Текст книги "Колокола весны"

Анатолий Санжаровский
Колокола весны, или Герой из книги рекордов Гиннесса

Мы, русские, – упёртые, окаянные Фениксы. Как судьба нас ни бей, как ни топчи в своей ступе, как ни жги, мы всё же наскребаем в себе сил и, небрежно смахнув с себя ещё обжигающий пепел, подымаемся-таки и бежим вперёд.

Анатолий Санжаровский

Человек, помоги себе сам.

Людвиг ван Бетховен

1

Если человек часто выходит из себя – значит, с собой ему плохо.

В.Сумин

В окно веранды постучали. Тихо. Несмело.

Будто поскреблись.

Сквозь дрёму Гордей услышал это. Но значения не придал. Посчитал, что это ветер каштановым листом в ласке потёрся о стекло.

Минуты через три поскреблись ещё. Ясней.

Что за чёрт! И мухи, и люди как сговорились. Заснуть не дадут!

Гордей смахнул с себя газету – от мух он всегда прикрывал лицо газетой, – схватился с дивана. Резко откинул занавеску.

За окном мялся Валерка.

Увидев угрюмого, как скала, Гордея, Валерка торопливо-потерянно поманил его пальцем выйти во двор.

По обычаю, Валерка никогда не заходил в дом. Не решался. Всё конфузился. И когда таки объявлялся с чем важным, непременно вызывал Гордея на лавку под окно.

Зверовато хмурясь, Гордей вышел.

– Ну, недоскрёб твою мать! – мрачно плеснул он. – Ты чего, ненаглядная душа без ветрил, прискакал? Соскучился, что ли? Заснуть не дал!

– Наше вашим с огурцом и с кисточкой! Кончай, Годя, сонтренаж. Садись, сплюшка, вечный чемпион по спанью. Будут маленькие Фили под твоим каштаном у порога. Расчехлись, думак, на совет. Ты у нас все мудрости пробёг. Всё знаешь. Во всяких переплётах житуха тебя тёрла… Твёрдый, «ломом подпоясанный»… Всякие обстоятельства ломаешь через коленку. Послушай горькую песнь старого акына. Давай пошепчемся.

– Ну, раз вкрай зудится, шепчи, Блиныч, шепчи, – уступчиво хмыкнул Гордей, явно довольный тем, что вот именно к нему прибежали на совет.

Сел на лавку, кивнул рукой и Валерке. Садись!

– Запевай свои туторки-мотуторки.

– Слушай! – взахлёб зашептал Валерка, приваливаясь плечом к плечу Гордея. – Кимоно-то херовато! Откололась мне беда! Амбаш… Не знаю, куда и бечь листовки клеить.[1]1
  Куда бежать листовки клеить? – что делать?


[Закрыть] Ёшкин кот! Ко мне ж нагря…

– … ревизор! – с ленивым смешком подсказал Гордей.

– Хуже, боль тя задави! Ну прям… Увидал – ровно камень на сердце налёг. Раиска Бухтоярова! Корреспондентша из самой из Москвы! К чему бы это?

– Наверно, к хорошей погоде и к жестоким танцам с саблями в стогу. Ты на всякий случай, игрило, подмойся да прифрантись. Как следует приготовься к ответственному мероприятию… Ещё не забыл, как загнать шар в лузу? Освежи свои знания… Народный рецепт любви ещё помнишь? Берёшь семьсот грамм страсти, сто грамм любви. По вкусу добавляешь поцелуи и обнимашки. Рекомендация: готовое блюдо дегустируете вдвоём…

– Да иди ты! – отмахнулся Валерка. – Ну чего тут размуздыкивать чёрт те что?.. Тут такое…

В глазах у Гордея качнулось любопытство:

– А как эта непритрога из себя? При виде этой молодянки[2]2
  Молодянка – молодая девушка.


[Закрыть] господин Рейган… бр-р-р, господин Рейтинг сразу под козырёк и подымается? Или?.. Есть на что хоть один глазок возложить?

– Хо! Не только один глазок! Бога-атющий цветочек! Расшаперилась…[3]3
  Расшапериться – занимать слишком много места.


