Текст книги "Старк Георгий Карлович. Воспоминания о службе на крейсере «Аврора» (1903–1912 гг.)."

А. Г. Щегольков
Старк Георгий Карлович
Воспоминания о службе на крейсере «Аврора»
(1903–1912 гг.)

© Филиал ЦВММ на крейсере «Аврора», 2020

© Центральный военно-морской музей, 2020

© ИПК «Гангут», 2020

Старк Георгий Карлович

Введение

В один из холодных дней марта 1950 года в Париже хоронили русского адмирала Георгия Карловича Старка. В часовне церкви «Русского дома» адмирал лежал в белом кителе, в погонах с черными орлами, при полной колодке орденских лент. Гроб был покрыт большим адмиральским флагом, принадлежавшим родственнику покойного, тоже адмиралу Владимиру Александровичу Развозову.

Кем же был контр-адмирал Г. К. Старк, какой след оставил он в истории военно-морского флота России, и крейсера «Аврора» в частности?

Родовые корни Старков глубоко шотландские, хотя в семье считали, что «они из шведов». Многие поколения рода Старков были связаны с морем, поэтому по семейной традиции Георгий (рождения 1878 г.) был определен в 1891 году на воспитание в Морской корпус Петербурга, по окончании которого в 1898 году был произведен в мичманы.

В 1899–1902 годах молодой офицер плавает на крейсерах 1 ранга «Генерал-адмирал», «Герцог Эдинбургский», «Князь Пожарский», а в 1903 году назначается на должность минного офицера крейсера «Аврора», с которым флотская служба связала его без малого на девять лет.

К этому году корабль завершил послепостроечные испытания, вступил в состав боевых кораблей Балтийского флота и начал подготовку для перехода на Дальний Восток, куда ранее убыли однотипные с «Авророй» крейсера «Паллада» и «Диана».

По прибытии на новое место службы Г. Старк стал вести дневниковые записи, представляющие, на наш взгляд, значительный интерес.

Офицер «Авроры» Г. К. Старк
страницы биографии 1903–1912 гг

1. Первое заграничное плавание. 1903–1904 годы

Крейсер новый, неудачной серии русских легких крейсеров. Командир ― капитан 1 ранга Иван Васильевич Сухотин, очень хороший моряк, всю жизнь проведший на Дальнем Востоке, хорошо его знающий, но никогда не плавающий на новых судах и в составе эскадры. Для ценза его надо было назначить на корабль 1 ранга, и поэтому его назначили командиром «Авроры». Старший офицер ― капитан 2 ранга Б…, но о нем лучше ничего не говорить. Мой начальник ― старший минный офицер В…, да ещё старший доктор ― сплошная экзотика.

Через несколько дней после моего вступления на корабль мы ушли в плавание. Командиру было дано предписание с маршрутом, в котором были указаны время переходов, стоянок и порты следования.

Крейсер Аврора 1903 год

На словах начальник Главного морского штаба контр-адмирал Рожественский сказал, что положение на Востоке очень серьезное и что он требует точного исполнения маршрута.

В Портланд, несмотря на очень снежную погоду в Немецком море, мы пришли по расписанию, следующий порт Алжир тоже по расписанию, но тут мы получили распоряжение, что мы входим в состав отряда судов, идущих на Дальний Восток.

Начальник отряда контр-адмирал Вирениус приказал нам идти в Специю, где стоял в доке его флагманский корабль. В Гибралтарском проливе его корабль наскочил на банку и теперь должен был в доке делать починку. Если бы мы шли по расписанию и из Алжира пошли в Порт-Саид, то около 1 января мы были бы в Порт-Артуре.

«Цесаревич» и «Баян», которые были впереди нас, ещё не пришли в Артур, когда мы были в Алжире.

Так как «Ослябя» еще не был готов, то Вирениус перенес свой флаг к нам и с нами пошёл в Бизерту, где предполагался сбор всего отряда. Броненосец «Ослябя», крейсера «Аврора», «Дмитрий Донской», «Алмаз», 7 больших и 4 маленьких миноносца.

