Текст книги "Любовь до гроба"

– Я подам вам завтрак, – предложила она неловко, расправляя незаметные складки на крахмальном переднике.

– Нет, благодарю, Лея, – решительно отказалась София. – Я не голодна.

– Вам нужно поесть! – принялась настаивать домовая, от избытка чувств даже всплеснула руками. – Вы совсем исхудали, того и гляди сляжете! Что тогда с вами будет? Госпожа Дарлассон вас сразу уволит!

– Не думаю, чтобы госпожу Дарлассон сейчас волновало мое здоровье, – невесело усмехнулась молодая женщина. – Ступай, Лея!

Домоправительница удалилась, пробормотав что-то под нос относительно хозяев, которые ведут себя словно малые дети.

А София продолжала бездумно смотреть в окно…

Спустя несколько часов ее вновь потревожила Лея. Небрежно поклонившись, она доложила о приходе гостей:

– К вам господин Рельский и тот господин, который приходил вчера.

Госпожа Чернова поколебалась – у нее вовсе не было желания видеть бесцеремонного дракона – и распорядилась пригласить гостей. Мировой судья был давним другом господина Чернова, и обижать его молодой женщине вовсе не хотелось.

Джентльмены самым учтивым образом поприветствовали хозяйку дома. На взгляд Софии, они представляли собой любопытный контраст: поджарый грациозный дракон, облаченный в экзотический костюм, и ширококостный человек, одетый строго и консервативно. Женщина невольно отметила, что они оба были по-своему привлекательны.

– Госпожа Чернова, позвольте представить вам господина Шеранна, среди драконов также носящего имя Огненный Шквал, моего друга и компаньона.

– Благодарю вас, господин Рельский, – ответила София, гордо выпрямившись. – Господин Шеранн не нуждается в рекомендациях, поскольку мы уже знакомы!

Ярослав молниеносно оценил ситуацию: София, напряженная, как струна, с явным недружелюбием взирала на дракона, а Шеранн казался виноватым, будто кот, втихомолку полакомившийся сливками. Следовательно, дракон успел зарекомендовать себя не лучшим образом в глазах гадалки и, дабы исправить положение, прибег к помощи господина Рельского. Это не привело в восторг мирового судью.

– Господин Шеранн, – крайне холодно начал господин Рельский, – полагаю, теперь вы должны рассказать мне все, что ранее скрыли.

Тот послушно склонил голову, хотя на лице дракона мелькнуло выражение досады и крайнего неудовольствия.

– Простите, – повинился Шеранн. – Я готов рассказать все без утайки, и не сделал этого раньше только потому, что мой рассказ касается и… госпожи Черновой.

– Хорошо, я слушаю вас, – кивнула молодая женщина и предложила гостям присаживаться.

Сегодня дракон вел себя совсем иначе, София понимала, что в действительности он нисколько не изменился, просто по каким-то своим причинам держался вежливо и уважительно.

Мужчины дружно отказались от предложенного любезной хозяйкой чая, отговорившись тем, что совсем недавно плотно позавтракали.

Они расположились в креслах у камина. Даже посадка гостей различалась: прямой как стрела мировой судья крепко сжимал подлокотники, лишь этим выдавая напряженное внимание, а Шеранн, напротив, ерзал в кресле, будто с трудом сдерживал яростные порывы.

Дракон глубоко вздохнул и принялся рассказывать:

