Текст книги "Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол (сборник)"

Глава 13
Битва за снольди-хольм

 
Так убегали
В страхе безмерном
Перед Хельги враги,
И родичи их,
Как козы, бегут
По горным склонам,
Страхом гонимы,
Спасаясь от волка.
 

«Старшая Эдда» Вторая песнь о Хельги, убийце Хундинга

Июнь 856 г. Бильрест-фьорд

Этой весной совсем обнаглели волки. Снова не стало покою жителям дальних хуторов, да и в ближних усадьбах нет-нет да прошмыгивали под утро быстрые серые тени. И ладно бы дело было ранней весною, когда сводит от голода животы не только у волков, но и у людей, когда нет сил, чтобы выследить и поймать жертву, когда одиночке – верная гибель, и только стая, спаянная в единое целое крепким и злобным вожаком, имеет шансы выжить. Стая была – с десяток волков-трехлеток, из которых несколько узкомордых самок, был и вожак – огромный черно-серой масти зверь со светлой полосой на хребте, от хвоста до холки. Не было в округе волка хитрее, злее, проворнее, хоть и казался он на вид несколько тяжеловесным – если б приспичило вожаку встать на задние лапы, вряд ли кто из людей был бы выше. Огромный волк жестоко правил стаей: стоило кому-нибудь из проблемных трехлеток чуть приподнять хвост – и тут же вожак сломя голову кидался в бой, сбивая непокорного с ног черным стремительным ураганом, и сразу же вгрызался в шею или в белое беззащитное брюхо. Вожак не знал пощады. Но и стая с ним не знала голода даже лютой северной зимою. Ничуть не опасаясь охотничьих ловушек, нагло, стремительно, ловко волки врывались на хутора и усадьбы, хватали прямо из загонов овец, а, бывало, разрывали и собак на шевелящиеся кровоточащие части, которые тут же исчезали в волчьих утробах. И не только собаками ограничивалось дело. И не только голодной зимою. Вот, в самом конце мая, один из младших детей хозяйки Курид с Ерунд-озера, отправился за хворостом в ближайший лес. И лес-то был рядом, однако что-то долго не приходил парень. Кинулись искать – и обнаружили на поляне лишь дымящиеся кровью ошметки: все, что осталось от мальчика. Еще, не так давно, был такой же случай в Снольди-Хольме, с малолетним племянником Торкеля-бонда. Того, племянника, не Торкеля, правда, сожрать не успели, но руку порвали крепко, хорошо, помощь вовремя подоспела – только и видели серых. А мальчишка, зажимая окровавленную, почти что уже и отгрызенную, кисть, старательно сдерживал стоны. Лишь в глазах его стоял страх. Уже позже, дома, он рассказал о том, что один из волков – черный огромный зверюга – кажется, понимает человечий язык и умеет читать мысли. Почему ему так показалось, мальчик не пояснил, показалось почему-то – и все:

– Уж больно глаза у него страшные. Черные, пронзительные, совсем не волчьи…

Ну, конечно же, не волчьи! Это были глаза Черного друида Форгайла, вот уже около года наводящего ужас на всю округу в образе страшного оборотня-волкодлака. Не отходя далеко, кружил Форгайл-Волк в окрестностях Бильрест-фьорда, все выжидал удобного случая вторгнуться в тело сына Сигурда-ярла. Да вот беда, случай все не представлялся. То ли колдовство оказалось слишком слабым, то ли сопротивлялись местные колдуны, то ли плохо работал младший жрец Конхобар, которого что-то в последнее время совсем стало не видно в усадьбе Сигурда – сколь ни вглядывался Форгайл, неслышно подкрадываясь к усадьбе почти каждый вечер, а так и не увидал своего помощника, видно отправился тот куда-то по хозяйственной надобности, либо сгинул где. Это плохо, коли сгинул. Где ж найдешь теперь помощника? Эти-то, серые, для контактов с людьми совсем не годятся. Вот и думал про себя Форгайл, решал задачу, все выжидал. Умел ждать, этого не отнимешь, однако, чем больше ждал, тем сильнее дичал, в волчьей-то шкуре! Уже стало нравиться ему разрывать клыками сырое трепещущее мясо, лакать свежую кровь да крыть волчиц – в такие минуты совсем забывал Форгайл о том, что был когда-то человеком, одно в нем естество оставалось – волчье.

