Текст книги "Слепни. Двусловная поэма"

Глава четвёртая

 
Любезный читатель,
Наверное, ты,
Строки читая,
Слегка задремал,
Чутка заскучал:
Действия нет,
Только ходьба
До неизвестного,
Скрытого пункта.
Думаю, дальше
Не буду
Вдаря́ться в
Описания чащу
Пресной дороги.
С другой
Стороны, хотел
Показать, как
Понурый Доронин,
Чуть старый
Холёный красавец,
Под тяжестью
Пройденных снов
Черепахою движется.
И мелькают
Занудные улицы
Со скучным
Людом дремотным.
Ради шутки
Лёва глядит
На случайные
Лица: вот
Обрюзгший делец,
Чем-то торговец,
С чемоданом
Тугим спешит
В магазин.
Портфель коммерсанта
Забит ли?
Наверно, бумага,
Документная каша –
Сегодня проверка
К нему
На порог
Беспристрастно нагрянет.
Необычный состав –
Капитан МЧС
С прокурором,
Две женщины,
Строгие дамы
В костюмах.
Из них
Есть один
Ядовито-зелёного цвета,
Вдобавок к
Кокарде округлой
В оранжевом
Фетре берета.
Другой – тёмно-синий
Глаженый китель –
Золотые погоны
Прокурорше близки.
Чиновницы пальцами
Тычут изящными
В поисках
Нужных печатей
И подписей
Мест обязательных.
Милые ногти,
Маникюр-то француз-
ский.
Хватка – железная.
Из-под ресниц
Карие очи
С интересом
И строгостью
Бдят за
Бумажной правдивостью,
Покуда директор
Краснеет, бледнеет,
Не знает
Проверки итога.
Бедный торгаш!
В России
Ведь трудно
Лавчонку открыть
И торговать
Чем-то полезным:
Сюда принеси
Копию паспорта,
Туда – неси
Справку о
Тараканьем отсутствии.
Но будет
Из клики
Кто-то нахмурен
При исходе
Любом. Пожарники,
Судьи, инспекторы –
Властные люди
Ехидно смеются,
По разным
Инстанциям лихо
Гоняют тебя.
У нас
Не Европа,
Где так
Просто, легко,
С полпинка
Бизнес начнётся,
Только б
Желание было
Его основателя.
Однако нежданно
Две тётки
Выходят из
Магазина. Выдохнул
Наш коммерсант.
Хороший исход!
Осле пленно верил
Встречный делец
В счастливый
Конец. Надеждой
Лицо воспылало.
Сие наблюдал
Цепкий Доронин
Серым огнём.
Чуть погодя
Потом хрупкая
Девушка юная
Вышла с
Аптеки. Она
Фармацевт, готовит
Микстуры, таблетки
И мази
Даёт старикам,
А матерям
С грудничками
Отпускает от
Жара сироп.
Как же
Иначе? Ведь
Резко так
Температура вскочила!
Аптекарша добрая,
Жалела она
Каждого из
Посетивших гостей.
Хоть ко́клюш,
Хоть СПИД
Состраданья достойны.
Все равны!
Ведь это
Саднящие боли
И слёзы.
Не следует
Плакать, страдать
Человеку от
Роя недугов.
Бремя чумы
Растаять должно:
Новейшее время
Не терпит
Болезней отрав.
Любит оно
Разрывы пространств,
Покорение космоса,
Смешенье порядка
И хаоса
В еди́ну
Материи ткань.
Наивная вера
Свята безусловно:
Как христиане
В пещерах
Бога молили,
То тогда,
В те
Загадки минуты,
Были возвышенны,
Как никогда.
Скоро наступит
Иная религия:
Без церквей,
Без попов,
Без предрассудков
И ненависти.
Со страстью
Борьба протекает –
Либо ты
Человек, либо
Ты стопудняк
Пустоглазый мертвец.
Девушка эта
Добрейшей души,
Искренне верит
В порывы
Свои. Да!
Прекрасен тот
Человек, кто
Без лишних
Сомнений может
Кинуться солнцу
Навстречу. Если
Хотел бы
Доронин влюбиться,
То аптекарша
Стала бы
Первой женой.
Возможно, и
Вовсе единственной.
Лёве, однако,
Не быть
Семьянином пример-
ным:
Он роскошь,
Он ви́хорь
Плотских утех.
Много синонимов,
Много имён
Москвичу подойдут,
Не найти
Среди оных
Эпитета, склонного
К слову
«Семья», или
«Дом», или
«Долг». Отвечать
Перед кем-то –
Бирюльки и
Карточный блеф.
На них
Тратить время,
Даже минуты,
Жизни своей
Есть глупость.
Не хватает
Внятных причин,
Чтобы прилично
Себя повести.
Добродетель продажна,
Она лишь
За деньги,
Она продаётся
И покупается,
Словно портовая
Грязная девка.
Зачем поддаваться
Блуднице? Да,
Безусловно, глаза
Фармацевта прекрасны,
Но им
Не придать
Правдивость тому,
Что кличут
Добром. Пошлые
Мысли, уйдите!
Любовные цепи
Отринут пускай!
С Поволжья
Девчонка, провинциальная
Нищенка, зачем
Ты Лёве
Нужна? Доронин
Не птица
Полётов твоих.
Пусть бежит,
Безмозглый дурак,
От счастья!
Не нужен
Тебе человек,
Что страдает
Величия манией,
Которому ближе
Денег, богатства
Нет ничего.
Ты лучшему
Можешь отдать
Своё сердце.
Надеюсь, что
Встретишь того,
Кто прекрасен
Лицом и
Душой, а
Ты улыбнёшься
Ему. Навек
Вы сойдётесь,
И ничто
Не разрежет
Вас наподобие
Старых и
Дряхлых лоскутьев.
Изыди, достойная,
Не тревожь,
Не береди
Жирный, мясистый,
Сочный шматок
Самодовольной души.
