Текст книги "Не Dolce Vita"

– Если бы мы были женаты, то не нужно было бы просить чьего-либо согласия, – вырывая руку, зло процедила я.

Понимая справедливость этих слов, Антон ослабил хватку и сменил тактику.

– Варвара, мы еще можем успеть. Раз уж ты виновата, поскольку опоздала, будь добра, пойди мне навстречу – поедем.

– Я ни в чем не виновата. Просто по дороге домой мы натолкнулись на… – торопливо начала объяснять я причину опоздания, ища глазами старого рыбака. Но Антон прервал меня нетерпеливым жестом:

– Я уже все знаю.

Я сурово посмотрела на Ахмеда, который в смущении опустил глаза.

«Ох уж эти восточные порядки! Этот молокосос уже все доложил Антону. Конечно, я же – женщина! Мало ли что мне в голову взбредет? Надо обо всем сообщить мудрому мужчине!» – со злостью подумала я.

– Варя, ну мы едем? – уже еле сдерживаясь, в очередной раз спросил меня Антон.

Я не привыкла сдаваться. Поэтому решила, что так легко на уступку Антону не пойду. Да, продолжать спор было бесполезно, в итоге я расплачусь, Антон будет нервничать из-за моих слез, мы доведем друг друга до исступления и ничего не решим. Помимо этого, я действительно осознавала всю важность сегодняшнего приглашения во дворец султана, поэтому приняла решение прекратить спор, поехать с Антоном во дворец, но не разговаривать с ним до возвращения домой, а там уже серьезно все обсудить.

Если быть честной, то я прекрасно понимала, что все равно иду на поводу у своей второй половины. Я так делала всегда. Антон обладал какой-то волшебной силой убеждения: я всегда поступала так, как хотел он. Вся наша жизнь была подчинена ему, его делам, заботам, интересам. А я следовала за ним повсюду, была ведомой. Хотя это мне несвойственно. С самых малых лет я ощущала себя лидером, стремилась быть лучшей. Повзрослев, стала самостоятельной девушкой, которая гордилась тем, что ни от кого никогда не зависела, которая строит свою жизнь по своим правилам и не подчиняется ничьей воле. Почему вдруг вышло так, что я стала играть вторые роли, до сих пор не могла понять. А точнее – только недавно поняла, что уже давно живу чужими интересами.

Со стороны все выглядело гладко. Антон всегда со мной советовался, говорил о своих планах, заботился обо мне, интересовался моим мнением. Но это лишь внешне. На самом деле Антон был хорошим психологом и, зная мою сущность, старался никогда не идти напролом, а действовал исподволь. Мягко и ненавязчиво подводил меня к тем решениям, которые были нужны ему. Я же, считая, что правлю балом, оставалась довольна.

Сознание того, что дело обстоит совершенно иначе, пришло ко мне недавно. Около трех месяцев назад мы переехали в Оман. Антону предложили возглавить в этой далекой стране совместное итало-оманское предприятие «Газойл». По его словам, других предложений не предвиделось, поэтому он убедил меня поехать с ним. Для меня этот переезд был сродни стихийному бедствию. Я только успела обустроиться в Риме, у меня появились знакомые, я даже начала получать удовольствие от жизни там, несмотря на тоску по своим родителям и друзьям. И вдруг – снова переезд! Вот тогда у нас и возник первый настоящий разлад. Когда, упаковав чемоданы, я уже стояла в дверях с твердым намерением вернуться в Москву, Антон, проявив такт и терпение, убедил меня остаться, снова пообещав золотые горы.

Обещанные «золотые горы» оказались «золотой клеткой». Жизнь в Омане была скучной, однообразной и бесперспективной. Первые две недели после переезда сюда я получала удовольствие от экзотики, которая встречалась на каждом шагу. Мне было любопытно узнавать новые обычаи и традиции. Я полностью погрузилась в эту жизнь. Ездила по утрам на рыбный рынок, гуляла по местному базару, готовила вечерами вкусные ужины, любовалась и восторгалась непривычными для русского человека пейзажами.

