Текст книги "Джули и я"

Джули и я
Аня Энджелин

Не всяк умерший молодым

Безвременно поник —

Бывает Юноша – седым,

Ребячливым – Старик.

Судьба свершается над тем,

Кто стать собой успел —

Деяний счет, а не годов

Решает – кто созрел.

– Э. Дикинсон

© Аня Энджелин, 2024

ISBN 978-5-0065-1012-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ноябрь

В тот вечер, когда пошел первый снег этой зимы, я стояла на балконе, докуривала последнюю сигарету из пачки и размышляла над тем, стоит ли идти за новой прямо сейчас или это дело может подождать до завтра. Улица внизу гудела – типичные столичные пробки в пятницу. Всем быстрее хочется домой, вот они и сигналят без устали. На минуту я представила себе, что творится под землей: полный хаос и давка. Метро никогда не менялось. В принципе, если подумать масштабно, в жизни мало что меняется кардинально.

Сигарета превратилась в окурок, и я затушила ее о кованые перила балкона. А на улице-то красиво. Белые хлопья, темное небо, свет фонарей. От такой атмосферы того и гляди на радостях елку поставишь. Меня уже не первый год сводит с ума моя одна особенность – новогоднее настроение появляется как только выпадает снег, а к самому празднику от него остаётся только легкая дымка.

В дверь позвонили, загавкала Фэй. Странно. Я никого сегодня не ждала и еще больше удивилась, когда на пороге увидела незнакомого мужчину с заснеженной головой.

– Добрый вечер, Александра Лисовец?

– Да, – я кивнула, пребывая в недоумении. – А вы…

– Вам письмо. С пометкой лично в руки.

Вот невидаль! Настоящих писем я в руках не держала, только видела у бабушки в комоде в детстве. А тут даже лично в руки. Кому такое на ум пришло?

– Забирать будете? – заснеженная голова, видимо, устал ждать, и я не смела больше его томить, взяла письмо и закрыла дверь. Фэй тявкнула на прощанье.

Я потрепала собаку за ухом и вгляделась в конверт.

– Да ладно…

Я села прямо на пол и смотрела на письмо так, словно оно пришло из далеко будущего. Фэй воспользовалась моментом и устроилась у моих ног. Минуту я сидела в оцепенении. Быть такого не может! У меня ведь не было никаких ее контактов, как и моих у нее. Ни номера, ни адреса я ей не давала, но откуда тогда взяться этому белому конверту в моих руках? Взгляд не отрывался от строки: «Отправитель: Джули Бергманн».

Меньше всего я ожидала когда-либо снова столкнуться с ней в этой жизни и услышать отголоски моего эстонского лета. Словно все время, проведенное там с ней, было сном, чем-то нереальным – так я привыкла думать, тем не менее бережно храня каждое воспоминание. Джули была припорошенной песком времени тайной, эпизодом, который невозможно забыть и, как я думала, невозможно повторить. Но кажется, сама она так не считала. Я вскрыла конверт.

«Здравствуй, Алекса.

Ты удивлена сейчас, но все абсолютно просто. Твой адрес я нашла в гостинице, в которую ты должна была заселиться, а вот номера телефона у них не сохранилось. Поэтому пишу от руки.

Я была в больнице. Пошла туда не сама, упала в обморок на улице, люди вызвали медиков. Летом ты беспокоилась за мои головокружения. Диагностировали опухоль.

Буду рада, если приедешь. В твоей комнате все по-прежнему.

Извини за неожиданность.

Джули»

Я положила письмо на пол. Наверное, в таких случаях люди ахают, охают и начинают плакать, но лично у меня было ощущение, будто меня окатили ледяной водой. Джули в своем репертуаре – прямолинейно, резко, по делу. И в этом шоковом состоянии мой мозг лихорадочно выдавал вопрос за вопросом. Отчего вдруг она пишет мне об этом? Неужели я была неправа, когда думала что ей все в этом свете по барабану? Почему хочет видеть меня, девушку, которую ей довелось узнать по нелепой случайности? И самый главный вопрос: когда лететь в Эстонию?

Письмо было коротким, но и его появление, и содержание были такой громадной порцией неожиданности, что мой котелок кипел и шкворчал. Джули знала, что перевернет мне все с ног на голову, и даже извинилась за эту неожиданность, но это ничего не сгладило. Наверное, вся ее сущность заключалась в том, чтобы поражать людей и делать это внезапно. Ей это было привычно ровно так же, как и ее извечное спокойствие и отстраненность от мира.

