Текст книги "Завтра. Дети завтра. Яркий флаг завтра"

Глава III
После Армагеддона

Голос стих, и не было вообще никаких звуков.

– Мы разбиты, – снова послышался голос. – Но мы не сдаемся. Мы не подвергнем матерей и женщин города той участи, которая постигла их в других захваченных городах.

Мой народ, когда наш фронт будет окончательно прорван, когда ворвутся вражеские орды, я нажму кнопку на столе перед собой и взорву мины, установленные под улицами. В этом катаклизме погибнут все жители города: и я, и вы, и тысячи тех, кто превратил наш мир в ад.

– Хорошо! – крикнула женщина с ребенком на руках. – Хорошо!

Мама крепче прижала к себе Дика, она плакала, но глаза ее блестели.

– Мы скоро снова увидим Генри, сын, и папу тоже, – прошептала она. – Разве это не замечательно?

Потом снова все замолчали, а усталый голос продолжил:

– Я знаю, такая смерть не жертва для вас, которые принесли на алтарь нашей страны отцов и мужей, сыновей и дочерей. Но я прошу у вас ради нашей страны еще одной жертвы.

За последние несколько часов в порядках врага на севере образовался просвет. Он уже закрывается, но местность такова, что небольшой решительный отряд сможет удерживать его еще какое-то время, чтобы немногие смогли уйти.

Никакая часть не может быть снята со своей нынешней позиции. У нас есть вооружение и боеприпасы, но нет людей, которые могли бы ими воспользоваться. Нет никого, кроме вас, женщины, которые слышал меня. Кроме вас, матери.

– Смешно, – фыркнула миссис Болл. – Мы можем уйти в укрытие, которое должны удерживать, пока нас не убьют. Он, должно быть, спятил.

– Если вы, матери, сможете удержать это укрытие, мы сможем провести через него ваших детей, тех малышей, что у вас еще остались.

Мы сможем – вероятность очень мала – увести их в холмы к северу от города. Очень возможно, что они погибнут в пути. Если не погибнут, за ними будут охотиться и уничтожать, или природа, которая милосердней орд, пришедших на нас с востока, и через весь континент с запада, и с юга, закончит то, что начали наши враги.

Но есть один шанс из миллиона, что наши дети выживут, и это зависит от того, предоставите ли вы им этот шанс.

Я знаю, что это очень трудный выбор. Знаю, матери, что вы предпочли бы быть со своими маленькими сыновьями и дочерями, когда я нажму копку и мы все уйдем в ту Тьму, в которой наконец есть мир.

Знаю, как ужасно вам будет умирать, не зная, какая судьба ждет ваших детей, и я не просил бы вас делать этот выбор, если бы не одно.

Это сумерки наших дней, сумерки демократии, свободы, всего того, чем была Америка, чем мы жили и за что умираем. Если есть какая-то надежда на будущее, то только в ваших сыновьях и дочерях.

Если они погибнут, погибнет Америка. Если благодаря вашей жертве они выживут, тогда в будущем, которое мы не можем предвидеть, Америка снова будет жить и демократия и свобода снова поселятся на зеленых полях, которые сегодня лежат опустошенные.

Если вы решите дать Америке эту слабую надежду, если вы решите принести эту жертву, оставьте детей под присмотром смотрителей убежищ, в которых вы находитесь, и немедленно направляйтесь в штаб, чтобы получить оружие и выслушать приказы.

Мы не знаем, каково будет ваше решение, пока достаточное количество вас не явится в штаб¸ чтобы предпринять попытку совершить невозможное. Мы вас ждем. Придете ли вы? Матери, выбор за вами.

Голос смолк, и очень долго никто не шевелился, никто ничего не говорил. Потом неожиданно все женщины встали. Все целовали своих детей и направлялись к занавесу у основания лестницы, ведущей на станцию.

Они отодвигали этот занавес. Поднимались по ступеням. Они шли быстро, очень быстро, и лица их сияли; однажды Дик видел, как так же сияло лицо невесты в белом, идущей по проходу.

