Текст книги "Девять жизней Греты. Смерть отключает телефон (сборник)"

– Следует ли из ваших слов, что ее убил кто-то из вашего окружения?

– Да я просто уверен в этом! К тому же на это указывает сам факт того, что тело моей жены обнаружили в моем доме. То есть убийца знал о его существовании. Знал, что ключи от виллы есть у Сабины.

– Вы зимой пользовались этим домом? – спросил Василий Петрович.

– Нет. Хотя могли бы собраться и отметить там коляду. В принципе, это жилой дом, в нем есть паровое отопление, камины.

– Я спросил это для того, чтобы понять: ключи от дома – где убийца мог их взять? Сабина могла их носить с собой в сумочке?

– Могла. Знаете, по инерции.

– Как это?

– Осенью в доме еще было тепло, и она могла там встречаться со своими любовниками…

Я поняла, что Николай немного забылся и теперь говорил чистую правду о своей гулящей жене.

– И ключи у нее всегда были на связке, вместе с ключами от этого дома. Наступили холода, но она так и продолжала носить эти ключи с собой.

– Почему вы исключаете такой вариант, что она могла устраивать свои свидания в том доме в холодное время года? Вы же сами только что сказали, что там все приспособлено для нормальной жизни, там может быть тепло, – заметил Василий Петрович.

– Сабина не стала бы утруждать себя или своего любовника возней с паровым котлом или каминами. На это нужно время. У нее на обогрев спальни ушло бы времени в десять раз больше, чем на все остальное, – мрачно ответил Николай.

– Понятно.

– Получается, – сказал мой отец, – что Сабина приехала со своим любовником в тот дом, у них вышел конфликт, любовник проломил ей голову и спрятал тело в кладовке, где его потом и нашла Грета. Господи, Грета, ну и угораздило же тебя забраться именно в этот дом! К тому же в тот, который вовсе и не продавался! Уму непостижимо! Тебя сам дьявол, наверное, вел за руку…

Я представила себе обросшую густыми черными волосами руку дьявола, разбивающую окно в туалете. На самом деле, неужели все это сделала я?

– Грета, ты осмотрела дом? – спросил Василий Петрович. – Нигде не заметила кровь или следы борьбы?

– Когда я осматривала дом, была ночь, у меня в руках был фонарик. Многое с ним не увидишь.

– И то правда, – согласился он. – Но дом-то все равно нужно осмотреть. И еще. Ты говоришь, что ночью, когда ты там спала, в дом кто-то ломился?

– Постойте… Я хочу сказать, что, когда я вошла в дом, на столе в кухне лежала связка ключей. В том числе и от гаража.

– И где они?

– У меня, – ответил Николай. – Я забрал их у Греты. Думаю, что это и есть ключи Сабины. После ее смерти убийца мог просто испугаться и убежать, оставив ключи… Возможно, ему подумалось, что лучше сбежать, чем закрывать дом и оставлять повсюду свои отпечатки пальцев.

– Но он ломился в дом так, словно он уже отпер дверь и ему мешал только засов, – сказала я.

– А я думаю, что он так ломился потому, что хорошо помнил – он оставил дверь открытой – и теперь не понимал, кто мог ее запереть. Ведь, если дверь закрыта, – проговорил Василий Петрович, – значит, в доме либо побывал некто, воспользовавшийся ключами и заперший дом, либо в тот момент там кто-то есть. Вот поэтому-то он, Грета, и не стал повторять твой путь – через выбитое окно туалета, а просто-напросто сбежал. Побоялся, что его увидят из окна и узнают.

