Текст книги "Изобретатель. Продолжение"

Краткое изложение первой книги.

Молодой человек, изобретатель Прохор Петрович Клюев, вынужден уехать из родного города в одну из захудалых деревушек и стать постояльцем простого деревенского холостяка Михаила Ромашкина.

Внезапно осененный своей новой научной идеей, Клюев поднимает в небо дом Ромашкина, вместе с хозяином и его собакой. Чуть позже к компании присоединяется незваная гостья, Лена – продавщица макаронных, хлебобулочных, винно-водочных и прочих изделий. Прохор красит дом неким веществом, которое может делать невидимым практически всё, что угодно.

Всё это время за изобретателем следит детектив Фёдор Борзов, нанятый страшным человеком, Сухаревым Сидором Сергеевичем, не имеющем никакого понятия о существовании такого понятия, как «гуманность».

Компания изобретателя держит курс на остров бананового магната, чтобы осуществить план продажи «летающего дома» хозяину этого острова.

Ряд обстоятельств, в частности потеря гравитации, ослабляет хватку Сидора Сергеевича, и на остров бананового магната Прохор Клюев и его друзья добираются уже без преследователей.

Банановый магнат оказался отцом изобретателя, считавшимся погибшим. Он был учёный, профессор-биолог и т.п. много чем занимался на своём острове, и даже умудрялся поставлять бананы на другие обитаемые планеты. Прохор не мог этим не заинтересоваться. В один из космических полётов астронавты случайно оказались на планете Дивия, где попали в тюрьму для пришельцев. Потом был побег изобретателя из тюрьмы, при помощи одной странной особы, встреча с инопланетными жителями, их миром, культурой. Далее последовало освобождение профессора и остальных узников, небольшая революция на Дивии, возвращение на Землю, обретение изобретателем родной матери, и, наконец, любви, в виде инопланетянки.

Предисловие автора.

Если в былые века достаточно было уметь мало-мальски грамотно излагать собственные, или же чужие мысли, то теперь, чтобы тебя кто-нибудь услышал, требуется вывернуться наизнанку, вылезти вон из кожи!

– Эй-е-ей, ау-у-у, читатель! – надрывается горемычный «летописец», стуча всей увесистостью своего жалкого пёрышка. Брызгая чернилами и марая всю округу кляксами, взывает он изнутри исписанного листа своей книжонки, хоть к какой-то живой душе. – Помоги! Не дай заблудится моим великим трудам в безызвестности и безысходности!

Но только эхо, заунывным воем отвечает этому несчастнейшему из смертных.

Всё труднее и труднее в наши дни становится писать интересные «вещи». Удивлять уже нечем. Технический прогресс, по прозвищу «интернет», заполнил собою всё вокруг, заливая информационным потоком людское сознание (или то, что таковым считается), как паводок заливает всю округу. Любую мысль, что автор того или иного повествования отважится передать на бумаге, тут же можно проверить на достоверность, на качество смысловой нагрузки и прочие составные элементы в бесконечной сети мировой информации. Тайны, которые веками таили внутри себя многостраничные книги, и до которых можно было добраться только через многочасовой труд, сейчас развешены по страницам сайтов в виде цитат и практически не представляют собой объекта для большого интереса, так как уже не являются тайнами, и не требуют от читателя трудоёмкой читательской любознательности.

И что же делать бедному современному писателю? Отречься от смысла своей жизни? Сломать печатную машину в своей голове? Бросить любимых героев на произвол судьбы? Любимые герои…

Плох тот писатель, который не живёт жизнью своих героев, не просыпается с ними поутру в одном шалаше, не мокнет под дождём, не охотится на мамонта, не давится куском сырого мяса, трапезничая с ними с одного ножа, не переживает их беды и радости, не служит им надеждой и защитой.

Любимые герои…

Родившись однажды на белом листе бумаги, воплощённые человеческой мыслью, они навсегда оставили глубокий след в сердце писателя. Да что там след! Они просто истоптали его сердце вдоль и поперёк, вольно и невольно путешествуя по нему, как по необъятному простору.