Лёва, беги!
Он побежал,
Будто услышал
Мой зов.
Не гляди
На прохожих,
О цели
Поездки своей
Лучше подумай.
Это важнее
Чем озиранье
На сброд.
Хотя подождите.
Вот слесарь,
По виду
Босяк, но
Человек он
Скорее рабочий,
Гордый, упрямый,
Кичливый своим
За станком
Монотонным трудом.
Радость ему
Приносят детали,
Курево, водки
Сто грамм
На праздник
Со встречею
Верных дружков.
Хороший мужик.
С недостатками?
Да. Но
Нет в
Нём нисколько
Черт омерзительных,
Достойных презрения.
Люди неидеальны!
Ты помни
Об этом,
Однако клейми́ть
И чмыри́ть
Есть удел
Злых дураков.
Пальцами тычут:
Глядите, идёт
Зверь, полураб
В робе…
На заводе
Сиди, не
Надо маячить
Пред нами.
Ты проиграл
Гонку жизни
За де́ньгами.
Фиг тебе,
А не
Белые пляжи!
В них
Счастье считается,
Ляжешь селёдкой
Иль нет.
Надо мерилом
Каждого глянуть.
Нужно то,
Чтоб понять,
Кто вша,
А кто
Не такой.
Взялся Доронин
Смотреть чрез
Корыстомер-микроскоп –
так
Названный им.
Он отнюдь
Не изгой,
Чтобы быть
Неспесивым, спокойным.
Фу, бомжара,
Пьяная рвань!
Что ты
Ботинком дырявым
Топчешь дорогу?
Дома сиди
Или сразу
Лучше умри!
Не выжить
Под солнцем
Вольготно тебе,
Мы тебя
Жадно сожрём!
Мы-то атланты[16]16
  Отсылка к книге Айн Рэнд «Атлант расправил плечи».


[Закрыть],
Мы господа,
Нам Бог
Не указ,
Нам брат –
Сатана. Мы
Громки, велики!
Лёва насупился,
Лёва пыхтит,
Толкает людей,
К слесарю
Рвётся, дабы
Ударить, задеть
Просто так,
Без причин.
А работяга
Не видит,
Не знает
О бессмысленной
Злобе гостя
С Москвы.
Парень спокойно
Со смены
Идёт, волочась,
На окруженье
Не глядя.
Метры сгорают,
Близки корпуса –
Вот плечо,
Резкий толчок.
Слесарь скосился:
Что за
Странная хрень?
Кто посмеет
Ударить меня?
Лёвик же
Призраком скрылся –
Не найти
Работяге виновника.
Ха-ха-ха! Получил
Лёва наш
Удовольствие. Он
Выплеснул злобу.
Теперь посвободнее
Ступает нога,
Нет стариковской
Гантельной ходьбы.
Скоро дом
Ему явится…
Вот окраина
Города. Где-то
Здесь доронинский
Маленький дом.
Вот частные
Избы, зачахлые,
Полуживые. Огороды
Даже имеются,
Ведь хозяйство
Может кормить,
Средства экономить.
Опять же,
Не трать
В супермаркетах
Деньги наличные.
И курятники
Тоже бывают.
Дают яйца
И мясо:
Ежедневно растут
Комки желтизны –
Их пищанье
Так мило.
В коробках
Они сидят
И дерутся,
На головы
Какают даже.
Ну, бывает!
Чего же
Тут взять.
Из них
Взрастут курицы
И петухи,
Какие число
Яиц преумножат
Своим дворовым
Постоянным сношеньем.
Кто-то даже
И поросей
Пожелал заиметь.
Весёлый пятак
Тычет задорно
Корытную грязь,
Хрюкает смачно,
Деля гущу
И жижу:
Сначала одно
Пожирает, потом
Выпивает остатки.
Закончив же
Трапезу эту,
В луже
Лежит и
Отдыхает, лениво
Смотрит во
Двор – лафа!
И коровы
Тоже бывают,
Ведь потребляют
Литры парного
Особенно те,
Кто множество
Малых детей
Настругал. Тупая
Скотина пятнистая
На Лёву
Уставилась зенками.
«Может, наша?» –
Подумал Доронин,
Хоть предки
Коров никогда
Не держали,
А масло,
Включая другую
Молочку, брали
Они в
Доме соседском
С бурёнкой.
«Не наша!»
И прав
Лёва был –
То соседка.
Значит, вот
Прямо сейчас
Родимый порог
Расстели́тся, который
Во снах
Не являлся…
Точно, оно!
Ликует Доронин:
Не зря
Он тащился,
Победа, успех!
Не заблудился,
Всё хорошо!
Отец здесь
И брат,
Выйдут сейчас.
И что
Позже случится?
Они зарыдают,
Они засмеются?
Хороший приём
Или взгляды
Получит косые?
Не суть!
Со скрипом
Открылась калитка.
Лев заходит
В сады,
Где вишни
И яблони
Бодро растут.
Их мама
Любила. Отец
Потому посадил,
Чтобы супруге
Радовать глаз.
А Димка,
Младшенький брат,
Как он?
С ним
Ведь ссор
Не бывало.
Да, правда!
Разные братья:
Дима тихий,
А Лёва
Был смел,
Защищал, заступался,
Старшаков отгонял
От хилого
Брата, чтобы
Мальчику дали
Бабочек мирно
Ловить. Энтомологом
Быть брат
Хотел, но
Пошёл по
Пути терапевта.
Людям помочь
Он спешил,
Чтобы никто
Не болел.
В Диме
Была доброта –
Интересно, как
Сегодня она?
Не исчезла?
Не перерос
Непосредственность
детства –
Начало гуманности?
А младший
При Льве
Её никогда
Не терял.
Вот вспомнил,
Что мог
Ребят разнимать,
Когда беспричинно
Сопели носы
И вздымались
Их крылья.
