Текст книги "Королева льда"

– Да, сейчас у меня все еще Луиза, – сказал Энтони, делая вид, что слова Дани совсем его не задели. – Я рад, что ты так высоко оцениваешь мой запас жизненных сил, но уверяю тебя, в этом виде спорта нет никаких напряженных тренировок, одни удовольствия.

– Откуда мне знать, – холодно сказала Дани. Она встала и наклонилась вперед, слегка опершись руками на стол. – Но не сомневайся: если я надумаю расширить свой опыт в этой области, то сделаю это без твоего разрешения. Можешь диктовать все, что угодно, в моей профессиональной жизни, но будь я проклята, если послушаюсь тебя в том, с кем встречаться, а с кем нет.

– Или с кем ложиться в постель? – вкрадчиво спросил Энтони.

– Да, и это не твоя забота!

– Это именно моя забота. – В голосе Энтони зазвучали угрожающие нотки. – Твой бывший полузащитник столкнется со мной, если опять попытается затеять нечестную игру. – Его зеленые глаза уже не были холодными, они метали молнии, что со страхом отметила про себя Дани. – Я подожду до Олимпиады, Дани, но я бы посоветовал тебе не провоцировать меня. Больше не встречайся с ним.

– Не знаю, о чем ты говоришь, – сказала она зло. – Я не поняла и половины твоих сегодняшних намеков. Ты совсем на себя не похож.

– Разве? – Энтони растянул губы в улыбке, но его глаза по-прежнему сверкали. – С чего ты это взяла, Дани? За долгие годы ты так и не смогла узнать меня.

Да, это правда, подумала Дани. Она не справлялась с головоломкой, которую представлял собой Энтони.

– Ты слишком закрыт от людей. – Ее голос дрожал от смущения. – И никогда не разрешал мне узнать тебя поближе, ты просто менял подходящие к ситуации маски. Очень удобно, не правда ли?

Энтони уже немного остыл.

– Ты права, Дани, – сказал он тихо. – Но скоро все изменится. Я хочу, чтобы ты узнала меня так близко, как только возможно. Я ждал слишком долго и поэтому веду себя как дикарь. Подожди еще чуть-чуть, и все поймешь. Только, прошу тебя, не испытывай мое терпение и не доводи меня до отчаянных поступков. – Он немного помолчал. – Вычеркни Джека Ковальта из списка своих знакомых. Я прошу тебя об этом.

– Только и всего? – Дани еле сдерживала свой гнев. – Почему я должна слушаться тебя? – Ее душили слезы. – Джек подарил мне тепло и дружбу и заставил почувствовать, что я… – она запнулась, – что-то значу для него. Не только как фигуристка, но и как женщина. – Дани замолчала и глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь в голосе. – Почему я должна отказаться от него? Только из-за того, что ты внезапно проявил щедрость и великодушие и разрешил мне стать твоим другом? А если ты завтра изменишь свое мнение и заявишь, – что я не достойна такого дорогого подарка? Не думаю, что ты очень надежный друг, Энтони…

В его глазах отразилось смятение. Дани подумала вдруг, что в глазах любого другого человека такое выражение означало бы затаенную боль. Но, насколько она знала Энтони, вряд ли что бы то ни было на свете могло причинить ему боль.

– Мы должны доверять друг другу, ты согласна? – Спокойный голос Энтони не вязался с выражением его лица. – Не думаю, Дани, что я был плохим другом для тебя последние двенадцать лет.

– Ты дал мне все. – Дани поспешно отвернулась и взялась за ручку двери. Справившись с волнением, она подняла голову и взглянула на Энтони подозрительно блестящими глазами. – Но где ты был вчера, когда я так нуждалась в дружеской поддержке?

Энтони покачал головой.

– Ты ни в ком не нуждалась, запомни это, Дани.

«Он не прав дважды, – с горечью подумала Дани. – Потому что бросил меня вчера и потому что сегодня не признал этого».

– Я не такая сильная, как ты, Энтони, – сказала она, вздернув подбородок, чтобы хоть таким образом затушевать собственное признание в слабости.

– Ты сильнее, чем думаешь. И когда-нибудь ты это поймешь. – Его губы жестко сомкнулись. – И если это может обрадовать тебя, сейчас я совсем не чувствую себя сильным, – с горечью закончил Энтони.