Они зовут вернуться в их мир. Они живут верой в новые странствия.

Приключения должны продолжаться!

Самара. Ноябрь 2013 г.

1

Утреннее солнце нежно ласкало морду спящей собаки, наполовину высунутую из будки. На острове было всегда тепло, и имелась возможность ночевать где угодно (ошейник с цепью давно уже не давил на мохнатую шею четвероногого друга человека, поскольку отсутствовал), но Бим своей собачьей душой так привязался к своему собачьему дому, что предпочитал его любому другому, даже самому мягкому уголку той или иной вселенной.

Уже четыре года и два с половиной месяца Ромашкин не видел Клюева-младшего. Как и остальные островитяне, живущие под опекой бананового магната, Михаил со своей женой Еленой с радостью принимали участие в размеренной жизни острова и росли нравственно и духовно. Грустить по поводу разлуки со своим другом и наставником, изобретателем Прохором, у семейной четы Ромашкиных не было ни повода, ни желания. Три года назад Елена родила мальчика, которого сразу назвали Сашей, в честь известного Русского классика (а может и не поэтому), а ещё через полтора года осчастливила любящего мужа двойняшками – сыном и дочкой – Геной и Дашей.

Пётр Данилович в свою очередь не забывал передавать Прохору и Алайе от Миши и Лены многочисленные подарки в виде банок с солёными патиссонами и банановым вареньем, когда по праздникам, транзитом, отправлял на Дивию очередную посылку с гостинцами.

Ах, как жаль того, кто ни разу не был на Дивии! А если и был, возможно, не в то время, что описано здесь, а в своём далёком будущем, в котором космолёты новых поколений с лёгкостью стали перемещаться в любые уголки любых галактик.

В те дни, когда на Земле, да и на большинстве других планет (о жизни на которых земляне могли иногда догадываться), о перемещении в реальном пространстве без пропеллера и иных «допотопных» дополнений ещё только мечтали, на Дивии прекрасно были развиты полёты при помощи магнитных волн и квантовых двигателей.

Немало новшеств, в сфере технического прогресса, появилось на Дивии благодаря и Прохору Петровичу Клюеву. Где только не были задействованы его разработки в области антигравитационной механики. До полной идиллии, конечно, было ещё далеко, но жизнь на Дивии шла своим размерено-уверенным шагом, всё выше и выше, без лишнего шума, без ненужной возни, и без каких-либо прочих нелепостей.

Прохор всё это время был полностью поглощён своей женой и своим ребёнком. Мальчик рос довольно быстро. В свои три с половиной счастливо прожитых года (конечно, по земному летоисчислению) он умел не только читать, писать (и ударение в последнем слове следует ставить на втором слоге!), и управлять летающей чашкой, но ещё и обыгрывать в Дивийские «шахматы» самого старину Синха, что удивляло даже его секретаршу. Алайа была, как говорится, на седьмом небе от счастья, приносимого ей самыми близкими её людьми.

Вечерами Прохор с удовольствием рассказывал синеволосому Филемону (именно так, после некоторых раздумий, назвала сына Алайа, хотя, землянин настаивал, чтобы сына назвали Филантроп*) о далёкой, невидимой с Дивийской земли планете, на которой он родился, вырос, и научился пониманию таких замечательных вещей, как физика, химия, математика и геометрия.

– Я бы хотел полететь на твою планету, – говорил сын Прохора. – Но, боюсь, меня мама пока не пустит. Скажет, что я ещё не совсем взрослый ребёнок.

– Обещаю, мы обязательно полетим на Землю, в гости к людям.

– Когда? – оживлялся малыш. – Завтра?

– Нет. Но очень скоро.

– Через восемь тысяч микролет?

– Практически. В самом ближайшем будущем. У твоего деда будет юбилей, вот мы и преподнесем ему подарок!

– Ура-а-а! – радовался малыш, выпивая кружку молока ухана* и бодро отправляясь в свою спальню.

Через двадцать семь дней Петру Даниловичу исполнялось 55 лет. Несмотря на это, седина едва лишь коснулась висков профессора-биолога, а его усы были всё так же роскошны и свежи, как и в молодости.