[Закрыть] Не какая там бухенвальдская крепышка… Щекотливое тело… Кругом затаренная любопышечка! Эта белокурая бестия полну пазуху одних титек навезла! И тут, и тут, и тут… Везде всего навалом! Всё сторчком стоит! Всё пухлое, аж, поди, репается! Ну как у немецкой лошадушки! Чего стоит один жизнерадостный балконище![4]4
  Балкон – высокая женская грудь.


[Закрыть] Шаг шагнёт… Господи! Да откуда ж это божественное «трясение белых персей»!?.. Святая песнь литавров!

– Ну-ну…

– Веришь… Только увидал в первый раз – мой автопилот мигом и взлети!

– Повыше солнца? – хохотнул Гордей.

– Выше, ниже… Не приглядывался… Хотя… Стою, рога в землю… И ловлю себя на том, что не отдеру глаз от её ног. Мда-с… Как замечено не мной, «красивые женские ноги – это возможность для мужчины мечтать, не поднимая головы». И разготов уже мой агрессор задружиться с этой анакондой… Да только нужна она мне как столбу гинеколог. А… Гляну-погляну на ладушку… Жаром так всего и осыплет!

– Ты смотри, какой борзовитый этот клопик из семейства вшивых! – Гордей хлопнул Валерку по загривку. – Что ты несёшь? В огороде госпожа Бузина, а в Киеве дорогой товарищ дядька!.. Увидал столичанку и затоковал. Грех его распирает!

– Скорее, страх. Ну прямушко смерть птенцу!

– Кончай пи́сать кипятком. От дурило! Да сколь можно повторять? Как боишься, всегда хуже! Лиха всё равно не минёшь. А только надрожишься. Может, что интересно, то судьба твоя. А ты – страх! Тебя не кликнуло приаукаться к этой тетёрке? Ещё не подкатывал шары? Не предлагал ей в вечную безвозмездную аренду руку, сердце и прочие-другие родные причиндалики?

– Не по теме… Не по сезону, боцман, шелестишь. Будет тебе…

– А чего будет? Ну? Чего? Сам же, сватачок,[5]5
  Сватач – жених.


[Закрыть] сколько раз хвастался? Лечу на своём железном конике мимо какой дярёвни. Завидел раскормленную девахулю. Подворачиваю. Это ж, может, по мне скучает моя ж дорогая «ледя для наслажденья»! То плюс сё да и – иди, иди за меня! А тут что, смеляк? Назад пятками?

– Сравнил! То наши. Деревенские «девственницы Солнца». Что с ними, с деревянными дурцинеюшками?.. А эта… Кирпич с неба! Всего так и одела страхом. Веришь, яйца со страху в тоске замирают! Достаёт из дипломата нашу районку, хлоп сине крашенным коготочком в писульку про мои велопробеги:

– Это про вас написано?

– Да, – говорю.

– Растёте. Теперь вот будет и в нашем журнале очерк.

– А что такое, – валяю ваньку, – очерк? От слова очернить?

– Очертить!

– Не легче. За что ж меня чертить чёртом каким?

Смеётся. Изливает бодрость. А у самой лицо грустное-грустное. Ну, застоялое:

– Очерк, – говорит она, – штука положительная. Прочитают девчата. Со всей страны письмами закидают.

– Недурственно, – щёлкнул Гордей пальцами. – Не жанили тебя районом. Так, можь, что интересно, всей державой женим на крайняк?

И замурлыкал со скуки, безразлично так вадим-забабашкинское:

 
– Петухам говорили курочки,
Расправляя из перьев юбочки:
– Мы от вас, ей-богу, устали:
Накурили тут, натоптали!..
 

Валерка обречённо помолчал, потом опасливо шевельнулся:

– Ну… Иль мою звезду сшибила шальная комета? Ты знаешь, что она поёт? Не в масть мне её песенки… "Человек вы, говорит, грамотный. Напишите о себе всё сами. У меня такая метода. Я боюсь неточностей". Видал, блин горелый, у неё метода! Да нужна мне её метода, как собаке боковой карман! А ну сфилонила эта большеухая лиса? Наша разведка слегка догадывается, под что она заточена… Не слишком ли горячо повела дело? Нету ли за этой за методой чего такого-этаковского?

Поднимая над головой руку с выставленным вверх указательным пальцем, Валерка неопределённо-замысловато вертит им. Будто ввинчивает во что-то невидимое.