Лишь иногда, лунными ночами, все реже и реже, вспоминал Форгайл о своем предназначении и выл на луну, долго, тоскливо и страшно. Ведь поначалу все делал он, чтобы проделать брешь в душе сына Сигурда-ярла, и, казалось, получалось, и вот-вот – и все, и будет друид Форгайл Коэл обретаться в новом теле, а сын Сигурда так и сдохнет в бессловесном образе волка. И тогда… О, тогда начнется новая жизнь, пусть, еще не скоро, но начнется – и именно он, друид Форгайл Коэл, из гонимого у себя на родине типа, превратится в великого конунга далекой и дикой Гардарики, которую он, с помощью древних богов, сделает еще более дикой, и толпы свирепых воинов, подчинясь мановению его руки, бросятся в поход во имя старой кельтской веры, во имя древних богов, давно проклятых в Ирландии святым Патриком. Реки крови протекут по всей Ирландии, от Коннахта и Ульстера до Лейнстера и Миде, и тогда заново воссияет сиреневым светом волшебный камень Лиа Фаль и свет этот возвестит возвращение былого могущества друидов – забытых жрецов древней веры. Лиа Фаль… Этот камень вырвал-таки Форгайл с груди отступницы Маги, но сгинул волшебный кристалл в глубинах фьорда, на дне под Радужным водопадом. А, может, и проглотила его уже какая-нибудь глупая рыба. Боги! О, древние боги! О, Кром Кройх, о богиня Дану, о Дагд, о, древние племена Фир Болг! Разве мало жертв принесли вам друиды, покидая Ирландию? Разве мало детских голов упало в широкие горла жертвенных кувшинов, разве мало вырванных из груди сердец окрасилось желтой пыльцой священной омелы? Так, где же вы, боги? Где ваша помощь? Где? Где? Где? Неужто, осталась дома, в Ирландии, где вас презирает любой мальчишка, поклонник распятого Бога? Или вы испугались местных богов: Одина, Тора, Бальдра? Но ведь друиды принесли богатые жертвы и местным. Особенно – владычице мертвых Хель и коварному Локи. Так, может быть, мало жертв?

Волк вдруг захлопнул свою клыкастую пасть. А ведь, и правда, мало! Последняя жертва Крому – двое детей – была принесена почти год назад! Это, конечно, если не считать тех жертв, что, по его словам, регулярно приносил старым богам младший жрец Конхобар. Да что толку от его жертв! Разве ж сможет он поднести богам человека, если этот человек предварительно не связан и не оглушен? Нет, Конхобар – жалкий друид, совсем не такой, каким был его давно погибший отец. И, очень на то похоже, ему понравилось жить здесь, в усадьбе Сигурда-ярла. Разленился Конхобар, расслабился, совсем забыл, для чего оставлен в усадьбе. За такое следует его наказать. Немножко погрызть, не до смерти, а так, чтоб понял. Чтоб вновь заиграл в его душе страх, чтоб приползал он на поклон прямо на брюхе, чтоб боялся, чтоб знал, чтоб верил!

Волк поднял голову и вновь завыл, на этот раз угрожающе, злобно, глухо. И вся стая, услыхав новый расклад, подхватила этот вой, как разбойничья шайка подхватывает разудалую песню. Этот многоголосый вой нарастал, поднимаясь все выше и выше к звездам, замер там на миг и сорвался вниз, затихнув в глухих урочищах Халогаланда.

Человек, пробирающийся светлой – как всегда в это время на севере – ночью к усадьбе Сигурда вздрогнул, услыхав волчий вой, замер в кустах и какое-то время прислушивался, после чего, услышав стук захлопнутой двери, тихонько свистнул три раза. Закутанная в шаль женская фигура – черная на светлом фоне неба – в ответ махнула рукой, и прячущийся в кустах, оглядываясь, покинул свое убежище.

– О, Конхобар, – с глубокой страстью выдохнула женщина, опустив на траву сжимаемый в руке узелок. – Ты, наверное, наслышан о моем позоре?

– Ничего страшного. – Развязывая узелок, усмехнулся Ирландец – это именно он пробирался кустами к усадьбе, прячась от людей… и от волка. Узрев содержимое узелка, глаза его загорелись: – Овечий сыр, рыба, лепешки… О, благословенная хозяйка Гудрун, вижу, ты мне не дашь умереть с голоду.

