Текст книги "Майор Пронин против врагов народа"

Дипломатическая личность

Разбудил Пронина телефонный звонок. Агаша взяла трубку и закричала, словно передавала сигнал тревоги:

– Иван Николаевич, вас!

И, перейдя на шепот, добавила:

– Ковров, генерал.

Майор Пронин прижал к уху черную трубку:

– Слушаю вас, товарищ генерал.

В ответ он услышал металлический голос шефа:

– Пронин, первым делом по прибытии на службу, будь у меня.

– Есть, – отчеканил столь же четко Пронин. На этом разговор и прекратился.

«Так, произошло что-то неординарное». Впрочем, настроение Пронину этот звонок не испортил. Утро было светлое и теплое, воздух свеж, чувствовалось приближение лета. Майор посмотрел в окно и залюбовался зеленеющими листьями городских лип. Потянулся всем телом до приятного хруста в костях.

Приняв прохладный душ, Пронин сел завтракать. Пошучивал, похваливая стряпню Агаши.

– Как тебе, Агашечка, кстати, мой новый шофер показался? – завел он разговор со своей домоправительницей.

– Ой, Иван Николаевич, глаза-то у него какие узенькие! А ну, он не разглядит чего? Аварию вам учудит?

Пронин налил в чашку крепкого чая. Дома он всегда пил из чашек, оставляя стаканы для службы.

– Нет, Агаша, он танкист. На «тридцатьчетверке» всю Германию проехал взад и вперед. Шестнадцать звездочек на корпусе своем привез обратно. Значит, шестнадцать «тигров» и «пантер» подстрелил в Европе. А глаза, хоть и не широки, да, видать, глубоки. Вот, помнишь, Агаша, Лев Сергеевич рассказывал нам, как он в Свердловске жил в коммуналке вместе с сыном китайского буржуазного лидера Чан Кайши? В те времена, кстати, у него были прогрессивные намерения.

– Это который от папаши сбежал?

– Да, как и наш Васятка. Только тот сбежал от капиталистической и милитаристской лжи, а наш – от лжи феодальной и религиозной. Так вот. Овалов, помнишь, нам расписывал способности Чана к механике. Мол, и учить не надо было парня – любая железка его сама слушала. Эти китайцы еще весь мир когда-нибудь завалят мануфактурой, дай им только срок. Ты, к примеру, знаешь, что каждый пятый человек на земле – китаец? Так-то! «Сталин и Мао слушают нас…» – Жаль, Утесов вчера эту песенку не исполнил.

– Ай, Иван Николаевич! Слушать, может, его железки и слушают, только уж больно узки глазки-то… А ну – не разглядит чего!

– Ты нам, Агаша, «интернационал» не круши!

– Фу ты, разве я против интернацьянала. Я все за вас волнуюсь.

– То-то же. Но Василия Могулыча не обижай. Впредь принимай его ласково и душевно. Корми сытно.

– Есть, товарищ майор!

После завтрака Пронин внимательно просмотрел утреннюю прессу. Поцокал языком, покачал головой, отложил «Правду» и «Известия» и стал одеваться.

В отличном настроении вышел из квартиры, сбежал по лестнице, козырнул консьержу и сел в авто.

– Поехали, Вася!

Устроившись удобно на сиденье, он многозначительно подмигнул шоферу. Могулов улыбнулся в ответ.

– А ведь гуманная эта религия – ваш буддизм! Можно даже сказать – культурная. Я бы кое-что взял на вооружение в целях улучшения нашей правоохранительной системы. Как вы на это смотрите, Василий?

Тот лукаво улыбнулся. Монголоидные глаза шофера превратились в совсем узенькие щелочки. Молча вывел авто на улицу. Маршрут следования на сей раз проходил мимо пяти театров, двух закрытых монастырей и одной церкви – Успения на Сретенском бульваре.

Ковров встретил Пронина с недовольным видом, даже стула не предложил:

– Что, Иван Николаевич, зазнался?

