Текст книги "Большая и грязная любовь"

Глава третья

Глумеж, к моей несказанной радости, кончился быстро.

– Я все-таки предлагаю вернуться к Данилову, – водрузив локти на стол, сказал «рэпер». Тон мог посоперничать с арктическим ветром. – Я понимаю, что некоторым… хм… любителям требование обвинения кажется неприемлемым, но Данилов должен быть уничтожен.

Под «некоторыми любителями» подразумевался Глеб – это точно, потому что именно на него в этот миг косился «рэпер».

– Я согласен с коллегой, – кивнул мужчина в сером.

– Я тоже поддерживаю, – откликнулась брюнетка. Она уже не улыбалась.

Глеб криво ухмыльнулся, но сказал не он, а другой, тот, который визитку протягивал:

– И как вы себе это представляете?

– Да как всегда. – В голосе брюнетки тоже арктический холод появился.

«Мужчина-визитка» окатил грудастую таким презрением, что даже меня передернуло.

– Мегера, дорогая, – процедил он. – Я уже говорил, Данилов, вероятнее всего, узел. Мы не можем его уничтожить.

– Да у тебя каждый второй человек – узел!

– Мегера, я не шучу… – зашипел оппонент. – И подписывать такой приговор не буду. Мне проблемы не нужны…

– Трус! – перебила брюнетка и хлопнула ладонью по столу.

В комнате стало очень тихо. Только птичий щебет в приоткрытое окно проникал да шелест листвы.

– Крис, ты что-нибудь поняла? – спросил «рэпер».

От его тона чуток вздрогнула и ответила далеко не сразу:

– Только то, что вы хотите кого-то убить.

Мужчины, ну кроме Глеба, дружно посмотрели на Мегеру.

– Не врет, – с явным неудовольствием заключила та. Правда, что-то подсказывало – злится не на меня, на «визитку».

– То есть наша незаменимая ассистентка действительно не в курсе? – не унимался «рэпер».

– Нет. Но я очень хочу вникнуть.

– А вот сейчас врет, – пробормотала Мегера. Добавила с усмешкой: – Умная девочка.

– Умные девочки на такие встречи не приезжают, – отрезал «рэпер». – Но раз уж ты пришла…

Мужчина растянул губы в широкой такой улыбке, продемонстрировал очень внушительные, очень зловещие клыки.

– Убью, – сказал Глеб ровно. И это прозвучало куда страшней самого грозного рыка.

Вот только «рэпер» пугаться не спешил.

– Я всего лишь хотел сказать, что раз Крис пришла, то, может быть, она и рассудит? Свежий взгляд, так сказать… Человеческий.

Надеюсь, не слишком громко выдохнула, а? Я ж, глядя на все это, уже сомневаться начала, что к племени homo sapiens отношусь. Просто на смену биологического вида я точно не подписывалась. Вот на большую грязную любовь – это ладно, это можно, а на обращение меня в какую-нибудь упырицу – нет, нет и еще раз нет.

Кстати, а инкуб – это кто?

– Айшер, не говори ерунды, – вмешался мужчина в сером костюме. В нем, кстати, все сильнее угадывался самый главный. Нет, ничего особенного тот не делал, просто жесты, манера держаться и, как это ни смешно, энергетика. – Ничего она не рассудит. Впрочем, взгляд человека и впрямь может быть интересен… – И уже мне: – А про узлы ты что-нибудь знаешь?

Фух…

– Нет, Арсений Игнатьевич. – Ого! Я его имя вспомнила?! Или запомнила? Глеб, кажется, произносил. – Не тот допуск.

– Айшер, расскажи, – скомандовал Арсений.

И «рэпер» принялся просвещать…

– Ты, должно быть, слышала, что наши народы разделены не только биологически, но и… хм… магически. И, вероятно, догадываешься, что дело тут не в отсутствии способностей к магии у твоего вида. Это разделение иного, высшего порядка.

Представь, что нас не существует, что есть только вы, люди. Вы связаны друг с другом и вашим миром. Этакие восемь миллиардов точек, соединенные нитями эмоций и обстоятельств. Это похоже на ковер с хаотичным узором. Огромный, просто гигантский ковер. По большому счету, каждый человек является узелком. Каждый из вас, так или иначе, связан с остальными, и хотя бы чуть-чуть, но влияет на то, что творится вокруг. Но есть особенные люди, чье влияние поистине огромно. Именно их мы называем узлами.