– Ешь, – присев на траву рядом, тихо сказал хозяйка. Терпеливо дождалась, когда Ирландец насытится, затем жестко повернула его к себе лицом и впилась губами в губы…

Занятые собой, любовники не заметили, как прошел, с мотыгой за плечами и топором за поясом, почти рядом с ними Трэль Навозник, бывший раб Навозник, а ныне – просто Трэль, свободный житель Бильрест-фьорда вольноотпущенник Трэль. Далеко в предгорьях, у самых верхних лугов, получил бывший раб небольшой участок земли от Сигурда-ярла. Взял в долг семян, топор и мотыгу, теперь вот отправился с ночи – хотелось выстроить за день небольшую хижину, чтобы не ночевать более никогда в опостылевшем доме Сигурда, где все напоминало о рабстве. Весело напевая, шел Трэль, поднимаясь в горы навстречу солнцу. И всегда сумрачный лес казался ему приветливым и светлым, а узкая горная тропа – широкой дорогой. Горные вершины окрасились золотом первых лучей солнца, громко пели птицы, а позади, далеко за холмами, блестело синевой море.

Он выстроил хижину быстро, уже к обеду. Нет, не ленив был Трэль, и не глуп, и даже не безобразен. Стройный, правда, быть может, излишне худой, со смуглой кожей и правильными чертами лица, обрамленного темными, чуть вьющимися волосами. Из-под спутанной, падающей на лоб, челки весело блестели чуть вытянутые миндалевидные глаза, темно-зеленовато-карие, почти черные. Вполне приятен на вид был Трэль, даже красив, но красотою чужой, непривычной, далекой… А значит – по-здешнему – безобразен… Впрочем, что о нем думают местные, довольно мало волновало бывшего раба и раньше-то, а уж, тем более, теперь.

Вытерев со лба пот, Трэль отошел от хижины на несколько шагов и с удовольствием оценил творение своих рук. Хорошая получилась хижина: не высокая, но и не низкая, с крепкими ясеневыми стропилами и стенами, сплетенными из гибкой ивы и обмазанными глиной. Осталось лишь накрыть камышом крышу, выложить из камней очаг – и можно жить хоть до глубокой осени, а на зиму… на зиму что-нибудь придумать.

Поднявшись повыше в горы, юноша осмотрелся. Не так уж и далеко, по левую руку, средь зеленовато-седых мхов блестело озерко с болотистыми берегами. Интересно, успел ли уже вырасти новый камыш, или придется довольствоваться прошлогодним? Приготовив веревку, Трэль, напевая что-то веселое, быстро зашагал в сторону озера. Из-под ног его с квохтаньем вспархивали в небо пестрые куропатки. Трэль быстро достал пращу – подбил парочку, бросил в заплечный мешок – вот и обед – и, улыбнувшись, быстро зашагал дальше…

А немного погодя – чуть-чуть разминулись – к его хижине вышли из лесу шестеро. Двое огромных верзил, почти великанов, с маленькими глазками и буйными окладистыми бородищами, похожие, словно родные братья; молодой ярко-рыжий парень с циничной ухмылкой, и еще двое мужчин, светло-русых, не молодых и не старых, с покрытыми шрамами лицами. Шестым был Конхобар Ирландец. Собственно, он и указывал путь. Все были вооружены, хорошо вооружены, пожалуй, даже слишком хорошо для обычной шайки бродяг-нидингов: у верзил одинаковые, обитые железными шипами, палицы, у ярко-рыжего – боевой, со стрелами, лук, у мужчин со шрамами – секиры, и это уже не говоря о мечах и шлемах, что болтались на поясах у каждого. Кроме того, на всех, кроме рыжего, были короткие панцири из толстой бычьей кожи, с нашитыми на них стальными бляшками, на рыжем же красовалась изящная серебристая кольчуга. Судя по всему, несмотря на молодость, он и был здесь старшим.

– Переждем здесь. – Кивнул Конхобар на хижину и выжидательно посмотрел на рыжего парня.

– Но хижина только что выстроена, и хозяин, вероятно, где-то не далеко, – резонно возразил тот.

