Текст книги "Три Гарридеба"

Артур Конан Дойл
Три Гарридеба

© Дехтерева Н., перевод. Наследники, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

* * *

Историю эту можно в равной мере назвать как трагедией, так и комедией. В результате ее один человек лишился рассудка, второму – вашему покорному слуге – досталось небольшое «кровопускание», третий угодил за решетку. И все же у нее есть и комическая сторона. Впрочем, судите сами.

Я могу указать точную дату случившегося, ибо все это произошло в тот месяц, когда Холмс отказался от дворянского звания, пожалованного ему за услуги, которые, быть может, еще будут описаны. Пока я об этом упоминаю лишь вскользь: положение партнера и доверенного лица вынуждает меня остерегаться малейшей нескромности. Но, повторяю, именно этот факт позволяет мне установить дату: самый конец июня тысяча девятьсот второго года, вскоре после окончания Бурской войны. Холмс несколько дней не вставал с постели, – с ним это часто бывало. Однако в то утро он вышел из спальни, держа в руке большой исписанный лист бумаги; в строгих серых глазах Холмса плясали веселые искорки.

– Уотсон, вам предоставляется возможность недурно заработать, – сказал он. – Слыхали вы такую фамилию – Гарридеб?

Я ответил, что не слыхал.

– Ну так вот, если сумеете откопать одного-единственного Гарридеба, положите в карман кругленькую сумму.

– Каким образом?

– А, это длинная история, к тому же весьма любопытная. Мы с вами ломали головы над множеством сложных, путаных задач, но такой оригинальной нам, кажется, еще не попадалось. С минуты на минуту должен явиться тот, кого нам с вами предстоит подвергнуть допросу. До его прихода не стану ничего рассказывать. Пока займемся самим именем.

Телефонная книга лежала на столе у меня под рукой. Я полистал страницы, не слишком надеясь на успех, и, к своему удивлению, туг же нашел в соответствующем месте эту странную фамилию.

– Есть! – воскликнул я торжествующе. – Вот, пожалуйста, получайте! Холмс взял книгу у меня из рук.

– «Н. Гарридеб, Вест-Энд, Литл-Райдер-стрит, сто тридцать шесть», – прочел он вслух. – Должен вас разочаровать, Уотсон, но это уже известный мне Гарридеб. Видите, вот его адрес на письме. Нам нужен второй Гарридеб, под пару первому, понимаете?

Вошла миссис Хадсон, неся на подносике визитную карточку. Я за глянул в нее.

– Смотрите-ка, вот и второй! – воскликнул я в изумлении.

– Все данные другие: «Джон Гарридеб, адвокат. США, Канзас, Мурвилл».

Пробежав глазами карточку, Холмс улыбнулся.

– Боюсь, Уотсон, вам придется сделать еще одну попытку. Этот джентльмен уже участвует в игре, хотя, признаться, я не рассчитывал увидеть его так скоро. Надеюсь, нам удастся кое-что от него выведать.

В следующую минуту мистер Джон Гарридеб, адвокат, стоял у нас в комнате – коренастый, мощного сложения мужчина с гладко выбритым круглым свежим лицом, какие часто встречаешь у американских дельцов. Особенно примечательна была необыкновенная, почти детская пухлость этого лица, с которого не сходила широкая улыбка, – создавалось впечатление, что это еще совсем молодой человек. Но глаза у него были поразительные. Редко случалось мне видеть пару человеческих глаз, столь явно свидетельствующих о необычайно напряженной внутренней жизни их обладателя, – так они были ярки, так настороженны, так мгновенно отражали малейшее движение мысли. Выговор у мистера Джона Гарридеба был американский, но речь правильная, без развязных американизмов.

– Мистер Холмс? – проговорил он, поочередно обводя нас взглядом. – А, ну да, конечно. Вас нетрудно узнать по фотографиям, сэр, если разрешите заметить. Вы, надо полагать, уже получили письмо от моего тезки, мистера Натана Гарридеба?

– Садитесь, прошу вас, – сказал Шерлок Холмс. – Нам предстоит кое-что обсудить. – Он взял со стола исписанный лист. – Вы, разумеется, мистер Джон Гарридеб, упоминаемый в письме, – мистер Джон Гарридеб из Америки. Но, позвольте, вы ведь уже давно живете в Англии?

