Текст книги "Король на краю света"

15

Мой сын,

Господь всеведущий и милостивый воздвигает на пути человека такие препятствия, которые Он сочтет необходимыми, и нам следует не требовать объяснений или оплакивать свою участь, но любить наши страдания так, как мы любим Его. Аллах всеведущ, и Аллах не прислушивается ни к человечьим жалобам, ни к собачьему вою.

Я не вернусь к вам, как ожидал, и когда посольство прибудет в Блистательную Порту, меня не будет среди его участников.

Тот, кто принесет вам это письмо – мой друг, и он станет вашим другом. Он может посчитать благоразумным, чтобы вы с матерью отправились с ним подальше от нашего дома, возможно, подальше от Константинии, до тех пор, пока я не смогу воссоединиться с вами и защитить вас.

Это трудная задача, но я прошу тебя выполнить ее, поскольку ты юный мужчина: пожалуйста, скажи своей матери, что я вернусь, когда Всевышний соблаговолит так устроить, и что если на то будет моя воля, мое возвращение не заставит себя долго ждать. Ее супруг жив и страдает только от разлуки. Пожалуйста, читай ей эти слова так часто, как она того пожелает. Я задерживаюсь, я всего лишь задерживаюсь.

Часть вторая
Джеффри Беллок, 1601 г.

Меньше опасности в том, чтобы бояться слишком многого, чем слишком малого.

Сэр Фрэнсис Уолсингем

1

– Все еще ничего? – спросил Роберт Сесил ¹, вытирая глаза с таким видом, словно именно он лежал в постели изнуренный, сам себя измучив голодом, и развлекал сидящую рядом Смерть.

– Выпила глоток вина.

– Но не поела?

Придворная дама покачала головой, поэтому Сесил прошел мимо нее и опустился на низкий табурет рядом с королевской кроватью, испытывая легкую боль в горбатой спине.

– Ваше величество.

– Мой пигмей… – прохрипела королева.

Она вот уже пятые сутки отказывалась от еды.

– Я попробовал бульон. Если позволите заметить, он столь же хорош, как и все, что вам когда-либо случалось отведать.

Елизавета закрыла глаза. Она так исхудала, что кости можно было разглядеть под тонкой кожей рук; в этой женщине, с точки зрения Сесила, не осталось ничего величественного, ничего царственного или прекрасного, подобающего владычице, и все-таки, сидя рядом, он ощущал внутри искорку былого трепета, который испытывал в детстве, наблюдая из темного уголка за отцом, поддерживающим ее власть на пике могущества с усердием садовника в пышно цветущем саду. Он увидел, как Елизавета погружается в дрему, потер ноющее плечо и стал ждать, когда она проснется.

И ее величество открыла глаза. Сесил вновь принялся настаивать на том, чтобы она поела, но Елизавета прошептала:

– Я получила такие чудесные сведения. Из-за границы.

Она ждала, хотела, чтобы он спросил, в чем дело – даже в нынешних условиях пыталась распалить в нем интерес.

– Мадам?

Она слабо улыбнулась и объявила:

– Я жду ребенка.

Сесил склонил голову и снова попытался поднести чашу к губам своего монарха.

– Англия,– провозгласила она, затем отвернулась.

Возможно, ребенка следовало назвать Англией; возможно, она носила в своем древнем и девственном чреве всю нацию. Вероятно, подумал Сесил, королева нарочно изъясняется поэтично или завуалированно: она, измученная голодом и болезнью, готова наконец-то обсудить давний, мучительный вопрос о своем преемнике. Поздновато.

У двери Сесил спросил, часто ли королева высказывала эту фантастическую идею.

– Она пару раз говорила что-то подобное,– призналась камеристка.

И поэтому государственный секретарь попросил даму со всей возможной любезностью, чтобы она никому ничего не пересказывала, но даже для его собственных ушей слова прозвучали как угроза. Он желал иного – желал, чтобы его голос звучал плавно и чарующе, чтобы его лицо вызывало привязанность и доверие. Жизнь стала бы гораздо проще, если бы он не выглядел так, словно постоянно строит козни, собирается что-то потребовать, возразить или пригрозить. Но этот навык его тело тоже не желало приобретать.

