Текст книги "Лампа для джинна. Книга 1"

Анастасия Евлахова
Лампа для джинна. Книга 1

Глава 1. Костюм

Голоса на грани сна и яви она впервые услышала в тот вечер.

Голосов было два, и оба – женские. Один: плотный, густой, басистый, и, если бы вдруг спросили, какого он цвета, Вовка бы запросто ответила: «Темно-фиолетового, баклажанного». Второй был тонкий и очень юный, не женский даже, а девичий, желто-золотистый.

О чем эти двое говорили, Вовка запомнить не смогла. Когда засыпала, казалось, будто о чем-то невозможно важном, а когда проснулась, от слов остались одни оболочки, отзвуки голосов: фиолетовый и желтый.

К снам Вовка относилась скептически. Ну, привиделось. Ну, прислышалось. Всякое бывает. Но эти голоса вспоминались так настояще, что хоть рукой трогай. Будто и правда в квартиру влезли две дамочки – тяжелая, как пузатая гиря, и тонюсенькая, как струнка – и зачем-то переругивались прямо у Вовки над ухом.

Впрочем, с тех пор, как Вовка установила то злосчастное приложение, все пошло наперекосяк. Но разве можно винить какую-то глупую программку в том, что, например, отключили электричество?

Когда свет потух, вся квартира стала каким-то чужим, непонятным лабиринтом, в котором может случиться что угодно. Вот откуда в коридоре, на полке для шапок, банки с вареньем? Да еще и с клубничным (это Вовка выяснила, когда подбирала с паркета красные осколки), а у родителей на даче отродясь не водилось клубники. Или Яшка, например: только что ныкался под ванной, сверкал цветными глазищами из-за тазиков, и вот он уже в кухне, на хлебнице, ждет своего любимого «Бородинского», как будто из портала вышел. Но Яшка – кот, а с котами всегда чертовщина. Хорошо, а как же папин костюм для конференции? Маячит себе в родительской спальне, свесившись на плечиках с люстры, а Вовка точно знала: не мог его папа забыть. Ну никак не мог!

Они с мамой уехали в пятницу. Опять на конференцию, в какой-то там Энск – точное название Вовка запомнить никак не могла. Вернуться обещали к вечеру воскресенья.

– Смотри, не разгроми квартиру, – пригрозил папа и зачем-то лихо подмигнул: – Ух!

Что за «ух» там имел в виду папа, Вовка не поняла, потому что никакому «ух» после маминых наставлений шансов все равно никогда не оставалось.

– Бери курицу. Вот тут: овощи, макароны, картошка, – мама вытаскивала один за другим контейнеры.

Вовке хотелось поспорить, что чисто технически картошка – тоже овощ, но по маминому виду было ясно: шутить она не расположена. Впрочем, как и обычно. Если шутить – это с папой.

– Буйных гостей не води, – бросила мама, – не забудь про урок в субботу, тренируйся, чипсы-сухарики не покупай – я все по карточке вижу. Ну давай, дочь, отдыхай.

Чмокнула Вовку мимо щеки, куда-то в ухо, встряхнула чехол с костюмом и убежала вслед за папой.

Стоило двери закрыться, как Вовка занялась важным: своим онлайн-дневничком.

вот бы поскорее поступить, – написала она, – переехать жуть как хочется. хоть в общежитие, хоть куда. можно и квартиру с кем-нибудь снять, только бы найти адекватных девчонок. получится ли? страшно. не умею я заводить друзей. или умею, просто давно не пыталась?.. не знаю… еще и работу по вечерам придется найти. но иначе – никакой квартиры. а я очень хочу жить отдельно. нет больше сил ютиться с родителями. как маленькая. то нельзя, это нельзя… а мне в сентябре уже восемнадцать. хоть бы в паспорт посмотрели, что ли… и что это такое вообще – не комната, а проходной двор! надоело диван раскладывать.

хочу самостоятельную жизнь. настоящую взрослую жизнь.

Вовка и вправду спала не слишком удобно: на старенькой тахте в комнате, которую родители то величали залом, то звали просто-напросто гостиной. Вот и Вовке казалось, что она даже у себя дома – гостья. Постель утром следовало сложить в диванный ящик, и если бы не рабочий стол, заваленный учебниками и нотами, да лаковый «Красный Октябрь», под клавиатурой которого Вовка в детстве царапала каракули, то можно было бы и не разобрать, кто здесь живет.