Пронин растерянно кивнул, не понимая, чего от него хочет командир. Но Ковров не был настроен шутить:

– Устроили там, видите ли, художественный театр. Читками занимаетесь, мать вашу. Литературой дореволюционной! А известно тебе, что вчера в Ташкенте взяли двоих бандеровцев при попытке…

Пронин продолжил фразу:

– …проведения террористического акта на Алайском рынке.

– Это, между прочим, самое людное место столицы советского Узбекистана. Товарищ Сталин лично высказал озабоченность по поводу нашей работы. Не умеем опережать террористов. Не умеем. В архив нам пора. А у нас знаешь, какой архив? – Ковров провел ладонью по горлу. – Пенсия, мемуары и рыбалка – не для контрразведчика! Форма отставки у нас одна… Наша партия сама, как ты знаешь, предоставит мертвым хоронить своих мертвецов – и вперед к новым победам!

– Спасибо, товарищ Ковров, за политинформацию и за урок Закона Божьего. Но я-то тут при чем? Мне никто не поручал гоняться по Средней Азии за украинскими националистами. Я работаю с Элорантой, навожу мосты… Я взял в оборот Таама.

– Мосты. Сукин сын, – Ковров прищурился. – Смотри, как бы твои мосты не сгорели. Через три недели в Союз прибывает Франц Малль – швейцарский дипломат. Смекаешь?

Пронин пожал плечами:

– Вы же знаете, я нейтралами не занимаюсь.

– Как коммунист, ты мог бы хоть немного разбираться во внешней политике! – Ковров подошел к карте и ткнул пальцем в район Тихого океана. – В мире идет разделение сфер влияния. Забыл, что Черчилль Гопкинсу две недели назад нашептал на ухо?

– Да нет, помню. – Пронин помрачнел. – «Железный занавес» перед нами хотят опустить – вот что он сказал. В Потсдаме он себя еще покажет.

– Точно! Теперь у нас две задачи: атомная бомба и ответный «занавес». Наши восточноевропейские друзья пока что с нами. Но уже начинают своевольничать. В Чехии – товарищ Готвальд, в Польше – Болеслав Берут, будто красна девица. Не говоря уж о югославе Тито, который сегодня друг, а завтра Кукрыниксы его кровавой собакой станут величать. С ними мы, конечно, разберемся по-нашему, по рабоче-крестьянски. Но общественный резонанс может быть сильнее, чем нам хочется. Нейтралы в такой обстановке ой как важны. К тому же этот Малль – большая шишка в западных политических кругах. Имеет большие полномочия, известен во всем мире. В Организации Объединенных Наций он займет важное место. Впервые такого уровня человек – к тому же не коммунист – приедет в СССР, проведет в нашей стране целый месяц, всю ее объедет!

Ковров кричал от волнения и рукой показывал, как этот швейцарец будет объезжать нашу страну.

– Он в газетах своих продажных уже понаплел, что хочет даже по нашим деревням захолустным проехаться! А еще – на советский курорт лыжный посмотреть! И ты хочешь сказать, что наши милые ребята из бывших эсэсовцев не воспользуются случаем, чтобы устроить скандал на весь мир? Например, теракт в Большом театре в присутствии Малля. Да что там в Большом – он за этот месяц побывает везде. В каком-нибудь передовом колхозе взорвется бочка навоза – и все! Провал! Крышка! Все мировые газеты закричат, что Советы не могут контролировать ситуацию в своей собственной стране. Оппозиция в Восточной Европе открыто восстанет, а Черчилль с Трумэном только того и ждут. И занавес закроется! «Железный занавес», Иван! Ты представляешь, сколько голов после этого покатится?

– Бочка, крышка… – мечтательно бормотал Пронин. – Все в дерьме, и тут выходит он – весь в белом… Ну, так приставьте к Маллю ребят из правительственной охраны. Они профессионально выполнят работу. Не таких охраняли в Ялте и Тегеране.

Ковров отвернулся:

– Эти меры мы и без твоих советов примем. Но для контрразведчика здесь тоже найдется работа. Есть мнение, что на Малля террористы налетят, как пчелы на мед. Твоя задача – прихлопнуть этот улей. К тому же учти, в крайнем случае, за Малля отвечать будут не только «ребята из охраны». В первую очередь отвечать будем мы. Причем головой. – Ковров выдержал паузу и продолжил куда мягче: – Но ты ведь, мой мальчик, работаешь не за страх, а за совесть. Я знаю.