– С чего вы взяли?

Мне показалось, что в выразительных глазах американца я прочел подо зрение.

– Все, что на вас надето, – английского производства.

Мистер Гарридеб принужденно рассмеялся.

– Я читал про ваши фокусы, мистер Холмс, но никак не думал, что вы станете проделывать их на мне. Как это вы сообразили?

– Покрой плеч вашего пиджака, носки ботинок, – разве тут можно ошибиться?

– Вот уж не знал, что выгляжу таким заправским англичанином. Да, верно. Не так давно дела вынудили меня перебраться сюда, потому-то почти все, что на мне, куплено в Лондоне, как вы подметили. Но время ваше, надо полагать, дорого стоит, и мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать фасон моей обуви. Как насчет того, чтобы перейти к бумаге, что у вас в руках?

Холмс чем-то вызвал раздражение у нашего посетителя, и пухлое его лицо в значительной степени утратило свою приветливость.

– Терпение, терпение, мистер Гарридеб, – проговорил мой друг успокаивающим тоном. – Доктор Уотсон может вас заверить, что мои небольшие отклонения от главного в конце концов часто оказываются в прямой с ним связи. Но почему мистер Натан Гарридеб не пришел вместе с вами?

– И какого дьявола втянул он вас в наши дела? – неожиданно вскипел американский адвокат. – Какое, черт возьми, имеете бы к ним касательство? Два джентльмена обсуждают личные свои отношения, и, нате вам, одному из них вдруг зачем-то понадобилось приглашать сыщика! Сегодня утром захожу к старику и узнаю, какую дурацкую шутку он со мной сыграл. По этой причине я и явился сюда. В общем, его затея мне очень не по нутру.

– Она не бросает никакой тени на вас, мистер Гарридеб. Мистер Натан Гарридеб всего лишь проявил усердие для достижения цели, одинаково важной для вас обоих, насколько я понял. Зная, что я располагаю средствами добывать нужные сведения, он, естественно, обратился именно ко мне.

Рассерженное лицо нашего посетителя постепенно прояснилось.

– Тогда дело другое, – сказал он. – Я, как только узнал, что старый чудак вздумал просить подмоги у сыщика, сразу взял у него адрес и прямо к вам. Не желаю, чтобы полиция совала нос в наши частные дела. Но если вы действительно беретесь разыскать необходимого нам человека, – что ж, я не возражаю.

– Все именно так и обстоит, – сказал Холмс. – А теперь, сэр, раз уж вы здесь, мы бы хотели услышать из ваших собственных уст перечень основных фактов. Моему другу совершенно неизвестны подробности.

Мистер Гарридеб окинул меня не слишком дружелюбным взглядом.

– А зачем ему знать? – спросил он.

– Обычно мы работаем вместе.

– Ну что ж, у меня нет причины держать мои дела в секрете. Выложу вам все и как можно короче. Будь вы родом из Канзаса, мне было бы незачем объяснять, кто такой Александр Гамильтон Гарридеб. Он сколотил себе состояние на недвижимом имуществе и еще спекулировал пшеницей на чикагской бирже. А деньги тратил на одно: скупал земли по берегам Арканзас-ривер, к западу от Форт-Доджа. Столько их накупил, что хватило бы на любое ваше графство, – пастбища, строевой лес, пашни, рудники – все, что способно приносить доллары их владельцу.

Ни родни, ни близких у Александра Гарридеба не было, я, во всяком случае, ни об одном не слышал. Но старика прямо-таки распирала гордость оттого, что у него такая диковинная фамилия. Это-то нас и свело. Я тогда адвокатствовал в Топеке, и как-то раз старик является ко мне. До чего же он обрадовался, что встретил однофамильца! У него это стало настоящим пунктиком, и он решил во что бы то ни стало разузнать, существуют ли еще где-нибудь другие Гарридебы. «Сыщите мне хоть одного!» – упрашивал он меня. Я сказал, что я человек занятой, некогда мне рыскать по белу свету, охотиться за Гарридебами. «Ничего, ничего, – сказал он, – именно этим вы и займетесь, если выгорит у меня то, что я затеял». Я, конечно, подумал, что старик просто дурачится, но оказалось, в словах его скрывался очень и очень большой смысл, в чем я скоро убедился.