– Да, скорее всего так все и было, – согласилась я. – А вернулся он, чтобы уничтожить все возможные следы, которые он мог бы оставить в доме…

– …и чтобы убедиться в том, что Сабина действительно мертва… – закончил мою мысль отец. – Думаю, это не профессиональный убийца, убийство, вероятно, произошло случайно, оба, возможно, были в состоянии аффекта или вообще пьяны… Человек, не разбирающийся в медицине, не всегда может точно определить, жив человек или мертв, если, конечно, не присутствуют явные признаки смерти. Повторяю, если убийца был в состоянии алкогольного опьянения и сначала принял бесчувственную Сабину за покойницу, то потом, уже придя в себя – где-нибудь, дома или в машине, что называется, с глубокого похмелья, – он решил убедиться в том, что она мертва… Или, наоборот, жива… Поэтому он и наведался в этот дом еще раз. Причем скорее всего он действительно из вашего окружения, Николай, поскольку в случае, если бы в доме уже толпилась полиция, у него в запасе была бы вполне правдоподобная история о том, что он…

– Да не было у него никакой правдоподобной истории, – вздохнул Василий Петрович. – Потому что если убийца действительно из вашего круга, то он должен знать, что в это время года дом стоит пустой, а значит, ему, убийце, там и делать-то нечего. Поэтому он и пришел глубокой ночью. И только поняв, что дом заперт изнутри, он испугался и убежал.

– Но он может вернуться, – заметила я. – А вдруг, подумал он, Сабина жива и это она сама заперлась изнутри?

– Николай, вы хотели, чтобы Грета в парике и одежде Сабины время от времени появлялась в общественных местах, чтобы ее заметили. Так?

– Так, – растерянно ответил Николай, который (я в этом больше чем уверена) уже сто раз пожалел, что вообще связался со мной и моей семейкой.

– А у меня другой план, – сказал отец. – Сейчас в Каварне все знают, что у Николая пропала жена?

– Думаю, да, – ответил Николай.

– Так вот. Вам надо пойти в полицию и сказать, что ваша жена нашлась, что она вернулась. Понимаете?

– Нет. Как я могу дать делу обратный ход? Это же официальное расследование…

– Нет-нет, – сказал Василий Петрович, – официально ничего не надо делать вообще. Просто, если вам позвонит кто-нибудь из друзей-знакомых, скажите, что Сабина нашлась. И все. Поверьте мне, Каварна – маленький городок, эта весть распространится с колоссальной скоростью. И тогда убийце придется волей-неволей убедиться в том, что это правда, и он непременно захочет встретиться с Сабиной. И пусть он с ней встретится! А Грета в белом парике, изображая Сабину, пусть для правдоподобности обмотает свою голову бинтом, мол, голова у нее разбита. Убийца непременно пожелает ее увидеть. Он позвонит ей и назначит свидание. Начнет перед ней извиняться…

– Зачем это делать Грете? Думаю, ее стоит оставить в покое, а роль Сабины смогу сыграть я, – сказала Розалия. – Тем более что я и без парика-то сильно похожа на Сабину, а уж в парике – и подавно. И если убийца позвонит мне, то я и отвечу по-болгарски, а не по-русски. Думаю, он не разберется, что это голос не Сабины.

– Значит, я могу забрать Грету с собой? – спросил отец.

– Можете, – как-то очень грустно ответил Николай. И я подумала, что мое присутствие лишь отравило его жизнь, скрашенную надеждой найти свою жену. Пусть непутевую, гулящую или еще бог весть какую. Не встреть он меня, никто не сказал бы ему о том, что видел его жену мертвой.

Еще в мою голову закралась совсем уж нехорошая и опасная мысль, что Николай не верит моим словам о том, что его жена была мертва. А что, если она была просто ранена, а я не заметила этого?

Раздался звонок, Николай вздрогнул, как человек, находящийся в состоянии нервного напряжения. Обменявшись с собеседником парой ничего не значащих фраз, он, закончив разговор, пожал плечами:

– Меня вызывают на опознание… – И он бросил взгляд на моего отца: – Так что мне им сказать – что это тело Греты? Вернее, что это не тело моей жены?

– Если вас это не затруднит, – ответил мой отец и нервно закашлял. Словно тем самым он хотел сказать: твоей жене, Коля, все равно уже ничем не поможешь, а так, с твоей и божьей помощью, мы выведем на чистую воду тех, кто собирался убить мою дочь.

– Да, я сделаю так, как вы просите, – кивнул Николай.

– А вы, в свою очередь, можете меня попросить о чем угодно! Все, что в моих силах, – я сделаю, – пообещал отец таким тоном, что ни у кого из собравшихся не осталось сомнения в том, что он выполнит свое обещание.

