Текст книги "Рекламная пауза (сборник)"

Артём Бочаров
Рекламная пауза

© Грифон, 2010

© Бочаров А., автор, 2010

© Е. Абросимова, Б. Дзгоев, оформление, 2010

* * *

Маме, жене, сестре, дочке, невестке, внучке…

Всем женщинам России.

На брудершафт

После Армани и Талона «Пазик» с нашей культбригадой заехал в Балаганное.

Здесь, как и в некоторых других посёлках Магаданской области, студенты копали картошку. Вернее, своими прицепными комбайнами выкорчёвывали её трактора «Беларусь», а представители интеллигентной молодёжи в белых «хэбэшных» перчатках собирали клубни в вёдра, потом ссыпали их в мешки, которые, крепко завязав, укладывали в кузова грузовиков. Машины с раздувшимися бортами одна за другой тяжело катили с поля на сортировку.

Студенты не только собирали, ссыпали, грузили, но и весь сентябрь пели, пили, влюблялись, гуляли парами до утра. Одно нисколько не мешало другому, а только лишь дополняло, делало жизнь насыщеннее и веселее. Несколько раз в неделю по вечерам устраивались танцы, где парни под ритмичный аккомпанемент «Чингисхана» и «Бони М», случалось, дрались с местными. Потом мирились, и под портвешок или самогон вместе обсуждали девчонок. Доставалось всем без разбору – и своим, и деревенским. Сальные комментарии сопровождались наигранным брутальным ржанием десятка-двух молодых здоровых балбесов. Но звучали первые аккорды медляка, и компания рассыпалась по залу. Обнимая в танце объекты недавних острот, все без исключения, даже местные работяги-трактористы, из нарочито вульгарных мужланов превращались в галантных и предупредительных кавалеров.

Обычно танцы проходили под магнитофон, но случалось, что и под аккомпанемент местного ВИА. Но уж лучше было с магнитофоном! На кассетах инструменты настроены, голоса не фальшивят, репертуар удобопонятный…

Городской отдел культуры направлял в районы сельхозработ свои бригады, несущие искусство в массы. К одной из таких бригад прикрепили и наш бэнд – дарить людям радость, танцы для них играть. Хмельницкий, Крицин, Попов и я восприняли весть об участии в культпробеге с энтузиазмом. А что? Сменить обстановку, развеяться, отдохнуть от города. Почти всюду, где предстояло работать, у нас были друзья, девчонки знакомые, а главное – там было много симпатичных девушек, с которыми нам только предстояло познакомиться.

В пятницу мы отыграли в Армани, в субботу – на Талоне.

В Балаганное мы прибыли в воскресенье, ближе к обеду. Одновременно с нами, только с другой стороны – из Магадана, туда въехала фура с пивом. Благая весть покатила по селу с резвой скоростью велосипеда, радуя всех – и местных жителей, и редких гостей старинного казачьего села.

Аппаратуру и инструменты мы настроили быстро. Времени до работы было ещё предостаточно, на улице ярко светило солнышко. Не то чтобы оно палило, но светило не по-осеннему вызывающе. Опять же, фура с пивом приехала… Как ни крути, всё сводилось к одному.

Минут через двадцать наша четвёрка сидела на лавочке возле сельского Дома культуры. Сидели мы не просто так, не праздно, а с удовольствием дули дорогое горькое «Исетское». Неподалёку от лавочки, в тенёчке, в деревянном ящике дожидались своей очереди рядки стройных бутылок с оранжевыми ярлычками на длинных горлышках. Пустая тара возвращалась обратно в ящик, рядом сразу пустели ещё четыре ячейки.

После второй мы уже не сидели, а полулежали на скамейке, вяло курили и лениво обозначали беседу. Говорили обо всём и ни о чём. Об инструментах, струнах, микрофонах и аппаратах, о разнице во вкусе и деньгах между «Исетским» и «Жигулёвским», о девчонках, о недавно прошедшем чемпионате мира в Испании…

– Хорошо! – вдруг бодро выдал Крицин, прервав вялотекущий разговор. Алексей покрутил головой, глядя на нас, и явно ожидая поддержки. – А?