Года не прошло, как он, видите ли, умер и оставил завещание такое чудное, каких в Канзасе регистрировать еще не приходилось. Все свое состояние старик разделил на три части и одну завещал мне на том условии, что я раздобуду еще пару Гарридебов, – они тоже получат наследство, каждый свою долю. Это выходит ровнехонько по пяти миллионов на брата! Но ни один из нас не увидит ни гроша, пока не соберется вся наша тройка вместе.

Это было так заманчиво, что я забросил свою адвокатуру и принялся за поиски Гарридебов. В Соединенных Штатах их нет. Я прочесал страну, сэр, можно сказать, самым частым гребнем, но не нашел ни одного. Тогда я двинулся в Англию. И что же? В лондонской телефонной книге стоит это имя, Натан Гарридеб! Два дня тому назад я зашел к нему, рассказал, как обстоит дело. Старик один-одинешенек, вроде меня, то есть родня у него где-то есть, но все только женщины, ни одного мужчины. А по завещанию требуется трое мужчин. Так что, как видите, одно место еще свободно, и если вы поможете нам его заполнить, мы готовы оплатить ваши услуги.

– Ну как, Уотсон, – обратился ко мне Холмс, улыбаясь, – не говорил ли я, что это прелюбопытная история? Я полагаю, сэр, вам первым долгом следует поместить в газетах объявление о розысках.

– Уже проделано, мистер Холмс. Все попусту.

– Нет, в самом деле, история весьма курьезная. Пожалуй, займусь ею на досуге. Кстати, это интересно, что вы из Топеки. Я когда-то вел переписку с одним из тамошних жителей – его звали доктор Лизандер Старр. В 1890 году он был мэром.

– Славный был старик, доктор Старр. Его имя и сейчас у нас в почете. Так вот, мистер Холмс, сдается мне, нам нужно держать с вами связь. Что ж, будем сообщать, как подвигаются наши поиски. Думаю, через день-два дадим о себе знать.

Заверив нас в этом, наш американский знакомец поклонился и вышел.

Холмс раскурил трубку и некоторое время сидел молча. На лице его блуждала странная улыбка.

– Ну? – спросил я наконец.

– Любопытно, Уотсон, чрезвычайно любопытно.

– Что именно?

Холмс вынул трубку изо рта.

– А вот что: с какой целью этот джентльмен наплел нам столько небылиц? Я чуть не спросил его об этом прямо: иной раз грубая атака – наилучшая тактика, – но потом решил оставить его в приятном заблуждении, пусть думает, что одурачил нас. Человек в пиджаке английского покроя да еще с протертыми локтями и в брюках, которые от годовалой носки лежат на коленях мешком, оказывается, если верить письму и собственному его заявлению, американским провинциалом, только что прибывшим в Англию. Никаких объявлений о розысках в газетах не появлялось. Вы знаете, я никогда их не пропускаю, они служат мне прикрытием, когда требуется поднять дичь. Неужели я прозевал бы подобного фазана? И никакого доктора Лизандера Старра из Топеки я не знаю. В общем, куда ни поверни, все сплошная фальшь. Вероятно, он действительно американец, но почти утратил акцент, прожив несколько лет в Лондоне. Что за всем этим скрывается, каковы подлинные мотивы нелепых розысков людей с фамилией Гарридеб? Да, этим субъектом следует заняться. Если он мошенник, то, безусловно, весьма изобретательный и хитроумный. Необходимо выяснить, может быть, и автор письма такая же дутая личность. Наберите-ка его, Уотсон.

Я позвонил. На другом конце провода послышался жидкий, дрожащий голос:

– Да-да, говорит Натан Гарридеб. Нет ли поблизости мистера Холмса?

Я бы очень хотел с ним поговорить.

Холмс взял трубку, и я услышал обычные обрывки разговора:

– Да, он заходил к нам. Кажется, вы не слишком хорошо его знаете? Знакомы недавно? Всего два дня?.. Да-да, конечно, перспективы заманчивые… Вы сегодня вечером дома? А ваш однофамилец не обещал зайти?.. Нет? Отлично, мы придем, я как раз хотел поболтать с вами не в его присутствии… Со мной будет доктор Уотсон… Из вашего письма я понял, что вы редко отлучаетесь из дому… Так, значит, мы будем у вас около шести. Американского адвоката оповещать о том не стоит. Всего хорошего, до скорой встречи.

