Текст книги "Природа российского уголовного процесса, цели уголовно-процессуальной деятельности и их установление"

Наивно было полагать, что с вступлением нового Уголовно-процессуального кодекса в силу, где много места уделено состязательным началам, мы окажемся в другой стране, где человек станет мерилом всех вещей, где законность и справедливость воссияет бо жественным светом. Не будет этого, не будет этого до тех пор, пока общечеловеческие ценности не станут частью структуры личности правоприменителя, а этого можно добиться не столько изменением закона, сколько воспитанием и образованием[109]109
  О том, на каком уровне находится правосознание судей, свидетельствует исследование А. Ю. Панасюка. По его данным, примерно у 4/5 судей выражено негативное отношение к подсудимому. См. Панасюк А. Ю. «Презумпция виновности» в системе профессиональных установок судей // Государство и право. 1994. № 3. С. 76–79.


[Закрыть]. Иной качественный уровень общей и правовой культуры правоприменителя – то, что изменит к лучшему существующую правоприменительную практику, добиться этого несравненно сложнее, чем принять новый закон. Сказанное не означает, что УПК РСФСР не нуждался в совершенствовании, но осуществлять его нужно было в рамках существующей модели.

Кратко подводя итог сказанному, можно утверждать, что для всего российского уголовного процесса образца 1960 г. состязательность была мифом, реальностью она становилась только в судебных прениях. Но миф о состязательности русского уголовного процесса существовал[110]110
  Термин «миф» имеет двоякое толкование: 1) миф – это вымысел, искажение фактов, несоответствие рассказа реальности; 2) миф – древняя литературная форма сказания о богах и героях. См.: Гулыга А. В. Миф и современность // Иностранная литература. 1984. № 2. С. 168.


[Закрыть]. Миф – потому что в основе такой оценки лежал не рациональный анализ фактов, а предпочтение, обусловленное отрицательным отношением к истории государства российского, истории, толкуемой с определенных идеологизированных позиций. Хотя воображенное «само по себе не субстанционально, но влияет на характер поведения людей, на выбор решения в альтернативных ситуациях, на направление творческих усилий»[111]111
  Гумилев Л. Н. Черная легенда: Друзья и недруги Великой степи. М., 1994. С. 40.


[Закрыть]. Это влияние на творческие усилия привело к принятию уголовно-процессуального кодекса, основой которого определена состязательность. С 1 июля 2002 г. он вступил в действие. Возможно, его нормы задают столь желаемую многими состязательность и делают ее реальностью русского уголовного процесса? Без ответа на этот вопрос фрагмент работы был бы не завершен.

Текст нового кодекса – свидетельство напряженной борьбы двух начал – публичного и состязательного. И при первом обращении к нему может показаться, что состязательность берет верх. За конодатель сейчас говорит о сторонах в процессе (п. 45 ч. 1 ст. 5 УПК РФ), раньше он этот термин старался не употреблять, каждая сторона в процессе на основе состязательности выполняет свою, только ей присущую функцию. Как соотносимое с понятием «обвинение» используется понятие уголовного преследования (п. 55 ч. 1 ст. 5 УПК РФ), и следователь рассматривается не только как орган уголовного преследования, он отнесен законодателем к стороне обвинения (п. 47 ч. 1 ст. 5 УПК РФ). Применительно к такому определению его места в процессе, нет оснований рассматривать его в качестве органа, реализующего функцию расследования. Это подтверждается и тем, что в главе 2, говорящей о принципах процесса, нет уже основного познавательного принципа, являвшегося выражением публичного начала, принципа всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств уголовного дела.

Не обойден вниманием и прокурор, исходя из равенства сторон, у него одни средства правового реагирования заменены на другие: вместо заключения и протеста он может теперь применять представления и ходатайства (п. 16, 27 ч.1 ст. 5; ч. 5, 8 ст. 234, ч. 1 ст. 235; ч. 4 ст. 246 и др. УПК РФ). Подобное явилось также результатом того, что надзорные полномочия у прокурора остались только в отношении органов уголовного расследования (ч. 1 ст. 37 УПК РФ).

Как было показано выше, в теории много копий сломано при решении вопроса об активности суда. Законодатель остановился на золотой середине, он не отказался вообще от активности суда, а постарался организовать деятельность участников судебного разбирательства таким образом, чтобы было меньше поводов для суда использовать свои активные права.