Все как по команде поднялись. Словно мы понимали, что надо как можно скорее покидать этот дом, пока Николай не передумал отпускать меня.

Отец оставил ему свои координаты, я – свои. Розалия принесла мне кое-что из своей одежды. А я с радостью отдала ей то, что некогда принадлежало ее убитой сестре: куртку, сапоги. И белый парик, который просто жег мне руки…

Часть II

– Горги, ты что, окаменел? Что случилось? Кто тебе позвонил? – Магдалена отложила в сторону пудреницу и посмотрела на сына встревоженным взглядом. – Да ты побелел весь! Что случилось, я спрашиваю? Тебе позвонила Грета? Горги, да не молчи же ты!!

– Мне позвонили из полиции. Сказали, что они будут сейчас здесь, у нас… Мама, я боюсь, мне страшно!

– Чего ты так испугался? Подумаешь, жена исчезла! Скажешь полицейским, что ты понятия не имеешь, где она. Тем более что это чистая правда! Может, к ней приехал кто-то из России, может, она просто загуляла. Скажешь, что с ней такое и прежде случалось, у нее скверный характер, она – особа весьма неуравновешенная, сама не знает, чего хочет от жизни. Если тебя спросят, почему мы в полицию до сих пор не обратились, ответишь им, повторяю, что она уже не первый раз вот так исчезает из дома. Скорее всего она просто сидит где-нибудь в баре и пьет. Потому что все русские пьют! Спросят, был ли у вас конфликт, – скажешь: был, и ты намекнул ей, что она должна бы уже устроиться на работу, здесь не принято, когда жена сидит дома… Это вам не Россия! Что еще… Да-да, дави на то, что она любительница выпить. Что нас и ее отец предупреждал об этом.

Джорджи взъерошил волосы и закрыл глаза. Грета исчезла. Сутки тому назад вышла в магазин за пивом для Магдалены и больше не вернулась.

Он впервые за последние месяцы своей новой жизни спал один. Он лежал, глядя в потолок, и спрашивал себя: куда делась Грета? Что с ней случилось? Понятное дело, что она уехала на своей машине. Красный «Ситроен», стоявший возле дома, исчез.

Еще он спрашивал себя, правильно ли он сделал, что не испортил тормозной шланг. Не выполнил то, о чем его просила мать.

Сейчас, когда Греты рядом с ним не было, он вспоминал в мельчайших подробностях все беседы, которые он вел в последнее время с матерью. С чего все началось? Кто первый произнес вслух то, о чем думал каждый из них? Он сам или все-таки мать?

То, что она люто ненавидела Грету, он понимал. Как понимал и то, что виной всему – ревность. Из-за ревности ему пришлось расстаться с Мари Аньес, которую он безумно любил и которую он уговорил оставить их ребенка. И это в ее-то возрасте!

Да, она была некрасивая, Мари Аньес. Худенькая, с большим носом, тоненькими ножками и большим животом. Он странно выпячивался еще до беременности. Такое телосложение.

А еще у нее были ярко-рыжие, крашеные, коротко стриженные волосы. И пусть все это по отдельности смотрелось, быть может, ужасно, но все равно – Мари Аньес была самой милой, доброй, ласковой женщиной, какую он когда-либо знал. У нее была чудесная улыбка, открытый взгляд. Приятный хрипловатый голос. Она готова была ради него на все!

Хозяйка двух салонов красоты, Мари была довольно-таки обеспеченной женщиной. Однако все, чего она добилась в жизни, было достигнуто благодаря ее твердому характеру, холодному расчету, жесткой экономии и наследственной скупости. Так, во всяком случае, считала ее родная сестра Мишель, уверенная в том, что Мари унаследовала свой характер от отца, редкого скряги.

