над главным входом был высечен священный грифон с гордо поднятой головой. Он словно оценивал взглядом каждого входящего, достоин ли тот проникнуть в святая святых Республики. Арсенал был сердцем Венетты, наглядным свидетельством её морской мощи. Было невыносимо больно видеть его в руинах.

Спрятав лицо под старой черной мантильей, найденной в комнате Джулии, я торопливо шла по улице, огибая завалы. Взгляды прохожих, казалось, оставляли ожоги на коже. Я боялась, что в любой момент кто-нибудь ткнёт в меня пальцем и крикнет: «Вот же она, воришка! Хватайте её!»

«Вообще-то я мог бы слетать сюда и один», – подал голос Пульчино, мой верный спутник. Он сам разыскал меня ночью. Я думала, что он ждёт нас на фелуке, и чуть не умерла с перепугу, когда чайка принялась биться в окно Джулии на рассвете.

«Вот и сидела бы у подруги!»

«Я не могу. Нам понадобятся две головы, чтобы всё разузнать. Я попробую расспросить об Алессандро, а ты поищи Манриоло. Тебе с высоты это проще!»

Из слов Фабрицио следовало, что раненых относили к Сан-Джованни, поэтому, отпустив Пульчино, я побрела туда, где над руинами высился строгий трехчастный фасад этой церкви. Так страшно мне не было даже ночью. Что, если Сандро ранен? Если он… нет, нельзя даже думать об этом. После рассказа гондольера я просто не могла спокойно прятаться в спальне, наблюдая, как движутся солнечные полосы по поцарапанному паркету. Выбрав момент, когда Джулия и Бьянка были заняты на причале, я проскользнула на кухню и выбралась из дома через заднюю дверь. Никто из слуг мне не встретился. Лючия с кухаркой, наверное, убежали посмотреть на развалины. Мантилью я нашла в сундуке, вытащив её из-под груды цветных тряпок. Судя по виду, она принадлежала ещё донне Ассунте – Джулия такое не носила. Было стыдно, что пришлось её позаимствовать, и я пообещала себе, что обязательно извинюсь перед подругой при следующей встрече. Почему-то, когда нужно было ограбить Сакетти, совесть меня совсем не тревожила, но донна Ассунта – это другое дело! Если бы она встретила меня сегодня, у неё нашлось бы, что сказать!

В притворе церкви разговаривали две женщины. Одна из них, с узлом за спиной, прижимала к себе двух детишек. Девочка застенчиво прятала лицо в складках материнской юбки. Мальчик с любопытством таращился на нас черными, как смородины, глазами, не выпуская изо рта грязного пальца. Другая женщина была похожа на монахиню: вся в сером, с усталым и грустным лицом. Она терпеливо объясняла:

– Вам будет удобнее устроиться в палаццо Арсаго недалеко от Арженто. Обождите немного. Сейчас вернётся лодочник и отвезёт вас туда.

– Но как же… – растерялась беженка. – Прямо в господском особняке?!

– Синьор ди Горо и мэтр Фалетрус распорядились устроить там временное жильё.

Я собиралась незаметно проскользнуть мимо, но последние слова монахини заставили меня остановиться. Мои пальцы стиснули тяжелую бронзовую ручку двери:

– Простите, – вмешалась я, обернувшись, – синьор ди Горо сам это приказал?

«Серая» женщина сочувственно мне улыбнулась:

– Церковь не может вместить всех, поэтому Совету приходится искать другие варианты. Никого не оставят на улице, не волнуйтесь. Подождите, я принесу вам воды.

– Н-не нужно, спасибо.

Кажется, она приняла меня за одну из тех несчастных, кто после сегодняшней ночи лишился крова. Выйдя наружу, я с облегчением прислонилась к стене, чувствуя спиной шершавость камня. Если Алессандро был здесь утром и отдавал какие-то распоряжения, значит, по крайней мере, он жив. Это была прекрасная, счастливейшая новость! Особенно по сравнению с остальными.

Там, возле церкви, меня и нашёл Пульчино. Спикировав сверху и задев крылом мне по уху, он уселся на каменный выступ. Я улыбнулась ему, пригладив взъерошенные перья.

«Чего это ты так светишься? Я всё выяснил. Он в палаццо Арсаго».

