Текст книги "Густой чувак"

Андрей Скоробогатов
Густой чувак

– Ты густой чувак, – вещает Кит технику Сеньке.

Кит раскачивается на стуле, подбрасывая в руках карандаш. В самом разгаре бурная дискуссия на тему взаимоотношений полов, которую он, как самый опытный в группе, неизменно выигрывает. Кит рисковый парень, к тому же ведущий конструктор и альфа-самчина в их суровом мужском коллективе. И американец в третьем поколении, потомок беженцев из постъядерной Калифорнии.

Карандаш подлетает на метр вверх, вращаясь вокруг центра и едва не задевая коммутатор рабочего места над экранами. Любой забежавший и увидевший такое системный инженер запросто пропишет люлей за нарушение правил ТБ и порчу имущества. И дело не только в коммутаторе. Карандаши сейчас можно найти только в антикварных художественных лавках и сетевых магазинах для дошкольников, да и то с пометкой «классическая педагогика». Это большая редкость и раритет, пожалуй, во всех офисах России, за исключением Подвала и десятка подобных суперсекретных контор.

В Подвале работают на довоенной технике две тысяча двадцатых годов, без использования медных и беспроводных каналов. Только оптические кабели, которые невозможно подслушать. Плюсом к этому – «голый режим», и единственным способом утечки информации остается голова сотрудника. А тренажерка и получасовые сеансы виртуальной реальности в конце рабочего дня помогут сделать все, чтобы на нерабочее время мозги переключались и были заняты чем-нибудь другим, а не Проектом.

– Как это, густой? – хмурится техник, чуя недоброе.

– Так ободрительно звали друг друга грустные неохипстеры сороковых. Они фанатели от построка, таскали в карманах полную реплику ай-тюнс на пета-флешках, носили густые шевелюры и бороды… – Кит разворачивается на стуле, смотрит с лукавым прищуром и добивает: – И поголовно были девственниками, как ты!

С соседних столов слышатся смешки.

– Я не девственник! – Сенька густо краснеет и прячет румянец в рыжей бороде.

Он новичок и самый младший в отделе, но борода у него самая лохматая. Тема больная, парень подавлен и огорчен, и Кит на правах офисного «деда» продолжает давить:

– Ну и что, что девственник. Ты же не гей, не зоофил? Медкомиссию и предварительный отбор на завершающую стадию проекта прошел, да?

– Слушай, иди к черту.

– Но почему так, Сенька?! Тебе, черт возьми, двадцать четвертый год. Тебе что, некогда заняться бабами? Бросай быть ботаником, трахни кого-нибудь!

– Ну, как же… Я трахал. Просто я с родителями живу. Мне не хочется с сотрудницами. И привести некуда…

– А-а! Спалился! – кричит Сережа. – Точно мальчик.

Кит внезапно меняется в лице, бросает карандаш на стол.

– Дебильнейшие аргументы, – продолжает Кит. – И про сотрудниц, и про родителей. Сколько комнат в квартире твоих родителей?

– Ну… три. Две родительские и моя.

Соседи, зная красноречие офисного «деда», разворачиваются на стульях и готовятся слушать монолог.

– Жеваный крот. Ты реально густой чувак. Мы живем в эпоху расцвета посткорпоративного социума. Мы бесправные офисные биофункции, шурупы системы, и это клево. Мои троюродные братишки на постъядерном Западе в полисах при ультразаводах почитают за счастье спать в кабинках на двух квадратных метрах, рвать попу по четырнадцать часов с семидневной неделей и одним выходным в месяц. Эти чуваки ни разу в жизни не вылезут за пределы их ржавых кубических полисов, жеваный крот, лишь бы им в этот выходной дали полноценную комнату с двухместной кроватью, синтетическим бухлом и женщиной, готовой к соитию. А я, с тех пор как развелся и ушел в Проект, живу в съемной комнате в общаге, на восьми квадратных метрах, и каждый месяц меняю девушку. А у тебя, жеваный крот, своя комната, в спальном квартале, наверняка с нормальной кроватью и защелкой на двери. Да, нам по понятным причинам сложно заводить отношения с женщинами из гражданки – мы можем многое рассказать. Так почему бы тебе не пойти и не склеить застенчивую экологичку с пятого уровня, не соблазнить ее в собачьей позе в своей собственной комнате? Должен сказать, что экологички весьма недурны в этом ракурсе, я проверял.

– А я не умею, – отмахивается Сенька, не уточнив, что именно он не умеет, и поворачивается к своему экрану, в котором тут же начинают летать трехмерные детали гигантской конструкции Проекта, которую чертит Подвал.