В Бизерте мы простояли около месяца и только во второй половине декабря тронулись дальше. Нам приказано было зайти по пути в Пирей, чтобы принять электрические лебёдки для задней стрелы, а главное, некоторые части для рефрижератора.

В Пирее мы простояли рождественские праздники. 27 декабря у нас была ёлка, которую посетила королева и бывший с ней великий князь Георгий Михайлович. Он говорил нам, что война, по его мнению, совершенно неизбежна, и притом в ближайшее время.

В Пирее у нас произошла смена старших офицеров: капитан 2 ранга Б. (Барщ???) заболел и был помещён в госпиталь, а к нам был назначен старший офицер канонерской лодки «Кубанец» (стационар в Греции) капитан 2 ранга Александр Порфириевич Курош ― хороший строевой офицер, но недостаточно образованный и очень самонадеянный. Он очень обиделся на то, что назначили его, а он уже закончил ценз.

В Порт-Саиде мы застали всю нашу армаду и ещё два парохода добровольного флота: «Смоленск», новый 20-узловый пароход с боевыми грузами для Порт-Артура, и «Саратов» ― 18-узловый пароход с грузом 6 000 тонн угля.

В Порт-Саиде меня назначили старшим минным офицером. Первое время в должности минного офицера мне было трудно. Школьные тетради не дают ответа на многие практические вопросы. После встречи с броненосцем «Ослябя» стало легче, так как там старший минер был лейтенант Дмитрий Сергеевич Макаров, много старше меня, мой преподаватель в минном классе. Я стал к нему обращаться за разрешением вопросов жизни. Он же дал мне своего старшего минного унтер-офицера Иваночкина, его надо было произвести в кондуктора, а на «Ослябе» не было вакансий. Этот Иваночкин был ближайшим моим помощником все шесть лет моего пребывания в должности минного офицера.

В Порт-Саиде с нами вместе стояли японские крейсера «Нисшин» и «Касуга», строившиеся в Генуе на заводе Ансальдо для аргентинского правительства и купленные японцами. Оба были под японскими военными флагами, команда смешанная. Башенная артиллерия установлена, средняя на «Косуге» установлена, на «Нисшине» нет.

Конечно, мы могли бы их утопить, но время было мирное.

Из Суэца мы пошли в Джибути, каждый корабль отдельно, причем при каждом было по 2 или 3 миноносца.

Через два дня после прихода в Джибути мы получили телеграмму о начале военных действий.

Адмирал на «Ослябе» был в середине Красного моря. По прибытии в Джибути адмирал получил телеграмму их Петербурга, что все корабли должны вернуться в Кронштадт и там вступить в состав 2-й Тихоокеанской эскадры. Нам тогда казалось, что нужно, отказавшись от старого «Дмитрия Донского» и миноносцев, с «Ослябей», «Авророй», «Смоленском» и «Саратовом» идти на Восток и там действовать в зависимости от обстановки, но на это ни наш адмирал, ни командиры не были способны. Я их не виню, виновата была вся система флота, которая убивала во всех нас личную инициативу. В лучшем случае были хорошие моряки, но военных моряков почти не было.

Обратный наш поход представляет мало интересного. После Порт-Саида ― бухта Суда на Крите. Перед Критом потеряли один миноносец (маленький). Потом Бизерта, Кадикс, Ферроль, Шербург и Либава.

Все время перехода старались держать миноносцы при больших кораблях. На этом переходе были случаи, когда мы шли в строю, и тут-то определялось, что наш командир в строю не плавал. Он требовал, чтобы мы держались точно на курсе, несмотря на то, что мы выходили из строя.

По дороге около Ниборга получили датские газеты, из которых узнали о гибели «Петропавловска» с Макаровым.

По приходе в Кронштадт присоединились ко второй эскадре, после чего произошли большие перемены в личном составе: наш командир назначен командиром транспорта «Океан», а к нам назначен командир «Океана» капитан 1 ранга Евгений Романович Егорьев ― энергичный и знающий офицер. Старший офицер Курош получил новый строящийся миноносец, а на его место назначен капитан 2 ранга Аркадий Константинович Небольсин ― молодой блестящий офицер.

