Текст книги "Инженер его высочества"

Глава 12

Как там у нас насчет обеда? Я достал из кармана часы-луковицу и в очередной раз чертыхнулся. До крайности неудобное устройство, да еще и заводить надо регулярно, а я опять забыл. Ладно, судя по солнцу, пора. Я сел на мотоцикл и потарахтел к резиденции великого князя.

– Немножко рано, – заметил Гоша. – Или аппетит прорезался, нет сил терпеть?

– Часы опять встали. Чуть забудешь завести – и стоят, собаки. И вообще, почему у вас тут наручных часов не носят?

– Потому что их еще нет. Но это ты вовремя подал идею, я тут как раз обдумываю новшество.

Гоша подал мне папку. На титульном листе значилось:

Проект

Георгиевское оптико-механическое объединение

Секретно

Я заржал, потом, в ответ на вопрошающий взгляд Гоши, уточнил:

– Все хорошо, особенно название… Проект «Гомосек» – это звучит!

– Тьфу на тебя, ты дальше читай.

– Так, некоммерческая часть – прицелы, механические вычислители, авиафотокамеры, таймеры… да, пора. Коммерческая – кинофотоаппаратура, часы… Организация собственной киностудии… Как называться будет – «Г-фильм»?

– А хотя бы. Кроме тебя, все равно никто таких аналогий проводить не будет. Блин, вот ведь, с кем поведешься, раньше бы мне и в голову не пришло задуматься, от какого слова происходит «аналогия».

– Растешь над собой, хвалю. И значит, наручные часы тоже сюда? Патент пусть Маша не забудет, ведь золотое дно. И кстати, их можно делать с автоподзаводом – от тряски через храповик какой-нибудь рычажок с грузом будет подкручивать пружину.

– Ладно, наручные часы внесем в программу. Дальше прочитал?

– Ага. Значит, радиомастерскую убрать с авиазавода и перевести в новое объединение… логично. Там же производить моторную электрику. А с чего стеклофабрика окажется аж в Лыткарине?

– Там песок нужного качества. А возить сюда заготовки несложно, объемы небольшие.

– Читаем дальше. Химзаводы один и два, так, первый… целлулоид – это пленка и линейки всякие, на втором – реактивы, только объемы уж очень внушительные. Значит, смотрим сырье – азотная и серная кислота, толуол, глицерин, аммониевая селитра… а, понятно, что там за реактивы. Свинец, натрий тоже есть… Этот где-то в стороне будет?

– На правом берегу Нары, в пяти километрах выше Георгиевска. Надо туда железнодорожную ветку проложить.

Я еще полистал бумаги, повнимательнее, потом еще…

– Гоша, я совсем ослеп на старости лет или у тебя тут действительно нет ни полслова про патефоны?

– А это еще что такое?

– Тот же граммофон, только поразумней скомпонованный.

– Нет… и граммофонов тоже нет.

– Ну вы даете… Ладно, ты с гор еще года нет как спустился, но Маша-то куда смотрела? Как можно двигаться в светлое будущее без патефона – народ не поймет. Значит, вот соберусь в две тысячи девятый, раздобуду образец, а вы уж заранее внесите его в программу. И над репертуаром надо подумать, песен там героических про летчиков и прочих насочинять. Или наадаптировать, если быть точным.

– Все-таки я до сих пор удивляюсь, сколько разных слов придумано в вашем времени для обозначения воровства! – Гоша взял папку, сделал несколько пометок и отложил. Потом вздохнул и поинтересовался: – Не подскажешь, ты когда более добрый – до обеда или после?

– Во время. До – особенно если голодный – могу послать, чтоб не откладывать процесс насыщения. А после обеда мне спать хочется, а не исходить добротой. А вообще в чем дело?

– Да просьба у меня одна есть, личного характера. Пошли, там уже стол накрыт, вот в процессе и изложу.

Пока я ел первое, Гоша внимательно наблюдал за мной, видимо пытаясь на глаз определить момент моего максимального подобрения. Похоже, у него ко мне что-то важное, совсем шуток не понимает!