Алайа, которая тоже ещё ни разу не была на Родине Прохора Клюева, с радостными мыслями, собиралась в межпланетное путешествие.

– Как ты думаешь, – спросила синеволосая женщина у своего мужа за завтраком. – Что бы обрадовало твоего отца в качестве подарка на пятидесятипятилетие?

– Думаю, самым лучшим подарком для моего бати будет парочка детёнышей ухана, – предложил Прохор. – Которых ему вручит наш сын.

– Конечно! Он же биолог! – вспомнила Алайа. – А давай, подарим ему ещё вот это молодое апельсиновое дерево!Такие деревья пока только у нас на Дивии выращивают, и оно ему очень понравится.

– Почему бы и нет? Давай, подарим. Думаю, банановый остров от этого только выиграет, и пингвины с павианами будут довольны ещё большему богатству в рационе своего питания!

2

Отец Алайи, к сожалению, был вынужден отказаться от полёта на планету своего зятя, не только потому, что он всё никак не мог забыть того страшного дня, когда земляне хорошо «пощипали» его тарелку, но и оттого, что врачи запретили ему улетать далеко от дома.

– Жаль, что я не могу полететь с вами, – сказал тесть Прохора. – Но я хочу попросить моего друга Синха, если вы не против, чтобы он полетел вместо меня, и чтобы он был вам другом и помощником в вашем путешествии.

– Конечно, дедушка, мы не против! – ответил за своих родителей синеволосый внук отца Алайи.

В кабинете старого друга семьи Прохора, бывшего космонавта, физика, химика, геолога и просто замечательного дивиянина Синха, привычно пахло хризопразом, ползали гигантские улитки, и летали поющие бабочки.

Алайа и Прохор сидели за сервированным столом, пили чай и налегали на бублики, искусно приготовленные роботом-секретаршей.

Синх был очень рад гостям. Ещё больше он был рад их предложению, полететь с ними на Землю.

– Безусловно! Какой может быть разговор! Я полечу с вами на Землю, мои дорогие! – воскликнул радостно Синх. – Зина! Немедленно собирай мои вещи!

Вдохновенно жестикулируя, чёрно-жёлтый ценитель аромата хризопраза стал носиться по периметру всего помещения, восклицая отдельные, ничего не значащие фразы. Иногда, он резко останавливался, восклицал ещё громче и вдохновенней, и снова пускался вприпрыжку по комнате. В преддверии весёлого путешествия, он уже рисовал в своём возбуждённом воображении красочные картины зелёных лесов, населённых дикими коровами, которых называют «лоси», сказочных болот с гиппопотамами, голубых небес, усеянных крылатыми ангелами в ластах и с длинными клювами, и разные прочие виды земной биосферы, о которых неоднократно слышал от Прохора.

– О-о! – восклицал Синх. – Голубчики мои! Это будет незабываемо!

Собрав вещи своего начальника, робот-секретарша поставила чемоданы в центр кабинета, а сама села на стул и насупилась. Наткнувшись на неё взглядом, Синх вернулся, наконец, на Дивию.

– Что случилось, Зина? – спросил он, несколько озадаченно.

Секретарша, похожая на цаплю, только тяжко вздохнула. Синх тоже вздохнул, присел рядом с Зиной и ещё пристальнее посмотрел на неё.

– А-а-а! – протянул старый химик, догадавшийся, в чём тут дело. – Тебе грустно оттого, что ты останешься в этом доме совсем одна?

Цапля Зина вздохнула ещё тягостнее.

– А ещё говорят, будто роботы ничего не чувствуют…

Было умилительно видеть, как растроганно скисло выражение лица старины Синха. Он уже готов был заплакать и даже отказаться от полёта на Землю.

– Зачем оставлять Зину одну?! – спохватился изобретатель. – Хороший человек, даже если он робот, всегда пригодится в дороге!

На семейном совете было решено: Прохор, Алайа, их сын, парочка уханов, а также Синх и Зина, как надёжное сопровождение семьи Клюева, отправятся на Землю в ближайшую пятницу, сразу после восхода солнца.

