Текст книги "Когда часы двенадцать бьют"

Глава 4

Никита нашел двух ярких актеров на мужские роли: Илью – выпускника института кинематографии и Петра – первокурсника театрального училища. Ремонт в студии еще не закончился, но репетировать уже было можно. Работать начали в первых числах марта, договорившись с артистами пока о двух репетициях в неделю.

…Несмотря на то что этого события Аля так долго ждала, особенной радости во время первой репетиции она не ощутила. Оказалось, что Никита (не только к удивлению всех присутствующих, но и к своему собственному) как-то не очень знает, с чего нужно начинать режиссеру. Никита будто оцепенел – он смотрел на актеров, осветителя дядю Колю, звукорежиссера Сергея и молчал. В свою очередь, те растерянно таращились на него. Время шло, из этого молчания ничего не рождалось. Аля переживала за Никиту, но не знала, как его выручить. На помощь неожиданно пришла Ангелина Ткаченко, которая выкрикнула своим хриплым пиратским голосом:

– Ну что застыли как истуканы? Чего ждем? Работаем!

Тут Аля вышла из ступора (спасибо, Ангелина!) и быстро включилась в процесс: стала раздавать указания направо и налево. И вот что странно – все вдруг обрадовались, засуетились и быстро стали выполнять команды, словно сами устали от своего бездействия. Никита молча наблюдал за происходящим.

После репетиции, видя, что он расстроен, Аля его ободрила:

– Ну что ты, Ник, это же первый раз… Ты привыкнешь, вот увидишь! Все будет хорошо!

Но не все разделяли ее уверенность в этом. Уже после следующей репетиции, когда Аля с Ангелиной в перерыве пили кофе, Ткаченко сказала:

– Детка, можете списать все на мой несносный характер, но я вам скажу одну вещь: этот ваш Никита не режиссер. Из него, уж простите, режиссер, как пуля, сами знаете, из чего. Вот писать он умеет… Его пьеса, бесспорно, хороша! Он литератор, а не режиссер.

– Но Никита всю жизнь мечтал о своей театральной студии! – вздохнула Аля.

– А я всю жизнь мечтала быть английской королевой и носить изящные шляпки. Кроме желания, неплохо бы еще иметь способности. Дорогая, даже вы более убедительны в роли режиссера, чем ваш протеже.

– Ой, что вы, – махнула рукой Аля, – у меня вообще нет никаких способностей.

– Кто вам это сказал?

Аля улыбнулась:

– Мой бывший муж всегда говорил.

– Вот сволочь! – возмутилась Ангелина и, спустя профессионально выдержанную паузу, добавила: – Мужья любят внушать женам такие мысли… Очевидно, им это зачем-то нужно.

Ангелина Ткаченко знала, что говорит: она трижды была замужем.

* * *

В Москве творилось что-то невозможное: зима то пыталась разгуляться, обрушиваясь на город снегами и морозом, то отступала, сдаваясь весне.

Восьмого марта Настя пригласила Алю к себе домой отметить «праздник расцветающих женщин и еще одно важное событие». По дороге к сестре, увидев, что на улице продают мимозу и тюльпаны, Аля поняла, что наступила весна, и купила охапку свежих разноцветных тюльпанов.

…Поправляя тюльпаны в вазе, Настя сообщила, что в скором времени выходит замуж за своего парня Арсена. Зная Арсена как умного, интеллигентного человека, Аля от души поздравила сестру. Настя сказала, что свадьбу решили сыграть осенью. «Даже две: одну – в Москве, для моих родных и друзей, и вторую – в Армении, на родине жениха, для родных Арсена».

Але казалось, что Настя рассеивает счастье во все стороны и его лучи согревают даже ее.

– Ну а что там с твоим театром? – поинтересовалась Настя. – Лицо у тебя какое-то усталое?!

Аля поделилась с сестрой своими переживаниями. С некоторых пор у нее из головы не шли слова Ангелины, сказавшей, что у Никиты есть несомненный литературный талант, но нет способностей к театральной режиссуре. Аля и сама видела, что Никита и впрямь теряется, когда речь идет о любых организационных вопросах и о работе с актерами. Чтобы помочь ему, Аля с некоторых пор стала многое брать на себя и неожиданно поняла, что ей нравится то, чем она занимается.

