Текст книги "Найти свою звезду"

Барбара Картленд
Найти свою звезду

Глава 1

1894 год

Маркиз Оукеншоу сладко зевнул. В Сент-Джеймском дворце было душно, а утренний прием оказался длиннее обычного.

Принц Уэльский пребывал в приподнятом настроении, а потому подолгу беседовал почти с каждым, кого ему представляли. Не раз его беззаботный смех слышался под низкими сводами зала.

Для маркиза все происходившее уже давно было не в диковинку. Вот почему на него не произвели особого впечатления ни пышность обстановки, ни торжественное появление доблестных воинов и моряков, блестящих дипломатов и министров, которые один за другим появлялись в роскошном зале.

Маркиз погрузился в размышления. Ему пришло на ум, что сегодняшнее утро выдалось на удивление солнечным – совершенно необычное дело в январе. Будь его воля, он предпочел бы отправиться в свое имение, в одиночестве покататься верхом по парку или посостязаться с кем-нибудь из друзей.

Мысли маркиза блуждали далеко… Вдруг он с удивлением обнаружил, что утомительный прием, к счастью, окончен и принц Уэльский направляется к выходу.

Маркиз поспешил за ним, отмечая про себя, что фигура принца с каждым годом становится все внушительнее и, если так пойдет дальше, вскоре ему придется сменить свои «экстравагантные туалеты» (выражение самого его высочества) на другую одежду.

Сам маркиз был человеком совершенно другого склада.

Страстный поклонник верховой езды, маркиз всегда пребывал в отличной форме.

Но для того чтобы сохранять эту форму, ему зачастую приходилось ограничивать себя в еде, особенно во время обильных пиршеств во дворце Мальборо или, как сегодня, на приеме у принца Уэльского.

Его снова одолела зевота. А пожалуй, подумалось маркизу, многочасовое сидение за роскошно накрытым столом утомляет не меньше, чем затянувшийся прием во дворце или выполнение других обязанностей.

Обращаясь к маркизу, принц сказал:

– Я надеюсь, Вивьен, что вы отобедаете со мной сегодня. Принцесса в отъезде, и я собираюсь не только угостить своих закадычных друзей славным обедом, но и предаться развлечениям при блеске вечерних огней.

Слова принца не вызвали у маркиза никакого энтузиазма. Значит, им предстоит в очередной раз отправиться на какое-нибудь театральное представление, которые так любил принц, после чего они посетят какое-нибудь увеселительное заведение, где высокого гостя и его друзей всегда принимали с распростертыми объятиями.

«А ведь я уже стар для подобных эскапад, – с раздражением произнес про себя маркиз, – да и принц, признаться, тоже».

Однако его королевское высочество находил неизменное удовольствие в посещении театра, а очарование так называемых дам полусвета вызывало в нем такой же прилив энтузиазма, как у какого-нибудь юного офицера.

– Звучит заманчиво, сэр, – кривя душой произнес маркиз.

Принц хохотнул. Они начали спускаться по древним дубовым ступеням Сент-Джеймского дворца, по которым ноги августейших особ ступали вот уже без малого четыре столетия.

У выхода принца ждала карета, в которой ему предстояло преодолеть небольшое расстояние до дворца Мальборо.

Карета тронулась с места. Маркиз и другие придворные, которым полагалось присутствовать при отъезде принца, по этикету склонили головы и с облегчением выпрямились, только когда карета наследника престола исчезла из виду.

– Ну вот, все позади, – обратился к маркизу один из придворных. – Слава Богу, теперь можно снять этот неудобный костюм;

– Давно жду этого момента и намереваюсь последовать вашему примеру, – отозвался маркиз.

С этими словами он направился было к своей собственной карете, стоявшей неподалеку, когда его собеседник вдруг сказал:

– Кстати, Оукеншоу, чуть не забыл – министр иностранных дел интересовался, можете ли вы зайти к нему в министерство сегодня до ленча.

– А в чем дело? – резко бросил маркиз.

– Не имею представления. Но зная его светлость, могу предположить, что речь идет о неотложном деле, которое надо было выполнить еще вчера.

Маркиз невесело усмехнулся.