Однако ощущение новизны очень скоро прошло. Я начала понимать, что превращаюсь в обыкновенного иждивенца. А самым неприятным было то, что мое положение оказалось даже хуже, чем у любой домохозяйки. Ведь в Омане у меня не то что друзей не появилось – иногда даже не с кем было перекинуться парой фраз. Я чувствовала себя изолированной от внешнего мира. И виной тому был Антон, ведь он не делал ни малейшей попытки представить меня своим знакомым. Он это объяснял очень просто: «Варвара, я сам их знаю недавно. Пока как-то неудобно. И поверь, они ужасно занудные люди. Тебе не понравятся». Мои попытки объяснить, что даже самые последние зануды сейчас мне покажутся наинтереснейшими и наинтеллектуальнейшими людьми, эффекта почему-то не дали. Антон был полностью поглощен работой и почти забросил меня.

Иногда, чувствуя, что я вот-вот готова взорваться, Антон оказывал мне повышенные знаки внимания. Мы ездили в самый лучший в городе ресторан – в отеле «Аль Бустан», прохаживались вместе по немногочисленным магазинам Маската. Специально для меня Антон арендовал прекрасную яхту. «Чтобы моя королева больше не грустила» – так преподнес он мне свой сюрприз.

В эти моменты я начинала стыдиться мыслей о своей несчастной женской судьбе и упрекала себя в эгоизме и невнимательности к любимому.

Однако подобные моменты самобичевания длились недолго, поскольку все возвращалось на круги своя. Антон так же целыми днями пропадал на работе, а я так же в одиночестве предавалась самоистязаниям. Наши ссоры повторялись все чаще и чаще.

Смириться можно с чем угодно, да и привыкнуть к чему угодно. Для любых негативных моментов своей жизни можно найти оправдание. И тогда ты начинаешь себя успокаивать: а у других еще хуже, ну всякое бывает, ну что здесь страшного? И вообще все что угодно можно обставить так, словно это хорошо и иначе быть не может. «Бьет – значит любит» – вечная присказка русских женщин. Все эти отговорки возникают от неуверенности в себе, от боязни что-то менять в жизни. Мы просто-напросто боимся перемен. Ведь каждый шаг, который может повлечь за собой изменения, требует от нас решимости и силы.

Большинство людей так и существуют смиренно всю жизнь, не предпринимая никаких попыток что-либо изменить. Однако некоторым удается прозреть. В какой-то момент у них открываются глаза, и они понимают, что заставляли себя жить, а не получали удовольствие от жизни.

«Расскажи богу о своих планах, и он посмеется над тобой» – разве можно с этим поспорить? Сколько раз я слышала эти слова, но никогда меня эта фраза не цепляла, не заставляла задуматься о судьбе, а тем более подготовиться к возможным трудностям. Сколько раз я строила планы, которым так и не суждено было сбыться! Наверное, когда мы молоды, то проще относимся к неприятностям: ведь впереди еще целая жизнь, полная прекрасных моментов и триумфов. Пока молоды, мы идем по жизни легкой непринужденной походкой, и улыбка не сходит с наших лиц. Думаю, не ошибусь, если предположу, что лет до тридцати мы все – абсолютные оптимисты. Однако, перешагнув тридцатилетний рубеж, мы меняемся: кто-то молниеносно, в один миг, внезапно почувствовав тяжесть лет, а кто-то – постепенно, раз за разом сталкиваясь с непреодолимыми препятствиями. Чем больше тебе лет, тем меньше у тебя времени что-то исправить или изменить. Ты начинаешь нервничать из-за каждого недоразумения, боясь, что оно нарушит ход привычной жизни.

Я тоже начала меняться. Постепенно, год за годом. Сделалась более осторожной и внимательной, приучила себя анализировать и взвешивать свои поступки. Если я и раньше была самоедкой, то теперь стала вдвойне прагматичной, выверяющей каждый последующий шаг. Боязнь совершить непоправимую ошибку держала меня в постоянном страхе. Не могу сказать, что я была рада этим изменениям. Как ни старалась, я так и не смогла сбросить с себя сковывавшее меня напряжение. Ведь когда жизнь тебя побросает из стороны в сторону, то невольно перестаёшь доверять не только окружающим людям, но и самой себе…

Я набрала в легкие побольше воздуха, чтобы успокоиться, и сказала Антону:

– Да, едем. Только мне надо привести себя в порядок и переодеться.