Но куда все это делось, когда Горги приехал к ней в Тулузу? Мари просто потеряла голову и сорила деньгами налево и направо. Они катались с ней на речных трамвайчиках по Гаронне, лакомились знаменитым фуа-гра в дорогих ресторанах, проводили много времени в постели и откровенно бездельничали… Мари Аньес полюбила его и готова была поделиться с ним всем, что имела. Перспектива жить в ее уютном доме, ни в чем не нуждаться и пользоваться этой женщиной, как вещью, – вот к чему стремился Горги, и именно это не понравилось Магдалене. Она почувствовала, что может потерять единственного сына. Что еще пара поездок, длящихся по нескольку месяцев, в Тулузу – и Горги навсегда покинет Шумен, Болгарию и у него начнется своя, его собственная жизнь, где ей, его матери, не будет места. У Магдалены началась паника, и она усилилась, когда стало известно, что Мари Аньес ждет ребенка.

– Ты не представляешь себе, насколько чревата нехорошими последствиями эта затея! – кричала она охрипшим от волнения голосом в тот день, когда Горги вернулся из Тулузы и радостно сообщил матери, что скоро он станет отцом. – Сколько ей лет?

– За сорок… – пробормотал Горги, испытывая чувство вины перед матерью за то, что выбрал себе в подруги такую старую женщину.

– Она может родить тебе урода! Скажи мне, она курит?

– Курит.

– Пьет?

– Как все мы… Немного, за ужином… вино…

– Старая корова, уродливая, да просто страшная, как атомная война! И она еще хочет родить ребенка, повесить тебе на шею такой груз!

– Ма, я что, тоже был для тебя грузом?

– Когда я рожала тебя, мне не было и двадцати. Но эта твоя… Мари! Что ты в ней нашел? Что, я спрашиваю тебя?! Вокруг полно молоденьких девушек, здоровых, с густыми волосами и крепкими белыми зубами. А ты нашел эту крашеную рыжую курицу, заморыша со вставной челюстью!

С челюстью она явно перебарщивала. Но остановить ее было уже невозможно.

– …Ах, она живет во Франции! Вот ты потратил на нее почти два года своей жизни, и что? Неужели ты не мог за это время подыскать там себе молоденькую девочку, дочку богатых родителей? Да с твоими данными, с твоей красотой ты мог бы заполучить себе самую завидную невесту в Тулузе, а то и в Париже!

Она не понимала, насколько смешно и нелепо она выглядит в обнимку со своей материнской ревностью.

– Ма, я возьму тебя с собой. И Мари не будет против. Заживем все вместе, ты будешь нянчить нашего ребенка…

– Да я смотрю, ты совсем потерял голову! Ты считаешь, что я уже в таком возрасте, когда ничего другого мне и не остается, только возиться с маленькими детьми, менять им памперсы? Горги, неужели я так плохо выгляжу, что никому уже никогда не понравлюсь и не выйду замуж?

– Не понимаю, зачем тебе замуж? Ты же всю жизнь, сколько я тебя знаю, мечтала о свободе! Ты и с отцом, который тебя буквально боготворил, постоянно конфликтовала…

– Замолчи! Какое право ты имеешь вообще говорить о нас с отцом? Это была наша жизнь.

– Хорошо, не буду. Но все равно. Ты должна понимать, что и у меня тоже есть право на свою личную жизнь…

– Да я все понимаю, понимаю, но, Горги, я же твоя мать, я лучше знаю, какая тебе нужна жена… Прошу тебя, не связывайся ты с этой Мари! Она в матери тебе годится! Она не сможет родить тебе здорового ребенка. К тому же где гарантии того, что этот ребенок именно от тебя?

Она могла говорить на эту тему часами. Горги сдался. Он позвонил Мари Аньес и сказал, что никогда к ней не вернется. А когда уже положил трубку, то понял, что совершил нечто непоправимое. Он разрушил жизнь женщины, которая любила его всем сердцем, потратила на него огромные деньги, одела-обула его, купила ему машину, перевела на его банковский счет почти пятьдесят тысяч евро, а он безоглядно тратил их на себя и на свою мать… И вот теперь он позвонил ей и сказал, что бросает ее. Беременную. Влюбленную в него до смерти. Подумалось даже, что после этого его заявления она может что-нибудь сделать с собой…

