Текст книги "Колумбово яйцо. Из рассказов геолога"

КОВАЛЬЧУК: Согнуться – не переломиться. Ничего с ним не будет если и останется. А если уедет – семье конец. Это точно!

САВЕЛЬЕВ: Но если и останется, тоже еще не известно, что будет. Ты, Степан, знаешь мою Лару. Она трудолюбивая женщина, добрая мать, верная жена. Казалось бы все качества! А жизни у нас ведь не получилось. Факт! Не то, чтобы катастрофа, а так, нет радости да и все. А почему? Ответ прост. Лара была способным ординатором. Но для меня она оставила столичную клинику, променяла блестящий круг профессоров и ассистентов на скромную должность лечащего врача в поликлинике для сезонников. Только сделала она это против желания. Подвиг свой превратила в жертву. И потускнела. Потеряла интерес к жизни. Что ни делает, словно тяжелый крест несет. И меня этот крест вдвойне давит.

КОВАЛЬЧУК: Не понимаю, какое отношение это имеет к Володе?

САВЕЛЬЕВ: Ты требуешь от него не подвига, а жертвы.

КОВАЛЬЧУК: За что же ты клял мою Ксану, если сейчас защищаешь его?

САВЕЛЬЕВ: Сравнил! Твое счастье было предано. А тут совсем другое дело. Володька представляет собой идею. Ему не пристало считаться с личными невзгодами.

КОВАЛЬЧУК: Но это не его невзгоды. Это ее невзгоды.

САВЕЛЬЕВ: В наше время, кто не идет в ногу с веком, тот не имеет права и на личное счастье.

КОВАЛЬЧУК: Ах, «не имеет»! Но Ларе ты же не сказал «иди»!

САВЕЛЬЕВ: Не сказал. Но в том-то наша с тобой беда: видим, понимаем, а решимости в нужный момент не хватает. А у Володьки хватит. Он моложе, сильней, а главное – принципиальней.

КОВАЛЬЧУК: Нет! Нет! И нет! Не позволю. Не дам ломать душу. Ты знаешь, что это будет значить для Леночки? Счастье – великий дар. Если оно выпадает человеку, он не вправе им не воспользоваться. у Володи замечательная семья. Ломать ее. Любимому не изменяют, тем что дорого не рискуют.

(К о в а л ь ч у к наступает на С а в е л ь е в а, фигура его распрямилась, волосы отброшены назад, глаза горят. Он выглядит моложе, красивее, сильнее)

САВЕЛЬЕВ: Да что с тобой, Степан! Ты за всю свою жизнь… даже когда Ксана… столько не сказал…

КОВАЛЬЧУК: То было моя боль и я молчал. А сейчас вы хотите обидеть другого человека. Чистого. Любящего. Хорошего. Хотите растоптать ее любовь, изувечить душу.

САВЕЛЬЕВ: Степан!..

КОВАЛЬЧУК: Ничего не хочу слышать. Так всегда: сначала не хотят стены караулить, а потом заводят себе другую. Пусть они или оба едут, или оба остаются.

(Из детской выходит В о л о д я. К о в а л ь ч у к поворачивается к нему)…

КОВАЛЬЧУК: Что она?

ВОЛОДЯ: Все то же. Не могу же я принимать ее слезы за аргумент.

КОВАЛЬЧУК: Плачет, значит любит.

ВОЛОДЯ: Ты добрый человек, Степан. Я знаю.

КОВАЛЬЧУК: Ты ничего не знаешь. Мир стоит тысячи лет, а посмотри – каждый год сидят парочки и заново обсуждают вопрос: «Как жить?». А твой вопрос решен. У тебя чудесная жена. С ней можно чувствовать себя легко и спокойно.

ВОЛОДЯ (с горечью): Да, можно. Надо только закрыть дверь, чтобы не тревожили воспоминания.

КОВАЛЬЧУК: А ты закрой. И потерпи. Потерпи! Самый лучший растворитель – терпение.

