Текст книги "Путь на Амальтею. Стажеры (сборник)"

4
Марс. Старая база

В семь часов утра начальники групп и участков системы Теплый Сырт собрались в кабинете директора системы Александра Филипповича Лямина. Всего собралось человек двадцать пять, и все расселись вокруг длинного низкого стола для совещаний. Вентиляторы и озонаторы были пущены на полную мощность. Наташа была единственной женщиной в кабинете. Ее редко приглашали на общие совещания, и многие из собравшихся ее не знали. На нее поглядывали с благожелательным любопытством. Наташа услыхала, как кто-то сказал кому-то сипловатым шепотом: «Знал бы – побрился».

Лямин, не вставая, сказал:

– Первый вопрос, товарищи, вне повестки дня. Все ли позавтракали? А то я могу попросить принести консервы и какао.

– А вкусненького ничего нет, Александр Филиппович? – осведомился полный розовощекий мужчина с забинтованными руками.

В кабинете зашумели.

– Вкусненького ничего нет, – ответил Лямин и сокрушенно покачал головой. – Вот консервированную курицу разве…

Раздались голоса:

– Правильно, Александр Филиппович! Пусть принесут! Не успели поесть!

Лямин кому-то махнул рукой.

– Сейчас принесут, – сказал он и встал. – Все собрались? – Он оглядел собравшихся. – Азизбеков… Горин… Барабанов… Накамура… Малумян… Наташа… Ван… Джефферсона не вижу… Ах да, прости… А где Опанасенко?.. От Следопытов есть кто-нибудь?

– Опанасенко в рейде, – сказал тихий голос, и Наташа увидела Рыбкина. Впервые она увидела его небритым.

– В рейде? – сказал Лямин. – Ну ладно, начнем без Опанасенко. Товарищи, как вам известно, за последние недели летающие пиявки активизировались. С позавчерашнего дня началось уже совершенное безобразие. Пиявки стали нападать днем. К счастью, обошлось без жертв, но ряд начальников групп и участков потребовал решительных мер. Я хочу подчеркнуть, товарищи, что проблема пиявок – старая проблема. Всем нам они надоели. Спорим мы о них ненормально много, иногда даже ссоримся, полевым группам эти твари, видимо, очень мешают, и вообще пора наконец принять о них, о пиявках то есть, какое-то окончательное решение. Коротко говоря, у нас определились два мнения по этому вопросу. Первое – немедленная облава и посильное уничтожение пиявок. Второе – продолжение политики пассивной обороны, как паллиатив, вплоть до того времени, когда колония достаточно окрепнет. Товарищи, – он прижал руки к груди, – я вас прошу сейчас высказываться в произвольном порядке. Но только, пожалуйста, постарайтесь обойтись без личных выпадов. Это нам совершенно ни к чему. Я знаю, все мы устали, раздражены и каждый чем-нибудь недоволен. Но убедительно прошу забыть сейчас все, кроме интересов дела. – Глаза его сузились. – Особенно горячих я буду удалять с совещания независимо от рангов.

Он сел. Сейчас же поднялся высокий, очень худой человек, с пятнистым от загара лицом, небритый, с воспаленными глазами. Это был заместитель директора по строительству – Виктор Кириллович Гайдадымов.

– Я не знаю, – начал он, – сколько времени продлится ваша облава – декаду, месяц, может быть, полгода. Я не знаю, сколько людей вы заберете на облаву – людей, по-видимому, самых лучших, может быть, даже всех. Я не знаю, наконец, выйдет ли что-нибудь из вашей облавы. Но вот что я твердо знаю и считаю своим долгом довести до сведения. Во-первых, из-за облавы придется прервать строительство жилых корпусов. А между прочим, через два месяца к нам прибудет пополнение, а жилищный кризис дает себя знать уже сейчас. На Теплом Сырте я не имею возможности выделить комнаты даже женатым. Кстати, не к чести наших иностранных друзей будь сказано, они слишком много волнуются по этому поводу. Но это между прочим. Во-вторых, из-за облавы задержится строительство завода стройматериалов. Что такое завод стройматериалов в наших условиях, вы должны понимать сами. Об оранжереях и теплицах, которые мы из-за облавы не получим и этим летом, я даже говорить не буду. В-третьих, самое главное. Облава сорвет строительство регенерационного завода. Через месяц начнутся осенние бури, и на этом строительстве придется поставить крест. – Он стиснул зубы, закрыл и снова открыл глаза. – Вы знаете, товарищи, что мы все здесь висим на волоске. Может быть, я раскрываю какие-то секреты администрации, но черт с ними в конце концов: мы все здесь взрослые и опытные люди! Запасы воды под Теплым Сыртом иссякают. Они уже фактически иссякли. Уже сейчас мы возим воду на песчаных танках за двадцать шесть километров. (За столом зашумели и задвигались, кто-то крикнул: «А куда раньше смотрели?!») Если мы не закончим к концу месяца регенерационный завод, то осенью мы сядем на голодный паек, а зимой нам придется перетаскивать Теплый Сырт на двести километров отсюда. Я кончил.

