Текст книги "Вкус полыни. Сборник рассказов"

Солнце палило нещадно, нагревая асфальт, что он становился мягким, каблуки проваливались как в незастывший раствор и застревали. Идти через парк одно удовольствие, вдыхая свежесть зелени леса и ароматы листвы и сочной травы парка. Вокруг щебетали и чирикали птички, стрекотали кузнечики, прыгая туда-сюда, порхали бабочки, раскрашенные в причудливые и разнообразные цвета, летали вертолётами стрекозы, а иногда по деревьям проносилась рыжая, пушистая и хвостатая белка, прыгая с дерева на дерево и исчезая в неизвестном направлении.

Деревья, склонившиеся над дорожкой, образовали тоннель, закрывая от солнца и тем самым, создавая прохладу и благоухание леса.

Таня углубилась в глубину парка, людей никого не было, стояла тишина, прерываемая шуршанием листвы, скрипом деревьев и трескотнёй птиц. Вдруг рядом внезапно ощутила и услышала тяжёлое дыхание и запах перегара, и в тот же момент почувствовала сильный удар, отбросивший её с дорожки на несколько метров. Что-то тяжёлое навалилось на неё, руки были зажаты, ими нельзя шевельнуть, в горло впилась чужая рука. Дышать стало трудно и невозможно. Лица разглядеть не могла, всё поплыло как в мутном и сизом тумане».

Что произошло дальше, она не могла вспомнить. Воображаемая плёнка памяти кончилась, но её до сих пор сотрясал ужас. Таня просто так, больше ни о чем, не думая, смотрела в окно; на ночные, готовые погаснуть от приближающегося рассвета, звёзды, разбрызганные по небу и на луну, которая временами будто накрывалась покрывалом, пытаясь спрятаться за облаками на ночном загадочном небе. Под убаюкивающую музыку ночи, как под игру на флейте играющую колыбельную, она погрузилась в безмятежный, успокаивающий и мирный сон…

Утро озарилось восходящим красным солнышком, что предвещало жаркий и знойный день, но ещё веяло ночной прохладой. Дул легкий утренний ветерок, навевая в открытое настежь окно утреннюю свежесть. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву деревьев, проникали в комнату, играя и резвясь солнечными зайчиками и полосками света, шаря по стенам и полу, будто в поисках потайных и укромных мест и уголков.

Таня ещё спала, с чуть-чуть приоткрытым ртом, по-детски безмятежно раскинув руки, натянув на ноги уголок покрывала. Евгения Павловна хлопотала на кухне, готовя завтрак, хотя за всю ночь не сомкнула глаз, переживая и осмысливая случившееся с квартиранткой, будто это её дочь. Вовсю гудел чайник, изрыгая как кратер вулкана из-под крышки и дульки носика пар. После вчерашних событий Евгения Павловна не хотела тревожить и будить Таню – пусть выспится.

Таня проснулась, открыла глаза и потянулась всем телом, сгоняя последний сон, но он не хотел уходить. Она расслабилась и, не став нежиться в постели, встала, поправив уголок завёрнутого и скомканного покрывала, пошла, умываться, изменив своей давней привычке принимать по утрам душ. Тяжело и тоскливо, после проведённой почти бессонной ночи и непонятный осадок, где-то внутри, ещё теплился. Она не хотела показывать вида, удручающего её внутреннюю плоть.

Она вошла на кухню.

– Доброе утро, тёть Жень, – сказала Таня, позёвывая и сгоняя последние остатки сна, стараясь улыбаться и придать своему лицу беззаботный вид.

– Утро доброе, Танюша, – в тон ей ответила Евгения Павловна, и, не дожидаясь, когда Таня начнёт рассказывать, спросила: – Что случилось?

Вопрос был задан тоном, не терпящим возражений, от которого у Тани пробрал по коже мороз и по спине пробежали мурашки, но во взгляде Евгении Павловны лучились доброта и участие, а на губах некоторое подобие улыбки. Она, наверное, думала, что Таня опять кого-то защищала или просто ввязалась в какую-то драку. Чтобы разрядить обстановку и сгладить резкий тон, она взяла Таню за руку, чуть-чуть её поглаживая.

Таня нахмурила лицо, насупила нос, как провинившийся школьник, не выучивший урок и уже готовыми брызнуть из глаз слезами, начала свой рассказ. Она морщилась и сопела, зрачки глаз, то становились маленькими, то расширялись, чуть ли не во весь белок.