Спускались чудесные весенние сумерки, и даже Литл-Райдер-стрит, крохотная улочка, отходящая от Эджуэр-роуд неподалеку от недоброй памяти Тайберн-Три[1]1
  Тайберн-Три («Тайбернское дерево») – виселица в приходе Тайберн, где до конца XVIII века совершались публичные казни.


[Закрыть], дышала прелестью и казалась совсем золотой от косых лучей заходящего солнца. Мы нашли нужный нам дом – приземистое, старомодное здание времени первых Георгов; ровный кирпичный фасад его украшали лишь два окна-фонаря на первом этаже, выступавшие глубоко вперед. Именно на этом этаже и жил наш клиент, оба эти окна, как выяснилось, принадлежали огромной комнате, где он проводил свои дни. Мы подошли к двери, и Холмс обратил мое внимание на небольшую медную дощечку, на которой стояло знакомое нам странное имя: Гарридеб.

– Находится здесь уже несколько лет, – заметил Холмс, указывая на потускневшую медь. – Во всяком случае, этот не самозванец. Следует учесть.

Лестница в доме была одна, общая, и на стенах холла мы увидели немалое количество писанных краской названий контор и фамилий жильцов. Квартир для семейных в доме не имелось, он скорее служил кровом для холостяков богемного образа жизни. Наш клиент сам открыл дверь, в чем и принес извинения, объяснив, что прислуга уходит домой в четыре часа. Мистер Натан Гарридеб оказался долговязым, тощим, сутулым и лысым джентльменом лет шестидесяти. Кожа на его изможденном лице была тусклая, будто неживая, – как это часто встречается у людей, ведущих сидячий, неподвижный образ жизни. Большие круглые очки, узкая козлиная бородка, согбенные плечи – все это, вместе взятое, сразу наводило на мысль, что перед вами человек крайне пытливый и любознательный.

Впрочем, общее впечатление создавалось приятное: чудак, конечно, но чудак симпатичный.

Комната выглядела такой же оригинальной, как ее владелец. Она походила на миниатюрный музей. Большая, квадратная, а по стенам полки, шкафы и шкафчики, уставленные всевозможными предметами, имеющими отношение к геологии и анатомии. По бокам двери висели ящики с коллекциями мотыльков и бабочек. Посреди комнаты на широком столе лежала груда образцов различных горных пород, и из нее торчала высокая медная трубка мощного микроскопа. Я оглядел все вокруг и подивился разносторонности интересов старика: здесь ящик со старинными монетами, там собрание древних кремневых орудий. У стены, по другую сторону стола, помещался большой шкаф, где хранились какие-то окаменелости, а на верху его выстроились в ряд гипсовые черепа с подписями: «неандерталец», «гейдельбергский человек», «кроманьонец» и тому подобное. Как видно, мистер Натан Гарридеб посвятил себя не одной, а нескольким отраслям науки. Стоя перед нами, он протирал куском замши какую-то монету.

– Сиракузская, лучшего периода, – пояснил он, указывая на монету. – Позже они очень деградировали. Лучшие их образцы я считаю непревзойденными, хотя некоторые специалисты отдают предпочтение александрийской школе. Мистер Холмс, для вас найдется стул. Разрешите мне снять с него эти кости… А вы, сэр… ах да, доктор Уотсон. Будьте так любезны, доктор Уотсон, отодвиньте японскую вазу подальше. Здесь, в этой комнате, сосредоточены все мои жизненные интересы. Доктор бранит меня за то, что я не бываю на воздухе, но зачем уходить от того, что так к себе тянет? Смею вас уверить, подробная классификация содержимого любого из этих шкафов потребует от меня не меньше трех месяцев.

Холмс с любопытством осмотрелся.

– Правильно ли я вас понял, сэр, что вы действительно никогда не выходите из дому?

– Время от времени я совершаю поездку к Сотби или Кристи[2]2
  Сотби, Кристи – лондонские аукционные залы.