Ушли все, и на станции остались только дети и старик в выцветшем синем мундире, который был ему слишком велик.

Стало темней, чем в пещере людоеда. Темнота исходила из черных отверстий на концах платформы. Маленькая холодная рука сжала руку Дика.

– Мне страшно, – прошептала маленькая девочка с каштановыми волосами.

– Эй! – сказал Дик, сжимая ее руку. – Бояться нечего. Я позабочусь о тебе.

– Позаботишься? – очень тихо спросила она. – Обещаешь?

– Честное слово, – сказал Дик. – Я всегда и везде буду заботиться о тебе. – И почему-то он сам перестал бояться. – Как тебя зовут?

– Мэри Ли. А тебя?

– Дик Карр.

– Дикар, – прошептала она, придвинулась к нему и сонно положила голову ему на плечо.

Ему понравилось, как она это произнесла: «Дикар», и он не стал ей говорить, что на самом деле это имя и фамилия. Мысленно он произнес «Мэрили», тоже сделав из ее имени и фамилии одно имя. Это звучание ему тоже понравилось.

Тень надвинулась на Дика Карра. Тень надвинулась на Дикара, и он зашевелился и проснулся, и ему показалось, что кто-то неслышно прошел рядом и исчез в ночи.

Глава IV
Встретимся вечером

Дикар лежал на койке. Он не спал. Слышал шорох ветра, и резкие звуки ночных насекомых, и дыхание Мальчиков во сне. Не было никаких звуков, которые не гармонировали бы с темным лесом.

Но Дикар был встревожен; что-то неладно, чувствовал он.

Он попытался успокоиться, снова уснуть, чтобы продолжился сон, который он видел. Он очень хотел увидеть этот сон: знал, что сон повторяющийся, он видел его много раз. Но в прошлом этот сон всегда забывался в мгновение пробуждения, а сегодня он такой отчетливый в сознании, словно все это происходило вчера.

Маленький мальчик из сна, Дик Карр, это он сам из Давным-Давно, которое всегда было лишь серым туманом полу воспоминаний, как утренний туман в проснувшемся лесе. Сон рассказывал Дикару о нем самом и о Давным-Давно и расскажет больше, если увидеть его снова.

Но Дикар не мог уснуть, не мог снова увидеть сон, потому что мешало возбуждение и вот это ощущение того, что что-то неладно в ночи. Поэтому он вздохнул и беззвучно встал с койки.

Он ощупью отыскал свой передник из плетеных листьев и обвязал его вокруг талии и чуть отодвинул занавес из прутьев на входе, чтобы выглянуть наружу.

Крона большого дуба создавала единый покров для Дома Мальчиков и Дома Девочек в том месте, где они ближе всего подходили к лесу. Здесь на Камне горел Огонь, и на некотором расстоянии от него Дикар увидел двух Девочек, которые сегодня ночью должны кормить Огонь.

Девочки дремали, обхватив друг друга руками за талию. Они распустили пряди, и одну окутывали волосы, черные, как ночь, а другую – каштановые и блестящие. Черные волосы поглощали свет, а на каштановых дрожали маленькие красные отражения костра.

На девочках короткие юбочки из плетеной травы, кольца из плетеных листьев покрывают набухающие груди, но сквозь плащ из волос выглядывает то обнаженное плечо, то голое колено, то изгиб бедра.

Сколько он себя помнит, Дикар видел коричневые тела Девочек, когда они занимались своей работой или старались опередить Мальчиков в Играх, и ему странно, что сегодня выглядывающие части их тел вызывают у него биение пульса в висках и приятную боль в груди.

Его взгляд прикован к Девочке с каштановыми волосами; на ее колено, на мягкий изгиб ее горла и на бледный овал ее лица он готов смотреть вечно.