Узел – это не тот, кто имеет больше всего связей, и даже не тот, кому суждено открыть лекарство от рака. С точки зрения логики узел вообще иррационален. Им может оказаться дворник, менеджер среднего звена, старушка-кошатница… да кто угодно. И влияние узла иррационально – важность такого человека проявляется только в момент гибели или… вмешательства в судьбу.

– Про судьбу вообще не поняла, – выдохнула я.

– Знаю, что не поняла, – отозвался Айшер холодно. – Но ведь я еще не закончил… Ты помнишь, о чем я просил вначале?

Да, я помнила:

– Представить, что вас не существует.

– Вот именно. Нас не существует! Если нас не существует, то все это человеческое макраме находится в естественном состоянии. Вы сами рождаетесь, сами умираете, сами выигрываете в лотерею. В естественном состоянии ничего сверхъестественного не происходит, события развиваются по заданному сценарию, в полном соответствии с судьбой.

Фух! Опять судьба?

– Судьба – это вектор, направление движения. И это та сила, которая меняет узор ковра. Благодаря ей одни ниточки обрываются и растворяются, другие возникают или соединяются. Благодаря ей исчезают и появляются узелки, от которых эти нити тянутся. Это происходит каждую секунду, это естественно. А теперь вспомни, что есть мы!

– И? – нетерпеливо протянула я.

Айшер наклонился и прошипел:

– Мы внешний фактор, детка. Внешний, посторонний, неуправляемый.

Нет, не понимаю…

– Человек не в силах изменить свою судьбу, поменять судьбу другого – тем более. Нет, вы, конечно, можете верить, надеяться, пытаться… и даже находить подтверждения, что вам удалось. Но правда заключается в том, что это невозможно. Вы привязаны друг к другу, к вещам, к земле и небу. Вы как мухи в паутине, и вы бессильны. А мы вне этой системы, и нам никакая паутина не мешает.

– Вы можете менять судьбы людей, – догадалась я.

«Рэпер» кивнул.

– Да. Мы можем убить того, кому суждена долгая жизнь. Можем подарить богатство тому, чья судьба – бедность. Можем одарить любовью того, кто должен был сдохнуть от одиночества. Мы судьба номер два.

Я не могла не вздрогнуть. Не посмотреть на Глеба тоже не могла.

– Правильно мыслишь, детка, – усмехнулся Айшер. – Твоя связь с этим инкубом – измененная судьба. Не будь его, ты бы жила как предначертано. Работала в какой-нибудь заплесневелой конторе, носила джинсы и бабушкины трусы, и спала с каким-нибудь прыщавым придурком.

– Нет, – встряла Мегера.

А я опять вздрогнула. А еще мне очень холодно стало и страшно.

– Что нет? – ухмыльнулся Айшер.

– Крис тридцать, – пояснила брюнетка. – Для людей это довольно приличный возраст. Думаю, не будь Глеба, она бы нянчила пару детишек, варила борщи, а в перерывах вкалывала как проклятая… в той самой заплесневелой конторе.

Тишина была недолгой, но чертовски обидной. Я никак не думала, что мой зеленоглазый совратитель смолчит, тем не менее… тем не менее заступился за меня другой. Арсений!

– Ты лучше подумай о том, что бы было с тобой, если бы Крис не появилась. И ты, Айшер, голову включи, прежде чем скалиться.

Я выпала. Да, просто выпала. На фоне всего, что я услышала, да еще при столь неприятной реакции Глеба… Нет, лучше я о Данилове думать буду!

– Так что с узлами? – сказала жестче, чем хотелось. И обращалась уже не к Айшеру, а к Арсению.

– Да огребаем мы за них, – улыбнулся тот. – За обычных людей не огребаем, потому что, когда исчезает, как изволил выразиться Айшер, ниточка, ваша ковровая дорожка быстренько затягивает рану, и все. А когда погибает узел, получается разрыв, и в пространство выплескивается очень большой заряд энергии. Люди получают какую-нибудь глобальную катастрофу, а мы… – Арсений Игнатьевич тяжело вздохнул, – в общем, выживают не все.