– Ну ладно, не томи, что там у тебя?

– Такое имя – Антон Павлович Чехов – тебе знакомо, надеюсь?

Вот оно в чем дело, Гоша, значит, решил внести коррективы в его судьбу. А насчет «знакомо» – да. Только вот читать его с удовольствием – увы, это мне не дано. Дело в том, что в моей далекой юности он был в программе по литературе. Тогда ее преподавали не как сейчас. Вон Маша имеет пятерку, и что учила, что нет – в голове ничего не задержалось. В наше время было не так – нам преподавали на совесть, так что глубокую неприязнь ко всем изучаемым писателям я пронес через всю жизнь. Сейчас мне иногда даже обидно – ладно там Толстой или Фадеев, но Чехова-то с Достоевским какая сволочь в программу засунула?!

А подлечить Антона Павловича – дело святое, только не как Гошу, в двадцать первый век ему нельзя. Он же писатель – каково ему будет молчать? Не факт, что сможет. Но у него вроде пока еще все не так запущено, сходит разок через портал, думая, что в соседнюю комнату, потом стрептомицина примет – глядишь, полегчает. Или даже не сходит, а мы его сносим, предварительно угостив снотворным. И пусть в благодарность еще одну «Каштанку» напишет, только желательно про летчиков!

Примерно так я Гоше и сказал.

– Я в тебе и не сомневался! – обрадовался он.

А я начал мысленно прокручивать возможные последствия этого дела. Чехов – врач, и принципиальное отличие действия антибиотиков, скорее всего, поймет. И их значение тоже. А значит, этим надо пользоваться, то есть фармакологическую фабрику начинать создавать уже сейчас. Политику еще надо продумать…

– Раз уж мы будем светить антибиотики – ну не брать же с Антон Палыча обет молчания – нужно в темпе организовать лабораторию, – продолжил я. И патентовать, причем не состав или, упаси господь, способ получения, а только название и свойства. Как бы это обозвать… георгит… георгиум… да, пожалуй.

– А почему бы пенициллин не назвать пенициллином?

– Гоша, ты покушай, – ласково предложил я, – а потом подумай, не надо совмещать процессы. Его же получают из грибка «пеницилум рубрум», нельзя же прямо в названии так засвечивать способ получения!

– Слушай, а разве это допустимо – держать в секрете такое лекарство?

– От потенциальных противников? Кому надо, пусть заключает с Россией договор о ненападении лет на двадцать пять, причем жестко составленный, будем поставлять антибиотики по разумным ценам. Остальным – по десять тысяч рублей за грамм!

– Ох и спекуляция начнется…

– Это ты правильно заметил насчет спекуляции. Значит, надо в договор вносить еще беспрепятственную работу наших спецслужб по пресечению оной на территории страны-покупателя.

– Думаешь, хоть кто-нибудь согласится?

– Думаю, нет. Но в случае войны с наших самолетов полетят листовки примерно такого содержания: вот вы тут мрете по госпиталям, а ведь любого мог бы спасти грамм георгиума! Но ваше правительство отказалось его приобретать, потому что мы предлагали контроль, а им хотелось нажиться. И ведь как нажились, суки, вы только посмотрите! Ату их, гадов жирных, и мы завалим вас лекарствами, причем на халяву!

Над нами протарахтел мотор. Я глянул в окно – точно, Маша прилетела. Последнее время по маршруту Георгиевск – Москва на поезде она ездила только в дождь. Гоша выскочил встречать.

Через двадцать минут (это при том, что Маша садилась прямо под окнами, игнорируя аэродром) молодежь появилась в столовой.

– Дядя Жора, специальный заказ выполнен! – отдав честь, отрапортовала племянница. – Мультфильм «Белоснежка и семь гномов» готов! Цветной и пятисерийный, между прочим. Вечером – премьера. Детей до восемнадцати (она стрельнула глазами в Гошину сторону) даже близко подпускать нельзя! Художники – и те краснели, картинки раскрашивая.