– Мне, конечно, – продолжал он, – пасты не жалко. Пожалуйста! С картинками могу расписать свои велосипедные страсти. Только думка скребёт меня… Вон был до неё один из нашей из районки. Попросту! Минутку побазарили под лозинкой у моего недоскрёба и привет семье! А эта, вишь, с методой… Нужна мне её метода, как кенгуру авоська. Однако… Что там ни толкуй, а такие красули ко мне в гавань никогда не заплывали. Стою я у себя в розах, тихонько пою им свои серенады… Я только завидел эту тралю поверх лопухов, так и ни с места. Примолк. Как стоял у себя в розах, так и стою пнём. Краснею розою.

– Можно? – подходит она.

– А чего ж нельзя? Без заборов, без калиток живём. У нас всё можно.

Подошла она к розам, никак на них не наахается. Я сообразил – талан варит! – голыми ручищами наломал вязанку роз. Отдал. Тут она мне всякие слова благодарности. А сама лица не отнимет от роз. Так уж они ей к сердцу легли. Ахала, ахала и промежду прочим шлёт-засылает на засыпушку такой вопросец: "А чего это соседи так удивлённо на вас смотрят?"

Я и отпусти своё больное:

– А у меня соседи, как папуасы. Коровьими глазами воззирают на мои розы. Удивляются. У них всегда глаза в пучок… Мы тут все удивлённые. Вся Гусёвка удивлённая.

Они удивляются, и чего это я сажаю у своей яранги цветы, а не сажаю картошку. Удивляются, и чего это я, большой любитель варенья, компотов, фруктов, таскаю мешками это добро из магазина да с базара. Мог бы, говорят, насадить малинки, клубнички, смородинки… Огород же, говорят, – это наша кладовка! А я вместо всего того забил огород, видите, розами, гладиолусами, подсолнухами. Люблю, грешник, подсолнух в цвету…

Каркалыги удивляются мне. А я ответно удивляюсь им.

Утыкают всю землю луком, чесноком, картошкой, хреном… А цветку у них места нет.

Они удивляются, что я катаюсь на велосипеде, обскакал полдержавы. А я удивляюсь, что они спьяну валяются под заборами. Они удивляются, что ж я ем, у меня ж в хозяйстве лишь пять кошек да педальный мерседес. А я удивляюсь, что у них никогда не бывает голода увидеть новое место, свежего человека. У них один голод – на обжорство и питьё. Рассядутся, как кули с мукой, и садят не червивку, так пучеглазку[6]6
  Пучеглазка – самогон.


[Закрыть], и садят… Поналяпали себе сералей… А в тех сералях не живут! Берегут! Сами всё по времянкам толкутся. В свои сералито лишь по утрам в окошки заглядывают. Не стащил ли кто чего за ночь? Не наследил ли кто на лакированном полу?.. Обложились кувалды мильонами, как подушками!.. А Гоголь вон умер – имущества было всего-то лишь на сорок три рубля восемьдесят три копейки. Так то Гоголь!

Тут она хорошо так улыбается в мои розы. А мне говорит, вы уж, пожалуйста, не всё выкладывайте. И представляется, кто она да что она. Бож-же! У меня морозяка по позвонкам на тройке пролетел. Ко мне! Корреспондентка! Из самой из Московушки! Опешил я. Слова не доищусь. Не знаю, что и сказать. Ну да, надо бы вести к себе в палаццо, чего ж держать дорогую гостьюшку средь огорода. И было уже повёл, да загородил собой дверку с лазом для кошек:

– Я весь глубоко извиняюсь! Но в свою хибарину, в этот вигвам, сейчас я не допущу вас! У меня там на неделе Мамай пробёг! Вот приберусь…

– А если я вам помогу?

– Нет и нет! Что за прелесть чужой сор?.. Часам к семи выведу я всё в блеск. А вы пока погуляли б по селу… Вот такая моя раскомандировка…

– Ну что ж, – говорит. – В чужой монастырь со своим уставом не бегают. Не побегу и я в ваш теремок. Я принимаю ваше пожелание. Пойду поброжу…

Выпроводил я таки её в прогуляночку по нашим Дворикам.

Вижу, неловко ей. Да что ж делать?

– Эх ты, пластмассовая тупышка! – плеснул Гордей в меня ядовитым взглядом. – Откуда ж взяться ловкости? Человек с дороги… Его подкормить бы надо… А он выпихнул на прогулку!