Если остановиться только на указанных новеллах, то логичен вывод, что новый русский уголовный процесс скроен по образцу состязательного публично-искового процесса, где каждая сторона своими собственными силами добивается результата, удовлетворяющего ее интересам. Сторона обвинения собирает доказательства, свидетельствующие о совершении преступления, о виновности конкретного лица в совершении этого преступления и устанавливает обстоятельства, отягчающие ответственность, а сторона защиты собирает противные доказательства, и каждая из сторон добивается в суде на основе собранных доказательств решения в свою пользу.

Для подтверждения данного вывода сопоставим его со ст. 73 УПК РФ, говорящей об обстоятельствах, подлежащих доказыванию. По идее именно в тексте этой статьи должно быть закреплено, кто какие обстоятельства доказывает, ведь начало состязательности должно находить свое выражение не в одной или двух главах, оно – тот базис, который определяет или должен определять конструктивные особенности материала, излагаемого во всех разделах кодекса. Например, ст. 68 УПК РСФСР, где также говорилось об обстоятельствах, подлежащих доказыванию, очень четко отражала публичное начало прежнего уголовного процесса, там указывалось, какие органы обязаны устанавливать при доказывании обстоятельства уголовного дела, причем все: как обвиняющие, так и оправдывающие. Это были органы государства. В отличие от этой статьи ст. 73 УПК РФ не имеет никаких указаний на то, кто и какие обстоятельства должен устанавливать. Приведенный анализ может пока свидетельствовать только об одном – несовершенстве законодательной техники, но уже появляется сомнение в последовательности воплощения состязательного начала.

Для того чтобы их развеять или подкрепить, обратимся к тому, что собой сейчас представляет предварительное расследование и какими средствами для реализации интересов подзащитного наделен адвокат. Сравнение описания предварительного расследования в новом кодексе с тем, как это было сделано в прежнем, показывает, что изменения есть, они существенны и касаются, прежде всего, гарантированности прав и законных интересов граждан, втянутых в орбиту уголовного судопроизводства, но не затрагивают схемы деятельности при расследовании, она прежняя. Центральной фигурой как был, так и остался орган предварительного расследования, или как сейчас его называет законодатель – орган уголовного преследования. Альтернативное адвокатское расследование, предложения о нем, не были восприняты законодателем. Хоть он и говорит о собирании адвокатом доказательств, но собиранием доказательств это можно назвать очень условно, понимая под этим возможность адвоката представить органу расследования и в суд информацию. У него есть права по сбору информации, но без производства следственных действий. Доказательством представленная информация станет только после того, как следователь примет ее и оформит в соответствии с законом.

Прежнее законодательство, следует заметить, не запрещало адвокату, как и другим участникам процесса, собирать и представлять информацию, правда, сейчас он может в некоторых случаях напрямую, а не через юридическую консультацию получать ее. В ч. 2 ст. 70 УПК РСФСР говорилось о том, что доказательства могут быть представлены различными участниками, но при сопоставлении этой части с частью первой данной статьи становилось понятным, что речь идет не о доказательствах, а о предметах и документах, могущих установить необходимые по делу фактические данные. Доказательством представленная информация становилась только после того, как следователь примет ее и оформит в соответствии с законом. Так было и ничего сейчас в этом не изменилось.

Следует обратить внимание на то, что законодатель предоставляет защитнику право на собирание доказательств (ч. 3 ст. 86 УПК РФ), но не ведет речи о его обязанности. Кто будет устанавливать обстоятельства, оправдывающие обвиняемого или смягчающие его ответственность, если защитник не воспользуется своим правом? А если даже и воспользуется – достаточно ли у него средств для установления этих обстоятельств? Если помнить о том, что обстоятельства устанавливаются с помощью доказательств – нет. Итак, поставленные вопросы в главной части остаются без ответа. А если исходить из той состязательной конструкции уголовного процесса, которую предлагает законодатель, обвиняемый на стадии предварительного расследования оказывается без защиты и помощи.