Действительно – музыка, футбол, девчонки – всё это так здорово!..

– Не то слово!.. – Попов хлебнул «Исетского», глянул на солнышко, зажмурился, и в три слога почти пропел непечатное словечко, вполне созвучный синоним популярному «Зашибись!» И так это было произнесено вкусно и к месту, что Хмельницкий, Крицин и я только заулыбались, согласно закивали, безоговорочно поддерживая и дружно одобряя:

– Да-а…

Но всё когда-нибудь заканчивается. А если это ещё и что-то очень хорошее, то оно обязательно заканчивается намного быстрее, чем всё остальное. Солнце почти упало за сопку, отбрасывающую тень на всё Балаганное. Стало прохладно, закончилось пиво, у клуба собиралась молодёжь.

Лениво, конечно, но надо и поработать.

Мы гуськом двинули по хорошо изученному за время отдыха маршруту. До заветной цели оставалось несколько метров, когда к нам подлетела ведущая вечера Света и выдернула из дружного рядка Хмельницкого. Что-то ей там нужно прорепетировать, а без аккомпанемента – никак! Саша попытался объяснить Свете:

– Да мне вот нужно… – Хмельницкий показал на нас, твёрдо держащих свой курс к уборной. – Я сейчас это… И сразу приду!

– Потом-потом! – Света потащила клавишника на сцену.

Мы с Поповым и Крициным, вполне довольные жизнью, стояли на крыльце, курили. Кокетничали с девчонками, шутили, смеялись. Из танцевального зала доносились звуки нашей двухрядной «Вермоны». Света вовсю разогревала народ конкурсами, Саша обеспечивал музыкальную поддержку мероприятия. Неожиданно ведущая фурией вылетела на крыльцо:

– Мальчики, работаем!

Хлопает в ладоши – раз-два-три!

– Работаем!

И снова – в ладоши.

Школа!

Хмельницкий нам сразу не понравился. Волосы взлохмачены, глаза блестят, нездоровый румянец на щеках, а на губах – улыбка. Нехорошая такая улыбочка, болезненная.

Взяли мы с Олегом гитары, Лёха за барабаны присел, палочками дал счёт. Грянули! Народ, заждавшийся музыки, сразу пустился в пляс.

Спели одну песню, вторую. Третью Попов предложил спеть Хмельницкому. Александр только головой покрутил – нет! Мы даже не стали спрашивать – а почему это вдруг?! Очень уж категорично Саша крутил своей взлохмаченной башкой с шальными глазами и совершенно идиотской улыбкой.

Ещё через пару-тройку песен Света объявляет перерыв для проведения оставшихся по сценарию конкурсов и опять просит Хмельницкого подыграть ей.

– Нет! – почти кричит Александр. Показывает на Попова:

– Он тоже может! – и бегом со сцены в ближайшую дверь. Мы с Крициным в недоумении – за ним.

Хмельницкий на полусогнутых ногах метался по комнате-аппендициту – без окон, с одной дверью – и судорожно искал что-то. Обеими руками он крепко обхватил район молнии на джинсах.

Теперь причина Сашиной лихорадки стала понятна.

– А что ж ты в сортир не пошёл? – я в недоумении развёл руки.

– Не донесу… – выдавал дикий степ Саша. – Уже…

Мы с Алексеем переглянулись – надо что-то делать, вон ведь как человека согнуло!

– У-у-у! – гудел наш товарищ и густо сыпал матами. Досталось всем – и Балаганному, и пиву, и нам почему-то, но больше всего – ведущей Свете.

Крицин увидел на заваленном всяким хламом столе пустую бутылку.

– Саня, давай сюда! – Лёха быстро поднёс бутылку туда, куда надо.

Хмельницкий чуть не плача, потянул молнию на джинсах вниз:

– Да как я – туда?! Она же маленькая!

– Кто? – не понял Алексей.

– Бутылка! – высоко крикнул Хмельницкий и добавил короткое, но ёмкое слово на ту же букву, что и бутылка. – Горлышко у неё вон какое!.. Это же не из-под кефира.

– Кефир здесь не пьют, – совершенно не к месту ляпнул я. Действительно, вот к чему это?