– Не знаю, задумывались ли вы когда-нибудь, насколько тяжело драконам жить среди иных рас. Вы боитесь нас, придумываете небылицы и пытаетесь убить, но любой дракон – только заслон на пути стихии. В случае насильственной смерти любого из нас стихия вырвется наружу и причинит много разрушений. Только сама стихия может забрать жизнь дракона безо всяких последствий. Не думаю, что глупые люди были рады извержениям вулканов, пожарам и прочим бедствиям, которые влекла гибель моих сородичей… – Шеранн глубоко вздохнул и продолжил: – Я говорю об этом, чтобы вам было понятно наше положение. Сейчас нас опасаются трогать, но нам тоже некуда деваться из этой страны. Альвхеймские горы – вотчина огненных драконов, кусочек потерянной родины, и мы не желаем ее покидать. Да и куда нам идти? Теперь власть в Мидгарде принадлежит эльфам, которые оставили детей стихии в покое. Но наши горы расположены в самом сердце страны, неподалеку от столицы, так что о независимости речи быть не может. Долгое время эльфам было не до нас, так как они укрепляли свою власть, но два года назад они надумали окончательно решить этот вопрос. Наши горы должны получить автономию в составе эльфийской империи, что вполне устроит и нас. Но… – дракон сделал паузу, глубоко вздохнул, – не всех устраивает такое положение дел. Кто-то решил любой ценой этому помешать: инсценировал убийство мирного гнома драконом. Если меня или другого дракона обвинят в этом преступлении, то эльфы окажутся перед выбором: гражданская война с гномами или изгнание драконов из Мидгарда. Нас вынудят уйти. Так что, как видите, смерть Ларгуссона нам невыгодна. – Шеранн закончил рассказ и внимательно взглянул на притихших людей.

София растерянно молчала, ей и в голову не приходило рассматривать события с политической точки зрения. Господин Рельский выглядел задумчивым, однако нисколько не удивленным, видимо, о многом он если не знал, то догадывался. Мировой судья вел дела с детьми стихии, да и в политике ориентировался.

Шеранн молча ждал вопросов людей.

– И кто же, по-вашему, убийца? – наконец поинтересовался Ярослав, барабаня пальцами по подлокотнику.

– Я уже сказал: тот, кто решил помешать автономии! – нетерпеливо ответил Шеранн.

– Кто именно? – вмешалась госпожа Чернова.

– Не имею ни малейшего понятия, – пожал широкими плечами дракон. – Я оказался здесь случайно – приехал в Бивхейм по делам, что может подтвердить господин Рельский. А теперь не могу уехать, пока не выясню правду и не докажу свою невиновность.

Он казался искренне сбитым с толку, открыто смотрел в глаза людям и вообще всячески демонстрировал свое недоумение, однако господин Рельский, похоже, ему не поверил. Мировой судья насупился и откинулся в кресле, сложив пальцы домиком и о чем-то напряженно размышляя. Быть может, Шеранн и не лгал, но очень многого недоговаривал.

– Но руны явственно указывали на причастность огненных драконов! – упрямо произнесла София. Ей куда проще было обвинить во всем Шеранна, нежели заподозрить, к примеру, госпожу Дарлассон.

Тот лишь вздохнул, протянул руки (София невольно обратила внимание на его тонкие «нервные» пальцы) к горящему в камине огню и поинтересовался:

– Вы когда-нибудь имели дело с бойцовскими псами?

София неуверенно кивнула, а господин Рельский согласно склонил голову.

– Тогда вы представляете, насколько опасны они без хозяина, – продолжил Шеранн.

София передернулась, вспомнив виденные когда-то следы укусов – а то была всего лишь овчарка! Настоящие бойцовские псы намного страшнее и опаснее.

– Но какое отношение это имеет… – недоуменно начала молодая женщина, однако дракон не дал ей договорить.

Он преспокойно сунул руку прямо в камин. София вскрикнула, представив, что, должно быть, он ощущал в этот миг, но лицо Шеранна было безмятежно. Пламя танцевало вокруг его руки, лизало пальцы, будто собака ладонь обожаемого хозяина. Вот в огне мелькнула оскаленная пасть, пес взглянул на замерших людей и безразлично отвернулся. Миг – и снова лишь языки пламени умильно вились вокруг плоти дракона, не причиняя ему ни малейшего вреда.

– Огонь – часть меня, – нарушил ошеломленное молчание Шеранн, удивительно нежно улыбаясь. – Когда я в этом облике, он служит мне. Если бы там, в библиотеке, было драконье пламя, его бы мог погасить только один из нас.

– Но разве вы не можете разжечь обычный огонь? – тихо спросил Ярослав, все еще под впечатлением от продемонстрированного зрелища – язык не поворачивался назвать это фокусом.