Он сел и залпом выпил стакан остывшего какао. После минутной паузы Лямин сказал:

– Кто следующий?

– Я, – сказал кто-то. Встал маленький бородатый человек в темных очках – начальник ремонтных мастерских Захар Иосифович Пучко. – Я полностью присоединяюсь к Виктору Кирилловичу. – Он снял очки и подслеповато оглядел стол. – Как-то все у нас по-детски получается – облава, пиф-паф, ой-ей-ей… А я спрошу вас: а на чем это вы собираетесь гоняться за пиявками? Может быть, на палочке верхом, а? Вам сейчас Виктор Кириллович очень хорошо объяснил: у нас песчаные танки возят воду. А какие это танки? Это же горе, а не танки. Четверть нашего транспортного парка стоит у меня в мастерских, а ремонтировать их некому. Тот, кто умеет ремонтировать, тот не ломает, а кто умеет ломать, тот не умеет ремонтировать. Обращаются с танками так, будто это авторучка – выбросил и купил новую. Я, Наташа, посмотрел на ваш краулер. Это ж довести машину до такого состояния! Можно подумать, вы на нем ходите сквозь стены…

– Захар, Захар, ближе к делу, – сказал Лямин.

– Я хочу только сказать вот что. Знаю я эти облавы, знаю. Половина машин останется в пустыне, другая половина, может быть, доползет до меня, и мне скажут: чини. А чем я буду чинить – ногами? Рук у меня не хватает. И тогда начнется: «Пучко такой, Пучко сякой. Пучко думает, что не мастерские для Теплого Сырта, а Теплый Сырт для мастерских». Я начну просить людей у товарища Азизбекова, и он мне их не даст. Я начну просить людей у товарища Накамуры – простите, у господина Накамуры, – и он скажет, что у него и так летит программа…

– Ближе к делу, Захар, – нетерпеливо сказал Лямин.

– Ближе к делу начнется, когда у нас не останется ни одной машины. Тогда мы начнем носить продукты и воду на своем горбу за сто километров, и тогда меня спросят: «Пучко, где ты был, когда делали облаву?»

Пучко надел очки и сел.

– Дрянь дела, – пробормотал кто-то.

Наташа сидела как пришибленная. «Ну какой я начальник! – думала она. – Ведь я же ничего этого не знала, и даже не могла предположить, и еще ругала, свинья такая, этих стариков за бюрократизм…»

– Разрешите мне, – послышался мягкий голос.

– Старший ареолог[5]5
  Специалист по геологии Марса.


[Закрыть] системы Ливанов, – сказал Лямин.

Лицо Ливанова тоже было покрыто пятнистым загаром, широкое квадратное лицо с черными, близко посаженными глазами.

