Текст книги "Последняя планета"

3

О’Нейл с трудом карабкался из глубокой пропасти. Сознание возвращалось к нему. Зилонгцы, тряся и подбрасывая, несли его по джунглям. Они явно недооценивали его способности перемещаться самостоятельно. Он почти пожалел, что сознание вернулось, так как был в жару, в испарине, с пересохшей глоткой.

Неровная дорога причиняла страдание. Все же, он решил не открывать глаза и начал «считывать» окружающую обстановку – посылал в душе проклятия всем им, столпившимся в Ее тронной комнате.

С заметными усилиями и множеством отрывистых команд, подаваемых докторшей, они внесли его в небольшое транспортире судно.

Оно, со свистом рассекая воздух, перемещалось над джунглями, потом над каким-то широким водоемом – озером или рекой – он не успел «рассмотреть». По-видимому, его голова покоилась у нее на коленях, что само по себе было бы вполне утешительно, но не в такой ситуации.

Джунгли кишели жизнью: крейтоновскими «пищевыми цепочками». Было множество существ, совершенно неизвестных Симусу. Но встречались среди них и огромные медведи, подозрительного вида средних размеров динозавры, стада мастодонтов, какие-то удивительные кошки, очень напоминающие саблезубых тигров с картинок.

Словно кто-то, забрав их с Земли, разместил всех вместе и совершенно забыл об их существовании. У Симуса было впечатление, что это самое сердце джунглей. Наиболее дикие животные держались на расстоянии. А, кроме того, его захватчики совершенно оцепенели от страха и явно торопились покинуть это место.

Затем они пересекли интенсивно возделанную равнину, часть которой занимали огромные стада крупного рогатого скота с густой шерстью.

Будучи продуктом цивилизации, в старинных сагах которой воспевались захватнические набеги на стада, Симус смело смотрел в глаза этого рода «опасности». Но он был слишком разбит и утомлен, чтобы получать удовольствие от подобных встреч.

Представлены были два или три типа сельскохозяйственных культур, которые обрабатывали роботы и человеческие существа (или похожие на людей), управляющие техникой.

Ближе к Городу он «увидел» караван повозок, длинную процессию из больших телег, запряженными животными, напоминавшими приземистых неуклюжих лошадей. Караваны повозок сновали взад-вперед по равнине, развозя материалы, напоминавшие металлическую руду и лесоматериалы, и возвращались пустыми за новым грузом.

По мере приближения к Городу стали попадаться механические средства передвижения – тяжелые, медленно перемещающиеся и гремящие, и удивительно стремительные скутера, подобные их летающему судну.

Вдали неясно прорисовывались очертания Города. Гигантский промышленный и торговый центр, сердце Зилонга. Однако, психокинетическое чувство Симуса подсказывало ему, что это на удивление безжизненное место. Казалось, оно располагало намного меньшей людской энергией, чем крошечная «Иона».

В натуре планета выглядела гораздо более привлекательной, чем на картах Леди Дейдры; с единственным континентом в северном полушарии – на полюсе тундра, переходящая по мере продвижения к экватору в степи, далее равнина, центром которой был Город.

Ниже располагался покрытый снегом массивный горный хребет, окруженный слева тропическим лесом (на окраине которого приземлился Симус), а справа – пустыней. Осадки на планете преимущественно приходили с запада.

Сам Город располагался на берегу окаймленной лугами реки, берущей начало в горах. Далее она проходила через джунгли, образуя широкий водопад, и, минуя Город, заканчивалась, широкой дельтой вливаясь в море.

Бог мой, я, проведший всю жизнь в титановой посудине, должен был бы наслаждаться этими восхитительными пейзажами и видами. А вместо этого беспомощно валяюсь в полубессознательном состоянии с жуткой головной болью.

Наконец, они приземлились на краю города – на такой ослепительно блестящей на солнце платформе, что кроме ощущения полной безлюдности этого места, остальное было выше его усыпленной восприимчивости.

Я вернусь сюда потом, – слабо пообещал он.