Как видим, конфликт двух начал может привести не к большей гарантированности прав и свобод граждан, а к их ущемлению. Чтобы этого не случилось в действительности, органам предварительного расследования необходимо будет, несмотря на отсутствие среди принципов уголовного процесса всесторонности, полноты и объективности, реализовывать его в своей познавательной деятельности. Исключение данного положения из системы принципов произошло по воле законодателя, но есть сферы, где эта воля бессильна, где действуют объективные законы[112]112
  Несмотря на отсутствие в УПК РФ среди принципов всесторонности, полноты и объективности исследования отдельные авторы полагают, что «все основные компоненты этого принципа нашли законодательное закрепление в новом УПК РФ». Обоснование этого утверждения см.: Лукашевич В. З., Чичканов А. Б. Принцип состязательности и равноправия сторон в новом УПК РФ//Правоведение. 2002. № 2. С. 105–107.


[Закрыть]. Именно на них строится гра мотная познавательная деятельность и указанный выше принцип – отражение ее закономерностей. Важность реализации этого принципа заключается в том, что – он гарантия установления не только виновности, но и невиновности лица[113]113
  Еникеев З. Д. Раскрытие преступления как гарантия реализации прав потерпевшего в уголовном процессе//Проблемы раскрытия преступлений в свете современного уголовно-процессуального законодательства: Материалы Всерос. науч. – практ. конф., посвященной памяти проф., д-ра юрид. наук, засл. юриста РФ И. Ф. Герасимова, Екатеринбург, 6–7 февр. 2003 г. Екатеринбург, 2003. С. 141.


[Закрыть]. Отсюда можно сделать вывод, что состязательность в том виде, как она представлена в ст. 15 УПК РФ, русскому уголовному процессу в рамках предварительного расследования противопоказана.

Чтобы подкрепить этот вывод, остановимся еще на одном вопросе. Выше уже говорилось о том, что в качестве двигателя уголовного процесса, в том числе и предварительного расследования, рассматривалось, да и в настоящее время рассматривается, обвинение. Причем для ряда авторов понятие «обвинение» по своему содержанию было аналогично понятию «уголовное преследование»[114]114
  См.: Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 2. СПб., 1912. С. 3–7; Строгович М. С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе. М., 1951. С. 15; он же. Курс советского уголовного процесса. Т. 1. М., 1968. С. 194; Ларин А. М, Мельникова Э. Б., Савицкий В. М. Уголовный процесс России: Лекции-очерки. М., 1997. С. 156.


[Закрыть].

Другие же понятие уголовного преследования рассматривали как всеобъемлющее, включающее не только обвинение, но все, что делает следователь и прокурор с момента возбуждения уголовного дела. В рамках этого широкого подхода, как считает З. Д. Еникеев, преследуется не только лицо, совершившее преступление, но в тех случаях, когда оно неизвестно, преследуется преступление[115]115
  Еникеев З. Д. Уголовное преследование: Учебное пособие. Уфа, 2000. С. 67.


[Закрыть].

В настоящее время, в связи с принятием нового УПК перед учеными стала задача вновь, но уже на другом уровне, вернуться к рассмотрению соотношения рассматриваемых понятий. Необходимость эта обусловлена тем, что законодатель сейчас употребляет оба эти понятия и наполняет их различным содержанием. Под обвинением им понимается утверждение о совершении определенным лицом деяния, запрещенного уголовным законом, выдвинутое в порядке, установленном Кодексом (п. 22 ст. 5 УПК), а под уголовным преследованием – процессуальная деятельность, осуществляемая стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления (п. 55 указанной статьи).

Несложный анализ содержания, которое вкладывается законодателем в эти два понятия, приводит к выводу о том, что преследовать можно только лицо, но не любое, а обладающее определенным процессуальным статусом подозреваемого, обвиняемого. В связи с этим совершенно справедливо Л. М. Володина высказывала недоумение по поводу того, как можно преследовать преступление. Она писала: «Событие преступления имело место в прошлом, преследовать то, что ушло в прошлое, невозможно»[116]116
  Володина Л. М. Уголовное преследование//Современные проблемы уголовного права и уголовного процесса: Материалы междунар. науч. – практ. конф.: В 2 т. Красноярск, 2003. Т. 2. С. 89.


[Закрыть].