Лорд Розбери, наделенный многочисленными талантами, связями и богатством, мог бы, по свидетельству близко знавших его людей, достичь своего теперешнего высокого положения, даже не прилагая той энергии и не обладая таким искушенным умом, которые делали его во многих отношениях человеком поистине замечательным. Это мнение о министре иностранных дел разделял и маркиз.

Мистер Гладстон называл лорда Розбери человеком будущего.

Когда его назначили министром иностранных дел, талант оратора снискал ему чрезвычайную популярность по всей стране, коей немало способствовало и то, что лорд держал превосходных скаковых лошадей, неоднократно выходивших победителями на скачках.

Неудивительно, что в число своих ближайших друзей лорд Розбери включил и маркиза Оукеншоу. Правда, маркиз был намного моложе, однако обоих мужчин объединяли любовь к верховой езде и утонченное чувство юмора, позволявшее им смеяться не только над своими современниками, но и – что гораздо важнее – над собой.

Пока карета маркиза, запряженная парой безукоризненно вышколенных лошадей, мягко покачиваясь на рессорах, приближалась к министерству иностранных дел, ее владелец размышлял о том, зачем лорду Розбери, с которым они вместе обедали всего несколько дней тому назад, понадобилось вызывать его столь срочно.

Сам маркиз предпочел бы вначале заехать домой, на Гросвенор-сквер, и переодеться, но раз лорд Розбери высказал пожелание видеть его как можно скорее, было бы неучтиво заставлять его светлость ждать.

Как только карета маркиза остановилась у здания министерства иностранных дел, один из многочисленных личных секретарей лорда Розбери поспешил навстречу гостю со словами:

– Доброе утро, ваша светлость. Министр будет чрезвычайно признателен вам за то, что вы сочли возможным прибыть к нему незамедлительно.

– Доброе утро, Каннингхем, – отозвался маркиз, уже знакомый с этим молодым человеком. – А в чем причина такой поспешности?

– Я думаю, его светлость сам захочет ответить на ваш вопрос, – с важностью произнес мистер Каннингхем.

И он двинулся по коридорам с высокими потолками, указывая путь маркизу. Подчеркнуто аффектированным жестом распахнув дверь кабинета шефа, секретарь громко провозгласил:

– Ваша светлость, к вам маркиз Оукеншоу!

Лорд Розбери издал радостный возглас и встал.

– Благодарю вас за то, что вы пришли, Вивьен, – сказал министр. – Должен заметить, вы выглядите весьма импозантно. Как прошел прием?

– Даже скучнее, чем обычно, – ответствовал маркиз.

Он сел на предложенный ему стул напротив стола, за которым вновь разместился лорд Розбери.

– Еще раз благодарю вас за то, что пришли. Надеюсь, Стэнхоуп сказал вам, что дело срочное.

– А что случилось? – спросил маркиз. – Неужели разразилась война в Европе или русские вторглись в Индию?

– К счастью, ничего подобного не произошло, – с улыбкой ответил лорд Розбери. – Просто мне нужна ваша помощь в Сиаме11
  Сиам – официальное название Таиланда до 1939 г . и в 1945 – 1948 гг. – Здесь и далее примеч. перев)


[Закрыть] .

– В Сиаме? – удивленно воскликнул маркиз. – Но мне казалось, что там уже все в порядке.

– Так оно и есть… или будет очень скоро, – поправился лорд Розбери. – И тем не менее я просил бы вас отправиться в Бангкок с миссией доброй воли.

Маркиз откинулся на стуле и расхохотался.

– Должен вам заметить, Арчибальд, что вы – человек совершенно непредсказуемый. Я мог бы ожидать, что вы попросите меня поехать в Париж или Каир, но никак не в Сиам.

Глаза лорда Розбери заискрились весельем. Он поудобнее уселся на стуле и продолжал:

– Я вовсе не жду, что вы сломя голову поспешите туда. Может быть, вы отправитесь на своей яхте (насколько я понимаю, сейчас она обрастает ракушками от бездействия)? Это будет вполне комфортабельное путешествие. Вы могли бы бросить якорь там, где в прошлом году французам удалось разместить свои канонерки.