– А если не убивать?

– Все равно разрыв. Встреча с кем-либо из нас – уже изменение судьбы. Даже покупка… – Арсений чуть заметно ухмыльнулся, – карандашей на узор вашего коврика влияет. У магазина не должно быть этой выручки, у государства не должно быть тех налогов, которые с этой покупки заплатят, и так далее. А возможно, один из купленных вами карандашиков должен был стать причиной судьбоносного поцелуя, вот только достался он не той девочке, а тебе, Крис. Понимаешь?

– Примерно.

– Так вот, вмешательство в судьбу – это смещение узора. Если сместить узел, то тоже очень плохо будет. Это все равно, что жизненно важный орган передвинуть. С такими, как ты, может происходить что угодно, мироздание переживет, а узлы трогать нельзя.

Обиду я проглотила.

– И как вы определяете, кто узел, а кто нет?

– Да в том-то и проблема, что определить сложно. А некоторые… любители этим пользуются. Видишь ли, Крис, узлов очень мало. Вероятность напороться на узел – мизерна. Но за последние три года это третье дело, где человека, подлежащего уничтожению, объявляют узлом.

– У нас есть доказательства, – встрял тот, кого я мысленно окрестила «визиткой».

– Ну да… – протянул Арсений, и снова ко мне повернулся. – Первым доказательством того, что узел смещен, является глобальное изменение реальности.

– То есть?

– То есть выходишь ты из дома и понимаешь, что мир вокруг тебя изменился. С тобой начинают здороваться те, кого ты знать не знала. Вместо секретарши Лены встречаешь в своем офисе какую-то Олю. Или вдруг обнаруживаешь, что у тебя сын, а не дочь.

Черт, какая знакомая ситуация.

– Но только вы, люди, подобные изменения не видите, потому что вы… Айшер, как ты там выразился?

– Мухи в паутине, – подсказал «рэпер».

– Да, именно. А мы, Крис, вне вашей системы, мы эти изменения видим и очень отчетливо.

– И в этот раз изменения есть! – снова встрял «визитка».

Сидящие за столом дружно вздохнули, а я осмелилась спросить:

– Что за изменения?

– Все случаи я описал в отчете, но пример приведу. Один из моих подчиненных на днях разбил ноутбук, ему потребовалось извлечь и оживить хард, чтобы инфу скопировать. Парень обратился в ближайшую к дому контору, «Шерри-кат» называется. И ему там девушка очень понравилась, оператор. А он оборотень молодой, романтичный, так что когда пошел забирать свой металлолом, букетик прихватил. Вот только никакой девушки в конторе не нашлось, а сотрудники заявили – не было тут таких, никогда.

Кажется, я сейчас узнаю, что такое настоящий обморок.

– Может… просто ошибка? – пробормотала я.

– Чтобы оборотень насчет бабы ошибся? – искренне возмутился собеседник.

– Значит, обман, – это уже не я, «рэпер». – Скрыли девочку, и все. Люди, они ведь тоже не дураки, опасность порой лучше нас чувствуют.

– Если бы ты прочел отчет, – зашипел «визитка», – ты бы знал, что мы этот офис через час обыскали. Все проверили, от туалета до внутренней документации. Единственную девушку, которая там когда-либо работала, зовут Мария Сигизмундовна, и ей шестьдесят три года. А от той, на которую Шас запал, ни следа!

– Неужели и запах исчез? – хмуро вопросил «бомж».

– Говорю же – ни-че-го!

Мама, мне плохо. Нет, в самом деле плохо. Это же он про мою контору рассказывает. Это к нам такой плечистый дерганый парень с разбитым ноутом приходил. И Мария Сигизмундовна… Мамочки!

– Крис? – позвал кто-то. – Крис, что с тобой?

Что со мной? Сказала же, плохо. Очень…

– Крис!!!

Очнулась я в огромной кровати, под легким атласным одеялом. Далеко не сразу сообразила, что эта тускло освещенная спальня мне знакома…

– Ну наконец-то, – прошептали рядом.

Я повернула голову и… в общем, зеленоглазого брюнета тоже не сразу опознала.

– Что случилось? – собственный голос прозвучал незнакомо, хрипло.

– В обморок ты свалилась, – сказал предельно серьезный Глеб.

– Почему?