– Вот и замечательно, – кивнул я, – а тут еще одна работенка по художественной части есть. Мы вот задумали антибиотики выпускать, и на упаковках, понятное дело, должен быть Гошин портрет. Его надо изобразить так, чтобы ни у кого и тени сомнения не возникло: если есть на свете идеал мудрости и доброты, то вот он! И чтоб еще похоже на оригинал было.

– Думаешь, получится? – усомнился Гоша.

– Дорогой, ты к себе несправедлив, – заметила Маша. – И ко мне, кстати, тоже. Конечно, получится! Я так понимаю, нужно несколько вариантов под разные способы печати?

Оставив высочество и племянницу обсуждать детали портрета, я направился к себе, на послеобеденный отдых, и заодно обдумать только что обсужденное. Значит, вылечим Чехова. Через некоторое время к известности Найденова-инженера добавится известность Найденова-врача. Это хорошо или плохо? Или, точнее, как сделать, чтобы это стало хорошо?

Начнем с самого верха. Что известно Николаю? Что его брат у себя на Кавказе нашел старца сверхмощной целительской силы. Одновременно неизвестно откуда там же появился инженер Найденов с племянницей, самолетами и мотоциклами. Теперь выясняется, что он еще и врач весьма не из последних. Выводы? Ну ей-ей этот инженер как-то связан со старцем!

Даже если Николай и такой дурак, каким он выглядит в своих дневниках, то уж Алиса-то именно этот вывод сделает точно, если еще не хуже. А значит, надо честно и откровенно заявить, что я – сын? племянник? – нет, пожалуй, лучше внук старца. Точно, внук, которому оный старец и передает помаленьку свои безграничные знания. Кстати, надо слегка подкрасить волосы, чтобы народ успел привыкнуть к тому, что Гошин зам уже не седой. А старец, наоборот, бел как лунь и без очков. Будем надеяться, что такого различия хватит.

На следующий день мы разбежались по городам и временам. Гоша отправился в Питер презентовать дяде-адмиралу шедевр киноискусства. Маша – в Москву девятисотого, продолжать крепить нашу финансовую мощь. Я – в Москву две тысячи девятого за патефоном и информацией о пенициллине.

Патефон я приобрел быстро, а вот по поводу антибиотиков поначалу вышел тупик. То, что я нашел по этому поводу в Интернете, четко делилось на две части. Первая была мне просто непонятна. Вторая понятна ровно настолько, чтобы сделать вывод о практической невозможности развертывания такого производства в Гошином мире. Решение, как это часто бывает, нашлось неожиданно и совсем не там, где искалось.

Как я уже вскользь упоминал, до встречи с Гошей на жизнь я себе зарабатывал ремонтом и тюнингом двухколесной техники. И вот мне позвонил один из старых клиентов и, посмеиваясь, сказал, что его батя совсем сбрендил и на старости лет возжелал скутер. «Можно, конечно, пойти в магазин и купить, – продолжил клиент, – но я могу себе позволить подарить бате нечто получше среднего. Возьмешься ему по спецзаказу сделать?»

Мне, честно говоря, было несколько не до этого, но потом я вспомнил, что клиент как-то завязан в медицинском бизнесе. И вроде он говорил, что это у него потомственное. Быстро выяснилось, что мечтающий о скутере старикан всю свою трудовую жизнь был фармацевтом, причем именно по антибиотикам. «Батя учился у самой Ермольевой», – с гордостью сказал клиент.