– Ёшкин кот! Где ж ты раньше был со своим генеральным советом?

– А ты сам не допёр?

– Как видишь…

– Ну, тебе ж и хуже. Ведь еда – волшебный ключик, отмыкает в д10евушке слабинку на передок. Чуешь, от какой радости ты сглупу отмахнулся? Впрочем, тут и перестараться вредно. Слишком сытая еда убаюкивает в гражданочке романтическое желание… Никакой каши не сваришь… Так что переедание тут не лучше голода.

– Вот и хорошо, – хихикнул я. – Боевая ничья. Хоть угощай, хоть не угощай – всё равно расставаться на нулях… Ну, ушла она, я и закружись в хлопотах. Розы её в хорошее ведро с колодезной водой поставил. Прибрал койку…

– Вот это дельно, Нерукопожатый! – похвалил Глеб. – Люлян всегда содержи в порядке. Это ж важнейший стратегический объект! Помни святое «Постель – это не существительное, а место имения»!

– Отдохни с цэушкой… Ну, прифрантил кроватку. Помыл стол, окна. Надёрнул на окна свежие веселушки занавесочки, от покойницы матери остались. Посыпал земляной пол молодыми духовитыми стружками… Фу-у, насилу уморился!

Смотрю, черна у меня печь. Было немного извёстки в черепушке, в германской каске, – с войны всё служит! – кинулся белить.

Белю, а сам думаю. Не за розочками ж она ехала. Она ж будет что спрашивать. Она-то, понятно, знает, что спросить. Да я, дурий лобешник, я-то что стану отвечать? Сам знаешь, язык у меня без контроля. Под раз могу напуржить и на себя, и под себя. Ну раз дурее пьяного ёжика… Да только на что ж мне про себя славушку пропускать? Не-е, дополнительно думаю, не кинусь я гнать пургу от себя. А выйду-ка я на отца Гордея. Подсоветуюсь.

– Какой же я тебе отец? – морщится Гордей. – Всего на пять лет старше. Ты где-нибудь видел пятилетних отцов?

Некоторое время Валерка молчит. Потом спрашивает:

– Так как ты присоветуешь? Писать?.. Не писать?..

– Не тупи! С какой стати за неё арабить? – сердится Гордей. – Ты перед нею особо не проседай. Что, тебе с нею своих тараканов крестить? Не в твою кассу несёт она свою галиматуру… Она будет экскаваторным ковшом башли грести. А ты за неё рисуй? Ты ей так, словесно рубани, что ты не бюрократ, писанину не любишь разводить да и не обучен. Ты всего-навсего скромный токарёк химдымочка.[7]7
  Химдым (шутл.) – предприятие райсельхозхимии.


[Закрыть] Интересуетесь чем, спрашивайте. Отвечу на словах.

– А ну заинтересуется моими двумя институтами?

– С институтов ссаживай сразу. И вообще к институтам разговор не подпускай. Или у тебя киселёк в черепушке? Разве тебе нечего ей спеть? Изобрази грудь колесом и шпарь про свои подвиги. Где ещё не был?

– В Одессе. В Минске.

– Так, пузочёс, и руби. Я, такой-то, развернул собственную инициативу, выполняю важное патриотическое дело. Каждую весну я на своём костотрясе во время своих отпусков и на свои купилки отправляюсь в один из городов-героев. Оттуда к каждому Дню Победы, что интересно, привожу в мешочках или в стеклянных ампулах для нашего районного музея священную, героическую землю. За пятнадцать лет облетел все города-герои!. Яйцекружительный успех! Осталось вот доскочить в Минск да в Одессу. А так везде побывал… Да-а, вел – цацка царская… Вон сам мэр Лондона десять лет не пользуется автомобилем. А ездит везде только на велосипеде. И ты везде только на своём веле. А вел – штука всё-таки не подарок. Велосипедист – «полуфабрикат для хирурга». Раззвони, как тебе ездится. Как ночуешь в канавах и на городских скамейках, раз со своим педальным мерсом в гостиницу не вотрёшься. Как кормишься у сердобольных старушонок. Не забудь горячий пример, как приняли тебя в Бресте за лазутчика… Разве нечего спеть? Да! Вон в Тулу ездил! Лило как из ковша. Кирзовые сапоги полны воды. Вода выплёскивалась наружу. В гостиницу нигде не пускали. За двое суток без сна, без остановок пятьсот кэмэ сшиб! Блин блинский, подвиг! Пошарь по мозгам, недоскрёбушка! Навспоминай ей вагонишко таких подвигов. У тебя ж их было чёрт на печку не вскинет!