Произошли еще перемены в офицерском составе. В частности, ушел мой милый помощник Николай Николаевич Филатов. Ушёл по болезни на берег, и наконец убрали нашего экзотического доктора, кажется, в отставку.

В конце сентября в Ревеле нам был царский смотр. Крейсер «Олег» и «Изумруд» из-за полной негодности пришлось вернуть обратно в Кронштадт. Они нас нагнали на Мадагаскаре.

Наше главное ядро ― броненосцы типа «Суворов» ― были построены в России по чертежам «Цесаревича», который строился в Тулоне, но чертежи были немного изменены.

2. «Аврора». Поход второй эскадры. Цусима

2 октября из Либавы мы тронулись в свой путь. Первый переход был до мыса Скаген. Подгрузились углем и тут же получили от транспорта «Бакан», шедшего из Архангельска, сведения, что он видел в норвежских шхерах неизвестные миноносцы.

Во время возвращения из Джибути мы получили в Шербурге телеграмму из главного морского штаба, точный текст я не помню, но смысл такой: «В немецком море остерегайтесь неприятельских миноносцев. Миноносцы небольшие. Для улучшения мореходных качеств имеют деревянные надстройки в носовой части».

От Скагена шли поэшелонно: 1. Все миноносцы с транспортами. 2. Крейсер «Дмитрий Донской», флаг адмирала Энквиста, «Аврора» и мастерская «Камчатка». 3. «Светлана» и «Жемчуг». 4. 2-й броненосный отряд: «Ослябя», флаг адмирала Фалькерзам, «Сысой Великий», «Наварин» и «Адмирал Нахимов». 5. 1-й броненосный отряд: «Суворов», флаг адмирала Рожественского, «Император Александр III», «Бородино» и «Орел». Между эшелонами около 20 миль, т. е. 2 часа хода. Объявленный ход ― 10 узлов.

В Немецком море мы встретили густой туман и держались за «Донским», как пришитые. («Донской» ― 48 оборотов, у нас 73 оборота). «Камчатка» из-за неумения держаться в строю быстро потеряла нас, вследствие чего адмиралу пришлось уменьшить ход.

Крейсер Аврора перед уходом на Дальний Восток

8 октября после 8 часов вечера мы получили телеграмму с «Камчатки», что она атакована миноносцами. Командир сейчас же высказал свое мнение, что это нервное воображение. Я лег спать. Но после полуночи был разбужен звуками боевой тревоги. Быстро одевшись, я вышел наверх. Справа от нас в расстоянии 15 кабельтовых параллельным курсом шел первый отряд. Он был весь освещён прожекторами и вел частую стрельбу. Скоро мы заметили, что стрельба направлена на нас; начались попадания, но, Слава Богу, по сигналу «Суворова» стрельба была прекращена. Всего мы были под огнем около 10 минут. Попало в нас 4 снаряда, 75 и 47 мм, материальные повреждения были ничтожны, но один 75-мм снаряд попал в каюту священника и тяжело его ранил, оторвав руку. У нас на корабле никто не верил в присутствие миноносцев, но нас все время нервировали.

Просили разрешения зайти в Шербург, чтобы сдать раненого в госпиталь, в этом нам было отказано. Перед приходом в Танжер священник скончался, и его похоронили на местном кладбище.

В Танжере мы были очень радушно приняты. Здесь произошло разделение эскадры. Фалькерзам перенес свой флаг на «Сысой Великий» и с «Наварином», маленькими крейсерами и миноносцами пошел Средиземным морем в Порт-Саид, а Рожественский с первым отрядом и «Ослябя», крейсер «Нахимов», флаг Энквиста, «Донской», «Аврора» и пять транспортов пошли на юг, кругом Африки.

Следующий порт ― Дакар. Здесь нас приняли менее радушно, так что нам с трудом удалось нагрузиться углем с германских пароходов.