За улитками и бабочками Синха вызвался присмотреть отец Алайи.

3

Ранним утром в пятницу (изобретатель никак не мог привыкнуть к календарю Дивиян, поэтому вёл собственный) народ собрался на площади Доброй Славы, чтобы проводить летающую чашку с командой астронавтов, во главе с Прохором, в далёкое путешествие к иным мирам, а точнее – на Землю.

Можно было бы и не упоминать, что практически все жители Дарга – да что там Дарга!? Всей Дивии! – уважали и любили Прохора и всю его семью так сильно, что не могли не прийти на эти проводы, или хотя бы, не прислать телеграммы с добрым пожеланием «счастливого полёта!».

Президент Скирд собственноручно приволок какой-то громоздкий ящик, передал его Прохору, и потребовал, чтобы посылку вскрыли только на Земле, в присутствии Петра Даниловича.

– Это подарок для твоего отца и моего друга, профессора, – уточнил Скирд. – От всех дивиян и от меня лично.

Без шума (если не считать возгласов и песнопений провожающей толпы), без треска и дыма, летающая чашка аккуратно поднялась в тёмно-зелёное утреннее небо. Вот она сделалась крохотнее самой далёкой звезды, ещё не растаявшей в лучах дивийского солнца. Короткая вспышка, и космический аппарат, подхваченный скоростью света, мгновенно исчез в голубоокой вселенной.

4

Вечность состоит из мгновений. Бывает так, что самая длинная вечность, кажется короче самого короткого мгновенья, или, наоборот, самое короткое мгновение – длиннее самой длинной вечности. Отчего это зависит, никто точно не знает, но многие догадываются, что зависит это от внутренних ощущений, внешних обстоятельств и разнообразных, малоизученных, научных и ненаучных факторов. Прохору показалось, что полёт продолжался не больше десяти часов. Мозг его был, как всегда занят множеством важнейших задач и поочерёдно переключался с одной идеи на другую. Над чем он работал, знал только он сам и его тетрадка, в которую он регулярно записывал непонятные каллиграфические иероглифы.

– Вот и Земля! – воскликнул вдруг Синх, узнавший в невиданной доселе планете ту самую, которую ранее рассматривал на изображениях.

Прохор оторвался от тетради и посмотрел на экран над приборной панелью. Прямо по курсу, в центре экрана дальнего видения ярко отображались очертания округлённой биомассы, состоящей из воды, земли, воздуха и прочих соединений элементов таблицы Менделеева.

– Да, это она, – подтвердил изобретатель. – Моя планета – практически идеальное сочетание физических и химических свойств и процессов.

Он с удовлетворением обнаружил красоты родной планеты на прежнем месте. Всё те же облака, океаны, моря и реки, горы, леса, поля, холмы и снова реки.

В глазах Алайи, при виде так быстро увеличивающейся на экране Земли, промелькнул некий неосознанный страх. Прохор взял руку жены и ласково улыбнулся.

– Не волнуйся, – сказал он. – Мы не будем встречаться со всеми представителями этой огромной планеты. Мы высадимся на острове моего отца, где царит только добрая атмосфера, такая же, как в нашем славном Дарге.

– Зина! – позвал Синх, и секретарша тут же подлетела с подносом, на котором стоял чай и лежали лепёшки. – Мы скоро приземлимся, надень, пожалуйста, свой самый праздничный наряд и подготовь мой новый оранжевый костюм.

– Он Вам очень к лицу! – любезно сообщила Зина и отправилась исполнять свои служебные обязанности.

А Филемон, не обращая внимания на взрослых, полностью отдавшись своему любопытству, разглядывал мелкие подробности, всё более и более приближающегося, живого организма – земного шара.

5

Там, внизу, на поляне обрамлённой кокосовыми пальмами и банановыми деревьями, толпились разноликие люди. Жители острова давно были готовы завалить гостей букетами ярких цветов и всяких съедобных подарков.

– Смотрите! – крикнул кто-то из аборигенов, показывая пальцем в небо. – Летит!

И в самом деле, в небе над островом показалась летательная чашка с планеты Дивия.