Вооруженные охранники помогли перенести О’Нейла на монорельсовую платформу. Сначала они миновали поросший травой луг, затем проследовали вдоль набережной медленно текущего широкого водоема, вошли в черный туннель, где Нейл охотно снова потерял бы сознание, если бы это было возможно.

Докторша беспокойно суетилась над ним. Сказать по правде, ужасно раздражала болтовней и суетой.

Да оставь ты меня в покое, женщина! Неужели тебе не понятно, что я больной человек? Положи мою голову к себе на колени, и очень прошу тебя, дай мне немного покоя!

Платформа вылетела из туннеля в широко раскинувшийся большой Город. Масса высоких зданий, окрашенных в нежные пастельные тона – розовый, голубой, нежно зеленый и лимонный – мелькали то слева, то справа.

Несмотря на дикую головную боль, он «прочел», что Город состоит преимущественно из гигантских башен, высотой в сорок и пятьдесят этажей, сооруженных из горных пород или тяжелого металла, отличающихся формой или отделкой. Казалось, размер зданий подобран под цвет. Но цвета не были нанесены, они каким-то образом были вкраплены в породу и металл. Башни были без окон, но, тем не менее, зилонгская ночь не была непроглядной. Они мерцали в лучах искусственного освещения, исходящего от фундаментов.

Признаков какой-либо растительности не было.

Здания разделялись площадями, широкими эспланадами, выполненными в виде шахматного узора – все это изобиловало привлекательной одеждой с разнообразной блестящей отделкой, как и у тех, из полицейского патруля.

У некоторых одежда опускалась до колен, молоденькие женщины были обнажены до середины бедер. Симус был настолько слаб, что не обратил внимания, хороши ли бедра у женщин.

Дорогой Создатель, – молился он, – отключи меня полностью. Если я больше не обращаю внимания на женскую, анатомию, значит, я слишком устал. Не гожусь для этой 4 жизни совершенно.

Конечно, он очень устал, смертельно, но было впечатление, что на его вкус все-таки бедра и округлости полноваты.

Ему удалось уловить, что кроме монорельса, по которому они сейчас двигались, по улицам взад и вперед сновало множество легких разноцветных персональных суденышек. Кроме этого, существовала широко развитая система туннелей, и время от времени монорельсовая дорога ныряла в них.

Для таких, как Симус, рожденных и воспитанных на космическом корабле, Город представлял восхитительную панораму цивилизованной жизни, даже несмотря на невообразимую головную боль.

Должно быть, их культура загнивает очень интенсивно, но поскольку я здесь, я просто обязан хоть чуть-чуть понаслаждаться этим разложением. Ровно настолько, чтобы не измениться самому.

Конечно, со мной этого просто не может произойти.

Он почувствовал, что действие наркотиков ослабевает, и решил пересмотреть свое отношение к заботам медички.

Раз она настаивает на том, чтобы моя голова покоилась у нее на груди, я выполню миссию в части, касающейся вырождения культуры.

Что же, немного вырождения еще никому не причиняло вреда…

Стоило ему прижаться потеснее, изображая глубочайший транс, как платформа снова нырнула в туннель, на этот раз более протяженный. Симус пытался уловить шум потоков воды из системы водоснабжения города, но никаких инженерных сооружений подобного рода не было.

Женщина вела себя совершенно непринужденно. Безусловно, на платформе они были не одни. Он чувствовал присутствие остальных. Но ведь было темно.

А теперь, Симус, мой мальчик, принимай вещи такими, какие они есть.

Помни, сознание совершенно покинуло тебя.

Неожиданно они выскочили на поверхность и остановились перед большим комплексом башен бледно-лимонного цвета. Он почувствовал, что от комплекса исходило хаотическое человеческое излучение.

Его собственная плоть побуждала к проворству. Женский упругий бюст превратился в источник мучений. Трудно было удержаться и не придвинуться еще чуть-чуть.