– Нет, – покачал головой Шеранн. – Любое пламя, жизнь которому дал дракон, – это драконье пламя. Потому я уверен, что ни один из нас не разжигал тот пожар. Впрочем, госпожа Чернова вполне может проверить мои слова. Не так ли, прекрасная дама? – иронически поинтересовался он у Софии, заставив ее стряхнуть странное оцепенение. Теперь ей казалось, что огонь в камине живой, что он того и гляди вырвется наружу… Страшно.

– Не премину воспользоваться вашим щедрым предложением, – ответила она чопорно, но предательский румянец ее выдал.

Господин Рельский удивленно приподнял темную бровь, но промолчал.

Дракон вызывал у Софии смятение и досаду. Если хищник вчера рычал и пытался вас съесть, а сегодня любезничает как ни в чем не бывало, вы поневоле станете искать подвох. Неудивительно, что в его присутствии женщине изменило привычное спокойствие!

– А как вышло, что вы приходили в библиотеку? – Мировой судья поспешил предупредить разгорающуюся ссору.

– По случаю, – объяснил дракон, грустно улыбнувшись и разведя руками. – Я ведь никак не мог предугадать, что этот невинный поступок окажется роковым.

– Но почему вы интересовались именно этим проклятым дневником? – раздраженно воскликнула госпожа Чернова.

– А вот этого я не скажу. – Дракон обворожительно улыбнулся, и в глубине его темных, чуть раскосых глаз блеснула яркая вспышка огня, отчего София едва не забыла о своем вопросе. И прежде чем она успела возразить, Шеранн добавил: – Клянусь, это не касается людей. Это наши, драконьи, секреты.

– Думаю, в этом нашему другу можно доверять, – поразмыслив, признал мировой судья. По привычке он немногословно, но очень точно формулировал свои мысли. Именно «в этом» и «нашему другу» София разгадала намек и поморщилась. Она не желала иметь с Шеранном никаких дел!

– Милой даме нельзя столько хмуриться – от этого появляются морщины…

За доброжелательным тоном дракона скрывалась колкость. Молодая женщина не нашлась что ответить.

– Чего именно вы ожидаете от нас? – тут же спросил господин Рельский, видя ее замешательство.

– Я не смогу затеять собственное расследование – со мной не станут разговаривать, да и на место событий не пустят, – устало объяснил дракон, потер переносицу, вздохнул и просто закончил: – поэтому мне нужна помощь.

– Не понимаю, почему мы должны помогать вам! – промолвила София с некоторым сомнением.

Как же ей недоставало поддержки мужа! Ей отчаянно хотелось, чтобы кто-то взял на себя все трудности, сильною рукой отодвинул беду. До слез тяжело быть одной…

На скулах дракона заиграли желваки, он стиснул кулаки и, казалось, готов был взорваться, но с явным трудом сдержался.

Не зря его имя Огненный Шквал, подумала София. Столь же порывистый, взрывной и неожиданный, тем не менее он обладал способностью быстро обуздывать свой норов. Она вдруг поняла, что он намеренно ее пугал.

– Госпожа Чернова, – не без внутреннего протеста дракон выговорил ненавистное «госпожа», – я уже попросил у вас прощения. Согласитесь, у меня были причины так поступить.

– Принимаю ваши извинения, – грациозно склонила темноволосую голову София. – Однако все равно не могу уразуметь, почему мы должны вам помогать!

– Боюсь, у вас нет выбора, – вмешался господин Рельский. – Наша с вами соседка, госпожа Шорова, сообщила о том, что видела вас в ту памятную ночь крадущейся по дороге. Как вы понимаете, это навлекает на вас подозрения. К тому же она весьма прозрачно намекала на некие особые отношения между вами и покойным.

– Что?!

Молодая женщина покраснела от возмущения. Быть может, это странный розыгрыш?! Нелепая шутка?

Однако мировой судья смотрел на Софию вполне серьезно и сочувствующе. Госпожа Чернова перевела взгляд на Шеранна и стиснула зубы: на его лице читалось нескрываемое злорадство. Еще бы – теперь бывшая госпожа обвинитель вынуждена сама защищаться от несуразных подозрений.

– Как опровергнуть эту нелепую ложь? – совладав с чувствами, требовательно спросила София.