ВОЛОДЯ (к С а в е л ь е в у): И ты?.. Ты тоже так думаешь?

(С а в е л ь е в молчит. Он в смятении, он не знает, чью сторону ему принять)

КОВАЛЬЧУК (нетерпеливо): Ну?..

САВЕЛЬЕВ: Нет, я не могу. (Отворачивается)

КОВАЛЬЧУК: Не спеши. Подумай еще. Посоветуйся. Остаются чаще всего не потому, что это решение вопроса, просто возникают новые, еще более сложные проблемы. А нам пора.

САВЕЛЬЕВ: Да, нам пора.

КОВАЛЬЧУК: Ты извини… Из-за нас так получилось. А Леночка тут не причем. И не делай глупостей. Ничего не делай, не подумав как следует.

(В тягостном молчании подходят к вешалке. К о в а л ь ч у к и С а в е л ь е в одеваются. К о в а л ь ч у к заглядывает В о – л о д е в глаза)

КОВАЛЬЧУК: Мы договорились с тобой, правда?

(В о л о д я неопределенно пожимает плечами)

САВЕЛЬЕВ: Прощай, старик! Жаль. Теперь не скоро увидимся… Но если вы захотите… вместе, оба, я имею ввиду… знаете, где нас найти.

КОВАЛЬЧУК: Так ты смотри…

(В о л о д я кивает головой. С а в е л ь е в и К о в а л ь ч у к уходят, Хлопает входная дверь. Л е н о ч к а выбегает в комнату)

ЛЕНОЧКА: Володя, я думала, ты ушел! (В о л о д я молчит) Зачем тебе все это, Володя? Что мы там не видели, на Витиме? Или я уже действительно стала тебе не нужна?

ВОЛОДЯ: Что ты сделала с письмом Ивана Савельевича?

ЛЕНОЧКА: Я? Володя! Честное слово… Я так боялась, что ты снова уедешь.

ВОЛОДЯ: Разве возможно таким путем удержать человека?

ЛЕНОЧКА: Володя! Милый! Я виновата. Но я боролась за наше счастье. Ведь каждый борется за свое счастье как может.

ВОЛОДЯ: Да, теперь я вижу. Все эти годы ты боролась за с в о е счастье.

ЛЕНОЧКА: А разве оно у тебя другое?

ВОЛОДЯ: Не знаю. У меня не было никого ближе тебя, но теперь оказалось, что и ты не близкий мне человек.

ЛЕНОЧКА: Володя! Раньше ты так не говорил.

ВОЛОДЯ: Многое становится ясным лишь после того, как проживешь жизнь, а не тогда, когда ее начинаешь.

ЛЕНОЧКА: Значит ты все-таки решил уехать? (В о л о д я молчит) Нет, этого не может быть! Оставить меня в таком положении. Это бесчестно… Это бессердечно… (В о л о д я молчит) Ты шутишь, Володя. Скажи, что ты пошутил. Ведь все было так хорошо. Ты же любил меня.

ВОЛОДЯ: Было и прошло.

ЛЕНОЧКА: Но почему?

ВОЛОДЯ: Не знаю. Спроси у своей мамы.

ЛЕНОЧКА: Мама! Мама! Тебе моя мама поперек горла стала. Только черствый и холодный человек может сделать то, что делаешь ты.

ВОЛОДЯ: Я хотел быть честным с тобой.

ЛЕНОЧКА: Какая же это честность… Причинять боль…

ВОЛОДЯ: Но ведь ты сама прибегаешь к насилию, стараешься привязать меня к этой комнате.

ЛЕНОЧКА: Я поеду с тобой. Я все брошу.

ВОЛОДЯ: Зачем? Ты уже пробовала. Я не только не смог удержать тебя, сам поехал за тобой. Больше этого не повторится.