Антон в недоумении посмотрел на меня:

– Варвара, если бы ты вернулась вовремя, то успела бы и переодеться. Но сейчас, – Антон многозначительно посмотрел на часы, – на это нет времени.

– Ты что же, предлагаешь идти во дворец в пляжном костюме? Боюсь, это будет выглядеть оскорбительно по отношению к местной знати. Практически вызов. Уж лучше тогда мне не идти, – с холодным спокойствием произнесла я.

Мои слова заставили Антона задуматься. Несколько секунд он взвешивал все «за» и «против». Через мгновение его взгляд просветлел, и он произнес:

– Сделаем так. Я сразу же отправлюсь во дворец, а ты поедешь домой, переоденешься и присоединишься ко мне. Думаю, так будет даже лучше. К этому моменту я уже успею обсудить все рабочие вопросы, а когда ты подъедешь, мы сможем непринужденно пообщаться с нужными людьми.

Я молча согласилась с Антоном и пошла к машине.

– Только не опаздывай, – крикнул мне в спину Антон.

Водитель распахнул дверцу и, опустив глаза в землю, ждал, пока я сяду. Многие мужчины в Омане избегали смотреть мне в лицо. Первое время мне даже казалось, что со мной что-то не так. Но дело было не во мне, а в культуре, которая не позволяла местным мужчинам открыто разглядывать женщину с неприкрытым лицом, а уж тем более с голыми ногами и руками.

Мы медленно выехали с территории порта, и водитель резко прибавил газу. Машина стремительно понеслась по улицам Маската.

– Эй, Али, потише! Тебя же оштрафуют и лишат прав, – крикнула я, крепко держась за подлокотник.

– Мистер Антонио велел доставить вас домой очень быстро, – тактично подбирая слова, на ломаном английском ответил мой темнокожий водитель.

В очередной раз убедившись, что слова женщины в этой стране ничего не значат, я откинулась на спинку кресла и попыталась смириться с неизбежным.

Машина резко затормозила у забора нашего дома. Я, не дожидаясь, пока нам откроют ворота, вошла в калитку и, пройдя мимо присевшей в реверансе служанки-филиппинки, поднялась к себе в комнату.

Распахнув дверцу шкафа, я выбрала белое платье, расшитое стразами Сваровски. «Местные шейхи и их жены оценят блеск тысячи переливающихся камней», – подумала я, подходя к зеркалу и прикладывая платье.

На несколько минут я замерла у зеркала, внимательно всматриваясь в свое отражение. Затем подошла поближе и провела рукой по волосам. На меня смотрела женщина с грустными, уставшими глазами. Я была все так же красива, но увидела не веселую беззаботную девушку, а женщину с непростой судьбой. Было неожиданно и поэтому вдвойне неприятно увидеть себя такой поникшей.

Собственное отражение меня так расстроило, что на глаза навернулись слезы. Жалость к себе нахлынула с такой неимоверной силой, что я не сдержалась и разрыдалась. Ноги меня не держали, колени подогнулись, и я села прямо на пол. Слезы текли рекой, смывая нанесенный в машине макияж. Но меня ничто не могло остановить, требовалось выплакаться. В душе накопилось столько боли, горечи и обиды, что продолжать терпеть и носить в себе эти чувства было нельзя. Они разъедали мою душу и сердце.

Минут через пять бурный поток слез сменился всхлипываниями, и, как это ни странно, мне стало легче. В душе не осталось ни злости, ни обиды – только пустота, которая, по крайней мере, давала безболезненно жить.

Я медленно поднялась с пола и направилась в ванную, чтобы смыть следы своей слабости. Надев сверкающее платье, которое весило, по крайней мере, килограммов пять, я быстро, насколько мне позволял его узкий крой, спустилась к машине.