Она старалась не смотреть на дракона, испытывая с трудом сдерживаемое желание сказать какую-нибудь колкость.

– Я не знаю, – покачал головой Ярослав. Он немало времени посвятил поиску иного выхода и вынужден был признать, что не в силах его найти. Впрочем, существовал еще один вариант, но мужчина весьма сомневался, что София пожелает им воспользоваться. Хотя попробовать, несомненно, стоило. – Вы можете быть уверены, я вас не оставлю и сделаю все возможное.

Молодая женщина ощутила искреннюю признательность, найдя столь желанную поддержку.

Господин Рельский не стал скрывать действительное положение дел.

– Я пытался повлиять на барышень Ларгуссон и госпожу Шорову, но безуспешно. Следовательно, в ближайшее время все станет известно.

– Быть может, пригласить малиновок?[25]25
  Малиновками называли лондонских сыщиков, своеобразный следственный спецотряд. Они получили название за малиновые жилеты, которые носили в качестве отличительного знака.


[Закрыть] – с робкой надеждой спросила София.

– Не думаю, – ответил господин Рельский, пожав плечами. – На кону слишком серьезные политические интересы, а малиновки напрямую подчинены полиции.

На мнение и действия столичных полицейских мировой судья влияния не имел, так что предпочитал оставить расследование инспектору Жарову, на которого несложно надавить в случае надобности…

Мужчина усмехнулся про себя, подумав, что госпожа Чернова пришла бы в ужас, узнав, что он намеревается использовать не вполне законные средства. Впрочем, для начала можно попробовать более простой путь, к тому же более предпочтительный для самого господина Рельского. Но…

Несколько мгновений он колебался, потом, решившись, встал и негромко промолвил:

– Госпожа Чернова, вы позволите поговорить с вами наедине?

– Конечно! – София удивилась, но не нашла причин отказать. – Давайте прогуляемся по саду, в это время года там очень красиво…

Глава 6

Госпожа Чернова и господин Рельский чинно шли по дорожке. Мужчина не спешил начинать разговор, углубившись в размышления о неких важных вещах. София не решилась его торопить, вместо этого она решила насладиться прогулкой.

Пожалуй, сложно вообразить более романтичную обстановку. Нежно улыбается красавица Соль в лазоревых небесах, на еще по-весеннему полуобнаженной земле тут и там виднеются первоцветы – будто осколки яркой вазы, а ветви деревьев окутаны пеной цветов…

София приостановилась, нежно коснулась ветки абрикоса, и на нее водопадом посыпались облетающие лепестки. Часть импровизированного ливня попала и на господина Рельского, добавив его строгому темному костюму некий элемент весенней бесшабашности, а заодно отвлекла от дум.

Он остановился подле молодой женщины, передернул плечами. Наконец заговорил, сухо и резко, словно на перекрестном допросе:

– Скажите, кто может подтвердить, что той ночью вы были дома?

Казалось, его мало интересовал ответ – все свое внимание мужчина направил на виднеющиеся в отдалении поля. Прищурившись, он будто бы с неотрывным интересом рассматривал вполне обыкновенный в общем-то пейзаж.

София с досадой прикусила губу, недоумевая, отчего ради этого вопроса мировому судье понадобился разговор наедине, и досадуя на неожиданную официальность тона господина Рельского. Она искала поддержки, изъявления дружеской преданности, а вместо этого должна доказывать свою невиновность.

Она неохотно ответила:

– Только Стен и Лея, мои домовые.

– Боюсь, это не годится, – вздохнул господин Рельский. – Закон не наделяет домовых гражданскими правами, так что их показания не являются доказательством в суде. Следовательно, полиции придется принять на веру диффамацию госпожи Шоровой.

Женщина нахмурилась. Сорвав веточку, она принялась ее общипывать. Она нисколько не сомневалась в компетентности мирового судьи, неужели он действительно убежден в безнадежности ее положения?

София тихо спросила:

– У вас есть какие-то предложения?

– Есть, – спокойно подтвердил мировой судья, наконец повернулся к ней и торжественно провозгласил: – Госпожа Чернова, соблаговолите принять мою руку и сердце!