И еще один вывод. Обвинение – это тезис, выдвинутый уполномоченным органом. Тезис, формирование которого происходит в рамках уголовного преследования подозреваемого, тезис, знаменующий появление новой процессуальной фигуры – обвиняемого, тезис, который становится знаменем стороны обвинения, проносится ею через предварительное расследование, обосновывается в судебном разбирательстве, защищается в вышестоящих судебных инстанциях[117]117
  Аналогично толкует соотношение рассматриваемых понятий О. Я. Баев. Он пишет: «Структурно уголовное преследование состоит из целенаправленной на обвинение деятельности органов и лиц, осуществляющих оперативно-розыскную работу, предварительное расследование в форме дознания или предварительного следствия и прокурора …». См.: Функция прокурора в системе уголовного преследования на досудебных стадиях процесса // Проблемы раскрытия преступлений в свете современного уголовного процессуального законодательства: Материалы Всерос. науч. – практ. конф., посвященной памяти проф., д-ра юрид. наук, заслуж. юриста И. Ф. Герасимова, Екатеринбург, 6–7 февр. 2003 г. Екатеринбург, 2003. С. 14.


[Закрыть].

Полагаем, что мы более адекватно проинтерпретировали мысль законодателя, чем авторы, считающие, что обвинение – лишь та часть уголовного преследования, которая направлена на формулировку обвинения, предъявление обвинения, поддержание государственного (частного) обвинения[118]118
  Володина Л. М. Уголовное преследование. С. 92.


[Закрыть]. В рамках указанного подхода обвинение частично перекрывает уголовное преследование.

Мы попытались разобраться с тем, какое содержание вкладывает законодатель в обвинение и уголовное преследование[119]119
  Следует обратить внимание читающего на непоследовательность решения законодателем вопроса о соотношении понятий «уголовное преследование» и «обвинение». Разграничивая их при определении, законодатель в последующем по-иному решает вопрос об их соотношении. В одном случае он в уголовное преследование включает обвинение (ч. 1 ст. 20 УПК РФ), в других – они для него равнозначны (п. 45 ч. 1 ст. 5 УПК РФ). См., также: Деришев Ю. В. Избирательность режимов предварительного производства по УПК Российской Федерации//Совершенствование государственной политики противодействия правонарушающему поведению. Омск, 2002. С. 156–157.


[Закрыть]. Теперь зададим вопрос о том, насколько уместно преследование в том случае, когда у нас еще нет знаний о том, что именно подозреваемый или обвиняемый совершили то преступление, которое расследуется.

Нельзя преследовать преступление, которое было в прошлом, было оно или нет, устанавливается в ходе расследования, в ходе его же устанавливается виновность лица его совершившего. Не создает ли преследование, о котором ведет речь законодатель, предустановку, что лицо виновно, когда еще нет всех необходимых доказательств для этого? Не приведет ли это к тому, что в пылу преследования оправдательные доказательства пройдут мимо взора преследователя? Эти вопросы более чем основательны. В литературе существует мнение, что прокурор, давая согласие на возбуждение уголовного дела, т. е. на уголовное преследование, «предвосхищает возможность возбуждения в дальнейшем государственного обвинения против лица, которое и в том и в другом случае будет изобличено в совершении преступления»[120]120
  Баев О. Я. Функция прокурора в системе уголовного преследования на досудебных стадиях процесса // Проблемы раскрытия преступлений… Екатеринбург, 2003. С. 16.


[Закрыть]. Автор прав в том, что преследовать можно будучи уверенным в том, что преследуется именно тот, кто совершил преступление. Но откуда берется такая уверенность, лежащая в основе «предвосхищения», что лицо в любом случае виновно? Ответ один – установка на преследование. Она формируется УПК, анализируя который отдельные авторы приходят к неутешительному выводу о том, что законодатель упразднил функцию предварительного расследования. В. Т. Томин, М. П. Поляков, А. С. Александров пишут: «Следователь, дознаватель, орган дознания, прокурор выполняют функцию уголовного преследования. Получается, что такой основной функции уголовного процесса, как функции предварительного расследования, новый УПК РФ отказал в праве на существование»[121]121
  Томин В. С., Поляков А. П., Александров А. С. Комментарий (вводный) к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации. М., 2002. С. 37.


[Закрыть].