– И все же скажи мне, где ты был вчера? – настаивала Дани.

Энтони уже был готов ответить, но заставил себя минуту помолчать и успокоиться. Затем, когда его лицо снова стало бесстрастным, он отчеканил:

– Как ты сама сказала репортеру, я занятой человек.

Боль ее была быстрой и пронзительной.

– Ах вот как? Ты никогда не сможешь стать мне хорошим другом, – произнесла Дани со слезами в голосе. – Ты же прекрасно понимаешь, как мне трудно сейчас. – Она распахнул а дверь.

– Дани, постой.

Дани замерла на пороге, низко склонив голову.

– Я понимаю тебя лучше всех в этом чертовом мире. – Его голос дрогнул. – Но я никогда не говорил, что хочу быть другом.

2

Дани закрыла за собой дверь и сделала несколько шагов, но силы оставили ее, и она прислонилась к стене. Ее сердце отчаянно билось, пытаясь справиться со страхом, замешательством и странным возбуждением. Что означали последние слова Энтони? Он никогда не высказывал даже малейшего интереса к ней как к женщине, и все эти годы ни на йоту не отступал от роли опекуна и тренера. А может быть, он намекал на влечение к ней… или даже любовь? Нет, этого не может быть…

Ну а если все-таки?.. Волнение и паника захлестнули ее целиком. Она не могла не отозваться на то сексуальное притяжение, которое распространял вокруг себя Энтони. Ее чувства к нему были так сильны и запутанны, что Дани никак не могла в них разобраться. Восхищение, поклонение, негодование, обида, зависимость, доверие… Любовь? Да, призналась она себе, и это тоже. Она любила Энтони, сколько помнила себя, но эта любовь не приносила ей радости.

Трудно представить себе что-нибудь более подавляющее, чем любовь Энтони Малика, с его сковывающей душу холодностью и ледяной вежливостью, которые всегда отгораживали его от всего мира, от других людей.

Любовь Энтони. Неужели это возможно? Но, если она не ошиблась в своих предположениях, эта любовь разрушит ее! Энтони имеет репутацию мужчины, не знающего недостатка в восторженных поклонницах. Каковы бы ни были его отношения с женщинами, привязанность к ним Энтони остывала быстрее, чем им того хотелось. И время для расставания он всегда выбирал сам.

Дани попыталась представить себя на месте одной из его близких знакомых. Нет, она просто не выдержит, если Энтони через какое-то время заскучает с ней и поймет, что она совсем не то, что ему надо, а потом навсегда вычеркнет ее из своей жизни. Страх затмил все ее мысли. Она не могла представить свою жизнь без Энтони. Дани всегда знала, что где-то там, за ее спиной, всегда маячит загадочная тень – так с самого детства она воспринимала своего опекуна. Сильный, язвительный, всегда контролирующий себя. Какой он будет, если утратит этот контроль, расслабится? Дани почувствовала, как под свитером напряглись груди, а внизу живота появилась странная тупая боль. Желание.

Нет! Ее отношения с Энтони и так слишком запутаны. Дани поспешила вниз, в холл, чувствуя, как пылает ее лицо. Она испытала подобное ощущение всего один раз в жизни. Это случилось шесть лет назад и закончилось «изгнанием из рая», которым для нее был Брайарклифф. Энтони мгновенно все понял и выгнал ее из дому с его обычной безжалостной решительностью. Она не хочет рисковать быть им отвергнутой вновь. Слишком мучительными были для Дани эти воспоминания.

Дани взяла свое пальто в холле и стояла, раздумывая, что же ей делать дальше, когда вниз по лестнице спустился Пит Драйсел.

– Мисс Александер, я только что отнес дорожные сумки наверх в вашу комнату.

– Хорошо, – сказала она рассеянно, набросив пальто на плечи. – Прости, что снова беспокою тебя, Пит, но не мог бы ты отвезти меня назад в Нью-Йорк? Я знаю, это долгая дорога, но готова хорошо тебе заплатить. Дело не терпит отлагательств, мне надо спешить.

