Текст книги "Тени над озером"

– Я могу назвать множество причин, по которым вы захотите увидеться со мной, – произнес Зейн легким тоном. – Например, если вам известны желания Джимми, то вы наверняка привезли сюда его прах. Но вы, вероятно, не знаете, где именно он завещал похоронить себя. Я знаю это. Так что ради самого Джимми вам понадобится моя помощь. Кроме того, у меня остались некоторые… вещи Джимми. Его обманывали и обворовывали так часто, что в конце концов он попросил меня подержать их у себя. Я согласился. Среди этих вещей есть его завещание.

– Завещание? – выдохнула Келли, слишком остро сознавая близость Зейна, мощь его огромного тела и властное прикосновение к ее лицу. – Мы с мамой и не знали, что он написал завещание, – пробормотала она настолько обескураженно, что выглядела растерявшейся. – Мы думали, что он умер, ничего не оставив. Мама даже не пыталась наводить справки…

– И правильно сделала, – заметил Зейн, подвигаясь еще ближе. – Завещание у меня. Я не читал его, но уверен, что все имущество он завещал вам двоим. Вы ведь были его единственными родственницами?

Келли кивнула. Ее сердце билось быстрее, чем когда-либо, подскакивая, как тот олень, которого Келли вспугнула по дороге.

– Итак, – продолжал он низким и вкрадчивым голосом, – вы вновь увидитесь со мной. И не раз.

Он склонился еще ближе, и на какой-то миг Келли показалось, что он хочет поцеловать ее. Вместо этого он протянул руку к заднему сиденью через все еще открытую дверцу.

Взяв верхнюю книгу из стопки, он извлек ее наружу и протянул Келли.

– Вы назвали книги вашего дяди «барахлом». Вы когда-нибудь читали хоть одну из них?

Келли задрожала, потому что он стоял слишком близко и его пальцы, казалось, обжигали ей кожу.

– Нет, – ответила она, неохотно принимая книгу. – Я знаю, что они бы мне не понравились.

Зейн покачал головой с одновременно чувственным и задумчивым выражением на лице.

– Вам следовало бы испытать новое для себя чувство – даже если оно вам не слишком по душе. Как знать – может, вы будете приятно удивлены. Мне кажется, что вы еще не открыли для себя массу удовольствий.

На краткое, короче дыхания, мгновение он вновь коснулся ее лица.

– Еще увидимся, мисс Кординер.

Он повернулся и зашагал прочь, к открытым воротам. И тут впервые Келли заметила, какие широкие у него плечи по сравнению с узкой талией, какой уверенный и размашистый шаг.

И так же впервые ей бросилось в глаза, что к воротам привязана лошадь – серая в яблоках, взнузданная, но не оседланная. Так вот почему она не слышала, как он подъехал, мелькнуло у Келли в вихре беспорядочных мыслей. Она не расслышала глухой стук копыт по мягкой грунтовой дороге.

Келли наблюдала, как Зейн отвязывает лошадь и без малейших усилий взлетает на спину животного. Повернув лошадь, он взглянул в сторону Келли и одарил ее беспечной усмешкой, тут же пустившись в галоп. Он казался единым целым со своей лошадью, как кентавр.

Келли смотрела ему вслед, чувствуя, как сердце бьется где-то у самого горла, а тело переполняют противоречивые ощущения. Прошло немало времени, прежде чем она взглянула на обложку книги, вложенной ей в руки, – она была черной, с блестящими серебристыми буквами заголовка «Ее демон-любовник» и фамилией автора – Коллинз.

Она отчаянно потрясла головой.

– Джимми, – пробормотала она, как будто его дух мог дать ответ, – что это за человек? Что мне предстоит?

Встревоженная, она вновь взглянула на дорогу, но всадник уже скрылся за поворотом.

Слишком много эмоций, вновь подумала она: горечь, негодование, гнев и изумление смешались в ее груди. Слишком много эмоций – ей следует сдерживать их. Сдерживать, и как можно старательнее.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Достигнув вершины холма, Зейн придержал лошадь и начал неторопливо спускаться к большой проселочной дороге.