– Ну, мой господин. Будто ты не знаешь, что сделать с хозяином? – Цинично усмехнулся Ирландец. – А вот, кажется, и он…

Все оглянулись на затрещавшие вдруг кусты. Видно, хозяин недостроенной хижины был силен и увесист. Все напряглись, приготовили секиры и палицы, а рыжий предводитель наложил на тетиву хищную стрелу с черными перьями ворона.

– Вот он… – Тихо прошептал кто-то, и на поляну перед хижиной выбрался из кустов… огромный лось!

Это был изумительной красоты зверь, стройный, изящный и сильный. Темно-бурая шерсть его, заметно светлеющая к брюху, лоснилась, а ветвистые рога, казалось, подпирали небо. Копыта были такой величины, что свободно снесли бы полчерепа кому угодно, красноватые глаза подозрительно осматривали поляну.

– Такого бы завалить… – мечтательно произнес один из верзил.

– Молчи, Горм, нашел время. – Тут же охолонул его рыжий. – Если нападет – забьем, если уйдет – что ж, пусть так и будет.

А лось постоял еще немного, понюхал широкими ноздрями воздух и, громко всхрапнув, развернулся и медленно скрылся в лесу.

Конхобар Ирландец перевел дух. Завалить такого красавца было бы не просто даже этим вооруженным до зубов воинам. Да и не обошлось бы без шума, а кто знает, чье внимание привлек бы этот шум? Хозяина хижины – точно.

Они прождали хозяина почти до вечера, так и не дождались и, выставив часового, принялись за еду, не обращая никакого внимания на комаров и слепней, тучами прилетевших вслед за уже давно ушедшим лосем.

– Отчего же ярл Хастейн не торопится с нападением? – осмелился задать вопрос Конхобар Ирландец.

– Оттого, что не дурак, – чавкая, со смехом отвечал рыжий. – Сказать по правде, Конхобар, от встречи с Рюриком Ютландцем остались у Хастейна четыре… нет, только один драккар. Так, что ярл не будет рисковать – для того и нас вперед выслал и тебя вот использует. Кстати, ты подготовишь удобный момент?

Ирландец лишь усмехнулся. Еще бы не подготовить! Хорошо бы вот только напомнить Хастейну кое о чем.

– Надеюсь, Хастейн-ярл не забыл своих прежних обещаний? – Тихо, но настойчиво, поинтересовался он.

– Ты что, Конхобар, первый год его знаешь? – возмутился рыжий. – И что, он когда-то тебя обманывал?

– Нет, – подтвердил Ирландец. – Пока все было честно.

– Ну, вот и дальше так же будет. Да не бери в голову, Конхобар! – Рыжеволосый расхохотался. – Хастейну нужен корабль, а тебе усадьба… или лучше золото?

Ирландец замялся. Действительно, а что лучше в его положении? Усадьба? Но каким образом впоследствии обосновать права на нее, если вдруг его разлюбит Гудрун? Тогда – золото… Или – лучше земли в Ирландии…

– Хочешь земли – получишь. – Пожал плечами рыжий. – Ты знаешь, как уважал Хастейн твоего отца. Потому и ты в любом случае не останешься в накладе.

– Я подумаю о награде позже, – почесав затылок, честно признался Ирландец. – Теперь же я покину вас, чтобы встретиться кое с кем для пользы нашего общего дела… К вам же у меня тоже будет одна просьба… Когда будете жечь дальние хутора под видом обычных бродяг, начните с хутора Торкеля, это, кстати, и лучше будет – он ведь самый дальний. Есть на том хуторе одна девчонка…

– Ах, девчонка!

– Доставьте ее мне.

– В целости и сохранности? – с хохотом поинтересовались верзилы.

– В целости и сохранности, – твердо повторил Конхобар.

– Доставим, можешь не беспокоиться. – Посерьезнев, кивнул рыжий… – Только вот насчет ее целости я сомневаюсь… – под смех приятелей добавил он, когда сутулая фигура Ирландца скрылась за дальними соснами.