Евгения Павловна не перебивала, а только сокрушённо охала и вздыхала, временами повторяя: – О, Господи! Когда она услышала про милиционера, как бы оправдывая его, сказала: – Бывают и такие, до пенсии осталось пару лет, вот и не выгоняют. Ещё не дослушав до конца, Евгения Павловна встрепенулась, взмахнула руками, как крыльями старая клуша, что из-за повязанного платка выбились седые пряди волос, она сразу засуетилась.

– Ну что же ты стоишь? Одевайся скорее, – сказала она и бросилась в свою комнату, так быстро, насколько позволяла старость.

Они шли молча. Евгения Павловна держа Таню под руку, семенила, едва поспевая за ней, и из груди при выдохе слышался свистящий шелест, как у астматика. Таня же напротив, ступала величаво и грациозно, как на подиуме, слегка покачивая бёдрами в такт шагам. И казалось, не Евгения Павловна ведёт Таню в милицию, а наоборот.

Всё те же ступеньки, всё тот же турникет, и дверь распахнутая настежь. Только за пультом того милиционера не было, сидел другой, молодой и подтянутый.

– Женщины вы что хотели, вы по повестке? – спросил милиционер, встав со стула и подаваясь к окошечку.

– Меня хотели убить… – начала Таня, но запнулась, думая, что сказала не то, но тут же приходя ей на выручку, вмешалась Евгения Павловна.

– Молодой человек! У нас чрезвычайное дело…

И она вкратце рассказала, что произошло.

У милиционера округлились глаза, и он на какое-то время потерял дар речи, но, овладев собой, снял тут же трубку телефона с пульта и нажал клавишу.

– Толя, здесь по твою душу пришли, – сказал милиционер, и, обращаясь к женщинам, предложил им присесть на скамейку напротив. Потом снова говорил по телефону, но женщины не слышали.

Через несколько минут появился милиционер и, не заходя в дежурку, взглядом указал на женщин, спрашивая – они ли? Он подошёл к ним, представившись: -Старший лейтенант Мартынов, следователь. Я сейчас расследую аналогичные случаи. Он пригласил их пройти за ним и повёл в свой кабинет в конце коридора. Он спросил Евгению Павловну: – Вы мама? Та отрицательно покачала головой и ответила: – Нет, я квартирная хозяйка – Евгения Павловна, она у меня снимает комнату.

Мартынов извинился перед ней: – Извините, пожалуйста, уважаемая Евгения Павловна, но мне надо опросить потерпевшую, а вы обождите здесь, на скамеечке.

Войдя в кабинет, он предложил: – Присаживайтесь. И поставил для неё стул подле стола, а сам прошёл по другую сторону и тоже сел. Пока он доставал из ящика стола кипу цветных фотографий и веером раскладывал на столе, Таня изучала обстановку, где она впервые находилась.

Первым, что привлекло её внимание, вделанный в стене распределительный щит, справа от неё, с множеством выключателей, и отсутствовавшей одной дверкой. Сразу же за ним, почти в углу, стоял окрашенный в коричневый цвет металлический шкаф со стеклянной вазой на нём, наполовину наполненной мутной водой и засохшими цветами. В кабинете два стула и два стола, один стоял у стены с накрытой дерматиновым чехлом пишущей машинкой.

Изучение обстановки прервал голос Мартынова: – Расскажите, пожалуйста, поподробнее, что же произошло, а я буду записывать ваши показания в протокол и может, появятся какие-то вопросы, но для начала, давайте познакомимся, это нужно не мне лично, а для протокола. И так… Ваша фамилия, имя, отчество, год рождения?

– Кокорина Татьяна Александровна, 1985 года рождения.

– Вот и прекрасно, меня зовут Анатолий Сергеевич. Так что же всё-таки произошло?

Таня, вспоминая подробности и содрогаясь от этого, стала рассказывать, взгляд непроизвольно упал на фотографии, разложенные, на столе и она встрепенулась, а к горлу подкатил комок, вызывавший тошноту.

– Взгляните, взгляните, – сказал следователь.

Если он хотел её напугать, то у него получилось. На снимках изображены молодые девушки, в неестественных позах или просто лицо крупным планом с участком шеи с иссини-жёлтыми пятнами.

– Вот видите! Наш городок небольшой, но в разных не очень многолюдных местах, и, кстати сказать, в непосредственной близости почтовых отделений, в течение нескольких месяцев обнаружено несколько трупов молодых девушек, примерно вашего возраста. На почте вы не обратили внимания, может, кто-то за вами наблюдал?

– Нет, я не обращала внимания, на почте было много пенсионеров.

– А мужчин много было?