Новый закон парадоксален: нормы, которые в нем содержатся вплоть до третьего раздела, ничего не оставляют иного как только согласиться с приведенным мнением, но нормы восьмого раздела, регламентирующего предварительное расследование, заставляют в этом выводе усомниться. Сомнение возникает в силу того, что содержание деятельности, описанное в нем, немногим отличается от того, как она описывалась в Кодексе 1960 года. В отдельных статьях этого раздела говорится о всесторонности и объективности исследования (см.: например, ч. 4 ст. 152, ч. 2 ст. 154). Возникает вопрос – какую же функцию должны выполнять органы расследования. Уже приведенное ставит под сомнение функцию «уголовного преследования». Сомнения окончательно рассеиваются при сопоставлении материала восьмого раздела с тем, что должно быть достигнуто при осуществлении этой деятельности. Становится ясно, что «преследование» должно быть чуждо процессу, в рамках которого перед органами государства ставится цель установления всех обстоятельств, подлежащих доказыванию.

Говоря о преследовании, не стоит забывать и о том, какая смысловая нагрузка падает на это слово и как оно воспринимается. За словосочетанием «уголовное преследование» видится махина государственного аппарата со всеми присущими ему карательными функциями, которая, возможно медленно, возможно быстро, но неуклонно надвигается на маленького человека, сжимая вокруг него пространство. Подобная картина, как правильно отметил Е. Г. Мартынчик, «не может не привести в страх и ужас современного человека»[122]122
  Мартынчик Е. Г. УПК Российской Федерации: достижения и нереализованные возможности // Российский судья. № 4. 2002. С. 5.


[Закрыть].

А сейчас посмотрим, что стало с состязательностью в судебном разбирательстве.

И в этой стадии по существу мало, что изменилось. Хотя законодатель и настаивает на том, что каждая из сторон представляет в суде свои доказательства, но вряд ли эти доказательства можно назвать доказательствами прокурора и защиты, которые связаны с ре зультатом их деятельности, по содержанию доказательства могут быть обвинительными или оправдательными, но собраны они следователем. Как было указано выше, положение адвоката в рамках предварительного расследования, по сравнению с прошлым, осталось прежним, положение прокурора изменилось, но это изменение не позволяет нам рассматривать его в качестве дознавателя, осуществляющего предварительное расследование. В рамках предварительного расследования он, как и раньше, выполняет две функции: надзора и процессуального руководства, и все те аргументы, что мы приводили раньше, работают и сейчас. В силу их нельзя утверждать, что прокурор идет в суд с готовой установкой обвинять, смысл его деятельности, способы деятельности остаются прежними, косвенное указание на это мы находим у законодателя, который требует от прокурора обеспечить не только законность, но и обоснованность обвинения (ч. 4 ст. 37 УПК РФ), а так как центральной частью и по новому закону является судебное следствие, место состязательности – в судебных прениях.

Решая один из частных вопросов – о соотношении уголовного преследования, обвинения и предварительного расследования, мы уже указывали на непоследовательность законодательной регламентации. Весь изложенный выше материал свидетельствует, что это не случайность, а проявление странной общей для УПК РФ тенденции, когда Общая часть формулирует одно начало – состязательность, но схема деятельности, заданная в двух основных стадиях – стадии предварительного расследования и судебного разбирательства – ей противоречит. Перед нами тяни-толкай, созданный не фантазией писателя, а законодателем, но куда, в какую сторону он пойдет, уже не в его воле, это будет определяться в рамках практической деятельности. Хотелось бы надеяться, что при ее осуществлении не будет забыт принцип всесторонности, полноты и объективности исследования, тем более, что упоминание о нем, как было выше показано, можно найти и в тексте нового УПК.

Для того чтобы помочь практикам в процессе самоопределения, мы считаем необходимым привести очень важную для рассматриваемой ситуации мысль. С. С. Алексеев писал: «Для каждой основной отрасли характерен также свой, весьма своеобразный “набор” отраслевых принципов, общих положений, образующих общую часть отрасли. Но все же решающее, что придает правовому режиму основных отраслей юридически четкое, контрастное выражение и позволяет рассматривать в качестве видового и даже генерального, – это наличие особых, только данной отрасли присущих метода и механизма регулирования»[123]123
  Алексеев С. С. Общая теория права: В 2 т. М., 1981. Т. 1. С. 246.


[Закрыть]. Характер же этих методов и механизмов, когда речь идет об уголовно-процессуальном праве, «в основном определяется характером обеспечиваемого материального права. Универсального процесса быть не может. Несоответствие вида процесса характеру материального права приведет к тому, что имеющегося у процесса инструментария будет недостаточно для успешного применения норм материального права»[124]124
  Свиридов М. К. Соотношение функций разрешения уголовных дел и судебного контроля в деятельности суда // Правовые проблемы укрепления российской государственности. Томск, 2001. С. 4.