– Я слышал об этом, – заметил маркиз. – Тогда по этому поводу было много шума. Однако мне казалось, что, после того как мы послали туда парочку военных кораблей, все утихло.

– Это правда, – вынужден был согласиться лорд Розбери. – Как я и ожидал, Вивьен, вы на редкость хорошо информированы.

Воцарилось молчание. Некоторое время министр внимательно изучал красивого молодого человека, сидевшего напротив него, и вдруг сказал:

– Почему вы, с вашими обширными знаниями и недюжинными способностями, не хотите играть более заметную роль в политике? Вы нам очень пригодились бы.

Маркиз улыбнулся, и с его лица наконец исчезло несколько хмурое выражение, с которым он вошел в кабинет лорда Розбери.

– Наверное, ответ прост, – произнес он полушутливо. – Дело в том, что, на мой взгляд, тягучие речи, произносимые в палате лордов, так же скучны, как и их авторы.

Лорд Розбери засмеялся:

– Ну хорошо, я не буду пытаться привлечь вас в парламент, если вы поможете мне, как делали уже неоднократно, вне его стен.

– Так вы действительно хотите, чтобы я отправился в Сиам немедленно?

– Если у вас нет возражений, – ответил лорд Розбери. – Впрочем, я, кажется, догадываюсь о причинах вашей неохоты. Она действительно так обворожительна?

– О да!

Отвечая министру, маркиз подумал, что леди Брэдуэлл и в самом деле очаровательна. Эта молоденькая вдова была самой прелестной женщиной из всех, кого он когда-либо встречал.

Обычно его любовные истории – многочисленные и страстные – длились недолго. Рано или поздно маркиза начинало утомлять их однообразие.

В свои тридцать три года он все еще оставался холостяком по той простой причине, что до сих пор не встретил женщину, с которой захотел бы навеки связать жизнь.

В подавляющем большинстве амурных историй маркиза вопрос о женитьбе вообще не стоял.

Самые блестящие и остроумные светские красавицы, которые с лестной для маркиза настойчивостью пытались привлечь его внимание, оказывались – по мере того как он ближе узнавал их – поразительно одинаковыми, и вскоре их пустые разговоры и примитивные взгляды утомляли его настолько, что он начинал зевать.

– Побойся Бога, Вивьен! – воскликнул ближайший друг маркиза Гарри Прествуд не далее как неделю назад. – Чего, черт возьми, ты хочешь? Чего ищешь? И если уж на то пошло, в чем провинилась перед тобой Дейзи?

Гарри имел в виду леди, единодушно признанную первой красавицей. Как и множество других женщин, она отдала свое сердце маркизу.

У графини был снисходительный муж, предпочитавший жить в деревне, а не в Лондоне, и после десяти лет брака закрывавший глаза на развлечения своей жены, коль скоро они не задевали его доброго имени.

У маркиза была устойчивая репутация беспутного малого, более подходящая для эпохи правления Георга IV, а не королевы Виктории. Даже если женщина всего-навсего появлялась с ним в обществе, этого было достаточно для возникновения всевозможных сплетен.

Зная это, сам маркиз был очень осторожен, ибо понимал, что и он, и Дейзи слишком известны в свете, а значит, как только их связь будет замечена, она, несомненно, вызовет сенсацию.

А вот Дейзи настолько потеряла голову от любви к маркизу, что о них начали судачить. Наконец маркиз, раздосадованный бесконечными фривольными намеками друзей и обилием сплетен, распускаемых злыми языками, решил положить конец затянувшейся и начавшей утомлять его связи.

При желании маркиз мог вести себя весьма решительно и даже быть безжалостным. Как только он приходил к какому-либо решению, его уже не могли поколебать ни слезы, ни упреки, ни мольбы.

– Как ты смеешь так поступать со мной? – вскричала Дейзи, когда маркиз объявил ей, что, по его мнению, они должны видеться гораздо реже.

– Боюсь, ничего другого нам не остается, – ответствовал маркиз.

– Но я люблю тебя! – упорствовала Дейзи. – Я тебя просто обожаю. Мне и в голову не могло прийти, что я способна на такую любовь.