– Да! В основном пожилые мужчины, почти старики.

– Вы первая из пострадавших, оставшаяся в живых. Вам несказанно повезло.

Тане было не очень приятно, что человек, годившийся ей в отцы, обращается с ней на «Вы». Она думала: «Так положено». И всё же…

Она испытывала трепет и уважение, к немолодому, но ещё бодрому следователю. Его тёмные волосы, слегка тронутые сединой, густые брови, по мальчишески, чуть с лукавинкой, глубоко посаженые глаза. Прямой, немного вздёрнутый и широкий у ноздрей нос, тоненькие усики, с едва мелькавшими белыми волосками, волевой подбородок, мускулы видные через рубашку – всё вызывало уважение… И какую-то боязнь. Складывалось впечатление, будто она чем-то провинилась.

– Я вас оставлю на минутку, – попросил Мартынов и вышел за дверь. Вскоре он вернулся с альбомом. Следователь положил его перед Таней.

– Посмотрите, пожалуйста, может встретиться знакомое лицо, – и он раскрыл альбом.

Таня сосредоточено всматривалась в лица, переворачивала страницы и снова смотрела. На одном из фото задержала взгляд и улыбнулась. Это не ускользнуло от внимания Мартынова.

– Кого-то знакомого увидели?

– Нет, – сказала Таня и указала пальцем, – вот это…

На снимке: бритый мужчина с татуировкой на лбу в виде иероглифа.

– А-а, – протянул Мартынов и слегка улыбнулся и что-то всё писал на бланке.

– Ну что? – спросил Мартынов, видя, что Таня закончила просмотр, – узнали кого-нибудь?

– Нет. Всё как в тумане.

Мартынов включил стоящий на столе вентилятор, и сразу как живые заколыхались шторы.

– Прочитайте, – сказал Мартынов, подавая лист протокола.

– Мне расписаться?

– Да, но прежде напишите: С моих слов записано, верно, и мною прочитано, число, подпись.

– Всё, – сказала Таня, возвращая лист.

– А теперь я думаю, следует проехать на место происшествия и в бюро судмедэкспертизы.

– Да, да, конечно.

Таня показала место, где с ней произошла беда, они осмотрели все кусты, и нашли сумочку. Мартынов поднял её за ремешок, проверил содержимое: паспорта и денег не было, только ключи и прочие мелочи, и измятый конверт купленный накануне.

– Это я возьму с собой, – сказал следователь, упаковывая всё в пакет.

Рабочий день выдался тяжёлым, и к вечеру Таня облегчённо вздохнула. Весь медперсонал этажа собрался в ординаторской, и Таня встретилась с подругой-однокурсницей Ляной, весёлой и разговорчивой толстушкой.

– Привет! Давай встретимся после дежурства, я зайду к тебе, и расскажу, в какой попала переплёт.

– Ладно! Ну, я побежала, – ответила Ляна и исчезла в коридоре.

После дежурства Таня зашла домой переодеться. Таня надела белую блузку с рукавчиками-фонариками, чёрную юбочку, обулась в свои, теперь единственные чёрные замшевые туфли на высоком каблуке-шпильке. Поправив причёску, распустив по моде волосы, водрузив затемняющие с зеркальным блеском очки, вышла из дома и направилась к подруге.

Остановившись перед знакомой дверью, обитой чёрным дерматином, с декоративными гвоздиками, изображающими какой-то узор-арабеску, Таня нажала кнопку звонка. Дверь открыла подруга, уже готовая к прогулке. Таня не стала проходить в квартиру, а сразу же с порога сказала: – Пошли.

Прогуливаясь, Таня рассказывала подруге историю, приключившуюся на днях (уже в который раз), а ноги самопроизвольно вели к парку. Идя через парк, подруга всё время озиралась по сторонам. Таня внешне была спокойна, ни мимикой, ни жестами не показывала подруге чувство страха и беспокойства затаившееся в душе.

Показалось здание почты, и Таня предложила: – Давай зайдём!

– Зачем?

– А мы походим, потолкаемся, может, обнаружим кого. У тебя есть деньги?

– Есть немного.

У Тани созрел план, простой, но дерзкий, она захотела выследить того типа и чем-то спровоцировать и как показывают в детективах сдать «тёпленьким» милиции, о чём она и поведала подруге.

На почте скопилось много людей. Девушки ходили от кассы к кассе, изображая, будто они получили деньги, доставая их из сумочки Ляны, по несколько раз пересчитывали, чтобы люди видели. Но ничего подозрительного не заметили. Они уже выходили из здания почты. У одного из окон кассы произошёл инцидент. Пожилой мужчина хотел получить деньги по извещению о переводе за свою племянницу, но кассир была неумолима и отказала в выплате. Но девушки не обратили на это внимания, их занимали другие мысли.