[Закрыть].

Состязательное начало процесса в полной мере соответствует частному характеру гражданско-правовых отношений, и оно является основой гражданского процесса. Характер отношений, регламентируемых уголовным правом, публичен, и попытки построить уголовный процесс на состязательном начале могут привести к последствиям, о которых говорит в выше приведенной цитате М. К. Свиридов.

Особые методы и механизмы регулирования в уголовно-процессуальном законодательстве отражены в Особенной части Уголовно-процессуального кодекса. Как в ранее действовавшем, так и в ныне действующем законе, они практически тождественны, но если Общая часть Кодекса 1960 г. выражала сущность методов и механизмов уголовно-процессуальной деятельности, описанных в Особенной части, то в Общей части ныне действующего Кодекса этого нет.

В такой ситуации, исходя из определенного соотношения и важности этих частей, следует только один вывод – при содержательном расхождении норм Общей и Особенной частей применению подлежат нормы Особенной части. Признавая всю важность норм Общей части, мы согласны с утверждением И. В. Шишко, что «нормы последней имеют «обеспечительный характер по отношению к нормам первой (Особенной части. – А. Б.), поскольку без них существование норм Общей части бы обессмыслилось» и далее «опреде ляющими сущность отрасли являются нормы Особенной части…»[125]125
  Шишко И. В. Несостоятельность доказательств позитивно-регулятивной функции уголовного права // Сибирские юридические записки: Ежегодник Ассоциации юридических вузов «Сибирь». Вып. 3. Красноярск, 2003. С. 95, 98.


[Закрыть].

Глава 2. Тенденции развития уголовно-процессуальной формы

Проведенный нами анализ свидетельствует о том, что законодателю не удалось в новом УПК последовательно реализовать состязательное начало, но та настойчивость, с которой состязательность внедрялась в сознание и в закон, заставляет сформулировать вопрос: не отражаются ли в ней общемировые тенденции развития уголовно-процессуальной формы. Если сторонники состязательности правильно отразили эти тенденции, то тогда следует как можно быстрее добиться полного воплощения состязательности в уголовно-процессуальном законе. Рассмотрению этого вопроса и будет посвящен материал данного параграфа.

В процессуальной литературе выделяют состязательный, розыскной и смешанный процессы. О том, что собой представляет состязательная процедура мы уже писали. Когда речь идет о розыске, подчеркивается, что все функции, которые разделены в состязательном процессе, в нем слиты и осуществляются одним государственным органом.

Под смешанным процессом понимают такой, в котором предварительное расследование построено как розыскное, судебное разбирательство – как состязательное. Розыск традиционно ассоциируется с всесильем государства, с ущербностью гражданских прав и свобод.

Каждое явление в своем развитии проходит ряд этапов. Тенденция развития – от простого к сложному и более совершенному. Прослеживая развитие состязательной формы, выделяют следующие ее виды: обвинительный процесс, частно-исковой, публично-исковой. Каждый ее вид связывается с определенным уровнем социализации членов общества, с их отношением к государственной власти. Во времена существования обвинительного процесса госу дарственная власть была слаба и не пользовалась доверием членов общества. Возможно, в то время у англичан появилась пословица «мой дом – моя крепость». Во время судебных споров предпочитали положиться на судьбу, на волю существа, не связанного земными страстями. В частно-исковом процессе стороны предпочитают своими силами собирать доказательства, но решения ждут уже от суда земного, а не небесного. Причем в тех случаях, когда этого требуют общественные интересы, допускается активность суда не только при исследовании, но и при сборе доказательств. В публично-исковом процессе функцию обвинения принимает на себя специально уполномоченный государственный орган.

Состязательность, в чистом виде, отражает конфрантационность. Со временем понимание общих интересов в области сдерживания преступности накапливалось и понемногу модифицировало состязательный процесс, внеся в него начало, отрицающее конфрантационность, – публичность. Говоря о публичности, мы не склонны видеть ее содержание в обязанностях государственных органов по выполнению задач уголовного судопроизводства, как делает это, например, Л. А. Названова[126]126
  Названова Л. А. Принцип публичности в стадиях возбуждения уголовного дела и предварительного расследования: Автореф. дис…. канд. юрид. наук. Л., 1990. С. 10. См. также: Громов Н. А., Николайченко В. В., Францифоров Ю. В. О действии принципов публичности и диспозитивности при возобновлении уголовных и гражданских дел по вновь открывшимся обстоятельствам // Правоведение. 1999. № 1. С. 186.