– Саня, я знаю как надо! – Решительность Алексея гипнотически подействовала на страдающего. Он полностью доверился Крицину.

Начали!

Я стоял у двери, чтобы никто не помешал процессу.

Парни склонили головы, аккуратно приспосабливая там всё как надо. На фоне доносящейся из зала «Барыни» и всеобщего веселья, здесь было подчёркнуто серьёзно и ответственно:

– Вот так…

– Ага!

– Чтобы прямо туда… И придерживать надо сверху.

– Ага, держу.

– Только не сразу, по чуть-чуть… Давай!

Через пару секунд Хмельницкий снова загудел:

– У-у-у!..

Это «у» принципиально отличалось от предыдущего. Сейчас это «у» звучало как наивысший восторг, запредельное наслаждение. Человеку на глазах становилось лучше. Ещё через несколько мгновений Саша, улыбаясь, подтвердил наши предположения:

– С-с-у-ука-а!..

Лёха внимательно контролировал процесс, склонившись над живописным ансамблем из двух предметов, словно хирург на операции.

Всё!

Хмельницкий стоял посреди комнатки с бутылкой в руке и блаженно улыбался. Сейчас он олицетворял собой абсолютное счастье. Мне вспомнился праздник Нового года в далёком детстве, когда у ёлки ты получал в подарок от Деда Мороза именно то, о чём давно мечтал.

Резко распахнулась дверь и в комнату, хлопая в ладоши, влетела Света:

– Работаем, мальчики, ра-бо-та-ем!

Рука с бутылкой, спрятанная за спиной, не ускользнула от всевидящего матёрого массовика-затейника.

– Ага, вот оно что, – догадалась Света. – Дело хорошее, сейчас уже можно по маленькой. И я с вами за компанию.

– Да нет… – опять закрутил башкой Хмельницкий. К его лицу опять приклеилась глуповатая улыбка.

Света, пошарив рукой под ворохом афиш, извлекла оттуда пару грязных стаканов.

– У нас и фужеры есть под это дело!

– Это не то, – слабо аргументировал Александр.

– А я всё пью! – отрезала Света. – У нас тут в деревне чего только не наливают!

И засмеялась, весело так, заразительно. Мы с Крициным тоже захихикали.

– Такое не наливают, – Саша был непреклонен.

Света посмотрела на него строго:

– Тебе жалко, что ли?!

– Нет, не жалко. Только это…

Ведущая вечера поставила стаканы на неухоженный столик.

– Наливай! – Подмигнула Хмельницкому и добавила:

– Давай-ка с тобой на брудершафт выпьем!

Мы с Лёхой, лопаясь от смеха, выскочили из комнаты и только здесь дали волю своим эмоциям. Нас согнуло пополам, и потом ещё долго не разгибало. Те звуки, которые мы издавали, вряд ли можно было назвать смехом. Стон, рёв, ржание, похрюкивание и повизгивание – весь этот синтез мы выдавали почти одновременно. Лица покраснели, из глаз лились слёзы. Мы их как могли утирали, они катились вновь. Попов и отдыхающие молча смотрели на нас. Интересно, о чём они думали?

Вскоре из каморки появились Саша со Светой. Он, весь красный, нервно посмеивался, поглаживая усы, а она по-доброму улыбнулась нам и подмигнула:

– Ничего, бывает!

Хлопнула в ладоши – раз-два-три:

– Работаем, мальчики!

С Хмельницким мы играли потом ещё года два. Отмечали вместе праздники, дни рождения. Иногда после работы или репетиции мы могли задержаться под задушевную беседу за бутылочкой-другой. И Саша, конечно, сиживал с нами.

Бывало, могли и пивком побаловаться под вкусную рыбку. Вот только в этих посиделках я Хмельницкого что-то не припомню.

День радио

Никогда не работал с девяти до шести, с часу до двух – перерыв на обед.

Где бы я не трудился, рабочий день у меня всегда был ненормированным. Мог отработать меньше восьми часов, положенных КЗОТом, мог больше, но главное ведь не в том – сколько. Главное, чтобы работа была сделана, а с девяти до шести – и всё тут! – звучит как суровый приговор.