В общем, через день фармацевт, сильно напоминающий постаревшего лет на десять Цеппелина, уже объяснял мне, какой именно скутер ему хочется. На самом деле было несколько не так – я наводящими вопросами подвел его именно к той конфигурации, которая не представляла особой опасности для него и особой трудности для меня, и теперь слушал пересказ своих же неявных предложений. Мы быстро сговорились. Он, разумеется, получит свое транспортное средство. Тут я сделал отступление и наплел о своей любви к истории техники. Мол, у меня хобби – сделать что-то так, как могли сто или более лет назад. Как пример я показал несколько фото «Святогора», в том числе летящего, сказав, что вот – сделал самолет по технологиям конца девятнадцатого века. Фармацевт проникся и восхищенно зацокал языком. А теперь, продолжил я, мне вот захотелось попробовать произвести, например, пенициллин, опираясь на технологии того же примерно времени. В общем, очень довольный знакомством фармацевт обещал написать подробное руководство по лабораторно-кустарному производству, разжеванное по шагам.

За неделю я на базе стандартного скутера собрал фармацевту желаемое, а он написал мне руководство и как первоисточник приложил отсканированную статью некоего Бергера про получение пенициллина.

А потом я шагнул из гаража в Георгиевск, куда за день до меня из своего питерского вояжа вернулся Гоша.

– Ну здравствуй! – сказал он мне. – Твой чемоданчик – это и есть тот самый знаменитый патефон?

– Ага, вот, слушай.

Пружина была уже заведена, я открыл крышку, поставил пластинку и опустил на нее штангу с иглой. Патефон зашипел, заёкал, а потом громко и хрипло заиграл «Болеро» Равеля. Сунувшаяся было ко мне кошка возмущенно фыркнула и ушла. Гоша с подозрением смотрел на надрывающийся ящик, Маша чуть не валялась на полу от хохота.

– Я представлял себе несколько более качественный звук, – осторожно сказал Гоша.

– По сравнению с mp-3 плеером действительно не фонтан, но ведь тут сейчас ничего другого вообще нет. И потом, пластинка довольно заезженная, с новой должно быть малость получше. Так что вот вам образец, копируйте и начинайте гнать культуру в массы.

– А я-то собиралась под гитару петь… – разочарованно протянула Маша. – Но с такой звукозаписью я не согласна, подожду лучше магнитофона.

– Ничего страшного, Шаляпин небось не хуже тебя споет и привередничать не будет, – утешил я племянницу. – Ужин у вас тут скоро будет?

После еды Маша пошла пострелять, а Гоша сказал, что у него есть несколько мыслей по радиоуправляемым катерам-камикадзе.

– Ну-ну, интересно… На словах будешь делиться или у тебя уже на бумаге что-то есть?

– Пошли ко мне, покажу.

В кабинете Гоша открыл сейф (удалось-таки мне отучить его держать бумаги на столе) и протянул мне несколько рисунков. Надо сказать, что изображенное на них очень мало напоминало катер. Гораздо больше это было похоже на две торпеды, соединенные отрезком тонкого крыла, наподобие шверта у яхты. Нижняя имела винт и руль, верхняя, вдвое тоньше и несколько короче, была снабжена двумя мачтами.

– Так, это, значит, в нижней колбасе у нас мотор, оборудование, взрывчатка… – начал соображать я. – Плавучесть у нее отрицательная. А верхняя пустая?

– Там пробка.

– Мачты – это чтоб натянуть антенну и для забора воздуха?

– И еще чтобы со стороны было проще определить курс и расстояние.

– Да, пожалуй, это будет получше обычного катера. Во-первых, сама мишень получается раза в три меньше, а во-вторых, дырки ей ничем не повредят, чтобы утопить, ее придется разорвать в клочья. Думаю, надо модель сделать, примерно один к десяти, посмотреть, как плавает и как управляется. Тем более что на Оке как-то многовато всяких браконьеров развелось…

Глава 13

Через неделю Гоше пришел пакет из адмиралтейства – официальное решение об опытных бомбардировках боевого корабля, устаревшего броненосца «Петр Великий».

– Пора готовиться, – предположил Гоша.

– Только перед этим желательно решить к чему. Тут вот в чем дело, я ведь работал в оборонке и знаю, что любая демонстрация новой техники всегда имеет элементы показухи. Вот нам и надо заранее прикинуть ее процент. И направление, кстати, тоже.

– Опять какую-то пакость задумал… – обреченно вздохнул Гоша. – Ну давай уж, выкладывай.

