Текст книги "Жиды города Питера, или Невеселые беседы при свечах"

Александр (тупо повторяет). У меня же «Красная Заря», дядя Шура. «Красная Заря»…

Пинский (нетерпеливо). Господи, да неважно это. Кому какое дело? Давай повестку, я тебе сейчас же все переправлю…

Александр(отступая на шаг). Ну нет, не надо… Еще хуже будет. Зачем это мне?.. Вот если бы папа со мной пошел…

Пинский (некоторое время смотрит на него ошеломленно, затем кривится в усмешке). Да, это замечательная идея. Там, в твоей компании, папа будет как раз на месте – самый старый распутник города Питера.

Кирсанов (севшим голосом). Я требую, чтобы здесь перестали нагнетать ужасы! Неужели непонятно, что сейчас не те времена? Настоящий террор невозможен – я утверждаю это с полной ответственностью. Все это – очередная глупость нашего начальства, и ничего больше. Сегодня же вечером все мы будем дома. (Жадно пьет остывший чай из стакана.) А если и не будем, то все равно не пропадем…

Г о л о с и з п р и х о ж е й. Хозяева! Есть тут кто?

В дверях появляется Егорыч, местный сантехник, неопределенных лет мужчина, кургузый, в кургузом пиджачке и изжеванных брюках. В руке у него мотается зажженная свечечка, на ногах он держится нетвердо.

Егорыч. Я извиняюсь, я звоню, звоню, никто не выходит, а дверь открытая… С-нислав С-саныч, я извиняюсь, конечно, я тебя спросить х-чу… Х-глупость какая-то. Прихожу домой, супруга моя не спит, говорит: повестку т-бе принесли, доигрался. Фамилие мое, адрес мой. Явиться на Вторую сортировочную. Ладно. Все понятно. Одно непонятно: какие-то удивительные слова попадаются… какой-то мздоним… нзаданим… Посмотри, пожалуйста. Может, это вообще не ко мне?

Пинский (берет у него повестку). Какой еще там бздоним… Гм… Действительно, какое-то странное слово. И еще вдобавок от руки накорябано… А-а-а! (Хохочет.) Ну, так все правильно, Егорыч! «Мздоимцы города Питера»!

Егорыч. Какие?

Пинский. Мздоимцы! Которые мзду имут, понимаешь?

Егорыч. Ну?

Пинский. Ну вот и явишься. Куда там тебе? Вторая сортировочная?

Базарин. Перестаньте издеваться над человеком, Александр Рувимович! (Раздраженно выхватывает повестку из руки Пинского.) Дайте сюда… (Читает про себя.) Черт знает что…

Пинский. Вот именно, Олег Кузьмич! Только не черт знает что, а правильнее сказать: мать их так. Как видите, и до тети Моти добрались.

Егорыч. Я извиняюсь…

Пинский (обнимая его за плечи). Не надо, Егорыч, не извиняйся. Иди ты к себе домой и собирай манатки. Теплое бери и курева дня на три… А драгоценности, которые ты стяжал, оставь на столе. Да опись не забудь приложить… в трех экземплярах.

Егорыч (бубнит). Я, Александр Рувимыч, все понимаю. Я ведь насчет слова пришел… Слово какое-то непонятное. И супруга моя не знает…

Егорыч и Пинский удаляются в прихожую.

Базарин (ни с того ни с сего). Сантехник – это еще не народ.

Кирсанов (сморщившись). Я только умоляю тебя, Олег. Не надо никаких высокопарностей. Народ, не народ… Одна половина народа погонит другую половину народа рыть канал. Так у нас всегда было, так у нас и будет. Вот и все твое политпросвещение.

Базарин. Ты, кажется, призывал не паниковать.

Кирсанов. А я и не паникую. Я высокопарностей не люблю. Ты еще нам про родниковые ключи истоков расскажи… или про почву исконную, коренную… (Обрывает себя и обращается к Александру.) Александр, тебе денег дать?

Александр (уныло). Мне уже мама дала.

Кирсанов (роется в бюро). Хорошо, хорошо… Не помешает. Вот тебе еще сотня. Сунь ее куда-нибудь… в носок, что ли…

Пинский (вернувшись). Подожди, подожди… Ты что ему – одной бумажкой даешь? Совсем сдурел на старости лет! Мелкими давай! Мелкими! Есть у тебя?

Кирсанов. Есть тут что-то… Мало.

Пинский. Ничего, ничего, зато целее будут… (Александру.) Возьми. Рассуй по разным карманам.

Александр (уныло). Спасибо… Папа, так ты, может быть, действительно со мной пошел бы?

Кирсанов. Нет. Ты пойдешь со мной. И не спорь. И перестань ныть! Дай твою повестку… (Берет у сына повестку и рвет ее на клочки.)