Любая теория хороша, когда она хоть немного подкреплена делами практическими. Вот и мне, натуре неусидчивой, постоянно рвущейся куда-то, разок выпал случай – испытать на себе, каково это – «от звонка до звонка».

С детства люблю радио.

Многие годы у меня «служебный роман» с телевидением, но радио, пожалуй, люблю больше. Может, оттого, что это первая любовь, да какая!

Голос Николая Литвинова в его сказках на ночь завораживал настолько, что даже самые беспокойные дети, услышав «Здравствуй, дружок!..», сразу успокаивались, поудобнее устраивались у простеньких приёмников с одной ручкой громкости, и, чуть дыша, слушали, слушали, слушали…

Чуть позже мне уже были интересны новости спорта с Олимпийских игр в Мюнхене с Наумом Дымарским, трансляции игр чемпионатов мира по футболу с незабываемыми Николаем Озеровым и Котэ Махарадзе.

Спустя годы в далёком Омсукчане я уже сам читал в эфире новости спорта, а для местного радио записал позывные, которые долго потом ещё крутили. Юные трубачи моего духового оркестра довольно стройно вывели на четыре голоса тему известной в тех краях песни: «Колыма ты, Колыма, чудная планета!..».

А потом настала эра ТВ.

Конечно, телевидение пришло в мою жизнь значительно раньше, но «потом» означает то, что я встал по другую сторону экрана. Вдвоём с талантливым видеооператором Толей Михайловым мы делали разные программы, вели всякие рубрики, поднаторели в производстве рекламы. Получалось весьма неплохо.

Ещё спустя несколько лет поступило приглашение от первой в Магадане FM-радиостанции, от которого отказываться не хотелось. Радио – это же первая любовь!

Своим временем я распоряжался сам, проблем с совмещением не было никаких. А получится или нет, вопросов не возникало ни у кого – ни у меня, ни у приглашавших. Если в кадре всё как надо, то почему вдруг на радио – нет?!

Да легко!..

В девять утра я уже был на своём новом рабочем месте.

– Смотри, что да как, осваивайся потихоньку, – вводил меня в курс дела начальник ФМ-станции Саша Лыткин. – Готовься к эфиру, часик дадим тебе для начала.

– Когда эфир? – загорелся я.

– В два, – потушил меня Лыткин, и, сославшись на занятость, исчез.

За окном с трудом пробивало себе право на жизнь зимнее магаданское утро. Настроение быстро портилось. Вот что здесь целых пять часов делать?!

Но делать что-то надо…

Я достал принесённые из дома диски, выбрал хороших песен примерно на час и набросал простенькие подводки к ним. Времени это заняло немного. Что дальше?

Следуя совету руководства, прогулялся по кабинетам радиостанции. Смотрел, что там да как, «осваивался», отвлекая отдел занятых людей.

Вернулся на место, сел.

Похоже, часы в кабинете дышали на ладан – шевелились еле-еле, а секундная стрелка на новый круг заходила немного медленнее, чем минутой ранее.

Тут я вдруг вспомнил про необходимые формальности и с радостью пошёл искать отдел кадров – трудовую книжку сдавать да анкеты заполнять всякие. Всё же дело какое-то!

Но и здесь надолго меня не задержали. Сдал, заполнил.

Дальше что?..

Может, позвонить кому-нибудь? Мысль, конечно, неплохая, только вот кому звонить?! Все нормальные люди ещё спят.

В приоткрытую дверь заглянул мой руководитель:

– Осваиваешься?

И, не дожидаясь ответа:

– Хорошо!

Дверь негромко закрылась.

А был ли Саша?

Мог я себе представить, что когда-нибудь, убивая время, буду просто сидеть и смотреть в окно? Нет, понятно, можно по-разному бездарно транжирить свою жизнь – валяться на диване с современным чтивом, листать туда-сюда неинтересные телевизионные программы, горькую ещё можно пить. Но чтобы вот так сидеть и тупо таращиться в окно?! Однако ж, сижу и таращусь! А на что, собственно? Что там интересного можно увидеть? Серое низкое небо, серые коробки пятиэтажных хрущоб, редкие серые пешеходы, подгоняемые серой метелью. Короче, Стивен Кинг отдыхает!