– У нас два варианта: либо преуменьшить, либо преувеличить возможности самолетов.

– Вариант показать их как есть ты даже не рассматриваешь?

– Разумеется, там же всяких военных атташе будет как грязи. Так что выбирать придется только из двух.

– Ладно, пусть мы создадим у зрителей преувеличенное представление об опасности бомбардировок с воздуха… – задумался Гоша. – Тогда наш флот увеличит закупки, а заграничные друзья форсируют работы по созданию своей авиации. Пока плюсы и минусы уравновешиваются. Дальше. Обе стороны сделают вывод об усилении противовоздушной обороны судов. Но наши оппоненты наверняка успеют раньше и, боюсь, сделают это лучше. Минус.

– Вот и я тоже думаю, что сильного впечатления производить не надо. Значит, прицелы-транспортиры снимаем, пусть между ног наводят. Я не полечу, пожалуй, а то вдруг попаду. Бомбы набить черным порохом.

– Совсем-то уж явные поддавки ни к чему, – возразил Гоша. – Набьем динамитом, все равно скорость падения будет мизерной. И чтоб хоть кто-то попал, пусть Маша летит.

– Ну это понятно, ей пропустить повод покрасоваться на публике никак нельзя.

– Вес бомб… Я думаю, взять килограмм сто…

– Не фиг, еще навернется кто-нибудь на взлете, пилоты у нас – одно название. – Мысленно я прикинул допустимый вес. – Не больше восьмидесяти. Хотя тому же казачонку или Маше можно и сто двадцать – сами легкие, летают хорошо. Вот только надо ли?

– Думаю, надо. Не годится, если кораблю вообще не будет нанесено вреда. И еще, мне кажется, для нас главное – создать впечатление, что для обороны от самолетов достаточно пулемета на станке, позволяющем направить ствол вертикально вверх.

– Ага, значит, скорость пусть снижают не прямо над кораблем, а метров за триста и так и ползут к нему на сорока пяти. План учений кто писать будет?

– Ты, конечно, – ехидно повелел высочество.

– Ну ладно, я напишу. Вот уж букв не пожалею!

– А я все твои непечатные буквы отредактирую, не волнуйся.

Гоша уже собрался уходить, но задумался.

– Если бы нам надо было преувеличить эффект бомбардировки, – неуверенно начал он, – то можно было бы… Слушай, а место открытия портала – оно привязано к географическим координатам или к окружающей обстановке?

– Ваше высочество, – торжественно сказал я, – вы гений. Разумеется, против «Петра» мы ничего такого применять не будем, но проверить надо. Пока развалюха будет стоять в порту, откроем портал у нее в трюме. А когда она поплывет, повторим операцию еще раз и посмотрим, куда получилось… Тогда в случае удачи придется тебе в Японию съездить – меня, боюсь, на новейший броненосец не пустят. Хотя какая, в задницу, Япония – «Микаса» же сейчас в Англии достраивается! – Гоша хлопал глазами. Пришлось разжевать: – Вот приехал ты в Англию, самолеты привез. Попросил устроить экскурсию на достраивающийся броненосец. Заходишь в то место, где потом будут лежать заряды к главному калибру. Я в это время сижу в гараже, жду. Ты выбираешь момент, когда никто не смотрит, и мы открываем портал. Для подстраховки так, чтоб он еще твоим телом был прикрыт. Все, после этого мы в любой момент сможем вдвоем из гаража открыть дыру в эту посудину. А какого конкретно числа и какого года наступит этот «любой момент», видно будет. Только сначала на «Петре» потренируемся.

– Но ведь так можно будет у них весь флот утопить…

– Ага, так тебя и пустили на «весь флот». Хорошо, если удастся один-два кораблика пометить. А вообще, возвращаясь к насущному, пора в Кронштадт команду посылать для подготовки аэродрома. И домик для нас с тобой неподалеку снять или быстренько построить, чтоб было откуда по порталам шастать без привлечения лишнего внимания.