Это не было откровенной ложью, ей на самом деле требовалось успокоиться и хорошенько все обдумать, прежде чем она снова встретится с Энтони. Ее нервы были слишком напряжены. Дани знала, что не в состоянии через несколько часов сесть за обеденный стол напротив Энтони, делая вид, что ничего не произошло. Ей нужна передышка.

На лице шофера отразилось удивление, но ответ последовал немедленно.

– Конечно. Должен ли я взять что-нибудь из ваших вещей?

Она отрицательно покачала головой.

– Меня не будет скорее всего одну ночь. Если что-то понадобится, я куплю это в Нью-Йорке.

Дани не думала о вещах. Единственное, что она хотела, – это уехать до того, как снова увидит Энтони. Ей надо было обрести хотя бы остатки душевного равновесия, которое так стремительно нарушил Энтони, и успокоить нервы, чтобы эмоции не выплескивались на поверхность при самом ничтожном поводе. Дани завязала пояс пальто, подхватила сумку и выбежала из дома, а за ней по пятам шел озадаченный Пит Драй-сел.

* * *

– Может быть, расскажешь, что тебя мучает? – тихо спросил Дани Джек Ковальт, наливая себе кофе из кофейника, который официантка только что поставила на стол. Его внимательные карие глаза пристально смотрели на Дани. – Или ты ждешь, чтобы я, как вежливый собеседник, болтал о погоде, игнорируя тот факт, что ты чертовски расстроена?

– Решение моих проблем не входит в твои обязанности, – сказала Дани, с трудом изображая улыбку. – А я-то гадала, куда делось твое обычное любопытство. Ты даже и глазом не моргнул, когда я появилась в дверях твоей квартиры и выманила тебя на обед.

– Я боялся, что ты передумаешь. – Джек как-то трогательно, по-мальчишески, улыбнулся. – Не так часто я вижу, чтобы ты проявляла хоть какую-нибудь активность в наших отношениях. Как приятно сидеть, ничего не предпринимая, и позволять современной свободной женщине все делать самой.

– Правда? – Дани наморщила нос. – В таком случае тебе придется позаниматься со мной, чтобы подготовить к новой роли. Я не очень много знаю о феминистском движении. Всегда была слишком занята, чтобы обращать достаточно внимания на нарушения прав женщин.

– Что вполне понятно. – Джек задумчиво посмотрел на свою чашку. – До этого задания редактора я никогда не думал о том, сколько самоотверженности и труда вкладывают фигуристы в свои выступления. Это же просто чудовищно! Как давно ты занимаешься фигурным катанием?

– Мне было десять лет, когда я в первый раз участвовала в соревнованиях. Но начала я кататься, когда мне было четыре года. – Дани добавила сливки в кофе и медленно помешала. Ее темные глаза были задумчивы. – В Брайарклиффе есть большой пруд, и мои родители обычно приглашали зимой друзей покататься на коньках. Ночью я обычно украдкой выскальзывала из своей спальни и подглядывала за ними. Я пряталась за деревьями и часами любовалась на высоких красивых мужчин и симпатичных девушек, скользящих будто на крыльях по гладкому льду. – Глаза Дани потеплели от воспоминаний, а на губах заиграла улыбка. – Все было как в сказке. Лунный свет превращал пруд в расплавленное серебро, пламя стоящих на подставках факелов отражалось на блестящей ледяной поверхности, и, казалось, огонь вырывается из-подо льда. Когда я в первый раз увидела Энтони, он показался мне похожим на один из факелов. Он был одет в серый свитер и черные джинсы и двигался по пруду как мрачное пламя, он царил над всеми. – Она взглянула на Джека. – Ты когда-нибудь видел Энтони на льду?

– Один раз, когда он выиграл олимпийское «золото». Он был очень хорош.

– Про Энтони мало сказать, что он «очень хорош». Он самый прекрасный фигурист из всех, кого я видела в своей жизни. Энергия и страсть, которые он приносит на лед, невероятны. Он абсолютно вне конкуренции и по технике, и по артистичности. – Дани покачала головой. – Конечно, в то время я не знала таких слов. Мне тогда казалось, что, проносясь мимо Других фигуристов на льду и касаясь их рукой или плечом, он воспламеняет их своим огнем.