[Закрыть]. Полагаем, что дело обстоит несколько иначе: эти обязанности вытекают из социально-политической сущности публичности, основа которой заключается в том, что государство в лице своих органов принимает на себя ответственность оградить граждан, общество от преступных проявлений, обязуется перед ними быть активным в деле обеспечения защиты. Реагирование на каждый случай преступления признается не частным, а государственным делом по реализации общих интересов, в рамках которых находится также соблюдение при расследовании и рассмотрении уголовных дел свобод, законных прав и интересов всех участвующих в уголовном судопроизводстве.

Появление элементов публичности можно проследить на примере Англии. В конце 20-х годов прошлого века за английским судьей были закреплены полномочия по собственной инициативе истребовать доказательства. В определенной мере можно согла ситься с тем, что только это наделение суда дискреционными полномочиями, как считал Ю. В. Мещеряков, не может быть оценено «как деструктивный по отношению к состязательному началу эпизод нормотворчества…», но по поводу того, что «нововведение органически дополнило состязательный принцип и развило его, не нарушая гомогенности его содержания»,[127]127
  Мещеряков Ю. В. Формы уголовного судопроизводства. Л., 1990. С. 26.


[Закрыть] есть большие сомнения. Указанные полномочия – не первый и не единственный элемент публичности в уголовном процессе Англии. В 1879 году в Англии был создан специальный институт публичного обвинения – Дирекция публичного обвинения и в настоящее время по большинству обвинений, выдвигаемых частными лицами, в дело вступает Королевская служба обвинения[128]128
  Гущев В. Е., Александров А. С. Народное обвинение в уголовном суде. Н. Новгород, 1999. С. 83–88.


[Закрыть]. Следовательно, в настоящее время определить английский процесс как чисто состязательный уже нельзя, в нем наличествует и публичное начало, т. е., по сути, он смешанный процесс.

Розыскной процесс появляется там и тогда, когда государство, преодолев внутреннюю раздробленность, пытается своей мощью удержать в единстве составные свои части. Оно уже осознало свою силу, – она в единстве, и государство пытается сохранить и приумножить ее, используя и уголовный процесс, который в этом случае является выразителем официальных, государственных интересов[129]129
  Алиев Т. Т., Громов Н. А., Зейналова Л. М., Лукичев Н. А. Состязательность и равноправие сторон в уголовном судопроизводстве: Учебное пособие. М., 2003. С. 7.


[Закрыть]. В своем развитии розыскной процесс отразил те же закономерности, что и состязательный. В недрах как одного, так и другого зародилось новое начало уголовного процесса – публичность. Официальность и публичность – выражение одного и того же свойства – единства. Государство в силу различных причин быстрее осознало ценность его и использовало, в том числе и для подчинения общественных интересов государственным. Единство в рамках официальности – это сплоченность органов государства в единый механизм, управляемый одной волей. Единство в рамках публичности – осознание членами общества их общих интересов и создание на этой основе гражданского общества, использующего государственный аппарат для реализации этих интересов. С того момента, когда членами общества овладеет идея единства, публичность встанет на защиту интересов всех.

Из краткого экскурса видно, что история процесса – история нарастания публичного начала. Особенно показателен в этом XX век. В нем перенос акцентов приводит к тому, что активность органов государства возрастает в отношении установления обстоятельств совершенного даже в странах, принадлежащих к семье общего права, так как только такое отношение к расследованию и рассмотрению уголовных дел отвечает интересам гуманного общества, которое не может удовлетвориться формальной справедливостью, стремление которого – правда. Увеличение удельного веса публичности проявляется не только в том, что активность суда в выяснении обстоятельств дела становится допустимой и приемлемой, но также в том, что прокурор, особенно это показательно для стран континентального права, перестает быть стороной, задача которой добиться обвинения, становится органом, для которого не важно, какой будет вынесен приговор – обвинительный или оправдательный, важно, чтобы он был законным и обоснованным. Такое изменение позиции, как выше уже было показано, приводит к тому, что прокурор не может прийти в суд как обвинитель, он приходит туда для того, чтобы всесторонне, полно и объективно, в условиях непосредственности, исследовать доказательства и на этой основе определить свою позицию[130]130
  О публичном предназначении деятельности прокурора в германском процессе см.: Poxin C. Strafverfahrensrecht. 1991. S. 88–89.