Долго думать я не стала. Надо звонить отцу и, в свою очередь, шокировать его. Я проработала в его компании три месяца, а теперь собиралась просить отпуск. Он, конечно, неслабо удивиться, но препятствовать не станет, духу не хватит мне возразить. Вот вам и плюс быть единственной дочерью своего же начальника.

– Алло, пап, мне срочно нужен отпуск. Желательно на месяц, – я выдала все сразу.

– Саша, ты чего вдруг? – ответ последовал после продолжительного молчания.

– Мне очень надо. Прям очень. Случилось кое-что, без меня не обойдется. Я тебе потом объясню, – я специально тараторила, чтобы не дать ему время подумать. Сердце зашлось в аритмии.

– Ну, надо значит надо, – изрек он на мои непонятные объяснения и вздохнул. – Мама знает? – после развода, будучи еще девочкой, я не раз замечала, что маму он уважительно побаивается.

– Не знает, я ей позже скажу.

– Тогда с завтрашнего дня будешь свободна. Только расскажи потом, что у тебя там произошло.

– Хорошо, спасибо, – я постаралась сделать максимально радостный и благодарный тон, который папе очень нравился. – Корми, пожалуйста, Фэй и гуляй с ней. Ключи у тебя есть.

Да, папа вам не мама. Особенно мой. Никаких лишних вопросов и восклицаний. Логика простая: осчастливил дочь и тем доволен, а отчитать ее и в мысль не придет. Мама бы подняла шум. Скажу ей о внезапном отпуске, когда уже буду в Эстонии.

Имя Джули вертелось в мыслях. Только теперь я явственно ощущала, что все правда серьезно, но все еще не понимала, зачем ей вдруг понадобилась я. Мне казалось, ей никто никогда по-настоящему не нужен. Однако села за ноутбук и стала искать авиабилеты. Нашла. Вылетаю завтра ночью.

Ту поездку, первую, я тоже выпросила у отца. Он обещал мне оплатить отпуск по окончании университета, ожидая услышать от меня просьбы о Турции или Таиланде, но я выдала: «Хочу в Эстонию!». Посещение этой страны на тот момент казалось единственно верным решением. Четыре года адской муки были позади и мне нужно было «очистить душу».

Я не любила учиться от слова совсем. Это началось в средней школе и так и не закончилось – мне все было ужасно скучно, и я даже завидовала тем, кто с горящими глазами поступал на специальности, которые казались им мечтой. Я поступала потому, что по-другому не могла – надо же как-то зарабатывать потом. А что мне, собственно, было интересно? Читать полночи, а дни напролет проводить с друзьями за самыми разными занятиями, изучать эзотерику (наверное, чтобы жить не было так скучно, меня интуитивно тянуло к этому с детства, и к двадцати двум годам я гадала на разных колодах карт и читала натальные карты), иногда увлекаться познанием языков, в какое-то время очень любила рисовать… В общем, тянуло меня к разнообразным увлечениям всю жизнь. Проблема была в том, что я ни в чем не видела призвания, лишь удовольствие. Понятия профессия и удовольствие вообще у меня никак не сливались воедино. Не знаю я, как можно получать радость от работы. Не такой я человек. Как только что-то нужно делать не для себя самой, а потому что «надо», я прихожу в апатию и раздражение. Ладно еще, что проблем с поиском этой самой работы не было – папа и тут все решил. А мне решать-то было нечего. Я не знала, что решать и как.

В общем, учеба меня сводила с ума. И к концу четвертого курса мне казалось, что я стала пустой, потерянной и потеряла ко всему интерес. Это пугало и навевало мысли о том, что мне нужно вновь ощутить вкус соли этой жизни. Искать его отчего-то потянуло в Прибалтику. На самом деле я давно хотела туда съездить, но мысль эта оставалась запертой на задворках сознания, а тут вдруг вынырнула оттуда и стала моей реальностью.

Так и началась моя история с Джули.

Июль

Наверное, впервые в жизни я настолько сильно негодовала. Стоя с огромным чемоданом у стойки регистрации в гостинице, я слушала извинения администраторши с самым суровым из всех выражений моего лица.

– Еще раз приносим извинения, госпожа Лисовец, мы сами в полной растерянности.