ничего, скоро уже. опять разнылась, – отписалась в комментариях volnushka00, Вовкина лучшая подруга. По документам она была Олей, но предпочитала называться Лёлей.

И что, ты только в один универ подаешься? Не страшно?) А вдруг не поступишь?)) – написал какой-то неизвестный booben_knopp (и что за ник-то такой?), на что Вовка раздраженно ответила:

поступлю. я точно знаю.

Так же говорила и Марьяна Леопольдовна: «Со мной – поступишь».

Именно поэтому Вовка и ходила к ней по субботам – готовилась ко вступительному. Не довериться властной старушке из приемной комиссии было невозможно.

В конце концов, баллы по ЕГЭ у Вовки приличные. И очень даже: пока что она на самой верхушке списка, и дело теперь – за «творческим экзаменом». За этим жутким вступительным по вокалу.

Удачи тебе, все у тебя будет! – написал какой-то mcgrjk.

Другой неизвестный по имени cookiesh добавил:

Ха, восемнадцать. Думаешь, в восемнадцать все сразу по-взрослому станет? Шла бы лучше учебники учить, а то все тут больно взрослые, а в голове – сквозняк.

На комментарий Кукиша Вовка обиделась. Поступала она на вокальное, и учебники ей требовались куда меньше, чем плотный, хорошо поставленный голос. Но не будешь же разъяснять это какому-то неизвестному. Сейчас начнется: ха, еще одна певичка, мечтай-мечтай!

А Вовка не то чтобы и мечтала. С самого детства ей твердили, что у нее красивый тембр, вот как-то само и вышло, что не петь не получилось. Удавалось неплохо – даже суровая Марьяна Леопольдовна нет-нет да роняла скупую похвалу: «Хорошо».

У Марьяны Леопольдовны и до «удовлетворительно» было как до звезд и обратно.

Нравилось ей петь или нет, Вовка не знала. Вот что она знала наверняка, так это то, что она мечтает съехать. Свалить. Наконец-то уже слиться, как она иногда называла это в дневнике.

Потому и выходные без родителей показались ей подарком выше всяких чаяний. Целая квартира – и для нее одной!

Но после того дурацкого приложения все пошло не так.

Какой-то mad_catter оставил в ее дневнике комментарий:

когда экзамен? удачи! скачай себе джинна, сдашь стопудово))

По ссылкам Вовка обычно не переходила, но на джиннов в последнее время ей везло. У нового интернет-провайдера листовки пестрели синими толстяками в цветных фесках, похожий джинн мелькал на рекламках у метро, зазывал в чебуречную. И даже в приемной комиссии, куда она накануне заносила последние документы, на большую доску со списками, расписаниями и объявлениями кто-то пришпилил малюсенький значок со знакомой голубой фигуркой – такие обычно носят на куртках, на рюкзаках, а тут зачем-то прикрепили к доске. На удачу?..

И Вовка лениво перешла по ссылке. С джиннами она уже как-то сроднилась.

Открылась страничка приложения-«исполнятеля желаний». Ну ясно же, джинны – это про желания. Очередная бестолковая игрушка… Но бесплатная. Скриншоты были красивые. Отзывов – несколько тысяч, и все по четыре-пять звезд. Столько не нагонишь никакими ботами, слишком уж много мороки.

Вовка все-таки вытащила телефон, разыскала приложение и нажала «Скачать». Загружалось оно долго, и Вовка успела проверить и «Инстаграм», и «ВКонтакте», а потом даже зачем-то залезла в снобский «Фейсбук», хотя друзей у нее там было раз-два и обчелся.

«Джинн», наконец, загрузился, и Вовка ткнула в иконку. По экрану разъехался синий толстяк.

«Готова к сбыче мечт?» – значилось в углу.

Вовка хмыкнула и нажала на зелененькое «Да».

Джинн пыхнул дымком, развернул свой призрачный хвост, мигнул, и приложение вылетело. Вовка нажала на иконку еще раз, но ничего не произошло. Запускаться «Джинн» больше не хотел.

– Ну и к черту, – разозлилась Вовка.

Вот после этого-то свет и мигнул. Один раз, другой, как будто примеривался, а потом вдруг взял и отключился окончательно.

Конечно, приложение здесь было ни при чем. Но как-то приятнее, когда виновный найден – ну, или хотя бы заподозрен.