«Да, я уже знаю. Слава Мадонне! А что с Манриоло?»

«Я про него и говорю. Лежит раненый в доме Арсаго, и его обвиняют в измене».

Яркие краски летнего дня вдруг потускнели. Я моментально пришла в себя, отлепившись от уютной стены:

«Что?! Как – в измене?»

«Говорят, взрыв порохового склада подстроили фиескийцы во главе с неким доном Маньяско. В Совете решили, что Манриоло – его сообщник».

Я растерялась: «Какой-то бред. Это из-за того, что он ариминец? Но Манриоло не успел бы даже забраться в Арсенал! Он ждал меня на лодке в канале Спиналонги или прятался от стражников. В любом случае он и близко не подходил к пороховому складу!»

«Кто это подтвердит?» – скептически вопросил Пульчино.

Только сейчас я вспомнила о синьоре Алонзо. Вряд ли он захочет, конечно, явиться во Дворец дожей и сообщить Совету о затее, которую намеревался осуществить нынешней ночью, но он должен был подтвердить невиновность Манриоло! Пусть скажет, что ариминец выполнял какое-то его поручение!

Я плотнее запахнулась в потрёпанную мантилью:

«Пойдём! Мы должны срочно найти синьора Алонзо!»

Чуть ли не бегом я направилась в порт. Пульчино летел следом. Вчера, обговаривая детали предстоящей операции, капитан показал нам на пристани старую лодку с широкими бимсами, сказав, что в случае непредвиденных осложнений эта лодка будет ждать нас в устье канала. Сейчас её не было. Я прошла дальше – туда, где швартовались купеческие корабли, но фелука тоже исчезла. Среди лиц, попадавшихся мне на пути – перевозчиков, нищих, матросов, мелких торговцев, зеленщиков, выгружавших товар, – не было ни одного матроса с «Примаверы».

Наконец, трижды обежав всю пристань и запыхавшись, я остановилась. Невозможно поверить! Неужели синьор Алонзо просто сбежал, бросив нас с Манриоло на произвол судьбы? Пульчино, снова присев рядом со мной, недовольно нахохлился.

«Ты же следил за ними. Помнишь, куда пошёл Алонзо после встречи в Арсенале? – спросила я. – Может, встречался ещё с кем-нибудь?»

«Нет, он сидел вместе с матросами в одной харчевне, в порту. Если хочешь – пошли, покажу. Но предупреждаю: тебе там не понравится!»

«Скорее! Вдруг он ещё там!»

Я не знала, как заставлю Алонзо доказать невиновность Манриоло, и боялась явиться к нему без искомого документа, ведь нам с Каритой так и не удалось его похитить, но это был наш единственный шанс! Что бы ни случилось на пороховом складе, Манриоло к этому не причастен!

Харчевня действительно была так себе. Одно из тех зачуханных мест, куда люди приходят, чтобы растворить свои беды в кружке дешёвого пойла, а потом излить душу трактирщику. Окна не мешало бы протереть, а грязную стойку – отмыть, но хозяин и не думал этим заниматься. Сидя с дымящейся миской в руке, он шумно поглощал какое-то варево и не сразу взял в толк, чего я хочу.

– Я ищу синьора капитана, – повторила я в третий раз. – Такой высокий, синеглазый, с рыжеватой бородой. Весёлый. Был здесь вчера.

– Капитана, значит, – задумчиво пожевал трактирщик. – Ну, обожди.

Обогнув стойку, он вышел наружу, сделав мне знак оставаться на месте.

После беготни по пристани мои ноги гудели от усталости, однако тяжёлые засаленные табуреты как-то не манили присесть на них. Я пристроилась на краешке ближайшего стола. Было тихо, в пыльном свете клубилась золотистая взвесь. Вдруг мирную тишину нарушил беззвучный вопль Пульчино у меня в голове: «Беги! Он тащит сюда караульных!»

Очевидно, личность синьора Алонзо возбудила не только моё любопытство.

Я бросилась к выходу, но Пульчино вовремя подсказал: «Не успеешь! Они уже на подходе!» Тогда я метнулась обратно и, стукнувшись головой, залезла под стойку. По ногам дунуло сквозняком. Потом раздался резкий скрип отворившейся двери, и по комнате тяжело затопали чьи-то шаги:

– Девчонка, говоришь? Ну, и где она?