Глядя на нее, он как будто снова чувствовал в своей руке ее маленькую руку, слышал ее голос: «Ты всегда будешь заботиться обо мне? Обещаешь?» Потому что это была Мэрили, маленькая Девочка из его сна. Дикар забыл о своем обещании: «Я буду заботиться о тебе везде и всегда», но теперь вспомнил.

Вспомнив, он хотел протянуть руки к Мэрили, назвать ее по имени. Он едва не сделал это и из страха, что, глядя на нее, не сможет удержать в горле ее имя, оторвал от нее взгляд и посмотрел на Огонь. Легкие языки, голубые, желтые и красные, плясали по поверхности единственного полена, лежавшего на груде оранжевых углей. Этого полена надолго не хватит, подумал Дикар. Надо разбудить Девочек и сказать, чтобы подбросили еще.

Потом он передумал. Нет. Пусть лучше спят. Я сам это сделаю. И с этой мыслью он повернулся к груде дров у ствола дуба.

К тому месту, где должны лежать дрова. Но так лежало только одно расколотое полено.

Странно, подумал Дикар. Я вчера послал достаточно дров с того места, где мы их рубили…

И тут из-за ствола, из-за темноты за ним высунулась рука! Рука взяла последнее оставшееся полено и унесла в темноту.

На щеке Дикара под бородой дернулась мышца.

– О! – воскликнула Бессальтон, черноволосая Девочка. – Мэрили! Мы спим, а дров для Огня почти не осталось. Быстрей.

Они побежали к огню и мимо него к дубу и в отчаянии увидели пустое место у основания ствола.

– Дров нет, – сказала Мэрили. Ее маленькое лицо удивленно наморщилось. – Должно быть, ты подбросила последние.

– Я ничего подобного не делала, – ответила Бессальтон. – Это ты. Ты в последний раз подбрасывала дрова. Помнишь?

– Да, – медленно сказала Мэрили. – Да, я была последней. Но тут оставалось еще много дров. Я в этом уверена.

– Да, это ты, – сказала черноволосая Девочка. – Если бы я это сделала…

– Какой смысл спорить из-за этого? Надо принести дрова с того места, где их рубили Мальчики, пока Огонь не погас.

– Мы?

– Я это сделаю, Бессальтон. Я знаю, где дрова, – сказала Мэрили и, прежде чем Дикар смог что-нибудь сказать и остановить ее, миновала дуб и исчезла в темноте. В той темноте, откуда показалась рука, которая забрала последнее полено от дуба.

Дикар подбежал к своей койке, схватил лук и колчан со стрелами, вернулся к двери и вышел. Бессальтон смотрела на Огонь; она не видела Дикара и не слышала, как он прошел мимо нее. Затем его охватила влажная, ароматная тьма леса, под бесшумными ногами прохладный мягкий лиственный ковер, и он сам превратился в тень, скользящую по лесу.

Вся Группа училась двигаться в лесу беззвучно, как дикие звери, но острый слух Дикара уловил впереди звуки Мэрили, шорох листвы, задевшей ее ногу.

Он не стал звать ее, потому что хотел узнать, что выманило ее в лес и почему. Такого раньше никто из Группы не делал, и Дикар должен узнать, почему это сделали.

Лунный свет пробивался сквозь листву и заполнял ночь серебром. Из-под ног Дикара убежал какой-то маленький зверек. Теперь Мэрили далеко отошла от Дома. Почти дошла до места, где Мальчики рубили дрова.

– О! – услышал он ее восклицания, а потом спереди послышался другой голос.

– Здравствуй, Мэрили. – Голос Томболла. – Я жду тебя.

– Ждешь? – В голосе Мэрили удивление. – Почему? Почему ты ждешь меня здесь?

– Я хотел увидеть тебя наедине.

– Но… но зачем тебе видеть меня наедине?

– Мэрили. – Голос Томболла звучал необычно хрипло. – Я тебе нравлюсь?

– Конечно, ты мне нравишься. Мне все Мальчики нравятся.

– Не так. Нравлюсь ли я тебе… вот так.