– Возражения против облавы, высказанные здесь, – проговорил он, – представляются мне чрезвычайно важными и значительными. (Наташа посмотрела на Гайдадымова. Гайдадымов спал, бессильно уронив голову.) И тем не менее облаву провести необходимо. Вот некоторые статистические данные. За тридцать лет пребывания человека на Марсе летающие пиявки совершили более полутора тысяч зарегистрированных нападений на людей. Три человека было убито, двенадцать искалечено. Население системы Теплый Сырт составляет тысячу двести человек, из них восемьсот человек постоянно работают в поле и, следовательно, перманентно находятся под угрозой нападения. До четверти ученых вынуждены нести сторожевую службу в ущерб государственным и личным научным планам. Мало того. Помимо морального ущерба пиявки наносят весьма значительный материальный ущерб. Только за последние несколько недель и только у ареологов они непоправимо разрушили пять уникальных установок и вывели из строя двадцать восемь ценных приборов. Представляется очевидным, что дальше так продолжаться не может. Пиявки ставят под угрозу всю научную работу системы Теплый Сырт. В мои намерения никоим образом не входит сколько-нибудь умалить значение соображений, высказанных здесь товарищами Гайдадымовым и Пучко. Эти соображения были учтены при составлении плана облавы, который я имею предложить совещанию от имени ареологов и Следопытов.

Все зашевелились и снова замерли. Гайдадымов вздрогнул и открыл глаза. Ливанов продолжал размеренным голосом:

– Наблюдения показали, что апексом распространения пиявок в районе Теплого Сырта является участок так называемой Старой Базы – на карте отметка 211. Операция начинается за час до восхода солнца. Группа из сорока хорошо подготовленных стрелков на четырех песчаных танках с запасом продовольствия на три дня занимает Старую Базу. Две группы загонщиков – ориентировочно по двести человек в каждой – на танках и краулерах развертываются в цепи из районов: первая группа – в ста километрах к западу от Сырта, вторая группа – в ста километрах к северу от Сырта. В час ноль-ноль обе группы начинают медленное движение соответственно к северо-востоку и к югу, производя на ходу как можно больше шума и истребляя пиявок, пытающихся прорваться через цепь. Двигаясь медленно и методически, обе группы смыкаются флангами, оттесняя пиявок в район Старой Базы. Таким образом, вся масса пиявок, оказавшаяся в зоне охвата, будет сосредоточена в районе Старой Базы и уничтожена. Такова первая часть плана. Я хотел бы выслушать возможные вопросы и возражения.

– Медленно и методически – это хорошо, – сказал Пучко. – Но все-таки сколько потребуется машин?

– И людей, – сказал Гайдадымов. – И дней.

– Пятьдесят машин, четыреста пятьдесят человек и максимум трое суток.

– Как вы думаете истреблять пиявок? – спросил Джефферсон.

– Мы очень мало знаем о пиявках, – сказал Ливанов. – Пока мы можем полагаться только на два средства: отравленные пули и огнеметы.

– А где это взять?

– Боеприпасы отравить несложно, а что касается огнеметов, то мы их изготавливаем из пульпомониторов.

– Уже изготавливаете? – удивился Джефферсон.

– Да.

– Хороший план, – сказал Лямин. – Как вы думаете, товарищи?

Гайдадымов поднялся.

– Против такого плана я не возражаю, – сказал он. – Только постарайтесь не брать у меня строителей. И разрешите мне сейчас удалиться.

За столом зашумели:

– Отличный план, что и говорить!

– А где вы возьмете стрелков?

– Наберутся! Это строителей не хватает, а стрелков хватит!..

– Ох, и постреляем же!

– Я еще не кончил, товарищи, – сказал Ливанов. – Есть вторая часть плана. Видимо, территория Старой Базы изрыта трещинами и кавернами, через которые пиявки выходят на поверхность. И там, конечно, полно подземных помещений. Когда кольцо замкнется и мы перебьем пиявок, мы можем либо зацементировать эти каверны, трещины и тоннели, либо продолжать преследование под землей. В обоих случаях нам совершенно необходим план Старой Базы.

– Нет, о преследовании под землей не может быть и речи, – сказал кто-то. – Это слишком опасно.

– А интересно было бы, – пробормотал розовый толстяк с перевязанными руками.

– Товарищи, этот вопрос мы решим после окончания облавы, – сказал Ливанов. – Сейчас нам нужен план Старой Базы. Мы обращались в архив, но там плана почему-то не оказалось. Может быть, кто-нибудь из старожилов имеет план?

За столом многие недоуменно переглядывались.

– Я не понимаю, – сказал сердито костлявый пожилой ареодезист. – О каком плане идет речь?

– О плане Старой Базы.