Перед начальником эскадры стояли вопросы: с одной стороны, надо принимать как можно больше угля, потому что не было уверенности, что в следующем порту нам будет дана возможность погрузить уголь, а с другой стороны, добавочный уголь увеличивал перегрузку кораблей и уменьшал его остойчивость. Для «Авроры» этот вопрос был решён: нам было приказано принять сверх нормального (950 тонн) запаса ещё 1 000 тонн. Весь этот сверхзапас был размещён в жилой, батарейной и верхней палубах, т. е. весь выше ватерлинии. Уголь был всюду, где был свободный уголок. Но каждое орудие могло действовать. Из мешков были сделаны брустверы не для того, чтобы защитить орудия от неприятельских снарядов, а для защиты от собственного угля. Наш корабль был достаточно остойчив, а на кораблях типа «Суворов» было хуже, там была большая опасность переворачивания.

Для поощрения погрузок угля были установлены денежные премии для команды. На отряде крейсеров за время перехода мы никому не дали первую премию, а в некоторых погрузках брали все три премии. Сказывалось, что корабль уже сплотился. Все офицеры работали вместе с матросами.

В кают-компании лежало уже около 100 тонн угля, поэтому командир предложил перенести столование к нему в столовую. Эта организация продолжалась около месяца. После чего мы снова переехали в свою кают-компанию.

Следующая остановка была уже у устья реки Габун. Стали на якорь за пределами территориальных вод, и благодаря хорошей погоде удалось хорошо провести погрузку угля. На кораблях был сущий ад, ведь это было на самом экваторе.

На нашем буксирном пароходе «Роланд»[1]1
  «Роланд» («Русь») великолепный морской буксир был куплен в Германии, был под русским флагом, но командир и вся команда были немцы. Официально командир был русский (Александр Пасвик), но де-факто всё управление было немецкое


[Закрыть] удалось съездить в Либревиль. Следующая остановка в Грейт-Фиш-Бей. Несмотря на ругань со стороны португальцев, удалось погрузиться. В немецкой колонии Ангра-Пекеэна мы встретили исключительно хороший прием, но, увы, зато нас побаловала погода, так что с трудом удалось погрузиться углем. После Ангра-Пекеэна нам предстоял переход кругом Африки на Мадагаскар.

На этом переходе нам пришлось испытать жестокий шторм, но, на наше счастье, пройдя мыс Доброй Надежды, мы получили сначала свежий ветер, который усилился до шторма, но корабль отлично выдержал это испытание. Некоторые корабли потеряли шлюпки, мы потеряли вельбот. Большие корабли качало, но не очень сильно. Крейсера же показывали иногда не только винты, но и кончики килей. Это испытание длилось около двух суток. Остановка наша была в проливе Сан-Мари между восточными берегами Мадагаскара и островом того же имени. Пролив очень широкий, так что официально мы стояли вне территориальных вод. На берегу маленькая деревушка без телеграфа. Пришел к нам госпиталь «Орёл», который по дороге заходил в Кронштадт для отдыха и приема свежей провизии. «Орёл» привёз нам известие о гибели порт-артурской эскадры.

В Тематаву, где был телеграф, был послан «Роланд» за сведениями об отряде Фалькерзама. Здесь мы узнали, что встреча нашего отряда и Фалькерзама была предположена в Диего-Суарец, но под влиянием протестов Японии и Англии нам не было разрешено и Фалькерзаму было приказано, не спрося Рожественского, идти в Носси-Бэ (очень хорошая большая бухта без телеграфа), но сама бухта и подходы к ней очень плохо обследованы в навигационном отношении. Несмотря на все желания Рожественского сделать иначе, это не вышло, и пришлось нам всем идти в Носси-Бэ. Здесь мы узнали о сдаче Порт-Артура.

В Носси-Бэ был списан в Россию наш старый доктор Белов (вследствие тяжелой болезни). Многие пожилые люди не перенесли тяжелых условий плавания. Вместо него назначен доктор с «Изумруда» Кравченко ― отличный хирург. Наш младший врач был переведен на «Изумруд», так что в бой мы пошли с одним врачом. В Носси-Бэ мы простояли более двух месяцев, занимались переборками машин, стрельбами и эволюциями, а в общем, изнывали от ожидания и жары. Всё это двухмесячное ожидание произошло оттого, что под влиянием статей капитана 2 ранга Кладо в Новом Времени о необходимости усилить эскадру, решено было снарядить третью эскадру под командой контр-адмирала Небогатова, причем включить в неё весь мусор, от которого раньше Рожественский отказался, а нам было приказано эскадру ожидать.