София потеряла дар речи, молча взирая на новоявленного поклонника. Она была убеждена, что господин Рельский питал к ней сугубо дружеские чувства. Он был другом семьи Черновых, и представить его в другом качестве она попросту не могла, посему внезапное предложение донельзя ее изумило.

К тому же взгляд мирового судьи лучился насмешкой и каким-то отстраненным интересом, будто он решил одну из своих любимых математических шарад и теперь жаждал проверить полученный результат. Словно ему заранее известен ответ Софии и он желает лишь изучить ее реакцию. Предупреждающий ход, кажется, так это называется…

А ведь и правда – господин Рельский был завзятым шахматистом, в то время как сама госпожа Чернова совершенно не способна сколько-нибудь хорошо играть. Помнится, Ярослав не раз подшучивал над нею и Елизаветой Рельской, предлагая им вместо карт (в которые, впрочем, он тоже постоянно выигрывал) достать доску.

София залилась краской и опустила глаза. В который раз за этот день она была сбита с толку. Почему он вдруг начал игру с нею? Привычные правила менялись на ходу, и она оказалась к этому совсем не готовой.

– Это так неожиданно… – только и сумела она пробормотать и тут же поморщилась от наигранности фразы. – Это неделикатно с моей стороны, но я желаю узнать причины, побудившие вас сделать предложение. Я хочу разобраться во всем, прежде чем дать ответ. Вы ведь не могли внезапно воспылать ко мне нежными чувствами! Право, мне неловко столь откровенно с вами разговаривать…

София замолчала и нервическим жестом принялась стягивать перчатки, не поднимая глаз. Пристальный взгляд господина Рельского действовал на нее раздражающе, приводя в состояние какого-то лихорадочного возбуждения, совладать с которым она не могла при всем желании.

Тонкие губы мужчины искривились в невеселой улыбке, он неторопливо поправил завернувшийся манжет и спокойно пояснил:

– Прошу прощения, что подверг ваши чувства испытанию. Вы совершенно правы, говорить о внезапно вспыхнувшей страсти – это нелепо и мелодраматично. Дело в том, что я вижу лишь один способ наверняка опровергнуть слова госпожи Шоровой, точнее, исказить, придав ее рассказу совсем иную окраску. Вам следует заявить, что той ночью вы действительно выходили из дому, однако отнюдь не в библиотеку, и это может подтвердить заслуживающий доверия свидетель.

Господин Рельский умолк, давая Софии самой продолжить его мысль. Молодая женщина по-прежнему молчала, ничего не понимая, и он терпеливо растолковал:

– Полагаю, мое слово, что ту ночь вы провели со мной, будет достаточно весомым, как говорят в полиции, алиби. Мы заявим, что мы давно помолвлены, но не предали гласности грядущую свадьбу из-за вашего строгого траура по мужу.

– Но… – София задохнулась, взирая на него, как на вдруг оживший образчик туземной фауны в кабинете ее отца, профессора естествознания. Девочкой она пробиралась туда и часами разглядывала бесчисленные чучела и картинки, придумывая головокружительные приключения…

Ей всегда казалось, что уж господин Рельский не преподнесет ей сюрпризов. Надежный, невозмутимый, всегда пунктуальный и дотошный, он давно занял постоянное место в своеобразном альбоме характеров, наблюдаемых госпожой Черновой. Теперь у нее не укладывалось в голове внезапное превращение благородного дога в некое диковинное животное с неизвестными повадками. Господин Рельский, несомненно из лучших побуждений, предлагал ей немыслимые вещи!

София крепко зажмурилась и помотала головой. Конечно, она знала о легкомысленных особах, далеких от соблюдения нравственности, но и они не пренебрегали репутацией. Пока альковные тайны были тщательно укрыты за фасадом благопристойности, общество закрывало на них глаза, но открыто сознаться во внебрачной связи…

До такого бесстыдства она никогда не опустится!