Было восемь часов вечера, и изнуряющая жара постепенно спадала, уступая место легкому теплому ветерку. На улицах Маската появились люди, которые вышли из домов вдохнуть свежего воздуха. На зеленых газонах, разбитых вдоль дорог, мальчишки играли в футбол в ярких футболках с именами их кумиров. Девушки и женщины, сбившись в группы, словно стайки черных ворон, что-то весело обсуждали и хихикали, поглядывая в сторону молодых людей.

Жизнь в этом арабском городе текла неспешно и размеренно. Каждый день был похож на вчерашний, а завтрашний день ничем не будет отличаться от сегодняшнего. Никто никуда не спешил, все смиренно принимали свою судьбу, потому что на то была воля Аллаха.

Вдали показался дворец султана – огромное величественное здание, один вид которого вызывал волнение и благоговение одновременно. Мысль о том, что мне надо будет туда войти одной, заставила сердце ускорить ритм. Я даже пожалела о том, что не поехала сразу, с Антоном. С ним я бы чувствовала себя спокойно и уверенно. Его присутствие в такие моменты всегда придавало мне сил.

Машина плавно притормозила у массивных резных ворот, и дверь моментально распахнулась. Учтивый филиппинец помог мне выйти из машины и склонился в низком поклоне. Я всегда чувствовала себя неловко, когда люди сгибались передо мной до земли, но здесь подобное – норма. Азиаты, получившие работу, готовы не просто кланяться, но ходить за работодателями на коленях. Каждый раз с ужасом я представляла себе их жизнь там, на родине. Если они готовы терпеть здесь любые унижения и лишения, то какая же жизнь их ждет дома?

Выйдя из машины, я неуверенно огляделась. Никого, кроме стоящего в полусогнутой позе филиппинца, не увидела и слегка занервничала, поскольку не знала, куда мне идти.

Уже хотела было обратиться к филиппинцу, но тут заметила спешащего к нашей машине европейского вида молодого человека в смокинге.

– Мадам, мои извинения! – с французским акцентом, улыбаясь, обратился он ко мне. – Охрана мне передала о том, что вы подъехали, но дворец так велик… Мне потребовалось некоторое время, чтобы добраться до вас.

– Все в порядке, – улыбнулась я в ответ.

Я почувствовала себя спокойнее рядом с человеком одной со мной расы и говорящим на знакомом мне языке.

Мой спутник указал жестом дорогу, и мы не спеша двинулись по бесконечным коридорам великолепного дворца. Я словно попала в сказку, которую трудно себе даже представить. Этот искусно спланированный и возведенный современный дворец своей мощью и величественностью мог поразить воображение самого искушенного человека на свете. Количество искрящихся хрустальных люстр заставляло жмуриться, все полы были устланы бесценными иранскими коврами, на которые страшно наступать, стены блистали всеми красками золотистого спектра. Но как ни странно, несмотря на вычурность интерьера и крикливые детали, в целом внутреннее убранство дворца казалось логичным и гармоничным и совершенно не раздражало глаз.

По мере нашего продвижения в глубь дворца начал усиливаться гул голосов.

– Мы уже почти пришли, мадам, – учтиво осведомил меня провожатый.

Я лишь молча кивнула в ответ и ничего не стала говорить, потому что меня вновь охватило беспокойство. Пока я любовалась сказочными красотами дворца, мне удалось абстрагироваться от своих мыслей и перестать нервничать. Но стоило подойти к залу, где собрались все приглашенные, как волнение с новой силой нахлынуло на меня. Мое состояние объяснялось очень просто: я не имела понятия, как себя вести среди абсолютно незнакомых людей – в чужой стране, где нормой считаются совершенно иные правила поведения, нежели те, которые привычны мне. Я не знала здесь абсолютно никого, не знала, как с кем здороваться и вести беседу. Антон так запугал меня местными строгими нравами и порядками, что я в нерешительности замерла у входа в зал, боясь туда даже войти.

Яркая многоликая толпа медленно передвигалась по залу, словно водный поток, обтекая то один кружок увлеченных беседой людей, то другой. Практически все присутствующие были мужчины. Арабы все до одного оставили своих жен дома, и одинокие женские фигуры принадлежали женам немногочисленных представителей европейского континента.