– Старая База была построена пятнадцать лет назад, на моих глазах. Это был бетонированный купол, и не было там никаких каверн и тоннелей. Правда, я улетал на Землю, может быть, без меня построили?

Другой ареодезист сказал:

– Кстати, Старая База находится не на отметке 211, а на отметке 205.

– Почему 205? – сказала Наташа. – На отметке 211! Это к западу от обсерватории.

– При чем здесь обсерватория? – Костлявый ареодезист совсем рассердился. – Старая База находится в одиннадцати километрах к югу от Теплого Сырта…

– Подождите, подождите! – закричал Ливанов. – Имеется в виду Старая База, расположенная на отметке 211, в трех километрах к западу от обсерватории.

– А! – сказал костлявый ареодезист. – Так вы имеете в виду Серые Развалины – остатки первопоселения. Кажется, там пытался обосноваться Нортон.

– Нортон высадился в трехстах километрах к югу отсюда! – закричал кто-то.

Поднялся шум.

– Тише, тише! – сказал Лямин и похлопал ладонью по столу. – Прекратите споры. Нам надо выяснить, кто знает что-нибудь о Старой Базе или о Серых Развалинах, как угодно, одним словом, о высоте с отметкой 211?

Все молчали. Ходить на развалины старых поселений никто не любил, да и некогда было.

– Одним словом, никто не знает, – сказал Лямин. – И плана нет.

– Могу дать справку, – сказал секретарь директора, он же зам по научной части, он же архивариус. – С этой Старой Базой вообще какая-то чепуха получается. На отчетных кроках Нортона эта база не отмечена, потом она появляется на отметке 211, а два года спустя на докладной записке Вельяминова, просившего разрешения исследовать развалины Старой Базы, тогдашний начальник экспедиции Юрковский собственноручно начертать соизволил… – Секретарь поднял над головой пожелтевший листок бумаги: – «Ничего не понял. Учитесь правильно читать карту. Отметка не 211, а 205. Разрешаю. Юрковский».

Все удивленно засмеялись.

– Разрешите предложение, – тихо сказал Рыбкин. Все посмотрели на него. – Можно сейчас же отправиться на отметку 211 и снять кроки Старой Базы.

– И то правильно, – сказал Лямин. – У кого есть время – поезжайте. Старшим назначается товарищ Ливанов. Совещание возобновим в одиннадцать часов.

От Теплого Сырта до Старой Базы по прямой было около шести километров. Отправились туда на двух песчаных танках. Желающих оказалось много – больше, чем участников совещания, – и Наташа решила ехать на своем краулере. Танки с ревом и скрежетом покатились к окраине Сырта. Чтобы не попасть в пыль, Наташа пустила краулер в обход. Поравнявшись с Центральной метеобашней, она вдруг увидела Рыбкина. Маленький Следопыт шел привычным быстрым шагом, положив руки на свой длинный карабин, висевший на шее. Наташа затормозила.

– Феликс! – крикнула она. – Куда вы?

Он остановился и подошел к краулеру.

– Я решил идти пешком, – сказал он, спокойно глядя на нее снизу вверх. – Мне не хватило места.

– Садитесь, – сказала Наташа. Она неожиданно почувствовала себя с Феликсом свободно, совсем не так, как по вечерам в обсерватории.

Феликс легко поднялся на сиденье рядом с нею, снял с шеи карабин и поставил между колен. Краулер тронулся.

– Я очень испугалась вчера вечером, когда вы ушли один, – призналась Наташа. – Сергей вас быстро догнал?

– Сергей? – Он посмотрел на нее. – Да… довольно быстро. Это была удачная мысль.

Они помолчали. В полукилометре слева шли танки, оставляя за собой над пустыней плотную неподвижную стену пыли.

– Интересное было совещание, правда? – сказала Наташа.

– Очень интересное, – сказал Рыбкин. – И что-то странное получается со Старой Базой.

– Я там бывала с ребятами, – сказала Наташа. – Еще когда строили нашу обсерваторию. Ничего особенного. Цементные плиты, все растрескалось, проросло саксаулом. Вы тоже думаете, что пиявки вылезают оттуда?