В начале марта всей армадой (45 кораблей) тронулись на Восток. Курс проложен на Малакский пролив в бухту Камранг (Индокитай). Весь переход сделали в один месяц. По дороге 5 раз грузили уголь со своих транспортов. Средняя скорость была не очень большая, но все-таки весь переход сделали, не потеряв ни одного корабля. Конечно, это была заслуга Рожественского, его железная воля.

В Камранге получили телеграмму: «Ждать Небогатова, который 26 марта вышел из Джибути». Мы пришли в Камранг около 1 апреля. Весь апрель был сплошной ужас. 26 апреля Небогатов присоединился к нам и после четырех дней, данных ему для отдыха, мы 1 мая окончательно покинули берега Индокитая. За этот месяц мы стояли в бухте Камранг, скитались трёхузловым ходом вдоль берега, стояли в бухте Ван-Фонг и, наконец, в бухте Куа-Бэ. Отовсюду нас выгоняли, т. е. приходил милейший французский адмирал и смущенно, но очень настойчиво просил уйти хотя бы в другую бухту. Это скитание нам всем сильно натрепало нервы. После соединения отряд Небогатова и крейсерский отряд вошли в бухту Куа-Бэ. Жалко, что мы не вошли в неё раньше: там, кроме тигров, никого не было. На броненосце «Адмирал Ушаков» минный офицер был мой друг детства ― Жданов. Конечно, мы обменивались впечатлениями, и его мнение и других офицеров было, но Небогатов был на высоте, все его распоряжения были продуманы, и никакой нервности не было. Весь переход был сделан безукоризненно, а ведь это были корабли, рассчитанные для береговой обороны. Это была моя последняя встреча со Ждановым: 15 мая он отказался спасаться и вместе с кораблем погиб.

На переходе от Индокитая до Цусимы мы два раза грузили уголь. Недалеко от Шанхая мы взяли курс на Цусимский пролив.

На этом последнем переходе умер Фалькерзам, тропики и непосильные работы усилили его болезнь, и он скончался до боя, флаг его не спускали, о его смерти мы узнали намного позже. Несмотря на свою комическую фигуру, это был исключительно образованный морской офицер и честный человек. Адмирал предполагал пройти пролив днем, и так как у нас было свободное время, то днем 13 мая несколько часов мы потратили на эволюции. По-видимому, мы ещё не были обнаружены, хотя прибытие транспортов в Шанхай уже много дало японцам. Ночь перед боем я стоял «собаку». (Вахта с 12 до 4 часов ночи). Ночь прошла тихо. Около 6 часов утра я был разбужен звуками боевой тревоги. Это был разведочный легкий японский крейсер «Идзуми». Попытки отогнать его сделано не было, но он и сам отошёл.

Самый бой я не буду описывать подробно.

В начале боя мы попали под перекрестный огонь. Один небольшой снаряд попал в трап, шедший на передний мостик, и разорвался как раз против прорези боевой рубки. Часть осколков попала в боевую рубку. На ногах остались только двое ― старший штурман лейтенант Прохоров и рулевой. Сколько времени я пролежал, я не знаю; когда очнулся, первое, о чем я подумал, это убит я или нет. Сейчас же подумал: если думаю, значит, жив. Второе: ранен или нет? Для этого стал двигать руками и ногами ― все исправно, значит, не ранен, но когда тронул голову, а потом китель, то увидел, что все было в крови. В меня попало семь маленьких осколков в голову и спину. Рядом со мной лежал командир и хрипел. Я хотел было поднять его, но увидел, что всё кончено. Вся задняя часть черепа была снесена, а входное отверстие было едва заметно между волос.