На следующий день их операция повторилась. Так продолжалось несколько дней. Они ходили на работу, а после выходили на поиски. Но всё было тщетно, хотя они и меняли всячески свою внешность. Сколько потрачено сил и времени, но всё безрезультатно, что их огорчало.

Евгения Павловна не была на их стороне: – Девочки! Бросьте эту затею. Для этого есть милиция, они сами справятся. Думаете там работают одни толстые грубияны?

– Почему? Мне понравился Анатолий Сергеевич, – сказала Таня, улыбаясь, чтобы ослабить тон нотации Евгении Павловны.

– Это какой такой Анатолий Сергеевич?

– А следователь! Такой вежливый, а главное деятельный.

– Ладно, ладно, ты меня не сбивай с толку. Ой, девчонки, бросайте эту затею, а то накличете беду.

Девушки вняли предостережениям Евгении Павловны, да им самим уже порядком надоело.

Возвращаясь с дежурства, Таня обнаружила в почтовом ящике извещение о переводе денег от родителей.

Таня стала прихорашиваться. Она подвела карандашом и тенями и без того большие голубые глаза, подкрасила тушью ресницы, навела на припухших щеках лёгкий румянец, слегка выделив розовым цветом, подкрасила губы ярко-вишнёвой помадой, обведя по контуру чёрным карандашом, припудрила с небольшой горбинкой носик и чуть выступавший вперёд округлый подбородок. Широкий и прямой лоб, с едва обозначившейся морщинкой она прикрыла спадающей с боков чёлкой, волосы сзади собрала в хвост, предназначенной для этого специальной резинкой с огромным чёрным бантом. Надела розовую блузку с откидным воротником, с рукавчиками-крылышками, замшевые туфли на шпильках в которых при своём малом росте она казалась намного выше. Чем не модель с обложки модного журнала.

– Тёть Жень, я на почту, – сказала Таня и вышла за дверь.

– Иди, иди деточка, – еле слышно промолвила Евгения Павловна и, хотя не была глубоко религиозна, украдкой, чтобы не видела Таня, перекрестила её. Ею овладело беспокойное предчувствие.

По дороге на почту, Таня зашла за подругой, идти одной было страшно.

Ляна открыла дверь с сонным лицом и уже в домашнем халате.

– А мне перевод пришёл, – сказала Таня, – давай вместе сходим, одна боюсь.

– Спать охота, – зевая и морщась, ответила Ляна, долго ходить будем?

– Что ты! Это всё быстро!

Скоро они были на почте. Людей было мало, несколько старушек стоящих в очереди на оплату коммунальных услуг и один здоровенный, грузный мужчина, лет пятидесяти, с огромной залысиной, по которой от усердия с каким он заполнял почтовый бланк, струйками стекал пот. На нём была черная молодёжная тенниска, из кармана выглядывал толи бумажник, толи стопка документов.

Подруги без проволочек, в считанные минуты получили деньги, пересчитали их, и для удобства отправили в сумочку Ляны. При выходе они ненадолго задержались в дверях. Но никто за ними не последовал. Никому до них нет дела, один пенсионер да старушки.

Жара как «адово пекло» стояла уже несколько дней, поэтому войти в лесопарк с его упоительной прохладой было просто сплошным удовольствием. Даже верхушки клёнов и тополей казалось, от жары поникли, но внизу в тени, наравне с ёлочками и сосёнками, от которых исходил аромат хвои, они выглядели также бодро и весело. Листочки реденьких кустиков вокруг деревьев, расположенных близ дорожки дрожали и трепетали от лёгкого прикосновения ветерка.

Таня с Ляной, вдыхая свежий и чуть влажный воздух леса, шли не спеша, расслабившись и забыв обо всём на свете, тихо вполголоса разговаривая о разных мелочах жизни и о работе, вспоминая прошедшее дежурство.

Вдруг Таня почуяла что-то неладное и сразу же услышала тяжёлое дыхание с запахом перегара. Она инстинктивно отскочила в сторону, не успев предупредить подругу. Послышался глухой удар и Ляна, потеряв равновесие, отлетела с дорожки в глубину деревьев на добрых два метра, а Таня осталась стоять. Мозг Тани заработал чётко и уверено. Всё, что произошло за это время – прошло несколько секунд; за короткий промежуток времени многое пронеслось в голове. Она хотела закричать, позвав на помощь, но от волнения язык онемел. Это был тот самый грузный дядька с залысиной. Она удивилась. Как такой грузный и казалось неповоротливый мужчина, при распиравшей его комплектности – мог неслышно бежать? А то, что он бежал, выдавало его прерывистое и частое дыхание. Он хотел сшибить с ног обеих, но в чём-то просчитался.