Александр (ужасным голосом). Что ты наделал?!

Кирсанов. Все! Ты свою повестку потерял! И не ныть! Взрослый мужик, стыдись!

Зоя Сергеевна (Александру). Хорошо, хорошо, правильно. За отцом присмотришь. И вообще вдвоем вам будет легче…

Александр (ноет). Ну а если спросят? Что я им скажу тогда? Что?

Пинский. Скажешь, что подтерся по ошибке… (Взрывается.) Да кто там тебя спросит, обалдуй с Покровки? Кому ты там нужен? Паспорт отберут, и весь разговор… Слушайте, панове, а может, паспорт не брать с собой? Ну потерял я паспорт, начальник! Еще в прошлом годе потерял! По пьяному делу! А?..

Базарин(неприязненно). По-моему, это противозаконно. Обман властей.

Пинский. Ах-ах-ах! Власти обманул, гадкий мальчик! Власть к нему со всей душой, а он, пакостник, взял ее – и обманул! Дед плачет, бабка плачет…

Кирсанов. Да нет, не в этом же дело, Шура. Противно же это, мелко… Лганье какое-то семикопеечное… У тебя получается, что если власть у нас подоночная, так и мы все должны стать подонками…

Пинский. Ну нет так нет, я же не настаиваю. Я только хотел бы подчеркнуть, что чистенький, подлинненький паспортишко где-нибудь в хорошеньком загашнике – это вещь архиполезная, государи мои!..

Из прихожей, из коридора, ведущего в комнату Сергея, доносятся топот и шарканье, слышится голос Артура: «Ничего, ничего, пошли, не упирайся…» И вот Артур появляется в гостиной, таща за собой за руку вяло сопротивляющегося С е р г е я.

Артур. Вот, я его вам привел. (Сергею.) Говори, закаканец! Ведь тебе же хочется это сказать. Ну! Говори!

Сергей (смущенно и сердито). Отстань, африканец, отпусти руку! Не делай из меня попугая.

Артур (отпускает его). Я тебя прошу: скажи. Думай что хочется; делай что хочется; и говори что хочется!..

Кирсанов. Сергей, что ты еще натворил?

Сергей (моментально окрысившись). Да ничего я не натворил! Сразу – натворил! (Артуру.) Говорил же я тебе, сундук кучерявый…

Артур. Станислав Александрович, я вас очень прошу: ну помолчите вы несколько минут! Почему вы никогда не чувствуете, когда надо помолчать? Вам надо помолчать, а вы все норовите поскорее принять меры, даже и не попытавшись узнать, в чем дело… (Сергею.) Будешь говорить? Нет? Тогда я скажу. Понимаете, он испытал жалость. Мы там сидели как люди, ловили кайф, и было все нормально, и вдруг он сказал: мы вот сидим здесь с тобой, а они там – одни, и помирают со страху, и у них ведь теперь ничего не осталось… Я удивился, а он сказал: у них на старости лет осталась одна погремушка – ихняя демократия и гласность, а теперь вот у них и это отбирают. Потрясли перед носом и тут же отобрали. Насовсем. Он сказал: мне их жалко, мне до того их жалко, что даже плакать хочется. И я увидел, что он плачет…

Сергей. Не было этого! Хватит ерундить-то!

Артур. Было это, Серый, было! Ты уже этому не веришь, я и сам-то не верю, хотя ведь и пяти минут не прошло, да только – было! И я тогда вдруг понял: это минута добра. Бывает момент истины, знаете? – а это была минута добра. И я опять удивился: как же так? Откуда же оно взялось, это добро? Да еще целая минута! Через какую щель оно проползло? И кто его сюда пропустил? И вообще, при чем тут я? И я сказал ему: не бери в голову, Серый! Они получили только то, что сами хотели получить, – ни рюмкой больше, ни рюмкой меньше. А он мне сказал: ну и что же? Тем более они несчастны, и еще больше их от этого жалко… Я снова попытался объяснить ему, что вы уже сделали свой выбор… неважно – почему, неважно – как… но сделали! И тогда он сказал… Он согласился со мной и сказал: да, сделали, но, боже мой, до чего же это жалкий выбор! И тут жалость охватила и меня тоже. Я схватился было за бутылку, но сразу же понял: нельзя. Я подумал: вы тоже должны узнать об этом… Теперь-то я вижу, что сделал глупость, никому из вас этого не надо, но – все равно. Это была минута добра. Очень большая редкость в нашей жизни.

Воцаряется неловкое молчание. И вдруг Зоя Сергеевна подходит к Артуру и целует его, а затем целует Сергея.

Сергей. Ну… что ты, мама? Ну что ты? Ничего! Все будет нормально.