Ивану Николаевичу сразу стало ясно, что Малль интересует начальство не из-за перестраховок, раскрыты неизвестные ранее факты и предстоит большая работа.

Пронин приосанился:

– Какие будут указания?

– Основное ты уже понял. – Ковров посмотрел Пронину в глаза. – Сейчас твоя основная работа – борьба с нацистскими преступниками. Через Эло… Как его, шельму? Через Элоранту ты должен выйти на тех, кто будет заниматься Маллем. Таама мы отпустить не сможем. Слишком многое на нем… Так что работай с ним в наших стенах. А Элоранта должен нас привести к диверсантам…

– А если таковых не будет? Что делать – липу придумывать? – поморщился Пронин.

– Понимаю твое беспокойство. Но здесь липа не понадобится. Они, как пить дать, займутся Маллем. Вот увидишь. Словом, дорогого гостя нужно встречать на уровне. С гидами. Вот ты, друг любезный, гидов и возглавишь. И чтобы от швейцарца этого – ни на шаг. Всю дорогу.

Пронин козырнул: «Слушаюсь!» и повернулся, чтобы выйти из кабинета. Но Ковров остановил его:

– Подожди. Я вот что хотел тебе сказать. У меня, сам знаешь, свои методы. Но если таким делом занимается майор Пронин, – я спокоен. Слышишь, майор Пронин? Тебе ведь могут даже звание маршала присвоить – для нас, для нашего дела, для партии ты навсегда останешься майором. Ведь это в контрразведке – самое охотничье звание.

«Сейчас обниматься полезет, подлец», – беззлобно подумал Пронин и оказался прав. Дипломатично стерпев начальственные излияния чувств, он вернулся в свой кабинет.

«Надо полагать, – размышлял Пронин, – что провал этого задания может вылиться для Коврова в нечто большее, нежели общественное порицание. Давно он так не нервничал».

Надо было проанализировать сложившуюся ситуацию. Три часа изучения материалов дела дали Пронину не много результатов. При взятии Аугенталера и его группы было захвачено не много документов – жалкая кучка. По-видимому, главная связная база осталась нетронутой.

«Значит, надо начинать почти с нуля. С Элоранты. Да и себя не забыть. Устрою-ка я на недельку-другую, пока швейцарец не приехал, сладкую жизнь себе и бедолаге угрофинну. Ситуация позволяет расслабиться».

Пронин достал блокнот, потом телефонный справочник московских учреждений, открыл раздел, в котором были указаны все московские рестораны, после чего стал быстро переписывать их телефоны в свой блокнот: «Прага», «Москва», «Националь», «Центральный», «Славянский базар»…

На следующее утро Пронин составлял меню, как заправский шеф-повар. Он обзванивал метрдотелей, выспрашивал, какие у них есть фирменные блюда, узнавал график работы лучших поваров и кондитеров… Его интересовала не только русская кухня, но и лучшие блюда европейских стран. Изысканные напитки… Десерты…

К обеду меню на неделю вперед было готово. Потом начались звонки в высшие инстанции для согласования коммерческих условий перевербовки агента, захваченного в Прибалтике. Вечером Пронину пришлось даже заехать в Кремль для согласования самых деликатных вопросов.

Наконец, можно было начинать оперативную работу по обработке грешной души Яака Элоранты.

Шпионы тоже болтают

Прошла неделя.

Они работали с Элорантой в том же кабинете. «Записки охотника» уже были прочитаны от корки до корки. Почили в бозе загадочный помещик Чертопханов и его жилец Недопюскин. Завершили круг земной жизни студент Авенир Сорокоумов, мельник Дмитрич и крепкий мужик Максим из рассказа «Смерть». Скончалась мученица Лукерья из «Живых мощей». Померли пациенты лекаря Трифона Иваныча из рассказа «Уездный лекарь». Утонул двенадцатилетний фантазер Павлуша из «Бежина луга»… «Да, удивительно умирают русские люди». Бренность жизни человеческой предстала перед Элорантой во всей своей неприглядной простоте. «Суета сует, и все – суета».