Он успел подумать, что его, должно быть, несут в этот комплекс. Больше он уже не смог воспринимать ничего – мгновенный острый приступ боли и пустота…

Бог, должно быть, услышал его молитву о забытьи.

– Доброе утро, поэт О’Нейл. Сегодня вы выглядите лучше, – голос звучал, как хрупкий стеклянный колокольчик.

Он лежал на горизонтальной кушетке в комнате без окон, освещенной рассеянным светом. Это больше походило на стоматологический кабинет на «Ионе». Да и женщина в мягком белом халате смахивала на ассистента зубного врача.

Где я, – удивился он, – и кто эта холодная особа, так серьезно разглядывающая меня? Уж не умер ли я? На ад не похоже, потому что совсем не жарко.

Может быть, я в раю, но почему не слышна божественная музыка, да и женщина не похожа на ангела, по крайней мере, пока не похожа.

– Я чувствую себя отвратительно, – он помолчал, тщетно пытаясь приподняться. – Слишком слаб, откровенно говоря.

– Это скоро пройдет, – она улыбнулась. – Вы очень интересный пациент. Чтобы удержать вас, потребовалось шесть наших санитаров. Мы… – она смутилась, – не в обиду будет сказано, но мы еще не имели дела с кем-нибудь вашего размера, поэт О’Нейл.

Мои размеры, какого черта она имеет в виду?

– Надеюсь, я не причинил никому вреда?

– Только несколько синяков. Мы должны извиниться за грубое обращение. Но вы же понимаете, не каждый день в наших джунглях приземляются корабли. Первое Правило обязывает нас быть гостеприимными. Если мы были невежливы по отношению к вам, искренне просим извинения.

Джунгли? Что за черт?

С трудом он вспомнил Зилонг. Должно быть, они «прощупывали» меня, но, поскольку я жив, им немногое удалось выудить.

– Я вижу, вы запрограммировали меня на ваш язык, – он почувствовал, что сказал глупость. Истинный шпион вел бы себя увереннее.

– Это было совсем не трудно, поэт. У наших языков общие предки. Ваши… дайте мне взглянуть… – она заглянула в блокнот, – …относятся к проанглийскому и древнегальскому с некоторыми необычными чертами тевтонского, в то время, как наш – к романской группе. Мы могли бы обойтись и без перепрограммирования, если бы вы применили транслятор, который носите на поясе.

О’Нейл оглядел себя. На нем была зилонгская юбочка серого цвета, точно такого же, как мантия менестреля. Транслятора не было, возможно, они изучали его.

Потом он вспомнил женщину из медицинского персонала. На ее белой униформе были золотые полоски, еще более изысканные, чем тогда, в джунглях, и не менее привлекательные.

Полоски охватывали грудь, четко обрисовывая ее, дальше спускались по бокам, подчеркивая гораздо более смело, чем в дневном костюме, все изгибы фигуры.

Правда, в волосах было чуть больше седины, чем ему показалось утром. Тем не менее, она вполне соответствовала «настоящей» женщине.

У меня никогда не было романа с женщиной зрелых лет. Это может быть любопытно.

Симус О’Нейл, оставь в покое эту тему. Ты здесь для того, чтобы заниматься разведкой, а не для того, чтобы стать посмешищем в любовных делах.

Не мели вздора. Разве любовные похождения – это не часть разведывательной миссии? У всех разведчиков, про которых ты читал в монастырской библиотеке, было достаточно времени для таких развлечений.

И сама она не говорила «нет». Однако, она и «да» не говорила. Ты что, забыл о Законе?

Только после приглашения!

Ну, а если я получу такое приглашение от этой женщины?

– Простите, – продолжала женщина в замешательстве, – за нашу вынужденную жестокость по отношению к вам. Это было необходимо… – Она явно смущалась. – …Мы думали, что это необходимо. Я надеюсь, что вы примете мои извинения, как официальные, так и мои лично.

– Прекрасно… продолжайте, доктор.

Она тряхнула головой, словно ее звание не имело никакого значения.

– Моя мать учила меня не допускать фальши.