– Как все-таки сложно найти себя, угадать, исполнить свое предназначение! – задумчиво сказала Аля.

– Ну, – кивнула Настя, открывая бутылку вина.

– А ты уверена, что собачий салон – это твое предназначение? – вдруг спросила Аля.

Настя пожала плечами:

– Это приносит мне деньги!

* * *

Солнцем и зеленью пробивался апрель. Шли репетиции, в студии заканчивался ремонт, казалось, что все хорошо, но однажды…

Заехав рано утром по делам в театр, Аля обнаружила там Никиту. Он спал в кабинете на раскладушке.

– Что ты здесь делаешь? – удивилась Аля.

Взлохмаченный, сонный Никита ответил, что вчера вечером он задержался в театре и, поскольку возвращаться домой было уже поздно, решил заночевать в студии.

– Не ври! – строго сказала Аля и вдруг все поняла. – Ты что… продал квартиру?!

Никита невозмутимо повел плечом:

– Ну, продал, что такого… Когда деньги появятся, куплю другую. Пока можно жить здесь. Много ли мне надо?

Аля ахнула – конечно, их театральный проект требовал все больших затрат, вот Никита и вынужден был продать квартиру.

– Ты сегодня же переезжаешь ко мне! И никаких возражений. Понял?!

…В один из дней этой странной весны Аля поймала себя на мысли, что сейчас она полностью довольна своей жизнью, а пожалуй, даже счастлива.

Ей нравилось жить с Никитой в одной квартире, пить с ним по утрам кофе, потом вместе идти в театр и работать над спектаклем, решать сотни творческих вопросов: придумывать, переделывать, улучшать, – а вечером возвращаться домой. По вечерам они готовили ужин, соревнуясь друг с другом в кулинарном мастерстве («твое ризотто против моего гаспачо – как битва на шпагах!»), обсуждали прошедший день и репетицию, после, попивая вино, смотрели фильмы или записи известных театральных постановок в обществе мурчащего кота Васи.

Однажды Аля подумала, что в браке с Владом у нее не было ощущения того, что они – семья; с Владом они жили каждый сам по себе, а с Никитой у нее, при всей разности их характеров, общие интересы, желания, цели. И в какой-то миг Аля поняла, что все, что ей нужно в этой жизни, – театр и… Никита.

…Это случилось так неожиданно, что Аля сама удивилась. Как-то во время репетиции, заметив, что Никита смотрит на Эльвиру с нескрываемым обожанием, она почувствовала смутную обиду. Аля тут же постаралась прогнать неизвестно из-за чего возникшую досаду: «Ну, пусть смотрит, мне-то что? Мы с ним просто друзья. И он имеет право на свою личную жизнь… Имеет право, имеет», – как мантру, повторяла Аля, глядя, как Никита с Эльвирой заливисто смеются, о чем-то разговаривая, при этом никого вокруг не замечая.

– Никита, ты слышишь меня? – не выдержала Аля.

– А? – рассеянно откликнулся Никита и снова переключился на Эльвиру.

У Али что-то закололо в левом боку.

– Известно что! – сказала Настя, когда Аля пожаловалась сестре на неведомые фантомные боли. – Это ревность!

– Нет! – так яростно возмутилась Аля, что Настя только покачала головой: ой-ой, все еще хуже, чем я думала!

Аля вздохнула:

– Мне просто обидно, что Никита никого, кроме нее, не замечает. Хотя, в сущности, его можно понять – Эльвира такая красавица!

– Ты тоже красивая! – дипломатично сказала добрая Настя.

Аля сникла. Она знала, что ее многие считают красивой, но также догадывалась о том, что на фоне Эльвиры Максимовской выглядит в лучшем случае… симпатичной. Потому что Эльвира – настоящая красавица, рядом с которой лучше вообще не светиться.

– Ладно тебе, – сказала Настя, – таких, как Эльвира, – единицы. Небожительница, что с нее взять! А тысячи женщин мечтают о такой внешности, как у тебя!

Аля усмехнулась – слова сестры нельзя брать в расчет. Потому что Настя необъективно к ней относится, и вообще свидетельские показания близких родственников в суде не принимаются.