Дикар услышал звуки борьбы; выбежав вперед на небольшую поляну, он увидел, как Томболл притягивает к себе сопротивляющуюся Мэрили.

– Прекрати! – сказал Дикар. Он сказал это негромко, но в руках у него был лук, тетива натянута, а стрела нацелена в грудь Томболла. Лук почти в рост Дикара, а остро заточенный наконечник стрелы из камня. Такая стрела пробьет насквозь оленя – или Мальчика. – Отпусти ее.

Томболл повернулся к Дикару. Он стоял по колени в папоротнике, и в нем было больше от зверя, чем от Мальчика. Губы скривились, в черных глазах звериная жестокость, мышцы шеи натянуты и напряжены.

– Ты… – прорычал Томболл. – Опять ты!

– Я, – голосом, полным гнева, ответил Дикар. – Босс. Томболл, ты оставил койку до начала дня. Ты поднял руку на Девочку. За нарушение этих Правил я приговариваю тебя к семи дням в пещере наказаний, есть будешь только сухую кукурузу и воду. Что скажешь в свое оправдание?

Томболл облизал губы и распрямился.

– Ничего, – ответил он. – Потому что ты меня не накажешь.

– Правда? А почему?

– Потому что меня здесь нет, вот почему. Потому что я сейчас сплю на своей койке. Хэлросс скажет так на Совете, и его слова подтвердит Карлбергер.

– Они солгут? – Дикар наморщил лоб. Он не понимал. – Солгут на Совете?

– Конечно, солгут. И что ты с этим сделаешь?

– Но Мэрили скажет по-другому, и я тоже.

– Конечно, скажете. – Томболл улыбнулся. – Ты Босс Мальчиков и Босс Девочек. Почему бы тебе не сказать, что я оставил свою койку и поднял на нее руку? Семь дней в пещере на воде и сухой кукурузе сделают меня таким слабым, что ты легко одолеешь меня и останешься Боссом. Поверит ли тебе Группа, Дикар, когда я напомню об этом, или поверит мне, Хэлроссу и Карлбергеру?

Дикар почувствовал себя плохо. Для него совершенно ново и ужасно, что можно лгать Совету и говорить так, как сейчас говорит Томболл.

– Томболл! – воскликнул он. – Ты говоришь глупости. Ты не сможешь все это сказать.

– Правда? – Томболл улыбнулся и облизал губы. – А попробуй проверить. Я тебя одолел, Дикар, и ты это знаешь.

Дикар это знал. Он понял, что произошло ужасное, и он не знает, как с этим справиться. Он потерпел поражение.

– Дикар! – Пальцы Мэрили коснулись его руки. – Дикар! Держи его на месте стрелой, а я побегу и созову Группу. Когда они увидят Томболла здесь в лесу, он и его приятели не смогут сказать, что он спит на койке.

И она повернулась, собираясь уходить.

– Подожди! – Приказ Томболла остановил Мэрили. – Можешь созвать группу, Мэрили, – сказал он, – но когда все соберутся, я скажу, что Дикар под угрозой стрелы заставил меня прийти сюда. И Хэлросс подтвердит это. Его койка рядом с моей, он проснулся и все видел. А Дикар сказал ему, что убьет, если он не будет молчать.

Мэрили и Дикар смотрели на Томболла.

– Ты не можешь победить, – усмехнулся Томболл. – Понимаешь, я для тебя слишком умен. А завтра ты узнаешь, что я слишком силен для тебя, Дикар. А тебе, Мэрили, я хочу сказать еще кое-что. Когда я стану Боссом, я должен нравиться тебе, как я хочу.

Он рассмеялся, повернулся спиной к стреле Дикара и ушел. Они слышали из темного леса звуки его смеха.

– О чем он говорил? – прошептала Мэрили, подходя ближе к Дикару. – Он сказал «Когда я стану Боссом». Что это значит, Дикар?

Дикару хотелось обхватить ее руками.