Весь остаток того памятного дня его тошнило. И он понимал, что его тошнит от самого себя. Что он ненавидит себя за то, что поддался влиянию матери и разорвал отношения с Мари Аньес. Может, другая женщина на его месте позвонила бы ему и осыпала его упреками. Но только не Мари. Он знал, что она лежит сейчас на широкой кровати и рыдает. Маленькая. С растрепанными рыжими волосами. Хрупкая. С маленьким плодом в своем животе. И глаза ее опухли от слез. И рот тоже покраснел, стал влажным. Да вся она сейчас, как желе. Мокрая, расслабленная, полумертвая…

И все это – ради чего? Магдалена очень хорошо знала его. Знала, как он боится перемен. Одно дело, когда ты навещаешь любовницу в Тулузе, а другое – когда переезжаешь туда насовсем, в неизвестность.

Магдалена знала, что он любит, что нравится ее сыну. Выспаться утром, прийти в халате в кухню, где они вдвоем будут долго пить кофе, курить, строить планы на день. Они – единый организм, мать и сын. Понимают друг друга с полуслова. С полувзгляда. Любят одинаковую еду, один сорт сигарет. Одни и те же фильмы и книги. Всегда защищают друг друга перед другими людьми. Они – самые близкие и родные. И нет в этом организме места для какой-то там Мари Аньес. Нет, и все.

Понятное дело, что у каждого из них есть своя личная жизнь. У Горги – девушки. У Магдалены – мужчины. Интимными подробностями они друг с другом не делятся, но все равно понимают друг друга. В каких-то принципиальных моментах советуются, как поступить лучше. И в каждой их истории не последнее место занимают деньги. И Горги, и Магдалена уверены, что нищета – это удел слабых. Магдалена ищет себе богатых любовников, Горги – зрелых женщин, которые содержали бы и его самого, и его подружек. Это норма. Так внушила ему мать.

Что ждало бы их там, в Тулузе, в чужом доме? Это у него с Мари Аньес было бы все хорошо, он был в этом уверен. А Магдалена? Что бы она там делала? В чужой стране? Совсем одна? Постоянно ревновала бы Горги к Мари, цеплялась бы к ней, делала бы все, чтобы они в конечном счете разбежались. Так зачем тогда травить жизнь Мари сейчас, когда и так известно, чем все это закончится? Да она еще спасибо ему сказать должна, что он разорвал с ней отношения в тот момент, когда ей еще не поздно сделать аборт!

Да, он поступил правильно. Сделал все так, как ему посоветовала мать. Но почему же он тогда так скучал по Мари? Даже плакал ночами, вспоминая ее глаза, смешной нос и растрепанные рыжие волосы? Удивительная женщина! Некрасивая, старая, но какая-то своя, родная… Магдалена – тоже родная…

У Горги кружилась голова. Сколько раз он порывался вскочить и набрать заветный тулузский номер, разрыдаться в трубку и попросить у Мари прощения. Он знал, что она простит его, примет его даже через месяц, год, через десять лет…

«Ты свинья, Горги».

Но жизнь продолжалась. Прошло время. Он вставал по утрам, выспавшийся, свежий и бодрый. Пил с Магдаленой кофе, планировал, как они проведут день, куда поедут, что купят, к кому сходят в гости. Магдалена помогала ему избавиться от назойливых женщин, грубо отвечая им по телефону, что Горги просил больше его не беспокоить… Контролировала его связи с молоденькими дурочками, положившими, как ей казалось, глаз на его квартиру. Официантки, горничные, студентки и даже школьницы – вот «цветник» Горги, к которому Магдалена его никогда не ревновала. Хотя она и понимала, что это на них он тратил деньги, заработанные им в постелях скучающих богатых дамочек.