Я навострила уши. Трактирщик что-то бубнил. Стражники в ответ грохнули смехом:

– Эх, папаша! Проспался бы лучше!

Моё укрытие было не очень надёжным. Сейчас трактирщик вернётся за стойку, и тогда… За моей спиной была ещё одна дверь, ведущая, вероятно, на кухню и задний двор. Крадучись, я проползла мимо ящиков и потянула её на себя. Проклятый трактирщик! Мог бы хоть петли смазать!

От пронзительного скрипа у меня волоски на руках встали дыбом. Я спиной ощутила, как все, кто был в комнате, обернулись ко мне:

– Вон она!

– Держи!

Бегом! Я пинком захлопнула дверь за собой. Чем её подпереть?! В полутёмной кухне не нашлось ничего подходящего. В очаге на низком огне булькала похлёбка. Где же выход? На заднем дворе – крошечном, размером с носовой платок – меня ослепило солнце, а в нос ударил запах помоев. Похоже, трактирщик выкидывал сюда все отбросы и не особенно утруждал себя чисткой. Поскользнувшись на какой-то требухе, я подтянулась и повисла животом на каменной ограде. Нога соскользнула, не сумев нащупать опору.

– Хватай её! – заорали сзади. Послышался хохот. Вероятно, для стражников мои болтающиеся ноги представляли комичную картину, но мне было не до смеха. В панике я птицей перелетела наружу и бросилась бежать. Только бы не догнали!

На узкой короткой улице спрятаться было негде. Рядом шумел канал. Проскочив между двумя синьорами в коричневых дублетах, я с разбегу соскочила на пристань, прямо в лодку к какому-то рыбаку. Тот возился с сетью на корме – малорослый, почти карлик, но с жилистыми крепкими руками. При моем появлении он схватился за борт, обложив меня бранью. Потом поднял голову – и я застыла, споткнувшись о знакомый взгляд цепких маленьких глаз. Это был Скарпа! Оборотень-пескаторо, бывший когда-то шутом у дона Арсаго!

– Вот так сюрприз! – осклабился он. – А я ещё с вечера тебя почуял!

Не отвечая, я сунула ему вёсла:

– Греби отсюда, живо! Не то выдам тебя страже!

– Чё?

Скарпа набычился, однако, бросив взгляд на берег, передумал шутить. Порывшись под банкой, он бросил мне грязный кусок парусины:

– На-ка, прикройся. Глазищи у тебя – как у шального кота, дыру прожечь могут!

Скорчившись под парусиной, я вся дрожала от мысли, что стражники, проверяющие рыбаков, могли задержать и нашу лодку. Судя по доносившимся крикам, они продолжали искать меня на берегу. Возмущенные вопли и брань были слышны ещё долго, но постепенно затихли, когда мы вышли на середину канала и направились к устью.

* * *

Лишь когда голоса окончательно стихли, я осмелилась выползти на свет. Вокруг нас простирались безмятежные воды лагуны. Слышались только короткие всплески, когда Скарпа загребал веслом, и насмешливые крики чаек. Город золотой полосой поблёскивал вдалеке. Его панораму частично заслонял высокий мыс Спиналонги, покрытый зелёным бархатом деревьев. Вскоре лодка причалила к топкому берегу маленького островка, где не было ничего, кроме зарослей тростника и клочков порыжевшей травы на песчаных дюнах. Примерно на таком же клочке земли я вчера повстречалась с Каритой. Мелкие нежилые острова в лагуне были все похожи, как братья-близнецы.

– Приплыли, – осклабился Скарпа с нехорошим предвкушением в голосе.

Я спрыгнула прямо в воду и поспешно выбралась на берег, пока мой спутник возился с лодкой. «Эх, надо было весло прихватить!» – подумала с запоздалым сожалением. В сухом шелесте тростника слышалась насмешка над моей неказистой судьбой. Остров был от силы двести шагов в длину. Спрятаться негде. Чуть вдалеке, на низком холме виднелись развалины каменного сарая. Я бросилась к нему. Слабая защита от оборотня, но, может, там найдётся хоть пара камней?