Впрочем, страшно не было. Только жутко весело: вот бы подольше продержался этот блэкаут!

С электричеством в их старом доме дела обстояли не очень. Отключали без предупреждения: на минуту, на час, на два. Объявлений уже не вешали, не напасешься бумаги. Соседи бурчали, возмущались, писали какие-то жалобы, но свет от этого исправнее не горел.

Вовка натаскала из кухонного шкафчика свечей, расставила их у себя в зале кругом на протертом ковре, села в центр и вообразила себя ведьмой.

Ноутбук держал заряд плохо, но Вовка знала, что долго ночное бдение не продержится. Что бы там с проводкой в старом доме ни творилось, чинили все быстро. Она обновляла раз за разом страничку со своим дневником, поменяла аватарку, пробежалась по списку постоянных читателей… Все то же, ничего нового. Так она и сидела, пока спина не заболела и не пришел с котоинспекцией Яшка: уселся рядом с Вовкой, обкрутил лапы хвостом и стал жмуриться на свечи.

На ведьминского кота Яшка не тянул совсем. Шерсть у него была грязно-белая, как слякотный мартовский снег, путаная, а вылизывая себе шею, Яшка непременно цеплялся колючим языком за космы и долго еще не мог их прожевать. Ни изящества, ни загадки. Но Вовка любила Яшку. Единственное, что омрачало ее мечты о самостоятельной жизни, так это то, что в общежития с котами нельзя. Вообще-то Яшку завела мама, и он принадлежал ей, да и Вовка раньше любила рыжих – они такие яркие! Но с Яшкой она так сроднилась, что о других котах больше и не думала.

Электричество меж тем не включали. Вовка позвонила Лёле, поругалась с длинными гудками, не дождалась. Посмотрела «ВКонтакте» – не онлайн; пролистала ее «Инстаграм» – все то же, никаких новостей; написала в «Ватсап», но и там Лёли не было.

Вовка повалялась еще немного в своем ведьминском кругу, отлежала живот, чуть не подпалила носок, и ноутбук замигал зарядом. От нечего делать она отправилась раскладывать тахту. В сизой, пахучей дымке от десятка затушенных свечей колыхались уличные тени, и, убаюканная их мерным движением, Вовка заснула быстро.

Первую дремоту прервал телефонный звонок. Вовка подумала, что это Лёля – ну конечно, Лёля увидела пропущенный! – но оказалось, что это какой-то «Неизвестный номер».

Вовка не любила такие вызовы и предпочитала на них не отвечать. Ну что за человек засекретит номер? От кого он скрывается? Что такого случится, если абонент увидит какие-то там циферки, которые тут же и позабудет?

Но в этот раз Вовка ждала Лёлю – мало ли что случилось, от кого перезванивает – и потому подняла трубку.

Только в ответ на ее «алло» молчали. Ни звуков дыхания, ни шуршания, ни транспортного гула. Тишина, и все тут.

– Я слушаю! Говорите!

Но звонивший хранил молчание. Вовка отняла трубку от уха и глянула на экран: нет, не разъединилось, звонок все еще длился. Тогда она просто нажала отбой.

Больше в этот вечер никто не звонил, и Вовка потихоньку уснула.

Вот тогда-то, задремывая, она в первый раз те голоса и услышала. Желтый и фиолетовый. Но значения этому полусну не придала.

Света не дали ни наутро, ни днем, когда Вовка уже засобиралась к Марьяне Леопольдовне. Ни в «Ватсапе», ни в «Вайбере» Леля не отвечала. Ну конечно, забыла, что у Вовки такая оказия – квартира без родителей. Веселится где-нибудь без нее… Вот тебе и подруга.

Дорога к Марьяне Леопольдовне занимала ровно тридцать одну минуту, и на эту разнесчастную минуту Вовка всегда опаздывала. Ну не умела она выйти заранее.

Но сегодня Марьяна Леопольдовна не поджала, как обычно губы, встречая свою непунктуальную ученицу в дверях. Открыла Вовке теть Галя, соседка из первой комнаты, необъятная, вся какая-то сизая, поношенная – от лица и до самых тапочек.

– А нет пока Леопольдовны, – объявила она, пропуская Вовку в душный, загроможденный коридор. Санки, коляска лежачая, коляска сидячая и трехколесный велосипед с лиловой бахромой на руле – поди протиснись. – Да ты проходи, проходи. Дверь она не запирает, посидишь, подождешь.