Даже услышать,
Бывало, могли,
Хоть тихим
Димочка был.
Хороший парнишка,
Наверное, вымахал.
Некрасив, но
Предельно спокоен,
И злобы
В нём
Не было,
Чтоб огрызаться.
В запасе
Его – недостаток
Слов бранных.
За брата
Старший Доронин
В конфликты
Всегда залезал.
А девочки
Не западали
На Диму:
Уж слишком
В себе,
Нет той
Львиной харизмы –
Не станут
Такие любвепартнёрами.
Однако забавно,
Что нынче
Был Дима
Женат. Вроде,
По слухам,
Хорошая девочка
Замуж пошла –
Милая, скромная,
Поперечного слова
Не скажет.
Младших классов
Училкой пахала.
«А как
Её звали?
Вика? Марина?
Настя? Ирина?
Точно! Светлана.
Света Доронина –
Даже звучит
Солидно вполне.
Брат мне
О ней
Однажды обмолвился.
Из Москвы
С браком
Их поздравлял,
Счастья желал,
Без стычек
Чтоб будни
У них
Проходили, и
Остальная банальная
Чушь, которая
Лезет орально.
Были довольны,
Я тоже –
Мы квиты.
Вообще интересно:
А какая
Собою она?
Насколько красива?
Какая улыбка?
Какие глаза?
Хех, уже
Готов засмотреться
На брата
Жену. Может,
Смогу флиртовать,
Хоть это,
Возможно, слегка
Аморально. А
Что же
С отцом
Меня ожидает?
Как сейчас?
Всё такой
Же он
Злой, недовольный
Явленьем любым
Вод полных
По имени
Жизнь? Насколько
Василий Петрович
Стал сед
И морщинист?
Насколько потухшим
Со временем
Взор обратился?»
Скоро, однако,
Будут ответы
На эти
Вопросы, сомнения.
 

Глава пятая

 
Пока Лев
К дому
Шагал, в
Раз который
Мысли чесал,
То отец
За цветочною
Скатертью спал.
После обеда
Стало теплее
В желудке,
Энергия вязко
Лилась по
Скрипучим суставам.
Ух! Заморился
Василий Петрович,
Дремал. Окно
Протыка́лось лучами,
Бомбилось слепня ми
И мухами.
Они взбеленились,
Что Броуна
Лёта частицы.
В них
Многое было
От пыли:
Такие же
Древние и
Совсем непослушные.
Если вдохнуть,
То скончаешься
От омерзения,
Хоть стёкла –
Защита и
Слепни ему
Не грозили.
Старик был
С залысиной
И словно
Сивый какой-то.
Очки надевал,
Когда книга,
Или газета,
Или счёт
За пустяк
В руках
Могли оказаться.
Пальцы немного
Тряслись, будто
Тремор, но
Без Паркинсонов.
Ноги были
В целом
В порядке –
В аптеке
Не брал
Себе трость
Василий Доронин.
Он гордый,
Такой же
Как сын…
О нём
Уж давно
Не думал
Старик и
Снова не
Чаял увидеть.
«Неблагодарный сынок!
Я из
Сил выбивался,
Чтобы дать
Тебе кров
И заботу,
Любовь и
Вниманье!» Мать
Тоже старалась.
Много дала
Она сыну,
О жизни
Пытаясь ему
Рассказать, как
Сама понимала.
Она умерла,
А сын
Не приехал.
Не сообщил
Василий ему,
Но Диму
Просил позвонить.
Прослушал ли
Лев сообщение?
Как, что
Он ответил?
Может, смягчился?
Появится дома
Блудный сынок?
А плакал
Ли Лев?
Василий Петрович
Про министерство,
Про деньги
Всё слышал.
По простоте
Он боялся,
Что ко́штов
Достаток мог
Человека сгубить.
«Зазнайка», «мажор» –
Определения эти
На языке
Вертелись шершавом.
А если
Слова те
И впрямь
В бытии
Очертились, снова
Взыгрался бы
Старый отец,
Потому что
Не жаждал
Типично московского,
Типично столичного,
Такого пустого
Шика, вранья.
Сёрбался чай,
Губы ниткою
Чашку хватали
С жадным
Молчанием. Дед
Дома один:
И Дима,
И Света
Сейчас на
Работе – что
Поделать, время
Не ждёт!
С пациентами
Сын ковыряется,
Невестка детей
Учит «жи-ши»
Выводить в
Зелёных тетрадках.
Не меньше
Зелёность доски
Почиркана мелом:
Правила те
Орфографий и
Синтаксиса, а
Также примеры
И предложения.
Светлана же
Молода, хороша.
Взгляд её
С поволокой
Радовал за все
Петровича глаз –
Прекрасна невестка,
Выбор сыновий
Старик наш
Всегда одобрял.
Ни разу
Не сомневался
В верности
Митиной свадьбы.
Был младший
Парень путёвый.
За него
Не сто́ит
Бояться, в
Деяньях его
Уверенность есть –
Это отлично!
Засыпает Петрович:
Чаю напился,
Смыкается глаз,
Упираются руки
О стол.
В Морфея
Объятьях погряз.
И долго
Бы сон
Продолжался, но
Помните, что
К нему
Лев направлялся?
Как человек
Сей изменит
Край отчий?
Громко Лев
Постучал кулаком
В утлую
Дверку. Вздрогнул
Старый Василий.
Кого же
Прислала нелёгкая?
У Димы,
У Светы
Были ключи.
Не стучали
Они бы,
А просто
Открыли бы.
Надеялся дед,
Что это
Не стражи
Порядка, иль
Всякой безделкой
Торговцы, или,
Что ещё
Хуже, рекламщики.
Вскрикнул Петрович:
«Кто там
Ко мне
Всё стучится?»
Откашлялся Лев.
«Здесь проживает
Василий Доронин?»
«Да! Что
Надобно вам?»