И вот теперь Пронин душевно рассказывал заключенному о своей боевой молодости. Элоранта привычно пил кофе, ел эклеры из «Праги» и курил. Пронин пил небольшими глотками кофе, улыбался и откровенничал. Он решил противопоставить смертоносной, хотя и искусной тине дореволюционной жизни жизнеутверждающую реальность социализма.

– Приказ Реввоенсовета был лаконичен. В духе Гражданской войны: «Все на борьбу с Юденичем!» У нас командиром был Афанасьев. Потом он стал комдивом. Настоящая его фамилия – Ованесов. Старый большевик из Тбилиси, с Авлабара. Это такой армянский район в старом Тифлисе. Не бывали? Куда до него чреву Парижа! Там крадут и торгуют даже под землей. Даже над землей… Получили мы приказ, ну и бросились на борьбу с Юденичем. За счастье всего трудового народа. Всех стран, между прочим! А Ованесову в первом же бою отрубило руку. Казачок какой-то лихой шашкой замахнулся – и все. Здравствуй, товарищ Ованесов, ты теперь инвалид!

Пронин невесело улыбнулся.

– Огневые были годы. Так Ованесов научился рубать шашкой левой рукой и стрелял в пуговицу с расстояния восемьдесят метров, хотя до этого правшой был. Не верите? Да вот те крест! Диалектически-материалистический крест! Время тогда такое было – лихое. Много появилось героев. Настоящих богатырей. По-армянски богатырь – «пехлеван» будет. Это мне Афанасьев рассказывал. Сергей Вартанович. Наш командир. А в Первую империалистическую он под началом Юденича бил турок на Кавказском фронте. И как о военном командире о Юдениче говорил только в превосходной степени. Только в превосходной! Время было такое. Ну, это вы уже поняли.

Элоранта пил кофе и с аппетитом жевал эклеры. С помощью этих пирожных да еще рассказов о героическом комдиве Ованесове Иван Николаевич надеялся вызвать вникшего в тонкости русской культуры Элоранту на откровенный разговор. Во время чтения он, правда, тоже баловал эстонца ресторанной едой. Но это была пища попроще: солянки, окрошки, биф а-ля Строганов, расстегаи с рыбой и грибами, судак-орли… Эклеры он приберег на десерт.

А еще, как говорится, для особо трудного случая, у Пронина был приготовлен патефон со специально подобранными пластинками. Тут и джаз, и памятная всем Марлен Дитрих – «Голубой ангел», цыганские романсы… Но был и Лемешев, Шаляпин, фронтовые песни… Самому Ивану Николаевичу особенно нравилась песня «Шумел сурово брянский лес» в исполнении Георгия Абрамова.

Сейчас Пронин раздумывал: стоит ли прокрутить для Элоранты эту пластинку или он занервничает, услышав песню, в которой поется об удачном партизанском налете на немецкий штаб?.. Тут ведь дело двояко может повернуться. И все расходы на угощение потенциально перевербованного агента окажутся пущенными на ветер. Может, лучше снова поставить Александра Вертинского – «Мадам, уже падают листья»? Или «В бананово-лимонном Сингапуре»? Историю эмигрантских скитаний и возвращения певца на Советскую Родину в сорок третьем году он уже поведал внимательно слушавшему Элоранте. После некоторых раздумий Пронин выбрал песню Вертинского «Откровенный разговор».

– Да, товарищ Элоранта, так-то оно так, да только пора и вам что-нибудь мне, старику, рассказать. А то моя-то болтливость всем известна, а вот вы…

– Болтливость?

Элоранта прожевал очередное пирожное. С обращением «товарищ» бывший коммерсант уже свыкся.

– Разве у вас в управлении держат болтунофф? Я ви-ител фаш плакат с надписью «Полтун – на-хот-тка для шпий-она»…

– Ну а я – разве не находка для шпиона? С русской классикой вас познакомил, теперь вот к десертным меню лучших московских ресторанов приобщаю. Да, дорогой эстонский товарищ, мне за вас от начальства уже влетело.