Наверное, я стояла в нерешительности слишком долго, потому что на меня в недоумении стали посматривать арабские шейхи. От растерянности я залилась краской и была уже готова развернуться и убежать отсюда, как неожиданно увидела, что ко мне сквозь толпу уверенной походкой направляется Антон. Он широко улыбался, глядя только на меня, явно давая понять всем, кто я.

Антон подошел ко мне, поцеловал руку и тихо прошептал на ухо:

– Чего ты испугалась, глупышка?

– С чего ты взял? – смутилась я, оттого что он меня в очередной раз раскусил.

– Это было написано на твоем лице, так что даже не отрицай. Не бойся, все хорошо, – уверенно произнес он, пожимая мою руку.

Мне стало тепло и уютно от его слов. Я была рада и горда тем, что рядом со мной стоит красивый сильный мужчина, который влюбленно смотрит на меня. Краем глаза я заметила обращенные в нашу сторону любопытные взгляды. А в глазах некоторых женщин прочла зависть.

– Боже! Они откровенно пялятся на нас! – прошептала я.

– Ничего удивительного. Мы прекрасная пара. А ты сегодня хороша до безумия. Вот только совершенно не надо было плакать, – закончил Антон.

Я удивленно посмотрела на него:

– Почему ты решил, что я плакала?

– Хотя легкая припухлость и добавляет твоим глазам сексуальности, я все же предпочитаю видеть тебя радостной и улыбающейся, – ответил Антон и, взяв меня за руку, повел к гостям.

Он представил меня практически всем присутствующим. Вначале я получала удовольствие от общения с новыми людьми, но уже на тридцатом человеке голова стала чугунной. В итоге я не запомнила ни одного имени.

Антон завел очередной деловой разговор с одним из местных шейхов, поэтому я, чтобы не стоять возле него истуканом, решила выйти во внутренний дворик, где был разбит чудесный сад.

Присев в мягкое кресло, я стала наслаждаться трелями птиц в клетках, развешанных по всему саду. Их пение успокаивало и настраивало на миролюбивый лад. Мне казалось, что я неожиданно попала в рай. Я окунулась в свои мысли.

– Извините, не помешаю? – неожиданно прозвучал женский голос.

Я открыла глаза и увидела перед собой экстравагантную женщину. Не знаю почему, она показалась мне немолодой, при том, что на лице не проглядывала ни одна морщинка, а фигура, хотя и немного полноватая, смотрелась гармонично, даже грациозно. Лицо было смуглым либо от бесконечного загара, либо от слишком темного тонального крема, а возможно, оттого, что принадлежало мулатке. По телу свободно струилось блестящее бирюзовое платье в пол, и довершала эту картину повязанная на голове чалма в тон платью. Но больше всего меня поразило то, что женщина обратилась ко мне на чистом русском языке.

– Нет-нет. Я просто решила немного отдохнуть, – продолжая рассматривать незнакомку, ответила я.

– Да, я понимаю. Все эти люди… Я сама устаю от большого скопления людей, хотя всегда не прочь выйти в свет. Да, кстати, меня зовут Фаина, – представилась она.

– Варвара. – Я встала и протянула руку.

– Я отчитаю Антона за то, что он никогда не брал тебя с собой. Такая красотка! – обратилась она ко мне, сразу переходя на «ты».

– Вы знаете Антона? – удивилась я.

– Конечно, его здесь знают и любят все. Поверь мне, здесь так мало красивых мужчин, что для женщин он отрада.

Последнее ее заявление мне не понравилось.

«Значит, Антон не отказывал себе в общении, а меня в это время держал дома? Опять обман», – разозлилась я.

Видимо, мое недовольство отразилось на лице, потому что Фаина хохотнула и, взяв меня за руку, сказала:

– Дорогая, не переживай. Он никого из нас даже не замечает. Мы долго думали, что с ним не так? Вроде как на парня иной ориентации не похож. Зато теперь все встало на свои места! Разве можно смотреть на кого-то, когда дома ждет такая красота, – с чувством говорила Фаина. – Но я все равно ему скажу, что нельзя скрывать от нас столь прелестную девушку.