2

Даже подобие угрозы не помогло замкнуть рты, уши или двери, ибо на следующий день в приемной Сесила обнаружился не кто иной, как Джеффри Беллок собственной великанской персоной: дождавшись появления государственного секретаря, он попросил выделить немного времени, причем не стал утруждать себя вежливостью.

– Пока не родилось королевское дитя, сэр,– тихо сказал Беллок, когда Сесил попытался от него отделаться, и поэтому Сесил, пряча страх, открыл незваному гостю дверь, предупредив, что у него в распоряжении лишь несколько быстротечных минут.

В самом кабинете Сесил носом указал Беллоку на складной табурет с кожаным сиденьем, самую низкую точку, которую мог предложить. Но даже после того как сам устроился в большом кресле на возвышении, Беллок продолжал смотреть на государственного секретаря сверху вниз.

– Какому делу вы теперь себя посвятили, Джефф? Благородным пенсионерам? ²

– Посланникам королевы, сэр,– сказал Беллок.– Уже больше десяти лет. Мистер Уолсингем проявил в мой адрес великодушие, пока был еще жив.

– Вы действительно осколок очень старых времен. Древний дождевой червяк.

– Дождевой червяк, милорд?

Сесил беззвучно рассмеялся.

– Мой отец и мистер Уолсингем так называли подобных вам – тех, кто копошится в грязи.

– Ваш отец и другие джентльмены были добры, признав мои невеликие заслуги.

– Сколько я историй наслушался в детстве о таких парнях, как вы. О вашем отчаянном героизме. О том, как вы прятались под кроватями католиков, в самой гуще событий. Вечно в опасности. Вы спасали всех нас от папистских козней, от дурных старых времен. Когда вы начали ловить католиков?

– С тех пор, как мне исполнилось девятнадцать, сэр, может быть, немного раньше. Примерно в то время, когда я был во Франции с мистером Уолсингемом.

– Ну и что же случилось сегодня? Пришли просить об одолжении?

– Нет, милорд. Я пришел как своего рода посланник. По тому же самому вопросу.

– Ловле католиков?

– Да, сэр. И я пришел от имени куда более благородных людей.

– Ах.– Сесил откинулся назад и склонил голову набок.

– Мы так поняли, она отказывается от еды, милорд.

– Вы это слышали в канцелярии посланников? Сплетни.

– Как я уже сказал, сэр, меня прислали частным образом.

– Очень драматично, Джефф. От актерства так и не избавились? Сплошной театр.

Беллок вызвался выполнить эту задачу добровольно, за ужином согласился пересказать государственному секретарю мнение мистера Била и прочих джентльменов и потребовать каких-нибудь действий; он собирался настаивать, пока Сесил не прислушается. «Помыслы у него такие же кривые, как и спина»,– подумал Джефф. Встретив Сесила в какой-нибудь гостинице, он бы не доверил ему свой багаж.

– Вы на своем посту все еще новичок, сэр, и, возможно, некоторые вопросы пока что не привлекли вашего внимания. Во времена вашего отца могло показаться, что это достаточно отдаленная проблема, которую можно оставить без ответа, но теперь, сэр, джентльмены послали меня, чтобы сообщить вам следующее: с вопросом необходимо разобраться срочно. Тот факт, что она отказывается от еды, эту срочность лишь усугубляет. Ее разум, как вы и сами знаете, помутился.

– Кто вам это сказал? Как вы смеете говорить о…

– Темп событий грозит перейти в галоп, сделав любые приготовления бесполезными, сэр Роберт. Если мы хотим, чтобы все прошло мирно, нужна определенность. Нет ничего постыдного в том, чтобы обсуждать это здесь и сейчас, за закрытыми дверями.– Джефф неумолимо гнул свою линию.– Король Яков может считать, что Англия у него в кармане, но дела обстоят иначе.

Сесил поморщился и потер горбатое плечо; с точки зрения Джеффа это выглядело неуклюжей актерской попыткой изобразить, будто его ударили ножом в спину.

– Ну и как же они обстоят? О ком речь? Вы слишком много о себе…

– Кое-кто беспокоится.

– Надо же, какая неожиданность! Совсем как дождь!

Беллок промолчал. В подобных делах, если разговоры становились бесполезными, ему всегда помогал собственный внушительный вид. Он понял это много лет назад, когда зарабатывал на жизнь, помогая выбивать долги, реальные или подразумеваемые, из состоятельных людей.