Спокойная сытая жизнь, подпитываемая деньгами чужих людей, все равно оставляла ощущение чего-то временного. Ему так и хотелось сказать матери, что он в этой жизни, которую они вместе с ней себе придумали и устроили, чувствует себя в гостях. И рано или поздно им придется возвращаться в жизнь реальную, где им никто и ничего не должен. Шумен – город небольшой, и уже очень скоро у него появится репутация самого настоящего альфонса. И они совершают большую ошибку, не пытаясь реанимировать свою автомастерскую. Они оба все знали, понимали, но все равно продолжали вести тот образ жизни, к которому привыкли. Магдалена и мысли такой не могла допустить, что она будет работать. Больше того, она стала приглашать соседку помыть полы, привести в порядок квартиру. Окончательно обленилась. И, сколько помнил себя Горги, она всегда вечерами (если не шла, конечно, на свидание) считала деньги. Разложит купюры на кровати и считает, считает, откладывает то на одно, то на другое, что-то записывает в блокнотик своим мелким, бисерным почерком…

Иногда, когда мать была особенно раздражительна, она начинала упрекать сына за то, что он бездумно потратил подаренные ему Мари огромные деньги. А на них можно было купить трехкомнатную квартиру, чтобы потом пускать квартирантов! Или небольшой домик на берегу моря, в районе Созопола, к примеру. Словом, она так сожалела об этих деньгах, словно заработала их сама. А не Горги.

Да, он понимал, что они живут неправильно. Понимал, но все равно ничего не предпринимал, чтобы что-то изменить в своей жизни. Они шли, как представлялось ему, взявшись с матерью за руки, по узкой, катившейся вниз улочке, навстречу неизвестности (точно такую же улицу он видел из окна своей спальни).

Курил и смотрел, как по этой улице скатываются машины, бредут люди. И видел себя и Магдалену на каблуках, опирающуюся на его руку, цепляющуюся за него.

Она цеплялась не столько за него, сколько за саму жизнь. И он понимал это. Как понимал и то, что она ведет себя по отношению к нему противоестественно. Что многие его сверстники уже женились, у них появились дети. И матери его друзей с удовольствием прогуливаются с колясками, в которых лежат их внуки и внучки.

Горги спрашивал себя – чего он хочет сам? Хочет ли серьезных отношений с девушкой, хочет ли он жениться, иметь детей – но ответа так и не находил. Понимал, что пока он никого не любит, а потому и нечего спешить.

Магдалена много времени проводила перед зеркалом. Покупала дорогие кремы, делала себе маски, старалась одеваться ярко, броско, вызывающе. Она все еще была красива.

– Как я тебе? – спрашивала она Горги всякий раз, заканчивая свой туалет. – Хорошо?

– Очень хорошо. Ты – настоящая красавица!

Для Магдалены это был самый драгоценный комплимент. Она целовала сына в щеку, стирала потом ладонью губную помаду с его лица и улыбалась – счастливая, умиротворенная.

Когда же все это началось? Когда они задумали убить Грету? Уж не тогда ли, когда поняли, что с ее появлением в их семье они могут потерять друг друга? Что от Греты так просто не избавишься. Вернее, избавиться, то есть сказать ей, что, мол, Греточка, я разлюбил тебя, – это можно. И она тотчас исчезнет. Сядет на самолет и улетит в свою Москву. Но это самый простой вариант, за которым последуют визиты в Болгарию ее родственников, которые будут ей помогать отвоевывать половину недвижимости.

– Скажи, когда ты женился, чем ты думал? Не мог сразу выяснить, из какой она семьи? Если бы ты все знал, то как-то по-другому строил бы с ней отношения… Мы бы с тобой все спланировали, – ворчала Магдалена.

– Почему ты злишься? Радоваться надо, что она так богата!

– Но ты с самого начала распустил ее! Она командует тобой! Заставляет тебя работать! То пристала со своей автомастерской, то заявила, что тебе нужно заниматься бензиновыми станциями! Кто она такая? Шлюшка московская! Это папочка у нее богатый и умный, иначе он столько денег бы не заработал. А она – никто. Пустое место!

– Да вовсе она не командует… Она хочет как лучше, чтобы я сам деньги зарабатывал, не унижался! Другое дело, что я всего этого не потяну. Ну, не умею я работать, тем более заниматься такими сложными вещами…

– Послушай, ты университет, между прочим, закончил! Мозги у тебя есть. Вот и думай, как тебе дальше жить. Или по указке богатой жены, или так, как ты сам хочешь. Как ты привык. Свободно, понимаешь? Горги, с тех пор как она с тобой, ты стал несвободным! Ты зависишь от нее. Она дурно влияет на тебя. Она тебя порабощает. Она хочет, чтобы ты принадлежал только ей! А как же я?! Она не учитывает, что до ее появления ты тоже как-то жил, у тебя были свои привычки, привязанности… Горги, ты должен поставить ее на место.