А Конхобар шел и думал: чего же он на самом деле хочет? Восстановить свое прежнее положение в усадьбе? И по-прежнему полностью зависеть от Гудрун? Хм… Или лучше точно выполнять все приказы Форгайла, которого неизвестно где носит, в надежде на масштабное будущее? Ну уж нет, лучше б послать Черного друида куда подальше, желательно так, чтобы он не затаил зла на младшего помощника, уж слишком расплывчатым и туманным, да к тому же – далеким, было это расписанное Форгайлом будущее. Как говорят местные: лучше одна селедка на удочке, чем косяк трески в море. Вот, не было бы Хельги, не было бы Хастейна, не было бы жадных Альвсенов, тоже точащих зубы на усадьбу в ожидании смерти Сигурда, как удачно бы все сложилось. Вдова Гудрун – владелица усадьбы, а он – при ней, а впоследствии – и законный муж, и тоже владелец. Да, хорошо бы было. Так ведь нет, не дадут Гудрун спокойно властвовать! Тот же Хельги, те же Альвсены, да еще многие, чай, найдутся. Как умрет старый ярл – жди, слетятся вороны. В такой непредсказуемой ситуации Хастейн и его разбойнички, пожалуй, то, что надо. Да и с ними, честно говоря, тоже связываться особо бы не хотелось, да уж раз коготок увяз, еще с Ирландии, так делать нечего.

Не в первый раз уже приходили к Конхобару Ирландцу подобные мысли, так вот и колебался он, не зная, то ли то сделать, то ли это. И вовсе не одинок он был в подобных терзаниях, не много найдется в мире людей, которые точно бы знали – чего хотят, а обычно мечутся туда-сюда в поисках лучшего, как им представляется, решения, потом бросают его, не доведя до конца, потом даже иногда возвращаются… И таких людей – большинство. Вот и Конхобар не был исключением.

Решив поддержать Хастейна, четко продумал план – хоть стратег был никудышний, да зато тактик – отменный. Во-первых, посеять панику на дальних хуторах, чтобы появилось у бондов занятие – обороняться от шайки нидингов, вместо того, чтобы плести интриги да чесать языками на тинге. Во-вторых – и это, пожалуй, было главным – перессорить между собой всех влиятельных лиц в округе, тем самым облегчив Хастейну нападение. Как говорили древние римляне – разделяй и властвуй. В-третьих, под шумок хорошо бы было расправиться с Хельги… и с Волком. Даже хотя бы с кем-нибудь одним, слишком уж в разрез шло их существование с новыми планами Конхобара. В последнем случае неплохо бы было – так, на всякий случай – заранее заручиться поддержкой древних богов – Ирландец знал, как: давно уже высмотрел для них хорошую жертву – Сельму, дочку Торкеля-бонда.

На очередном тинге, посвященном новому размежеванию – старое давно никого не устраивало и служило предметом постоянных раздоров – Сигурд и хозяйка Гудрун в пух и прах разругались с Альвсенами, претендующими на луга близ Радужного ручья, с незапамятных времен принадлежащих роду Сигурда ярла. Впрочем, у братьев было на этот счет особое мнение. Альвсенов поддержал Свейн Копитель Коров – те обещали ему перенести межу к лесу, таким образом резко расширилось бы пастбище Свейна, а Сигурда и Гудрун – Торкель, которому, в случае удачного разрешения земельного спора отошла бы часть пашни. Остальные бонды, рангом пониже, поддержали либо тех, либо других. В стороне никто из них не остался, знали – тех, кто ни с кем, обычно грабят и жгут обе стороны, так пусть уж хоть кто-нибудь один. В воздухе Бильрест-фьорда явно запахло хорошей сварой. Альвсены собирали по урочищам конные отряды, Сигурд-ярл готовил драккар и воинов для налета на их усадьбу, и лишь старый Велунд безуспешно пытался примирить всех, хотя бы на время. Ведь вольноотпущенник Трэль не так давно принес нехорошую весть о шайке нидингов, объявившейся в лесу у Ерунд-озера. К сообщению бывшего раба почти все в Бильрест-фьорде отнеслись безразлично: мало ли бродяг бывало в тех местах, кому надо – и сами справятся, хватит и на дальних хуторах сил против нескольких харь, коих, по словам того же Трэля, насчитывалось всего-то с полдесятка.