Он попытался изобразить самую игривую улыбку, на которую был способен, но ему удалось едва приподнять губы.

Она засмеялась, приоткрыв ряд слегка заостренных прехорошеньких зубов.

Безусловно, их предки были плотоядными. Очко в пользу Леди Дейдры.

– Поэт О’Нейл, Зилонг редко посещают. Три дня назад мы обнаружили неизвестную мощную активность во внешнем кольце улавливающей системы. Мы не знали, кого или что нам ожидать. Некоторые наши наиболее суеверные люди вспомнили древнее предание о рыжебородом боге, который спустится на Зилонг для того, чтобы его уничтожить. Даже мы, ученые, пришли в замешательство от вашего вида… Да, я доктор. Мое имя Самарита, я директор Центра Биологических Исследований при Институте Тела.

Они проявили довольно пристальное внимание ко мне, потрясающее внимание, я бы сказал.

– Рад познакомиться с вами официально, – он пытался придерживаться дружелюбного тона, – и убедиться в том, что обо мне заботятся выдающиеся ученые.

Она залилась румянцем, все еще испытывая смущение в его присутствии.

Не может же это помешать?

– Я надеюсь, – она нахмурилась, – что вы приняли мои извинения. Я искренне сожалею о том, что произошло. Это было крайне негостеприимно.

Она была серьезна. Извинения не являлись пустой формальностью. Может быть, среди них не было полного единодушия, как поступить с ним? Может быть, она представляла группу ученых, которые не разделяли официального мнения? Или это было проявлением глубоко укоренившейся вежливости?

Во всяком случае, Потраджу и Настоятельнице было над чем поломать голову. Зилонгцы отследили присутствие «Ионы», и где-то в своей мифологии откопали рыжебородого гиганта.

Неплохо, ребята. Еще одна оплошность с вашей стороны, и вы можете распрощаться с О’Нейлом. Вслух он сказал:

– Я принимаю ваши извинения, доктор Самарита. Если уж подвергаться проверке, то приятно сознавать, что ее проводит такая компетентная и милосердная женщина.

Казалось, что от смущения она готова броситься вон из комнаты.

– Поэт О’Нейл, вы используете слова с поистине поэтическим искусством.

Похоже, что они мастаки раздавать титулы.

– Если вы биолог, то, во всяком случае, вы убедились, что я не бог, если не считать рыжей бороды.

– Ваше биологическое строение представляет интерес… Я хочу сказать, что во многом оно напоминает зилонгское. Мои коллеги считают, что у вас превосходные данные.

Казалось бы, она видела его в беспомощном состоянии, кроме того, снимала с него одежду (не говоря уже о том, какие картины рисовало его воображение). И все же, она старалась не смотреть на него, избегала его взгляда.

– А кроме этого, что вам удалось узнать обо мне? – поинтересовался О’Нейл. – У меня такое чувство, что ничто не скрылось от вашего внимания.

Красавица вспыхнула.

– Извините, поэт О’Нейл, что пробы были такими тщательными. Конечно, это унизительно, когда такое происходит без согласия человека. Прошу вас простить меня.

– Тысячу раз прощаю, – он вложил в эти слова все свое обаяние, – я прощаю вас, доктор, и на будущее.

Уверившись в его искренности, она легко рассмеялась и села на стул у его изголовья.

– Вы хорошо себя чувствуете? Иногда после проб бывают неприятные ощущения. Позвольте проверить пульс.

Когда женщина склонилась над ним, О’Нейл подумал: О, если кому-то потребуется раздевать меня и изучать мою биологию, пусть лучше этим займется она.

Он не был уверен, сохранилась ли после исследований защита.

– Итак, вы убедились, что я не божественного происхождения? И что у меня нет намерений разрушать ваш мир?

Она взглянула на свой жетон.