ЛЕНОЧКА: Что ты задумал? Володя! Опомнись!.. Нет, я не поверю, ни за что не поверю, что все может вот так кончиться… Ведь еще вчера… Нет, я сойду с ума!.. Ну скажи, скажи хоть что-нибудь, Володя!.. Ведь ты останешься? Правда? Ты никуда не уедешь?…

(Они стоят у стола. Меркнет свет, лишь острый луч прожектора все явственнее очерчивает поставленное на острый конец яйцо).

1963 г

= = = = = = = = = =

П У Т И – Д О Р О Г И

(очерк – дневник)

СЕЛО БЕРЕЛЬ. 5.06.56

Ведение дневника хлопотное и ненужное дело. Но без дневника мне не написать «Белое Пятно» и др., и поэтому я с превеликой неохотой делаю первую запись. Впрочем, это неверно: мне просто неохота было начать, а записав первые две строки, я уже легче пишу дальше.

Итак, первую запись я делаю в Берели. Коротко о минувших днях: 24/V – мы выехали из Москвы, 28/V – прибыли в Шемонаиху, 2/VI – в Берель. Дорога от Москвы до Шемонаихи была ничем не примечательна: пассажирский поезд без вагона-ресторана, купированный вагон и в нем 15 человек из нашей экспедиции, в том числе 9 человек из нашей партии: Шарковский М. Б. – начальник партии, геологи – Гостева Т. О., Сизов В. И. и я; техник-геофизик Луньков Е., коллекторы Шуклена М. Л., Сердобов И., Куликов О. Ф. и Гапонов И. О. (он же Сергей).

В нашем купе – Шарковский, Гостева, Шуклена и я. Спим, бьем «козла» в домино и пытаемся съесть захваченные из дома припасы, которых хватило бы, наверное, на весь вагон, иногда на остановках покупаем у бабушек вареную картошечку, бережно завернутую, чтобы не остыла.

Да! Коротко о каждом из спутников: Шарковский – второй год едет начальником партии. Если в прошлом году я опасался, что он пойдет по гендлеровским стопам (он слишком круто утверждал себя как единственный хозяин партии), то в этом году я еду с ним без всяких колебаний. Дневник, как бы тайно он не хранился, рано или поздно бывает прочитан посторонними и. поэтому, я не буду делать комплименты Шарковскому, скажу только еще, что по моему мнению, мы сработались и достаточно понимаем друг друга.

Таня Гостева – очень интересный человек. Она родилась на юге в семье лесничего, возможно, поэтому в ее характере заложились простота, выдержка, спокойствие. Она мыслящая женщина – качество весьма редкое для женщины даже нашего советского государства. И, тем не менее, жизнь ее сложилась не очень удачно. Она оставила первого мужа и ушла к другому, а тот, в свою очередь, оставил ее. Толстой в подобной ситуации процитировал – «мне отмщение и аз воздам» и бросил Анну под поезд. Таня не поступит по Толстому. У нее есть дочь, Таня любит ее, любит жизнь, но будущего своего, по-моему, еще не видит и поэтому мечется. То она хочет поехать «в поле», то остаться на базе, то уйти в Прибалхашье, то полезть на Белуху. Меня очень интересует и волнует ее судьба. Я, так же как и она, хочу знать ее будущее, я пытаюсь предвидеть его. Таня может пойти по обычному пути – осесть на месте, заняться воспитанием дочки (она даже поговаривает о том, чтобы взять на воспитание еще ребенка), забыть о том, что существует широкий мир, мужчины (она говорит, что не хочет отчима для своей дочки, а случайные временные связи, по-моему, не в ее характере) и жить маленькой, тихой, незаметной жизнью. Если это будет так, то она потеряет для меня всякий интерес – это слишком обычный и слишком недостойный ее путь. Ведь, я повторяю, она мыслящая женщина, активная и настойчивая, целеустремленная и волевая. Она может пойти по иному пути. Но каков этот путь? Вот это я сам и хотел бы узнать. Во всяком случае, мне ясно, что это путь исканий, ошибок, поражений и побед, радостей и огорчений. Он может, в данном частном случае, ни к чему не привести, а может явиться примером для других женщин – ведь Таня не одинока в своей судьбе, а в священном писании сказано не только «мне отмщение…», но и «ищущий, да обрящет». Вот пусть она и ищет, а я постараюсь помочь, чем смогу. Меня настолько заинтересовала ее жизненная история, что я рискнул написать небольшой рассказик о ее судьбе, а назвал – «Это жестокое слово».