Марьяна Леопольдовна – статная, ухоженная, высокомерная – носила старомодные, но удивительно новенькие наряды. Она как будто вынимала свои шляпки, шарфы и юбки из сундука, в котором консервировалось само время: никаких дырочек от моли, а ткани яркие, как будто вчера только красили. И вот эти ее бесчисленные бусы! Под каждый туалет у Марьяны Леопольдовны находился свой аксессуар – тщательно подобранный под цвет, как будто пипеткой в фотошопе. И духи она носила приятные, не какую-нибудь там «Красную Москву» из закромов пронафталиненного шкафа.

Вот почему впервые переступив порог ее обиталища, Вовка так изумилась. И эта элегантная суровая пожилая дама живет в какой-то занюханной коммуналке? Но если в коридоре зимой намерзал лед, в туалете ржаво протекал бачок, а на кухне витал душный аромат газа и спичек, то в комнате у Марьяны Леопольдовны царил чуть ли не военный порядок и какая-то изолированная, своя собственная красота. Кружево из позапрошлого века, фарфоровые балерины и резной шкаф с хрусталем смотрелись не пережитками прошлого, а почетными музейными экспонатами. И казалось внезапно, что Марьяна Леопольдовна с ее островком вышколенного, профессорского порядка когда-то владела всей квартирой, и только суровые времена заставили ее потесниться, впустив в свое жилье соседей в тельняшках, халатах и рваных тапочках.

– Да ты проходи, Влада, не стой столбом, – махнула рукой теть Галя, по-хозяйски распахивая перед Вовкой дверь Марьяны Леопольдовны.

Вовку передернуло. Свое имя – Владислава – она терпеть не могла. Владой ей тоже называться не нравилось, так что она придумала краткое и бойкое мальчишечье Вовка. Вот у кого еще такое? Уникально! Мама, конечно, в свое время охала. Где это видано – девочке зваться как дворовому пацану? А папа ухмылялся и быстро подхватил новую кличку. За ним нехотя подтянулась и мама, хотя называла она дочь не Вовкой, а как-то сконфуженно – Вов.

Без хозяйки комната Марьяны Леопольдовны смотрелась сиротливо. Вовка чувствовала себя неуютно, как будто ворвалась в святая святых без спроса, но по часам ее урок уже начался, а преподавательницы все не было и не было.

Не зная, куда себя деть, Вовка присела на табурет перед пианино и неловко приподняла крышку. Обычно она смотрела на инструмент с середины комнаты. Там, в центре ковра, на красном розане, она проводила целый час. Левая нога на двух лепестках, правая – на одном, крупном, по-южному жирном. Марьяна Леопольдовна, со спиной, прямой, как в каком-нибудь императорском женском училище, возвышалась на круглом табурете, заслоняя от Вовки клавиатуру. Теперь она рассмотрела пианино как следует. Не «Красный Октябрь», как у нее дома. Название звонкое, непонятное: «Тверца». А клавиши – протертые до пузырькового, бело-шоколадного нутра, матовые, жесткие. Вовка взяла аккорд, второй и решила, что может пока и сама распеться. Делов-то.

На третьем упражнении за спиной тактично-раздраженно кашлянули, и Вовка развернулась. Лицо так и загорелось.

– Халтура это, дорогая моя, настоящая халтура, – объявила Марьяна Леопольдовна, складывая на трюмо ключи. – Все-таки явилась? Зачем тогда звонила, отменяла?

Марьяна Леопольдовна помахала ладонью, будто отгоняя блохастую псину, и Вовка вскочила с табурета.

– Тебе кто разрешил трогать инструмент?

Вовка только хлопала глазами.

– Так я же…

– «Я же»! Дыхательные делала? На неделе распевалась? Программу свою тренировала? Звучишь как мышь давленая. Сейчас вон кишки забрызжат. Спину выпрями, ребра – книжкой, вдох до самой попы. Ну?

Вовка хотела промямлить, что накануне вступительного ни за что бы не отменила занятие, но вместо этого только выпрямила спину, раскрыла ребра и вдохнула до самой попы. Перечить Марьяне Леопольдовне не получалось.

Домой Вовка возвращалась выжатая, как дряхлая губка, которую можно давить до бесконечности – все равно еще капелюшечка останется. Вот и Марьяна Леопольдовна так думала, гоняя Вовку как для марафона.

