Текст книги "Беглец"

Глава 3: Салазки

– Но почему мы об этом ничего не знаем? – Сергей снял шляпу и протёр затылок носовым платком. Жара давила на сознание, мешая сосредоточиться. – Я нигде об этом не читал. Ни в газетах, ни в учебниках истории, ни в энциклопедиях.

Еркен хмыкнул, усмехнувшись.

– Всё до сих пор под грифом «Секретно». Даже новому руководству независимого Узбекистана нет дела до этого. Президент Ислам Каримов предпочитает строить Великое будущее, не оглядываясь назад. Деньги уходят на помпезные проекты вроде Дворца Международных форумов, тогда как наш регион умирает от экологической катастрофы. И тут ещё этот объект «Х», – старик махнул рукой в сторону заброшенных зданий, словно отмахиваясь от дурных воспоминаний.

Сергей обвёл взглядом мрачные строения, поглощённые временем и песком. Он вернулся к старому сейфу и снова посмотрел на старые листы с записями Джураева.

– Я возьму папку, ознакомлюсь, – произнёс он, решительно закрывая её и засовывая в рюкзак. Но даже после этого сомнения не оставляли его.

Сергей и Еркен вышли из административного здания. Ветер понёс за собой пыль, шуршащую по земле. Перед ним всё ещё стояла тайна этого объекта.

– Так говорите, ата, что корабль всё-таки взлетел? – спросил Сергей, продолжая прокручивать в голове услышанное.

Еркен задумался, вглядываясь в горизонт, где небо и пустыня сливались в одно целое. Перед его мысленным взором встал тот самый день – день, когда «Иосиф Сталин» стартовал. Это было безумное решение Джураева, который, несмотря на риск и страх, всё-таки решился. Конечно, никто не планировал запускать корабль в отсутствие Сталина. Но инженер сумел обойти все запреты, и ракета, разгоняемая салазками, устремилась вперёд.

Салазки разгоняли её до необходимой скорости, и спустя 20 километров рельсы уходили вверх под углом в 45 градусов. Стальная махина, взревев ракетными двигателями, взлетела ввысь, оставляя за собой разрушенные пути. Это был грандиозный момент, но и в то же время трагичный. Система не выдержала такого напряжения – рельсы вибрировали, трещали, ломались под напором, и путь к небу разрушился.

– Да, взлетел, – ответил Еркен с печальной уверенностью.

– Я хочу посмотреть, – сказал Сергей, его голос дрожал от любопытства и внутреннего волнения.

– Что именно? – не понял старик.

– Салазки. Если корабль действительно взлетел, они должны были остаться.

Еркен кивнул и указал рукой в сторону горизонта.

– Да, они там, в степи.

Сергей вернулся к внедорожнику. Как только он повернул ключ зажигания, мотор ГАЗика заурчал, пробуждая тишину пустыни. Еркен снова уселся рядом, не меняя спокойного выражения лица, но внутри него явно пробуждались воспоминания.

– Надо ехать туда, – старик махнул рукой влево.

Сергей кивнул, развернул руль, и машина покатилась вперёд, подчиняясь указанию. Они двигались вдоль железных рельсов, которые время и пески уже частично поглотили.

Солнце нещадно палило, отражаясь от раскалённого металла и песка. Поездка по пустыне была медленной и тяжёлой. Внедорожник периодически подпрыгивал на неровностях, оставленных временем и природой. Пейзаж был однообразен: жёлто-оранжевые пески, редкие засохшие кустарники и следы давным-давно забытой человеческой деятельности. Всё вокруг казалось замершим, словно прошлое здесь закопали глубже, чем просто под слоем пыли.

Через пятьдесят километров путь внезапно прервался. Разрушенное полотно рельсов уходило вверх, но в месте, где рельсы должны были продолжаться, царил хаос. Металлические конструкции обвалились, их изломанные и перекрученные части свидетельствовали о том, что рельсы разрушились под огромным давлением и вибрацией, когда корабль набрал нужную скорость и взлетел.

– Вот они, – произнёс Еркен, указывая вперёд.