– Не знаю. Думал, ты объяснишь.

– Я?

Шеф молчал довольно долго – то ли думал, то ли слова подбирал.

– Крис, я действительно не понимаю причину твоего обморока. Я хочу услышать… если не объяснения, то хотя бы версию.

– А водички дашь?

– Прости, – Глеб заметно растерялся, – я как-то не подумал. Сейчас.

Шеф скатился с кровати – сам он поверх одеяла лежал, и даже одет был, в отличие от меня – и поспешил к двери. Я же свернулась калачиком и задумалась, а действительно, почему? И тут же поняла – этот обморок зрел давно.

Слишком серьезные перемены в жизни, и слишком резкие. Пожалуй, я должна была свалиться гораздо раньше, еще при первом посещении… нового рабочего кабинета. Информация, которой поделились на заседании, просто добила. Вот только озвучить такую версию Глебу я не могу. Или..?

– Держи, розочка моя, – прошептало начальство. Очень незаметно подкралось, совсем как… впрочем, ладно.

Я привстала, поднесла к губам стакан с минералкой. Потом снова на подушки откинулась и сказала:

– Слишком много информации.

– То есть? – изогнув бровь, вопросил он.

– То есть… я догадывалась, что все не просто так, что вы имеете куда большее влияние, но чтоб настолько! А еще узлы эти… Кстати, про Данилова мне так и не рассказали, что там? Как так получи…

Договорить мне не дали. Глеб приложил палец к губам, но выглядел при этом таким серьезным, таким хмурым.

– Крис, не лги.

Ровно после этих слов очнулась интуиция. Вернее, очнулась и завопила, что мы палимся! Вот только в чем именно, не сообщила…

– С чего ты взял, что я лгу? – Спокойствие, только спокойствие! А дрожащих коленок под одеялом не видно!

Зеленоглазый детектор лжи молчал довольно долго, сказал прищурившись:

– С того, что все озвученное на заседании ты знала.

Я?! Знала?! Но ведь эта информация не моего допуска! М-да, а палево, похоже, серьезное.

– Тебя задело что-то конкретное, – продолжал давить шеф. – И мне кажется, это был рассказ о неком оборотне и некой ремонтной конторе…

Приличные слова кончились, остался мат. Отборный такой, ядреный. Ведь единственным, кто мог поделиться со мной столь закрытой информацией, является шеф! И просвещал мою скромную особу, разумеется, тайно! А потом повез на заседание, где… Ух! Да если бы они поняли, что я в курсе, мне бы голову открутили! Вон как выспрашивали! И даже… Стоп. Мегера что? Мне подыгрывала?

Нет, я решительно ничего не понимаю.

– Да, знала, но не осознавала. Видишь ли, одно дело слышать подобное от любимого, и совсем другое…

Глеб застыл, взгляд стал острее бритвы. Говорить, когда на тебя смотрят вот так, до безумия сложно – неудивительно, что слова колом в горле встали.

– Любимого? – тихо переспросил он. – Крис, ты сейчас серьезно?

Интуиция на этот вопрос среагировала странно. Как будто скукожилась и руками прикрылась. Кажется… кажется сейчас что-то будет.

В глазах Глеба появились до боли знакомые алые всполохи, губы дрогнули в улыбке. И столько в этой улыбке искренности было, столько счастья.

– Кри-ис… – хитро протянул он. – Кри-ис, скажи, что мне не послышалось.

– Послышалось! – горячо заверила я и нырнула под одеяло.

Мама! Это что же получается? У нас эта, как ее, большая и грязная, а мы… о чувствах никогда не говорили? Быть такого не может!

Под одеялом было темно и классно, но ровно до того момента, как Глеб придвинулся вплотную и, положив руку на попу, попросил:

– Кри-ис… а скажи еще раз, а?

– Ни за что!

– Кри-ис… – За попу уже не держались, ее поглаживали.

Тело, вопреки остаточной дурноте, начало пламенеть, а потом меня словно колодезной водой окатило. Я отбросила одеяло, села. Что именно в этот миг на моем лице отразилось – не знаю, но Глеб замер и нахмурился.

– Почему ты промолчал, когда Мегера меня оскорбляла?

На мой вопрос зеленоглазый ответил не сразу…

– Потому что.