– Это, конечно, очень лестно, – произнес маркиз, – но тем не менее ты не можешь погубить свою репутацию. Что скажут в свете? Что подумает принц?

Дейзи застыла в безмолвном отчаянии. Ее прекрасные голубые глаза наполнились слезами. Казалось, она все еще не могла понять, что маркиз всерьез решил отказаться от нее.

– При чем тут принц? – наконец спросила она. – Ты прекрасно знаешь, что он никогда не скажет обо мне дурного слова.

– Вчера за обедом принцесса спросила меня явно с намеком, когда твой муж возвращается в Лондон, – продолжал маркиз.

Дейзи промолчала.

Она понимала, что восстановить против себя принцессу означало бы погубить себя в глазах общества. И хотя Дейзи не думала, что красавица Александра может стать ее врагом, тем не менее она никогда не вела себя настолько дружелюбно, как того хотелось бы Дейзи.

Маркиз, осознавая, что сумел задеть чувствительную струну в сердце любовницы, спокойно продолжал:

– Я хотел бы поблагодарить тебя, Дейзи, за то счастье, что ты принесла мне. Надеюсь, мы навсегда останемся друзьями.

Произнося эти слова, маркиз понимал, что говорит неискренне, но что еще он мог поделать?

Правда заключалась в том, что его не беспокоила репутация Дейзи, а просто графиня, как это часто случалось, уже не привлекала маркиза так, как в начале их знакомства.

Сам маркиз не смог бы объяснить, почему все женщины, поначалу вызывавшие его интерес, очень скоро надоедали ему. Они произносили одни и те же тривиальные слова, так что в конце концов маркиз мог угадать, что скажет очередная его пассия, еще до того, как она раскрывала рот.

Разумеется, он не хотел, чтобы женщина была слишком умной. Боже упаси! На свете нет ничего более ужасного, чем синий чулок.

Однако факт остается фактом – Дейзи могла зажечь его тело, но мысленно маркиз подвергал суровой критике все те банальности, которые она произносила в его присутствии, несмотря на то, что они произносились самыми соблазнительными устами на свете.

– Черт побери! – в сердцах жаловался он Гарри. К этому разговору друзья возвращались не раз и не два. – Я никогда не женюсь.

– Обязательно женишься, – возражал Гарри. – Тебе нужен наследник, да и, говоря откровенно, замок только выиграет от того, что во главе стола будет сидеть хозяйка.

Слова друга вызвали у маркиза большее удивление, чем если бы у его ног взорвалась бомба.

– Не хочешь ли ты сказать, – грозно спросил он, – что я плохой хозяин?

– Лучшего и представить себе невозможно, – успокоил его Гарри. – Но, знаешь, хоть ты и превосходно умеешь принять гостей, иногда хочется видеть напротив тебя за столом прекрасную женщину, украшенную знаменитыми бриллиантами Оукеншоу. Кстати, она могла бы появляться в этих драгоценностях и на открытии парламента.

Маркиз откинул голову и от души расхохотался.

– Ты говоришь в точности то же, что и моя мать! – воскликнул он. Хотя в глубине души понимал, что друг прав…

Предполагалось, что в конце концов маркиз непременно женится и его жена станет хозяйкой в замке, в лондонском доме и в остальных многочисленных поместьях семейства. Кроме того, она заняла бы подобающее место и при дворе.

В то же время маркиз не мог не думать о скуке, которая его ждет, если ему придется выслушивать пошлости из уст какой-нибудь молоденькой девушки за завтраком, затем за ленчем и, наконец, за обедом – и так всю жизнь. Жуткая перспектива!

– Я не могу пойти на это – и не пойду! – решительно говорил он себе.

Окончательно избавившись от Дейзи и по обыкновению постаравшись смягчить горечь разрыва щедрым подарком от Картье, маркиз тут же начал оглядываться вокруг в поисках нового объекта внимания.

Но никто не попадался ему на глаза вплоть до прошлой недели, когда на званом обеде у члена парламента, которого маркиз, как правило, игнорировал, он очутился за столом рядом с женщиной, ему не знакомой. Звали ее леди Брэдуэлл.