Они продолжили путь, и спустя несколько километров Сергей увидел огромную металлическую конструкцию, лежащую на земле. Это были те самые ракетные салазки, которые пролетели несколько километров по инерции и рухнули на землю. Салазки выглядели монструозно, даже несмотря на разрушение и ржавчину, покрывшую металл. Их размеры поражали воображение. Стальные балки и крепления, когда-то держащие в себе огромную ракету, теперь лежали на земле, распавшись на части. Здесь ещё сохранились следы от старых сварных швов, мощные болты, арматура – всё это казалось невероятным даже для современности.

Сергей обошёл конструкцию, пытаясь осмыслить увиденное.

– Это было грандиозно, – прошептал он. – Даже для нашего времени.

Еркен стоял в стороне, наблюдая за реакцией геолога. Он знал, что для Данилова это будет потрясением, так же как когда-то это потрясло его самого.

– И это всё было сделано руками людей, замученных в этих лагерях, – тихо сказал старик.

Сергей задумался, почувствовав под рубашкой что-то твердое. «Цифровая камера», – вспомнил он. Улыбнувшись от неожиданной находки, он вытащил её из-за пазухи. Это была «Сони», маленький, но надёжный спутник его экспедиций. Он решил задокументировать то, что они нашли. Но когда Сергей попытался включить камеру, то обнаружил, что аккумуляторы расплавились от жары. Разочарованно сплюнув, он убрал камеру обратно и вернулся в кабину.

Еркен всё это время стоял перед салазками, молчаливо глядя на остатки конструкции. Его глаза были полны тяжести прошлого, словно он снова видел всё, что когда-то здесь происходило. Наконец, старик прошептал молитву, тихо произнёс: «Аллах акбар» и медленно сел в машину.

Они ехали обратно по пустыне почти полтора часа. Большую часть пути провели в молчании, каждый из них погружённый в свои мысли. ГАЗик мягко урчал, поглощая километры пути, а солнце медленно клонилось к закату.

– Мой шеф думал, что здесь объект геологических изысканий, – наконец заговорил Сергей, пытаясь разрушить тяжесть молчания. – Я тоже так думал. Может, нефть искали или полезные ископаемые и забросили…

Еркен тихо вздохнул и ответил, не отрывая взгляда от дороги:

– Эту историю стерли, чтобы никто не помнил, чтобы никто не знал. Сюда люди не ходят. Это проклятое место. Хотя здесь должен быть музей. Музей по истории репрессий, истории ГУЛАГа и технических свершений, истории узбекского народа…

Они ехали дальше, и вдруг Сергей вспомнил историю, услышанную когда-то давно.

– Говорят, что немцы первыми отправили астронавта на орбиту. На специально оборудованной ракете «Фау-1» был запущен лётчик, который достиг космоса, но погиб… – голос его дрогнул, будто эта история снова всколыхнула старые страхи и воспоминания.

Еркен кивнул, подтвердив, что тоже слышал об этом.

– Да, это было в 1944 году. Но наша ракета взлетела в начале 1943-го. Мы всё равно были первыми, – в его голосе звучала горечь утраты и одновременно гордость за то, что осталось в тени истории.

Сергей кивнул. Они вернулись в лагерь уже ближе к вечеру. Тем временем солнце опустилось ниже, и пустыня постепенно наполнялась прохладой.

Навстречу подошёл начальник геологической партии Ирисметов.

– Ну, как результат? – спросил он, не глядя на Сергея, но явно ожидая отчёта.

– Ерунда, – махнул рукой Сергей. – Это не геологическая база. Это бывший завод…

– Ну, нам это не по интересу, – хмыкнул Ирисметов. – Ладно, старик, спасибо. Вот за работу, – и начальник передал Еркену пачку российских рублей, которые здесь ценились куда выше узбекских сумов.

– Спасибо, начальник, – тихо ответил старик, пряча деньги за халатом. Он попрощался с Сергеем и Ирисметовым, а затем медленно пошёл к своей лошади, стоявшей в тени тента. Уже начинало темнеть, но Еркен не боялся возвращаться в одиночестве. Этот край был его домом, его миром. Здесь он чувствовал себя хозяином. Горизонт медленно темнел, и пустыня становилась более загадочной и тихой. Еркен сел на лошадь и отправился в путь, исчезая в темноте наступающей ночи.