– Мама, если кто на меня и влияет, так это ты.

– Горги, не смей со мной так разговаривать! Ну и что – да, она купила нам две квартиры! В Софии же не купила, хоть и обещала! Я тебе больше скажу. Знаешь, что люди говорят? Что она вышла за тебя замуж исключительно для того, чтобы получить европейское подданство. Вот поживет она с тобой в браке пять лет – и обретет право на гражданство. Ты понимаешь, как это серьезно? Тебе нужно, чтобы тебя использовали?

– Ма, ну с чего ты это взяла?

– Так все русские б… поступают!

– Но она не такая! Грета – хорошая, скромная девушка.

– Если она такая хорошая и скромная, то почему же тогда сама не устроилась работать? Почему не продемонстрировала нам эту свою скромность? Вместо этого она выпятила грудь и заявила, что она – Перминова! Важная персона!

– Просто она объяснила тебе, почему не хочет работать официанткой. Ну глупо же было бы ей с ее деньгами разносить кофе и менять кому-то пепельницы…

– И словно в доказательство того, что у нее есть деньги, она принялась покупать квартиры. Вот, мол, вам, подавитесь, так?

– На тебя не угодишь.

– Я не люблю ее. Она раздражает меня! Чувствую, что еще немного, и ты будешь полностью принадлежать ей. Она купит дом где-нибудь на море, она же просто бредит этим домом… Нарожает тебе кучу детей и привяжет тебя к себе окончательно.

– Ма, я тебя не понимаю! То ты говоришь, что она воспринимает наш брак как фиктивный. Из-за гражданства. Чтобы зацепиться за Европу. То теперь ты говоришь, что у нас пойдут дети… Ты сама уже определись, чем тебе так не нравится Грета. Во всяком случае, теперь у нас есть деньги.

– Это не деньги, а подачки! Когда она захочет – переводит на твою карточку деньги, а если забудет – не переведет. А тебе спрашивать ее об этом, просить всякий раз – унизительно… Тебе, вон, Марианна названивает, на море зовет.

Марианна – бизнес-дама, любовница Горги. Точнее, одна из них…

– А ты теперь не можешь ни с кем встречаться. Ты теперь полностью зависишь от Греты.

– Ма, чего же ты хочешь? Чтобы я развелся с Гретой?..

Задавая этот вопрос, он снова спросил себя – чего он желает? Продолжать отношения с Гретой или расстаться с ней, отсудив у нее половину имущества? И тут вдруг он понял, что ему лень даже думать об этом. Лень скрутила его так, что лишила способности думать вообще!

– А ты как считаешь? – Он закурил сигарету. – Разводиться мне с ней или нет?

– Ей просто нужно исчезнуть… Испариться. Улететь.

– На небеса, что ли? – нервно хохотнул Горги.

– Да хоть бы и туда… Но сделать это нужно чисто.

– Ма! Что ты такое говоришь?!

– Дай мне сигарету! – Рука ее нервно взвилась в воздух. Горги дал матери сигарету, поднес зажигалку. Магдалена закурила, втягивая дым и выпуская его через тонкие ноздри.

– Ты предлагаешь мне ее убить? – тихо спросил он.

– Нет. Это может быть обыкновенный несчастный случай. – Она пожала острыми плечами.

– А ты не подумала, может, я люблю ее!

– Я знаю, когда мужчины любят, а когда – нет. Если бы ты ее любил, то вкалывал бы в автомастерской. Купили бы дом, развели бы там цветы и помидоры. Нарожали бы детей. Ты не любишь ее! И ничего такого ты не хочешь! Ты хочешь жить так, как жил раньше, только лучше. Чтобы у тебя всегда были деньги. А для этого надо постараться, понимаешь? Придумать что-то такое, умное и нейтральное, чтобы на тебя никто не подумал… К примеру, перережь на ее «Ситроене» тормозные шланги. Перед тем, как она отправится за покупками… У нас улочка узкая, она круто спускается вниз, а там…

– «Петроль»! Бензиновая станция… Мама…

Он вдруг представил себе все это – весь этот кошмар, с взметнувшимся в небо пламенем, звуками взрывов, лязгом искореженного металла. После такого от Греты ничего не останется.