Вскоре Аля уже не могла скрывать свое раздражение. Взяла и высказала Никите, что она думала, будто Эльвира была нужна ему как актриса, а оказывается, он хотел заполучить ее в спектакль, потому что та нравится ему как женщина! Никита обдал Алю холодом, сказав, что не обязан перед ней отчитываться. В тот вечер они поссорились. И в этот же вечер Никита съехал от Али, объяснив ей, что снял квартиру.

Назавтра Аля, сказавшись больной, не пошла в студию. Просидев дома три дня, она и в самом деле чуть не заболела – такая вдруг одолела тоска. На четвертый день она пришла в театр, но тут же поняла, что лучше бы этого не делала. Ей было больно видеть радостные лица Никиты и Эльвиры, которые никого, кроме друг друга, не замечали. «Я так не смогу, – подумала Аля, – ревность тут или что другое, но это чувство причиняет мне боль. Лучше уйти, не видеть, не слышать, все забыть».

И она объявила Никите, что больше не может заниматься театром и уходит.

– Почему? – поразился тот.

Аля соврала, что нашла другую работу и не успевает все совмещать.

Никита растерялся:

– Ты не можешь так со мной поступить! Алька, мы вместе начинали, пожалуйста, не бросай меня… Не отвечай сейчас ничего – подумай!

Она промолчала.

Встретившись в гримерке с Ангелиной, Аля призналась ей, что решила уйти из театра. Ангелина спокойно сказала, что в таком случае она тоже уйдет.

– Да вы что? – испугалась Аля. – Вы не можете уйти, без вас все заглохнет! Вы – нерв этого спектакля!

– И вы не можете, – усмехнулась Ангелина. – Иначе, как вы говорите, все заглохнет.

– Так что же мне делать? – вздохнула Аля. Ей почему-то казалось, что Ангелина догадывается, по какой причине она решила уйти.

– Терпеть, ждать, – мягко сказала та. – Все еще может измениться. Жизнь долгая… Поверьте мне.

* * *

Но не только Аля страдала от обиды и ревности – вскоре та же сердечная напасть настигла младшую сестру. Услышав в трубке плачущий Настин голос, Аля не на шутку перепугалась:

– Что случилось?!

– Это конец! – прорыдала Настя.

Все бросив, Аля взяла такси и полетела к Насте.

…Оказалось, что Настя чем-то обидела своего жениха Арсена, он вспылил, Настя не сдержалась – поссорились.

– Ну, поссорились – помиритесь! – Аля с облегчением выдохнула. Уж чего она только не успела передумать, пока ехала к Насте.

Настя посмотрела на Алю с укоризной, как на бесчувственного человека, не сознающего масштаб чужого горя, в то время как оно было безмерно! В своем отчаянии Настя дошла до самого дна и, судя по всему, возвращаться оттуда не собиралась. Аля растерялась, она не ожидала, что ее прагматичная сестра может так страдать из-за мужчины.

– Не из-за мужчины! – покачала головой Настя. – Из-за любви!

Она призналась Але, что забросила все дела, потому что без Арсена ей ничего не нужно.

– А как же твой салон, собаки?

Настя махнула рукой:

– А, все псу под хвост!

– А сахарная вата? Скоро ведь лето! – напомнила Аля, стараясь переключить Настю с любви на что-то другое. Раньше в отношении Насти неплохо срабатывали «денежные» темы, но теперь она не проявляла к ним никакого интереса. Аля поняла, что дело действительно плохо (если уж сестре плевать на собственный бизнес!), и осторожно сказала:

– Настенька, не отчаивайся!

Настя ответила ей продолжительным ревом, напоминающим вой сирены.

– Его нужно вернуть! – подсказала Аля безутешной сестре.

Настя мгновенно выключила сирену:

– А как? Это невозможно! Он и слышать не хочет! Не отвечает на мои звонки! Он вообще уехал в свою Армению! И отгородился от меня Араратом!

– На что ты готова ради своей любви?

– На все!

– Тогда надо ехать в Армению. За ним!