Публика начала взволнованно лепетать, и готовиться к необычной встрече. Прохор сообщил межпланетной телеграммой, что с ним приедут инопланетяне, и это не могло не заинтересовать буквально всех жителей острова. «Какие они, эти инопланетные существа? Как они выглядят, разговаривают?»

Ни для кого не было секретом, что сын гостеприимного хозяина бананового острова перебрался жить на другую планету, живёт с какой-то синеволосой инопланетянкой и что у них родился сын, но большинство не видели даже фотографий Алайи и Филемона.

– Ну, слава Богу! – выдохнул Пётр Данилович, разглядевший знакомый летательный аппарат. Он повернулся к жене и виновато улыбнулся. – Все эти перелёты последнее время стали меня пугать.

– Наверное, Петенька, у тебя появилось много такого, чем ты стал по-настоящему дорожить, – предположила его жена.

– Ты самая мудрая из женщин, – констатировал профессор, без намёка на шутку.

Сводный оркестр европейцев, азиатов и папуасов грянул своим самым парадным маршем, и нависшая над поляной летательная чашка, поблёскивая своим фосфорирующим корпусом, местами запылённым космической пылью, начала плавно приземляться. Ещё минута и её «ходули» коснулись зелёной травы космодрома, на который ещё ни разу не приземлялся летательный аппарат с настоящими инопланетными гостями. Люк отъехал в сторону и всеобщему обозрению предстал синеволосый мальчуган с апельсиновой кожей, несколько крупноватый для своих лет, ярко отображающихся на его лице. Следом за ним показался сын бананового магната, изобретатель Прохор Клюев, держащий за руку синеволосую инопланетянку в коротком платье и странных туфлях. Потом чёрно-жёлтый пришелец в оранжевом костюме, с большой головой и тонкими конечностями, и какая-то инопланетная «оглобля», отдалённо напоминающая некую «термоядерную» смесь – бизнес леди и огородного пугала.

Прохор что-то сказал мальчику и тот, посмотрев по сторонам, пошёл прямо навстречу Петру Даниловичу, куда направился и изобретатель с Алайей.

– Приветствую вас, земляки! – воскликнул на ломанном русском чёрно-жёлтый пришелец Синх, и многие в толпе не сдержали смеха.

– Синх, ты немного напутал, – шепнул Прохор. – Не «земляки», а «земляне»!

– Ах, да! Конечно же, земляне… Приветствую вас, земляки! – воскликнул он снова, поддавшись внезапному волнению и вторично ошибаясь, отчего хохот стал ещё громче.

– Здравствуй, земляк! Приветствуем тебя, земляк! – подхватили весельчаки, и поляна разразилась общим весельем.

– Здравствуйте! С приземлением!

К ногам вновь прибывших посыпались букеты цветов. Синеволосого мальчугана тут же затискали десятки рук, обнимая, лаская, одаривая экзотическими подарками и фруктами. Под общее ликованье, Прохора подхватили и стали подбрасывать к небу. Такой же участи не избежали Синх и Алайа. Секретаршу Зину, на её счастье, поднять не удалось.

– Я немного говорил на ваш язык, – пытался пояснить Синх, когда его опустили на землю. – Прохор учить меня десять микролет земная речь.

– Здравствуй, мой дорогой друг Синх! – воскликнул профессор на языке дивиан, который бережно хранил в своей памяти. – Не утруждай себя трудоёмкими заботами. Мой сын, похоже, забыл, что на моём банановом острове в обиходе своё, особое наречие, и все говорят больше жестами, чем словами.

– Папа, Синх – один из самых настырных учеников, так как сам является учителем, – смеялся изобретатель, обнимая поочерёдно своих родителей.

В скором времени и остальные «пришельцы» последовали его примеру.

6

Не хотелось бы никого обижать, но есть такие авторы, которые любят тщательно размазывать своё повествование, как масло по куску батона, терпеливо разглаживая каждый бугорок, заполняя каждую выемку, как будто измываясь над своей жертвой – читателем. Есть среди писателей и такие шарлатаны, которые наоборот, очень любят заинтриговать недотёпу-читателя недомолвками, обрывками фраз, мыслей. И то, и другое, делается в конечном итоге для того, чтобы история рассказчика вызывала живой интерес, ведь именно он ведёт к раскрытию «тайны» (которой, возможно, никогда и не было), заключённой в книге.