– Про домик я и сам подумал. А что с летной школой, кто будет курсантов по небу выгуливать?

– Никто. У нас всего шесть летчиков и еще три курсанта, которых можно взять в Кронштадт. Остальные поедут в Москву, лекции Жуковского послушают. Ой, ё… Из этих троих же один англичанин!

– Джефф? Тот паренек, которого ты выбрал из их кандидатов?

– Он самый. И летает, учитывая, что только начал, очень неплохо. Кстати, как его фамилия?

– Сейчас… де Хэвиленд.

– Вот те раз! Причем по возрасту похоже, что тот самый.

– Можно пояснее для местных? – поинтересовался Гоша.

– Джеффри де Хэвиленд, один из первых и лучших английских авиаконструкторов. А теперь наверняка будет и первым, и лучшим. Если не разобьется, конечно.

– Надеюсь, ты помогать не собираешься?

– Интересная мысль, – начал было я, но, увидев, как напрягся Гоша, махнул рукой. – Да шучу я, шучу. Не хватало еще за просто так восемнадцатилетних пацанов гробить. И давай действительно возьмем его в Кронштадт, хрен с ним, что он англичанин. Типа выпускного экзамена, он же по сокращенной программе учится.

– Если мы возьмем его в Кронштадт, он поучаствует в реальной бомбардировке, – заметил Гоша. – Если не возьмем, он вместе с оставшимися курсантами будет слушать лекции Жуковского. Что хуже?

– Конечно, лекции. Так что курсант де Хэвиленд однозначно будет бомбить «Петра Великого». А потом – сразу домой, хватит, насмотрелся он уже здесь на наши достижения.

– Ладно. Тут у меня к тебе еще вопрос появился. Помнишь, мы говорили про модель двухэтажной торпеды? Я нарисовал эскиз, и мне такую сделали, совсем маленькую, деревянную, с резиновым моторчиком. Но что-то с ней не так, не желает она нормально плыть. Сначала ныряет, потом выскакивает из воды, плюхается набок и крутится на месте, пока завод не кончится.

– Показать можешь?

Через полчаса мы были на берегу Нары, и я вертел в руках модельку. Две деревянные сигары, в нижней кроме резиномотора явно имелся еще балласт. Сзади – рулевое перо, по бокам – съемные рули глубины, как у подлодки. Верхняя секция – пустотелая, липовая.

– Я подумал сначала, что дело в отсутствии рулей глубины, – пояснил Гоша, – но с ними стало только хуже.

Посмотрим… Я завел резинку и запустил модель. Она проделала именно те манипуляции, которые мне были описаны. Тогда я направил ее носом вниз. Она нырнула поглубже, но быстро всплыла и проделала те же финты. Запуск носом вверх привел только к тому, что модель, пару раз подпрыгнув, стала ложиться набок и крутиться без предварительного заныривания.

– Ну-ка прикинем…

Я быстро набросал схему, расставил векторы сил, потом очень приблизительно рассчитал их величины. После чего вынужден был прокомментировать полученный результат на разговорном диалекте великого и могучего.

– А почему мы именно чудаки на букву «м»? – растерянно спросил Гоша.

– Потому что судно может устойчиво находиться на границе двух сред только тогда, когда гидродинамическая выталкивающая сила много меньше веса. А она пропорциональна квадрату скорости. То есть быстро плыть могут только тяжелые суда. Легкие будут или глиссировать, или нырять. Нырять нельзя, под водой радиоволны гасятся. Глиссировать тоже нельзя, слишком заметно и на любой волне перевернешься. Для тонны максимальная скорость получается в районе тридцати километров в час.

– Выходит, вся затея с радиоуправлением – химера? – огорчился Гоша.

– Да не с радиоуправлением, а с катерами-камикадзе. А радиоканал не пропадет, подумаем, как его в диверсионном деле использовать.

Крейсер «Светлана», который дядя генерал-адмирал[8]8
  Генерал-адмирал – высшее воинское звание в российском императорском флоте.