– Как влет-тело, так и выл-летит, – неожиданно огрызнулся тот.

Пронин улыбнулся: его собеседник делал успехи. Вертинский в этот момент запел:

 
Чем ворчать и омрачать свидание,
Улыбнись и выслушай меня:
Человек без нового задания –
Все равно что спичка без огня.
 

Пронин улыбнулся и подхватил концовку песни:

 
И давай, запомним, друг мой милый,
Нынче мало Родину любить.
Надо, чтоб она тебя любила!
Ну, а это надо заслужить.
 

– Это хорошо, это по-нашему. Товарищ Вертинский положил на музыку стихи молодого советского поэта – Сергея Смирнова. Да я вас с ним познакомлю, он общительный парень. Фронтовик, между прочим. Как вам песенка?

Элоранта неопределенно хмыкнул.

– А по-моему – содержательно и боевито, – продолжал Пронин. – А ведь что он раньше пел? Помните? «Ах, где же вы, мой маленький креольчик?» Впрочем, тоже неплохо. Ведь маленький креольчик может и подрасти.

Пронин запел, жестикулируя, словно играет на рояле:

 
Мой маленький китайский колокольчик.
Капризный, как дитя, как песенка без слов.
 

– А нам с вами нужны слова. И хорошо бы – побольше нужных слов. Теперь я обязательно поставлю вам еще одну песню – мою любимую. Про войну. Кстати, у меня для вас приготовлен небольшой, но уютный домик в Валентиновке. Это такая небольшая подмосковная станция. Домик так себе – рубленый, с русской печкой. Ну, там личный колодец, хозяйство имеется. В хозяйстве и патефон найдется. Я вам пластинок подброшу. Там, конечно, безлюдно. Одиноко. Нет женского общества. Но у меня со времен моего унтер-офицерства в Прибалтике… Да-да, я ведь был унтером Гашке… Не слыхали о таком? Так вот, у меня осталась небольшая, но эффектная коллекция французских картинок… У гестаповских геноссе она пользовалась бешеным успехом. Поделюсь. И никто там не тронет нашего хорошего товарища, скажем, финна. И фамилия у него будет не Элоранта, а, к примеру, Валтонен. Товарищ Айно Валтонен. Может быть, он будет даже личным другом товарища Рахья. Да что там Рахья, мы его с самим Отто Вильгельмовичем Куусиненом сведем. А что – какие наши годы? И у него будет чистый советский паспорт. И пенсион от государства. Каково? Пусть с меня за это погоны сорвут, а я это вам обещаю и этого добьюсь. Только услуга за услугу. Идет?

– Услуга?

– Именно. Налейте мне кофе, пожалуйста. И подробно опишите известную вам немецкую агентуру в Союзе. Но не только мертвецов, а и тех, кто жив и действует, у кого нос в табаке. Мне кажется, это хорошие условия. К тому же, надеюсь, вы понимаете, что ждет вас в противном случае… А ведь у нас научились готовить хороший кофе! А вы говорите – грядущий хам…

Элоранта поморщился:

– Ничего я такого не говорю… Дадите подумать? Неделю? Я мало информирован.

Пронин замахал на него руками:

– Да что вы думаете об этой ерунде, я вас про кофе спрашиваю! Амброзия! Пили вы что-нибудь подобное в Европе?

Эстонец отрицательно покачал головой.

– Вот то-то и оно. Не то что ваши гестаповские помои. А вы говорите – неделю подумать. Думайте неделю. Думайте две недели. В наше стремительное время думать стало почти что роскошью. А мы вам эту роскошь позволяем. Думайте.

Пронин сделал приглашающий жест рукой.

– Пейте наш абиссинский кофе, ешьте наши французские эклеры. Мало информации – это тоже информация.

Пронин протянул ему руку. Элоранта сделал ответный жест.

– Партнеры?

– Две недели, – подытожил Элоранта. Майор Пронин лучисто улыбался бывшему недругу.