Хотя такой шаг мог бы разом решить ее проблемы. Так соблазнительно обрести положение жены уважаемого человека, достаточный доход и, что самое главное, собственных детей. Супружество с господином Черновым принесло ей достаточно радостей, но не увенчалось рождением наследников, о чем молодая женщина горько сожалела. Среди ее приданого хранился целый сундук заботливо расшитых детских вещичек. София иногда запиралась у себя и перебирала эти маленькие воплощения несбывшихся надежд. Господин Рельский еще достаточно молод, и можно ожидать малышей…

Бесспорно, соблазнительно, но… Покойная матушка госпожи Черновой в гробу бы перевернулась, ведь она всегда твердила дочерям, что наибольшая ценность женщины – ее безукоризненная репутация и немыслимо – невозможно! – пренебречь ею. К тому же это было бы оскорблением памяти господина Чернова, а он, видят боги, не заслужил такого поругания, ведь всегда был прекрасным супругом и достойным человеком. В иных обстоятельствах она бы с радостью согласилась, однако в нынешней ситуации это было невозможно.

– Вы же понимаете, что в таком случае скандал был бы оглушительным, – вымолвила она неловко, теребя тесемки черного капора.

– Был бы? – переспросил господин Рельский с непонятной интонацией. – Следовательно, вы мне отказываете?

– Да! – решительно кивнула София, стиснув руки. – Я питаю к вам истинное уважение и премного благодарна…

– Не трудитесь, – перебил мужчина, отворачиваясь. – Ваши заверения излишни. Надеюсь, вы понимаете все последствия?

– Конечно, – избегая смотреть на него, молодая женщина обрывала цветки с сорванной веточки. – Я должна отыскать убийцу, чтобы обелить свое имя.

Она отбросила истерзанный прутик, заставила себя осторожно коснуться руки господина Рельского и заглянуть ему в глаза. Мужчина казался невозмутимым, будто его нисколько не задел отказ.

– Поверьте, я искренне тронута вашим благородством, но думаю, вы заслуживаете большего. Однажды вы встретите женщину, которую полюбите, и уверена, она с радостью примет ваше предложение. Я не хочу лишать вас будущего счастья, которым вы готовы поступиться ради дружеской привязанности… – Она говорила тихо, но весьма проникновенно. Помолчав, добавила со вздохом: – Кроме того, ваша матушка вряд ли одобрила бы такой мезальянс.

София невольно передернулась, а мировой судья хмыкнул, но не стал спорить. Всему Бивхейму было известно об истовом желании госпожи Рельской женить единственного сына. При этом она полагала всех барышень окрест недостойными своего драгоценного отпрыска и ясно давала это понять, иногда в весьма неучтивых выражениях. В частности, госпожа Чернова удостоилась почти часовой беседы на эту животрепещущую тему, когда впервые нанесла визит своей юной подруге Елизавете. Саму Софию сложно было заподозрить в посягательстве на руку и сердце господина Рельского, поскольку к тому моменту она уже была замужем, однако мать Ярослава пыталась заручиться ее поддержкой, дабы иметь как можно больше сведений об увлечениях сына. Представив реакцию госпожи Рельской на сообщение о возможном браке ее сына, София невольно поежилась.

– К счастью, я нисколько не завишу от матери. Все состояние и имение отца осталось лично мне. – Господин Рельский скромно умолчал, что сумел преумножить унаследованное. – Следовательно, я вправе жениться по своему выбору. Но не буду вас смущать – вижу, эта тема вам неприятна.

Госпожа Чернова принялась поправлять шаль, без нужды старательно разглаживая кисточки на ее концах.

– Давайте вернемся в дом, – предложила она неловко.

Мужчина не возражал. По его мнению, завоевание сердца женщины мало отличалось от шахматной партии. Дебют[26]26
  Дебют – начальная стадия партии в шахматах.


[Закрыть] прошел вполне удачно, хотя ему не удалось выиграть сразу (впрочем, на этой стадии победа бывает крайне редко), теперь будет миттельшпиль[27]27
  Миттельшпиль – середина игры. Именно в ней обычно происходят основные события шахматной партии.


[Закрыть]. Следующий ход…

Пока госпожа Чернова и господин Рельский прогуливались, дракон первым делом позвонил прислуге и велел принести что-нибудь выпить. Алая от смущения домовая сделала книксен и расторопно выполнила требуемое, подав чай.