[Закрыть] беззастенчиво использовал в качестве личной яхты, медленно плыл по Финскому заливу (это я думал про себя; скажи я слово «плыл» вслух, находящиеся рядом морские офицеры вполне могли бы и выразить свое отношение ко мне действием).

Дядя Алексей, Гоша и прочие высокие шишки были наверху – не знаю, именно эта площадка называется мостиком или нет. Мне было несколько не по себе. Дело в том, что по морю я плавал второй раз в жизни. Первый – из Англии в Питер, и я помню, как всю дорогу мне не давала покоя мысль: что делать, если вот сейчас посудина начнет тонуть? Причем вопреки логике в каюте мысль почти пропадала, особенно с занавешенным иллюминатором. Но сейчас я был на палубе.

В двух километрах от нас застыл броненосец «Петр Великий». Кстати, эксперимент с порталом увенчался успехом – он открылся именно в трюм, когда «Петр» вышел в море. Я тогда еще взял палку колбасы, дернул ее за шнурок с биркой и бросил в темную дыру портала. Остальным и лимонки не пожалею, пояснил я свои действия Гоше.

Со стороны берега послышался треск моторов – приближались самолеты. Скоро над нами пролетело первое звено – три курсанта и Мишка-казачонок в качестве лидера. Второе вела Маша. Вот казачонок навел свое звено на корабль и свернул – по плану, командиры должны были бомбить последними. В атаку пошел де Хэвиленд. Грамотно, и не скажешь, что всего месяц, как летает. Он увеличил угол, бросил бомбу… вот ведь гадство, попал! В самый кончик носа, который просто исчез во вспышке взрыва. Следующий промазал. Но третий опять попал, да что же за невезуха! Бедный корабль лишился трубы и задней части надстройки. Казачонок закончил круг и показал класс. Я уверен, что он целился именно туда, куда попал! Теперь вместо и до того поврежденного носа ветеран имел какой-то тупой обрубок. Начал разгораться пожар, и тут налетела Маша со своим выводком. У нее тоже промазал только один. На корабле уже горело все, что можно, и Маша развернулась на боевой курс – вносить завершающий штрих в картину. Ведь утопит же сейчас бессердечная девка старика! Мне было до слез жалко первый русский броненосец.

Мощная бомба племянницы, похоже, сквозь развороченную палубу попала в трюм. Взрыв был глухим, но «Петр» начал крениться набок.

– Что там сейчас творится? – оторвался от бинокля один из морских офицеров. – Эти ваши аэропланы, господин Найденов, надо расстреливать заранее. Опасная вещь. Вот только как же быть с Гаагской конвенцией тысяча восемьсот девяносто девятого года?

– Вы имеете в виду, что по ее условиям запрещается бросать бомбы с воздушных шаров и им подобных аппаратов?

– Вот именно.

– Так у самолета нет ничего общего с аэростатом – принцип полета совершенно другой. А математически шару подобен эллипсоид вращения, на который совершенно непохожа наша этажерка. Тогда уж надо и шрапнельные снаряды запрещать. Летит себе снаряд по небу, прилетает куда надо, и на противника сыплются осколки. Аэроплан тоже летит, тоже прилетает, тоже что-то разбрасывает. В чем разница? Вот с воздушных шаров, согласен, бомбы бросать нельзя. Нам нельзя, противник пусть себе делает что угодно, ибо это глупость.

Поврежденный броненосец держался на воде, но с заметным креном на нос и на борт. К нему спешили буксир и катер с аварийной командой. «Светлана» разворачивалась в Кронштадт.

«Если бы мы специально хотели преувеличить мощность нового оружия, лучше бы у нас все равно не вышло, – мрачно думал я. – Теперь что же, при любой атаке нужно планировать нанесение минимального вреда противнику? Тогда точно всех перетопим…»

Через день мы смотрели перечень повреждений корабля-мишени. В общем, ветеран выдержал. Как заверили флотские офицеры, доплыть до базы он смог бы, но участвовать в бою – нет. Гоша торговался с дядей об условиях передачи некоторого количества самолетов флоту. Общая договоренность была такая, что самолеты остаются принадлежать авиации, то есть Гоше, но прикомандировываются к флоту. Флот, то есть дядя-адмирал, аналогичным образом выделяет нам несколько кораблей. Теперь шел торг – сколько на сколько.