Таня подобрала с земли слетевшую от прыжка туфлю. И когда «плешивый» сделал шаг в её сторону, издала душераздирающий крик, как воинственный клич, от которого вздрогнула листва и с силой ударила мужчину по голове туфлей. Мужчина закачался, ноги его подломились, и он стал медленно оседать на землю. Он не издал ни звука, грохнувшись всем телом на утоптанную дорожку. Во время падения из кармана тенниски вывалились документы и несколько купюр помятых и потёртых денег. Во лбу у него торчала туфля, а из-под шпильки медленно, тоненькой струйкой сочилась кровь, стекая на пухлое, теперь уже ничем не примечательное лицо.

Таня оцепенела от ужаса и не могла вымолвить ни слова. Подруга оправилась быстрее. Ляна поднялась с травы, опираясь на дерево, и подойдя к безжизненному телу грабителя, с брезгливостью, среди разбросанной пачки документов вывалившихся из кармана тенниски, нашла Танин паспорт. Потом она подобрала лежавшие рядом деньги, которые, как она считала, по праву принадлежали Тане, и предусмотрительно положила их в сумочку. А Таня была недвижима, будто сковал паралич. Видимо на крик по дорожке бежали люди в камуфляжной защитной одежде и с оружием. Ляна подошла к Тане, обняв и прижав к себе, сказала: – Поздно…

На самом деле: Чем они могли теперь помочь? И некому теперь ответить за злодеяния. От одного взмаха руки Таня из потерпевшей стала как бы преступницей…

Так и останется загадкой, зачем грабитель собирал паспорта своих жертв, останется тайной, что его толкнуло на это…

Размышления на тему

С детства я никогда не мечтал о славе, не мечтал стать космонавтом или знаменитым артистом, и писателем тоже. Тем более к писательству у меня не было, ни таланта, ни каких-то наклонностей. Даже однажды, когда я учился в школе, мы писали всем классом сочинение на тему: «Моя любимая книга» Я написал всё что думал, все, что накопилось в моей детской головёнке. Но учительница не одобрила моё сочинение и разнесла меня в «пух и прах». С тех пор я не брался за сочинительство, даже когда это было нужно. Моей основной профессией было вождение автомобиля, а так у меня как поётся в песне «Я поменяю тысячу профессий», есть и бухгалтерское образование, опыт работы в бизнесе и торговле. Чем я только не занимался, меняя специальности и места работы. И, наверное, вёл беспутную жизнь, прожигая её, и видимо зря.

Но вот, когда прожито уже больше половины жизни, да к тому же получив травму головы – я стал задумываться о смысле жизни, обо всех её перипетиях, и пришёл к выводу: " жизнь прожить – не поле перейти», после меня что-то должно остаться.

Не имея возможности из-за болезни работать физически, по специальности, вконец запутавшись в своих размышлениях о смысле бытия, чтобы как-то упорядочить мысли, и разобраться с тем, что происходило со мной, я завёл дневник, куда записывал все свои мысли и постепенно втянулся. Попробовал писать рассказы или что-то похожее на заметки, хотя очень далёкое от литературных шедевров, но которые были для меня как бы «акция» против наркотиков, насилия, алкоголизма, в защиту семьи, детства и прочего. Вроде тех, как «Рок против наркотиков» или «За трезвый образ жизни». Но в этом я потерпел «фиаско», меня постигла неудача. Чтобы напечатать мои «труды», так сказать предать широкой огласке, вынести на суд читательской массы, требуется многое, а в большей мере финансовое подкрепление, чего у меня как раз и не хватает.

Конечно, я не Лев Толстой и не Пушкин, но в те времена всё было иначе, возможно им было легче, чем нам, в наш век «технического прогресса и высоких технологий». Но где гарантия, что за свою оставшуюся жизнь я не напишу чего-то стоящего, свою «Войну и мир» или «Капитанскую дочку».

Я не унываю, а шагаю навстречу стремительно летящей жизни, с большой надеждой когда-нибудь издать свои творения. Мне так же, как и всем хочется жить в нормальных условиях, заниматься тем, чем хочется, быть полезным не только своим близким, но и обществу, и своей Стране.

Уральск. 2003 г.