– А вы знаете, в кафе гостиницы «Москва» готовят просто восхитительное сливочное мороженое. С вишнями… Я, пожалуй, закажу к нему на послезавтра бутылочку муската. Не поверите, но лучший в мире мускат делают в Крыму. «Мускат белый Красного камня». Его надо обязательно попробовать! Шедевр… А вы уж две недельки подумайте. Жаль, что не могу дать вам больше времени. У меня еще в запасе осталось немало рассказов о героях последних войн. Да и о себе мог бы рассказать подробнее. И о своей работе. Вам бы, уверен, было интересно. Ведь у нас очень нужная и важная работа. Она неплохо вознаграждается, потому что народ заинтересован в нашей работе. А это, прошу вас учесть, народ-победитель!

Оставшись в кабинете один, Пронин поставил на патефонный круг свою любимую пластинку, опустил иглу. И «Брянский лес» тотчас «зашумел». Эта песня ему напоминала об оккупированной Прибалтике, о недавних боях.

 
И сосны слышали окрест,
Как шли на немцев партизаны…
 

Папка для сибарита

Давно Пронин так не отдыхал. На родном диване, под присмотром верной Агаши. Немножко коньяку в шарообразной рюмке, газеты после сытного обеда и – сон, сколько угодно безмятежного сна. Именно в таком состоянии Пронина и осеняют мысли, которые он потом использует в оперативной работе. Сейчас эти мысли быстро улетучиваются, но Пронин знает, что в критический момент выручат именно они – случайные, обрывочные… Время проходит бесцельно – не успеешь вспомнить про соленые грибочки, как проходит день. Подцепишь грибочек на вилку – снова утро. И вновь спишь. Дневной сон тоже полезен.

Вот так и пройдут эти две недели. Элоранта, конечно, будет с нами сотрудничать, это бесспорно. Раз в два дня Пронин продолжал угощать потенциального агента едой из ресторана и рассказывать ему о своей революционной молодости. Аккуратно перешел к последующей совместной работе. Попутно описывал величие СССР, осилившего всех своих внешних и внутренних врагов. Эстонец совсем «осоветился». Смеялся, шутил по поводу своего буржуазно-коммерческого прошлого. Успешно усваивал новую для себя советскую лексику. Вникал в азы соцреализма. Слушал советские песни и даже стал подпевать вместе с Прониным. Особенно им удавались песни из кинофильма «Веселые ребята». Впрочем, суровых воинственных певцов Георгия Абрамова и Петра Киричека они пока не слушали…

Но Элоранта – это не фигура. Так, мелкий обыватель, силой обстоятельств ставший врагом. Такие враги не очень-то опасны, хотя Ковров, дай ему волю, расстрелял бы этого эстонца на месте. А ведь нужно расставлять сети для террористов высочайшего класса… Элоранта. Использовать Элоранту… Эти же слова Пронин повторял и под душем, не забывая громко отдавать команды Агаше:

– Полотенце! Халат! О-де-колонь!

После водных процедур он прекрасно отдыхал на диване. Лениво перелистывал книжки. Но вот в дверях кабинета появилась Агаша, сказав громким шепотом:

– К телефону. Ковров!

Пронин поморщился. Он прекрасно знал, чего от него хотят. «Рано, рано он звонит, ну, ладно, подойду». Оставляя мокрые следы на паркете, он пошел к телефону.

– Да!

– Пронин, у тебя там что – медовый месяц с Агашей? Куда пропал?

– Тайм-аут.

– Что с Элорантой?

– Четырнадцатого. Четырнадцатого будет нечто конкретное.

– Мне доложили, ты там ему что-то плел про Валентиновку, про домик с прислугой и окнами на озеро с лебедями?

Пронин сохранил спокойствие. Нужно было показать Коврову, что не он один направляет майора Пронина:

– Я работаю. Работаю с Элорантой. Чувство реальности я еще не потерял. И не думайте, товарищ Ковров, что я действую против воли начальства…

– Ты это серьезно?

– Все, что я предложил Элоранте, одобрено.

Кем одобрено, не нужно было добавлять. В трубке помолчали, затем голос в ней вежливо спросил:

– А ты гарантируешь успех?

– Гарантируют цыганки на большой Смоленской дороге, товарищ генерал, а я работаю. Это ведь не сыск по свежим следам, а перевербовка. Тут важно не упустить единственный момент. Ты уж извини, товарищ генерал, но я и сейчас работаю.