Там, в кругу странных личностей не пойми каких рас, было обидно. А здесь, в спальне моего нового дома, стало больно.

Еще пазл сошелся. Глеб привез на заседание, где меня вполне могли придушить за то, что знаю лишнее. Он сделал это не потому, что хотел подставить и избавиться, просто Глеб с тамошним датчиком правды договорился, с Мегерой. Брюнет убежден, что Мегера оказала ему важную услугу, прикрыла мою ложь. Ну а тем, кому задолжал, не хамят. Именно поэтому он не среагировал на выпад.

Вот только я не лгала, когда говорила, что о коврах и узлах ничегошеньки не знаю, Мегера никаких услуг не оказывала. Зато теперь она в курсе, как Глеб заблуждается на мой счет. Она может выдать меня начальству и вот тогда… тогда мне точно крышка.

Черт! Как все-таки неприятно быть самозванкой!

– Значит, вот что тебя так сильно расстроило… – прошептал Глеб.

Я вздрогнула и во все глаза уставилась на того, кого Арсений назвал высшим инкубом.

– Крис, я… извини.

– Извини? Ты думаешь, обморок спровоцирован твоим молча…

Он снова приложил палец к моим губам, сказал едва слышно:

– Крис, я в курсе, что такая ослица, как ты, никогда не признается.

Кажется, одна самозванка сейчас снова в обморок уплывет.

– Тема закрыта, – припечатал Глеб.

Он поднялся и начал расстегивать рубашку. Весь такой хмурый, сосредоточенный. Я же лежала, смотрела этот будничный стриптиз и офигевала. Нет, конечно, приятно, что он сам меня отмазал, но… черт, я не собиралась его обвинять.

– Крис, не смотри так.

– Что? – Я за всем этим делом слегка из реальности выпала.

– Не смотри так, – повторил шеф. – А то наброшусь. А тебе отдохнуть надо.

Вот теперь в осадок выпала не я, а интуиция. Глеб, который добровольно отказывается от секса, для нее был нонсенсом.

– Кстати, я долго в обмороке валялась?

Вопрос, конечно, глупый. Если учесть, что особняк, где проходило заседание, в пригороде расположен, а квартира Глеба в центре. И вообще, в обморок я падала днем, а сейчас за окном темень – знаю это, несмотря на задернутые шторы.

– Пару минут. Потом тебя Арсений усыпил и мы уехали.

– Как усыпил? Зачем?

– Затем, – буркнул Глеб. – Я решил, что тебе лучше в знакомой обстановке очнуться. И подальше от всяких… уродов.

Все, аут. Полный и беспощадный.

– Крис, спи. Понимаю, что уснуть опять будет трудно, но ты попробуй.

Ага, попробую. Может, после того как проснусь, реальность изменится? Может, очнувшись утром, пойму – никакого заседания не было, Мегеры вообще в природе не существует, а Данилов… черт, а вот с Даниловым разобраться все-таки нужно. Попой чувствую, его дело куда важней, чем кажется.

Кстати, про инкубов тоже выяснить не мешает. А вот от оборотня и «визитки» лучше держаться подальше, а то мало ли…

И еще. Мне показалось или представления Глебовых товарищей о мире несколько… ошибочны?

Заснуть быстро все-таки не удалось. Первой причиной бессонницы был Глеб – уж слишком тесно прижимался, а на любую попытку отползти реагировал как последний собственник, прижимал еще сильней. Вторым моментом были мысли, и касались они… того же Глеба.

Наверное, это мазохизм, или сдвиг по фазе, или что-то еще, более глобальное. Ведь нормальная женщина не может столь остро реагировать на мужчину, который несколько часов тому… ну, считай, предал.

Нет, разумеется, у брюнета были причины смолчать во время выступления Мегеры, но когда наличие мотива было поводом не дуться? Хуже того, я таки дулась! Мне было больно и обидно, и неприятно, и вообще! Хотелось встать, одеться и уйти, громко хлопнув дверью, но в то же время… дико хотелось Глеба.

Как смогла это желание в себе задушить? Не знаю. Но о том, как кусала подушку, а потом и одеяло – помню отлично.