Гостиницу неожиданно затопило прямо за час до моего приезда. Прекрасно. Представьте себе рыжую девицу с глазами по пять рублей в зеленом платьице в цветочек – вот так именно я и выглядела, та самая госпожа Лисовец, как ко мне здесь обращались. Мне очень хотелось метать молнии и ругаться, но самообладание взяло над этим желанием верх. Да я и не была властна над этой ситуацией. Что делать в таком случае? Искать другую гостиницу. Но сначала – кофе. Мечтала о нем с самого прилета.

– Есть ли поблизости кафе?

– Прямо напротив. Извините еще раз.

И я поволоклась через дорогу с чемоданом и рюкзачком, размышляя о том, насколько в жизни все непредсказуемо. Кто же знал, что мой отдых в небольшом городишке на Северо-Восточном побережье может так сорваться? Я мечтала о Балтийском море, спокойствии и поиске вдохновения в эстонской медлительности, но что-то спокойствием пока и не пахло.

Я заказала капучино с корицей и приземлилась за единственный свободный столик. Маленькое, уютное кафе всего с четырьмя плетеными столиками и гирляндами под потолком мне понравилось. Вообще, городок располагал к себе в первого взгляда. Наверное, перед Рождеством тут невероятно красиво. Да и кофе вкусный.

– Я присяду?

Фигура передо мной возникла из ниоткуда. Я вздрогнула. Прямо по курсу стояла высокая и необычайно худая женщина с длинными пепельными волосами и огромными синими глазами, смотревшими на меня так, словно все обо мне знали, даже каждый маленький секрет или несущественную деаль. И обратилась она ко мне именно по-русски, будто угадав, что на эстонском я и предложения не составлю.

– Да, конечно, – наконец ответила я этой особе, а затем осмотрелась по сторонам. Столиков и правда не хватало.

Мне очень хотелось поближе рассмотреть даму, сидящую напротив, но я посчитала, что будет неприлично пялиться на нее так, словно она музейный экспонат, и уткнулась в телефон в поисках гостиниц. Однако она сама первая снова ко мне обратилась:

– Ты не местная, так ведь? – голос ее можно было описать словосочетанием «хриплый бархат». Синие глаза теперь обратились к моему чемодану.

– Да, отдыхать приехала. Пока получается не очень.

Я все же решилась ее рассмотреть. Поразительно четкие скулы выделялись на бледном, даже белом лице, пухлые губы накрашены сливовой помадой, благородный аристократический лоб, бирюзовая блуза с бантом у горла – она показалась мне какой-то космической, не от мира сего. Даже ее пепельный блонд напоминал звездную пыль. На вид ей было немногим меньше тридцати. Очень красивая женщина.

– Не очень? – она приподняла бровь.

– Мою гостиницу неожиданно затопило, – я вздохнула и отпила кофе. – Ищу другую.

Дама замолчала, и я было подумала, что разговор окончен, но через минуту ее голос опять прорезал тишину.

– Зовут тебя как?

– Александра, – ответила я, а потом призадумалась: какая ж из меня Александра, еще бы отчество назвала! Поэтому исправилась: – Алекса, – так называли друзья.

– Джули, – она сказала это так просто и отстраненно, что я не сразу поняла, что она тоже представилась, произнеся свое имя на французский манер с ударением на последнюю гласную. – И что же ты, Алекса, планируешь найти другую гостиницу?

– А что еще тут сделать, – я развела руками.

Джули смотрела в упор, словно выискивая во мне что-то, я даже подумала не образовалось ли из моих волос гнездо. Она была красива какой-то недоступной всему миру, сотканной из звезд красотой.

– Поживи у меня.

Я оторопела. Она видит меня в первый раз в жизни, но предлагает остаться у нее, таинственной незнакомки.

– А… – рот-то я открыла, а сказать ничего не смогла.

– Дом двухэтажный, есть свободная комната. К морю близко. Надолго ты здесь?

– Почти до конца августа, но…

– Но? – Джули ждала продолжения.

– Я же вас совсем не знаю. И вы меня тоже.

– А хозяйку гостиницы ты знала до сегодняшнего утра, хочешь сказать?

– Нет, но я бронировала номер заранее.

– У меня все проще, никакой брони. Просто будешь моей гостьей.

– Тогда… сколько я вам должна?

– Нисколько. Ты закончила с кофе?

– Да, – наверное, способность думать у меня напрочь отключилась. Сейчас я понимаю, что ситуация выглядела сомнительно, но тогда я просто поднялась из-за стола и пошла вслед за Джули в полном недоумении. Будто кто-то незримый повел меня вслед за ней.