Фаина вызвала во мне чувство симпатии. Она была эмоциональна и неординарна не только внешне, но и в манере поведения, и в том, как разговаривала. Я была с ней знакома несколько минут, а меня уже к ней тянуло. Хотелось слушать ее бесконечную болтовню ни о чем и наслаждаться экстравагантным внешним видом.

– Почему вы так хорошо говорите по-русски? – не удержалась и спросила я.

– Во-первых, не называй меня на «вы», – подмигнув мне, попросила Фаина. – Я, конечно, гожусь тебе даже не в матери, а в бабушки, но не люблю, когда ко мне так обращаются. Не хочу чувствовать себя старой!

– Я совсем не хотела подчеркивать возраст… – начала было я, но Фаина меня прервала.

– А, во-вторых, может, ты и не поверишь, но я русская, – обнажив ровные белоснежные зубы, мелодично произнесла она.

Я удивленно взглянула на Фаину, в лице которой явно присутствовали африканские черты.

– Не надо меня так рассматривать, – словно сканируя меня в очередной раз, заметила она. – Да, мой отец был черномазым.

После такого заявления я чуть не поперхнулась лимонадом, который взяла с подноса.

– Я его так называю не из-за цвета кожи, а потому что он, неизвестно какой судьбой занесенный в Советский Союз африканский коммунист, оставил мою мать с трехмесячным темнокожим ребенком на руках и бежал к себе на родину. Но… «дела давно минувших лет»! – отмахнулась она. – Он не стоит того, чтобы о нем вспоминать. Лучше давай поговорим о тебе. Давно ли ты здесь?

– Уже три месяца.

– И ты еще не сошла тут с ума? Я не выдерживаю больше двух недель, потом обязательно улетаю в Европу.

– Честно говоря, здесь скучновато, но первое время мне было даже интересно, – призналась я.

– «Скучновато», – передразнила меня Фаина. – Да здесь свихнуться от тоски можно! Слушай, а может, Антон отпустит тебя со мной в Монако. Я лечу туда через пару недель?

Идея мне понравилась, но я даже представить себе не могла, как сказать об этом Антону. Он явно был бы против моего отъезда.

– Хочешь, я сама его спрошу? – предложила Фаина.

– Нет, спасибо. Мы только начали обустраиваться. Как-то нехорошо оставлять Антона одного, – тактично объяснила я.

– Это ты права. Мужика одного оставлять нельзя, даже если ты самая красивая и умная на свете женщина. Все равно найдется какая-нибудь прохиндейка и прыгнет к нему в кровать. Ну ничего! Зато пока я здесь, я хочу тебя видеть каждый день! Ты мне нравишься, – глядя мне в глаза, заявила Фаина.

– Спасибо. Вы… то есть ты мне тоже понравилась, – искренне призналась я.

– Давно вы женаты? – разглядывая проходящих мимо мужчин, спросила Фаина.

Я не знала, можно ли говорить об этом с малознакомыми людьми, но Фаина внушала доверие, поэтому я честно ответила:

– А мы не женаты.

Она круглыми глазами уставилась на меня, явно не веря моим словам.

– Этого не может быть! Как же ты въехала в страну? Я думала, молодым одиноким девушкам сюда въезд запрещен.

– Антон знает одного из родственников султана, поэтому смог получить для меня визу.

– Я знаю, что все продается и покупается, но это… – протянула Фаина.

– Антон ничего не покупал, – попыталась объяснить я. – Они просто хорошие друзья. Вместе учились в институте.

Фаина только рукой махнула:

– Не будь наивной. Наверняка этот родственник получил свой процент. Просто так здесь ничего не происходит. Им нужен был Антон, а Антону нужна ты, поэтому ты и здесь, – со знанием дела подытожила она.

Я немного растерялась от ее напора и, поскольку не знала, что ответить, продолжала молчать, рассеянно оглядываясь по сторонам.

– Так почему же вы не женаты? – продолжила свой допрос Фаина.

– Долгая история… – нехотя начала я.