– Уверен, – сказал Рыбкин. – Там огромное гнездо пиявок, Наташа. Там под холмом огромная каверна. И она, наверное, имеет сообщение с другими пустотами под почвой. Хотя я этих ходов не нашел.

Наташа с ужасом на него посмотрела. Краулер вильнул. Справа из-за барханов открылась обсерватория. На наблюдательной площадке стоял длинный, как жердь, Матти и махал рукой. Феликс вежливо помахал в ответ. Купола и здания Теплого Сырта скрылись за близким горизонтом.

– Неужели вы их не боитесь? – спросила Наташа.

– Боюсь, – сказал Феликс. – Иногда, Наташа, просто до тошноты страшно бывает. Вы бы посмотрели, какие у них пасти. Только они еще более трусливы.

– Знаете что, Феликс, – сказала Наташа, глядя прямо перед собой, – Матти говорит, что вы странный человек. Я тоже думаю, что вы очень странный человек.

Феликс засмеялся.

– Вы мне льстите, – сказал он. – Вам, конечно, кажется странным, что я всегда прихожу к вам на обсерваторию поздним вечером только для того, чтобы выпить кофе. Но я не могу приходить днем. Днем я занят. Да и вечером я почти всегда занят. А когда у меня бывает свободное время, я прихожу к вам.

Наташа почувствовала, что начинает краснеть. Но краулер был уже у подножия плоского холма, того самого, который изображался на ареографических картах искривленным овалом с отметкой 211. На вершине холма среди неровных серых глыб уже копошились люди.

Наташа поставила краулер подальше от песчаных танков и выключила двигатель. Феликс стоял внизу, серьезно глядя на нее и протянув руку.

– Не надо, спасибо, – пробормотала Наташа, но на руку все-таки оперлась.

Они пошли среди развалин Старой Базы. Странные это были развалины: по ним никак нельзя было понять, каков первоначальный вид или хотя бы план сооружения. Проломленные купола на шестигранных основаниях, обвалившиеся галереи, штабеля растрескавшихся цементных блоков. Все это густо поросло марсианской колючкой и потонуло в пыли и песке. Кое-где под серыми сводами зияли темные провалы. Некоторые из них вели куда-то в глубокий, непроглядный мрак.

Над развалинами стоял гомон голосов.

– Еще одна каверна! Тут никакого цемента не хватит!

– Что за идиотская планировка!

– А что вы хотите от Старой Базы?

– Колючек-то, колючек! Как на солончаке…

– Вилли, не лезьте туда!

– Там пусто, никого нет…

– Товарищи, начинайте же съемку в конце концов.

– Доброе утро, Володя! Давно уже начали…

– Смотрите, а здесь следы ботинок!

– Да, кто-то здесь бывает… Вон еще…

– Следопыты, наверное…

Наташа посмотрела на Феликса. Феликс кивнул.

– Это я, – сказал он.

Он вдруг остановился, присел на корточки и стал что-то разглядывать.

– Вот, – сказал он. – Посмотрите, Наташа.

Наташа наклонилась. Из трещины в цементе свисал толстый стебель колючки с крошечным цветком на конце.

– Какая прелесть! – сказала она. – А я и не знала, что колючка цветет. Красиво как – красное с синим…

– Колючка дает цветок очень редко, – медленно сказал Феликс. – Известно, что она цветет раз в пять марсианских лет.

– Нам повезло, – сказала Наташа.

– Каждый раз, когда цветок осыпается, на его месте выступает новый побег, а там, где был цветок, остается блестящее колечко. Такое вот, видите?

– Интересно, – сказала Наташа. – Значит, можно подсчитать, сколько колючке лет… Раз… Два… Три… Четыре…

Она остановилась и посмотрела на Феликса.

– Тут восемь ободков, – сказала она неуверенно.

– Да, – сказал Феликс. – Восемь. Цветок – девятый. Этой трещине в цементе восемьдесят земных лет.

– Не понимаю, – сказала Наташа и вдруг поняла. – Значит, это не наша база? – сказала она шепотом.

– Не наша, – сказал Феликс и выпрямился.

– Вы об этом знали! – сказала Наташа.