Разумеется, ее внешность была выше всяких похвал, иначе эту даму не посадили бы рядом с маркизом.

Однако оставалось загадкой, почему до сегодняшнего дня красота леди Брэдуэлл не была по достоинству оценена обитателями дворца Мальборо.

– Где вы скрывались до сих пор? – поинтересовался маркиз.

– Я жила в Париже, – ответила дама, – а в последний год носила траур.

– Это многое объясняет. Произнося эти слова, маркиз имел в виду, что это объясняет не только то, почему он до сих пор не встречался с леди Брэдуэлл, но и ее изысканную манеру одеваться и говорить, а также отражать его авансы с искусством, которым, увы, ни в коей мере не обладали англичанки. Маркиз был сильно заинтригован и через два дня в очередной раз начал охоту, которая, как он знал по своему предыдущему опыту, не будет долгой и в исходе которой нисколько не сомневался.

Нельзя сказать, что маркиз страдал излишним самомнением, однако он не мог не сознавать, что любая женщина, на которой останавливается его взор, рано или поздно наверняка уступит его домогательствам, оказав для начала чисто символическое сопротивление, тешившее ее гордость.

Леди Брэдуэлл, однако, не только крайне заинтриговала маркиза, но и успешно противостояла его натиску с изобретательностью, которой он никак не ожидал от женщины.

Короче говоря, маркизу пока не удалось достичь своей цели, и, хотя в успехе он нимало не сомневался, отъезд в данный момент никак не входил в его планы.

Неожиданно маркизу пришло в голову, что раз у леди Брэдуэлл нет

мужа, ее нетрудно будет уговорить отправиться в путешествие вместе с ним – разумеется, в обществе компаньонки, как того требуют приличия. Белух же он произнес: – И когда, по вашему мнению, Арчибальд, я должен отплыть с этой «миссией доброй воли», как вы изволили выразиться? И что конкретно я должен делать?

Заметив улыбку на лице министра и лукавый огонек в его глазах, маркиз понял, что лорд Розбери не только обрадован его уступчивостью, но и отчасти догадывается о ее причинах.

– На ваш первый вопрос я отвечаю – как можно скорее, – произнес лорд Розбери. – Что же касается второго… Поскольку вы знаете, что происходит в Сиаме, вас не удивит, если я попрошу развеять опасения сиамского короля по поводу соглашения, достигнутого Великобританией и Францией в прошлом году.

И с улыбкой продолжал: – Бы должны постараться убедить его величество, что это соглашение не только не нанесет ущерба его стране, но, напротив, укрепит ее независимость.

– Если я вас правильно понял, – произнес маркиз, – метрополии – Британия в Бирме и Франция в Лаосе – намереваются использовать Сиам как буферное государство.

– Совершенно верно, – подтвердил министр. – Однако после всех неприятностей, которые происходили в последнее время и виной которых чаще всего были французы, король Чулалонгкорн, естественно, опасается за будущее своей страны.

– Надеюсь, мне удастся его убедить, – заметил маркиз. – Я всегда считал – впрочем, так же, как и вы, – что Чулалонгкорн – один из величайших королей нашего века и его имя, несомненно, войдет в историю.

Министр кивнул.

Оба собеседника одновременно вспомнили о том, как начиналось правление короля. Он провозгласил, что дети рабов с рождения считаются свободными людьми, и таким образом постепенно освободил от рабства всех своих подданных.

Король ввел в стране современную почтовую службу, построил железные дороги и вместо местных феодальных баронов, которые обладали слишком большой властью, сам назначил губернаторов, непосредственно подчинявшихся королю.

Когда несколько лет назад маркиз посетил Сиам, король как личность произвел на него большое впечатление, равно как и проводимые им реформы. Особенно ему запомнились слова Чулалонгкорна:

– Все дети нашей страны начиная с моих собственных и кончая детьми бедняков должны иметь равный доступ к образованию.

Король был глубоко убежден, что Сиам не может оставаться в зависимости от западных держав, а одним из путей к освобождению считал продвижение по пути прогресса.