Настя сжалась:

– Ну как я поеду одна… Чужая страна, в которой я никого не знаю… А если Арсен откажется со мной встретиться? Что я буду делать?

Аля поразилась: ее решительная, прагматичная сестра сейчас была похожа на маленькую девочку, какой была в детстве, – и поняла, что должна ехать с Настей.

…На следующий день, забежав в студию, Аля подошла к Никите и, стараясь не смотреть на него, нарочито спокойно сказала, что ей необходим отпуск. На десять дней. Просто отдохнуть от всего. Подумать.

– Хорошо, – сказал Никита, – возвращайся скорее.

В самолете Аля провела с Настей (так, на всякий случай) сеанс поддерживающей психотерапии, но, как вскоре выяснилось, переживать было не о чем. Когда Арсен узнал, что Настя прилетела в Ереван, он мгновенно простил ей все на свете, и они тут же помирились. Аля даже подумала, что приехала напрасно – и без нее бы все устроилось. Но оказалось – не зря. Так как Арсен снова сделал Насте предложение руки и сердца, Аля познакомилась со своими будущими родственниками.

Арсен привез барышень в свой дом, представил их родителям и многочисленной родне. Аля была поражена теплотой и радушием, с которыми их приняли в Армении. Над этой страной светило доброе солнце, здесь жили приветливые, гостеприимные люди. Где бы Аля ни появлялась, она всюду слышала: «Барев!», что переводится как: «Желаю доброго солнца!»

В сравнении с весенней Москвой здесь уже было настоящее лето – все цвело и радовало глаз. Арсен показал сестрам свою Армению – «музей под открытым небом»: древние храмы, замки, монастыри, водопады, озера.

Завораживающие звуки дудука с его светлой печалью, седой Арарат, который здесь был виден отовсюду, красота, своеобразие, история этой удивительной страны поражали.

Все вокруг было таким ярким и необычным, что порой Аля даже начинала воспринимать происходящее отчасти отстраненно, словно бы она смотрела красочный, яркий фильм об Армении. Вот семейство жениха (все невероятно колоритные, красивые, улыбчивые), проникающие в самую душу армянские песни (оказалось, что мама и сестра Арсена прекрасно поют), вкуснейшая армянская кухня (гранатовое вино, горячий лаваш, овечий сыр и, разумеется, густой черный кофе – без него в Армении не могут жить!). И конечно, прекрасные, вечные горы.

Аля провела здесь девять радостных, наполненных дней, и однажды утром, на веранде дома Арсена, разбирая гранат на зернышки, она вдруг подумала, что могла бы здесь остаться и прожить счастливую жизнь…

Но у нее была своя жизнь, в которую пора было возвращаться. Отпуск заканчивался.

…Незадолго до отъезда Аля получила тревожное смс-сообщение от Ангелины Ткаченко: «Алевтина, возвращайся скорее. Без тебя тут все развалилось. Никита хочет отказаться от спектакля». Растерянная Аля попыталась позвонить Ангелине, чтобы выяснить подробности, но почему-то дозвониться не получилось.

В тот же день Аля простилась с Настей (та решила задержаться в Ереване еще на пару недель) и своими будущими родственниками (на самом деле уже ставшими родными) и полетела в Москву.

* * *

Уже в Москве из аэропорта Аля снова позвонила Ангелине и на сей раз дозвонилась. Ангелина рассказала о том, что случилось в театре в последние дни. Оказалось, Эльвира сообщила Никите о том, что не будет играть в спектакле.

– Но почему?! – Аля была потрясена.

Ангелина усмехнулась:

– По слухам, у Эльвиры роман с продюсером Фельманом, и ей сейчас не до репетиций. Ее уход настолько подкосил Никиту, что он распустил всех актеров, объявив, что спектакля не будет.

Аля замерла с телефоном в руках – как же так?! Столько сил, нервов, времени, жизни вложено в эту постановку, и – не будет?!

– Из-за такого идиотизма срывается хороший спектакль! – словно в унисон Алиным мыслям, с горечью сказала Ангелина. – Из-за каприза мальчишки! И я, старая дура, зачем-то с вами связалась, только время потеряла!