– Агрессивность по нашим стандартам низкая, – ее пальцы задержались на его шее чуть дольше, чем это было необходимо. – Но вполне свойственна вашей биологии… Мы нашли вас крайне миролюбивым, – она снова обратилась к записям в книжке. – Поэт Симус О’Нейл, изгнанный с Тары за нарушения, не имеющие для нас никакого значения. Космический менестрель, скитающийся по мирам в поисках удачи, топлива и пищи, несущий миру свое искусство. Мы приветствуем вас на Зилонге. Сожалеем о том, что первая встреча была негостеприимной. Обещаем сделать ваше пребывание у нас приятным.

Наконец, она взглянула на него и улыбнулась. О’Нейл почувствовал, что с его сердцем происходит что-то необычное.

Она снова заглянула в записи и покраснела.

– Вы позволите задать один, возможно, неуместный вопрос? Это… это не входит в круг вопросов, касающихся моей специальности. Но я чувствую, что наши студенты, изучающие поведение, не осмелятся задать вам его.

– Ради бога, не смущайтесь.

– Мы обратили внимание, мы не могли не обратить внимания на то, что вы поцеловали меня там, в джунглях, перед тем, как я сделала успокаивающий укол.

– Разве? – Симус О’Нейл, да ты круглый дурак. Первое, что ты сделал в этом языческом мире – грубо нарушил их запреты.

– Такое поведение свойственно вашей культуре? – ее кожа стала пурпурной.

Она ужасно привлекательная, когда смущается.

– Просто мы не находим в этом ничего предосудительного. Если у вас так не принято, я прошу прощения в свою очередь.

– Конечно, мы целуемся, но в уединенных помещениях, и только в кругу близких или друзей.

– Мы тоже так делаем, – он решил выиграть время.

– Но ведь мы не были формально представлены друг другу. Мы не близкие и не знакомые. Ваши нормы допускают такое?

– Ну, как вам сказать… – Говори, как есть. – Мне показалось, что вы боитесь меня. Я дал вам понять, что не причиню зла.

– Понятно. Вы очень добры. Я была испугана, и вы решили меня успокоить, – она походила на Еву, вкусившую яблоко; ее лицо и фигура клонились в немом протесте, выражая очарование, испуг и виновность. – Но еще больше поразили. Это было волнующее эротическое ощущение.

И сейчас?

– Запретный плод? – сказал он, думая о Еве.

Изучая с подчеркнутым вниманием свои записи, она проговорила:

– Меня потом все расспрашивали, что я чувствовала? На что это было похоже?

– И?..

– Смеясь, я говорила, – она расхохоталась и удивительно похорошела, – что больше всего это было похоже на то, когда тебя при всех целует рыжебородый бог.

А что говорил МакМорток на занятиях по этике?

«Нет ничего приятнее, чем в поисках истины нарушать принятые правила».

– Я виноват в том, что поставил вас в затруднительное положение, – думая совсем по-другому, сказал О’Нейл.

– Таким образом, ваша культура допускает такое проявление чувств между доктором и пациентом? – она делала пометки в блокноте.

Теперь его длинный ирландский язык мог очень повредить, очень. Даже самое незначительное вранье могло привести в дальнейшем к серьезным последствиям.

– Если не бояться высокого слога, это благоприятно влияет на процесс выздоровления, если хотите знать мое мнение.

Вполне безобидное преувеличение. Он не ожидал, что его примут всерьез.

– Неужели? – она оторвалась от записей. – Да, вижу, вы вполне могли быть…

– Но не больше двух—трех раз в день.

В конечном счете, это был очень целомудренный поцелуй.

– Что вы говорите?! – она делала пометки. – Как это интересно.

– Да, были проведены специальные исследования, показавшие, что это способствует процессу восстановления, ускоряет его ужасно…

Если они не делали этого раньше, теперь будут.

– Необычайно интересно! – она снова делала пометки в блокноте, глядя куда угодно, только не на него.

– Как долго я пробуду в госпитале?

– Мы называем это Центром по изучению тела, – она, наконец, посмотрела на него. – Два дня, сегодня утро третьего.

– И это означает, – он всего лишь пошутил, – что вы задолжали мне минимум четыре, а то и все пять поцелуев. Ловлю вас на слове.