Она вышла на улицу, открыла багажник белого автомобиля и скрестила руки на груди, ожидая, пока я закину туда чемодан. В кафе я разглядела лишь бирюзовую блузу, а теперь перед моими глазами предстали длинные ноги в кожаной мини-юбке, черных чулках в кружевных узорах и грубых ботинках.

В машине она закурила и протянула пачку мне. Я собиралась бросать после окончания университета, но отказываться не стала – силы воли у меня, конечно, маловато. Мне все еще казалось, что я пребываю в тумане. Согласитесь, в незнакомом городе незнакомая женщина предлагает пожить у нее за бесплатно – странный случай.

– А вы часто так принимаете гостей? – вдруг спросила я, смахивая пепел в окно.

– Ты первая, – односложно ответила Джули, смотря прямо на дорогу.

– Тогда почему вы предложили мне остаться у вас?

– Я тебя во снах видела, – усмехнулась она. – Шучу. Мне просто захотелось так сделать.

Я еще раз затянулась. Еду, а куда не знаю. Ну и пусть. Хотя бы раз в жизни могла я рискнуть?

Ноябрь

Было холодно и мерзко. Ветер задувал под пальто, заставляя ежиться. Эстония встречала меня нерадостным дождем. Серое небо, свинцовые облака – картина Айвазовского, только моря не хватает.

А море было в получасе ходьбы от места, где я сейчас стояла. Ворота дома Джули находились прямо напротив, сделай шаг – и откроешь их. Только я почему-то словно приклеилась к земле суперклеем и не могла заставить себя войти, хотя за все время с получения письма я конкретно успела себя извести.

Как только я купила билеты, на этом закончилось всё, что я могла сделать на тот момент. И хлынули эмоции: страх, переживания и опять тысяча вопросов. А все ли сейчас в порядке у Джули? Может, она написала мне как раз потому, что ни о каком порядке и не стоит говорить? Я ни разу не видела, чтоб с ней рядом кто-то был. А не поздно ли я еду? Как она себя чувствует сейчас? Принимает ли нужные лекарства? И самый страшный вопрос я боялась озвучивать даже в мыслях. Я переживала о ней так, как переживают о дорогом человеке, которого знают всю жизнь. А мы знали друг друга лишь два месяца этим летом. Но почему-то я все равно здесь, стою перед воротами и не могу их открыть.

Она не знала, что я приеду. Ответное письмо могло бы дойти до нее гораздо позже, чем мой самолёт приземлился бы в Эстонии, писать его не было смысла. Я коснулась ручки ворот, и та мне поддалась. Джули их не закрывала. Я зашла во двор, где меня встретили голые кусты роз – летом они цвели, и душистый запах проникал в открытые окна дома. Тогда я просыпалась каждое утро в ореоле их аромата. Можно было закрыть глаза и мысленно перенестись в лето, можно даже забыть о последовавшей за ней осени и почувствовать как ноздри щекочет запах цветов.

Входная дверь тоже оказалась незапертой. Она никогда не заботилась о замках и ключах. Я пару секунд простояла в нерешительности, держа ручку, как спасательный круг, и как открыла дверь, ахнула. Джули стояла прямо на пороге, с ее фирменной легкой полуулыбкой, будто ждала меня здесь, зная, что я иду.

– Ну привет, Алекса. Я ждала тебя.

На первый взгляд она совсем не изменилась. Такая же красивая, в белой мужской рубашке и джинсовых шортах, волосы собраны в одну слабую косу, стоит, опираясь на дверной косяк.

Однажды нас еще в школе попросили встать в круг и взяться за руки, чтобы показать, как по цепочке по нам пройдется ток из прибора, названия которого я не помню. Сейчас я словно вновь ощутила ток на своей коже, почти как тогда. Он бежал вниз по позвоночнику и искрился на кончиках пальцев.

– Ты была так уверена, что я приеду? – я улыбнулась и скинула на пол рюкзак.

– Я хотела, чтоб ты приехала. И ты приехала. Ты ведь сама веришь в силу желаний, – она пожала плечами и забрала мое пальто. – Будешь кофе?

– Буду.