Потрепав шею животного, он улыбнулся. Храбрая девчонка, эта племянница Джимми, но слишком уж надменная. У нее голубые глаза, как у Джимми, почти такие же кошачьи повадки и такой же короткий, вздернутый нос. Зейн задумался. Какая у нее улыбка? Должно быть, такая, как у Джимми: заразительная и чересчур широкая, с некоторой сумасшедшинкой. Теперь-то ему наверняка этого не узнать. А жаль…

Он покачал головой. Все верно, ему не следовало набрасываться на эту девушку, но именно так пришлось поступить с женщиной в прошлом году – с той, которую Зейн застал, когда она успела запихнуть в багажник машины половину вещей Джимми. Именно она пыталась стащить даже простыни.

Женщина была рослой и крупной, и, когда Зейн схватил ее, она ударила его кулаком по лицу так, что выбила нижний зуб. Но от девушки, которую он встретил сегодня, трудно было ожидать подобного, будь она хоть вдвое толще.

В сущности, какое ему дело до этой племянницы? Сейчас гораздо важнее обдумать новость о смерти Джимми. Зейн надеялся, что ранимая, беспокойная душа друга наконец-то обрела покой. Он любил Джимми, по-настоящему любил. Именно он посоветовал Джиму отправиться в Кливленд и вновь попытаться бросить пить. Хотелось верить, что попытка будет удачной, хотя Зейн и сомневался в этом» Пребывание во Вьетнаме сильно пошатнуло и физическое, и психическое здоровье Джимми.

Зейн понимал его, потому что и сам побывал в этом аду. Джимми был типичным юношей-идеалистом, который распростился с идеализмом и здоровьем в самом начале девяти длинных лет войны.

Когда-то и сам Зейн был таким же идеалистом, по возрасту даже младше Джима – он застал лишь самый конец войны. Он тоже был ранен, но его рану, в отличие от Джимми, мало кто видел: от нее остался маленький белый шрам возле самого сердца. Подобно Джиму, Зейну пришлось позабыть о былом идеализме, и он понимал, что это постоянно проявляется в его поведении.

Из адова пекла войны он вышел настоящим циником, а события, произошедшие в семье, заставили его окончательно разувериться в человеческой натуре. Но из всех жизненных передряг он вышел закаленным и крепким – в этом, как считал Зейн, ему просто повезло. Он вполне мог сломаться, как Джимми. Бедняга был добросердечным, даже иногда излишне мягким, и Зейн искренне тосковал по нему, в который раз пожелав духу друга упокоиться с миром.

Он вновь вздохнул и невольно вернулся мыслями к этой племяннице. Вероятно, ему следовало принести более изощренное извинение, но девушка сама виновата: действовала ему на нервы своими раздражающими насмешками, ранящими как иглы.

Дело совсем не в ее привлекательности, а в том, как она обошлась с любимыми книгами Джимми, с каким отвращением поддела одну из них ногой! Вот что раздражало больше всего.

Как это она высказалась о книгах, сморщив свой кошачий носик? «Барахло», для нее они были не более чем «дрянные книжонки»!

Черт побери, после этих слов он только и ждал случая сбавить ей спеси. Первая проба оказалась приятным занятием, и он был намерен не раз повторить свой опыт. Зейна забавляло, что, как только он начинал флиртовать с ней, она застывала, становилась совсем беспомощной. Самолюбию льстило, что вся ее показная решительность рушится от такой чепухи.

Итак, заигрывания ей совсем не по душе. Значит, будем продолжать флирт. Зейн был не против, поскольку ему даже понравились эти длинные загорелые ноги, маленькие острые груди и странные, необычные очертания лица. А кожа, вспомнил он, – у нее великолепная кожа! Как кожура персика, которая так и манит надкусить.

Через дорогу перепорхнула пара перепелок, забавно подергивая коротенькими хвостиками. Придержав лошадь, Зейн одновременно придержал и свои мысли.

У Келли Кординер есть свои достоинства, решил он, но неотразимой ее назвать нельзя. Слишком высокая, слишком тощая, с чересчур упрямым подбородком и суровыми глазами. Довольно умна, но Зейн не уловил в ней ни йоты теплоты и беззащитности Джимми.