– Итак.– Роберт Сесил забрался в кресло с ногами, оставаясь спиной к свету из окна, и положил на стол руки с растопыренными пальцами.– Мы имеем дело с компанией анонимных сплетников. Они посылают гонца-великана допрашивать государственного секретаря ее величества и требовать от него мер по противозаконному вопросу, который связан с еще не наступившим событием. Вы же знаете, у меня нет права голоса в этом смысле. Наследование просто… состоится.

– Они интересуются, милорд – как люди, повидавшие темнейшие времена и худшие преступления католиков и преданно защищавшие ее величество от вторжений и козней,– сможет ли претендент на трон принести с собой мир и можно ли положиться на то, что он не станет сжигать своих подданных заживо прямо на улицах. Кажется, вопрос сформулирован достаточно четко. Они требуют недвусмысленного ответа: он протестант или нет?

– А-а.– Сесил рассеянно махнул рукой, как будто отгоняя муху, и обмяк в кресле, позабыв о попытках казаться массивнее, чем на самом деле.– Да разве кому-то придет в голову, что это не так? Он говорит, что протестант. Он ходит в протестантскую церковь каждую неделю. Если это все, что их беспокоит…

– Если он католик, они не пустят его в Англию. Если они поверят, что он католик, милорд, рано или поздно начнется война – или гражданская война. Снова будет бойня. Католики воспрянут, чтобы приветствовать его, и начнут убивать. Я был в Париже с мистером Уолсингемом во время резни в канун дня Святого Варфоломея.

– Я видел пьесу.

– Все было хуже, чем в пьесе.

– Да уж, аргумент.

Но эта тема, казалось, измотала Сесила. От его гордости и бахвальства ничего не осталось. Он снова потер плечо и налил себе немного вина, не предложив своему мучителю.

Беллок продолжал давить:

– У Якова есть испанский мальчик, который дает ему советы в постели.

– О, у Якова всегда были любимчики. Ни один не продержался долго.

– Они все католики.

– У вас по-прежнему имеется сеть разведчиков в Шотландии, Джефф?

Вместо ответа Беллок открыл кожаный футляр, который все это время держал под мышкой.

– Мы кое-что приготовили для вас. Краткий отчет.

– Опять эти «мы»? – Сесил не мог долго изображать спокойствие.– Сколько вас, смельчаков?

Беллок развернул листы и положил их на стол Сесила. Они были озаглавлены изящным секретарским шрифтом ³: «Хронология несомненных фактов относительно ЕГО деяний».

Если Сесил и был впечатлен или удивлен предоставленным сведениям, Джеффри Беллок этого не заметил. Сообразив, что великан не собирается отвечать, кто его послал, горбун хмыкнул и снизошел до того, чтобы опустить взгляд и приступить к чтению. Он задавал вопросы, не поднимая глаз. Когда Беллок получил эти свидетельства? И сколько времени прошло, пока он все записал? И кому еще он рассказывал о том о сем? Сохранил ли аналогичные краткие отчеты по другим вопросам, связанным с разведкой? Кто скрывается под псевдонимом Урсиний? И почему, если Беллок – «Прошу прощения, если эти ваши анонимные джентльмены…» – располагали таким обилием фактов, они все еще не отыскали ответ на самый важный из вопросов, а вместо этого докучают Сесилу, требуя выяснить, «является король Шотландии Яков VI, вероятный наследник английского престола, тайным католиком или нет?»

Вся информация в папке была двусмысленной, почти умышленно раззадоривающей воображение, как будто ответ и отсутствие ответа постоянно качались туда-сюда на чашах весов. Вот, к примеру: торговец свечами из Эдинбурга выиграл контракт на поставку в сам Холирудский дворец ⁴ определенного количества свечей каждую неделю. Это была отличная возможность наконец-то поместить глаза и уши внутрь королевской резиденции Якова VI. Но после того как торговец повысил цены до, по его мнению, посильного для королевской семьи уровня, его перестали интересовать смешные деньги, которые он зарабатывал, продавая информацию в Лондон. Чем ближе он подбирался к миру Якова, тем меньше времени уделял ответам на зашифрованные письма. Однако то немногое, что он написал, дразнило: в своем заключительном отчете за 1590 год торговец упомянул, что из заказанных дворцом свечей часть он собственными руками поместил в серебряные подсвечники с распятиями, хранившиеся в небольшой часовне, отдельной от главной часовни дворца. «И когда я должен был прикрепить их, сэр, к этим подсвечникам, мне разрешили войти только в переднюю часть часовни. Остальное было скрыто от моего взгляда длинной черной занавеской, сквозь которую я не мог ничего увидеть и не осмелился подглядывать, поскольку там был стражник. Он следовал за мной по всему дворцу, когда я доставлял и разносил свои товары, позволяя и запрещая входить в определенные комнаты, приказывая не забираться дальше положенного и отворачиваться лицом к стене, когда кто-нибудь шел к нам по коридору или когда звучал рог, колокол или чей-то голос».