– Он сказал, что у нас будет схватка за то, кому быть Боссом, Мэрили. Утром, сразу поле Завтрака, ты созовешь полный Совет Группы, и мы с Томболлом будем драться за то, кто будет Боссом.

Мэрили смотрела Дикару в глаза, губы ее были влажными и красными.

– Ты должен победить, Дикар, – прошептала она. – Ты слышал, что он сказал. Ты должен победить.

Желание обнять ее, привлечь к себе вызвало боль в руках и груди Дикара и слабость в ногах.

– Я его слышал, Мэрили, – сказал он хрипло. – Я его одолею.

Дикар повернулся и побежал в лес, но один раз оглянулся через плечо. Он увидел, как Мэрили стоит, закутавшись в плащ их волос, и смотрит ему вслед.

Глава V
Старшие

Когда Дикар вернулся к Дому Мальчиков и проскользнул внутрь, там было темно и тихо и Томболл спал на своей койке. Дикар положил лук и колчан и снял передник. Потом лег и укрылся одеялом из кроличьего пуха.

Он лежал, глядя на черную крышу дома, и слегка дрожал. Ему казалось, что он видит лицо Томболла, поросшее черной щетиной, с маленькими глазами, лицо насмешливое. А потом он увидел лицо Мэрили, влажные красные губы, карие глаза, глядящие на него; эти глаза говорят то, что не могут сказать губы. Глядя в эти глаза, Дикар закрыл свои, и им овладела пустота сна… А из пустоты сна возникло небо, освещенное синими и красными вспышками, покрытое ярко-желтыми полосками, которые мерцали и рассеивались; и небо было заполнено бесконечным раскатистым громом. На фоне этого ужасного неба возвышались чудовищные черные холмы, огромные и зловещие; они нависали над дорогой и грузовиком, в котором ехал Дик Карр.

В грузовике дети сидели так тесно, что не могли лечь и почти не могли шевелиться. Дик сидел в углу, так что его спина была прижата к железному борту грузовика, и Мэрили была прижата к нему, положила голову ему на плечо и спала.

Несмотря на ужасные вспышки в небе и страшный гром, большинство детей спали. Но старик, который вел грузовик, не спал; не спала и сидевшая рядом с ним старуха. Перед ними на дороге было еще много грузовиков, и за ними тоже, но Дик мог судить об этом только по их грохоту, потому что ни на одном грузовике не были зажжены фары.

Дик знал, что на некоторых грузовиках ящики с вещами, но большинство, как и их грузовик, забиты детьми.

– Том, – слышал Дик, как спросила старая женщина, – как ты думаешь, мы прорвемся?

– Не знаю, Хелен, – отвечал старик. – Только бог знает. Так что лучше молись богу, чтобы он уберег нас.

– Не могу, Том. Я больше не могу молиться. Молитвы кончились. Бог их не слышит. Он забыл нас, Том. Он отвернул от нас свое лицо.

– Молись, Хелен. Не за себя и не за меня, молись за детей, которые нам поручены. Молись сыну бога. Это сын бога однажды сказал: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко мне». [Евангелие от Матфея, 19–14. – Прим. пер.]

– Хорошо, Том. Я попробую.

Больше они ничего не говорили. Грузовик громыхал, в небе вспыхивали красные и синие огни, желтые полосы перечеркивали небо, гремел гром.

Однажды дорога начала подниматься, она уходила вверх, как трамплин, и Дик увидел на фоне неба какие-то предметы, торчащие с вершины черного холма. Это были только обугленные стволы, черные на фоне сверкающего неба, но Дик знал, что когда-то это были деревья. И по одну сторону торчала дымовая труба, и Дик знал, что это все, что осталось от дома, который когда-то затеняли эти деревья.

Дик захотел спать. Глаза его закрылись. Его разбудил крик старухи:

– Том! – кричала она. – Том! Сворачивай на боковую дорогу! Быстрей!

Дик головой ударился о твердый борт, и дети попадали на него, а Мэрили проснулась и закричала:

– Дикар! Дикар!