Дракон не стал спорить, хотя предпочел бы что-нибудь покрепче. Он наблюдал из окна за фланирующей по саду парой.

Несколько тяжеловесный на вид Ярослав Рельский в действительности двигался легко, каждый его жест был точен и выверен до грана. Привычная сдержанность не позволяла чувствам вырываться из-под контроля.

Впрочем, молодая женщина, порхавшая рядом с ним, была для Шеранна куда интереснее. На фоне мужчины София выглядела совсем маленькой и хрупкой, будто фарфоровая статуэтка. Казалось, ее можно было сломать одним неосторожным движением, однако дракон уже успел убедиться, что эту изящную женщину с удивительно яркими голубыми глазами нелегко было бы сокрушить даже ударом неотразимого Мьёлльнира, молота бога Тора[28]28
  Молот бога Тора легок, как перо, но при этом абсолютно неотразим и смертоносен.


[Закрыть]. Выдержать натиск разгневанного дракона – подвиг, достойный увековечивания в мифах и балладах. Хотя, Шеранн плотоядно усмехнулся, женщина есть женщина, тем паче человеческая, и она наверняка не устоит перед драконьим пламенем.

Не в прямом смысле, конечно. Огонь, полыхающий в детях стихии, завораживает людей. Ради того, чтобы найти злодея, Шеранн не погнушался бы соблазнить даже ужасную старуху Хель, повелительницу мира мертвых.

Он отпил глоток чая, поморщился, удивляясь странному пристрастию людей к травяным настоям. Драконам более по вкусу вино, коньяк или еще лучше – спирт. Как все огненные создания, Шеранн питал необоримую тягу ко всему, способному гореть.

Пожалев мимоходом, что с людьми жить – по-людски пить, дракон снова вернулся к размышлениям. Госпожа Чернова (к йотуну![29]29
  Йотун – великан, демон.


[Закрыть] – Какая из нее госпожа? Просто София) наверняка немало знает об убийстве. Сколько бы она ни уверяла, что госпожа Шорова ошиблась или намеренно ее оговаривает, дракон был непреклонно уверен в своей правоте.

Нужно любой ценой заставить ее признаться, даже если ради этого придется притвориться другом и обожателем. Хищная улыбка преобразила узкое лицо (теперь уже почти морду) дракона. Люди, как и бабочки, тоже охотно летят на пламя…

Ничего не подозревая о коварных планах Шеранна, господин Рельский и госпожа Чернова молча вернулись в гостиную.

Продрогшая на холодном весеннем ветру, женщина примостилась в кресле поближе к огню, господин Рельский расположился напротив, а Шеранн устроился поодаль, в темном углу, откуда так удобно наблюдать.

– Давайте определим план, – подал голос мировой судья. Не встретив никакого энтузиазма, он приподнял брови и промолвил: – Полагаю, мы договорились действовать вместе?

Дождавшись уверенного «да» Шеранна и неохотного кивка Софии, господин Рельский продолжил:

– Тогда приступим. Для начала скажите, кого вы подозреваете. Госпожа Чернова?

София задумчиво прикусила губу и попыталась собрать воедино невнятные подозрения. Нелепо и дико думать такое о знакомых, но…

– Это был кто-то хорошо известный господину Ларгуссону. Слишком тихо все произошло, слуги не слышали криков или борьбы. Двери и окна в библиотеке целы и заперты изнутри. Значит, сторож сам впустил убийцу.

– Вы правы, – барабаня пальцами по темному дереву подлокотника, согласился господин Рельский, – мне тоже показалось это весьма подозрительным. Полагаю, нам следует выяснить, кому покойный настолько доверял, а также кто интересовался похищенной книгой.

– А еще откуда взялся ключ, оставленный в замке изнутри, – азартно вмешался дракон.

– Именно, – кивнул мировой судья и повернулся к нему. – Полагаю, вы можете приватно выяснить, кто из ваших сородичей приезжал в Бивхейм?

– Конечно, – подтвердил Шеранн, пожав плечами, – но я уже говорил, это не мог быть дракон!