Тем временем Сергей достал из кабины машины папку с документами.

– А это что? – спросил Ирисметов, заметив её.

– Нашёл архивные дела, – загадочно ответил Сергей, стараясь не углубляться в детали.

– Блин, нашёл себе развлечение, – усмехнулся Ирисметов и вернулся к своему месту у костра, где его ждала банка с собачьей едой и бутылка водки. Рядом сидели остальные геологи, весело смеясь и делясь историями дня. Из магнитофона доносилась популярная песня Кати Лель «До седьмого неба», добавляя в атмосферу нотку ностальгии по более простым временам.

«До седьмого неба я буду любить,

До седьмого неба только будь моим…»

Солнце опускалось всё ниже, его последние лучи окрашивали пустыню в тёплые оранжево-розовые оттенки. Геологи разожгли костры, пытаясь создать уютное пространство для общения. Языки пламени плясали на ветру, их свет бросал причудливые тени на лица сидящих вокруг огня людей.

Сергей тяжело вздохнул и пошёл в свой вагончик. Он открыл дверь, позволив прохладному воздуху из кондиционера слегка освежить лицо. На столе стоял холодильник с квасом. Сергей достал бутылку, открутил крышку и сделал несколько больших глотков, наслаждаясь прохладой. Затем он сел за стол, положил перед собой папку с записями Джураева. Эти страницы манили его, словно открывая портал в прошлое, полное загадок и страданий.

Сергей стал листать бумаги. Ветхие страницы шуршали под пальцами, раскрывая перед ним сцены давно ушедших дней. Он погружался в записи, и перед его глазами возникли картины прошлого: гул фабричных цехов, где работали заключённые, металлический звон станков, тяжёлый труд под палящим солнцем и ледяным ветром.

Глава 4: Эркин Джураев

Весна 1932 года. Мюнхен встречал тёплым, ярким солнцем, которое играло на фасадах старинных зданий, выкрашенных в пастельные тона. Город бурлил жизнью: на узких улочках неспешно прогуливались горожане, туристы фотографировали величественные соборы и фонтаны, а по главной дороге безостановочно двигались автомобили и трамваи, добавляя ритм к шуму повседневных дел. Мюнхен был центром культуры и образования, здесь обитали учёные, художники и студенты, которые приносили в город свои идеи и энергию.

Но несмотря на это спокойствие, в воздухе витало ощущение тревоги. Люди, проходя мимо газетных киосков, искоса смотрели на заголовки, где обсуждались растущие политические движения. Национал-социалистическая немецкая рабочая партия, возглавляемая австрийским художником Адольфом Гитлером, становилась всё более влиятельной. Этот маленький, неприметный человек с усиками, которого ещё несколько лет назад никто не принимал всерьёз, теперь уверенно набирал силу. Людей пугала его агрессивная риторика, но тогда никто и представить не мог, что он придёт к власти и изменит судьбу не только Германии, но и всего мира, ввергнув его в войну.

Эркин Джураев, студент мюнхенского политехнического института, шёл по улице вместе со своим другом Эриком Хольцманом. Эркин был высоким, стройным юношей с чёрными волосами и серьёзным взглядом, всегда погружённым в мысли о будущем. Эрик – весёлый блондин с широким лицом и быстрым, остроумным языком, был его полной противоположностью, но именно это и делало их дружбу крепкой.

– Ich habe ein Projekt gemacht. Ich möchte den Weltraum erkunden. Ein Raumschiff! – говорил Эркин по-немецки, увлечённо жестикулируя. В его голосе звучала страсть, переплетённая с юношеским энтузиазмом.

– Wie in Jules Vernes Roman «Von der Erde zum Mond», – улыбнулся Эрик. Его отец был убеждённым коммунистом, и хотя сам Эрик не проявлял такого же интереса к политике, он уважал идеи, которыми жил его отец.