Они сами должны были гореть, как факелы. И я удивлялась, почему это не происходит на самом деле. Он был несравненен, все остальные были только фоном. Я любила наблюдать за гостями в нашем доме, когда они катались на катке. Все эти люди были веселы, громко смеялись, но они танцевали так, словно каждый из них был сам по себе. Но так не должно быть, когда люди катаются на коньках. – Она беспомощно пожала плечами. – Это трудно объяснить.

– Я понял, что ты имела в виду, – проговорил Джек успокаивающе. – А когда ты научилась кататься, ты принимала участие в этих вечеринках?

Дани отрицательно покачала головой.

– Я знала, что мои родители никогда не разрешат мне участвовать во взрослых развлечениях. – Ее губы задрожали. – Они считали, что для маленькой девочки вполне достаточно общества няни. Я так хотела получить для себя хотя бы частичку этого волшебства. Я просто изводила свою няню, пока она не увидела, что я успешно справляюсь и с уроками, и с коньками. Она терпеть не могла сидеть на скамейке в ужасный холод, пока я тренировалась, но не могла увести меня с катка, потому что я полностью была поглощена катанием. Оно стало наваждением. – Подняв глаза, Дани встретила полный сочувствия взгляд Джека и встряхнула головой, как бы возвращаясь в настоящее время. – И это наваждение длится до сих пор.

– Ты работаешь на льду по шесть-семь часов в день, а потом еще два часа занимаешься балетом, – сказал Джек. – Я видел тебя настолько усталой, что ты едва держалась на ногах и тем не менее продолжала работать. Стоит ли все это таких трудов, Дани?

– Да, стоит, – ответила Дани без малейших колебаний. – И я всегда это знала. Почему, как ты думаешь, я тренируюсь так помногу?

– Иногда я удивляюсь тебе. – Джек сделал маленький глоток из чашки. – Я думал, честно говоря, что дело, возможно, в Малике. Или я ошибся?

От спокойствия Дани не осталось и следа.

– Ты говоришь словами этих идиотских газетных статей обо мне, которые посыпались в последние два года! Даже когда я выиграла чемпионат мира, репортеры пытались написать еще одного «Пигмалиона»! Энтони никогда не принуждал меня. Мне самой нужна была его помощь и поддержка. И если я оказалась ведомой, так это не его, а мое желание!

– Хорошо, хорошо, – сказал Джек успокаивающе, поднимая руки. – Сдаюсь. Я не пытаюсь очернить твоего опекуна. Я даже по-своему восхищаюсь им. Но первое, что мне пришло в голову, когда я тебя сегодня увидел: «Девочка здорово переживает свою неудачу».

– Вряд ли Энтони стал бы ругать меня! – возразила Дани резко.

Дани не хотела вспоминать недавний разговор с Энтони в библиотеке. Она встретилась с Джеком, чтобы отвлечься, погрузившись, как в ванну, в теплое, добродушное отношение к ней Джека. Если бы не зашла речь об Энтони, Дани, наверное, смогла бы убрать воспоминания о странном разговоре подальше в какой-нибудь укромный уголок памяти. Она улыбнулась Джеку, полная решимости избавиться от грустных мыслей.

– Не хочешь сейчас поддержать активный стиль моего поведения и пригласить меня потанцевать? – задорно спросила она Джека.

* * *

Была почти полночь, когда они вышли из уютного кафе на морозный воздух. Порывистый и колючий зимний ветер холодил раскрасневшиеся щеки Дани. Крупные снежинки кружили в воздухе и медленно падали на землю.

Джек поднял воротник замшевой куртки и взял Дани под руку.

– Снег не обещали до завтрашнего утра. Теперь вряд ли удастся быстро поймать такси. Они всегда исчезают неизвестно куда при первых признаках плохой погоды.

– А твоя квартира недалеко, почему бы нам не пройтись пешком? Заодно подышим свежим воздухом, – предложила Дани.

– Ты сказала «моя квартира»? – Брови Джека поползли вверх. – Дани, ты осваиваешь язык феминисток семимильными шагами. Ты что, хочешь остаться у меня на ночь?

– Нет, я только позволю тебе угостить меня чашкой горячего шоколада и развлечь приятной беседой. – Дани рассмеялась и оживленно продолжила:

– Потом я воспользуюсь твоим телефоном и позвоню в гостиницу, чтобы заказать себе номер. И еще я хочу хорошо провести время, пока буду ждать такси, которое отвезет меня в гостиницу.