– Придешь ко мне еще раз во вторник. А в среду чтобы мне вот так вот не блеяла. Понятно?

Опустились теплые летние сумерки, и Вовка, зевая, брела нога за ногу домой. Хотелось пить, есть и спать, но больше всего – каких-нибудь «чипсов-сухариков». Хоть чем-то скрасить этот бестолковый день. И ладно, что увидят родители – карта ведь привязана к их счету, а ни за молоком, ни за хлебом Вовка в магазин не ходит. Она вообще за «съедобными продуктами», как выражается мама, не ходит. Так что эсэмэска с очередной суммой из супермаркета – это, ясное дело, или чипсы, или сухарики, или зефир. В крайнем случае, сливочное полено. Оно – только под настроение, с него Вовка любила только слизывать крем. Арахисовую, твердую поленовую толщу она оставляла сушиться в холодильнике неделями, пока мама, наконец, ее с раздражением не выбрасывала.

В магазин Вовка заскочила без зазрения совести. Сегодня можно. Ведь скоро вступительный, а перед ним – еще одна пытка Марьяной Леопольдовной. Не неделя, а наказание.

Но терминал карту почему-то упорно не принимал.

– Не хватает средств, – пожала плечами кассирша. – Попробуем другую?

Вовка хмыкнула. Другую! Откуда она возьмет другую? Принялась пересчитывать наличку. Монет хватило только на шоколадный батончик. Гуляем, что тут скажешь.

С улицы она позвонила папе. Неужели заблокировали карту от греха подальше, чтобы дочь не позволяла себе лишнего? Но папа не отвечал. Мама тоже.

Тогда Вовка влезла в онлайн-банк и проверила баланс. Там стоял округлый и однозначный ноль. Так что же, и правда денег не осталось?

Дома Вовка снова набрала родителей и опять послушала гудки. В эти выходные подобное уже становилось навязчивой традицией. Хорошо хоть на субботнее занятие денег оставили. А до вторника она еще успеет попросить… Но вот же странно!

Недоуменно жуя батончик с сизым, лежалым шоколадным боком, Вовка устроилась на несобранной тахте с ноутбуком. Вот ведь безобразие, подушки валяются кое-как, одеяло сбито, постель целый день пылилась! Мама была бы в ужасе.

Вовка включила компьютер, но тот жалобно пискнул и вывел сообщение, что вот-вот сядет. Сумерки в комнате сгущались, и Вовка поняла, что привычных зеленых цифр на электронных часах в углу она не видит. Неужели до сих пор нет света?

В опустевшей, обесточенной квартире было так безжизненно и одиноко – даже с Яшкой, извечно наводившим шороху. Он приутих и жался по углам, как будто его – это кота-то! – мрак тоже растревожил.

– Ну ясно, – бросила Вовка, возясь с замками. – Ненастоящий ты кот, Яшка.

Сосед слева открыл не сразу. Его лицо, бурое и бесформенное, напоминало картофелину с «глазками». Вовку обдало дешевым, кислым сигаретным духом, и она едва не закашлялась. Если Михалыч смолит прямо в квартире, значит, жена его укатила на дачу. Еще бы, такая погода стоит!

– Чаво? – миролюбиво поинтересовался он, почесывая кривой пятерней живот.

Но Вовка уже заглянула ему через плечо: темно, равно как и на площадке перед лифтом, только где-то за углом пляшет теплый, пламенеющий, уж точно не электрический огонек.

– Здрасть, Петр Михалыч, у вас тоже света нет? – все же спросила она.

– Нетути. Уж сутки как, – согласился сосед. – Тебе, что ль, керосинку дать? У меня ж вторая где-то завалялась. Ты погоди…

Но Вовка замотала головой:

– Да нет, спасибо, Петр Михалыч, не надо. Я пойду.

Сосед еще возился, шаркал тапочками, бормотал что-то, шебурша в потемках, но Вовка поскорее нырнула к себе.

Ну ясно, значит, точно не у нее пробки вылетели. Эх, надо было зарядить у Марьяны Леопольдовны телефон! Вовка тоскливо посмотрела на оставшиеся четырнадцать процентов и вздохнула. Если так и дальше пойдет, придется завтра с утра бежать в кафе. Но заказать-то что-то надо… А у нее нет денег. Вот ведь!

Тогда Вовка отправилась в спальню к родителям. У папы где-то лежала портативная батарея. От нее-то и можно зарядиться, хоть ненадолго. Но где же она?