[Закрыть]. А вообще-то я очень редко покидаю свою комнату. Здоровье у меня не из крепких. Научные исследования поглощают все мои силы. Можете себе представить, мистер Холмс, каким потрясением – радостным, и все же потрясением – явилось для меня известие о столь невероятно счастливом повороте судьбы! Чтобы довести дело до конца, необходим еще один Гарридеб. Уж, конечно, мы его разыщем. У меня был брат, он умер, а женская родня в счет не идет. Но, безусловно, на свете есть и другие Гарридебы. Я слышал, что вы брались за очень сложные, трудные проблемы, и решил прибегнуть к вашей помощи. Мой американский тезка, конечно, совершенно прав, мне следовало сперва посоветоваться с ним, но я действовал из лучших побуждений.

– Вы поступили весьма осмотрительно, – сказал Холмс. – А вам и в самом деле не терпится стать американским землевладельцем?

– Разумеется, нет, сэр. Ничто не заставит меня расстаться с моими коллекциями. Но этот американский адвокат обещал выкупить мою долю, как только мы утвердимся в правах наследства. Сумма, предназначенная каждому из нас, – пять миллионов долларов. Как раз в настоящее время имеется возможность сделать несколько ценных приобретений. Как это восполнило бы пробелы в моих коллекциях! Сейчас я ничего не могу приобрести, у меня нет необходимых для этого нескольких сотен фунтов. Подумайте, сколько я накуплю на пять миллионов! Мое собрание ляжет в основу нового национального музея, я стану Гансом Слоуном[3]3
  Слоун, Ганс (1660–1753) – английский врач, натуралист и коллекционер. Собранные им рукописи, картины, книги и пр. легли в основу Британского музея.


[Закрыть] нашего века!

Глаза его за стеклами очков блестели. Было ясно, что мистер Натан Гарридеб не пожалеет усилий, чтобы раздобыть недостающего однофамильца.

– Я зашел только, чтобы познакомиться, ни в коем случае не хочу мешать вашим занятиям, – сказал Холмс. – Когда я вступаю с человеком в деловые отношения, я всегда предпочитаю личное с ним знакомство. Мне почти не о чем вас спрашивать, мистер Гарридеб, в кармане у меня ваше письмо с очень толковым изложением основных фактов, и кое-что я еще уточнил во время визита американского джентльмена. Насколько я понял, до этой недели вы и не подозревали о его существовании?

– Абсолютно. Он явился ко мне в прошлый вторник.

– Он вам уже рассказал о нашей встрече?

– Да. Он пришел сюда прямо от вас. Как он тогда на меня рассердился, когда узнал о моем письме!

– За что ему, собственно, было сердиться?

– Он почему-то воспринял это как личное оскорбление. Но от вас он вернулся повеселевшим.

– Он предлагал какой-нибудь план действий?

– Нет, сэр.

– Получал он от вас деньги или, может, просил их?

– Нет, сэр, ни разу!

– Вы не заметили, не преследует ли он каких-либо особых целей?

– Никаких, – ничего, кроме той, о которой он мне сообщил.

– Вы сказали ему, что мы с вами договорились по телефону о встрече? – Да, сэр, я поставил его в известность.

Холмс глубоко задумался. Я видел, что он недоумевает, что-то ускользает от его понимания.

– Нет ли в ваших коллекциях каких-либо особо ценных предметов?

– Нет, сэр, я человек небогатый. Коллекции мои хороши, но большой материальной ценности собой не представляют.

– И грабителей вы не опасаетесь?

– Нисколько!

– Давно вы занимаете эту квартиру?

– Почти пять лет.

Разговор был прерван повелительным стуком в дверь. Наш хозяин едва успел отодвинуть задвижку, как в комнату буквально влетел американский адвокат.

– Вот, смотрите! – воскликнул он, размахивая над головой сложенной газетой. – Я так и думал, что застану вас здесь. Мистер Натан Гарридеб, примите мои поздравления. Вы богаты, сэр. Наши хлопоты счастливо завершились, все улажено. А вы, мистер Холмс… Нам остается лишь выразить сожаление, что вас потревожили попусту.

Он передал газету нашему клиенту. Не отрывая изумленного взгляда, старик читал отмеченное в ней объявление. Мы с Холмсом наклонились вперед и, заглядывая через плечо мистера Натана Гарридеба, прочли:

Говард Гарридеб.

Конструктор сельскохозяйственных машин.