Лондон давил на торговца, чтобы тот завербовал дворцовых слуг, но он ответил молчанием. На вопрос, не пытался ли торговец сперва поговорить со стражником о незначительных вопросах, а затем – о важных, ответом вновь стало молчание. К тому времени, когда Беллок планировал отправиться в Шотландию, чтобы собственноручно проучить нерадивого соглядатая, хозяин Беллока, Уолсингем, умер, и планы изменились. С этого момента докладами разведки могли заниматься только мистер Сесил или граф Эссекс, а Беллок отошел от секретных дел, вышел на сцену в ином качестве – начались его годы в роли посланника королевы, годы беспокойства и скуки.

Хронология несомненных фактов относительно ЕГО деяний

1566 – Родился и был крещен католиком.ЕГО мать была королевой враждебной нам Франции.

Сесил поднял глаза.

– Потрясающе, Джефф. Кто же сорвал покров тайны с этого поразительного факта? Я вас умоляю. Якова должным образом воспитали кальвинисты. В детстве никто не считал его католиком.

Беллок ответил теми же словами, которые он и джентльмены, пославшие его сегодня, использовали много раз:

– Папа отлучает Елизавету от церкви и велит ее подданным восстать и убить ее, но он не делает этого с Яковом, который схожим образом утверждает, что он протестант.

Сесил пожал плечами и вернулся к чтению.

1579 – ОН начинает приглашать в СВОЮ постель двоюродную сестру, француженку и католичку Эсме д’Обиньи. По заявлению шпиона Придо, наедине они вместе перебирают четки.

– Да-да, но женился он на протестантской принцессе.

Беллок не остался в долгу:

– Которая в 93-м…

1593 – Королева Анна становится католичкой, и ей разрешается держать римских священников во дворце ради собственных интересов.

– И, милорд, некоторые считают, что брак с протестанткой мог быть заключен с благословения папы, чтобы заставить нас поверить, будто он не идолопоклонник.

– Ах. Значит, если вести себя как протестант – это доказывает, что ты католик?

– В некоторых случаях, как вы прекрасно знаете, милорд,– да.

1587 – Год, когда голова ЕГО матери покатилась с плахи из-за ее вероломства по отношению к Елизавете. В Глазго к НЕМУ…

– А где в то время были вы? – прервал чтение Сесил.– Когда Марию держали в Чартли ⁵?

– Я был там,– сказал Джефф.

– Что-то припоминаю,– Сесил внимательно посмотрел на него.

– Она мне про него рассказывала. Про Якова.

– Вы были так близки с Марией?

– Был. Она говорила о своем сыне как о католике.

– Она говорила с вами? О нем? А-а, так вы были рядом с нею до конца?

– Да.

– Наверное, это… Хм, Джефф. Мне кажется, вы просто испугались. Вы ненавидите всю семью. Неудивительно, что вы так хотите разобраться с этим вопросом. Вы же его ненавидите? Сейчас не зазорно в этом признаться,– задумчиво проговорил Сесил.– Впрочем, мне кажется, вы никогда не сможете поверить в его честность, поскольку склонны считать его лжецом.

1587 – Год, когда голова ЕГО матери покатилась с плахи из-за ее вероломства по отношению к Елизавете. В Глазго к НЕМУ обращается отшельник. ОН дает человеку монету и говорит следующее: «Пусть это будет нашим спасительным благодеянием». Благодеяние ради спасения, как того требует Рим. Поступок засвидетельствован Споттисвудом ⁶и записан в его дневнике с пометкой «ТРЕВОЖНО». Это тайно прочитал слуга Споттисвуда, состоящий у нас на жалованье, и описал в письме, отправленном Уолсингему через группу из Глазго.