– Nein. Ich rede nicht von einer Kanone. Ich rede von einer Rakete! Eine große Rakete, die uns zum Mond und zum Mars bringen wird! – с горящими глазами продолжал Эркин.

– Oh, du hast große Pläne, – рассмеялся Эрик, хлопнув друга по плечу. – Unsere Professoren mögen solche Ideen nicht. Sie mögen die Realität. Sie wollen technische Zeichnungen von echten Maschinen sehen, keine fantastischen Projekte.

– Es ist nur ein Studentenprojekt, – сказал Эркин, его голос стал тише, словно сам он понимал, что мечты могут разбиться о суровую реальность.

Они продолжили свой путь к университету. Однако в груди Эркина было что-то тяжёлое, словно невидимая рука давила на его сердце. Он не мог объяснить, откуда эта тревога. Возможно, это был страх перед будущим, которое, казалось, туманилось с каждым днём. Далеко в Ташкенте его ждали родные, и Эркин понимал, что его учёба здесь, в Германии, была важным этапом. Стране, Советскому Союзу, нужны были инженеры, чтобы строить заводы, гидроэлектростанции, тепловые станции. Именно поэтому его и других студентов отправили сюда, в Европу, чтобы они получили лучшее техническое образование.

Эркин был прилежным студентом, учился на отлично, вкладывая в это не только свой ум, но и душу. Он верил, что знания, которые он получит, помогут ему стать частью великого будущего его страны. Но в то же время его пугала эпоха. Пугало то, что происходило в Германии: марши националистов, агрессивные речи Гитлера, нарастающая напряжённость. И ещё больше пугало то, что происходило в Союзе. Там, дома, тоже было неспокойно. Политические репрессии набирали силу, и казалось, что никто не мог чувствовать себя в безопасности. Даже за тысячи километров от родины Эркин чувствовал этот страх, проникающий в его мысли, словно холодный ветер из далёких степей.

– Warum fühle ich mich so unsicher? – думал он, оглядываясь на шумные улицы Мюнхена. Солнечный свет, казалось, больше не приносил радости, он стал символом хрупкости этого спокойствия, которое могло рухнуть в любой момент.

Вечером Эркин зашёл в спортивный зал политехнического института. Помещение было просторным, с высокими потолками, окрашенными в белый цвет. Стены зала были украшены плакатами с изображениями спортсменов, схематическими рисунками приёмов и японскими иероглифами. В углу стояли деревянные манекены для отработки ударов, а на полу лежали мягкие маты, которые покрывали всё пространство, чтобы смягчить падения. В воздухе витал слабый запах пота и свежести от недавней уборки.

В центре зала находился сам мастер Хукимори – невысокий, подтянутый японец в чёрном кимоно с белым поясом. Его лицо было спокойно и сосредоточенно, как и положено истинному мастеру боевых искусств. Хотя немецкий давался ему с трудом, он всегда старался произносить команды чётко и правильно. Иногда его акцент звучал немного комично, но никто не осмеливался улыбнуться – все глубоко уважали своего учителя.

Эркин оглядел зал и заметил Эрика, который уже разминался на матах. Увидев друга, тот махнул ему рукой. Эркин кивнул в ответ, быстро переоделся в белое кимоно и присоединился к остальным ученикам. Его тело мгновенно почувствовало приятную лёгкость и свободу движений – ощущения, которые всегда приходили во время тренировок.

Мастер Хукимори собрал всех студентов в круг и начал тренировку. Все внимательно слушали его инструкции, стараясь уловить каждое слово и движение. Они начали с отработки захватов: аккуратно и сосредоточенно партнёры перехватывали руки друг друга, осваивая правильные углы и технику контроля. Затем последовали удары и блоки. Каждое движение выполнялось с точностью, усилием, но при этом с уважением к партнёру. Эркин сосредоточенно следил за техникой, чувствуя, как его тело реагирует на каждый приказ, как мышцы работают в едином ритме.

После основного блока тренировок начались спарринги. Мастер Хукимори пригласил вперёд Эркина и Эрика. Парни вышли на середину зала, встав напротив друг друга. Лёгкое волнение пробежало по телу Эркина, но он тут же взял себя в руки. Хукимори поднял руку и громко сказал:

– Hajime!