Он почувствовал, как только от одной мысли, что они с матерью задумывают, ему становится не по себе. Как его снова начинает поташнивать, а на лбу выступает испарина.

– После таких катастроф производят экспертизу. И она покажет, что тормоза кто-то намеренно испортил. Шланги перерезали.

– Ну и что? А где доказательства, что это сделал именно ты?

– Нигде.

– Вот именно!

– Ма, а тебе не жалко ее? Ведь она – моя жена. Она все бросила и приехала сюда, чтобы жить со мной!

– Мне в этой истории жалко прежде всего тебя. Пойми ты, Горги, она – человек ненадежный. С ее возможностями она могла бы найти себе какого-нибудь миллионера. Думаешь, отец не подыскал бы ей завидного жениха? Сыночка какого-нибудь своего партнера по бизнесу, к примеру? Но он скорее всего живет в России, в Москве. А дочке захотелось пожить в Европе. Она познакомилась с тобой и решила, что ты, в сущности, неплохая партия. Ты как ягненок. Тобой можно управлять, на тебя можно влиять, тебя можно убедить в чем угодно…

– Ты действительно так обо мне думаешь?

– А что я еще могу думать, если ты ни разу не проявил себя с другой стороны? Не прикрикнул на нее, не попытался поставить ее на место? Мужчина ты или кто? Мы все действуем по ее указке. Сказала Грета, что хочет купить именно эту квартиру, – мы ее и покупаем. Хочет она идти…

– Послушай, но квартиру-то, положим, выбирали мы с тобой!

– Но почему она отказалась оформить ее на мое имя?

– А почему она должна была это сделать? Разве не достаточно, что квартиры куплены на мое имя?

Сколько раз они говорили на одни и те же темы, и всегда мать все представляла таким образом, будто бы Грета виновна во всем. Даже когда у Магдалены болела голова или живот, она винила в этом Грету. Без объяснений.

Сколько всего было сказано, распланировано, обдумано. И всегда получалось, что самую важную часть работы должен выполнить он сам, Горги. Значит, если что, и ответить за смерть своей жены придется ему.

Но больше всего его удивляло то, с каким хладнокровием он сам говорил об убийстве Греты. Так легко, словно они были чужими людьми и их никогда и ничего не связывало. Но ведь это было не так! Он по-своему любил Грету, она нравилась ему – красивая, хрупкая, сильная и одновременно нежная… Но, быть может, мать права и он был нужен ей лишь для дела? Для оформления болгарского гражданства? Ведь если ее отец так многого достиг в жизни, вероятно, у него есть характер. А Грета – его дочь. Значит, и у нее тоже есть характер. Кто знает, что таится в ее красивой голове, какие мысли там бродят? Какие планы строятся? Может, действительно, их брак – всего лишь ее план?! Тогда можно объяснить отсутствие на их свадьбе ее родственников. Разве так справляют свадьбу богатые люди? Да и была ли свадьба? Так… Ужин в ресторане, с цветами и шампанским.

* * *

– Хорошо, я скажу, что она любила выпить. Но мы-то с тобой прекрасно знаем, что это не так. Курить – покуривала, но пить – нет. Однако она исчезла. Исчезла так, как мы с тобой и хотели. Раз – и все! Вот только самого главного мы не знаем – где она сейчас? Может, с ней что-то случилось? Попала под машину…

Магдалена хохотнула и принялась втирать сухую пудру в щеки.

– Если бы… Об этом можно только мечтать! К сожалению, такие, как Грета, бесследно не исчезают.

– Ма, они сейчас придут. Полицейские. Что я им отвечу?! Где моя жена?!

– Горги, возьми себя в руки и успокойся. Сделай вид, что и ты тоже озабочен ее отсутствием, но что ты можешь поделать, если она не пришла ночевать? Может, она подцепила себе кого-то на улице? Мало ли…