– Отобьемся! Заодно – позабавимся. – Уверенно потрясали секирами хозяева дальних хуторов, в первый раз, что ли, гонять по лесам всякое отребье. Слушая их, бывший раб Трэль Навозник лишь качал головой. Нет, не очень-то походили те пятеро (Конхобара он уже не застал, не увидел) на обычных бродяг, скорее напоминали дисциплинированных и хорошо вооруженных воинов. А что мало их было… Так наверняка это лишь разведка, остальные силы таятся где-то поблизости, может быть, в дегре пути от Бильрест-фьорда стоят на якорях их драккары, готовые ринуться в бой по первому же сигналу. Бонды лишь посмеялись над словами Трэля, а тех, кто и прислушался, быстро подняли на смех. Кого слушаете-то? Трэля Навозника, недавнего раба, о непроходимой тупости которого было давно известно всем, включая новорожденных младенцев. Ну и что с того, что Навозник получил свободу? Умнее ведь он от этого не стал. Особенно насмехались над бывшим рабом хозяйка Гудрун и Дирмунд Заика с Хрольвом. Последних двоих очень бы хотел повидать сейчас скитающийся по лесам Ирландец, да вот пока что-то не складывалось. Ничего, будет еще время, повидает…

В лесном урочище было темно, несмотря на светлую июньскую ночь – могучие, поднимающиеся к самому небу ели закрывали свет мощными седыми кронами. Кучи бурелома, валяющиеся там и тут, делали крайне затруднительным продвижение небольшого отряда, ведомого сыном Сигурда-ярла. Продвигались пешком – коней оставили на кузнице Велунда, не прошли бы тут кони, поломали б ноги. Самим-то как бы не поломать.

– Осторожней! – Пригибая колючую ветвь, обернулся назад Хельги. За ним, почти след в след, шли Харальд Бочонок, Ингви Рыжий Червь и малыш Снорри. Впереди, в качестве разведчика, бесшумно двигался Трэль.

– Ну, где же твоя хижина? – дождавшись, когда бывший раб приблизится, шепотом поинтересовался Хельги.

– Скоро будет, – успокоил его Трэль и, обернувшись, попросил Харальда дышать чуть потише. – А то все нидинги раньше времени разбегутся.

Харальд усмехнулся – ему понравилась шутка вольноотпущенника, вообще, этот толстый жизнерадостный парень был не прочь повеселиться, а добродушным увальнем казался лишь на первый взгляд, улыбнулся и Ингви – парень с мозгами, он раньше других понял из рассказа Навозника всю опасность, исходящую от небольшого отряда бродяг, первым засомневался – бродяги ли это? Вот и уговорил Хельги проверить. Того, правда, долго уговаривать и не пришлось – как узнал, что ближайший к нидингам хутор – Торкеля-бонда, так сразу же кликнул верных людей. Тут же и собралось таковых аж два с половиной десятка.

– Куда столько! – возмутился Ингви. – Так мы их спугнем только. Хватит и нас одних: тебя, Хельги, меня, Харальда, ну, еще и Снорри взять можно – парень ловкий.

Таким составом и пошли, прихватив с собой Трэля – указывать дорогу. Хоть и знали все места наперечет, да ведь пока только один Трэль видел чужих воинов.

– Вот и она. – Остановившись, вольноотпущенник кивнул на хижину, одиноко торчащую на поляне.

– Похоже, пуста, – тихо прошептал Хельги, обернулся. – Ингви, вы посмотрели вокруг?

– Уже! – осклабился только что бесшумно вылезший из кустов Ингви. – Все чисто. Снорри настороже остался, если что – подаст знак.

– Ну, тогда идем.

В хижине, казалось, ничего не указывало на недавнее присутствие людей. Потухший очаг, сиротливо стоящий у стены стол из старого пня, голая широкая лавка. Ингви пошире распахнул дверь. Харальд повернулся к Трэлю:

– Может, тебе просто привиделись эти бродяги?

– Да нет, они здесь точно были… – Хельги провел рукой по котелку и понюхал пальцы. – Если это, конечно, не Трэль пользовался медвежьим жиром.

– Нет у меня медвежьего жира. – Прошептал в ответ тот. – Да и ни к чему он мне – ни секиры, ни меча у меня нет, смазывать не надо.

– Значит… – Задумался Харальд.

– Значит – они здесь были, – прервал его Хельги. – И это именно те, кого мы ищем – воины. Опытные умелые воины. Волки. Думаю, медвежьим жиром они не только оружие смазали, но и все снаряжение, чтоб не скрипело, не звякнуло. Чуете, к чему веду?

– Конечно. – Ингви тщательно осмотрел котел. – Собрались наведаться в гости. Вот только к кому?