Сесил позавидовал тому, как была организована секретная работа – кто-то сумел заглянуть в личный дневник королевского священника-протестанта,– но скрыл свои чувства и не сделал Беллоку комплимента.

1588 – Дворец Эскориал, Мадрид. Чародеи, работающие на герцога Пармского, получают от него указания подготовить погоду и штормы, включая ураганы, чтобы уничтожить наш флот в гавани до вторжения испанцев. Чародеи трудятся в темное время суток в двух высоких алых башнях в садах Эскориала, чтобы наложить заклятия на небо Англии. Они способны определять сам источник ветров и управлять им и направлением воздушных потоков, они получили от воинственных испанских герцогов даты, в которые ветер должен по необходимости неизменно дуть в сторону берегов Англии. Тем не менее герцог приказывает чародеям оставить Шотландию нетронутой штормом, укрыть туманом границы, «как если бы между Англией и Шотландией воздвигли мощную стену». Донесение от нашего человека Урсиния из окружения герцога.

– Они не слишком уж хорошо справились, эти чародеи,– сказал Сесил.

– По-моему, сэр, дело не в этом.

1580-е годы – Многочисленные случаи обнаружения испанских агентов на территории Шотландии.

1594 – Рим. Кардинал Мастриччи обедает с английским священником из католической английской семинарии в Дуэ, Франция. Кардинал открывает священнику, что на собраниях важнейших людей Рима сам папа заявил, что ЕГО не следует лишать жизни, отлучать от церкви или каким-либо образом беспокоить, а скорее надо лелеять как «нашего своенравного, но горячо любимого сына». Входят в обыкновение попытки ЕГО защитить и воспрепятствовать любому, кто захочет остановить ЕГО продвижение в Англию. Более поздние разговоры английских католиков в Дуэ касались надежд, возлагаемых на НЕГО: ОН должен стать католическим спасителем королевства, заняв место своей матери. Сообщил пекарь Зефир в письме.

1590 – Епископ Дарема заявил, что, по его мнению, ОН считает себя католиком, тайным и осторожным, но совершенно точно «римским зверем». Эти слова сообщил член семьи, переданы через торговца рыбой.

1588 – ЕМУ доносят об уничтожении испанской Армады и о том, что Елизавета в безопасности. ОН открыто осеняет СЕБЯ крестным знамением – об этом заявил человек, работающий на Бердена. Берден лично подтвердил.

Сесил тяжело вздохнул, устало кивнул: совокупное бремя доказательств окончательно лишило его возможности подыскать какое-нибудь невинное объяснение.

– Это раздражает,– признался он.– По крайней мере, он точно не прилагает никаких усилий, чтобы прояснить ситуацию.– Государственный секретарь дважды начинал говорить снова и останавливал себя, пока не изрек: – Очевидно, этого недостаточно. Я знаю… – пробормотал он после короткой паузы.– Но подумайте сами.– Сесил в последний раз попытался выступить адвокатом дьявола: – Если Яков благоволит католикам, разве наш друг мистер Николсон не стал бы свидетелем этого на месте? Он должным образом рассказывает нам о еженедельном богослужении и не упоминает никакой тайной папистской чепухи.

– Сэр, Джордж Николсон одиннадцать лет был представителем ее величества при дворе Якова. Если, как мы опасаемся, ритуалы и вера Якова предназначены только для того, чтобы продемонстрировать их миру, то мир в данный момент сжат до размеров Джорджа Николсона, которому доверили наблюдать за этой комедией и сообщать о ней в Лондон. Мистер Сесил, позвольте мне объяснить, каково это, когда ты в самом пекле и далеко от дома. Мистер Николсон каждый день проводит время рядом с человеком, которого все считают… следующим. Он знает, что некоторые люди в Уайтхолле смирились или больше не задают вопросов, подобных нашим. Если ничего не изменится, нужда в английском посольстве при дворе в Эдинбурге отпадет сама собой. Когда все закончится, Николсон вернется в Лондон вместе с новым монархом. Может быть, любой посол в конце концов начинает служить только самому себе. Мистер Николсон думает: «Я здесь со следующим, а не там с… предыдущей». И тот шотландец думает: «Вот мистер Николсон, мой первый и самый верный английский подданный, который сделает так, как я скажу, который доложит своим временным хозяевам в Лондоне то, что я велю. Он скажет им, что я протестант, и когда настанет день…»

Беллок наблюдал, как истина неотвратимо пробирается в разум Сесила, а затем воспользовался своим преимуществом:

– Несомненно, человек может устраивать спектакль каждое воскресенье, если зрители выигрывают от того, что верят в правдивость его выступления. Как мало усилий требуется, чтобы сыграть воскресного протестанта: все, что ему нужно – это пойти на проклятую римскую исповедь, когда пьеса закончится. И весь Лондон только и ждет возможности оказать ему услугу, которой он желает больше всего на свете.