– Возможно, у него были сообщники… – Господин Рельский поднял руку, останавливая возражения. – Лучше проверить и убедиться в несостоятельности этой гипотезы.

– Хорошо, – выдавил Шеранн и упрямо выдвинул подбородок. – Но я считаю, что это сделали муспельхеймские шпионы, и буду их искать!

– Ничего не имею против. – Мировой судья являл собой саму невозмутимость. – Вы правы, Муспельхейм, как старый неприятель нашей страны, заинтересован в изгнании драконов из Мидгарда. Если дети стихии получат автономию, то в случае новой войны им придется сражаться на нашей стороне, хотя до сих пор они придерживались нейтралитета. Полагаю, это будет одно из обязательных условий. Драконы – весьма грозная сила, и в Муспельхейме должны сделать все, чтобы предупредить такое усиление противника. Так что ваше предположение мне кажется разумным. Но допустимы и другие версии. К примеру, среди детей стихии тоже могут быть ренегаты…

Дракон вскочил, будто подброшенный пружиной, и с силой ударил кулаком по стене, заставив Софию вздрогнуть. Пламя в камине взметнулось и… опало, успокоилось так же быстро, как минула внезапная вспышка Шеранна.

– Успокойтесь, – велел господин Рельский, едва заметно усмехаясь. – Чувства вам не помогут. Итак, вы поняли свою задачу?

Шеранн кивнул, полыхая глазами. Мировой судья столь уверенно и непринужденно принял бразды правления, что никто не подумал ему перечить.

– А я кое с кем побеседую и надавлю на инспектора Жарова, – продолжил мужчина спокойно, – выясню, почему он стал играть против меня. Полагаю, он удовлетворит мое любопытство…

Многообещающая улыбка господина Рельского сулила полицейскому множество неприятных минут, если тот вздумает запираться.

– Если бы я побывал в библиотеке, я сумел бы что-то вынюхать, – заявил дракон раздумчиво.

– В каком смысле – вынюхать? – уточнила София.

– В прямом, – усмехнулся Шеранн. – Близость к животным, знаете ли, дает некоторые преимущества. У меня прекрасное обоняние и острый слух. Но меня не пустят, и к тому же сейчас там все наверняка затоптали. Так?

Он вопросительно взглянул на госпожу Чернову, и та согласно кивнула, пояснив:

– Более того, госпожа Дарлассон приказала начать ремонт.

– Это подозрительно… – вкрадчиво заметил дракон, подходя поближе к условным союзникам.

– Что именно? – холодно спросила София. Ее обычно ярко-голубые глаза потемнели, как небо перед грозой, сделавшись серовато-синими, а губы были упрямо сжаты. Сейчас она напоминала не мудрую пророчицу, а воинственную валькирию.

– Полагаю, это всего лишь домыслы, так что не вижу резона продолжать разговор, – прервал нарождающуюся дискуссию господин Рельский, вставая. – Госпожа Чернова, думаю, мы можем встретиться завтра в тот же час?

– Конечно, – София устало улыбнулась, также поднялась и протянула руку. – Жду вас к чаю, господин Рельский… и вас, господин Шеранн.

Крошечная заминка не ускользнула от внимания дракона, но, казалось, его это только позабавило.

– Вы так добры! – Шеранн чарующе улыбнулся, одним гибким движением оказался рядом, завладел рукой Софии и запечатлел на ее перчатке галантный поцелуй. – Я был чрезвычайно рад познакомиться с вами.

Он пристально смотрел на нее, и молодой женщине вдруг отчаянно захотелось отдернуть руку и спрятаться подальше, таким ярким огнем и азартом светились его глаза.

Госпожа Чернова подавила это нелепое желание и промолвила сухо:

– Взаимно! – И тут же вновь повернулась к господину Рельскому: – Вам лучше взять с собою завтра Елизавету – не следует давать пищу для слухов.

После смерти господина Чернова семья Рельских проявила к его вдове редкое участие. Младшая барышня Рельская приезжала в гости так часто, насколько позволяли приличия (вести светскую жизнь во время строгого траура неуместно), да и сам мировой судья стал бывать в Чернов-парке много чаще прежнего.