«К двери
Подойди ты,
Открой и
Узнай!» – «Вот
Ещё надо
Всякому сброду
Идти открывать!»
«Ну как
Хочешь, но
Утратишь возможность
Тогда повидать
Одного человека,
Которого долго
Не ждал
И забыл».
– Чёртов загадочник!
Что ж
Ты буро бишь,
Замысловато болтаешь?
Сейчас подойду
И огрею,
Коль ты
Непутёвый болван
Иль просто
Назойливый тип!»
И поднялся
Василий Петрович,
Гордый старик,
Кандыляет, подходит,
Открывает замок –
Распахнута дверь.
Старый Доронин,
Бедно одетый,
Угрюмый, бровастый,
Стоя в
Проёме, глядит
Исподлобья на
Пришлого гостя:
Песочный костюм,
Бело-голу бая клетка,
Голливудский оскал.
Но вроде
Знакомые очи,
А форма
Лица кажется
Близкой, родной.
Сильнее прищурился:
«Может быть,
Это Лев?
Надо спросить».
«Кто вы,
Что нужно?»
«Не узнал
Ли, ОТЕЦ?»
Шарм источают
Льва зубы
На деда.
Тот удивлён:
«Лёва? Ты
Что ли?»
«Я, папа!»
Молчание. Слова
Не выходят,
Не подбираются.
Василий
многозначительно
На сына
Глядит, ожидает
Чего-то. Что
До́лжно случиться?
Слёзы, объятия?
Восторги, ответы?
А ничего!
Старик пробурчал:
«Заходи уж,
Коли заявился».
От порога
Внутрь дома
Ковыляет Петрович.
Лев спокоен.
В общем,
Похожего ждал,
Не опешил
От флегматичного
Деда приёма.
За отцом
Младший Доронин
В глубину
Завалился и
Дверь закрыл
За собой.
Не дом,
А халупа
Хижина в
Два этажа
И полумрак.
Так старо,
Так неуютно –
Мурашки щекочут.
Василий Петрович
Обратно садится
За стол,
Лёва подходит.
Немигающе смотрит
Отец, изучает,
Как изменился
Надолго потерянный
Сын. Последний
Вцепился глазами
В худую
И столь
Измождённую тень
Одного из
Немногих-то кровных
Людей. Часы
Громко идут –
Они древние,
Возраста скорби.
Точно так же
Идут монотонно
Злобно-слезливым
потоком
Лёвы вопросы:
«Как ты?
Что изменилось,
За время,
Пока меня
Не было?
Как Дима,
И Света
Держатся тут?
Всё ли
В порядке?»
Вопросы его,
Подобно камням
В колодец
Без дна
Улетали: Василий
Держал тишину.
А стрелки
Всё шли…
Но вскоре
Примялось молчанье,
Словно бумажек
В урне
Комок. Бормочет
Старый отец:
«Почему же
Только сейчас
К нам
Ты вернулся?
Ты же
Знал о
Прошедшем
СОБЫТИИ?»
Лёва сглотнул.
«Да, знал,
Но был
Очень занят:
Много дел
И контрактов,
Министерской работы
И встреч…»
Снова пауза.
Василий Петрович
Промолвил: «Понятно.
Наплевал? Забросил
О матери
Думать? Не стыдно?»
Сын удивился:
«Почему наплевал?
Я бы
С радостью
Дёрнул с
Московской рутины,
Но обстоятельства
Были сильнее
Сыновьего долга».
«Какие дела
Могут быть
Важнее прощания?
Нельзя прикрываться,
Ты понимаешь?»
«Зачем тебе
Сразу пилить?
Я будто
Какой-то злодей.
Где преступление?
Да! Поздно
Явился. Однако
Я здесь
Несмотря на
Сложные чувства
Меж нами».
«О каких
Сложных чувствах
Ты говоришь?
Из дома
Почти что
Сбежал ты
По собственной
Воле. Тебя
Не выкидывали,
Будто котяру
Приблудного. Я
Был заботлив,
Как мама».
«Не притворяйся!
Ты был
Жесток, ты
Бездушнее льда!
В универ
Я сбежал,
Задыхаясь смертельно
От духоты
Ненавистного дома.
Здесь мы
Жили как
В склепе,
Поскольку фигура
Твоя бросала
Такие ужасные,
Хищные тени,
Что жрали
И свет,
И пространство…»
«Какие, однако,
Эпитеты мне
Ты кидаешь!»
„Ужасные“, „хищные“…
Я будто
Стервятник в
Твоём представлении.
Я Диму
Хотя бы
Однажды гнобил?
Мать, скажешь,
Тоже сожрал,
До могилы
Довёл? Отвечай!»
«Нет, ты
Не трогал
Ни Диму,
Ни мать,
Но трогал
Меня. Я
Был гадким
Утёнком и
С твоей
Стороны не
Чувствовал веры.
Ты убеждён
Был, что
Я шалопай,
Я бездарность,
Не ждут
Успехи меня…»
«Что ты
Сейчас говоришь?
Я разве
Не верил?
Для тебя
Я хотел
Только лучшего!
В тебе
Было много
Проблем и
Качеств дурных.
А из
Тебя я
Выбить старался
То, что
Казалось плохим.
Вполне вероятно,
Палку мог
Перегнуть, но
Это во
Благо для
Жизни твоей».
«Ты гондо́бил
Меня постоянно,
Домашний тиран!
Тебе боли
Моей было
Мало, всё
Ею питался,
Что людоед!»
Рукою махнул
Василий Петрович –
В тупик
Заходил разговор,
Словно крутой
В горах
Серпантин, что
Над пропастью
Тихо завис.
Тут и
Лев замолчал:
Нечего больше
Сказать, запас
Мыслей иссяк
У обоих,
А бессмыслицу
Гнать никто
Не хотел.
Шли стрелки,
Стучали. Дыхание –
В такт.
Вокруг же –
Спокойствие, тлен.