Парни мгновенно приняли боевые стойки. Эркин внимательно следил за каждым движением Эрика, чувствуя его настрой и энергию. Эрик сделал первый шаг, пытаясь провести бросок, но Эркин увернулся, ловко перехватив руку друга. Эрик не сдавался – последовала череда быстрых захватов и блоков. Материальные шумы от движений и касаний заполняли зал, и каждый удар, каждый бросок проходили точно и выверенно.

В конце концов Эркин, используя внезапный приём, провёл бросок и уложил Эрика на маты. Зал на мгновение замер. Затем мастер Хукимори дал команду остановиться, и бой завершился.

Эрик, лежа на мате, улыбнулся и, поднявшись, по-немецки сказал:

– Na gut, heute hast du gewonnen. Nächstes Mal werde ich aktiver und entschlossener sein. (Ладно, сегодня победил ты. В следующий раз я буду более активным и напористым).

Эркин ответил с лёгкой улыбкой:

– Natürlich, mein Freund. Es ist doch nur Sport! (Конечно, друг мой. Это же спорт!)

Мастер Хукимори одобрительно кивнул, наблюдая за их дружеским взаимодействием. Тренировка продолжалась, но для Эркина этот момент стал маленькой победой – не только в бою, но и в понимании, что сила духа и целеустремлённость могут преодолеть любые преграды.

Учёба давалась Эркину легко, как будто его ум был создан для погружения в сложные законы точных наук. Математика с её абстрактными понятиями и сложными формулами покорялась ему без труда, словно это был не набор сухих символов, а логичная и живая структура. Математические задачи, интегралы и дифференциальные уравнения решались в его голове почти автоматически, как будто это была игра, а не сложнейшая наука.

Физика была для него не просто набором законов, а чем-то, что можно было осознать и представить на практике. Законы движения, взаимодействия частиц и энергии он видел перед своим мысленным взором, как сложную, но понятную картину мира. Химия же представлялась как игра атомов и молекул, где всё имело свою логику и красоту.

Особенно ему нравилось черчение. На бумаге он с лёгкостью создавал сложные фигуры, схемы и чертежи механизмов, как если бы его рука сама знала, какие линии нужно провести. Он мог часами сидеть над чертежным столом, внимательно выводя каждый элемент будущей конструкции, будь то двигатель, сложная машина или даже проект космического корабля. Его карандаш скользил по бумаге с точностью и уверенностью, которая поражала преподавателей.

Однажды профессор Айсманн, возвращая ему проверенную домашнюю работу с высшей оценкой, заметил:

– Aus Ihnen wäre ein hervorragender Physiker geworden, Herr Djuraev. Vielleicht bleiben Sie an der Universität? Sie könnten eine Dissertation verteidigen… (Из вас вышел бы отличный физик, господин Джураев. Может, останетесь в университете? Защитите диссертацию…)

Эркин улыбнулся в ответ и, слегка поклонившись, с уважением ответил:

– Danke, Herr Professor, aber meine Heimat wartet auf mich. Mein Land braucht Fachleute. (Спасибо, господин профессор, но меня ждут на родине. Стране нужны специалисты.)

– Und in welchem Bereich möchten Sie arbeiten? (И в какой области вы хотели бы работать?) – поинтересовался Айсманн, слегка подняв бровь от любопытства.

Эркин немного смутился, затем, собравшись с духом, признался:

– Ich möchte eine Rakete bauen, um in den Weltraum zu fliegen. Zu anderen Planeten und Sternen! (Я хочу построить ракету, чтобы отправиться в космос. К другим планетам и звёздам!)

Профессор внимательно посмотрел на студента, на секунду замолчав от удивления. Затем он хмыкнул, но его взгляд был полон уважения. Он похлопал Эркина по плечу и сказал:

– Das ist ein sehr guter Traum. Ich hoffe, dass Sie es schaffen, ihn zu verwirklichen. Viel Erfolg, mein junger Freund! (Это очень хорошая мечта. Надеюсь, вы добьётесь её реализации. Успехов вам, мой юный друг!)