Совсем другое дело, когда (как в романе подобном этому) основной задачей автора является холодная, если можно так выразиться, прямолинейная констатация фактов. Тут уже не до украшательств. Автору требуется передать, и как можно точнее, то, что имело место быть на самом деле, а не развлекать читателя банальными подробностями.

Остров бананового магната чрезвычайно поразил Алайю. Её широко раскрытые зелёные глаза заглядывали в каждый уголок благоухающего убранства природы, пёстрой растительности, живности и празднично украшенных строений. Её синие волосы, казалось, отражают местное небо, как отражает его глубоководное волнение тихого океана, а лёгкий наряд переливается с цветами, бабочками и стрекозами, окружившими её своим любопытным вниманием.

Впервые в жизни Синх замолчал от смеси чувств – восторга и удивления. Он, разумеется, никогда раньше не видел наяву синего неба и столько банановых деревьев. У Зины, похоже, случилось короткое замыкание. Она стояла с открытым ртом, глаза её крутились в разные стороны, и руки лихорадочно подёргивались. Что же касается сына Алайи и Прохора, то можно с уверенностью сказать, Филемон был просто в полном восторге.

Стоит ли утруждаться упоминанием, что главная поляна острова бананового магната гудела, и весь день кипела весельем по случаю возвращения «блудного сына» в родные пенаты. Какой интерес вызвала компания инопланетян, вообще можно было бы лишний раз не намекать, это более чем понятно и так. Объятия были розданы, добрые слова были сказаны, подарки вручены по назначению.

– Эту статую, дорогой свёкор, для Вас лично передал наш президент Скирд, – мило улыбаясь, объявила Алайа.

Пётр Данилович увидел то, что предстало перед ним, и лицо его перекосилось загадочной улыбкой.

На огромной связке бананов важно возвышался, задрав руку куда-то к звёздам, долговязый истукан, всем своим видом, более чем очевидно, напоминающий Петра Даниловича.

– Хм, – хмыкнул себе под нос профессор, так, что никто не расслышал. – Тяжёлая, наверное, штука! Её можно рядом с фонтаном поставить, перед Дворцом бракосочетания.

Ближе к ночи праздничный стол был наконец-то почти обглодан и гости стали один за другим испаряться в густой темноте кокосо-банановых джунглей.

Наконец, стало совсем тихо, и Прохор с Петром Даниловичем обнаружили, что кроме них за столом никого не осталось.

Оставшись наедине, отец и сын ещё долго разговаривали, о своих новых открытиях, научных и не только, о Земле, о Дивии, обо всём, что приключилось с ними за это время.

– Да, сын мой, что верно – то верно, произошедшее в нашей жизни каких-то пять лет назад, можно было бы по праву причислить одновременно к нескольким художественным жанрам: к приключениям, фантастике, и к детективу. Я до сих пор ночами просыпаюсь в холодном поту, когда снится зелёный «борщ», который нам подавали на обед в тюремном «ресторане» Лепоса.

– Твои угощения, папа, намного вкуснее и привлекательнее выглядят, это точно! – не удержался от похвалы Прохор.

– Могу сказать без ложной скромности. Лучшие повара живут на моём острове: им здесь нравится, – не преминул заметить банановый магнат. – Кстати, вот, изволь полюбопытствовать!

Будто вспомнив какую-то забавную вещицу, Пётр Данилович достал откуда-то из-под стола небольшой свёрток и извлёк из него прямоугольный предмет.

– Книга? – догадался Прохор.

– Да, если можно так выразиться, – кивнул профессор. – Это тебе «на память».

Приняв из рук профессора загадочный экземпляр, изобретатель прочитал заглавие и удивлённо посмотрел на отца.