За моей спиной захрустел сминаемый тростник:

– Что, ведьма? Сыграем в прятки?

Я припустила быстрее, проклиная вязнущие в песке башмаки. Остров словно хватал меня за ноги. Обливаясь потом, я влетела в сарай. Здесь было душно. Крыша, крытая гнилым тростником, давно прохудилась, и тёмное помещение наискось прорезали полосы света. Крадучись, я осторожно двинулась вдоль стены, вся превратившись в слух. Плохо, что у меня нет оружия! Хоть бы палку какую найти!

Возле входа послышался шорох, и кто-то меленько рассмеялся. Загорелись две яркие алые точки.

– Не подходи! – крикнула я, вжавшись лопатками в стену. – Иначе я могу сделать с тобой что-нибудь похуже, чем дон Арсаго!

Вряд ли моя ложь могла напугать пескаторо, но попробовать стоило. Под дырявой кровлей тоже что-то шуршало. Я испугалась: а вдруг там крысы? Ладно, неважно. Главной опасностью был пескаторо. Который почему-то не спешил нападать.

По нервам снова царапнул короткий смешок:

– Тебе повезло, что я достаточно сыт сегодня!

Пыльные лучи обрисовали фигуру Скарпы – к моему облегчению, всё ещё в человеческом облике. Ростом карлик не доставал мне до плеча. Солнечные полосы так причудливо расчертили его физиономию, что не разберёшь, насмехался он или злился. Я чуть не отскочила, когда мою щеку обдало струей теплого воздуха, и рядом со мной, тяжело дыша, приземлился Пульчино. Скарпа попятился. Да что это с ним? Неужели он боялся чайку?

Вскоре всё разъяснилось: в узкой щели окна показались бледные перепончатые пальцы, оснащённые крепкими когтями, а затем блеснули выпуклые золотистые глаза. Паурозо двигалась бесшумно, как змея, и была столь же опасна. Теперь понятно, отчего Скарпа вдруг присмирел!

– Давайте объявим перемирие хотя бы на этот вечер! – предложила я, стараясь придать голосу необходимую твердость. Никто не стал возражать. Только Скарпа с Каритой обменялись такими яростно-презрительными взглядами, что сарай чуть не задымился.

Я поспешно вышла наружу. Черное кострище возле развалин позволяло предположить, что остров до сих пор иногда давал убежище местным рыбакам. Надеюсь, никто из них не собирался заночевать здесь сегодня! У меня были свои виды на убогий сарайчик. Разумеется, вернуться к Джулии я не могла. Тяжесть обвинения, предъявленного Манриоло, меня просто ошеломила. Надеюсь, Джулию из-за нас не сочтут сообщницей? Ведь когда-то Луиджи Манриоло был слугой её мужа.

Безымянный остров находился в северной части лагуны, так что если смотреть в сторону города, вдалеке можно было увидеть очертания сестьере Оливоло. Когда над лагуной сгустились сумерки, там один за другим зажигались факелы. Из-за большого расстояния они казались золотыми искрами. Они горели, как свечи на алтаре. Словно в память о погибших той ночью.

Паурозо отправилась на охоту, напоследок послав Скарпе ещё один убийственный взгляд. Её верхняя губа сморщилась, обнажив ряд крепких зубов. Пескаторо на всякий случай отсел подальше.

У меня с собой был только кусок пирога с пекорино (овечьим сыром), купленный наспех на пристани. Я сжевала его без всякого аппетита. Половину куска отдала Пульчино и высыпала крошки на плоский камень, отполированный волнами до идеальной гладкости. Очень хотелось пить, но вокруг было только море. Ещё сильнее меня мучило беспокойство за Манриоло. К тем, кто покушался на власть, венеттийское правосудие было беспощадно.

– Я должна поговорить с Алессандро.

Поглощенная своими мыслями, я случайно произнесла это вслух. Скарпа радостно оживился:

– Вот как? С удовольствием посмотрю, как ты будешь корчиться в тюрьме!

Да, при одной мысли о жутких венеттийских темницах у меня по спине поползли мурашки. Но что делать? Манриоло, раненый, не сумеет себя защитить. Во всём виноват этот синьор Алонзо, который трусливо смылся из города, бросив нас на растерзание!