Дик схватил ее, сказал, что все в порядке, а затем грузовик остановился, и Дик слышал, что другие грузовики сзади продолжают идти.

– Ты захватила меня врасплох, Хелен, и я это сделал, – сказал старик. – Но почему?

– Не знаю, Том, – очень медленно ответила она. – Я увидела впереди боковую дорогу, и что-то сказало мне, что мы должны на нее повернуть. Словно голос в моем ухе. Нет. Скорее голос в голове.

– Ты устала, Хелен. И слишком возбуждена. – Спина Тома двинулась, и послышался скрежет металла. – Смотри назад. Я пячусь к шоссе. Как только увидишь свободный промежуток, скажи мне, и я снова смогу встать в ряд. Если мы потеряем остальных, не будем знать, куда…

И тут в небе вспыхнул белый свет, такой яркий, словно начало спускаться солнце.

И еще в небе послышался новый звук, словно пчела, гигантская пчела, и этот звук превратился в гром. В этом свете спустилась огромная черная фигура, и звук был такой, как будто много Мальчиков бегут с палками вдоль плетней, только громче, и теперь слышны были крики и грохот, а этот звук продолжался.

Потом этот стук прекратился, и грохот стих, и слышалось только пчелиное жужжание, но и они стихало в небе и совсем стихло. Больше не было ни грохота, ни криков. Только рокочущий гром над головой, который никогда не прекращался.

Старый Том сошел со своего места и исчез в темноте. Старуха сидела неподвижно и тихо, и все дети молчали, и никто не шевелился. Немного погодя старик вернулся, поднялся в кабину и сел на место водителя.

– Ну? – спросила Хелен так тихо, что Дик едва расслышал.

– Никого, – ответил Том. – Ни одного не осталось. Только мы. Если бы не свернули…

Он не кончил.

– Думаю… – сказала Хелпен. – Думаю, там вверху, выше звука пушек, бог еще слушает. – И спросила: – Куда мы теперь поедем?

– Там на повороте разбитый дорожный знак. Одна из стрелок показывает «К каменоломне Джонсона». Помнишь, Хелпен, я был когда-то в комитете, который пытался остановить «Гранитную компанию Джонсона», чтобы она не уничтожила всю Гору. Они оскверняли ландшафт, а мы хотели сохранить для потомства красоту природы.

Он рассмеялся. Смех был не слишком приятный.

– Мы проиграли. Недавно я слышал, что они взорвали едва ли не все основание горы, оставив только узкую рампу, по которой их грузовики могли подниматься в лагерь на вершине. Там, наверно, есть помещения для рабочих и припасы. Как я помню, вся Гора заросла лесом, и возможно, мы можем там спрятаться в безопасности, по крайней мере на время.

– Если только мы сможем туда проехать.

– Можем попытаться. Мы сейчас в национальном парке. Почти вдоль всей дороги леса, и ничто не привлечет внимание патрулей врага.

Грузовик снова двинулся.

(Тут сон Дикара стал расплываться.)

Грохот прекратился, стало светло, светило солнце, зеленые деревья, широкое расчищенное пространство и два длинных дома по обе его стороны, в них койки, а еще в одном конце дом без стен, и под ним большие печи и много столов. Группа детей и двое Старших.

Старшие заставили детей работать. Хелен учила девочек делать постели, и готовить, и все такое. Том с Мальчиками спускался вниз по дороге, по которой поднялся грузовик. И в том месте, где дорога начинает подниматься к вершине, они вырубали в камне глубокие ямы. Когда Том считал, что ямы достаточно глубокие, он вставлял в них толстые белые палки; эти палки они нашли в большом красном ящике там, где дорога начинала подниматься; наверху палок укрепляли маленькие серебристые предметы.

Когда темнело, они ели, а потом Старшие заставляли Группу сидеть вокруг них и говорили важные вещи.