Базарин(сварливо). Минуточку, минуточку…

Пинский. Олег Кузьмич, помолчите, ради бога.

Базарин. Нет уж, пардон! Я благодарен молодому поколению за те добрые чувства, которые вызывал у него целую минуту…

Кирсанов. Боже мой, какая зануда!.. Кузьмич!

Базарин. Нет уж, позволь. Молодые люди мягко упрекают нас в том, что мы сделали не тот выбор. Оч-чень хотелось бы знать, какой выбор сделали бы молодые люди, если бы им принесли аналогичные повестки? «Нигилисты города Питера»!

Сергей. Но ведь не принесли же!

Базарин. Но ведь могли принести? И может быть, еще принесут!

Сергей. А вот не могли! И не принесут! Вы этого не понимаете. Приносят тем, кто сделал выбор раньше, – ему еще повестку не принесли, а он уже сделал выбор! Вот маме повестку не принесли. Почему? Потому что плевала она на них. Потому что, когда они вербовали ее в органы в пятьдесят пятом, она сказала им: нет! Знаете, что она им ответила? Глядя в глаза! «Я люблю ходить в ведро, заносить над ним бедро…» И вся вербовка! И когда в партию ее загоняли в шестьдесят восьмом, она снова сказала им: нет! «Да почему же нет, Зоя Сергеевна? Что же, в конце концов, для вас дороже – Родина или семья?» А она им, ни секунды не размышляя: «Да конечно же семья». И все. А вот вы, Олег Кузьмич, в партию рвались, как в винный магазин, извините за выражение…

Кирсанов (грозно). Сергей!

Сергей. Папа, я же извинился. И я вообще ничего плохого сказать не хочу. Ни про кого. Я только одно вам объясняю: выбор свой люди делают ДО повестки, а не ПОСЛЕ.

Кирсанов. Это я, спасибо, понял. Откуда только ты все это про нас знаешь, вот чего я не понял.

Сергей. Знаю. Мы вообще много про вас знаем. Может быть, даже все. Мы же всю жизнь ходим возле вас, слышим вас, наблюдаем вас, хватаем ваши подзатыльники и поэтому знаем все. Про ваши ссоры, про ваши тайны, про ваши болезни…

Артур. Про ваши развлечения…

Сергей. Про ваши неудачи, про ваши глупости…

Артур. Про ваши аборты…

Сергей. Мы только стараемся все это не брать в голову, не запоминать, но оно само собой запоминается, лучше любого школьного урока, хоть сейчас вызывай к доске…

Пинский (вкрадчиво). Я так понимаю, что минута добра благополучно истекла…

Сергей. Дядя Шура, я ведь извинился… Артур, пойдем отсюда. Я же говорил тебе, что все кончится скандалом…

Кирсанов. Да сиди уж ты… жалостливый. Не будет тебе никакого скандала. Не до скандалов нам сейчас.

Базарин (отдуваясь). Да уж какие тут могут быть скандалы… Я только хотел напомнить молодым людям, что прийти за ними могут и без всяких повесток.

Пинский. Представляете, открывается вот эта дверь, и входят трое в штатском…

Артур (мотает головой). Нет. Не входят.

Пинский. Почему же это?

Вместо ответа Артур молниеносным движением выхватывает из-за спины большой никелированный револьвер и становится в классическую позу: широко расставленные, согнутые в коленях ноги, обе руки, сжимающие револьвер, вытянуты вперед и направлены в зрительный зал. «Пух, пух, пух», – произносит он, поворачиваясь корпусом слева направо и посылая воображаемые пули веером. Потом тем же неуловимым движением забрасывает револьвер за спину и выпрямляется.

Артур. Вот почему. Зачем, спрашивается, им с нами связываться? Мы опасны. С нас гораздо спокойнее снять деньгами.

Базарин (ошеломленно). Позвольте, откуда у вас оружие?

Артур (широко улыбаясь). Из республики Замбия. Папа прислал.

Пинский (настороженно). Настоящий?

Артур. Нет, конечно. Пугач.

Пинский (многозначительно). Гм… Ну естественно… Рэкетиров отпугивать… Да и вообще…

Сергей (с чувством). Дядя Шура Пинский! Я вас люблю.

Пинский. Да. Я тебя тоже люблю. Лоботряс.

Сергей. Я вас всех люблю. Я даже Саньку нашего, полупротухшего, тоже люблю. Не ходите вы никуда утром. Повестки эти свои порвите, телефон выключите, дверь заприте… Мы с Артуром сейчас вам замок, наконец, починим. И ложитесь все спать. Не поддавайтесь вы, не давайте вы себя сломать!