Зачем ссора
Нужна после
Долгой разлуки?
«Я приехал,
Чтобы проститься
С мамой,
А не
Для ссор.
Ведь ты
Понимаешь, она
Не одобрила…»
«Я понимаю.
Возможно, согласен.
И тяжко
Вот так,
Будто б
С начала,
Ко всему
Привыкать, искать
Иные соприкосновений
Точки между
Когда-то двумя
Родными людьми.
Но надо:
Я отец,
Ты сын.
Необходимо сойтись
Ради общего
Блага семьи».
«Отец, расскажи,
Как всё
Это было?
Ты понимаешь,
Про что
Я спросил?»
«Да, догадался…
Было достаточно
Скоро. Впрочем,
Сто́ит сказать,
Не особенно
Мама болела.
Были обычные
С сердцем
Вопросы: сосуды
Шалили, бывало,
Скакало давление.
В общем,
Почти как
У всех.
Но внезапно
Тромб оторвался
В ноге
И, проскользнув
По сосудам,
Закрыл вход
Артерии в
Сердце. Кровь
Не могла
Поступить. Итог –
Остановка… Скорая
Гончею мчалась,
Рва́лась помочь,
Но безуспешно…
В коридоре
Больницы стоял,
Губы кусал,
Исхода хорошего
Всё ожидал.
Но нет,
Не случилось…»
«Да уж.
Ужасно, что
Смерть очень
Быстро настала.
А как
Реагировал Дима?»
«Был белым,
Как снег,
Глаза покраснели,
Как кроличьи.
Он лежал
Без движенья,
На потолке
Искал неизвестность,
Будто ответы
Внезапно найдутся.
Не думай,
Что Дима
Работу забросил, –
Ходил и
Лечил. Однако
Когда возвращался,
То в
Комнате он
Запирался один,
Подолгу лежал.
Даже Свету
Просил подождать,
Не входить!
Ей я
Стелил у
Себя. Сам
На кухне
Тихонько дремал
За столом.
И Дима
Не пил,
Если что.
Я тоже
В запой
Боялся свалиться,
Но обошлось.
Видишь, сижу.
Не обхватила
Телом тугим
Спиртовая гадюка…
На кладбище
Еле пришли:
Никак не
Могли мы
Поверить, что
Тело земле
Придётся отдать…
Света нам
Помогла. Она
Хорошая девка.
С нею
Легче морально,
Будто горесть
С души
Стащила крюком.
Обнимала меня,
Не обошла
Вниманием мужа.
Стояли копатели,
Молчаливые глюки.
С пустыми
Глазами ждали
Они знак
Продолжения действа
В рамках
Рабочего часа.
Поп молодой
Молитву читал
Над усопшей,
А Дима
С гневом
И страхом
Сле́пней и
Мух отгонял
Ото лба:
Не надо,
Чтобы крылатые
Грязные твари
Лапами портили
Белую кожу
Человека родного.
Отзвучали святые
Слова, закончены
И поцелуи
От меня,
От Димы,
От Светы…
И плач,
Безмолвный, протяжный,
В горле
Застыл. Сил
Не было
Вырваться, удавка
На шее
Будто была.
Закрыли затем,
Начали вниз
Опускать. Приземлился
Гроб деревянный
На дно –
Без удара,
Мягко разлёгся.
Оживились могильщики.
Лопаты кидают
Комья земли.
Стук глуховатый
О крышку
Пугает меня –
Коленки трясутся!
Страшнее минут
Не бывало,
Потому как
Удары те
Означали конец.
Боле не
Будет возврата
В наши
Семейные дни.
Есть только
Начало новой
Нам пока
Неизвестной главы.
Закидано тело
Бурою массой,
Высится крест,
Крепкий, удобный,
Простой, аскетичный:
Мама хотела
Быть похороненной
Как христианка,
Без языческой
Грязи, разврата,
Каменных плит –
Кусков мавзолея –
И усыпальниц,
Сворованных будто
У бородатых
Персидских царей.
Взгляни обязательно!
Знаешь, хотим
Цветы посадить,
Чтобы душа
Улыбалась крохо́ткам,
Лепесткам невеличек.
Надеюсь, одобришь.
Верно болтаю?»
«Ты прав,
Осмотрю, оценю.
Как Дима?
В норму
Вернулся, очухался?»
«Да вроде
Получше ему.
Со Светой
Снова общается,
От нас
Не скрывается
В комнате».
«Славно. Скоро
С работы
Вернётся?» – «Нет!
К вечеру
Должен нагрянуть:
Много болеют,
Много страдают,
А он,
Видишь ли,
Жисть облегчает».
Василий Петрович
На часы
Поглядел: «Скоро
Вот Света
Со школы
Вернётся. Её
Хоть увидишь,
А то
Только слышал
О ней».
Пророчески вырвалось
У старика –
После фразы
О Свете
Скрипнула дверь.
На пороге
Милая дева
Стояла, взор
Потуплен после
Занудной работы
С детьми.
Встали навстречу
Лев и
Отец. Петрович
Сразу невестке
Сказал: «Здравствуй,
Светлана! Глянь,
Кто к
Нам из
Столицы приехал.
Его Лёвой
Зовут. Это
Мой сын».
 

Глава шестая

 
В предыдущей
Пятой главе
Я Свету
Ввёл как
Героя. Что
Мне нужно
Сказать: она
Не красотка –
Нет глянца,
Нет лоска.
Однако она
Не уродка,
Во внешности
Дефекты отсутствуют.
Особа приятна,
Тепло излучает
Всем существом.
Бывает такое:
Встретишь люди́ну –
И видишь,
Что сердце
Подлости чуждо,
Что голова
К извращеньям
Не падка.
Света была
Из таких.
Когда её
Лев ощутил,
То смешался:
Не знал
Он такую
Породу людскую.