– Это поразительно, – сказала она, что-то быстро записывая. – Очаровательно. Я должна немедленно поделиться со своими коллегами-антропологами.

Дальнейшими поступками Симуса Финбара О’Нейла руководил Дьявол.

Он приподнялся с койки, одной рукой обхватил ее руки, притянул к себе, другой обнял за талию и дважды быстро ее поцеловал.

– Теперь ваша очередь, – она носила что-то наподобие тонкого, но плотного корсета под накидкой. Он позволил своей руке опуститься немного пониже; ниже было восхитительно упруго.

Она не пыталась высвободиться.

– Это не в наших обычаях, однако, ничего неприятного в этом нет, – ее губы немного подрагивали. Сделав ударение на слове «должна», она спросила: – Я должна отблагодарить вас?..

– Это зависит от вашего желания.

– Конечно, я этого хочу, поэт О’Нейл. Хотя я и являюсь директором Исследовательского Центра, у меня нет иммунитета против человеческих инстинктов.

– Рад это слышать.

Будь осторожен, Симус, мой мальчик. Твой чувственный рот доставит тебе немало хлопот. Похоже, что эта женщина считает любовь страшным грехом.

Время все расставит по своим местам.

Она с бешеной скоростью писала в блокноте.

– А что ваши люди думают делать со мной дальше? Запрут меня в клетку и станут показывать зилонгскому люду, чтобы каждый мог поглазеть на рыжебородого небожественного происхождения?

– Конечно же нет, – ее темные глаза гневно вспыхнули. – Мы не дикари! Вы будете нашим гостем, пока вашу машину не починят. Поскольку ничего, похожего на вашу технику, у нас нет, это, наверняка, займет некоторое время.

Она сунула записи под мышку и направилась к двери.

– Сейчас решается вопрос, где вас поселить. Через некоторое время техник Лондрау проведет вас по Центру Здоровья. Это приемлемо?

– Как вам будет угодно, мэм, – он вздохнул громко и покорно.

У дверей она приостановилась.

– Мы будем задавать много вопросов, вы не должны расценивать это, как проявление враждебности.

– Догадываюсь о том, что являюсь предметом для расспросов, – он изобразил самую обаятельную улыбку.

– Отлично.

Быстро и грациозно она спланировала к кушетке, наклонилась, позволив на короткое мгновение Симусу заглянуть в вырез платья, и поцеловала его в губы. Дважды.

– Теперь я в расчете с вами, поэт О’Нейл?

– За прошедшие два дня, – он запнулся.

– Дальше будет видно, – она скрылась за дверью.

Есть о чем побеспокоиться. Я просто возгордившийся юнец. Бог этого не допустит. Ничего хорошего не выйдет, если попирать принципы морали.

Но ведь она сама хотела этого. Потрадж говорил, что культура здесь идет под уклон.

Может быть, в ходе разведывательной миссии мне придется целовать каждую хорошенькую женщину этой планеты. Собственно, она сама вынудила меня к этому.

Он с удовлетворением обдумывал возможность превращения Зилонга в колоссальный гарем для себя, но вскоре решил, что это было бы слишком фантастично, и ему не следует обольщаться.

Вряд ли это позабавило бы Леди-Настоятельницу. Нет, решительно не позабавило бы.

Техник Лондрау оказался энергичным молодым человеком с очень невыразительным голосом, напоминающим чем-то голос компьютера с «Ионы». Тем не менее, утомительный обход с ним Центра Здоровья заставил Симуса более-менее отвлечься от мыслей о симпатичном боссе в белой накидке.

Центр представлял собой огромный комплекс зданий, вмещающих в себя клиники и научно-исследовательское оборудование.

Численность персонала медицинского комплекса вдвое превосходила пять сотен монахов, Диких Гусей и паломников на «Ионе», вместе взятых. Насколько мог заметить Симус, зилонгцы вряд ли располагали большими медицинскими возможностями, чем крошечный медицинский штаб монастыря, однако, они гораздо больше расходовали на охрану здоровья.