– Вот именно, – кивнул головой Пётр Данилович. – Какой-то фантаст (явно скрывающий своё истинное лицо под безобидным псевдонимом) раструбил о наших с тобой приключениях по всему свету. Мерзавец! Хорошо ещё, что люди на Земле не столь доверчивы, и видят даже в самой откровенной правде чистый вымысел.

– Любопытно, – произнёс Прохор, перелистав несколько страниц. – Судя по первому впечатлению, творец этого "труда" собрал воедино все слухи, которыми грешат вездесущие пустомели, и свалил их в одну кучу.

– Наиглупейшее враньё! – согласился профессор. – Нам-то с тобой лучше всех известно, что всё было совсем не так, как здесь написано.

Он ткнул пальцем в "наиглупейшее враньё" и добавил:

– Но, с другой стороны, сын мой, было бы гораздо хуже, если бы эта книга выглядела правдивой. Представляешь, сколько бы было шума в научных кругах?! Они бы все разом сошли с ума, стали бы бесшабашно пользоваться нашими открытиями, и окончательно бы угробили Землю в считанные столетья!

7

Если и есть в одиночестве какая-нибудь польза, то только оттого, что в одиночестве никто не мешает думать об обществе. Многие любят уединяться, когда есть такая возможность, чтобы в тишине и покое порассуждать о том, о чём нет возможности подумать в многолюдной компании. Но случается часто так, что вообще нет никакой возможности уединиться и поразмышлять. Заботы, хлопоты, семьи…

И тогда некоторые, недодуманные когда-то мысли, вдруг являются сами собой в самый неподходящий момент.

На завтрак вся честная компания собралась на втором этаже дворца бананового магната, в банкетном зале, строго выдержанном в стиле барокко. За столом велись разговоры на разносторонние темы, как понятные только узкому кругу, так и общей тематики.

Больше всех говорил Синх, уже успевший изучить уклад жизни большинства землян по просмотренным среди ночи «новостям» из телевизора.

– Просто странно, что большинство из того, что используют люди на вашей планете, расходуется, расщепляется на ненужные компоненты и ниоткуда не пополняется. Неужели за столь великое количество микролет существования вашей цивилизации вы так и не научились выращивать материю искусственным путём?

Синх по привычке говорил быстро и сбивался с языка на язык, но профессору понять его было не трудно.

– Мы ещё только учимся, – виновато улыбнулся добродушный хозяин острова. – Мы уже давно знаем, как выращивать многие полезные и вредные бактерии, умеем создавать различные материалы, воздействуя на молекулы физическими или химическими процессами, перерабатываем отходы в удобрения…

– А много ли в этом проку? – перебил Синх. – Зачем портить уже существующее, "создавая" из него всякую всячину, а затем выбрасывая или перерабатывая в удобрения? Не лучше ли, в таком случае, вообще, оставить всё как есть?

– Многие земляне тоже часто об этом задумываются, Синх. – ответил Пётр Данилович. – Но…

– Но одно дело – думать, а другое – делать! – не задумываясь, довершил мысль замешкавшегося профессора Синх. – Жители любой планеты должны заниматься главными заботами своей планеты, ведь их планета даёт им самое главное – жизнь. А в ваших «новостях», на экране, как я видел, все только и делают, что обсуждают проблемы, вместо того, чтобы делать общее полезное для планеты дело. Разве можно построить хороший мир, истребляя природу?

– У людей слишком маленькая продолжительность жизни, мой друг, поэтому они и торопятся успеть пережить как можно больше впечатлений, и не особо успевают думать о планете, тем более делать для неё что-то полезное.

– Это не правильно. Почему бы в таком случае людям не задуматься о создании препарата для увеличения человеческой жизни? Тогда бы не приходилось так торопиться.

– Поэтому мы с отцом и трудимся над продвижением научного прогресса, уважаемый Синх, – сказал изобретатель, решив, наконец, поддержать беседу, совсем не из вежливости, а по велению умственного интереса. – Ведь большинство проблем в безграмотности общества. И если нельзя добиться всеобщего просветления искусством и культурой, которые не имеют авторитета перед невежеством, то, по крайней мере, можно повлиять на общественное сознание, иными методами – осветив мир научными достижениями.