Аля растерянно попросила Ангелину пока повременить с выводами. «Подождите, может, Никита еще передумает». Взяв такси, прямо из аэропорта, не заезжая домой, Аля поехала в студию, ей почему-то казалось, что Никита должен быть там.

…Так и вышло. Взъерошенный Никита сидел в пустом зрительном зале и пил коньяк. Увидев Алю, он только равнодушно кивнул: привет! У него было лицо оставленного ребенка. И вот, казалось бы, Аля должна радоваться тому, что ее соперница самоустранилась, но радости почему-то не было… Была горечь. И боль за Никиту.

Она терпеливо, снова и снова убеждала его в том, что все можно исправить, отыскать другое решение. В конце концов, найти другую актрису. «Другую?! – возмутился Никита. – Кто может заменить Максимовскую?!» Аля вздохнула: «А я все-таки попробую что-то придумать!»

И придумала. Аля нашла Эльвире замену. Увидев выпускницу театрального училища Женю Скочкину в дипломном спектакле, Аля поняла, что это – та актриса, которая справится с ролью. Конечно, в сравнении с Эльвирой на первый взгляд Женя проигрывала – маленькая, тоненькая, совсем юная… Но ее энергии и драйва хватало, чтобы взорвать любой зал. Про себя Аля назвала Женьку «Пиаф» – маленький воробушек (но этот воробушек дорогого стоил, превращаясь в спектакле в настоящую жар-птицу).

Однако Никита не поддержал Алин выбор. Увидев Женю на репетиции, он, усмехнувшись, бросил Але:

– Алевтина, ты надо мной издеваешься? После Максимовской эта девочка?!

А вот Ангелина Ткаченко Алю поддержала и сказала, что у юной Жени потенциал – о-го-го! «Вы еще про эту девочку услышите!»

Услышав реплику Ткаченко, Никита махнул рукой:

– А, сговорились! Ну и делайте что хотите!

Аля разозлилась: ладно, будем делать что хотим. И утвердила Женю Скочкину на роль.

Узнав о том, что ее взяли, Женя пообещала Але, сжав кулаки: «Вы не пожалеете! Вот увидите!» И впрямь – ни разу не пожалели. Впоследствии Женька стала душой спектакля. Вдвоем с Ангелиной они играли спектакль на два голоса – взрослая Ангелина со своей печалью и опытом и юная порывистая Женька.

Але пришлось полностью взять театр на себя. Ей хотелось доказать Никите, что у них все получится, вернее, у него все получится!

Присутствуя на репетициях, Никита большей частью молчал, лишь наблюдая за Алей, взявшей на себя роль режиссера и идейного вдохновителя, а иногда вообще не приходил на репетиции. Аля не обижалась, понимая, что он до сих пор переживает из-за Эльвиры.

Еще как переживает… Казалось, Никита вообще утратил интерес и к студии, и к спектаклю, стал замкнутым, колючим, мог сказать что-нибудь резкое. Однажды он не сдержался и с укором заметил Але, что это благодаря ей Эльвира познакомилась со злополучным Фельманом, из-за которого потом ушла из спектакля. Аля задохнулась от очевидной несправедливости его упреков:

– Я хотела как лучше, ведь я… – с губ срывалось: делала это ради тебя, а ты…

Никита махнул рукой:

– Зачем ты во все вмешиваешься? Живи своей жизнью!

Аля ушла в гримерку и расплакалась: неужели он не понимает, что ее жизнь с некоторых пор связана с его жизнью?! В гримерку вошла Ангелина. Аля смахнула слезы, но Ангелина давно обо всем догадывалась. С ее-то опытом и знанием жизни! Глазами она спросила Алю: что стряслось? И та, не выдержав, пожаловалась ей, что с тех пор, как она встретилась с Никитой, ее жизнь напоминает сказку «Двенадцать месяцев»: достань денег, заполучи Максимовскую, поставь спектакль – раз от раза задача усложняется. «Я чувствую себя героиней сказки, которой зимой нужно было раздобыть подснежники. И все ради чего?!» – «Полагаю, ради любви?!» – подмигнула Ангелина. Аля только улыбнулась сквозь слезы.