В то же время короля очень беспокоило то, что Великобритания полностью контролировала Бирму, а Франция усиливала свое влияние в Индокитае.

В прошлом году произошел неприятный инцидент, когда французские канонерки вошли в реку Чао-Прая, намереваясь продвигаться дальше к Бангкоку, и обстреляли тайские форты.

С обеих сторон имелись потери. Однако в настоящее время враждебность как будто утихла.

– Итак, я хотел бы, – продолжал министр иностранных дел, – чтобы вы заверили короля в неизменной дружественности Великобритании. По моему мнению, Вивьен, никто не справится с этой задачей лучше, чем вы.

– Вы мне льстите, – заметил маркиз, – и я уверен, что делаете это для того, чтобы добиться своего. – Он вздохнул. – Хорошо, я поеду, но только в подходящей компании.

– Я понимаю это так, – улыбнулся лорд Розбери. – Поездка зависит от того, примет ли приглашение ваша нынешняя пассия. – И после паузы добавил: – Я уже давно знаю вас, Вивьен, и что-то не припомню, чтобы хоть раз женщина вам отказала.

– Когда-нибудь это случится в первый раз.

– Уверен, что не теперь. – Лорд Розбери поднялся со своего места. – Сейчас я должен идти – у меня совещание. Может быть, вы составите мне компанию во время завтрашнего ленча? Я мог бы поподробнее ознакомить вас с ситуацией в Сиаме и снабдить письмами к королю, а также к капитану Генри Майклу Джонсу, кавалеру «Креста Виктории», нашему министру и генеральному консулу в Бангкоке.

– Меня не покидает неприятное ощущение, что вы оказали на меня давление, – пожаловался маркиз. – Если моя миссия не удастся, клянусь вам, Арчибальд, что больше никогда не соглашусь выполнять ваши просьбы. За то время, что вы являетесь министром иностранных дел, я и так изрядно помотался по свету, причем каждый раз вы посылаете меня в те края, куда по собственной воле я никогда бы не поехал.

– Чепуха! – воскликнул лорд Розбери. – Вы знаете не хуже меня, что вам доставит огромное удовольствие на время покинуть дворец Мальборо с его интригами и томительными многочасовыми трапезами, во время которых, как я не раз замечал, вы пребывали в самом скверном расположении духа. И кто знает, возможно, в далеких краях вы наконец найдете ту экзотическую орхидею – или сверкающую звезду, – по которой томится ваше сердце.

Маркиз уставился на собеседника непонимающим взглядом:

– А кто сказал, что мое сердце томится?

– Это и так видно, – с улыбкой заметил лорд Розбери. – У вас есть все, Вивьен, – прекрасная внешность, положение в обществе, богатство… Нет лишь одного, а именно это важнее всего на свете.

– Что вы имеете в виду? – вызывающе спросил маркиз, заранее уверенный в ответе.

– Любовь, – тихо ответил лорд Розбери.

Маркиз уже собирался было возразить, что меньше всего на свете ему нужна любовь – он прекрасно обойдется и без нее, – как вдруг вспомнил, что жена лорда Розбери умерла всего четыре года назад и, по убеждению его друзей, он с тех пор так и не оправился от этой утраты и был глубоко несчастным человеком.

Вместо этого маркиз сказал:

– Я всегда думал, что, путешествуя в одиночестве, быстрее достигнешь цели.

– Довольно банальное замечание. Странно слышать его из ваших уст, Вивьен, – сухо заметил лорд Розбери. – Хотя, разумеется, все зависит от того, какова цель.

Маркиз по достоинству оценил скрытый смысл сказанного. Дело в том, что лорд Розбери часто советовал ему использовать свои выдающиеся способности на достойном поприще, а не тратить их попусту, как это было свойственно маркизу.

После небольшой паузы министр произнес:

– Когда вы вернетесь, мы с вами обсудим кое-что. Я намерен сделать вам еще одно, более серьезное предложение.

Маркиз удивленно поднял брови и спросил:

– Что бы это могло быть?

– Сейчас я предпочел бы умолчать об этом, – уклонился от прямого ответа лорд Розбери. – Однако я уже упомянул о вас ее величеству, и ей моя идея пришлась по душе.