Михаил Ромашкин и Алайа (она давно изучила разговорную речь землян с помощью своего мужа) не прислушиваясь к диалогу Синха с профессором, вели задушевную беседу на темы более приземлённые. Елена, не скрывая своего любопытства, внимательно разглядывала инопланетянку, так чисто говорящую на русском языке, и слушала её мелодичный голос.

В момент упоминания Михаилом далёкой деревни, где в его мыслях остался его родной дом, а на самом деле остался лишь участок, огороженный забором, сад и пара сараев, ведь, как известно, его дом улетел вместе с хозяином, Елена неожиданно всхлипнула и начала плакать, сначала тихо, сдержано, а потом взахлёб.

– Что случилось? Что… Лена, – залепетал взволнованный муж плачущей особы. – Что-то невкусное попало? Подавилась?

Несколько минут сотрапезники недоуменно наблюдали эту картину. Затем бурные рыдания прекратились, всхлипывания стали реже.

– Я пять… я пять лет… не ви… не видела маму! – сквозь слёзы попыталась объяснить бывшая продавщица.

Детские воспоминания, родной дом, деревня, в одно мгновенье пронеслись в её мозгу и всколыхнули события пятилетней давности.

Конечно, она не собиралась забывать свою старенькую, заботливую маму, но вскруживший голову полёт на летучем доме, банановый остров, потом рождение собственной семьи, ребёнка, и ещё детей… И, само собою, так получилось, что о самом главном человеке всей своей прошлой жизни, о той, без которой явиться на свет навряд ли бы у неё вышло, Елена вспомнила только сейчас.

Миша облегчённо выдохнул, стёр салфеткой со лба проступивший пот и уселся обратно на своё кресло.

– Зачем же так народ пугать? – с глупой, но милой улыбкой обратился он к своей заплаканной жене. – Разве это проблема? Думаю, мы с Прохором хоть сейчас можем слетать за ней в деревню, и привести её сюда. Ведь, правда, Пётр Данилович? Это же не долго, если на летающей кастрюле?

– «Летающая кастрюля», как ты её называешь, – это слишком серьёзный и заметный объект, Миша, – уточнил изобретатель. – Лучше лететь на твоём доме. Думаю, он ещё не развалился.

– Разве я мог допустить такое, сын мой! – воскликнул профессор. – Ваш летающий дом находится в полном здравии. Кстати, по моему распоряжению, в нём делалась генеральная уборка, и был произведён мелкий ремонт. Местами требуется подкрасить фасад твоей чудо «краской», чтобы вернулась полная невидимость. Но, надеюсь, вы не соберётесь в путь прямо сегодня, лишив нас своей компании? Отложите хотя бы на денёк-другой!

– Возьмите и нас с Зиной, – предложил Синх. – Мы вам пригодимся. Это будет увлекательная экскурсия!

– Ну, что ж, – заключил Прохор Клюев. – Если нас отпускают наши жёны…

– Нет! – запротестовала жена Михаила Ромашкина. – Как же без меня? Мама вас знать не знает! Перепугаете ещё её до смерти! Я должна сама… с вами…

– Как же ты полетишь? – перебил Миша. – Детей-то куда?!

Елена на секунду задумалась. Потом взглянула на Алайю.

– Летите, – успокоила зеленоглазая инопланетянка своим мелодичным голоском. – Мы со свекровью присмотрим за детьми.

8

Бим сразу же полюбил Филемона всей своей собачьей душой. Уже немолодой, но ещё и не старый пёс, конечно же не мог не любить детей своего хозяина, да и всех остальных жителей славного острова, но в Филемоне он почувствовал, каким-то сверхчутким собачьим нюхом, самую родственную душу. Синеволосый мальчик с планеты Дивия, сын Прохора и Алайи, который до этого никогда не видел живых собак (мёртвых, разумеется, тоже), а видел лишь их изображения и игрушки в виде пушистых комочков, был искренне рад такому расположению чёрно-рыжего лопоухого создания, и отвечал на его лохматое дружелюбие полной взаимной симпатией.