Ребята ржут и ждут ответного монолога от Кита, но внезапно в кабинет вбегает начальник департамента, и все спешно ныряют в свои открытые модели. Начальник седой, хотя ему еще нет и сорока, худощавый и быстрый, он подбегает к одному из инженеров и, перехватив консоль, открывает другой кусок проекта.

– Сережа, у меня к тебе есть небольшая просьба, можешь выполнить?

– Ну, это смотря какая! – отвечает Сережа.

– Что это значит «смотря какая»? – удивляется начальник наглости инженера. – Попроси любого из отдела, вон, например, Кита, о маленькой просьбе, он выполнит. Ну-ка, Кит, у меня к тебе маленькая просьба?

– Кого нужно убить, шеф?

Все смеются, а Сенька сидит и злится. Мало того, что теперь все точно знают о его проблеме, так еще и дали прозвище Густой чувак. День ото дня проклятый обрусевший америкашка все сильнее пытается закрепить свою власть лидера, доминируя и угнетая. Дедовщина сплошная, а не конструкторская группа.

Страшно представить, что будет с их группой на Чердаке.

Рабочий день пролетает незаметно, все поднимаются на минус первый этаж Подвала и проходят в буферную зону с сотней дверей. Сотрудники скидывают в тамбурах одинаковую фиолетовую униформу, складывают все белье в один из десятка ящиков, проходят по одному голые через два сканера и надевают «гражданскую» одежду. Во внешней кабинке Сенька чувствует запах духов неизвестной сотрудницы, от которого наступает легкое возбуждение. Это его одна из самых ярких фантазий – чтобы счетчик входящих сотрудников случайно сбойнул и он оказался вдвоем с одинокой, молодой и готовой на все незнакомкой.

Но он знает, что этого не будет никогда.

У лифтов, ведущих наверх, он видит в толпе Кита, рядом с которым щебечет малознакомая девица. Кит проводит пальцами по ее спине и, заметив Сеньку, кричит:

– Густой чувак, хороших выходных!

Сенька отворачивается, чтобы никто не заметил, что обидное прозвище адресовано ему. Но пара человек рядом все равно улыбается, разглядывая его кучерявую бороду.

* * *

– Ой, тут занято! – Легкий испуг на лице девушки сменяется миленькой улыбкой. Она все еще застенчиво прикрывается только что снятой корпоративной футболкой, мнется около скамейки, но не спешит закрывать дверь.

– Ничего, переоденемся вместе, – внезапно говорит Сенька и заходит в раздевалку.

Девушка как ни в чем не бывало складывает футболку и кладет в тумбочку, продолжая раздеваться. Садится на скамейку и снимает носочки. Сенька сглатывает слюну и глядит на ее молодое, нежное тело. Грудь-яблочко с непропорционально-большими розовыми сосочками, мягкая попа, длинные русые волосы до пояса, стройные, идеальной формы ножки. Девушка тем временем, немного покраснев от смущения, делает вид, что не обращает на него внимания, и снимает трусики.

– Ты знаешь, у меня никогда не было мужчины, – кротко говорит она.

Он тоже начинает раздеваться, скидывает с себя одноцветные рубашку и брюки, чувствуя чудовищной силы сексуальное возбуждение. Наконец не сдерживается, хватает девушку за бедра, поворачивает лицом к скамейке и…

Свет в раздевалке загорается красным, звучит сирена, переходящая в звук будильника, и любовник-неудачник просыпается.

Через полчаса Сенька стоит в ванной и разглядывает свою кудрявую бороду. Он периодически подбривает бакены и держит в руках старинный одноразовый бритвенный станок. Его семейству от деда досталось по наследству шестьдесят килограммов таких станков, спертых с завода, половину из которых успел истратить батя.

Сенька держит в руках бритву и смотрит на бороду. Это продолжается добрых минуты две, после чего он все же кладет бритву на место, вытирает голову и удаляется в свою комнату. (Между прочим, правильно делает, потому что бороду такой кучерявости, как у него, бесполезно пытаться сразу уничтожить бритвой – сначала нужно безбожно срезать ножницами или триммером, а уже потом подравнивать оставшуюся щетину.)

В комнате его ждет любимое хобби. Мало кто из знакомых и уж тем более никто из коллег не знает того, что Сенька – достаточно известный в городской сети художник. Он рисует и акварелью, и карандашом, и на планшетах. Двухмерные и трехмерные картины, в основном пейзажи и портрет

...

конец ознакомительного фрагмента