Кирсанов (горько). Ах, какие вы у нас смелые, какие несломленные! И ничего-то вы не понимаете! Ведь это сейчас они не нас ломают, нас они сломали давным-давно, еще поколение назад. Сейчас они вас ломают! Это ведь они не нам повестки прислали – они вам повестки прислали, чтобы вы на всю жизнь запомнили, кто в этом мире хозяин…

Он замолкает. Слышны тяжелые удары в дверь.

Сергей. Спокуха! Говорить буду я. Артур, встань тут, в тенечек.

В дверях возникает знакомая фигура – давешний рослый ч е л о в е к в блестящем мокром плаще.

Черный Человек (зычно). Гражданин Кирсанов?

Кирсанов поднимается, издает горлом сдавленный жалкий писк.

Черный Человек. Станислав Александрович?

Кирсанов(справившись наконец с голосом). В чем дело?! Кажется, наше время еще не вышло!

И тут Сергей подхватывает Черного Человека под локоток и ловко выводит его на авансцену.

Сергей. Старик. Давай по-доброму. Что мы, не люди? Давай спокойненько договоримся…

Черный Человек (обычным голосом). Чего договоримся? Насчет чего?

Сергей. Спокуха! Все будет нормалек. Ты нас не видел, мы тебя не видели. Дверь заперта, хозяев нет, уехали… Два стольника. И все тихо.

Черный Человек. А… Нет, не получится.

Сергей. Ну почему не получится? Тихо, мирно, по-доброму… Ну три стольника – пойдет?

Черный Человек. Нет. Не хочу. Брось.

Сергей. Три стольника за минуту молчания. Соображаешь, нет?

Черный Человек (пытаясь высвободиться). Пусти. Я же тебе сказал: нет!

Сергей(уже другим голосом – злым и напряженным). Четыре!

Черный Человек. Нет.

Сергей. Четыре стольника, козел!

Черный Человек. Пусти! Я же тебе сказал – нет!

Сергей отпускает его, отшатывается и, как бы падая, вдруг выбрасывает ногу, сделавшуюся невероятно длинной и прямой. Тяжелый ботинок попадает Черному Человеку прямо в голову. Кейс вылетает у него из-под мышки и кувырком катится по полу, извергая кипы белых листков. Черный Человек с трудом удерживает равновесие, фонарь вдруг вспыхивает у него во лбу, и он становится похож на неуклюжего испорченного робота. И тут из тьмы вылетает Артур, и они вдвоем с Сергеем, издавая устрашающие кошачьи вопли, складываясь и раздвигаясь, как огромные циркули, принимаются избивать Черного Человека ногами. Это длится всего несколько секунд. Слышны только кошачьи вопли и екающие плотные удары. Потом Зоя Сергеевна кричит страшно, отчаянно, как будто бьют ее самое.

Зоя Сергеевна. Перестаньте! Прекратите! Не смейте!

Черный Человек мокрой блестящей кучей валяется на полу среди разбросанных листков, Артур и Сергей нависают над ним, еще напружиненные, еще готовые бить и убивать, – Зоя Сергеевна подбегает к ним и хлещет по физиономии – сначала одного, затем другого.

Зоя Сергеевна. Звери! Зверье! (Падает на колени возле избитого, кричит.) Свет! Свет мне дайте!

И в тот же миг вспыхивает электрический свет. Все остолбенело стоят, ошеломленные, подслеповато моргающие. Пол сплошь усеян белыми листочками, высыпавшимися из распахнувшегося кейса.

Зоя Сергеевна. Сергей! Неси аптечку из ванной! Саня! Воду мне сюда холодную! Таз!..

Она поднимает избитому голову, кладет к себе на колени.

Черный Человек(жалобно и хрипло бормочет сквозь стоны). За что? Ну за что? Что я тебе сделал? За что?..

Базарин опускается на корточки и принимается торопливо собирать рассыпанные листки, складывает их в пачку, старательно подравнивает дрожащими пальцами, потом читает один листок, садится на пятки, читает другой…

Базарин. Слушайте! Они же все отменили! (Падает на четвереньки, ползает, ища что-то, наконец находит и садится задом на пол. Читает срывающимся голосом.) «Базарину… Олегу Кузьмичу… Во изменение нашего предыдущего распоряжения… предписание вам прибыть… отменяется…» Отменяется! «Впредь до специального распоряжения. Председатель-комендант…» (Трясет перед собой пачкой мятых листков.) Всем отменяется! Станислав! Александр Рувимович! И вам тоже отменяется!..

Черный Человек (стонет). За что? Ой, больно… Осторожнее!..

Базарин (поднявшись на ноги и потрясая листками). Ведь я же говорил! Невозможно это! Я же сразу вам сказал! Невозможно это! Невозможно это! Невозможно!..

Начинает звонить телефон, и звонит долго, но все стоят в полном остолбенении, и никто не берет трубку.