Сноповязалки, жнейки, ручные и паровые плуги, сеялки, бороны, фургоны, дровяные козлы и пр.

Расчеты по артезеанским колодцам.

Бирмингем, Астон, Гровнер-билдинг.

– Великолепно! – воскликнул наш хозяин, задыхаясь от волнения. – Найден третий!

– Я наводил справки в Бирмингеме, – сказал американец, – и мой тамошний агент прислал это объявление – вырезал его из местной газеты. Надо, не мешкая, доводить дело до конца. Я написал этому конструктору, что завтра в четыре часа вы будете у него в конторе.

– Я? Вы хотите, чтобы поехал именно я?

– А вы как считаете, мистер Холмс? Вам не кажется, что так оно разумнее? Представьте себе, являюсь я, никому не известный американец, и рассказываю волшебные сказки. С чего это вдруг станет он мне верить? А вы, мистер Натан Гарридеб, вы англичанин, человек солидный, вас он, уж конечно, выслушает. Если желаете, я могу вас сопровождать, но, признаться, завтра у меня куча дел. Знаете что, если возникнут какие-нибудь осложнения, я мигом примчусь туда следом за вами.

– Понимаете, я уже многие годы не совершал таких длительных поездок…

– А, пустяки, мистер Гарридеб. Я все для вас выяснил. Вы едете двенадцатичасовым поездом, в начале третьего будете на месте. К вечеру успеете вернуться обратно. И все, что от вас требуется, это повидать нашего однофамильца, изложить ему суть дела и получить письменное подтверждение того, что он действительно существует. Боже ты мой, – добавил он с горячностью, – если вспомнить, что я ехал в такую даль, добирался сюда из самого сердца Америки, то, право, с вас спрашивают не так уж много – проехать сотню миль, чтобы все наконец счастливо устроилось.

– Безусловно, – сказал Холмс. – Я считаю, что этот джентльмен рассуждает резонно.

Мистер Натан Гарридеб уныло пожал плечами.

– Ну, раз вы настаиваете, хорошо, я поеду, – сказал он.

– Конечно, мне трудно отказать вам в чем бы то ни было – вам, принесшему в мою жизнь радость надежды.

– Значит, решено, – сказал Холмс. – И при первой возможности известите меня о ходе дела.

– Я об этом позабочусь, – сказал американец. – Ну, мне пора, – добавил он, глянув на свои часы. – Завтра, мистер Натан, я зайду за вами и посажу вас на поезд до Бирмингема. Нам не по пути, мистер Холмс? Нет? В таком случае позвольте распрощаться. Завтра к вечеру вы, вероятно, уже получите от нас добрые вести.

Я заметил, что едва американец вышел из комнаты, как лицо моего друга просветлело, недоуменное выражение на нем исчезло.

– Мне бы очень хотелось взглянуть на ваши коллекции, мистер Гарридеб, – сказал Холмс. – При моей профессии мне могут пригодиться самые неожиданные сведения, а ваша комната – неистощимый их кладезь.

Наш клиент просиял от удовольствия, глаза его за стеклами больших очков заблестели.

– Я много наслышан, сэр, о вашей высокой интеллектуальности, – сказал он. – Могу хоть сейчас показать все что угодно.

– К сожалению, сейчас я не располагаю временем. Но все экспонаты снабжены ярлыками и отлично классифицированы, едва ли требуются еще и личные ваши пояснения. Что если я загляну к вам завтра? Вы ничего не имеете против, если я в ваше отсутствие полюбуюсь на эти сокровища?

– Разумеется, прошу вас. Квартира будет, конечно, заперта, но я оставлю ключ у миссис Сандерс. До четырех часов она не уйдет, вы разыщете ее внизу. Она вам отопрет.

– Завтра днем я как раз свободен. Будет очень хорошо, если вы поговорите с миссис Сандерс относительно ключа. Кстати, где помещается контора ваших квартирных агентов?

Неожиданный вопрос явно удивил нашего клиента.

– На Эджуэр-роуд. А в чем дело?

– Видите ли, по части архитектуры я сам немного специалист, – сказал Холмс, смеясь. – И вот никак не могу решить, к какому периоду относится ваш дом: царствование королевы Анны? Или уже более позднее время, Георг I?

– Георг, безусловно.