Утром тело взбунтовалось опять, только в этот раз бороться было проще – прохладный душ! Благо проснулась я раньше зеленоглазого искусителя, и даже из его объятий выбралась без потерь. И уже там, стоя под струями, которые вызывают отнюдь не романтические мурашки, решила – гордость у меня таки есть. Сдаваться гормонам и Глебу я не намерена.

Решение было железобетонным. Из ванной комнаты я выходила с прямой спиной, расправленными плечами и гордо задранным подбородком. Жаль, споткнулась, когда из глубин спальни прозвучало:

– А под халатиком у нас что?

– Ничего! – рыкнула я. Потом сообразила, что именно сморозила, и попыталась исправиться: – Ничего хорошего!

– Да ладно? – протянул брюнет недоверчиво.

Поднялся он раньше, чем я отвернулась, продемонстрировал все свое великолепие, вкупе с полной боевой готовностью. Стало жарко, словно не было никакого душа и вообще.

– Глеб, у нас в девять переговоры. – Надеюсь, достаточно строго прозвучало?

– Помню, – по-кошачьи улыбнулся он и двинулся навстречу. – Поэтому предлагаю тебе перестать вредничать, и…

Радужки того, кого Арсений назвал высшим инкубом, стремительно краснели, а боевая готовность… черт, она же не может возрасти еще больше! Или все-таки может?

– Никакого «и» у нас не будет! – Я развернулась и потопала к гардеробной. – Кстати, а где сумки?

– Видимо, домработница позаботилась.

Фух! Значит, домработница у него все-таки есть и мне не придется драить весь этот пентхаус! Хоть что-то приятное.

Приоткрыв дверь гардеробной, тут же обнаружила всю коллекцию обуви, а также пару коробок, в которые заботливая, но пока незнакомая мне дама переложила остальные вещи. Фен лежал сверху, равно как и расческа. Черт, надо будет разобрать, разложить…

– Крис, тебе не надоело?

Я развернулась, чтобы еще раз пронаблюдать наготу Глеба Игоревича. Брюнет стоял посреди спальни в позе хозяина – ноги на ширине плеч, руки на груди сложены, губы недовольно поджаты. Во взгляде теперь уже красных глаз, читался укор. И не только во взгляде… Тот, второй, тоже сердито выглядел, и… напряженно.

– Глеб, а давай не будем скандалить с утра?

– Давай, – легко согласился он, опять двинулся на меня.

– Глеб!

– А что? Ты знаешь другой способ избежать скандала?

Было жарко, стало еще жарче. Тем не менее я нашла в себе силы ответить:

– Я знаю десятки способов, Глеб.

– Хорошо, уточним вопрос. Ты знаешь другой способ избежать скандала… со мной?

Когда на тебя надвигается мускулистая обнаженная махина, это страшно. Когда предает родной организм – еще страшней. Благо хоть находчивость проснулась.

– Может, хотя бы душ примешь? Зубы почистишь? А?

Остановился, снова руки на груди сложил.

– А раньше тебя это не останавливало, – хмуро сказал тот, по чьей милости мне теперь опять в душ надо. Причем не обязательно холодный – мне сейчас любой подойдет, ибо вспотела вся. Даже ногти и те, кажется… впрочем, неважно.

– Правила изменились.

– И давно? – вскинув бровь, вопросил красноглазый.

– С того момента, как ты меня похитил!

Уголки его губ дрогнули, а глаза… они как будто ярче стали, словно радужки – не радужки, а расплавленная лава.

– Ах вот оно что… – протянуло резко повеселевшее начальство. – Ну ладно. – Потом подмигнуло и добавило: – Никуда не уходи, я быстро.

Не уходи? Ну уж нет!

Едва Глеб скрылся за дверью, я прошмыгнула в гардеробную. Впрыгнула в первые попавшиеся трусики, натянула первый попавшийся костюм. На бюстик пришлось забить, потому как искать тот, который с трусиками сочетается – некогда, а надевать другой – неэстетично. Чулки натягивала уже на кухне, голову сушила там же – благо холодильник стальной и блестящий, при желании вполне сойдет за зеркало.

В процессе побега из спальни обнаружила свою сумочку – она в прихожей, на тумбочке стояла. Так что к моменту появления Глеба я даже накраситься успела! Ну а еще кофе сварить и телик включить.