– На такую обширную программу тебе потребуется целая ночь. – Он усмехнулся, глядя на нее. – Но я переживу, Дани. Мы друзья, и я готов поделиться с тобой последним. Моя постель – это твоя постель. – Он подмигнул. – Как и мое прекрасное тело, которое стоило два миллиона долларов, когда я был профессионалом. Сможешь ли ты отвергнуть такое предложение? Подумай, тебе невыгодно отказываться.

Дани на секунду задумалась, ответить ли ей серьезно или пошутить.

– Я ничего не понимаю в коммерческих делах. Поэтому оставляю это таким специалистам, как Энтони.

Снежинки падали на светлые рыжеватые волосы Джека и сразу же исчезали в его густых волосах. У Энтони, на его темной шевелюре, они бы сияли как звезды в ночном небе, подумала вдруг Дани. Она прикусила губу и постаралась не думать об Энтони. В течение последних часов ей это почти удалось, и Дани надеялась достойно выдержать это испытание еще какое-то время.

Весело болтая, она смогла не вспоминать Энтони почти половину дороги до квартиры Джека. Фары темного «Мерседеса», внезапно затормозившего посередине улицы, выхватили их фигуры из темноты. Автомобиль резко вывернул к тротуару. Этот вираж был встречен свирепой какофонией сигналов всех ближайших машин на улице. «Мерседес» неуклюже пробился сквозь поредевший поток машин и притормозил рядом с Дани. Водитель перегнулся через переднее сиденье и распахнул заднюю дверцу.

– Дани, садись в машину. – Лицо Энтони казалось белым в полутьме салона, глаза сузились от злости. – Ты же видишь, я задерживаю движение. Хватит одного талона на сегодня, который мне всучили, пока я искал тебя. – Его свирепый взгляд остановился на Джеке, который в замешательстве смотрел на Дани. – Я уверен, что вы поймете, почему Дани необходимо прервать приятный вечер, Ковальт. У нее строгий тренировочный режим, когда важны каждая минута здорового отдыха. – Его голос стал опасно вкрадчивым. – Вы сами бывший спортсмен, поэтому прекрасно знаете, как тот вид физической активности, о котором вы мечтаете, может истощить ее силы.

– Энтони! – возмущенно вскричала Дани. – Ты не смеешь так говорить…

Длинный требовательный гудок грузовика раздался позади «Мерседеса», и Энтони произнес голосом, не терпящим возражений:

– Садись, Дани. Сейчас же.

Очевидно, придется сделать это, потому что из-за «Мерседеса» уже начала образовываться пробка, с раздражением подумала Дани. Она задержала руку Джека в своей и быстро пробормотала слова признательности и извинения.

– Мне придется уступить, – сказала она смущенно. – Завтра позвоню тебе. – Дани проскользнула на заднее сиденье и захлопнула дверь. – Поехали. Этот грузовик сомнет тебя за полсекунды, если мы сейчас же не отъедем.

– Не удивлюсь, – буркнул Энтони, осторожно отъезжая от обочины и пристраиваясь в общий поток машин. – Только дураки могут садиться за руль в Нью-Йорке во время такого снегопада.

– Теперь понятно, почему ты раскатываешь в такую погоду, – язвительно буркнула Дани. – Только имей в виду, что я не убегала из дому, как непослушный ребенок. Я собиралась завтра вернуться в Брайарклифф.

– Речь идет не о завтрашнем дне. – Он пронзил ее взглядом, который был холоднее, чем снег, валивший за окнами. – Я не хочу, чтобы ты проводила эту ночь в постели Ковальта.

– Я буду проводить свои ночи так, как сама пожелаю, – сказала Дани со всей твердостью в голосе, на которую была способна. – Энтони, я ни в чем не обязана отчитываться перед тобой, кроме моей профессиональной жизни. Мне казалось, что я объяснила тебе это вполне четко.

– Очевидно, я не очень ясно выразился, – сказал Энтони. – Сейчас исправлюсь. Надеюсь, ты гораздо лучше поймешь ситуацию еще до того, как пройдет эта ночь.