Когда пришло время защищать дипломный проект, связанный с конструированием двигателя на основе электромагнитных взаимодействий для достижения второй космической скорости, Эркин показал себя с наилучшей стороны. Его проект был дерзким и новаторским – двигатель, который мог бы создать тягу, достаточную для выхода в космос, используя силу электромагнитных полей. Он тщательно объяснил, как его разработка позволила бы разогнать корабль до таких скоростей, при которых преодоление земного притяжения стало бы возможным.

Экзаменаторы сидели в тишине, поражённые глубиной мысли и мастерством, с которым студент из далёкого Узбекистана справился с задачей. После короткой паузы зал разразился аплодисментами. Эркин знал – это был только первый шаг на его долгом пути к звёздам.

Перед отъездом Эркин Джураев зашел в Мюнхенский концертный зал. Величественное здание из стекла и стали возвышалось в центре города, излучая спокойствие и гармонию. В этот вечер зал был наполнен атмосферой ожидания. Публика собралась, чтобы насладиться исполнением великого произведения – «Лунной сонаты» Бетховена.

Когда Эркин впервые услышал эту музыку пять лет назад, она пронзила его до самого сердца. Первые аккорды, будто капли серебряного дождя, зазвучали в тишине зала, и мир вокруг словно замер. Эта мелодия была полна таинственности и силы. Её тихое, проникновенное начало медленно развертывалось, вызывая в душе одновременно и грусть, и вдохновение. В каждом звуке, в каждом переходе Эркин чувствовал нечто большее, чем просто музыку. Это было словно прикосновение к бесконечности, к чему-то вечному и неизведанному.

Мощь этой музыки открыла перед ним новый мир, полный идей и мечтаний. В тот момент у него возникла идея, казавшаяся сначала невероятной, – полет на Луну. Слушая «Лунную сонату», он осознал, что человеческий гений не имеет границ. Глубина мысли, сила воли и стремление к невозможному могут преодолеть любые преграды. Луна, казавшаяся такой далекой, стала для него символом великой цели, которую можно достичь, если только вложить в это всё: упорный труд, жгучее желание и острый интеллект.

Каждый раз, когда он возвращался к этой мысли, перед его глазами возникали образы: как шаг за шагом, с математической точностью и инженерной виртуозностью, он будет строить свой путь к Луне. Эта идея требовала от него не только огромных знаний и опыта, но и бесконечной преданности своей мечте. Он понимал, что полет на Луну – это не просто техническое задание, а высшая форма человеческого стремления к звездам, символ его собственной веры в могущество науки и разума.

Теперь, сидя в том же концертном зале и снова слушая эту мощную композицию, Эркин чувствовал, что все его мечты и усилия не были напрасными. «Лунная соната» вновь напомнила ему о том, что возможно всё, если человек верит и не боится преодолевать препятствия.

Эркин выходит из вагона на станции «Ташкент». Вокзал полон людей: пассажиры с чемоданами и узлами, железнодорожники в рабочих фартуках, путеукладчики с инструментами, контролёры в форме, милиционеры, зорко наблюдающие за порядком, и продавцы бахчевых культур с разложенными на прилавках арбузами и дынями. Воздух пропитан сладким ароматом спелых дынь, который дразнит аппетит Эркина, заставляя его невольно потянуть носом и улыбнуться. Этот запах родины, такой знакомый и родной, заполняет всё вокруг.

Узбекистан – страна, где всё утопает в красках и звуках Востока. Яркие платки и расшитые халаты мелькают повсюду, а издалека доносятся звуки национальных инструментов – карная и дойры, придавая происходящему праздничный оттенок. Музыка, словно сама природа, перетекает из одной мелодии в другую, словно время здесь тянется медленно, позволяя каждому мигу задержаться в памяти.

– Ох, как давно я не ел дынь, – шепчет Эркин, не сдержав улыбку. Он радуется, что наконец-то вернулся домой, на свою родную землю. Сентябрь 1935 года – в Ташкенте золотая пора. Небо чистое, солнце льёт тёплые лучи на город, озаряя его золотыми оттенками, а воздух наполнен сладким ароматом осени.