Пошёл, ещё кружок по кабинетам нарезал – опять «смотрел и осваивался». Из второго променада извлёк немного выгоды – насобирал кипу старых журналов. Листал я эту макулатуру и сам себя уговаривал – во всём можно найти что-нибудь полезное!

Выжатый, как лимон, от ничегонеделания, совершенно опустошённый, безо всякого энтузиазма и настроения, за минуту до эфира я сел в кресло ведущего. Надел гарнитуру, прослушал заставку и поприветствовал аудиторию. Так же, как делал всегда на ТВ:

– Здравствуйте, все!

Бумажки с подводками затерялись в кипе пролистанных журналов, поэтому работать пришлось с листа, то есть на самую что ни на есть шару. Я выхватил из кучи си-ди несколько дисков, вокруг которых и крутился потом целый час.

Открыл парой песен из «По волне моей памяти» Тухманова, а потом уверенно прошёлся по ранним альбомам Брайана Адамса, уделив им минут тридцать. Затем я донёс до магаданской аудитории, что, оказывается, ещё в 1970 году у «Дип Пёрпл» вышел очередной новый альбом. Называется он «Ин рок», что в переводе значит… Впрочем, нет сомнений, что люди, пусть даже совсем немного знающие английский, прекрасно понимают, о чём идёт речь. Я нервно подмигнул своему воображаемому продвинутому слушателю и выдал совершенно нелепую «подводку»:

– Для вас, друзья, прозвучит одна из композиций этого альбома, которая так и называется – «Спид кинг». Согласен, по-русски звучит жутковато, но мыто с вами знаем, что СПИД по-английски – AIDS, а «спид» по-английски – это вовсе и не СПИД на самом деле! У этого слова со-о-овсем другое значение.

В тот зимний день после обеда в студии FM-радио пуржило так же, как и на улице.

– А ничё так, нормально! – вынес вердикт Лыткин.

Народ вокруг загудел, заулыбался, захлопал меня по плечам:

– Совсем неплохо.

– Для дебюта – хорошо!

– Да-а-а…

Я отмахивался: «Да, ладно!..», и чувствовал себя прескверно. Психологический стресс ударил по физическому состоянию.

Немного помогла работа над парой рекламных объявлений. Вот это – дело, это – моё! Я приободрился, набросал тексты и сам зачитал их.

– Гениально! – констатировал Лыткин, схватил листочки и убежал в студию давать информацию в эфир.

К пяти вечера мне буквально хотелось лезть на опостылевшие стены. Как же было тесно и душно здесь! Ошалевший, я выскочил в коридор прямо на бегущего куда-то моего новоиспечённого руководителя.

– Саш, я ещё нужен сегодня? – задаю вопрос, стараясь не отставать. Откуда энергия взялась? Взлетаем по лестнице.

– Скорее, нет, – перескакивая через ступеньку, ответил руководитель.

– Тогда я пойду? – на мой взгляд, вполне логичный вопрос. Не отстаю, тоже прыгаю по ступеням.

– Как?! – Александр чуть не дотянул до второго этажа, мы застряли на середине пролёта. – У нас рабочий день до шести. Ещё почти час!

– Мне же в кабак ещё, – напомнил я.

– А во сколько вы сегодня начинаете? – Саша знает всю кабацкую кухню, в своё время сам лабал в ресторане.

– Репетиция! – вру, конечно, но ход верный!

– Да?.. – Саша посмотрел на часы на руке, на меня, и зачем-то – опять на часы, будто они показали ему время начала репетиции. – Вообще-то, это у нас не принято. Но ты первый день, поэтому…

Лыткин посмотрел вверх по лестнице, вниз – не идёт ли кто, не слышит ли? – махнул рукой и громким шёпотом озвучил своё решение:

– Давай!..

Я и дал!

Ночью спалось плохо. Проснулся в разобранном состоянии, совершенно неотдохнувшим. Еле собрался с силами и вывалился из тёплого уютного дома в промозглую колючую темень.