– Мы возвращаемся в Брайарклифф?

– Не в такую пургу. Я не мазохист, хотя час назад сомневался в этом. Мы переночуем в моей квартире в Нью-Йорке.

– Я предпочту гостиницу, – сказала Дани, не отрывая взгляда от работающих «дворников» за передним стеклом. – Довези меня до ближайшей, и я вернусь в Брайарклифф завтра после полудня.

– Помолчи, Дани, – приказал Энтони с едва сдерживаемым гневом в голосе. – У меня мерзопакостное настроение с той минуты, как Пит вернулся домой и рассказал, что высадил тебя у двери Ковальта, как слишком нетерпеливую «девочку по вызову». Я не хочу, чтобы ты довела меня до точки. Только не сегодня.

– Энтони, ты опять ведешь себя как самый безумный диктатор. Тебе не приходило в голову, почему я вообще решила уехать?

– Приходило, – сказал он мрачно. – Я также допускал, что, возможно, спугну тебя прямо в постели Ковальта. – Энтони резко повернул и остановил машину у въезда в подземный гараж под современным зданием из мерцающего дымчатого стекла и бетона. – Я был немного на взводе, иначе никогда бы не позволил тебе уехать из дому. – Он открыл ключом ворота гаража, поставил машину на место и выключил зажигание.

– Будь уверена, я никогда больше не поведу себя так по-идиотски после всего, что пережил сегодня вечером. – Энтони повернулся к Дани с невеселой улыбкой. – Одного раза достаточно, я не разрешу тебе делать этого снова. Ни на час, ни тем более на ночь.

Обида Дани исчезла. Ей казалось, что она поняла Энтони, и хотелось сказать ему что-нибудь успокаивающее, но он уже открыл дверцу и вылез из машины.

– Пойдем, ты сможешь дать волю всему своему негодованию и вылить его на меня, когда мы поднимемся в квартиру.

Она так и сделает, внезапно разозлившись, решила Дани. Энтони открыл дверь лифта.

Квартира Энтони настолько отличалась по интерьеру от дома в Брайарклиффе, что Дани в удивлении замерла на пороге. Современный дизайн в жестком мужском вкусе, строго геометрические линии пространства и мебели. Серо-голубые стены и светлый ковер контрастировали с темно-синей обивкой дивана, кресел и стульев. Даже камин с желтыми изразцами в гостиной выглядел вполне современным. Дрова загорелись, когда Энтони нажал пальцем на кнопку подачи газа.

– Как интересно, – сказала Дани, снимая пальто и бросая его на ближайшее кресло. – Здесь все совсем не похоже на Брайарклифф.

Энтони снял куртку и удивленно посмотрел на нее.

– А почему должно быть похоже? Брайарклифф – это твой дом, а не мой. Старые стены, антиквариат, богатство, уют, удобство и тепло. Это все не для меня.

Он был прав, слово «уютный» совсем к нему не подходило.

– Может быть, ты и не думаешь о богатстве, о деньгах, но газеты постоянно твердят, что ты меня финансируешь, – мрачно заметила Дани.

– У твоих родителей было много денег. Но они решили, что роскошные яхты и вечеринки по двадцать тысяч долларов за каждую были придуманы исключительно для их удовольствия. – Он взял свою куртку и ее пальто в охапку и вышел, чтобы повесить их на вешалку в прихожей. – А им надо было позаботиться о том, чтобы обеспечить тебя, в случае если с ними что-то случится.

– Не все в жизни подвластно нашим планам, – вызывающе ответила Дани. – Они были счастливы. И, если мне не изменяет память, ты ведь тоже был частым гостем на их вечеринках. Я видела тебя у нас дома довольно часто.

– Конечно, ты же всегда подсматривала. – На его губах появилась необычная для него нежная улыбка. – Чаще всего украдкой выглядывая из-за березы около пруда. Я все время беспокоился, что ты замерзнешь, но ты, наверное, была предусмотрительной девочкой и одевалась потеплее.

– Да, я никогда не мерзла, – сказала она, думая о другом. – Значит, ты знал, что я подсматривала? Вот уж не думала, что кто-нибудь обращал на меня внимание.