Пронин повесил трубку. Если Ковров теперь обидится – не беда, это тоже входит в наши планы… Новенький полосатый махровый халат излучал свежесть. Пронин налил себе полкружки морсу, сделал несколько протяжных глотков.

Пронин продолжал сибаритствовать. Но его занимало, как же в действительности зовут его нового шофера. И он решил узнать это во что бы то ни стало.

Бурят был приглашен на обед с Элорантой. На сей раз подали блинчики с зернистой икрой, заливное из языка, суфле из кролика, котлеты де-воляй и гурьевскую кашу. На десерт Пронин заказал миндальные пирожные по особому рецепту шеф-повара ресторана «Кавказ». Беседа тоже приобрела гастрономический оттенок.

– Да вот, товарищ Айно, кстати, как ваше имя по-русски? Андрей, я думаю? Хотел я вас попотчевать дореволюционной рилсской водочкой «Вольфшмидт», но не нашел в Москве и следов ее. Ну да наша «Столичная» из кремлевских буфетов не хуже, думаю.

– Я водку не люблю, – ответил эстонец. – «Вольфшмидт» пил мой отец.

– А как папеньку вашего величали?

– Зачем это вам? – удивился Элоранта-Валтонен.

– Произвожу филологические изыскания.

– А-а. Я-асно. Папу звали Густав Кристиан.

– А вы, значит, Яак Густав. Яков Густавович, если по-нашему.

– Можно и так сказать.

– А вот теперь вы, Василий, – обратился Пронин к буряту, – скажите ваше настоящее имя.

Василий замялся, но Пронин по-отечески приобнял шофера и даже приставил руку к уху, выказывая нетерпение.

Бурят обвел взглядом присутствующих и открыл рот. То, что услышали собеседники и сотрапезники, повергло их в шок. Сложный набор хрипения, гортанных звуков, цоканья и шипения никак не ассоциировался с человеческой речью. Пронин был разочарован, но не решился переспрашивать. Он задумал другое.

После обеда Пронин потащил Василия на фонографическую экспертизу. Ворвавшись в тихую лабораторию, на дверях которой висела табличка «Старший эксперт Полина Зубова», он устроил там настоящую какофонию. Налетел на старшего эксперта, долго пытался объяснить суть дела, намеренно запутывая Зубову переходами от личных излияний к официальной терминологии. Наконец, силой усадил бурята в кресло, нацепил наушники с микрофоном, включил магнитофон и заставил трижды с паузой в пять секунд произнести данное ему в детстве имя.

Иван Николаевич вошел в азарт – как настоящий охотник, напавший на след зверя.

– Сейчас узнаем, как его правильно зовут, – проговорил он, доставая катушку с пленкой и передавая ее эксперту Зубовой. – Полиночка, плитка шоколада за мной, но я хочу называть этого человека по имени, каким бы оно ни оказалось.

– Я вам позвоню, Иван Николаевич, – суетилась встревоженная женщина – специалист по распознаванию и расшифровке звуков.

На следующее утро Пронин сам позвонил в лабораторию. Ждать ответных звонков, зависеть от каких-то экспертов он не желал.

– Ну, как успехи, Полиночка? Как зовут моего шофера? Говори же, я весь внимание.

– Ну, Иван Николаевич… Понимаете… Это не так просто… У нас тут внезапно сломался лучший усилитель…

– Полина, за мной две, нет, три шоколадки!

– Да нет, я не о том, Иван Николаевич… Но у нас нет таких звуков. Мы не в состоянии это произнести. Там присутствует отчетливо только звукосочетание «могой». Остальное, к сожалению, включает горловые согласные и многозвучные гласные.

– Ну, хоть что-нибудь!

– Например так: первый звук – что-то среднее между «X», «Г» и «Р», именно в таком порядке, потом «Ы», переходящее в «УО», далее меняется порядок согласных – «Р», «Г» и «X», и «АУ», но как бы и «УА».

– Занятно, поучительно, но, знаешь, не утешает… И как мне его звать?