Я снова посмотрела в сторону мерцающих огоньков Оливоло. Как и в моем сне, нас с Алессандро разделяла широкая темная полоса воды. Со вчерашней ночи она, образно говоря, стала намного шире.

Пульчино тоже был заметно обеспокоен, но не стал меня отговаривать:

«Так будет правильней, – согласился он. – В прошлый раз из-за твоей скрытности дон Алессандро едва не отдал Богу душу. Чем раньше он обо всём узнает, тем лучше!»

Я уже говорила, что Пульчино мог с успехом заменить голос совести? На его слова нечего было возразить. Карита, возившаяся с уловом поодаль от нас, бросила мне одну рыбину. Наверное, в знак сочувствия.

– …Если речь идет о государственной измене, дознавателям разрешено применять пытки, – разглагольствовал Скарпа со знанием дела. – Кто угодно заговорит, когда ему свяжут руки над головой и растянут на дыбе, пока не затрещат суставы! А есть ещё клещи. Или раскаленная кочерга. У кого нервы послабее, те начинают болтать, как только увидят её перед своим носом!

– О, заткнись! – не выдержав, я запустила в него рыбой.

В глазах пескаторо блеснул азарт. Шлёпнувшись оземь, он обернулся, сгрёб зубами подачку вместе с горстью песка, и ловко плюхнулся в море, подняв фонтан брызг. Я и глазом моргнуть не успела! На берегу осталась лежать только кучка вонючей одежды.

Растерянно смахнув брызги с лица, я подумала, что в прошлый раз его превращение заняло больше времени и потребовало гораздо больших усилий. Очевидно, с тех пор Скарпа здорово поднаторел в этом деле! «Может, именно это он и хотел показать, – вдруг пришла мысль. – Показать, что если бы он действительно захотел меня съесть, Карита не успела бы прийти на помощь!»

Паурозо укоризненно зашипела. «Зачем тратить хорошую рыбу на эту тварь?» – читалось в её глазах.

– Извини. Просто когда он жуёт, его пасть хотя бы помалкивает! – сказала я в сердцах.

«Пока его нет, давайте обсудим детали, – разумно предложил Пульчино. – Алессандро много времени проводит в палаццо Арсаго, где устроили лазарет. Ты не знала, что Сакетти пожаловал ему этот дом?»

– Вот же сволочь, – устало сказала я. – За один этот поступок дон Сакетти заслуживает, чтобы его ограбили!

«В общем, завтра синьор ди Горо точно там будет. Возле дома всегда толпа. Кто-то ищет врачей, кто-то родственников, кто-то убежища… Будет несложно пробраться внутрь».

– Я так и сделаю. Пульчино, ты просто золото!

«Могу оказать тебе ещё одну услугу, – чайка брезгливо махнул клювом в сторону одежды, валявшейся на берегу. – Хочешь, я раздобуду огниво, чтобы сжечь этот хлам? Смердит на весь остров, даже спать невозможно!»

Хотя пескаторо невольно помог нам в прошлом году и здорово выручил меня сегодня, Пульчино не испытывал к нему никаких тёплых чувств.

– Не надо, оставь. Не будем злить Скарпу. Благодаря ему, у нас есть лодка, на которой можно доплыть до Венетты!

Мы решили, что завтра с утра я отправлюсь к графскому особняку.

Глава 9

Венетта, палаццо Арсаго

Алессандро приехал с рассветом и застал Фалетруса уже на ногах. С ним в гондоле прибыл Энрике, которого дон Сакетти послал, чтобы узнать о состоянии раненого ариминца. «Хочет узнать, не готов ли он для допроса», – холодея, подумал про себя Алессандро. Он надеялся лично расспросить Манриоло, но понимал, что Сакетти вряд ли окажет ему такую любезность.

Со вчерашнего дня мёртвую, заболоченную тишину старого дома сменила бестолковая суета. В бывших парадных гостиных разложили тюфяки для раненых. Во дворе грелся котёл с водой. Всюду виднелись признаки бытовой неустроенности: не хватало кружек для питья, одеял, чистого белья… Из кухни пахло фасолью со свиным салом. Хлопали двери, откуда-то тянуло сквозняком. Застарелая сырость, оставшаяся с зимы, пряталась по углам, неохотно уползала прочь. Но это болезненное оживление было всё-таки лучше, чем прежнее угрожающее молчание пустых комнат. Алессандро всегда считал, что дома, как и людей, нельзя надолго оставлять в одиночестве. Иначе они обрастали странными привычками и приобретали слишком независимый взгляд на вещи.