Старший артиллерийский офицер лейтенант Лосев был, как и я, ранен легко, только мы все, вероятно, надышались газами. Сейчас же известили старшего офицера, он пришел через несколько времени, так как был в другом месте сильно ранен. После прибытия он сдал мне обязанность старшего офицера. Старше меня был штурман и артиллерист, но их нельзя было во время боя отрывать от их прямых обязанностей. Я был более свободный. За время боя в нас попало 18 снарядов, но, по-видимому, все эти снаряды были с легких крейсеров. Убиты командир и 18 матросов, ранено 7 офицеров (из них 4 тяжело) и 75 матросов. Подводных пробоин не было, все разрушения выше ватерлинии. В 7 часов 10 минут, после гибели «Бородина», бой прекратился. Японские главные силы отошли, освободив место миноносцам. Избегая атак миноносцев, мы немного изменили курс и наконец около полуночи окончательно легли на юг. Мы держались все время в кильватере крейсеру «Олег», на котором держал флаг наш адмирал Энквист. Сзади нас был крейсер «Жемчуг», который хотя и не состоял в крейсерском отряде, но пошёл за нами, видя гибель главных сил.

На «Олеге» и у нас некоторые офицеры высказывали мнение о необходимости исполнить последний сигнал Рожественского ― идти соединено во Владивосток, но перед Энквистом и командиром «Олега» Добротворским стоял вопрос, исполнить этот сигнал или нет. С одной стороны, это был приказ, а с другой стороны, они видели, что после гибели во время боя четырех лучших кораблей (из пяти, остальные не в счет) бой окончательно проигран и что прорыв во Владивосток этих судов для войны никакой роли играть не может, и поэтому Энквист принял решение идти на юг. Есть военная храбрость и есть гражданское мужество, и то и другое необходимы, но только военная доблесть приносит лавры, а гражданское мужество бывает обыкновенно непопулярно, и только впоследствии история оправдывает человека, принявшего то или иное решение, но в промежуточное время на него выливают ушат грязи.

В августе 1904 года (дату точно не помню) в Петербурге было заседание под председательством государя, при участии генерал-адмирала, управляющего морским министерством и Рожественского по должности его, как начальника главного морского штаба и командующего второй эскадрой, по вопросу отправки эскадры. Никто не может обвинить Рожественского в недостатке личной храбрости, но гражданского мужества у него не нашлось. Он должен был сказать: «После того как с хорошо обученной эскадрой нам не удалость овладеть морем, после того как половины этой эскадры нет, а другая половина заперта в гибнущем Порт-Артуре, посылка второй эскадры, составленной наполовину из новых неиспытанных судов, а наполовину из старого хлама, есть преступление. Завладеть морем она не сможет и только будет обречена на бесславную гибель». Сказать эту правду он не посмел или не смог.

На другой день после боя Энквист перенес свой флаг к нам. (Командир убит, командующий ранен.) Сначала хотели зайти в Шанхай, чтобы принять уголь с наших транспортов, но потом приняли решение идти в Манилу. Перед Манилой зашли в Суал (ост. Лицон), но там угля не оказалось. На переходе похоронили в море наших матросов. Тело командира хотели довезти до Манилы, но это не удалось, пришлось тоже похоронить в море. Перед Манилой встретили американскую эскадру, адмирал которой, узнавши, что мы заходили в Суал, вышел к нам навстречу.

Сначала мы приняли их за японцев, но быстро поняли свою ошибку. После обмена салютами американцы легли на курс, параллельный нашему, но мористей, и вместе с ними мы дошли до Манилы. После отдачи якорей «Жемчуг» прекратил пары, так как не было угля даже для освещения. Сейчас же было приступлено к переговорам о возможности ремонта и приема угля. Но на другой же день мы получили приказание из Петербурга: разоружиться до окончания войны по указанию американских властей. Они потребовали сдачу орудийных затворов и частей машин. На первое Энквист согласился, а от второго категорически отказался. Мы сдали орудийные затворы.

На другой день после прихода мы сдали всех тяжелораненых, около 100 человек, в госпиталь в Кавитэ.