* * *

В середине мая из Еревана вернулась Настя – привезла гранатовое вино, сувениры и отличное настроение. Узнав, что Аля днями пропадает в театре, Настя уговорила ее вместе провести выходные: поездить по паркам, отдохнуть, развеяться.

…Москва расцветала. В парках цвели яблони, вишни, сирень. Любуясь этим пенно-облачным дивом, Аля подумала, что в это время радости и цветения так просто быть счастливой… Настя рассказывала об Армении и делилась своими планами на будущее, в которые входило как минимум безоговорочное счастье.

Сестры купили по пломбиру в вафельном стаканчике и радовались как дети: цветущий парк, мороженое, а впереди – лето!

Перебрав все ереванские впечатления и истории, Настя спросила сестру про Никиту (с той встречи в ее салоне она почему-то относилась к нему с иронией, за что Аля на нее неизменно обижалась). Вот и сейчас Настя не сдержалась и, усмехнувшись, заметила:

– И не надоело тебе ему сопли подтирать?!

– Никогда больше так не говори! – вспыхнула Аля. – Ты ничего не понимаешь. Он… гений!

Настя удивленно посмотрела на сестру:

– Вот я действительно не понимаю… Я думала, у тебя это быстро пройдет, рассосется, а гляжу – не проходит. Ты в него влюбилась, что ли?

Аля перестала есть мороженое и замерла. Небо стало темнеть. Потянул свежий ветер.

– Ты его любишь – это же очевидно! – заключила Настя. – Ради постороннего человека не будешь так стараться!

Аля остановилась посреди аллеи как вкопанная. Где-то вдали сверкнула молния. Хлынул оглушительный, веселый ливень. Настя вздрогнула:

– Бежим под навес!

Но Аля и не пошевелилась. Она сосредоточенно вслушивалась в себя, стараясь услышать нечто важное, что до сих пор скрывала от себя самой. «Да, я его люблю. И кроме Никиты, мне никто не нужен».

Аля вдруг обрадовалась, как девчонка, и понеслась, чуть не бегом, по лужам.

* * *

Белым тополиным снегом опустился на Москву июнь.

В театре все как-то наладилось, но безмятежности не было – появились новые проблемы. Деньги таяли, Никите приходилось выплачивать проценты по кредитам. Он даже отказался от съемной квартиры и снова переехал к Але.

Видя, что Никита переживает из-за долгов, Аля задумалась: чем она может ему помочь? Увы, она тоже была стеснена в средствах. С зимы Аля сотрудничала с несколькими изданиями как дизайнер, но из-за большой загруженности в театре работать где-то серьезно, на постоянной основе, у нее не получалось, а потому и заработки были скромными. Если бы у нее имелись какие-то накопления или фамильные бриллианты, она бы не задумываясь с ними рассталась, чтобы помочь Никите, но, увы, ничего такого не было. Поразмыслив, Аля решила продать свою коллекцию винтажа – хоть какая-то помощь…

Она спросила у Ангелины, не знает ли та, кому можно продать коллекцию. Ангелина, покачав головой («Неужели все так плохо, детка?»), дала телефонный номер своего знакомого, собиравшего винтаж. «Но больших денег не выручите, Алевтина, это же так… стекляшки, хотя и весьма симпатичные».

– Ну, хоть что-то, – вздохнула Аля.

Узнав о том, что Аля продала коллекцию, Настя сказала, что она всегда знала, что Аля – дура. «Давай еще квартиру продай и будешь бомжевать на пару со своим непризнанным гением!» Аля сникла:

«Спасибо за сочувствие!»

Но ее сестра была своеобразным человеком – через пару дней Настя приехала к Але и протянула ей пачку денег: «Вот, держи. Считай, что это мой вклад в ваш театр. Хочу быть как этот… Савва Морозов!» Оказалось, Настя продала свои ларьки с сахарной ватой.

Аля обняла сестру:

– Спасибо, Настюша. Вот только не знаю, когда смогу отдать.

Настя махнула рукой:

– Не к спеху. Да, кстати, хотела осенью пригласить твоего Никиту на нашу с Арсеном свадьбу…

Аля улыбнулась – ей казалось, что до осени еще так далеко. Впереди было целое лето. А лето, как поется в одной хорошей песне, – это маленькая жизнь.