Перечитал и считаю необходимым добавить самое важное на втором пути – это уметь отличить главное от второстепенного и не жалеть принести в жертву это второстепенное. А второстепенным, по-моему, является все то, что может привести к первому пути. Кажется просто, но на самом деле жертвы эти могут оказаться столь велики, что поглотят и человека. Ну, поживем – посмотрим.

Сизов производит впечатление чудаковатого человека. Выезжая в поле, он запасся всякой чепухой, начиная от справок о здоровье и кончая калошами. Он все «знает» и на каждое действие у него есть свой вариант. Кончается это обычно тем, что от тяжелой работы он уклоняется. Боюсь, что вывод мой окажется преждевременным, но сегодня, когда мы таскали тяжелую кладь, а он ушел ставить палатку (это, вообще-то говоря, тоже нужно было делать) у меня мелькнула мысль, что он представляет собою новую разновидность филонов – филон-рационализатор. Подтверждением этому может служить его послужной список – он нигде не работал больше одного года.

Лунькову лет 30. Он скромен, исполнителен, любит возиться с приемником – до работы геофизиком он был радистом. Хорошая черта – он ничего не рассказывает о других, с кем работал, что бы могло оказаться не желательным для них.

Рита Шуклена – молодая жена. Таня в простоте душевной полагает, что она замужем всего второй месяц. Рита учится на 5-м курсе горного ф-та политехнического ин-та, но (я не хочу ее обижать) все-таки достойно удивления, как мало она знает и еще меньше имеет желания использовать свои знания. Поэтому Шарковский и не смог взять ее больше, чем на коллекторскую должность.

Игорь Сердобов коллектором первый год. Два года до этого он работал рабочим. Если я не ошибаюсь, я видел его два года назад в кабинете Ренгартена, когда его мать хлопотала, чтобы сына взяли на работу. Петр Александрович согласился, но предложил юному Игорю (он тогда был совсем тщедушным пареньком) познакомиться с таким объемом геологической литературы, что я был твердо уверен, что никогда больше с ним не встречусь. И вот мы едем в одной партии. Игорь за два года возмужал, окреп и превратился в доброго паренька. Он активен, исполнителен и хороший в обществе. Видел я у него книжку Обручева «Основы геологии». Видимо, «дочитывает» тот список. Думаю, он будет хорошим коллектором и членом нашей партии.

Олег Куликов – инженер-физик, ст. лаборант физического ф-та МГУ, едет с нами как альпинист (на должности коллектора). Он очень славный парень, культурный, веселый, трудолюбивый. Как отличительную особенность следует отметить его атлетическую, при невысоком росте, фигуру с замечательно разработанной мускулатурой.

Иван /он же Сергей/ Гапонов едет в должности коллектора и будет заниматься хозяйственными делами. В экспедиции он первый раз, не представляет себе ни что ждет его впереди, ни что будет делать и выглядит подчас «белой вороной». Насколько я его знаю – это тип неудачника или, в лучшем случае, незадачливого человека. Боюсь, что он не сумеет воспользоваться случаем работы в экспедиции и удержаться здесь. Например, еще не успев доехать до Шимонаихи, он заявил, что на будущий год вряд ли поедет в экспедицию, так как ему надо (!) присутствовать на международном фестивале (в качестве зрителя!!!). Но, что будет дальше пока скрыто мраком неизвестности, а пока мы едем на восток.