У Сесила сделался такой вид, словно он вдруг занемог желудком.

– Господин секретарь, мы опаздываем. Это опоздание чревато серьезными последствиями. Мы считаем, что Англии необходим окончательный ответ.

– Скажите мне хотя бы… поскольку я все понял и согласен, Джефф, да, я согласен… кто такие эти «мы»?

Сесил был откровенно раздражен и пытался сорвать злость на посыльном.

– Советники ее величества, члены парламента, лорды, военачальники.

– Так ли это? Возможно, вы всего лишь один человек, по понятным причинам боящийся семьи Стюартов – вы же практически собственноручно проводили леди на казнь. Откуда мне знать, что через вас со мной действительно разговаривают важные люди?

– Я знаю, что вы и сами обеспокоены тем же вопросом.

Роберт Сесил за время этой беседы ни разу не встал, не желая демонстрировать на фоне Джеффа Беллока свой малый рост и телесную немощь.

– Я в курсе, что вы были креатурой мистера Била, поэтому буду считать, что он один из отважных безымянных. У него имеется целый круг единомышленников? Больше, чем я в состоянии отследить?

Но Джефф придержал язык и дождался от Сесила кивка. Испытывая боль от попыток выглядеть массивным и сохранить тело в вертикальном положении, государственный секретарь немного соскользнул с кресла.

Джефф изложил вывод:

– Если Яков – сын своей матери и Рима, если у него душа и намерения католика, страна не выживет, вобрав его в себя. Его остановят прежде, чем он пересечет Твид. Прольется кровь. Граждане будут убивать граждан. Как в Париже. А если он лжет нам и будет нас дурачить всю дорогу, пока не окажется здесь? Все обернется еще хуже. Для всех. По улицам потекут кровавые реки. Что касается тех из нас, кто помог расправиться с его матерью… Да, я склонен думать, что нам – я же не одинок – лучше бы оказаться в Амстердаме.

– Намекаете, что я сын своего отца.

– Ваш отец бы не позволил…

– Что ж, я – не он. Никто не сожалеет об этом больше, чем я, Джефф.

Сесил, наконец, сдался. Джефф это видел; повторное сравнение с великим отцом сделало свое дело, и Беллок испытал облегчение разведчика, который наконец-то отыскал в замке пружину. Государственный секретарь тем временем продолжал сдавать позиции.

– Давайте говорить без обиняков. Возможно, Яков играет роль и прячет сердце римского тигра. До меня доходили слухи, дескать, призрак мистера Уолсингема все продолжает стенать из-за отсутствия у нас полезных сведений по этому вопросу. Полагаю, я тоже виноват. Вы, мистер Бил и ваше окружение думают, что я был легковерен, принимая спектакль Якова за чистую монету.

– Милорд, ни я, ни кто-либо из моих знакомых никогда не усомнились бы в вашем стремлении позаботиться о королевстве, но если их не убедить, они могут поддержать других претендентов. И не только словами.

– Вот мы и добрались до самого главного.– Волосы Сесила были черными, а борода – рыжей, из-за чего возникало (ложное) впечатление, что он красит то или другое.– Вы не хуже меня знаете, что из… сколько их сейчас?.. двенадцати персон с более-менее сносными претензиями никто не является более привлекательным, чем Яков. Я не думаю, что вы или ваши безымянные друзья жаждете увидеть на троне испанскую принцессу или Антонио Португальского ⁷ больше, чем я.

Он налил себе еще вина, по-прежнему не предлагая Беллоку.

– А если ваши друзья ошибаются? Если Яков и впрямь протестант, как сам утверждает, но он не сумеет вас убедить или вы не сможете убедить своих друзей, и они вступят с ним в бой, убьют его – как думаете, что произойдет? Снова вторжения. Испанское, португальское. Еще одна война. И на этот раз колдуны могут правильно направить ветер.

– Нельзя опираться на неосведомленность.