– Ну, это ясно – к кому. – Хохотнул Харальд. – Кто тут поближе-то? Тетка Курид на Ерунд-озере да Торкель со Снольди-Хольма. Велунд их вряд ли сильно заинтересует.

– Скорей к озеру – может, и увидим их, – вспрыгивая с лавки, воскликнул сын ярла. Остальные поспешили за ним, по возможности соблюдая осторожность. Еле слышным свистом вызвали из засады Снорри – тот возник из кустов вереска практически бесшумно, словно привидение. Вопросительно уставился на ребят.

– Идем к Ерунд-озеру! Посмотрим, что там за дела, – на ходу шепнул ему Хельги. Снорри кивнул и, поудобней перехватив короткое копье, последовал за всеми.

Они шли быстро, почти бежали, бесшумно огибая кусты и деревья, казавшиеся почти нереальными в полупрозрачной хмари раннего начинавшегося утра. Белесое небо цеплялось за черные вершины сосен, где-то впереди блеснуло среди мохнатых елок плоское зеркало Ерунд-озера.

– Скорей, к западным скалам, – оглянувшись, яростно шепнул Хельги. Впрочем, и так не надо было никого подгонять: все – даже бывший невольник – неслись, как могли. Мелькали перед глазами стволы деревьев, и корявые еловые ветки больно били в лицо.

Вот наконец и западные скалы. Вернее, западные отроги гор. Не очень высокие, поросшие редким сосняком, но вполне отвесные, круто обрывавшиеся к поверхности озера.

– Ну, вот. Похоже, мы их сейчас увидим. – Улыбнувшись, заметил сын ярла, поудобнее устраиваясь за камнями над самым обрывом. Остальные последовали его примеру.

– Ох, и красотища! – не удержавшись, восхитился Снорри.

И правда, окружающий пейзаж был вполне достоин этого возгласа.

Прямо перед ними, внизу, расстилалось озеро, чуть тронутое утренним туманом у своего восточного болотного берега. Вода в озере была настолько спокойной, что казалось какой-то колдовской, мертвой. Словно живые, отражались в ней заросшие высокой травой берега, высокие сосны и хмурые угрюмые ели. По левому берегу, за камнями, так же отражающимися в озере, проходила дорога, даже не дорога, а тропка, ведущая к хутору Курид. Тут же, за камнями, тропинка раздваивалась, заворачивая к Снольди-Хольму. Расстояние от обрыва, где укрылись ребята, через озеро до развилки, составляло где-то около двух полетов стрелы, так что все было видно как на ладони. Нет, лиц, конечно, не разглядеть, но фигуры увидеть можно.

– Будем ждать, – шепнул Хельги. – Только смотрите, на засните.

– Ну, это к Снорри. – Тихонько засмеялся Харальд Бочонок. – Это ведь он у нас любитель поспать, а, Снорри?

– Всего-то один раз и уснул в лагере Эгиля, – обиженно отозвался Снорри. – А попрекать, видно, всю жизнь будут.

– Ладно, хватит вам, – шикнул на них Хельги. – Звук по воде расходится, сами знаете, как…

Он с напряжением в глазах всматривался в левый берег, в любой миг ожидая появления нидингов. Напряжение было настолько велико, что сын ярла почувствовал вдруг, как задвоилось в глазах, затяжелели веки а в глубине мозга сначала тихонько, а потом все громче, забили, заухали барабаны…

– А зори здесь тихие… – почему-то прошептал он, теряя сознание… и тут же очнулся, увидев над водой черные тени:

– Вот они!

– Да где? Где же? Ага… Теперь вижу! – азартно выдохнул Ингви. – Один, два… пять… Пятеро, как и говорил Трэль. По кустам таятся, собаки. Слушай, Хельги, и как ты их только заметил?

– Зорче надо быть. – Обернулся к нему Хельги. – И черники побольше есть – говорят, глазам помогает.

– Ну, черника еще и от поноса помогает. – Засмеялся Харальд. – И плащи ею красят, и бражку делают. Со всех сторон полезная ягода.

– А мне так больше голубика по вкусу…

– Цыц! – Хельги хотел было дать леща вспомнившему про голубику Снорри, да вовремя удержался. Вместо этого кивнул на нидингов:

– Ишь, прислушиваются к чему-то. Вон как жалами водят!

– Так это они к развилке вышли, – догадался Снорри. – Теперь, видно, совещаются – куда дальше. Я бы на их месте выбрал хутор тетки Курид. Хлопот меньше.