Неизвестность любая,
Как правило,
Есть неожиданный
Биографический след,
Памятный знак
Победы иль
Неудачи. Доронин
Не мыслил,
Как повлияет
Со Светой
Резкая встреча,
Не знал,
Как судьба
Его повернётся:
То ли
Кольнёт остриём,
То ли
Погладит овалом.
А пташка
С Поволжья
Была недурна!
Опереньем сверкала,
Не зазнаваясь,
Не выпирая,
Но внутренне
Сжалась она
От испуга
Под взглядом
Доронина Льва.
«Чего засмущалась?
Это приехал
Брат Димы
С Москвы.
Мы с
Ним давно
Не встречались.
Не стой!
Поздоровайся хоть».
«День добрый!
С дороги
Устали, наверное?»
«Здравствуйте! Нет,
Всё отлично.
Вот, забытые
Стены родные
Меня вдохновили,
Второе дыханье
Мне дали.
Из-за матери
Я появился,
Чтобы проститься».
«А почему
Вы так
Поздно явились?»
«Встречи, дела,
Министерские распри…»
«Вы, видно,
Шишка большая?»
«Ну да!
Доступ имею
К чиновникам
Высшего ранга,
Которые к
Первому ходят».
«Любого из
Нашего города
Вы здоровее,
Как пара
Давид – Голиаф».
«Настолько пугаю
Я вас?»
«Ну что-то
В вас
Шевели́тся червём,
Имени нет…»
«Странные фразы
На первую
Встречу. Вы
Скованны будто.
Давайте встряхнитесь,
И избавься
От „вы“!
Это слово
Так старит
И душит
Формальной рукой».
«Как скажешь.
Я просто
Впервые тебя
Увидала, смутилась».
Вмешался Петрович:
«С нею
Такое бывает.
Это нормально,
Скромница ведь
Невестка моя».
«Василий Петрович,
В краску
Меня вы
Вгоняете. Мне,
Право, неловко».
И, ко
Льву обращаясь:
«А как
Вы, то
Есть ты?»
«Разве Дима
Тебе ничего
Не рассказывал?»
«Может, однажды,
Так, невзначай.
Наверное, вы
С ним
В плохих
Отношениях. Да?
И Дима
С укором,
Даже, верней,
С осуждением
Мне о
Тебе говорил.
Ты, мол,
Из города,
С родины
Малой бежал,
Бросив ВСЁ.
А он,
Дима, после
Учёбы работать
Остался врачом,
Люду простому
Проделывать клизмы,
Прививки, уколы,
В то
Время как
Ты в
Серебре кувыркался».
«Серьёзно?! Правдивы
Твои выражения?
Я жёсткости
Их удивлён:
Дима раньше
Мне мягким
Казался и
Человеком незлобным
И добрым.
А здесь
Я будто
Дорогу ему
Перешёл! И
Не настолько
В достатке
Я пребываю –
Провинциальные
домыслы
Про серебро!
Не качаю
Я нефть
Или газ!
Да, сыт,
Обут, жалоб
Нет никаких,
Однако сие
Всего лишь
Есть средний
Уровень жизни.
Особенно если
С доходами
Сравнивать многих,
Обычно негласных,
Столичных господ
В той
Злополучной Москве».
«Лев, конечно,
Я понимаю,
Что Дима
Чрезмерно задет
И пускается
В крайности,
Видя буржуя
В тебе.
Но затаил
Он обиду
За твой
В столицу
Отъезд, приравняв
Его в
Голове со
Словом „предательство“».
«Откуда предательство?
Про вас
Я забыл?
Вам денег
Не слал?»
«Ты присылал,
Безусловно. Но
Потом перестал».
«Так Димочка
Сам работать
Пошёл – мог
Семью обеспечивать.
Зачем мне
Тогда дополнительно
Что-то вам
Присылать? И
Мне самому
Не хватало
Зарплаты. Знаешь,
Не сразу
В квартире
Я жил
Дорогу щей: долго
К этому
Шёл. Мотался
По съёмным
Спальным однушкам
С надоедливым
Бегом наглых
Стай тараканьих.
Но время
Ко мне
Справедливо: получил
За труды
Большу́ю награду».
«Я понимаю,
Что много
В столице
Пахал ты.
Кровью и
Потом богатство
Себе припасал.
Плохо, однако,
Что мать
Успехи твои
Не застала…»
«За это
Мне стыдно,
Клянусь! Уже
Не исправить
Мне глупой,
Жестокой ошибки.
Сейчас же
Хочу извиненья
Просить, надеясь
На состраданье
Материнского духа».
«Ох, если
Я мамой
Твоей бы
Была, то,
Быть может,
Прощение твоё
Приняла. Ты
Блудил, пропадал,
Но вернулся
В семью.
Лучше поздно,
Чем никогда.
Это достойно
Всех поощрений».
Промолвил отец:
«Может, вздрогнем
Сегодня, как
Дима придёт?
Всё-таки брат
Заявился. Немыслимо:
Столько лет
Отзвенело с
Внезапным уходом».
«Я за:
С Димой
Выпить хочу,
Обсудить, может
Быть, объясниться
За годы
Немого отсутствия».
Света вмешалась:
«Правильно, Лев!
И я
Поддержу. Надеюсь,
Что с
Димой помиритесь,
Поймёте друг
Друга, простите.
Вот даже
Папа простил.
А брат-то
Тем более
Сделает это…»
«Не простил
Я, конечно,
По полной,
Но близок
К тому,
Безусловно. Ведь
Стар я,
Чтоб обижаться.
Зачем поминать
Постоянно ошибки –
Хоть мои,
Хоть его…
Всё же
Вспомните повод –
Не надо
Нам ссориться,
Покоя усопшей
Не будет…»
Заплакал старик.
У молодых
Слёзы также
В глазах.
Вроде коротко
Шло общение
Героев троих,
Но время
Скакнуло значительно:
На улице
Уж вечерело.
С работы
Народ возвращался
И по
Домам собирался.