На перроне идёт разгрузка товаров с грузовых вагонов: грузчики носят тяжёлые ящики, деревянные ящики с фруктами и овощами стучат об землю, сыпется зерно из мешков. Эркин сходит с поезда с двумя чемоданами в руках и оглядывается вокруг. И вдруг замечает, как к нему бегут две фигуры: женщина и девочка в национальных узбекских одеяниях. Женщина одета в цветастый халат с широким поясом, на голове лёгкий платок, который слегка колышется от бега. Девочка в скромном платье, с пышными косичками, украшенными лентами, её лицо светится радостью.

– Эркин! – кричит женщина, бросаясь к нему на шею. Это его мать, Турсуной. Она плачет от счастья, крепко обнимая сына, прижимая его к себе так, словно боится снова потерять.

– Ассалом, онахон. Как вы? – красный от смущения и радости, Эркин отвечает по-узбекски, обнимая мать в ответ.

Девочка, его младшая сестра Лайло, стоит в сторонке, смущённо переминаясь с ноги на ногу. Её большие глаза с интересом и восторгом смотрят на старшего брата.

– Сестренка Лайло! – восклицает Эркин, узнав её. – Как ты выросла! Я тебя не видел пять лет!

– Мне уже двенадцать лет, – улыбается Лайло, и её лицо становится ещё более весёлым и озорным из-за косичек, которые будто специально делают её облик смешным и детским.

– Папа сейчас на работе, – торопливо говорит мама, вытирая слёзы. – Будет вечером. Он так ждал тебя.

Они идут домой по улицам Ташкента. Город встретил их гулом автомобилей и звонками трамваев, которые медленно катились по рельсам, пробираясь среди людей и арб. Но всё ещё основным транспортом остаются арбы – деревянные телеги, запряжённые осликами или лошадьми. Люди едут на них с базара или на работу, словно время здесь застыло в смешении старого и нового.

На стенах домов и вдоль улиц висят агитационные плакаты. Яркие лозунги зовут бороться с басмачеством, с религиозными предрассудками, на плакатах изображены суровые лица мулл и ишанов – врагов революции. Рядом – портреты вождей: Сталин в военной форме, Ленин с его знаменитыми острыми чертами лица, и Будённый с массивными усами, словно напоминающие о силе и власти, которые держат эту страну в своих руках.

Ташкент – город контрастов. Современные здания соседствуют с узкими улочками, на которых кипит восточная жизнь. Люди спешат по своим делам, торгуют, работают, и всё это происходит на фоне быстро меняющегося времени, в котором перемешались традиции и новые идеалы. Эркин с мамой и сестрой идут по этим улицам, вдыхая запахи специй и фруктов, слушая шум города. Родина встречает его по-домашнему тепло, несмотря на все изменения вокруг.

Эркин сидел, поджав ноги, на мягких матрасах – курпачи, раскинутых по полу комнаты. Здесь было уютно и тепло, словно сама атмосфера дышала семейным уютом. На столе, невысоком, круглом, аккуратно выложены узбекские лепёшки с хрустящей корочкой, белый виноград, сладкие яблоки и золотистый мёд. Ароматы плотно заполнили всё помещение, вызывая у Эркина аппетит. Особенно манил запах свежесваренного плова: смесь зиры, шафрана и томлёного мяса настолько была насыщенной, что он невольно облизывался, глядя на огромную тарелку – ляган, которую с улыбкой поставил на стол его отец.

Плов был идеальным: мягкий, рассыпчатый рис, пропитанный соками баранины, золотистая морковь и ароматные специи, – всё это заставляло рот наполняться слюной ещё до первого укуса.

Рядом сидели родственники, соседи и друзья семьи. Вот дядя Шариф, солидный мужчина с бородой, начальник районной милиции Тохтасын, худой и жилистый с заметными сединами на висках, с лицом, на котором оставили следы пули от бандитских нападений. Рядом с ним пожилой и весёлый Арбор-ака, пожарник с широкой улыбкой и крепкими руками, натренированными долгими годами работы. Его лицо покрыто морщинами, но в глазах светится неподдельная жизнерадостность. Он всегда смеётся громко, заражая своим смехом всех вокруг.