– Да, мы об этом знаем, – сказал Феликс. – Это здание строили не люди. Это не цемент. Это не просто холм. И пиявки не зря нападают на двуногих прямостоящих.

Наташа несколько секунд глядела на него, а затем повернулась и закричала во весь голос:

– Товарищи! Сюда! Скорее! Все сюда! Смотрите! Смотрите, что здесь есть! Сюда!

Кабинет директора системы Теплый Сырт был набит до отказа. Директор вытирал лысину платком и ошалело мотал головой. Ареолог Ливанов, утратив сдержанность и корректность, орал, надсаживаясь, стараясь перекрыть шум:

– Это просто уму непостижимо! Теплый Сырт существует шесть лет. За шесть лет не разобрались, что здесь наше и что не наше. Никому и в голову не пришло поинтересоваться Старой Базой!..

– А что там интересоваться! – кричал Азизбеков. – Я двадцать раз проезжал мимо. Развалины как развалины. Разве мало развалин оставили после себя первопоселенцы?

– А я там был года два назад! Смотрю, валяется ржавая гусеница от краулера. Посмотрел и поехал дальше.

– А сейчас она там валяется?

– Да что там говорить? Посередине Базы стоит с незапамятных времен тригонометрический знак. Тоже, может быть, марсиане ставили?

– Следопыты просто опозорились, срам на них смотреть!

– Ну почему? Это же они и открыли!

Начальник группы Следопытов Опанасенко, прибывший всего несколько минут назад, огромный, широкий, ухмыляющийся, обмахивался сложенной картой и что-то говорил директору. Директор мотал головой.

К столу пробирался, наступая всем на ноги, Пучко. Борода у него была взъерошенная, очки он держал высоко над головой.

– Потому что в системе творится тихий бедлам! – фальцетом закричал он. – Скоро ко мне будут приходить марсиане и просить, чтобы я им починил танк или там краулер, и я им буду чинить! У меня уже были случаи, когда приходят незнакомые люди и просят починить! Потому что я вижу – по городу ходят какие-то неизвестные люди! Я не знаю, откуда они приходят, и я не знаю, куда они уходят! А может быть, они приходят со Старой Базы и уходят на Старую Базу!

Шум в кабинете внезапно затих.

– Может быть, вы хотите пример? Пожалуйста! Один такой гражданин сидит здесь с нами с утра! Я о вас говорю, товарищ!

Пучко ткнул очками в сторону Феликса Рыбкина. Кабинет взорвался хохотом. Опанасенко сказал гулким басом:

– Ну-ну, Захар, это же мой Рыбкин.

Феликс покачал головой, почесал в затылке и искоса поглядел на Наташу.

– Ну и что же, что Рыбкин? – закричал Пучко. – А я откуда знаю, что он Рыбкин? Вот я и говорю, нужно, чтобы всех знали… – Он махнул рукой и полез на свое место.

Директор встал и громко постучал карандашом по столу.

– Хватит, хватит, товарищи, – строго сказал он. – Повеселились, и хватит. Открытие, которое сделали Следопыты, представляет огромный интерес, но мы собрались не для этого. Схема Старой Базы у нас теперь есть. Облаву начнем через три дня. Приказ на облаву будет отдан сегодня вечером. Предварительно сообщаю, что начальником группы облавы назначается Опанасенко, его заместителем – Ливанов. А теперь прошу всех, кроме моих заместителей, покинуть кабинет и разойтись по рабочим местам.

В кабинете была только одна дверь в коридор, и кабинет пустел медленно. В дверях вдруг образовалась пробка.

– Радиограмма директору! – закричал кто-то.

– Передайте по рукам!

Сложенный листок бумаги поплыл над головами. Директор, споривший о чем-то с Опанасенко, взял и развернул его. Наташа увидела, как он побледнел, а потом покраснел.

– Что случилось? – пробасил Опанасенко.

– С ума можно сойти, – сказал директор с отчаянием. – Завтра сюда прибывает Юрковский.

– Володя? – сказал Опанасенко. – Это хорошо!

– Кому Володя, – с тихим отчаянием сказал директор, – а кому генеральный инспектор Международного управления космических сообщений.

Директор еще раз перечитал радиограмму и тяжело вздохнул.