– Возможно, я бы и не заметил тебя, если бы так чертовски не скучал и не искал, чем бы развлечься. – Энтони взял ее за руку и повел в гостиную. Энтони усадил Дани на диван, стоявший около камина. – Помню, я только что выиграл тогда Олимпиаду и считался восходящей звездой «Шоу на льду». Конечно, мне хотелось вкусить все удовольствия, которые приносит известность. – Он опустился на диван рядом с Дани. – Но все это быстро мне надоело. Я не принадлежу к людям, для которых удовольствия являются смыслом жизни. Поэтому так и получилось, что только я увидел твои огненно-рыжие волосы, торчащие за дурацкой пальмой в горшке. Как-то раз я не обнаружил тебя на обычном месте, так представь себе, весь вечер мне было не по себе. Я даже начал беспокоиться. Я не мог спросить Нэн или Джеффри, ясно было, что они не догадываются, что их дочь за ними шпионит. В конце концов я спросил кого-то из слуг и узнал, что ты серьезно заболела. – Его губы сжались. – Но это ни на йоту не изменило планы твоих родителей. Они даже не попросили гостей вести себя потише.

Дани схватила диванную подушку и зарылась в нее лицом.

– Ты говоришь так, словно ты терпеть не мог моих родителей, – прошептала она сокрушенно, не желая верить его словам.

– Честно говоря, ты права. Они мне не нравились, – сказал Энтони резко, откидываясь на спинку дивана. – Они были самовлюбленными, беззаботными и недалекими людьми. Еще больше я не любил толпу недоумков, которой они себя окружали. Но для того, чтобы понять это и разобраться в себе самом, мне понадобилось время.

– И частью которой ты был, – зло бросила Дани. – Зачем же ты приходил на эти вечеринки, если так относился к хозяевам?

– Я немного растерялся в то время. – Его глаза были задумчивы, он пристально смотрел на огонь в камине. – Мне было всего двадцать, и после долгих лет изнурительной работы к борьбы я внезапно получил все, о чем можно было мечтать. Деньги, слава, женщины – все, что я хотел, падало к моим ногам. – Его губы искривились в горькой улыбке. – И я обнаружил, что на самом деле мне все это не нужно. Жизнь не наполнилась смыслом.

В глазах Дани появилась тревога.

– Меня ожидает то же самое? – спросила она, нервно обхватив себя за плечи. – Все мои переживания, годы труда пойдут прахом?

– Нет. – Стремительность его ответа успокоила Дани. – Мы с тобой отличаемся как день и ночь. Ты любишь фигурное катание. Это часть тебя и всегда будет твоей частью. Оно придает> тебе силы, наполняет и вдохновляет тебя, помогает жить. – Он твердо встретил ее взгляд. – У меня все было совсем по-другому. Я использовал коньки, чтобы выбраться из бедности. Все свое детство я боролся с нищетой, не позволяя себе никаких слабостей, игр и веселья. Только выходя на лед, я показывал свои чувства и переживания и делал это потому, что знал, что без эмоций фигурное катание потеряет глубину и яркость. – Энтони пожал плечами. – Потом, после того, как я получил все награды, ради которых жил и работал, я обнаружил, что мне стало трудно обнажать свои чувства для удовольствия зрителей. – Он сделал паузу. – Я не очень великодушный человек, а, Дани? Я гораздо больше беру, чем даю.

– Зачем ты мне все это говоришь? – удивленно спросила Дани. Никогда раньше она не слышала, чтобы Энтони рассказывал о себе подобные вещи.

– Потому что это необходимо, – ответил он резко. – Ты думаешь, что мне это доставляет удовольствие? Когда ты поймешь, что я не знаю, как сделать, чтобы ты доверяла мне, чтобы не сторонилась меня, не замыкалась в себе? Но я должен пересилить себя, черт побери!

– Почему?

– Потому что, если я не сделаю этого, ты отправишься в постель Ковальта. – Энтони сделал короткую паузу. – И тогда я скорее всего убью его.

Дани вздрогнула. Слова были произнесены с такой невозмутимостью, что выглядели более пугающими, чем если бы он кричал в гневе.

– Ты не сможешь сделать этого.