А вот
И четвёртый
Драмы герой
На сцену
Так рвётся,
Зубами скрежещет.
Хлопнула дверь –
Дима пришёл!
Введу я,
Читатель, персону.
Если Лёва
Был мил
И приятен,
То Дима
Не очень
Был внешне:
Лицо грубовато,
Не больно
Он складен,
Хромой, долговязый.
Ростом брата
Повыше, хотя
Он и
Младше, – так
Часто бывает.
Над Димой
Довлело спокойствие
И скромность
Читалась в
Огромных глазах.
Помни, однако:
В омуте
Тихом черти
Всегда бултыхаются.
За мягкостью
Кроются иглы,
Что вылезают
В минуты,
Когда человек
Загнан в
Угол или
Тогда, когда
Кто раздражает.
Свету Дима
Любил – то
Чистая правда.
Но должен
Заметить, что
В браке
В роли
Ведущего – муж:
Слегка помыкал
В своих
Интересах женой,
Бесцеремонно
использовал
Он её
Доброту, безотказность
И чистоту.
Здесь подотри,
Здесь помоги,
Послушай сюда,
Пошла ты
Скорее туда…
То ли
Посыльная, то
Ли прислуга.
Феминистки возникнут:
Самцовый тиран!
В чём-то
Истина есть,
Но дело
Будет сложней:
Свете самой
Так хорошо.
Вроде стабильность,
Вроде покой.
Немного свободы,
Правда, отняли.
Что ж!
Если где-то
Свершится победа,
То где-то
Будет разгром,
Где-то выигрыши,
Где-то и
Проигрыши – физика:
Если сила
Была увеличена,
То меньшею
Станет длина.
Помнила Света
Правила эти.
Не жалела,
Не плакала
О жизни
Своей, ведь
Искупалось служение
Димы любовью.
И забота
Была, и
Щенячая нежность –
Миловаться любили,
Как школьники
На выпускном,
Смотрящие вместе
На летнее
Алое утро.
Вот влиянье
Работы учительской,
Хех, на
Развитие чувств.
Но вернёмся
К встрече
Двух братьев.
Немного хромая –
То от
Усталости, – внутрь
Дима проходит
И видит
Трёх человек:
Папу, жену
И неизвестного.
Что за
Хмырь тут
Моднявый стоит?
Не внушает
Доверья наряд:
Будто баска к
За данью
От хана
Резво примчался
На Русь.
А действительно,
Рожа ордынская,
С имперским
Воинственным профилем.
Не жди
Ты добра
От такого.
Претворение зла
Скорее ему
Очень близко.
«Здорово, родные!
Кто к
Нам в
Гости пришёл?»
«Сынок, получше
Ты приглядись
И узнай
Незнакомо лицо».
«Ну ладно,
Попробую сделать».
Вперился глаз
В довольную
Сытую рожу.
Ох, холёная,
Стра́зная там
Физиономия висла,
Будто римский
Сенаторский бюст –
Страстный Като́н[17]17
  Имеется в виду Марк Порций Катон младший – солдат и философ-стоик, консервативный римский сенатор в период поздней республики, противник Юлия Цезаря.


[Закрыть],
Не иначе,
С коварным
Взгля́довым блеском.
Что может
Знакомого быть
В этом
Властном лице?
Мало кто
Таким обладает,
Из знакомых
Точно никто
Не имеет
Гримасы подобной –
Царский мака́к.
«Не знаю,
Кто гость.
Хватит загадок!
Уж признавайтесь,
К нам
Кто заявился?»
Света промолвила:
«Димочка! Что
Ты такой
Невнимательный? Как
Ты мог
Не узнать
Брата родного?
Это Лёва».
Улыбается старший:
«Ну здорово,
Димка, родной!
Хоть руки
Давай за
Встречу пожмём.
Не виделись
Времени столько.
Как можно?»
«Привет, старшенький!
Я впечатлён.
Не ожидал
Снова встретить.
Что? Соизволили,
Барин московский,
Голытьбу посетить?»
«Ты слишком
Стал резок
Ко мне.
И всё
Ещё злишься
За то,
Что тогда
В Москву
Не поехал
Как я?
Зави́дки берут?»
«Кому-то нужна
Столица твоя?
Ты бросил
Семью – грубо,
Цинично! И
На похороны
Матери смог
Опоздать, негодяй!»
Тяжко вздыхает
Лёва Доронин:
«Вот выступаешь
Ты как!
Даже отец
Спокойнее был.
Времени сколько
Уж пролетело,
А ты
Всё поминаешь
Из дома
Побег мой.
Да, опозданье
Моё непростительно.
Но я
Уже извинялся
За то
Пред отцом.
Чёртовы встречи
Меня закрутили…»
«Икрою давился,
Мама пока
В постели
Металась? Болезнь,
Что огонь,
Всё тело
Внутри выжигала,
Головёшки одни
Оставляя цинично,
Пока твои
Важные встречи
В кабаках
И кафе
Проходили. Ты
Контракты подписывал,
В каких
Министерские мальчики
Гранты курочили…»
«Провинция, блин!
Картинки поклюквенней
Не родила
Твоя голова?
Да, москвичом
Я заделался –
И, по-твоему,
Стал мудаком,
Зажравшейся гнидой?
Нет! Ты
Думай как
Хочешь, но
Я адекватен.
Приехал проститься –
Лучше поздно,
Чем никогда.
Ты же
Скандал закатил
Прямо сразу,
С порога.
Вон красный,
Что помидор,
Ты стоишь.
Сосуды шалят
Али сердце?»
«О здоровье
Моём можешь
Не печься:
Я врач!
Сам знаю
Болячки свои,
Даже как-то
Стараюсь лечить.
Не считаю,
Что ты
Адекватен, золото
Только в
Тебе вопие́т!
Ты весь
Из платины
Скроен, что
Тот божок
Языческих капищ.