– Я полагаю, – медленно произнес маркиз, – что речь идет о должности губернатора?

– А может быть, о посте более высоком. Одним словом, возвращайтесь назад поскорее – не стоит вам долго томиться в глуши.

Маркиз поднялся со стула.

– Я с удовольствием разделю завтра с вами ленч, Арчибальд, – сказал он. – Постарайтесь доказать мне, что это путешествие действительно необходимо, а то как бы я не отказался в последнюю минуту.

– Вы до сих пор ни разу меня не подводили, – возразил министр. – А вообще-то я жалею, что из-за недостатка времени не могу поехать вместе с вами, иначе, вне всякого сомнения, без колебаний вступил бы на путь, который, возможно, поможет вам отыскать свое золотое руно.

Мужчины направились к двери. У порога лорд Розбери положил руку на плечо маркиза.

– Я абсолютно уверен, Вивьен, что она с радостью примет ваше приглашение. Даже с огромной радостью! Будем надеяться, что она не надоест вам хотя бы до вашего возвращения.

– Ваш цинизм меня изумляет! – воскликнул маркиз.

Рассмеявшись, они покинули кабинет и вышли в коридор.

Тарина Уортингтон робко позвонила в дверной колокольчик дома номер 115 по Белгрейв-сквер и застыла в нервном ожидании. Вскоре дверь распахнулась. На пороге стоял лакей в ливрее.

Навстречу посетительнице из глубины холла выступил дворецкий. Тарина тихо произнесла:

– Я хотела бы видеть леди Брэдуэлп.

– Вам назначено, мадам?

– Боюсь, что нет, – ответила Тарина. – Бы не могли бы передать, что кузина ее светлости мисс Тарина Уортингтон хочет ее видеть.

– Слушаюсь, мисс. Враждебная манера дворецкого изменилась, как только Тарина произнесла слово «кузина». Он величественным шагом двинулся по коридору и, распахнув двери, пригласил ее войти в небольшую гостиную.

– Я доложу ее светлости, что вы здесь, мисс, – произнес он.

Тарина огляделась. Она находилась в квадратной комнате с высокими потолками, обставленной мебелью, которая свидетельствовала скорее о богатстве, нежели о хорошем вкусе, и вдруг заметила свое отражение в зеркале.

Теперь ей стало понятно, почему дворецкий был готов отослать ее прочь, не позволив войти в дом.

Дешевое черное платье, которое Тарина купила после смерти отца, при ярком солнечном свете выглядело изрядно поношенным.

Пальто, без которого, к сожалению, нельзя было обойтись, ибо на улице стояла зима, в течение многих лет носила мать Тарины, и оно явно пришло в негодность.

«Да, – с печальной улыбкой призналась самой себе девушка, – я выгляжу как пугало».

Она не могла позволить себе истратить много денег на траурный наряд, ибо после похорон отца располагала слишком скромной суммой. Когда кончатся эти деньги, ей, вероятно, придется голодать.

«И как папа ухитрялся сводить концы с концами?» – в отчаянии задавала себе вопрос Тарина.

Она продала все, что имела, но ей удалось выручить не больше нескольких фунтов.

Девушка нервничала в ожидании свидания с кузиной, которую не видела уже два года. Чтобы хоть как-то улучшить свой вид, Тарина поправила дешевую шляпку.

За последнюю неделю у нее не было времени вымыть голову, и поэтому волосы утратили тот рыжеватый блеск, который, как говаривала мать Тарины, девушка унаследовала от своих австрийских предков.

– Как забавно, Тарина, – как-то сказала ей мать, – что рыжеватые волосы, характерные для уроженцев Вены и неизменно вызывающие восхищение окружающих, не проявлялись в нашей семье в течение двух поколений и вот появились вновь.

– Моя прабабушка была красавицей? – спросила Тарина.

– Так мне говорили, – ответила мать. – И к тому же очень талантлива. У нее был великолепный голос, и, судя по ее дневникам, в Вене ее часто приглашали на приемы. Дважды она пела в Шенбруннском дворце для императора Франца Иосифа и императрицы Елизаветы, у которой, кстати, тоже были рыжие волосы.