– Это точно…

– К 50-летию Победы над Германией поднял вес в 1418 центнеров за 17725 раз? Поднял.

– Поднимал без отдыха с девяти утра до шести вечера. Продолжение следовало и на второй день с восьми до двенадцати.

– Выточил в химдымочке ты, токарёк, на своём станке за час 1418 шайб для автомобилей?

– Ну!

– Тебе ещё не выточить с твоими пятнадцатью ремёслами… Вскапывал огород на скорость?

– Ёшкин кот! Само собой.

– Был у тебя и один подвиг-отдых. Отстоял в почётном карауле у нас в скверике у памятника Герою Советского Союза 1418 секунд. Чуть не заснул… А ещё?

– Забыл, что ли? 1418 секунд показывал приёмы самбо. За один час восьмикилограммовыми гантелями выжал 1418 пудов.

– Вспомнил! 1418 секунд продержался на воде поплавком!

– Что поплавком… Это и любой тупарик сможет. А я там, в Воронеже, в досаафовском дворце подводного спорта, без остановки, без отдыха даже на обед проплыл при комиссии десять километров за восемь часов. Двести раз перемахнул бассейн! Плыл стоя, работал одними ножками. В руках же держал плакат «50 лет Победы"!

– А плавать со связанными черпалками, что интересно, учился у нас в Двориках, на деревенском пруду. Вот тебе и дярёвня! Рванул наш чухарик рекорд имени дорогого товарища Гиннесса!

– Да пока рановато тако разоряться. Материалы все отправил в ту Книгу рекордов Гиннесса… Молчат… Конечно, молчание тоже ответ. Но пока неполный.

– Всё не решатся, какой тебе гонорарище отвалить?

– А чего тут парить мозги? Я ж не весь гонорарий хапну себе. Часть отдам в нашу больницу на лекарства тем, кто болеет моими бывшими болезнями. Немалую кучку кину и нашему детдому, от меня через дорогу. Посулил отдельное воспомоществование и детдомовскому генералитету. Но раздумал. Они и так наворуют выше ноздрей. А детишкам чего не помочь?

– Да-а… Ты с пафосом пропой этой корреспондентше свою лебединую песнь про плавание с завязанными плавниками. Главно, Недоскрёбкин, не дрейфь! Побольшь крутого энтузиазизма! Это у нас в чести. Про подполковника не забудь… А про райские сборы, расчудашка, покуда смалчивай. Не фони…

– А чего молчать? Учёные американы из Пенсильвании назвали точный адрес рая: «Рай на Земле находится на 12,5 градуса восточной долготы и 17,5 градуса южной широты!» Граница Намибии. Съездить бы… Надо глянуть, как там широко живут-поживают да тебе потом не забыть в беге будней рассказать…

– Не далече ли, утюжок, на велике пилить?.. Как добираться? Подумал?.. Пошевели извилинами… Ты лучше про героическое детство подпусти ей чёрного туману.

– А ну про семью спросит? – трусовато шепчет Валерка.

– За-пом-ни, – назидательно чеканит Гордей. – Ты холостунчик. Одинокий. Невинный. Нецелованный. Одним словом, багажок нераспакованный. Семья? Однако есть семья. Кто в семье? Киси, мерс плюс ты. И всё!

– Опять ври? Были ж ещё жёны. Целых три штуки! Целых три кувалды! Это ж треть взвода!

Гордей скучно смотрит на Валерку.

– Ляпонул! На ухо не натянешь! Кончай косить под дурочку. Послушай ты, пустая расписная ложка! Знай про что петь. Вон «даже колоколу необходимо иметь хорошо подвешенный язык». Про свой гаремчик язычок прикуси! Не то она не очерк – клеветон накрутит! Про значок смалкивай. Не вздумай доказывать, что в жизни ты достиг всего, о чём мечталось. Это невозможно. Чем больше имеешь, тем больше хочется. Такая вот скотинка человек…

Гордей качнулся верхом к Валерке. Кривясь, потянул ноздрями воздух и, демонстративно разгоняя руками духи малиновые, отсел на край лавки.