По спальне бежали тени. Скользили по потолку треугольные полосы уличного света: слева направо, слева направо… На карнизе колыхался в желто-сером полумраке мамин ловец снов – это Вовка ей сделала на день рождения. Без таблеток мама спала очень плохо, могла полночи проваляться без сна, и Вовка решила, что суеверная безделушка ей хоть чуточку да поможет. Мама вообще была нервозная, вечно беспокоилась по пустякам, поэтому и со сном у нее не ладилось.

Пока Вовка перерывала папину тумбочку, за спиной она ощутила какое-то шевеление. Обернулась, испугавшись сама не зная чего, но в сумраке, перемежавшемся колыханием света по потолку, не различила ничего необычного.

Кровать с металлическими шишечками в изножье. Комод с носком-языком, высунувшимся из ящика. Полка, уставленная фотографиями в разномастных, глупеньких рамках, артиллерия маминых пузырьков, раскиданные книги. Люстра поблескивает гранями стекляшек. В кресле – ворох одежды. У двери брошены старые ботинки, которые папа перед выездом забраковал. Все как обычно, только ужасно темно.

Но где же костюм?..

Вовка вдруг похолодела. Помнила она это четко – заходила сюда еще накануне и удивилась: как это он мог здесь оказаться? Ведь уносила его мама в чехле, ну точно уносила. И висел он так безропотно, бедный, забытый, вот прямо с этой самой люстры свешивался.

А теперь его не было…

Вовка даже икнула. Вот ведь чудится… Ясное дело, что мама забрала костюм, а вчерашнее ей просто приснилось. В таких-то потемках что сон, что реальность – все какое-то одномерное и однотонное.

Так и не отыскав батарею, Вовка выбежала из родительской спальни и на всякий случай прикрыла дверь. Согрела себе на газу овощей, закипятила чайник и села на кухне ужинать при свечах. Хорошо хоть плита работала, и голодной Вовка остаться не рисковала.

Тьма была плотная, почти что жесткая, шершавая – как жернова. Сейчас сомкнутся и перемелют. Вовка усмехнулась, сфотографировала сверху тарелку с одинокой свечкой и запостила в «Инстаграме»:

Романтика. Разносолы, иллюминация. @volnushka00, как тебе такая раскладочка?

Ники у Лёли были везде одинаковые. Ее сухопарый, долговязый, как жук-богомол, брат Федя все ругал сестричку за неосмотрительность:

– Вычислить тебя на раз плюнуть.

Лёля отфыркивалась:

– Да кому надо-то?

Социальные сети Федя вообще недолюбливал, но Вовка была солидарна с Лёлей – кому эти ее картинки понадобятся?

Леля обычно отвечала сразу. Но в этот раз телефон все чернел и чернел пустым экраном.

Уехала она, что ли? Для деревни сейчас время, конечно, самое то, и сдавать Леле больше ничего не нужно. Отправила свои ЕГЭ в три вуза и сидит преспокойно, ждет. А может, и не ждет совсем. Она факультеты выбирала от балды.

– Менеджмент – это раз. Менеджерить – вот прямо мое, – объясняла Лёля, тряся крашеной челкой. – Маркетинг – это два. Понятия не имею, что такое, но, говорят, креативно. Ну и этот… Педагогический на крайняк. Училкой тож можно. Плохо, что ли?

Да Лёле наплевать, поступит она или нет. Наверняка в деревне… Только вот почему Вовке не сказала? Хоть бы черканула строчку, хоть бы прислала какую-нибудь фоточку. Интересно же. Но если там у них и правда ничего не ловит, то какие уж там фотографии…

Вовка вздохнула, глянула на заряд – девять процентов – и, захватив свечу, отправилась укладываться. Каким же бестолковым становится день с наступлением темноты! А если и зарядки мало – вообще мрак. Во всех смыслах.

Проходя мимо спальни родителей, Вовка заколебалась. Остановилась, согревая пальцы о пламя свечки, и поежилась. В движении тени разбегались по углам, как пуганые мыши. А теперь, когда Вовка стояла, тьма сжалась еще крепче, коридор скупо сузился и подпер стенками. За кухонным окном погромыхивали трамваи. Взвыл мотоцикл. Прошуршали шины у самого подъезда. Щелкали и щелкали настырные часы.

Вовка толкнула дверь родительской спальни и обмерла.

С люстры свисал костюм.