Конечно, говорил он себе, у них больше денег и больше людей. Беда в том, Симус О’Нейл, что ты просто провинциал, вся жизнь которого прошла среди странных нудноватых отшельников и прочих своеобразных типов.

Конечно, тебе показывали фильмы и рисунки, давали читать книги. Но четверть века твой мир был ограничен скорлупой корабля и пятью сотнями людей.

Сейчас ты в огромном городе, с совершенной и развитой цивилизацией. Если ты будешь неосмотрительно озираться кругом, они сочтут тебя простофилей. Придя сейчас в восторг от твоего здоровья, телосложения и жуткой рыжей бороды, они скоро поймут, что ты – просто неотесанный парень.

Особенно если не перестанешь приставать с поцелуями к солидным особам.

Правда, я уверен, что они и понятия не имеют, что такое настоящий поцелуй. Так, легкий кивок, если хотите знать мое мнение.

– Перед вами стая, над которой Директор Самарита проводит свои самые важные исследования, – прогудел Лондрау. – Обратите внимание, как здесь чисто и как хорошо с ними обращаются. Директор учит их читать и общаться. Они – не просто прирученная порода, прислуживающая нам, это дикая разновидность из района пустыни и джунглей. Однако, обратите внимание, как они спокойны и счастливы.

Стая состояла из миниатюрных существ, не более четырех футов ростом, действительно очень похожих на прогоминидов из учебника курса биологии. Часть из них поедала пищу или спала, другая играла и нянчилась с детенышами, столпившись на большом участке, имитировавшем джунгли.

Действительно, они проявляли спокойствие и кротость, нимало не смущаясь присутствиям четырех техников в белых халатах, наблюдавших за ними.

– Клетки не нужны, – хвастался Лондрау, – все они очень любят доктора Самариту.

– Это делает ей честь, – согласился О’Нейл. – Очевидно, они представляют раннюю стадию эволюционного развития. Догоминиды?

Возможно, это коренные жители планеты, и им удалось выжить рядом с колонистами с Земли, предками зилонгцев. Конечно, на Земле, если бы было возможно существование в различных экологических нишах, эти виды до – и постгоминидов могли бы веками соседствовать. Пока древний человек не занял бы все ниши.

– Конечно нет, – техник тщетно пытался сдерживать темперамент. – Совершенно очевидно, что они не имеют к нам никакого отношения.

– Я вижу, – согласился Симус с тем, что не было так очевидно для него. Он подметил достаточно схожих черт у этих понятливых, симпатичных маленьких существ, чтобы не сомневаться в том, что когда-то в прошлом они были совидны.

Ну, например, у Самариты слегка заостренные зубы. В этом нет ничего плохого, но зачем же это отрицать?

Самый интересный вопрос состоял в том, почему догоминиды с Зилонга были так похожи на догоминидов с Тары, совершенно самостоятельно развивавшихся. Параллельные, невзаимосвязанные процессы?

Или существовали доисторические посетители, которые завезли данный вид с Тары в этот мир, где он благополучно сохранился, в то время, как на Земле их собратья вымерли.

Зилонгцы так тесно сосуществовали со своими догоминидными соседями, что именно поэтому отрицали скрещивание двух видов. Трудно было ожидать от них ответа на этот вопрос.

– Возможно, вы обратили внимание, что они не ходят нагими? – прервал Лондрау его размышления.

– Действительно. Здорово, что вы обратили мое внимание на это. Я вряд ли бы заметил.

Этот малый заслуживает доверия.

– Это очень интересная история. Научившись общаться с нами, они пожелали носить одежду. Мы не препятствовали, конечно. Похоже, в процессе общения с нами они познали чувство стыда.

– Может быть, просто подражание?

Это высказывание разбило холодную сдержанность техника Лондрау.

– Какая интересная мысль, – он что-то нацарапал в своем блокноте. – Восхитительно.

Симус раздумывал над тем, может ли у него возникнуть желание заниматься сексом с хрупкими, возбужденно мечущимися женскими особями этого племени, с дерзко болтающимися грудями и тощими бедрами.