– Я поняла, не хочешь рассказывать. Ну и не надо. Меня это действительно не должно касаться. Просто я привыкла совать свой нос в чужие дела. Все равно расскажешь как-нибудь потом… Пойдем, а то Антон тебя уже, наверное, потерял.

Я оглянулась и увидела, что Антон действительно ищет меня глазами. Заметив нас, он направился в нашу сторону. Фаина быстро поставила на столик, стоящий поблизости, стакан с марокканским чаем и, помахав рукой Антону, сказала мне:

– Ладно, пойду. Не буду вам мешать. Я тебе позвоню завтра, сходим вместе в ресторан.

И она быстрым уверенным шагом скрылась в толпе гостей. Моя новая знакомая меня заинтриговала. Я была так растеряна от ее напора, что ничего не успела узнать о ней самой, поэтому с нетерпением ждала возвращения домой, чтобы поподробнее расспросить Антона о ней, а заодно выяснить, почему же он не брал меня с собой ни на какие встречи, о которых упомянула Фаина.

По дороге домой мы молчали, так же молча вошли в дом. Напряжение, возникшее между нами еще в порту, так и не прошло, несмотря на то, что на приеме мы мило разговаривали и Антон не сводил с меня восхищенных глаз.

Я чувствовала, что он хочет начать разговор, но не знает, как это сделать. Упрямство и боязнь уронить достоинство не позволяли ему заговорить со мной. Антон не умел долго злиться, так же как и я, но и никогда не шел на попятную. Раз уж он решил, что был прав, то другого мнения быть не может.

Я тоже уже остыла и практически не злилась на него. По крайней мере, мое желание выяснять отношения по приезду домой уже пропало. Кроме того, меня жутко мучило любопытство: так мне хотелось расспросить его о Фаине.

В итоге мы, как два упрямых мула, продолжали молчать весь вечер и, не сказав друг другу ни слова, отправились спать.

Уже глубокой ночью Антон прижался ко мне и во сне прошептал: «Я люблю тебя». Опять забыв все обиды, я готова была кричать от счастья. Я сама не знала, что думать: то ли я была слабохарактерным человеком, то ли моя любовь к Антону затмевала мой разум.

Утром я проснулась в гордом одиночестве. Практически каждый день Антон начинал с пробежки. Эта привычка появилась у него после службы в армии. Об этом мне рассказала его мама во время нашего с ней общения в Риме.

Я неторопливо встала с кровати, накинула халат и спустилась по лестнице в столовую, где меня уже ждал ароматный кофе и свежая выпечка.

До чего приятно чувствовать себя королевой! Не заботиться по утрам о таких мелочах, как завтрак или убранная постель. К хорошему привыкаешь быстро. И я к хорошему уже успела привыкнуть настолько, что воспринимала как данность, которую иной раз даже не замечала. Иногда я себя одергивала и заставляла вспоминать, что не всю свою жизнь росла в окружении прислуги. Вот и сегодня я постаралась получать удовольствие от того, что за мной ухаживают, и была очень любезна со своими филиппинцами.

Я налила вторую чашечку своего любимого кофе «Марагоджип» и развернула местную газету на английском языке. Главная новость дня гласила, что все лучшие конезаводчики Аравийского полуострова прибыли на ежегодную конференцию под патронажем султана Омана.

«Да, это вам не очередное испытание ядерной ракеты Северной Кореей», – подумала я и закрыла газету.

Сверху из спальни донесся звонок моего мобильного телефона. Я уже по привычке хотела встать и подняться за ним, как увидела округлившиеся глаза своей горничной, которая была явно расстроена.

– Мисс Варвара, вы меня обижаете, – чуть не плача, сказала она.

Я так и застыла в недоумении около стола.

– Чем?

– Вы все делаете сама! Разве я плохо что-то делаю? – проквакала она.

– С чего ты взяла? Просто я решила сама сходить за телефоном… – Я почему-то почувствовала себя неловко.

– Но для чего тогда я? Вы меня хотите выгнать? – уже рыдая, еле вымолвила моя горничная.

– Вовсе нет. Успокойся, Люси. – Меня начала раздражать эта необоснованная истерика.