В самом доме тоже ничего не изменилось. Я отметила это с заметным облегчением – не любила, когда дорогие моему сердцу места преображаются и теряют признаки прошлого. На первом этаже кухня была совмещена с гостиной, но сама кухня по сути простаивала зря. Посуды было удивительно мало. Ни я, ни Джули там почти никогда не готовили. Единственными действительно нужными вещами являлись электрический чайник и кофемашина, которая сейчас мерно журчала. В гостиной стены были выкрашены в цвет индиго, стоял черный вельветовый диван и плазменный телевизор, который тоже, к слову, почти никогда не работал. Зато были доверху заполненные книгами шкафы.

– Две ложки сахара, верно? – спросила Джули, стоя над чашками. Ее волосы светились под белой лампой в виде куба над столом.

– Уже одна.

– Да у нас перемены, – она посмотрела на меня и хмыкнула.

Перемены… И, только посмотрев на нее со стороны, я поняла, что все-таки изменилось в ней. Скулы, до этого четко очерченные, сейчас будто впадали, худоба была ей свойственна, но теперь она выглядела фарфоровой барышней, до которой дотронешься – рассыпется. И самое странное – ее взгляд. Раньше, глядя в ее глубокие синие глаза, я видела бесконечную тайную мудрость, которая другим людям недоступна. Сейчас они выглядели лишь усталыми, поблеклыми, а под ними – темные круги. А в остальном – это всё та же Джули, которую я видела летом. Никаких шумных приветствий, объятий и возгласов. Она такое не принимала, а с ней другой становилась и я.

– Расскажи мне, что там у тебя, – произнесла Джули, сидя за столом и помешивая ложкой кофе.

Вот так просто, без вступлений.

– Я завела собаку, корги. Назвала Фэй, – почему-то первой мне в голову пришла мордочка моей собаки. – Сейчас папа за ней смотрит. Работаю у него в компании, выпросила отпуск на месяц.

– Ты выглядишь серьезнее. Даже твои кудри уложены аккуратнее.

Я провела рукой по волосам. Действительно, рыжий взрыв на моей голове я научилась более-менее красиво укладывать, чтобы выглядеть солидней на работе.

– Ты рисуешь?

– Иногда. Чаще прокрастинирую или читаю, кисти в руки не лезут. Мои музы, видимо, в отпуске.

Джули расспрашивала обо мне, моих рисунках, но ни слова ни сказала о себе. Летом я снова после долго перерывала начала рисовать именно в этом доме красками Джули, и возвращение вдохновения стало для меня праздником. Но теперь это казалось мне неважным, я хотела знать, что с ней.

– Джули?

– Что?

– Расскажи об опухоли.

Она и бровью не повела, отпила кофе и взглянула на меня. Ее глаза смотрели в упор, но я не могла прочитать эмоций во взгляде. Синий иней, как есть.

– Что именно ты хочешь знать?

– Всё.

– А как это обычно случается у людей? В моем случае все ровно так же, ничего сверхъестественного, – ее будто ничего не волновало. Холодная и отстраненная снежная королева.

– Но что сказали врачи? Что тебе делать?

– Алекса, все уже предрешено, не суетись. Операция в начале декабря. Что дальше? Не знаю.

– А лекарства?

– Я пью, что надо.

– А как ты себя чувствуешь? – Мой вопрос прозвучал неуверенно, говорить с Джули о таком представлялось чем-то нереальным.

– Со мной все в порядке, – она равнодушно пожала плечами. Да неужто ей и впрямь так все равно? Из всех людей, которых я знала в этой жизни, только ее я никак не могла прочесть.

– Почему я здесь, Джули? – я была растеряна уже какой раз за день.

– Пей кофе.

Кофе и впрямь был хорош. Может, она того и хотела – просто попить со мной кофе от делать нечего. Очень на нее похоже.

Июль

Мы ехали по аккуратной маленькой улочке с частными домами и небольшими магазинчиками, небо было невероятно голубым, а на губах еще оставался «честный вкус сигарет». Моя новая знакомая не проронила ни слова больше, а я погрузилась в созерцание пейзажей. Внутри у меня сладким ликером разливалась чувство безмятежности несмотря на спонтанность всего произошедшего.

– Вылезай, – Джули остановилась у ворот самого последнего дома на улице, стоящего в некотором отдалении от других.

Я покорно вышла из машины и стала доставать из багажника чемодан, хозяйка дома уже открыла ворота и опять ждала меня со скрещенными на груди руками. Перед моими глазами предстал двухэтажный дом из обычного оранжевого кирпича с покатой крышей. На земле было множество розовых кустов, пестревших разными цветами: красный, розовый, белый и желтый. Я смекнула, что это любимые цветы загадочной Джули.