Собственно, за поглощением кофе и параллельным прослушиванием новостей меня и застукали…

– Вот значит как, – сказал шеф ровно. Он, как и вчера, в полотенце был. И капельки воды на тронутой загаром коже блестели так… соблазнительно.

– Кофе? – Надеюсь, моя улыбка выглядит беззаботно, а?

– Крис, не смешно.

Блин! Мне тоже не смешно! Но есть такие вещи, прощать которые нельзя. По крайней мере не так быстро.

Шеф мои намерения, конечно же, понял, но все равно приблизился. Стульчик, на котором сидела, отодвинул. А присев передо мной на корточки, заглянул в глаза и сказал:

– Крис, розочка моя, ты ведь знаешь, чем твое упрямство чревато.

Я нервно сглотнула и попыталась воззвать к разуму:

– Глеб, у нас переговоры в девять! И вообще…

– Вообще плевать, – тихо сказал он.

Одна рука грубо сжала мое полупопие, вторая скользнула под юбку.

– Глеб, я против!

– Ага, конечно…

– Глеб!

По телу прокатилась волна нестерпимого жара, так что возмущенный вопль плавно перешел в крайне неуместный стон.

– Розочка моя… – Нет, Глеб не подобрел. – Ну вот зачем ты так со мной, а?

А затем, что… черт! Ну ты же меня предал, понимаешь? И унизил! И…

Руки шеф убрал, но не отстранился.

– Правила, говоришь, поменялись? – хрипло спросил он. – Что ж, я тоже не прочь… правила поменять.

Он провел пальцем по моей шее и потянулся к первой из трех пуговиц жакета. Я, вопреки решению не подпускать, выгнулась навстречу и простонала:

– Глеб, пожалуйста…

Не ответил – молча расстегнул первую пуговицу.

– Глеб!

– Он самый, – сказал красноглазый. От хрипотцы, звучавшей в его голосе, по телу прокатилась новая волна жара. Или дело в тоне? Слишком ровном, слишком бесстрастном.

Вторая пуговица тоже сдалась на милость победителя, а заодно маленький секрет приоткрыла…

– Мм… ты сегодня развратница, – протянул шеф, скользнув пальцами по лишенной кружевной защиты груди.

Я опять выгнулась, опять застонала.

– Плохая девчонка. Плохая, капризная девчонка, – делано сокрушался шеф, расстегивая третью и последнюю. – И что же мне с тобой делать?

– Понять и простить, – простонала я.

– Не-ет… – протянул… в данный момент красноглазый. – Никогда!

А потом убрал руку, кивнул на расстегнутый жакет и приказал:

– Снимай.

Ужас ситуации заключался в том, что я послушалась. Послушалась, несмотря на то что собиралась не снимать, а наоборот – застегнуть и призвать-таки эту брюнетистую заразу к порядку!

Едва неугодная часть гардероба оказалась на полу, Глеб улыбнулся уголками губ и поднялся.

– Вставай, розочка моя.

И я повиновалась! Мгновенно, безропотно!

– Руку, – снова подал голос он.

И опять слушаюсь. Ведомая Глебом, подхожу к кухонной столешнице, и…

– Обопрись… Нет, ладони чуть дальше… Прогнись…

О, нет!

– Глеб…

– Да, я помню как меня зовут, – прохрипел шеф, задирая и без того короткую юбку.

Очередная волна нестерпимого жара, очередной протяжный стон. Но ужас ситуации даже не в том, что подчиняюсь, а… а в том, что мне нравится. Против того, что творит красноглазый, восстает только разум, но и то исключительно из принципа! Мамочки… наверное, не стоило сдерживаться ночью. Наверное, одержимость Глеба заразна.

– Ох уж эти правила, – прошептал тот, кого Арсений назвал высшим инкубом. – Ох уж эти… правила.

Фейерверк я увидела сразу. Ну то есть вообще сразу, в первую секунду. Как-то не к месту вспомнилась визитка с контактами спецов по звукоизоляции и пожилая пара, которую в лифте встретили. И это все… ну через фейерверк. Одновременно. Стыд, смешанный с наслаждением… бывало, конечно, но не до такой степени.

Глеб замер, дожидаясь, когда волна схлынет. Ласково погладил по спине, потом столь же ласково и спокойно принялся гладить бедра. Ну а когда мое дыхание выровнялось, а вместо многоцветных вспышек перед глазами снова возникла настенная панель с изображением ночного города… вот тогда я не только визитку, я даже телефон той конторы вспомнила!