Фалетрус выглядел так, будто за целую ночь вообще не прилёг ни разу. Энрике при виде его нахмурился:

– Разве вы здесь один? А где же те лекари из госпиталя, которых вчера отрядили вам в помощь?

Доктор несмело улыбнулся:

– О, они продержались здесь почти до утреннего колокола, за что я им премного благодарен. Признаться, господа, эта ночь была… довольно тревожной.

– Как поживает наш ариминец? – спросил Энрике, нервно оглядывая ряды тюфяков. Раньше ему не приходилось видеть такую обширную картину человеческих страданий – разве что в церкви, на фресках. Теперь это зрелище предстало перед ним вживую, во всей своей неприглядности. Энрике втайне завидовал самообладанию доктора и синьора ди Горо, поэтому старался не подавать виду. Однако вид открытых ран и запах грязных бинтов, сложенных в тазу, заставил его побледнеть.

Фалетрус пригласил их пройти дальше по коридору:

– Господина Манриоло мы устроили отдельно, так как малейший шум, казалось, причинял ему сильную боль. По счастью, здесь много пустых комнат.

– Хорошо, – одобрительно кивнул Энрике. – Я пришлю ещё стражника для охраны. Этот пленник не должен сбежать! В Золотом дворце его ждут – не дождутся.

– Поверьте, в ближайшую неделю он вряд ли будет на это способен! – с иронией заметил доктор.

В каморке, где лежал Луиджи Манриоло, раньше, кажется, была бельевая. Теперь в голой комнате размещался лишь тюфяк на полу и невесть откуда принесенный шестиугольный мраморный столик, на который поставили миску с водой. Из открытого окна веяло запахом свежего летнего утра.

Судя по виду, Манриоло был совсем плох. Его лицо потемнело от лихорадки, губы запеклись коркой, а на белом лоскуте, обмотанном вокруг головы, расплывалось свежее алое пятно. Вдруг он беспокойно заметался, и в тот же момент откуда-то снизу, из-под половиц, долетел тяжелый утробный стон. Казалось, его исторгли сами стены старого дома. Энрике вздрогнул, невольно сделав шаг к Алессандро.

– И вот такой концерт продолжался всю ночь, – вздохнул Фалетрус. – Это началось вскоре после полуночи. Зато никогда ещё исцеление больных не происходило настолько быстро! Едва мы успевали сделать перевязку, как человек, если он был в состоянии двигаться, сразу выражал желание поискать убежища в другом месте. Сейчас в доме остались только самые тяжёлые или те, кому совсем некуда идти.

– Звук идёт как будто из крипты, – пробормотал Алессандро. Они с доктором обменялись быстрыми взглядами. Оба помнили, что находится там, внизу.

– Это что, колдовство? – против воли голос Энрике чуть дрогнул. Он со страхом и ненавистью посмотрел на ариминца.

Вдруг Алессандро хлопнул себя по лбу:

– Вспомнил! Какое там колдовство! Помните, что у этого бедняги был ручной валлуко? Похоже, он последовал за своим хозяином и случайно забрался в крипту, а теперь не может выплыть обратно. Там есть выход в канал, перекрытый решёткой.

– Я помню этого синьора. Отец считал, что он, и в самом деле, владеет начатками колдовства, – заспорил Энрике, но тут раненый снова застонал, напомнив им о более насущных проблемах.

– Вчера я истратил почти все запасы обезболивающего, – словно извиняясь, тихо сказал Фалетрус.

Алессандро нахмурился:

– Мы пришлём вам ещё лекарств. Возьмите бумагу и составьте список, что потребуется для нового лазарета. Попробуем раздобыть. Я пришлю военных врачей – у них нервы покрепче, чем у этих нежных ромашек с Каннареджо! Энрике, помогите доктору, прошу вас. Ваш хозяйственный опыт нам пригодится.