Приезд твой
Сюда – это
Всего лишь
Безумная вежливость,
Формальная галка
В графе
„Добродетель“. Ну
Ничего! Быть
Может, зачтётся
На небе
Иль даже
Грешки перевесит
Твоё путешествие,
Если, конечно,
Ты веришь
В Бога
Или в
Какое-то Нечто,
Которое судит
И нами
По справедливости
Правит…» – «Наивный
Ты, братец!
Где справедливость
Ты видел?
Вот наша
Мать, например,
Не была
Слишком старой,
Но она
Же ушла.
А многие
Женщины возраст
Её переходят
И дальше
Нормально живут.
А почему?
Иммунитет есть
У них.
Отсутствуют сильные
Чувства, эмоции.
Нервов узлы,
Словно шашкой
Казацкой, срубаются.
Разве мать
Была плохим
Человеком, раз
Она умерла?
Разве такой
Заслужила конец?
Трудно того
Отыскать, кто
За мир
Будет думать,
Будет страдать,
А мама
Такой и
Была… Сердце
Всё на
Себя брало
Без остатка,
Любую слезу
Или смех
Сквозь себя
Прогоняло. Как
Водяная быстрая
Мельница, сердце
Работало, билось
В груди,
Но шестерёнки
Истёрлись, разъехались.
Брызги летели,
Вода заливала
Пески берегов,
Пока всё
Не закрылось…
Где справедливость?
Кто помог
Бы сменить
Жернова круговые?
Я, ты,
Света, отец?
Бог ли,
Не Бог?
Кто бы
Точный мог
Защитить механизм,
Спасти мельницу
И человека!
Всё подлость
И дрянь,
Неравенство, грязь,
Каждый замазан
Во всемирном
Дерьме – я,
Ты, Света,
Отец. Да,
Согласен: весь
Человеческий род
Не бел,
Не пушист,
Дурное творил.
Но сегодня,
Сейчас, мысли
Мои благородны.
Я каюсь,
Что опоздал.
Я блудный
Вернувшийся сын –
Пусть простят
Меня все –
Ты, Света,
Отец. Он
Почти что
Простил или
Близок к
Такому исходу.
Света – добрая
Девушка, даже
Не злилась,
Невзирая на
То, что
Со мною
Была до
Поры незнакома.
За тобою
Очередь, Дима.
Промолви слова
„Лёва, прощаю!“,
Тогда стану
Спокоен и
Тревога уйдёт.
Пожалуйста, брат!
Ради матери
Нашей скажи
Мне „Прощаю“.
Да, удивительно:
Три согласных,
Три гласных,
А сколько
Энергии кроется
В сочетанье
Сих букв.
Произнеси, подари
Новый смысл
Тому миру,
Что благодатно
Меня переменит.
На колени
Я упаду,
Пред тобою
Унижусь – нестрашно
Мне гордость
Сию потерять.
Тем паче
Пред братом,
Родным человеком».
«Брось! Я
Не люблю
Унижений и
Всяческих сцен.
В душе
Голосят и
Летают гагары
Противоречий, сомнений.
Неправдою будет,
Если скажу,
Что прощаю.
Но для
Того чтобы
Сгладить шероховатости
Родственных чувств,
Я говорю:
Лёва, прощаю!
Но после
Того как
Проведаешь мать,
Ты уезжай!
Нет желания
Видеть тебя.
Не могу
Я с
Тобою общаться.
Нет объяснения,
Как, почему
Я далёк
От тебя.
Но моральным
Уродом себя
Не считаю.
Поскорей уезжай!»
«Я понял
И принимаю
Твои пожелания!
Надеюсь, без
Ссор пройдёт
Моё пребывание
В доме».
Вмешался отец:
«Я точно
Не буду
Ругаться – стал
Стар я
Для сварки
И брани…
Разместиться тебе
Предложу наверху –
Там свободная
Комната есть.
Я рядом,
В соседней.
Внизу же
Спят Дима
И Света.
Всё нормально.
А завтра
На кладбище
Вместе пойдём.
Потом и
Уедешь ты
До Москвы.
В крайнем
Случае позже».
Тут и
Света вмешалась:
«Не слишком
Ли скоро
Вы гоните
Льва? Пусть
С нами
Побудет, прочувствует
Вкус нашей
Поволжской земли.
Я бы
Не стала
Его прогонять.
Вы посмотрите:
Не такой
Уж ужасный
Он человек.
Нет грязи
И злобы,
Которые вы
Приписывать любите.
По внешнему
Виду Лев
Милый, хороший,
Приятный вполне
Молодой человек.
И поглядите,
Как он
Опрятен: рубашка
В клетку
Бело-голу́бую и
Цвета песка
Прекрасный костюм!
Пожалуйста, Дима!
У брата
Учись одеваться,
Чтобы меня
Мог порадовать».
Мужа ответ:
«Света, цыц!
Что за
Вздорные мысли
Ты произносишь?
Не нравлюсь
Тебе, какой
Есть? Ну
Тогда разводись!
И немедленно
Замуж выскакивай
За князя
Московского Льва!»
Петрович: «Чего
Вы опять
Духаритесь? Перестаньте
Ругаться! Ведь
Только закончили,
Лев извинился.
Тут же
Шарманка снова
Играет старую
Песню. Хватит!»
Стук кулака
Был тяжёлым –
И распри
В мгновение
Ока замялись.
«Я приказанья,
Как старший,
Сейчас выдаю.
Мы с
Лёвой наверх,
Вы внизу
Засыпайте. Точка!
Без возражений!
А завтра
На свежую
Голову обговорим
Ситуацию. По́зднее
Время – всем
Быстро спать!»
Все подивились
На мощь
Стариковских речей,
Но послушались
И разошлись –
Кто наверх,
Кто внизу
Ночевать остался.
А стрелки
Часов тикали
Громко, всё
Драм ожидали,
Старые черти.