– Как ты думаешь, у меня тоже был бы хороший голос, если бы я имела возможность учиться? – поинтересовалась Тарина.

Мать улыбнулась.

– Не знаю, дорогая, – ответила она. – В церкви ты поешь замечательно, но ведь это отнюдь не то же самое, что суметь очаровать большую аудиторию. – Она помолчала, а затем продолжала: – В одном ты можешь не сомневаться – нам с папой было очень нелегко собрать те деньги, что мы платим за твои уроки, и на большее рассчитывать невозможно.

Тарина не раз замечала, что, когда она счастлива, волосы у нее будто светятся, а когда плохо себя чувствует или чем-то огорчена, замечательная рыжина куда-то исчезает и волосы становятся тусклыми. Они словно отражают ее настроение и состояние духа.

Сейчас из-под шляпки виднелось лишь несколько прядей, а вот кожа, всегда отличавшаяся замечательной белизной, под лучами зимнего солнца казалась прозрачной.

Глаза, которые временами могли приобретать зеленый, а временами – серый оттенок, потемнели от беспокойства и тревоги, снедавших девушку.

– А что, если – страшно подумать! – кузина Бетти откажется принять меня? – прошептала Тарина в испуге. – Что мне тогда делать? Куда идти?..

Дверь распахнулась.

– Ее светлость ждет вас, мисс, – провозгласил дворецкий.

– Благодарю, – откликнулась Тарина.

Она последовала за ним через холл и начала подниматься по лестнице на второй этаж.

Сквозь открытую дверь Тарина увидела огромный зал для приемов, в котором стояли стулья и диваны в стиле Людовика XIV, а на полу лежал ковер довольно блеклого оттенка. Обстановку дополняли несколько строгих канделябров.

Однако Тарина смогла окинуть зал лишь беглым взглядом, ибо дворецкий повел ее дальше.

Они дошли до конца коридора, и провожатый Тарины распахнул перед нею дверь комнаты, которая, как поняла девушка, была будуаром хозяйки.

Тарина была знакома с подобным помещением лишь понаслышке, со слов матери, и всегда страстно желала увидеть будуар своими глазами. Это, без сомнения, был именно он. На окнах висели бледно-голубые парчовые шторы, а на полу стоял шезлонг того же цвета.

Вся обстановка комнаты создавала впечатление изысканной женственности, которое усиливали внушительных размеров вазы с садовыми гвоздиками. Они наполняли воздух будуара неземным благоуханием и многократно отражались в висевших на стенах огромных зеркалах, обрамленных золочеными рамами.

Комната была пуста. Тарина начала оглядываться в поисках кузины, но тут дверь в другом конце будуара распахнулась и кто-то вошел.

С легким замешательством девушка двинулась навстречу, и в тот же миг вошедшая воскликнула:

– Тарина! Я просто не верю своим глазам! Что ты делаешь в Лондоне?

Тарина подошла поближе.

– О Бетти… Как мило с твоей стороны принять меня.

– Разумеется, я рада видеть тебя, – откликнулась леди Брэдуэлл. И тут же с тревогой добавила: – Но почему ты в черном?

– Месяц назад умер папа.

– О, какое горе! А я даже не знала… Тебе будет очень его не хватать.

– Даже больше, чем ты думаешь. Теперь, когда он умер, я, как ты понимаешь, должна сама зарабатывать себе на жизнь.

– Бедное дитя! – сочувственно произнесла леди Брэдуэлл. – Давай сядем, и ты мне обо всем расскажешь.

Она села на уголок дивана, а Тарина поместилась рядом.

Глядя на кузину, девушка подумала: «Какая Бетти красавица! С ней никто не сравнится».

Белокурые волосы и голубовато-зеленые глаза делали леди Брэдуэлл похожей на женщин с картин Фрагонара22
  Фрагонар, Оноре (1732 – 1806) – французский живописец и график, в творчестве которого изящество рококо сочетается с верностью натуре и тонкостью световоздушных эффектов


[Закрыть]. Тарина не сводила с кузины восхищенного взгляда.