– Так куда ты теперь? – спросил Арбор-ака, подмигнув молодому человеку.

– Не знаю ещё пока, – улыбнулся Эркин. – Хочу в Москву, в Реактивный научно-исследовательский институт. Его возглавляет известный конструктор Иван Клеймёнов.

– Ракеты хочешь строить? – с одобрением спросил Тохтасын, взглянув на Эркина своими проницательными глазами. Его лицо оставалось серьёзным, но в голосе слышалась поддержка.

– Да, – кивнул Эркин. – Хочу построить ракету, чтобы долететь до Луны!

– Далеко собрался, – засмеялись гости. – А когда жениться планируешь?

Эркин тут же покраснел и отвёл взгляд:

– Нет, мне пока не до этого!

– Напрасно, – покачал головой сосед Бахадыр, директор местной школы, человек умный и рассудительный. – Ты уже взрослый, пора и о семье думать. У меня на примете есть симпатичная девушка, Зухра. Она окончила педагогический техникум, работает в школе учителем узбекского языка, да ещё и руководит драматическим кружком. Очень талантливая и скромная.

Все вокруг загалдели, поддерживая идею, у кого-то сразу нашлись свои предложения и варианты. Все смеялись, подшучивали, но в каждом слове была доля серьёзности. Они искренне заботились о будущем Эркина.

Его отец, Джума, с лёгкой улыбкой смотрел на сына и сказал:

– Образование ты получил – это хорошо. Но родине нужна и крепкая семья. Женись и забери жену с собой в Москву. Станешь инженером и создашь себе будущее не только в науке, но и в жизни.

Эркин лишь кивнул, всё ещё смущённый от неожиданного внимания к своей личной жизни. Он знал, что отец прав, но пока все его мысли были сосредоточены на будущем, которое он хотел строить не на земле, а в небе, среди звёзд.

Спустя месяц в махалле, шумном и оживлённом квартале, собрались соседи, родственники и друзья семьи Джураевых на свадьбу. Зухра оказалась миниатюрной, но очень энергичной и подвижной девушкой. Её изящная грация была как будто выточена самыми умелыми мастерами Востока. Красивые зелёные глаза блестели на солнце, словно драгоценные камни. Длинные, тонкие брови аккуратно обрамляли её лицо, а маленький, курносый носик и тонкие губы добавляли особого шарма. Она была воплощением утончённости, нежности и силы одновременно, её живой характер пробуждал восхищение у всех, кто её знал.

Эркин влюбился в Зухру с первого взгляда. Ещё после первой встречи он с улыбкой сказал матери:

– Мама, вы правы. Это действительно хорошая девушка. Она будет отличной женой. Мне нравятся такие, с живым характером. С ней точно не будет скучно.

Свадьба прошла хоть и не богато, но весело, как это принято в узбекских махаллях. На свадьбу пришли все соседи и родные, и каждый внёс свой вклад в общее торжество. Музыканты играли на национальных инструментах – доирах и карнаях, создавая ритмы, под которые невозможно было устоять на месте. Люди танцевали, пели песни, радовались за молодых. Столы были заставлены явствами – ароматными лепёшками, пловом, шашлыками, фруктами и сладостями, всем тем, что было собрано на рынке и принесено соседями. Взаимопомощь и поддержка были неотъемлемой частью жизни узбеков, и этот день стал воплощением их единства.

Когда вечер опустил свой тёплый занавес на город, и гости начали расходиться, для молодых настало время уединиться. Ночь, наполненная страстью, объятиями и тихими вздохами, была их первой ночью как мужа и жены. Зухра оказалась такой же нежной и страстной, как и энергичной. Их дыхание слилось в одно, их тела нашли своё идеальное соединение, как две половинки одного целого. Это была ночь, полная тепла и взаимного принятия, когда сердце Эркина заполнилось уверенностью, что его жизнь с Зухрой будет счастливой.