– Ладно, мистер Беллок. Если у вашей группы сложилось впечатление, что вопросы решены, то на самом деле все обстоит не так. Иногда избыток осторожности не помешает, вот в чем суть. Так что же вы предлагаете? Раз уж я столь дурно справился с защитой королевства от неминуемой катастрофы? – Теперь Сесил сделался угодлив, с проблесками уязвленной гордости: – Мой отец, стоит заметить, не потерпел бы такого рода слухов и угроз…

– Нам необходим сценарий расследования, милорд. Одобренный вами. На результаты вы будете полагаться в той же степени, как и мы. Последняя решительная попытка узнать суть Якова, пока не стало слишком поздно.

– Да-да, ладно, я понимаю. Вы спасаете королевство, мой тайный герой из числа парней Уолсингема. Но как вы думаете, если он лжет, то можно ли раскрыть тайну так, чтобы не осталось никаких сомнений?

– С помощью денег, усилий и тщательного планирования – да, милорд, это возможно. По крайней мере, я в этом не сомневаюсь.

– И ответ, в любом случае, лучше, чем неосведомленность и надежда на лучшее. Я согласен.

– Благодарю вас, милорд.

– А теперь расскажите,– проговорил Сесил, пытаясь подавить упрямое раздражение,– что могло бы стать достаточным доказательством состояния незримой души Якова Стюарта? Что удовлетворит ваших друзей? Я не безразличен к их заботам, так что вперед, не стесняйтесь излагать свои догадки. Как вы это сделаете? Он может солгать вам, как и всем остальным. За все годы сбора донесений вы лишь нагнали еще больше тумана.

– Позвольте поразмыслить об этом день-два, раз уж теперь у нас есть ваше благословение. Мне что-нибудь придет в голову.

– Не представляю себе, как вы сможете дать ответ достаточно полный, чтобы удовлетворить всех заинтересованных лиц. Впрочем, ладно. Ступайте. Узнайте правду, будь она проклята, но, пожалуйста, держите рот на замке. Это касается всех вас. Выбирайте себе доверенное лицо. Вам придется положиться на добытые им сведения, и я не буду вмешиваться – но, прошу вас, мне бы хотелось сперва одобрить этот ваш сценарий.

– Разумеется.

Сесил закрыл глаза, потер их, повел челюстью из стороны в сторону, отчего она щелкнула. Его голос изменился, стал менее раздраженным.

– Я действительно ощущаю ответственность. Настал трудный момент. Полагаю, я рано или поздно пришел бы к тому же вопросу, что и вы. Я просто… немного опоздал.– Государственный секретарь вдруг показался смущенным, и Джефф позволил ему в полной мере осознать это чувство.– Я виню себя за недостаток подозрительности. У вас все еще есть друзья на севере? На границе? Или, может быть, дальше? Есть кто-нибудь при дворе Якова, о ком я не знаю?

– Нет, милорд. Мне жаль говорить «нет». Но не могли бы вы послать меня к его двору открыто, чтобы организовать наблюдателей поблизости? Дайте мне документы, как вашему слуге.

Сесил улыбался в потолок ровно столько, сколько потребовалось для демонстрирования непреодолимой социальной дистанции.

– Но ведь вы же не из дипломатов, Джефф. Вы, скорее, знаток кинжалов и трактирных драк.– Государственный секретарь налил себе еще вина и посмотрел на человека в ливрее посланника королевы: великан, казалось, с трудом помещался в комнатке.– И вы известны в католических кругах после всех ваших подвигов. Правила игры изменились. Тюремные камеры теперь ничего не решают. Теперь все не так, как в те времена, когда старые «дождевые черви» делали свою работу. Вам следует подумать о других способах. Чтобы мы могли обрести ясную картину, без изъянов. Вот чего мы хотим. Полная ясность, четкое представление о том, что у Якова в душе.

– А если мы узнаем худшее, милорд? Если Яков – католик?

Слегка вздрогнув от прямоты вопроса, Сесил сосредоточился на том, чтобы провести влажным от вина пальцем по позолоченному ободку бокала, и тот запел. Государственный секретарь поднял брови на Джеффа при этом звуке.

– Испанцы пытались убить моего отца, Джефф. Я не дурак. Если Яков – папист, нам следует хорошенько подумать о том, как защититься. И как быстро подготовиться к иным вариантам будущего.