На третий день пути монотонный стук колес был прерван лекцией Олега Куликова на тему: «Основные меры предосторожности при передвижении в горах». Он рассказывал, как надо передвигаться по осыпям и скалам, ледникам и крутым склонам, как вязать узлы, страховать при падении товарища и страховаться самому (особенно запомнился один из советов: «Если упадешь в трещину, то не волнуйся, все равно это тебе не поможет») – и я удивлялся, как это я до этого ходил, не зная правил, и ни разу не сорвался (хотя вру – срывался). Но все равно, первое правило – осторожность и разумный выбор маршрута. Правда, Белуха другое дело. Тут кроме разума нужны еще знания и опыт альпиниста. Но и это впереди.

25.05

Мы благополучно высадились в Шемонаихе и первое известие, которое мы здесь получили, было о том, что Юрка Пантелеев – муж Риты – отправлен в сумашедший дом! Я мог ожидать чего угодного: пожара, наводнения, светопреставления, но это было так дико, и так нелепо, что не укладывалось в сознании – Юрка Пантелеев, товарищ, с которым мы весь прошлый год проработали бок о бок, спали в одной палатке, ели из одного котла – сошел с ума.

Шарковский сказал: – «Начинается…».

Нам рассказали, что он заговаривался, видимо, по пьянке проиграл деньги (у него должно было быть 100 руб., а он обнаружил только 5 руб.). Выяснилось, что он и раньше был не здоров, ну и прочее. А парень в психиатрической лечебнице в Усть-Каменогорске. Рита два дня плакала, побледнела, осунулась, – боюсь, что с потерей Пантелеева, он должен был работать у нас геофизиком-радистом, мы потеряем сразу двух человек.

Другие новости тоже были не утешительными. Не было снаряжения, продовольствия, денег, лошадей. Одним словом, наш выезд ничем не напоминал подготовку к путешествию на «Кон-Тики».

Я пытался звонить в Москву. Заплатив 3 руб. 60 коп. за вызов и прождав 2 часа, я получил ответ, что в моей собственной комнате в 8 часов вечера никто не подошел к телефону! Нелепость и очередные фокусы связи. Послал телеграмму, написал письмо – имею желание поругаться по этому поводу со всей связью Советского Союза. В 11 часов ночи в темноте и под мелким дождичком топал по незнакомым улицам на базу экспедиции.

31.05

Мы выехали в Берель. Шарковский, не знаю уж каким путем, добыл большую часть снаряжения, продукты под аванс из магазина геолпродснаба и 1000 руб. наличными. Альпинистского снаряжения мы так и не получили, если не считать двух ледорубов.

Ледоруб

Выехали 2-мя машинами: ГАЗ-69 и «дредноут» ЗИЛ-151. Дорога мне уже знакома. Сначала Казахстанский мелкосопочник, потом предгорья – долина Иртыша, древняя долина Бухтармы с прекрасно выраженным по левому борту тектоническим уступом, чудесная складчатость, а потом Катон-Карагай, Урыль, хлипкий паром через Бухтарму и родная Берель. Погода была переменная. Из Казахстана в горы мы ехали навстречу дождю. Он не преминул нас накрыть, как только мы начали спускаться с перевала, потом снова немножко солнышко и немножко дождь. Точнее, дождя больше, солнца меньше.

ЗИЛ-151

По дороге через Усть-Каменогорск заехали навестить Пантелеева. Жуткое зрелище. Серый барак за серым забором. Окна зарешечены. Видны больные в халатах. Какой-то мальчишка дико засмеялся, увидев нас. Другой поминал Кузькину мать и милицию и доказывал, что он лучше других знает демократические законы нашего государства. Больные алкоголики принимали на крыльце очередную дозу лекарственной водки, проделывая с ней непонятные мне махинации. К Пантелееву прошли Рита и Шарковский. Рита вышла снова вся в слезах, Шарковский мрачный. Врач сказал, что если умопомрачение на почве алкоголизма (белая горячка), то Юра пролежит месяца 2—3, если нет, то и больше – может быть, совсем не выйдет. Подавленные виденным и слышанным, мы поехали дальше.

Берель встретила нас дождем. Дождь шел три дня и только сегодня к полудню прояснилось. Машины уехали. Мы получаем имущество и пр. Все как будто нормально. Должен только отметить, что Таня держится очень замкнуто. Нехорошо. Мне это очень не нравится.