– Ты чего? – насторожился Валерка.

– Теперь я знаю, почему она сама не пишет за тобой. С тобой, друг, надо разговаривать в противогазе. От тебя ж, как от цапа, прёт. Ты когда последний раз бегал в баню?

– Ну, ты совсем меня уконфузил. Неладно получается…

– Вот и я про то! У меня идея. Я только что со смены. Тоже грязней арапа. Думалось поспать. Да разве ты с мухами дашь? По случаю воскресенья дунем на пруд! Поплескаемся. Освежимся. Прихвачу я мыла. А с мылом рай не только в шалаше!

– Ну-у, – морщится Валерка. – Один продвинутый американ химик из Массачусетского технологического института Дэвид Уитлок не принимает душ уже 12 лет. Он считает, что ежедневные водные процедуры наносят вред здоровью человека. Вместе с грязью люди смывают со своего тела полезные бактерии, которые являются естественным защитным барьером. И доказывает, что наши предки обладали крепким здоровьем как раз потому, что редко мылись и в отличие от нас не использовали гели для душа и другие средства личной гигиены неестественного происхождения. Как писали в газетах, сам Уитлок запустил свою линию косметики "Мать-грязь", в основе которой лежат нитрифицирующие бактерии. Попадая на кожу, они устраняют неприятный запах, не трогая при этом полезных бактерий.

– Безбашенный! Поменьше слушай тех америхамцев и почаще мойся. Лучше будет. Подмоешься как следует. На связь с прессой, мой миланя, надо выходить чистеньким. Ну?.. Сворачиваем базар и айдаюшки!

Валерка покривился.

– Ты вывалил мне мешой советов, так и я ж не останусь в долгу. Я притартал тебе вот эту указивку, – Валерка достал из кармана газетную вырезку из кармана и подал Глебу. – Повесишь, засонька, на стенку над диваном. Перед сном чтоб она была у тебя на глазах… Всё дольше проживёшь.

Глеб разгладил на коленке вырезку, стал читать…

Врачи признали длительный сон опасным для жизни

Сон, длящийся более рекомендуемых 7−8 часов, повышает риск преждевременной смерти.

Это установили исследователи из Килского университета в Великобритании. Работа была опубликована в журналеJournal of the American Heart Association.

Ученые проанализировали данные 74 исследований, участниками которых стали более трех млн людей. Оказалось, что те из них, кто спал около 10 часов в день, на 30 % больше были подвержены риску преждевременной смерти, чем те, кто спал около восьми.

Также десятичасовой сон на 56 % повышал риск смерти от инсульта и на 49 % – от сердечно-сосудистых заболеваний. Плохое качество сна повышало риск развития коронарной недостаточности на 44 %.

Отклонение от существующей нормы сна в большую или меньшую сторону повышает риск развития болезней сердца, поясняют исследователи. Они рекомендуют врачам обращать больше внимания на качество и количество часов сна при консультации пациентов.

Прочитав, Глеб хмыкнул:

– Любопытно, но не для меня. – Он скомкал вырезку и комочком пульнул в проходившую мимо курицу. – Так айдайки на пруд.

Валерка замялся.

Ему надо за картошкой, кормится ж только из магазина. Своей огородины он никогда и не знал, хотя и королевствует перед его окнами протяжной, продолговатый участочек жирного воронежского чернозёма, самого богатого в мире.[8]8
  Наш край славен образцовым черноземом. В 1889 году в местечке неподалёку от села Щучьего в качестве эталона российского чернозема был отобран почвенный монолит размером 7х2х1 м, который демонстрировался на Всемирной выставке в Париже. Затем он находился в Сорбонне, где и погиб во время студенческих волнений в 1968 году.


[Закрыть] (В войну немцы эшелонами вывозили его в Германию). Передний клок делянки ушёл под цветы да подсолнух. А остальная вся земля гулевая. Тесно забита лопухом, крапивой, лебедой и прочей живучей растительной анархией.

Край нужно Валерке в магазин и сразу назад. Домой.

Вовсе неохота на пруд.

Но Валерка не смеет отказаться и соглашается.