– Так и в Снольди-Хольме воинов мало. Почти все с Торкелем на тинг уехали, землю делить.

– Но ведь нидинги об этом не знают!

– Смотри, смотри! Как раз туда и уходят. К Снольди-Хольму.

– Что ж, выходит, знают?

– Да и слишком уж быстро разыскали все тропы.

Хельги резко поднялся на ноги.

– Некогда болтать, други. Скорее в Снольди-Хольм. Как думаете, намного они нас опередили?

– На десять полетов стрелы, не больше. Если в Снольди-Хольме крепко заперты ворота, должны б успеть продержаться.

– Ага, если не подожгут…

Срезая путь, побежали через холмы. Первым несся вперед сын Сигурда-ярла, который, казалось, совсем не чувствовал усталости. За ним, не отставая, бежали Ингви и Снорри, затем Харальд, и замыкающим – тяжело дышащий Трэль. Бывшему рабу приходилось труднее всего, хоть и привык он к тяжелой работе, да ведь мирный труд совсем не то, что работа воина, к которой юные викинги готовили себя с самого раннего детства. Бегать без устали, плавать, ориентироваться в лесу – вот то, чему они учились всегда и что теперь пригодилось. Трэль, чувствуя, что отстает, схватился за правый бок, остановился, немного отдышался и вновь побежал, по пояс проваливаясь в коричневую болотную жижу. Что гнало его вслед за молодыми норманнами? Его, бывшего раба, не так давно получившего свободу? Это ведь они, норманны, сделали его рабом, это они презирали и издевались над ним, заставляя работать на себя, так какая же разница, если одни из них истребят других? Трэль снова остановился, качнул головой, отгоняя навязчивые мысли. Чуть улыбнулся. Нет, норманны тоже были разными. Были и те, что издевался, но были и другие… Взять хоть этих, друзей Хельги Сигурдассона. Трэль не помнил, чтоб и раньше-то они как-то обидели его, а если отбросить раннее рабское состояние, если говорить про «теперь», так ведь теперь все эти люди – Хельги, Харальд, Ингви и малыш Снорри – первыми среди всех отнеслись к нему как к равному. Не только внимательно выслушали, но и уважительно попросили показать место, где он заметил нидингов, и ни разу не позволили себе в чем-то его упрекнуть. А Харальд – так еще и кинжал подарил. Носи, говорит, на здоровье. Его, Трэля Навозника, приняли, как своего, пожалуй, лучшие из молодых воинов Бильрест-фьорда. И это не говоря уже о Хельги, именно благодаря ему Трэль не только получил свободу, но и вообще живет на этом свете. Трэль, конечно, понимал, что в предстоящей схватке от него мало толку, но и предоставить ребятам действовать без него, бросить их, тоже не мог – считал, что это очень подлый поступок, вполне простительный рабу, но никогда и ни за что не позволительный свободному, отвечающему сам за себя, человеку.

Бывший раб сделал выбор. Пусть его даже убьют там, в потасовке у Снольди-Хольма, он погибнет не зря. Умрет даже и не столько за Хельги и его друзей, а за нечто большее, за то, что называют гордостью, благородством и правдой.

– В конце концов, недаром ведь ходили слухи, что я из благородного рода. – Усмехнулся Трэль и, вытащив из-за пояса широкий кинжал – подарок Харальда, резко прибавил ходу.

Когда небольшой отряд во главе с сыном ярла поднялся на последний перед хутором Торкеля холм, со стороны Снольди-Хольма уже валили густые клубы дыма. Сам дом – слава богам – еще не горел, но вот амбары, овин, коровник и другие постройки пылали так, что, казалось, жарко было даже здесь, в некотором отдалении.

Хельги не стал долго ждать и распределять диспозицию, некогда было. Просто крикнул: «Вперед!» – И, вытащив меч, рысью помчался с холма. Таиться не стоило – похоже, нападавшие их уже заметили. Двое здоровенных верзил завращали над головами устрашающего вида палицами, а рыжеволосый парень в блестящем шлеме, натянул тетиву лука. Хельги тут же пригнулся и услышал, как над левым ухом обиженно-злобно пропела стрела. Еще двое нидингов в кожаных панцирях деловито терзали секирами запертые ворота дома.