– Тогда разрешите мне делать все за вас. А то я чувствую себя ненужной, – умоляюще попросила она.

– Неужели ты не хочешь отдохнуть? – удивилась я.

– Нет, нет. Я хочу работать, – уже улыбаясь, ответила Люси.

– Ну хорошо. Тогда сходи, пожалуйста, за моим телефоном.

Довольная Люси засеменила своими маленькими ножками по лестнице.

«Странные эти филиппинцы. Работают без устали как муравьи и еще просят работы. Видно, там, на родине, совсем не сладко».

Люси с довольным видом положила передо мной телефон и исчезла из виду. Но я прекрасно знала, что, стоит мне поднять голову, чтобы спросить о чем-то, она уже будет рядом со мной.

Я взяла в руки свой старый потертый Vertu и проверила неотвеченные вызовы. Каково же было мое удивление, когда я увидела номер своей любимой подруги. Наконец-то объявилась Нонна! Моя отважная, неунывающая Нонна! Мне жутко не хватало ее пылкого воображения и неиссякаемой энергии. Вокруг Нонки всегда все кипело и крутилось. Она ненавидела скуку и размеренную жизнь, а потому никому рядом с ней не было покоя. Да и сама она кидалась во все тяжкие без раздумий. Только что пережив развод с мужем-альфонсом, которого она вытащила из грязи, пестовала и лелеяла в течение нескольких лет, одаривала подарками, заботилась как о младенце, исполняла любую его прихоть, а он в это время за ее же деньги крутил романы с энным количеством барышень, – так вот, только-только выбравшись из этого болота, она с головой кинулась в новый роман, начало которого очень уж смахивало на знакомство с первым мужем – тоже пляж, море, солнце, курортные удовольствия… С той лишь разницей, что второй знакомый был не аниматором в турецком отеле, а бизнесменом из России. По крайней мере, так он говорил.

Я жутко соскучилась по Нонне, потому что не слышала ее очень давно. После переезда в Рим, а затем практически сразу в Оман было столько суматохи, что я так и не позвонила ей.

«Наверняка обижается, раз только сейчас звонит», – решила я, набирая ее номер и с нетерпением ожидая, когда подруга ответит.

– Алло?

– Нонка, это я! – радостно прокричала я в трубку.

– Варя? Не может быть!

– Почему не может. Ты же сама только что звонила.

– Но ты не ответила, и я решила, что у тебя изменился номер телефона.

– Как я рада тебя слышать, – честно призналась я.

– Я тоже. Даже уже начала беспокоиться за тебя. Прошло шесть месяцев, а от тебя ни слуху, ни духу. Как там Рим?

– А я не в Риме, – неохотно ответила я.

– Ну, как Венеция, Флоренция или где ты там? – воодушевленно продолжила подруга.

– В Омане.

– Это где? – не поняла Нонна.

– Это в Омане. Государство такое, Оман, – пояснила я.

– Отдыхаете, что ли? – неуверенно уточнила подруга.

– Нет, живем.

– Надо сказать, ты меня удивила, – после недолгого молчания произнесла Нонка. – Прямо завидую твоей сумасшедшей жизни.

– Завидовать, собственно говоря, нечему, – уныло ответила я.

– Мне кажется или я действительно слышу в твоем голосе грустные нотки?

– Нет, тебе не кажется, – призналась я.

– Что же тебя мучает? Почему ты грустишь?

– Всего так сразу и не расскажешь. Да и не хочу я о грустном. Я так рада тебя слышать! Лучше расскажи, что нового у тебя? – Я попыталась перевести разговор в другое русло, но моя упорная подруга так просто никогда не сдавалась.

– Нет уж, милая моя! Заставила меня волноваться, а теперь в кусты? Я же теперь жить спокойно не смогу. Ты хочешь, чтобы меня с сердечным приступом забрали в больницу? – строго спросила Нонна.

– Нонночка, дорогая, пойми и ты, сейчас у меня нет сил тебе что-то рассказывать, к тому же в двух словах всего и не объяснишь. Давай как-нибудь в следующий раз?