7.06

Дожди продолжаются и горы вокруг вместо того, чтобы чернеть, становятся белыми. Уехавшая 5/VI машина увязла в грязи, не доезжая парома, даже «дредноут» и тот увяз.

ГАЗ-69

Вызывали трактор вытаскивать их. Получено сообщение по рации, что трактором вытаскивали и машину Молчановского. Но мы твердо уверены, что и сюда придет лето. Сегодня снег на ближайших склонах сошел, но дальние вершины стоят ослепительно белые, особенно, когда в «окно» проглядывает солнце. Из Шимонаихи с нами приехали двое рабочих и повариха. Рабочие – Анатолий и Рая. С Анатолием уже произошло «приключение»: он должен был отгонять на выпас арендованных лошадей, оседлал себе коняшку, бодро приехал в лагерь, бросил повод на шею лошади и стал слезать. А ноги, конечно, в стремени по колена. Нога застряла, он упал, а лошадь испугалась и поволокла его. Хорошо еще вовремя высвободился – проволокла метров 20, а могло быть хуже. Когда он отогнал лошадей, они побежали не на пастбище, а в табун, откуда их только что пригнали. Анатолий спокойно поехал за ними. На вопрос Шарковского, почему он не торопится завернуть лошадей, он ответил что-то вроде Соколовского «не убегит».

Рая – молодая, здоровая девчонка, эдакий 17-ти летний «фордик». Особенно сильна грудь – молодая упругая, торчком. У Раи имеется интересная черта: в отличие от обычного круга набираемых рабочих, которые держатся обособленно от «интеллигенции», она не делает никакого различия между начальником, геологом, коллектором, рабочим и резвится, если можно употребить это слово, словно попала в родную компанию. Думаю, что это у нее от молодости и неведения – она, кажется, первый раз в экспедиции. А, в общем, такая душевная простота – это очень хорошее качество.

Поварихе Клавдии Ивановне – лет 40. Она очень чистоплотна, старательно, разнообразно и вкусно готовит.

Теперь о делах текущих. Вчера истопили баньку и славно попарились. Перед баней остриглись наголо. Теперь за столом сверкают пять «бритых лбов». В фильме «Котовский» есть такой эпизод, когда один из бойцов на вопрос как его стричь, ответил: «под Котовского». Сергей, когда сел стричься, сказал: «Сделайте мне прическу под Шарковского».

Стриги «под Котовского»

День сегодня выдался солнечный и жаркий. После завтрака закончили оформление лагеря и Олег повел нас на та тренировку по скалолазанию. На вершине 25—20 метров скалы он вбил два крюка и мы поочередно совершили подъем и спуск по скальной стенке со страховкой веревкой. Сначала был подъем. Когда поднималась Таня (после Сердобова, которого я страховал), мне казалось, что все просто и было даже весело смотреть, как она «распятясь» (от слова «распятие») на скале ловит ногой невидимую опору. Когда же я сам полез, то оказалось, что это совсем не смешно. Стенка гладкая с маленькими выбоинками и приступочками, а ведь все-таки я человек с размером и весом. В одном месте я так и не нашел за что уцепиться и преодолел его сам не знаю как. Когда вылез наверх, руки и ноги гудели, словно перетащил на гору воз дров. Спуск показался мне легче, хотя тоже не везде было ясно, как и куда поставить ногу. Тем не менее, в результате первой тренировки, у меня появилась уверенность, что мы взойдем на Белуху.

Еще о тренировке – мы (Сердобов, Таня Гостева и я, Рита и Шарковский) поднялись и спустились по такой стенке, где никому из нас и в голову не приходило бы спускаться или подниматься. И ведь все это мы сделали, хотя и со страховкой, но без помощи веревки, т.е. поднялись и спустились совершенно самостоятельно. Потом купались. Вода в Бухтарме ледяная. Один нырок и на берег – но хорошо, не расскажешь!