Кружившая над городом пару дней метель угомонилась, вывалив на улицы тонны снега. Иду я по нему, а из-под ног после каждого шага хрустит вопрос: «Зачем?.. Зачем? Зачем?!». Работают же люди, думалось мне. Может и я смогу? «Ни фига!.. Ни фига! Ни фига!!!» – бойко обогнал меня проспавший школу первоклашка. И ты туда же, двоечник!

И опять: «Зачем?.. Зачем? Зачем?!». Остановился – тишина, двигаюсь дальше – тот же вопрос!

А вот действительно – зачем?

Денег платят мало, времени уходит много. Как оказалось – непозволительно много!

Самореализация? Да на телевидении сейчас столько проектов, что твори – не хочу! Хоть засамореализуйся!

Доказать себе, что могу так же, как все, – с девяти до шести? А они смогут после этого ещё две телеги тащить?

Любовь к радио? Так и люби себе! Кто мешает? Слушай, сколько влезет, и люби ровно столько же!

«Зачем?.. Зачем? Зачем?!»

Улыбающийся Лыткин встретил меня по-комсомольски задорно:

– Для тебя есть задание!

– Да ну? – почему-то не верилось.

– Нужно составить должностную инструкцию для тебя.

Словосочетание «должностная инструкция» меня вдавило в стул. Интуиция – бывает же такое! – уверенно констатировала: «Это – всё!».

– Вот, – Лыткин положил передо мной документ. – Типовая инструкция. Но тебе надо здесь кое-что дополнить под себя. И ещё нам надо с тобой определиться с графиком работы.

Саша извлёк из папки расчерченный в шахматку листок.

– Вот смотри, что осталось. Смена – четыре часа.

– И всё? – почему я ещё пытался уцепиться за эфир?

– В смысле? – не понял Александр.

– Четыре часа и – свободен?

– Как это – свободен? – наверное, справедливо возмутился руководитель отдела ГТРК «Магадан». – Рабочий день – восемь часов. Этот пункт КЗОТа ещё никто не отменял.

Безобразная аббревиатура КЗОТ меня и добила. Здесь уже интуиция была ни к чему. Вдруг стало так легко, хорошо и, может, от этого – даже немного весело.

Я встал со стула, и чуть было не запел громко и счастливо:

– Всё!

Лыткин говорил горячо, активно жестикулировал, подмигивал и хлопал по плечу. Ещё кто-то из вышестоящего начальства тоже пытался что-то объяснить, улыбался и тоже хлопал, но по другому моему плечу. В отделе кадров посмотрели на меня недоумённо и раздражённо – ему такие деньги положили, а он ещё и носом крутит! Председатель ГТРК Александр Рушев тоже попробовал убеждать, дескать, всё образуется! Но быстро разобравшись, что уговоры в моём случае – ни к чему, он рассказал о своём друге, который сам себе хозяин – от начальства далеко, поэтому и работает, когда надо. Так и трубит вольный друг Рушева всю жизнь где-то на Богом забытом маяке. Зато свободный и потому счастливый.

Мы пожали друг другу руки, и мне показалось, что председатель ГТРК погрустнел. Может, немного позавидовал нашей с его другом вольнице?

Вышел я на улицу – хорошо-то как! Сквозь тучи солнышко пробивается, по расчищенным дорогам машины красивые импортные бегают, люди идут, никуда не торопятся, улыбаются друг другу.

Вот она – жизнь!

Я вдохнул свежего пьянящего воздуха свободы и пошёл себе. Пошёл делать то, что было нужно мне, а главное – когда нужно.

Р. S. Всё же есть у радио то, чего нет у ТВ!

По телевизору всё понятно, откровенно, никакой загадки. Показывают тебе картинку, значит, так оно и есть, это – данность. Ничего там не изменить, не добавить. А на радио – только голос, который что-то рассказывает нам. Это «что-то» каждый представляет себе по-своему. Сколько слушателей – столько же вариантов последней новости, интересной беседы, увлекательной радиопостановки… Каждый из нас в это время – сам себе режиссёр, оператор, монтажёр картинки, которая рисуется в его голове. Своя, одна-единственная в мире, уникальная картинка!

Мы, слушая эфир, сами того не замечая, начинаем творить.

И всё благодаря радио.