– Вы так думаете? А я бы отнес его к несколько более раннему времени. Впрочем, это легко уточнить. Итак, мистер Гарридеб, до свидания. Позвольте пожелать вам удачной поездки.

Контора жилищного агентства была рядом, но оказалась уже закрытой, и мы с Холмсом отправились к себе на Бейкер-стрит. Только после обеда Холмс вернулся к нашей теме.

– Эта маленькая история движется к развязке, – сказал он. – Вы, конечно, уже мысленно начертали себе ход ее развития.

– Не вижу в ней ни конца, ни начала.

– Ну, начало ее уже достаточно хорошо обрисовано, а конец увидим завтра. Вы не заметили ничего странного в этом газетном объявлении?

– Заметил. В слово «артезианский» вкралась орфографическая ошибка.

– Ага, значит, заметили? Поздравляю, Уотсон, вы делаете успехи. Но это не типографская ошибка, слово напечатали так, как оно было написано тем, кто давал объявление. И, кстати, артезианские колодцы более характерны для Америки, чем для Англии. И фургоны тоже. В общем, типичное американское объявление, но якобы исходящее от английской фирмы. Ваше мнение по этому поводу, Уотсон?

– Мне кажется, американский адвокат составил и поместил его сам. Но с какой целью, решительно не догадываюсь.

– Возможны различные мотивы. Но ясно одно, ему надо было спровадить в Бирмингем нашего симпатичного старичка. Это вне сомнений. Я мог бы сказать бедняге, что его гонят искать ветра в поле, но рассудил, что лучше очистить место действия. Пусть едет. Завтра – завтра, Уотсон, само за себя скажет.

Холмс встал рано и куда-то ушел. К завтраку он вернулся, и я увидел, что лицо у него хмурое и сосредоточенное.

– Дело серьезнее, чем я предполагал, – сказал он. – Я должен предупредить вас об этом, Уотсон, хотя наперед знаю, это только подстрекнет ваше стремление лезть туда, где есть шанс сломать себе шею. Мне ли не знать моего друга Уотсона? Но опасность действительно есть, предупреждаю.

– Она будет не первой, которую мы с вами разделяем, и, надеюсь, не последней. В чем же она заключается на сей раз?

– Дело очень не простое, рискованное. Я установил личность адвоката из Америки. Он не кто иной, как «Убийца Эванс» – опаснейший преступник.

– Боюсь, я по-прежнему плохо понимаю, что к чему.

– Ну да, людям вашей профессии не свойственно держать в памяти «Ньюгетский календарь»[4]4
  Издававшийся с XVIII века справочник о заключенных Ньюгетской тюрьмы (Лондон) с биографическими данными о них и описанием совершенных ими преступлений.


[Закрыть]. Я заходил в Скотланд-Ярд к нашему приятелю Лестрейду. У них там иной раз, быть может, недостает воображения и интуиции, но что касается тщательности и методичности – им нет равных. Мне пришло в голову порыться в их «Галерее мошенников» – вдруг набреду на след нашего американского молодчика? И что же, я и в самом деле наткнулся на его пухлую, улыбающуюся физиономию. Под фотографией я прочел: «Джеймс Уингер, он же Маркрофт, он же “Убийца Эванс”». – Холмс вынул из кармана конверт: – Я кое-что выписал из его досье. «Возраст 46 лет, уроженец Чикаго. Известно, что совершил три убийства в Соединенных Штатах. Бежал из тюрьмы с помощью влиятельных лиц. В 1893 году появился в Лондоне. В январе 1895 года в игорном доме на Ватерлоо-роуд стрелял в своего партнера. Тот скончался, но свидетели показали, что именно убитый был зачинщиком ссоры. Труп был опознан, оказалось, что это Роджер Прескотт, знаменитый чикагский фальшивомонетчик. В 1901 году “Убийца Эванс” вышел из тюрьмы. Состоит под надзором полиции и, насколько это известно, ведет честный образ жизни. Очень опасный преступник, обычно имеет при себе оружие и, не задумываясь, пускает его в ход». Вот какова наша птичка, Уотсон, довольно бедовая, надо признать.

– Но что он затевает?