– Зовите, как прежде, Василием, – посоветовала эксперт по звукам. – Или можете перевести на русский язык значение его имени.

– А что они означают, эти «ГРХ» и «ХРГ»?

– «Справедливость и милосердие ведущего к Истинному Пути Карающего Будды».

Садясь после этого в автомобиль, Пронин сообщил Могулову:

– Вася, «Карающим Буддой» я вас звать не стану, «Справедливым и милосердным» – тоже. «Истинный Путь» в нашей стране – это, как вы знаете, марксизм-ленинизм в сталинской, конечно, редакции. Может быть, сойдемся на «Ведущем»? Тем более что автомобиль вы водите здорово.

Бурят согласно тряхнул черными волосами.

Пока Пронин занимался бурято-буддийской лингвистикой, порученное ему дело потихоньку набирало обороты.

Генерал Ковров принимал посетителя за посетителем. Вот высокий чин из Министерства иностранных дел устроился напротив него, утопая в глубоком кожаном кресле. Молодой, поджарый, сидит ногу на ногу. Элегантный и нагловатый дипломат с нешуточными перспективами.

– Но каков стервец! – удивляется генерал. – Без меня санкцию у Берии получил! Ты понимаешь, Сергей Петрович? Комедия! Элоранте уже и имя новое дали, и прописку подмосковную, и пенсион.

Мидовец пожал плечами и положил на стол папку с бумагами:

– Здесь то, что мы имеем про Малля. И про всю его свиту, которая прибудет в Советский Союз. Кстати, Вячеслав Михайлович Молотов лично встретит делегацию на Белорусском вокзале.

– Знаю. В Калининграде их сажают на спецпоезд номер три. Тип охраны – экстренный. Эти наши ребята – железные, и вся система отлажена на ять. До прибытия их на Белорусский вокзал можно не беспокоиться – муха не пролетит.

– Все согласовано, товарищ генерал.

– Дальше – встреча с Молотовым, митинг на привокзальной площади, размещение в «Метрополе». Это дело привычное. Ближе к вечеру – обед в приемной Верховного Совета. Ну, там у нас тоже все отлажено. Следующий пункт повестки дня – посещение Большого театра. Это уже горячее, но опыт подсказывает, что самое интересное начнется позже. Большой уже был в планах наших «друзей». Не получилось у них. А мы приобрели хороший опыт. Вряд ли они рискнут повторить то, о чем мы знаем. Мирный сон в роскошных апартаментах господину Маллю мы тоже обеспечим. Но вот на следующий день запланирована встреча с писателями. Это уже опаснее. Вокруг литераторов вечно вьются подозрительные типы. Тут одной охраны будет недостаточно. Нужно внедрение в ряды врагов. Иначе и в поездках по Союзу господин Малль будет весьма уязвим. А это значит, вся надежда у нас на Пронина. Хотя он и любит самодеятельность! – посетовал в сердцах Ковров.

– А не слишком ли он у вас разболтался, этот майор Пронин? – заметил дипломат. – Вы, я вижу, с ним измучились.

Ковров улыбнулся:

– Майор Пронин… Да я, братец, честно говоря, даже и не знаю точно, в каком он звании. Может быть, я ему честь отдавать должен. Пронин – это такой человек… Единственный в своем роде. Хлопот с ним много, а вот заменить некем.

– Незаменимый, значит, – усмехнулся дипломат.

Ковров переменился в лице и сухо ответил:

– Документы принес? Теперь распишись, Сергей Петрович, – и гуляй. Я тебя больше не задерживаю.

И, подняв трубку телефона, прорычал секретарю:

– Срочно – сделать копии документов и передать с фельдъегерем Пронину на квартиру. Вторые экземпляры – мне. Первые экземпляры – майору товарищу Пронину.

И повторил:

– Срочно.

Оставив на столе папочку, дипломатическое лицо быстро выскользнуло за дверь.

– Гуляй, гуляй… – пробормотал генерал Ковров. – Дипломат еще называется! Незаменимых у нас нет! Понял?!

А папка пошла гулять по коридорам Лубянки. В положенный срок дошла она и до майора Пронина.