– Смогу, – сказал Энтони. – Думаешь, мне никогда раньше не приходило в голову нечто подобное? Именно поэтому я вытащил тебя в Брайарклифф. А сейчас я должен объяснить все, чтобы ты понимала, с кем имеешь дело. – Он закрыл глаза, и на секунду на его лице проступило выражение какой-то детской неуверенности. – Я не хочу торопить тебя, Дани. Но все это тянется так чертовски долго. – Его глаза открылись, в их глубине Дани увидела затаенную боль. – Слишком долго. Я больше не могу ждать.

– Ждать чего? – Дани была настолько напряжена, что ей с трудом удавалось выговаривать слова.

– Тебя, – сказал он просто. – Всегда только тебя.

Она покачала головой в инстинктивном испуге.

– Нет… – Она сжала руки в кулаки, чтобы удержать дрожь. – Это невозможно, ты никогда не говорил…

– Я уже сказал тебе, что мне нелегко показывать мои чувства, – произнес Энтони жестко. – Это не означает, что у меня их нет. Еще с того времени, как ты была маленькой девочкой, я верил, что ты когда-нибудь станешь моей. Моей во всех смыслах, которые только существуют. Я знал это с того вечера, как впервые поговорил с тобой. Ты помнишь этот вечер, Дани? – Он нетерпеливо покачал головой. – Нет, конечно, ты не можешь помнить. Тебе было только шесть лет. – Его взгляд невидяще смотрел на пламя. – В тот день тоже шел снег. У вас в доме была вечеринка с коктейлем, которую из-за плохой погоды перенесли в дом, и я чувствовал что-то похожее на клаустрофобию. Мне хотелось вырваться из этого пространства, сбежать от этих людей, от их разговоров. Я взял куртку и решил подышать воздухом. Конечно же, я направился к замерзшему пруду, где мы так часто катались на коньках, дурачились. И на пруду я увидел тебя. На тебе были джинсы и белый свитерок, и твои волосы, собранные в хвост, были похожи на языки пламени, когда ты вращалась на льду. Ты выглядела такой серьезной и взрослой, и в то же время в тебе было больше мягкости, тепла и жизненной силы, чем в ком-либо из всех, кого я знал. Снежинки кружились вокруг тебя. В темноте, в свете фонарей ты сверкала, как рождественская елка. Я стоял за деревьями и смотрел на тебя… Потом ты увидела меня и подъехала.

Взгляд Энтони был затуманен воспоминаниями.

– Ты улыбнулась мне и сказала: «Я знаю, кто вы. Вы Энтони Малик, и вы выиграли золотую медаль. Я Дани Александер, и я тоже обязательно выиграю ее когда-нибудь. И тогда все меня полюбят». – Энтони оторвал взгляд от огня и посмотрел на нее. – Не знаю, как все, но уже тогда один человек… любил тебя и собирался делать это всю оставшуюся жизнь… – Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки. – И я знал, что это будет ад на земле – ждать все эти долгие годы, пока ты вырастешь и отзовешься на мою любовь. А ведь я не был терпеливым человеком, Дани.

– Сюжет мыльной оперы. – Она покачала головой в замешательстве. – В жизни такое никогда не случается.

– Я тоже так думал. – Энтони холодно улыбнулся. – В то время ты бы не смогла найти более циничного или прагматичного мужчину, чем я. Я верил, что могу подчинить своим желаниям и весь мир, и все находящиеся в нем частности. Можно даже не объяснять, каким ударом для меня было то, что моя судьба изменилась только от того, что шестилетний чертенок подумал обо мне просто как о взрослом человеке.

– Ну и что, что я так подумала, – изумленно сказала Дани. – При чем здесь любовь?

Энтони пожал плечами.

– Я знаю только то, что ты была единственным человеком, который мог меня изменить, – сказал он отрывисто, с трудом заставляя себя выговаривать слова. – Все дело в том, что я был не в состоянии испытывать сильные чувства, эта способность во мне атрофировалась. Я никогда не волновался о ком-то. Ты была не так далеко от истины, когда обвинила меня в том, что я ледяной человек. В тебе было все то, чего никогда не было у меня, – тепло, открытость, доброта. – Он сделал паузу. – Любовь. Я хотел этого тепла, этой любви. Я знал это тогда и знаю это сейчас, Дани.