В июле приехал к нам из России новый командир Б…, капитан 1 ранга. Более неудачного назначения трудно было выдумать. Назначен только потому, что по спискам штаба стоял первым кандидатом для получения ценза (проклятый ценз, сколько вреда он сделал флоту). Командующий капитан 2 ранга Небольсин получил назначение военно-морским агентом в Америку. Старшим офицером утвержден наш старший штурман лейтенант Константин Викторович Прохоров. По инициативе нескольких молодых офицеров, под председательством адмирала, при участии командиров кораблей и всех свободных офицеров два раза в неделю у нас на корабле собиралась комиссия для обсуждения итогов боя. Душой всего этого был наш артиллерийский офицер лейтенант Николай Иванович Игнатьев.

В один из дней во время нашей стоянке в Маниле нам пришлось испытать жестокий тайфун. Около 10 часов утра на сигнальный мачте был поднят первый сигнал, около полудня уже ревело вовсю. Мы стояли на двух якорях, отдали третий, и две машины работали на средний ход, а ведь у нас за кормой был мол. Около 6 часов вечера было уже совсем тихо. С благодарностью мы вспомнили Энквиста. Это он отказался сдать части машин.

Манила, 1905 год

Во время стоянки нам удалось сделать весь ремонт. Кроме пробоин в борту дымовая труба и вентиляторы были совершенно разбиты. Некоторые вентиляторы представляли собой сплошное сито.

В августе (дату точно не помню) приезжал в Манилу военный министр Соединенных Штатов Тафт в сопровождении дочери президента Рузвельта. Он приезжал, чтобы сообщить о возможности объявить в ближайшее время независимость Филиппин.

После его отъезда начались переговоры о мире. После ратификации мира, после сердечных проводов мы ушли из Манилы, «Аврора» и «Олег» ― в Сайгон. После заключения мира нам были возвращены орудийные замки и была предоставлена полная свобода действий. По условиям мира мы имели право иметь во Владивостоке два крейсера и наличные миноносцы. «Жемчуг» отправился во Владивосток.

Теоретически предполагалось под командованием Энквиста сосредоточить все возвращающиеся корабли. Практически из этого ничего не вышло, так как «Диану» понадобилось срочно отправить в Средиземное море, а поэтому мы возвращались втроем, к нам присоединился «Алмаз». «Россия» и «Громобой» шли отдельно, «Цесаревич» один, а «Аскольд» ушёл во Владивосток.

После Коломбо ― Сайгон. Здесь адмиралу удалось на один из наших транспортов погрузить матросов, призванных из запаса, и отправить их в Севастополь.

После ― Джибути, Порт-Саид ― Алжир. В этом порту застрял из-за неисправности котлов «Олег». Адмиралу было приказано остаться на нем. Трогательно распрощались с адмиралом и с нашими боевыми товарищами, после чего тронулись дальше одни.

О нашем командире, капитане 1 ранга Б…: на переходе из Шербурга в Либаву в середине Немецкого моря мы попали в снежную пургу. На ночной вахте я услышал впереди себя сирену. Командира на мостике не было, я послал ему доложить и получил ответ: «Расходиться по правилам».

В Либаве краткий смотр, после которого мы вошли в гавань, где уволили подлежащих увольнению в запас. Из наличного состава в 550 человек осталось около 70 человек.

В конце апреля пришли в Кронштадт, сдали боевой запас, а оттуда перешли в Петербург, где стали на все лето у Франко-Русского завода для окончания ремонта.

3. «Аврора». Сентябрь 1906 – май 1908 года

Зиму 1906–1907 годов мы простояли в Кронштадте в вооруженном резерве.

За время плавания я был ктитором церкви, и у нас накопилось около 400 рублей. В Петербурге я просил разрешения заказать доску с именами убитых. Командир разрешил. Черная мраморная доска с именами убитых, размером около аршина и с толстой серебряной веткой через всю доску, была помещена на переборке, которая при собранной церкви была ее задней стенкой. Раму к доске завод сделал бесплатно. На раме доски была дощечка с надписью: «От товарищей».

В кают-компании был помещен большой портрет убитого командира, а ниже портрета в ящике под стеклом боевой флаг корабля.