Оставшись один, Алессандро снова склонился над раненым. Если бы он только мог проникнуть в его мысли! Все его вчерашние попытки найти Франческу не принесли результата. В Венетте было столько церквей и странноприимных домов, а со вчерашнего дня в городе царил такой хаос, что в нём могла бесследно исчезнуть хоть сотня девиц! Найти девушку среди беженцев из Оливоло было не легче, чем иголку в стоге сена.

Визит к Граначчи тоже мало помог. Алессандро дважды обошёл дом и своими расспросами довел Бьянку до тихого бешенства, но не заметил ничего подозрительного. Единственным лучом надежды можно было считать короткий разговор с Джулией. Ему всё-таки удалось поговорить с ней наедине, поймав девушку в коридоре возле её комнат.

Лицо Джулии почти таяло в темноте. Она упорно смотрела в пол, изредка вскидывая огромные, потаённо блестевшие глаза.

– Я хочу помочь вашей подруге, – быстрым шёпотом сказал Алессандро. – Прошу вас, скажите мне, где она? Где Франческа?

Ответом ему был уклончивый быстрый взгляд:

– Какая Франческа? Я не знаю, о чём вы, синьор!

– Ей грозит опасность! Я смогу её защитить!

Бесполезно. Что бы он ни говорил и чем бы ни клялся, невозможно было пробить эту скользкую стену вежливой лжи, которую Джулия возвела между ними. Где-то в доме хлопнула дверь и застучали уверенные шаги. Они приближались. Сандро заметил, что Джулия сжалась, зябко обхватив себя руками, будто ей хотелось спрятаться, скрыться от всех.

Пока Бьянка не застигла их за разговором, он торопливо сказал:

– Если она боится оставаться в городе, пусть приедет на Терра-деи-Мираколи. Там будет ждать мой человек, его зовут Маттео. Он проводит её на корабль.

Снова быстрый взгляд из-под ресниц:

– Если я её увижу, передам, – шепнула Джулия и скрылась за дверью. После этого ему больше незачем было задерживаться в доме Граначчи…

Его невесёлые размышления прервал очередной стон Манриоло, за которым снова последовал глухой утробный рык из глубин дома. Алессандро осмелился осторожно потрясти раненого за плечо:

– Луиджи! – тихо сказал он, оглянувшись на дверь. – Вы меня слышите?

Голова ариминца бессильно мотнулась на подушке, брови страдальчески изогнулись. Рядом с миской Алессандро увидел чистый платок и намочил его, чтобы охладить больному лоб.

– Франческа, – вдруг отчётливо пробормотал Манриоло. – Милая, оставь.

Отшатнувшись, Алессандро медленно выпрямился. Казалось, вся кровь бросилась ему в лицо. «Это просто от духоты», – подумал он, стараясь не давать воли гневу. В тесной комнате висел тяжёлый дух болезни, смешанный с липкой сыростью, долетавшей с канала. Проклятье, да здесь дышать нечем! Алессандро машинально сделал несколько шагов и опомнился лишь на пороге, задумчиво опершись на дверной брус.

«Вообще-то она ничего тебе не обещала», – строго напомнил он себе. Но почему-то всё равно было больно.

«И ты сам отослал её из города с Манриоло!»

«Да, потому что у нас не было другого выхода!»

«Разумеется, она тебя забыла. Или ты думал, что она будет преданно ждать у окошка, когда ты изволишь явиться?»

Раненый снова застонал. Нужно было позвать Фалетруса. Алессандро ждала масса дел в городе. У одной из галер повредило руль, и она нуждалась в ремонте. А ещё следовало проследить за вывозом битого камня из Оливоло. А ещё в полдень должно было состояться внеочередное заседание Большого Совета. Может, Гвидо найдёт какие-нибудь улики, и тогда дон Сакетти оставит Манриоло в покое. Тогда можно будет незаметно вывезти его из города…

– Мэтр Фалетрус! – крикнул Алессандро в коридор. Прислушался.

Издали доносился монотонный бубнёж доктора, перечислявшего самые важные нужды нового госпиталя. Очевидно, список был длинным.

Что ещё он забыл? Ах да, тот корабль с припасами для крепостей и галерную флотилию для его сопровождения.