В документе о повреждениях меня заинтересовали тонкости. Ну каким, скажите, образом в результате авианалета бесследно испарилась динамо-машина? И сервиз из кают-компании, обратившийся в пыль, тоже вызывал серьезные сомнения. Четыре шлюпки, конечно, обязательно сгорели бы, но я хорошо помнил, что «Петр» перед отплытием их не имел. Лезть с ненужными вопросами я не собирался – портить отношения с флотскими в мои планы пока не входило. А вот сфотографировать этот документ после его подписания дядей Алексеем на всякий случай не помешает.

Потом с высочайших торгов вернулся Гоша. Он сказал, что пока в обмен на три десятка самолетов нам дают крейсер «Владимир Мономах» и что выделена сумма на его переоборудование. Но не успел я порадоваться щедрости генерал-адмирала, как Гоша спустил меня на землю, сказав, что этой суммы хватит разве что на покраску, но и превращать за свои деньги этот крейсер во что угодно нам никто мешать не будет. Гоша сиял – как же, теперь у него будет свой (ну или почти свой) корабль! Дело в том, что авианесущий крейсер по нашему настоянию считался соединением, оперативно подчиненным командиру базирующейся на нем авиагруппы. А корабль – это просто средство ее доставки и обороны в случае чего.

– Ну вот, ты теперь в Англии для своего парохода хоть пару современных пушек с запасными стволами приобрети, а то ведь на нем такой металлолом стоит… Предложи им несколько запасных движков, это они прошляпили, а Джефф уже в курсе, что одного мотора хватает на месяц полетов, не больше. Кстати, вручим ему диплом, и пусть едет с тобой. Снайпер-бомбометатель, блин. Но ты в туманном Альбионе особенно не рассиживайся, тут через месяц твой братец Коля заболеет.

– Как думаешь, удастся под это дело отговорить его от проникновения в Корею? – с надеждой спросил Гоша.

Мне очень хотелось в ответ предложить ему губозакатывательный механизм, но я дипломатично сказал, что, мол, посмотрим. А про себя подумал, что даже предлагать Николаю назначить Гошу наместником Дальнего Востока пока не стоит.

Дальше мы уточнили детали для Гошиного поверенного, отправляющегося в Бразилию за каучуком и бальсой. С сырьем для резины мы уже опоздали, там все давно куплено на корню, а вот бальса – весьма ценный материал на деревянном этапе самолетостроения – своего однозначного хозяина пока не имела. После чего я шагнул в московский гараж ждать Гошиного прибытия в Англию.

В Москве мне надо было приобрести несколько парашютов, ведь новые самолеты, «Тузики», были уже почти готовы. Нашей троице парашюты так и достанутся из двадцать первого века, остальным предполагалось шить их на месте, по образцу. Кроме того, нужно было купить загородный коттедж для организации порталов к ВИП-персонам типа Ники. Все это обошлось мне в неделю беготни. Ну и наконец я сел на парашют в своем свежеприобретенном доме и стал ждать сигнала от Гоши.

«Готов?»

«Ага».

«Открываем!»

Возникло маленькое окошко, вроде нашего первого портала, с противоположной стороны которого мне улыбался Гоша. За его спиной можно было разглядеть какое-то темное помещение с металлическими стеллажами.

«Кормовой зарядный погреб главного калибра! – подмигнул мне Гоша. – Закрываем, а то сюда сопровождающий идет».

Закрыли, после чего мне оставалось только ждать прибытия высочества в город имени себя. Время ожидания я потратил на покупку и расстановку мебели. Под конец я просто сидел, как на чемоданах, и ждал. А потом шагнул из снежно-слякотного марта в солнечное начало сентября.