В 1907 году «Аврора» была назначена в плавание в отряд судов морского корпуса. Это был первый современный корабль в отряде. До этого времени были только старые парусные корабли. У нас плавал старший выпуск. Офицерство подобралось очень хорошее, было пять человек, которые были на корабле во время боя. Я думаю, что это плавание много дало гардемаринам, так как они видели современный корабль.

За это плавание кроме наших портов мы посетили Висби (Готланд) и Стокгольм.

В середине августа, сдавши гардемарин, мы опять встали в Кронштадте в вооруженный резерв. Сейчас же после плавания ушёл наш старший офицер Константин Викторович Прохоров. Он геройски погиб в 1915 году, командуя заградителем «Енисей», ― взорван подводной лодкой. На его место назначен Григорий Иванович Бутаков.

4. Лето 1908. Зима 1908–1909 года

15 мая 1908 года мы ушли в плавание. За последнее время у нас на корабле произошли перемены: капитан 1 ранга Барщ был сменен, а вместо него назначен капитан 1 ранга Василий Николаевич Ферзен. Блестящий командир, образованный человек. Он был из новой серии командиров. Опять у нас был старший выпуск. В составе нашего отряда морского корпуса был ещё крейсер «Диана» ― наш «систершип».

С каждым годом видно было, как уходили отжившие люди, и на смену им шли молодые образованные командиры, и как, вследствие этого, прогрессировал флот.

В этом году мы должны были посетить Киль во время «Килервохе». В середине лета весь военный флот сосредотачивается в Киле, где происходят международные парусные гонки, ― все это в присутствии императора Вильгельма, который лично принимал участие в гонках на своей яхте «Метеор». Он любил, чтобы иностранные военные корабли на это время приходили в Киль.

В этом году было напряженное состояние между Германией и Россией, и поэтому приход двух русских кораблей «Аврора» и «Диана» его устраивал. Мы пришли 18 июня утром. Вильгельм посетил наши корабли, и на его катере, на правом носовом флагштоке, был его штандарт, а на левом ― флаг русского адмирала. Он был в форме русского адмирала.

Наш военно-морской агент лейтенант Бок рассказывает, что после приезда в Ревель английского короля все немецкие газеты были полны сведениями, что война между Россией и Германией неизбежна и что это только вопрос времени. Теперь же, когда к дням их национальных торжеств Россия прислала два крейсера, этим самым показывается, что дружба, которая всегда существовала между Россией и Германией, стала ещё теснее.

Мы простояли в Киле 5 дней. За это время гардемарины осмотрели морской корпус и порт. Эти осмотры принесли им большую пользу, так как они увидели, как надо строить порт и как не надо. Особенно хорошо это вышло, потому что перед этим мы помучились в Либаве с приемкой угля. Из Киля мы вернулись обратно в свой Балтийский порт.

1 июля на рейде Штандарт (Питко-Пас) нам, «Авроре» и «Диане», был царский смотр. После осмотра корабля было артиллерийское учение и шлюпочное для гардемарин. Нам была объявлена «особая благодарность».

Не надо думать, что все наше плавание состояло из смотров. Гардемарины очень много занимались, прошли полный курс стрельбы. Какая разница, как учили нас и как учили теперешних гардемарин!

5–6 июля в Гапсаде.

10 августа мы окончили наше плавание, сдали боевой запас и перешли в Петербург к Балтийскому заводу для смены котлов.

Командир разрешил мне, оставаясь в должности минного офицера, прикомандироваться на зиму к минной школе. У меня было две смены электриков унтер-офицеров.

Ученики у меня были серьёзные: основной курс электричества и электротехники, полный курс арифметики, начало алгебры, геометрии и физики. Попутно в офицерском классе я знакомился с новостями в минном деле и электротехнике. Вспомнил свою любовь к черчению и начертил для «Авроры» несколько чертежей.

У нас на корабле произошла перемена: Ферзен получил в командование вторую минную дивизию, а вместо него командиром к нам назначен капитан 1 ранга Петр Николаевич Лесков, безукоризненный командир и человек. Ремонт наш должен быть окончен в конце июля, так что в летнее плавание мы не предназначались.