[Закрыть]. Новое место и роль прокурора не могли не сказаться на изменении схемы взаимодействия субъектов и участников процесса. Один из них – обвиняемый – получил ряд преимуществ. Например, обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность, в то время как состязательная процедура предполагает доказывание каждым своего утверждения. Когда речь идет о преимуществах стороны, то в данном случае не приходится говорить о состязательном процессе, основой которого является равенство сторон. Здесь явно превалируют публичные интересы. Полного равенства сторон, в силу указанного, нет даже в рамках судебного разбирательства. Равенство должно быть в сфере исследования доказательств и в возможности донести свое суждение на основе исследованного до суда.

По всей видимости, существование данной привилегии у обвиняемого не устраивает сторонников состязательного процесса, которые настаивают на полном равенстве сторон в уголовном процессе, в том числе и в рамках предварительного расследования[131]131
  Макарова З. Состязательность нужна, но какая? // Законность. 1999. № 3. С. 25.


[Закрыть], но при этом они не учитывают тот факт, что это неравенство объективно, так как в отличие от следователя обвиняемому, как правило, известно, что и как произошло. В большинстве случаев это известно и потерпевшему. Дать им равные права – равносильно уничтожению доказательств, так как личный интерес далеко не всегда объективен. Расследовать должен один и им должен быть орган государства, представляющий публичный интерес и имеющий властные полномочия для его реализации. Как неотъемлемую часть публичного он должен при расследовании реализовывать и законные личные интересы обвиняемого и потерпевшего. У последних должны быть права, используя которые, они могли бы отстаивать свои интересы в случаях, если орган государства их проигнорировал. И в этой части можно и должно говорить о равенстве. Равенство же при познании возможно тогда, когда перед познающими стоят одинаковые цели. В нашем случае перед потерпевшим и обвиняемым мы не можем поставить те же цели, что и перед органами государства, в конечном счете, они их определяют сами.

При реализации органами государства публичного начала, если они будут служить гражданину и обществу, не будет необходимости в предоставлении защитнику активных прав, ведь органы государства благодаря своему предназначению будут реализовать все принципы уголовного процесса. Защитник в этом случае как представитель общества и клиента будет страхующим началом, так как пока деятельность осуществляет человек, даже при самом добросовестном отношении к ней, возможны ошибки[132]132
  В систематизированном виде доводы против альтернативного адвокатского расследования привел Е. А. Доля (см.: Проект Общей части УПК Российской Федерации: критический анализ // Государство и право. 1995. № 5. С. 84–85), но в его аргументах нет одного, самого важного. Он в том, что адвокат в полномочиях по расследованию, по конструкции существовавшего процесса, и не нуждался. Ему достаточно было зародить сомнение в правильности выводов органов расследования, при его неразрешимости ситуация толковалась в пользу подзащитного.


[Закрыть].

С изложенных выше позиций аргументы, приводимые сторонниками альтернативного адвокатского расследования, не кажутся убедительными. Так, А. В. Смирнов, основываясь на подмеченном Э. Тоффлером эффекте «разделения решений», пишет о разделении груза ответственности между сторонами в силу принципа функционального равенства сторон[133]133
  Смирнов А. В. Состязательный процесс. СПб., 2001. С. 226–227.


[Закрыть]. Груз ответственности может быть разделен и по-другому, а не путем возложения решения познавательных задач, пусть хотя бы и частично, на плечи защищающейся стороны. В плане обоснования используется и тот момент, что социальная жизнь постоянно усложняется, «поток проблем не оставляет времени на обдумывание, в ход идут готовые алгоритмы расследования»[134]134
  Там же. С. 227.


[Закрыть]. Трудность проблем определяется с позиций сегодняшнего дня. То что трудно сегодня, завтра решается легко. Следовательно, проблемы всегда трудны для решения, потому они и проблемы. Для человека всегда было притягательным воспользоваться готовым решением, чем ломать голову над выработкой нового. Значит ли это, что в силу лености человеческой природы необходимо освободить представителей органов государства от решения публичных задач и переложить их на плечи обвиняемого, защитника и общественности?