Она безмолвно провела меня в комнату, где мне предстояло жить этим летом. Оливковые стены, белая односпальная кровать с белым постельным бельем, да и все остальное тоже было белым: стол, стул и платяной шкаф. Довольно лаконично. В окно без занавеси приветливо били яркие солнечные лучи.

– Можешь делать здесь, что хочешь. Я этой комнатой не пользуюсь. Ванная на этаже, – сказала она и удалилась. На самом деле, все это начинало мне нравиться.

Позже я разложила вещи из чемодана и приняла душ, собираясь предпринять прогулку к морю. Сменила зеленое платье на белое почти в пол, попыталась расчесать кудряшки – получилось не очень, поэтому я собрала их в косу. Косметику еще в Москве решила принципиально не брать, устроив себе отдых от всего, и нанесла лишь уходовые средства. Отражение в зеркале улыбалось, а солнечный свет сделал из моих карих глаз медовые. Отдых начинался.

Я не помню, сколько провела на побережье, но когда решила уходить, солнце уже клонилось к закату. Море лечит душу. Это я поняла, когда после окончания девятого класса и трагической первой любви очутилась в Турции. Тогда мне впервые довелось испытать чувство совершенно пустой головы – я смотрела на волны и не думала ни о чем и даже не сразу заметила это, а когда заметила, пришла в шок. Никогда в своей жизни я не знала этой легкости – шестеренки внутри меня всегда крутились, жужжали и иногда даже выводили из себя. Я всегда думала, и даже во сне видела красочные сны, ни разу не провалившись просто в забытье. Я даже записывала свои сны, ведь их сюжеты были мне интересны, и просто выкидывать их из сознания мне не хотелось.

В Эстонии шестеренки не остановились, но замедлились. Людей вокруг было немного, и я слышала только медленную и тягучую речь эстонцев, шум прибоя и шелест листьев дерева, под которым я сидела с книжкой Джоан Харрис. Мысли тоже начали проясняться: я поняла отчётливо то, в какую передрягу я попала. Сижу у моря в незнакомой стране, пошла за незнакомой женщиной и поселилась у нее совершенно бесплатно. Но никакого подвоха я здесь не чувствовала, наоборот, казалось, будто Джули упала с неба этаким подарком от вселенной. Просыпаться в частном доме с розовым садом куда приятнее, чем в гостинице.

По пути назад я нарвала букет ромашек, и только позже сообразила, что ставить его будет некуда. Просить вазу у Джули уже казалось неудобным, и я зашла в магазин, нашедшийся по дороге, и приобрела цветную бумагу, скотч и нити для мексиканских гирлянд и небольшой стеклянный стакан для цветов. Она ведь позволила мне делать в комнате все, что вздумается? Чем плохо разрядить бело-оливковую обстановку разноцветными гирляндами? У меня в квартире висели такие же. Вспомнив, что толком не ела весь день, купила и лапшу быстрого приготовления и парочку яблок. С готовкой я никогда не заморачивалась и не собиралась начинать.

Дом встретил тишиной, Джули не было ни видно, ни слышно. С утра осмотреться я не успела, но теперь желание рассмотреть все поближе заставило отложить приготовление так называемого обеда. Первыми внимание привлекли книжные шкафы, и именно к ним я подошла поближе. Литература была совершенно разной и на разных языках: Джули, видимо понимала по-русски, по-английски, по-эстонски, по-французски и по-немецки. Было что-то и на латыни. Я взяла в руки Ремарка. По-немецки я помнила только как сказать слово «бабочка», но многие его романы стояли и на моих полках. Разумеется, на русском.

– Liest du gerne? – голос из-за спины.

Я повернулась. Джули стояла в белом шелковом халате и без макияжа казалась совсем призрачной, невесомой. Я понятия не имела, что она у меня спросила. Из иностранных языков я говорила лишь на английском и французском. А она верно растолковала мое молчание:

– Любишь читать?

– Да.

– Можешь брать, что хочешь отсюда.

– Спасибо, – я благодарственно кивнула.

Она удалилась на кухню, а я двинулась к лестнице. Перед тем как подняться, я еще раз взглянула на хозяйку дома. Она грациозно засыпала чай в заварник. И все-таки она похожа на гостью из космоса, как не верти.