Они назвали это Советом. На первом Совете двое Старших объяснили Группе, что она должна делать и чего делать нельзя, и это были Правила. Старшие сказали, что Мэрили будет Боссом Девочек, и они сказали, что Дик будет Боссом Мальчиков и Боссом всей Группы.

Каждое утро один из Мальчиков должен забираться высоко на дерево и весь день наблюдать, не придет ли кто из полей по другую сторону от места, где работали Том и Мальчики.

Мальчики делали это по очереди. Однажды (в этом месте сон Дикара снова стал отчетливым) Дикар сидел на вершине дерева. Вчера Мальчики делали внизу ямы, но сегодня их там нет. Они перед домами, в которых спят, и Том учит их делать луки и стрелы. Девочки перед своим домом, и Хелен учит их плести корзины из веток кустов, растущих в лесу.

Дик смотрел на черный дым, который всегда стоял в небе с тех пор, как они здесь оказались. Он думал о новом Правиле, которое им сказали Старшие на Совете вчера вечером. Они сказали, что это самое главное Правило.

«Вы никогда не должны выходить из леса, – говорилось в этом Правиле. – Вы никогда не должны подходить к краю Обрыва».

Гадая, почему Старшие сделали такое Правило, Дик посмотрел вниз, на край Обрыва, на то место, где подходит и начинает подниматься вверх дорога. Его взгляд прошел вдоль дороги, и по полям, и тут он увидел, что по другую сторону кто-то выходит из леса.

Этот кто-то казался очень маленьким там далеко внизу, но Дик видел, что у него какой-то темно-зеленый мундир и желтое лицо. Потом из леса вышел еще один и еще. Они тоже были в зеленых мундирах, но лица у ни были черные и они держали в руках ружья. Неожиданно их стало очень много.

Дик закричал вниз:

– Эй! Эй!

Когда Том посмотрел на него, Дик показал на людей внизу и расставил пальцы, чтобы показать, как много этих людей.

Том побежал в лес и вышел из него по другую сторону, там, где дорога поднимается к краю Обрыва, и побежал вниз по дороге. И Хелен побежала за ним, и Том увидел ее. Он что-то крикнул ей, и она остановилась, но не стала возвращаться.

У Тома в руке был маленький молоток.

Дик услышал треск, как будто сломалась ветка, и посмотрел вниз, за поле, и увидел, что люди в зеленом подняли ружья, и еще он увидел, как из одного ружья вырвался маленький белый дымок. А потом такие же дымки показались из всех ружей.

Дик снова посмотрел вниз и увидел, что Том упал, но не остановился, он пополз по дороге, и Хелен побежала к нему, побежала быстро.

Дик услышал много звуков треска, и на поле показалось много белых облачков. На дороге Хелен добежала до Тома и поднимала его, а потом он оперся на нее и они снова побежали вниз по дороге.

Люди в зеленом побежали по полю, через каждое несколько шагов останавливаясь, чтобы выстрелить в Тома и Хелен, но Старшие добрались до начала дороги и оказались в том месте, где дорога начинает подниматься, и люди в зеленом перестали стрелять, потому что больше их не видели, но продолжали бежать.

Дик видел Старших. Они стояли у скальной стены, на которую поднимается дорога. Хелен поддерживала Тома, и первый человек в зеленом показался из-за поворота и увидел их.

Том поднял маленький молоток и ударил им по скале. Облако пыли закрыло Старших, и Дик услышал бум, потом снова бум, и еще, такой громкий, что он заполнил своим звуком весь мир. Холм, на который поднималась дорога, отошел от Горы и начал падать.

Вначале он падал медленно, потом все быстрей и быстрей, он падал на то место, где стояли Старшие, и на людей в зеленом, и грохот был такой громкий, что Дик вообще ничего не слышал, и воздух так заполнился пылью, что стало темно, как ночью.

Вся Гора задрожала, и дерево задрожало так сильно, что Дик должен был ухватиться за ветку, но руки его начали скользить и…

(Дикар проснулся.)