– План его постепенно становится ясен. Я заходил в контору жилищного агентства. Там мне подтвердили, что наш клиент живет в данной квартире пять лет. До него она год стояла пустая. Предыдущий жилец был некий джентльмен по имени Уолдрон. Внезапно он исчез, и больше о нем не было ни слуху, ни духу. Внешность Уолдрона в конторе хорошо запомнили: высокий, бородатый, смуглый мужчина. Так вот, Уотсон, согласно описаниям Скотланд-Ярда, человек, застреленный «Убийцей Эвансом», был высокий, смуглый и с бородой. В качестве рабочей гипотезы предположим, что именно Прескотт, американский преступник, проживал в той комнате, которую мистер Натан Гарридеб, невинная душа, отвел под свой музей. Таким образом, мы, как видите, первое звено уже имеем.

– А следующее?

– Отправимся на его поиски.

Холмс вытащил из ящика стола револьвер и протянул его мне.

– Берите. Мой всегдашний спутник при мне. Если наш приятель с Дикого Запада попытается оправдать свою кличку, нам надо быть наготове. Сосните часок, Уотсон, а затем, я думаю, пора нам будет отправиться на Райдер-стрит, – посмотрим, что нас там ждет.

Было ровно четыре часа, когда мы снова очутились в любопытной квартире Натана Гарридеба. Миссис Сандерс, поденная уборщица, собиралась уже уходить, но впустила нас, не колеблясь: замок в двери защелкивался автоматически, и Холмс обещал, что перед уходом проверит дверь и все будет в порядке. Вскоре затем мы услышали, как хлопнула входная дверь, за окном проплыла шляпка миссис Сандерс, – теперь на первом этаже никого, кроме нас, не оставалось. Холмс быстро осмотрел помещение. В темном углу, несколько отступя от стены, стоял шкаф – за ним мы и спрятались. Холмс шепотом изложил мне план действий.

– Совершенно ясно, что ему было необходимо выпроводить нашего уважаемого клиента, но так как старик никогда не выходит из дому, «американскому адвокату» пришлось сочинить повод. Вся эта сказка про трех Гарридебов, очевидно, только эту цель и преследует. Должен сказать, Уотсон, в ней чувствуется прямо-таки дьявольская изобретательность, пусть даже необычная фамилия жильца дала ему в руки неожиданный козырь. План свой он разработал чрезвычайно хитроумно.

– Но зачем все это ему нужно?

– Для того мы и сидим здесь, чтобы это узнать. Насколько я разобрался в ситуации, к нашему клиенту это не имеет никакого отношения. Тут что-то связано с человеком, которого Эванс застрелил – возможно, они были сообщниками. Эта комната хранит какую-то преступную тайну. Сперва я заподозрил, что у нашего почтенного друга имеется в коллекции что-нибудь очень значительное, чему он сам не знает цены, – нечто достойное внимания мошенника. Но тот факт, что недоброй памяти Роджер Прескотт занимал когда-то это самое помещение, указывает на иные, более глубокие причины. А сейчас, Уотсон, наберемся терпения, подождем, пока пробьет решительный час.

Ждать пришлось недолго. Мы замерли, услышав, как открылась и тут же захлопнулась входная дверь. Щелкнул ключ в двери, ведущей в комнату, и появился наш американец. Тихо притворив за собой дверь, он острым взглядом окинул все вокруг и, убедившись, что опасности нет, сбросил пальто и пошел прямо к столу, стоявшему посреди комнаты, – шел он уверенно, как человек, точно знающий, что и как ему надо делать. Отодвинув стол и сдернув лежавший под ним ковер, он вытащил из кармана ломик, опустился на колени и стал энергично действовать этим ломиком на полу. Вскоре мы услышали, как стукнули доски, и тут же в полу образовалась квадратная дыра. «Убийца Эванс» чиркнул спичкой, зажег огарок свечи и скрылся из виду.

Теперь пришло время действовать нам. Холмс подал знак, слегка коснувшись моей руки, и мы подкрались к открытому подполу. Как ни осторожно мы двигались, старые доски, очевидно, все же издали скрип у нас под ногами – из черной дыры неожиданно показалась голова американца. Он повернулся в нашу сторону – и лицо его исказилось бессильной яростью. Но постепенно оно смягчилось, на нем даже появилось подобие сконфуженной улыбки, когда он увидел два револьверных ствола, нацеленных ему в голову.