Он решил, что они были бы достаточно соблазнительны, если бы рядом не было своих женщин, или если человека возбуждало насилие по отношению к испуганному и слабому существу.

Поскольку такие фантазии никогда не посещали Симуса, он решил, что маленькие существа не угрожают его добродетели.

Прекрасно! Ведь доставило же тебе удовольствие смущение и испуг доктора?

Ну, сравнил. Она далеко не беспомощна, я думаю.

Во время экскурсии Симус сделал еще целый ряд интересных наблюдений.

Прежде всего, только небольшая часть персонала выглядела занятой работой.

Энергичные особы вроде Самариты и Лондрау составляли меньшинство, по сравнению с теми, кто явно бездельничал. В основном, все были заняты собой или вяло следили за видеомониторами.

Они лениво двигались и, казалось, были совершенно безразличны у работе. Единственное, что вызывало их интерес – появление Симуса.

На протяжении осмотра их сопровождала одна и та же группа зевак, едва слышно переговаривавшихся между собой.

– Прочь отсюда, любопытствующий сброд! – прикрикнул он один раз и, чтобы отвязаться от них, театрально взмахнул рукой.

Эта толпа в панике разбежалась, но спустя некоторое время собралась новая.

– Это было очень забавно, – прокомментировал Лондрау похоронным тоном. – Вы их напугали.

– Зато им будет о чем поговорить, – вздохнул Симус.

– Безусловно, – воскликнул его сопровождающий, записывая что-то, – Прелестно.

Во-вторых, в Центре почти не было пожилых людей. Или они были заняты в другой сфере, или на Зилонге по-другому строили отношения со стариками.

Симусу это не понравилось. Но он решил пока не расспрашивать.

И, наконец, несмотря на то, что в Центре было чисто и просторно, было хорошее освещение и свежий воздух, Симусу показалось, что работа здесь идет неважно.

Лифты зачастую не работали. Терминалы не светились, и персонал тупо взирал на пустые экраны. Несколько крупных машин – по производству крови и питания, как ему 1уманно объяснили – не действовали. Каждый раз Симусу давалось разъяснение, что эта техника на «профилактическом ремонте».

А на «Ионе»… Как постоянно сокрушалась Настоятельница, там все было в полном беспорядке. Таранцы вообще не занимались наведением порядка, не то, чтобы три раза в день, как здесь.

Фактически, чем больше беспорядка, тем лучше; если есть беспорядок, значит, идет работа.

Или, например, если немного лень работать, стоит создать видимость беспорядка, чтобы твои товарищи по путешествию думали, что ты занят сверх меры.

Справедливости ради необходимо сказать, что с обслуживанием техники, на которой Симус работал, он справлялся очень квалифицированно.

И, тем не менее, вся техника была исправна, и даже та, в которой в данную минуту не было потребности.

Любую сломанную машину, даже если она была просто резервной и никогда бы не пригодилась во время путешествия, таранцы воспринимали как личное оскорбление, как вызов его или ее чести и достоинству.

Он подвел итог увиденному для себя самого и для любого, кто слушал его на «Ионе».

С учетом избытка штатов и наличия поломанной аппаратуры, возможно, они располагают достаточными ресурсами, чтобы позволить себе и то, и другое.

– Вы извлекли что-нибудь полезное из экскурсии? – допытывалась Самарита позже, когда нашла его уставшим и почти заснувшим на койке.

– Безусловно, – отозвался он. – Можно один вопрос? Каково назначение металла, я назвал бы его серебром, который многие из вас носят вокруг шеи?

– Это? – она застенчиво дотронулась до своей шеи. – Это наши брачные обручи. В тот день, когда мой мужчина – Музыкальный Директор – и я формально поженились, он надел мне на шею это звено. А я надела ему точно такое же. Это символизирует, – она мгновение колебалась, – цепь любви, которая будет вести нас по жизни. Разве у вас нет подобного обычая?