– Глеб!!!

Абонент был недоступен. Ну то есть вообще. Абсолютно! Он просто делал то, что считал нужным, не спрашивая, не поясняя. Это было приятно, стыдно и невероятно остро. Особую остроту ситуации добавлял тот факт, что Глеб даже не потрудился снять с меня полоску кружева, просто отодвинул ее, и все.

В общем, из квартиры я выходила краснее свеклы. Из подъезда – тоже. На людей и нелюдей (а в том, что тут не только люди живут, сомневаться глупо), старалась не смотреть. Тщательней всего прятала глаза от охраны и почему-то от водителя.

В офисное здание тоже тихой мышкой вошла. А оказавшись в кабинете, безропотно ответила на поцелуй – очень нежный, почти целомудренный.

Ну и окончательно убедилась в том, что собачник не шутил. Что любовь, которой наградил нежданный благодетель, не только большая, но и грязная. Более того, она может стать очень грязной, если… черт, ну почему всегда это «если» выпадает?

Вчерашний прогул (а это, несмотря на присутствие на рабочем месте, именно он и был) не прошел даром. Почтовый ящик оказался буквально завален письмами, и стопка корреспонденции, которую вручили на первом ресепшене, ужасала своей высотой. Для настоящей меня это была паника, а для той, «второй», которая разбиралась во всех хитросплетениях рабочего процесса ООО «С.К.Р.», – обычной, ничем не примечательной работой. К счастью, именно «вторая я» за нее и принялась.

Ощущение халявы? Ну… не без этого. Только не будь этих не пойми откуда возникших знаний и умений, меня бы в первый же день раскусили. А если учесть, что мой случай сильно похож на нонсенс… в общем, лучше не заморачиваться.

Я проверяла, согласовывала, утверждала (предварительно, разумеется), отклоняла и злобно ругалась на отдел маркетинга, который профукал сроки по сдаче планов на следующий месяц. Потом опять проверяла, согласовывала, давала советы, как перекроить документ, чтобы Глеб его точно подписал. Перешучивалась по электронке с Мариной – той самой, которая про мой красный день календаря напоминала… кстати, Марина оказалась начальником аналитического отдела. В общем, работала, работала и еще раз работала. И с начальством не разговаривала, равно как и оно со мной.

Ближе к полудню мозг начал сбоить. Пришлось послать лесом начальника службы безопасности – он пытался вытрясти из меня дату и время нового собрания рабочей группы, и отправиться за кофе.

– И про меня не забудь, – не отрываясь от монитора, буркнул Глеб Игоревич.

Забудешь про тебя, как же.

Я миновала два ресепшена, возле лифта свернула налево. Прошла по широкому коридору и толкнула последнюю дверь. В общей кухне было непривычно безлюдно, только невзрачная коротко стриженная блондинка у холодильника. Женщина, а на вид ей было лет сорок, доедала йогурт.

– Привет, – ровно поздоровалась я и направилась к нашей с шефом кофеварке.

Женщина не ответила. И я бы подумала, что сделала что-то не то, но интуиция шептала – все верно. Нос я, несмотря на должность и близость к руководству, не задираю, и блондинку, кстати, знаю. Более того, женщина не из числа безликого офисного планктона, она очень важную должность занимает, что-то из серии надзора.

Я успела засыпать в кофеварку зерна и задать программу, когда блондинка таки отмерла.

– Крис, зачем ты так? – и столько настороженности в голосе, столько… страха?

– Как так? – Я резко развернулась и уставилась на собеседницу.

Женщина поджала губы, мотнула головой. Тут же вернулась к поеданию йогурта.

– Вики? – снова позвала я. Черт, все-таки хорошо, что кое-какие знания о новом рабочем месте у меня имеются. – Вики, что случилось?

– Вот только не делай вид, будто не знаешь. – Она не обвиняла, но обижалась. И действительно боялась, чуть-чуть… – И не говори, что не при делах. Это же из-за тебя, это же ты Глеба попросила.

Настроения кокетничать и расшаркиваться не было, желания выглядеть паинькой в глазах коллеги – тоже. Я вообще злиться начинала…