Давящая тишина в комнате с каждой минутой становилась всё более невыносимой. Алессандро старался не смотреть в сторону больного, боясь услышать ещё что-нибудь… неподобающее. Все неотложные дела, захлестнувшие его в последние сутки, были только поводом отвлечься от назойливых мыслей о Франческе. Хотя, если подумать, что между ними было? Та единственная встреча на алтане… Тогда ему показалось, что в её глазах светилось неподдельное тепло и участие. Может, он просто придумал себе всё это, когда валялся раненый, со сломанными рёбрами. Мало ли что ему померещилось – это ещё не повод предъявлять ей претензии!

В поисках доктора он вышел на галерею, но Фалетруса в холле не оказалось. Там, как неприкаянная душа, болтался Энрике, прижимая надушенный платок к носу и явно не решаясь снова вернуться в лазарет.

– Я спущусь в крипту, попробую успокоить валлуко и выгнать его наружу, – сказал Алессандро. – А потом мы вернёмся и доложим обо всём дону Сакетти. Если увидишь Фалетруса, скажи ему, пусть зайдёт к ариминцу. Он, кажется, бредит.

Энрике молча кивнул. При упоминании крипты на его лице мелькнул страх. Он не предложил составить компанию Алессандро. Да тот и сам не хотел.

* * *

Зал Масок, откуда вёл тайный ход в крипту, неузнаваемо изменился. Здесь было тихо, пыльно и пусто. Исчезла богатая коллекция безделушек, которой так гордился дон Арсаго. Исчезли жуткие белые маски (чему Сандро был только рад) и собрание книг. Исчезли своенравные зеркала, отражавшие только то, что им вздумается. Осталось лишь одно зеркало, в раме которого прятался маленький рычажок, открывающий потайную дверь. Алессандро повернул его – и старый шкаф со скрежетом развернул своё опустелое нутро вдоль оси.

Заклинив проход нарочно заготовленным камнем, чтобы тот случайно не закрылся, он начал спускаться в тесную каменную трубу. Стены были неприятно липкими на ощупь, скользкие от сырости ступеньки так и норовили выскользнуть из-под ног. В прошлый раз он проскочил эту лестницу, даже не заметив – так боялся опоздать! Сейчас спешить было некуда, но задерживаться здесь тоже не хотелось. Винтовая лестница виток за витком уходила вниз. Темнота, казалось, скручивалась вокруг плотными кольцами, лишая его дыхания. Вонь стояла просто невероятная. Алессандро старался дышать через раз, но всё равно перед глазами вскоре поплыли цветные круги. «И как у Франчески хватило духу сюда забраться!» – поразился он про себя.

Франческа… Интересно, чем этот Манриоло её зацепил? «Наверное, тем, что не ходил вокруг да около», – поддел он себя. Сам-то он так и не решился признаться ей в своих чувствах. В отличие от обаятельного ариминца, Алессандро никогда не умел выразить душу в словах, да и шрамы не добавляли ему привлекательности. А если учесть, что его отец считался изменником, запятнавшим свою честь, и за тридцать лет он не нажил ни имения, ни влиятельных покровителей… М-да, его вряд ли можно было считать подарком даже в целом виде!

Эти колкие мысли задевали его самолюбие, зато неплохо помогали отвлечься, отгоняя вязкие страхи. Он сам не заметил, как нога нащупала последнюю ступеньку. Внизу было подозрительно тихо. Темнота стояла такая, что, вытянув руку, нельзя было увидеть собственных пальцев. Где же валлуко? Может, сбежал?

В глубине подвала ощущалось чьё-то присутствие. Алессандро почти слышал, как мечется чьё-то сознание, охваченное смутным страхом. Он сказал Фалетрусу, что валлуко привела сюда тоска по хозяину, но это была не вся правда. Очевидно, болезнь Манриоло разрушила мысленную связь кьямата между ним и Гриджо, и теперь бедняга не мог понять, что случилось. Так, наверное, чувствовал бы себя человек, вдруг лишившийся зрения или слуха.

– Гриджо? – осторожно позвал он, пробираясь в темноте.

Послышался слабый всплеск – и всё стихло. По стене пробежало мерцание, будто случайный луч света, отразившись от чьего-то окна, на миг проник в крипту. Алессандро, боясь спугнуть несчастное животное, медленно двинулся вдоль кромки черной воды, ориентируясь лишь на слух.