Он сжал бока лошади ногами, подавая ей сигнал прибавить ходу. Лошадь послушалась, и Зейн отдался мощному ритму скачки. Нет, снова повторил он себе, ему совсем не понравилась эта племянница. Он пожертвовал бы дюжиной таких девчонок, лишь бы Джимми был жив и вновь вернулся домой.

Черт подери, как же ему будет недоставать Джима!

Зейн Грей потряс ее только потому, что так неожиданно схватил в охапку, уверяла себя Келли, возвращаясь к дому Джимми. Но она по-прежнему чувствовала беспокойство и растерянность после нескольких часов, проведенных в городе, и суматохи дел.

Она позволила эмоциям завладеть собою только потому, что оказалась вдали от родного дома и еще не успела опомниться после смерти Джимми, постоянно повторяла себе Келли. Честно говоря, ее беспокоило также, как справляется со своим горем Сисси. Она тосковала по матери и, как обычно летом, скучала по своим ученикам, размышляла, чем они занимаются сейчас, эти резвые и проказливые шестилетние сорванцы. Это было самое трудное в учительской работе – стараться не привязываться к детям.

Но ведь и здесь ей предстоит заняться работой, которая поможет прогнать одиночество. Надо вновь призвать на помощь всю силу воли, как учила ее мама.

Она купила щетку и целых два пакета набила всякой всячиной. И телевизор, и будильник отвезла в ремонт. Выстирала белье и одежду Джимми, а потом заехала на склад Армии спасения и отдала одежду и книги.

На мгновение Келли смутилась и чуть было не оставила «Демона-любовника», но тут же подавила в себе росток интереса к триллерам вообще и Фэрли Коллинзу в частности. Потакать советам Зейна Грея, идя у него на поводу, тоже не хотелось.

Зейн Грей, подумала она, пренебрежительно поджав губы, – отвратительное имя! Настоящий Зейн Грей был одним из самых известных авторов вестернов. А этот человек выглядел как ковбой, который заплутал и каким-то образом очутился на юге. Ковбой, разводящий кур!

Келли не отрицала, что он весьма привлекателен – для тех, кто предпочитает тип «крутых мужчин», но только не для нее. Таким был отец Келли, но он оказался настолько плохим мужем и отцом, что, едва Келли исполнилось три года, Сисси развелась с ним, поклявшись никогда больше не выходить замуж. Келли выросла, слыша постоянные обвинения в адрес своего обаятельного, но беспутного отца.

Нет, Келли нравились только те мужчины, с которыми она чувствовала себя в безопасности. Это были воспитанные, вежливые собеседники; они не кичились своей физической силой – напротив, старались не упоминать о ней.

Покойный Джимми, да будет земля ему пухом, складом характера был похож на свою глупую собаку – он любил всех и каждого. И пусть на его совести останется дружба с арканзасским фермером-переростком, или кем он там себя считает, – то есть с человеком, который имеет о правилах приличия примерно такое же представление, как таракан.

Келли усмехнулась, свернув на пыльную дорогу, ведущую к дому Джимми. Зейн был совсем не тем человеком, который мог бы ей понравиться, поэтому она даже не старалась найти в нем достоинства. Кроме того, он заставил ее переполниться отвратительной нервозностью, почувствовать себя беспомощной и робкой.

Келли пожалела, что придется вновь встретиться с этим человеком потому, что Джимми оставил ему на хранение кое-какие «вещи». Но как только она получит завещание, со всем будет покончено: не надо больше ни смотреть в самодовольное лицо Зейна, ни разговаривать с ним.

Нет, поправила она себя, отвращение вызывает не лицо Зейна, а его поведение. Он довольно хорош собой, но его не назовешь красивым: слишком уж твердый и длинный у него подбородок. И рот чересчур чувственный, насмешливый и дерзкий.

Его глаза, посаженные чересчур глубоко, временами придавали ему выражение Клинта Иствуда, да и нос был далек от совершенства. Слишком уж он – Келли поискала подходящее слово, чтобы описать недостатки этого носа, – слишком мужественный. Выглядит так, как будто был сломан, и, вероятно, не раз.

Нет, снова подумала Келли, поднимаясь на поросший лесом холм, это не тот человек, который мог бы заинтересовать ее в физическом, умственном, эмоциональном или духовном смысле. Она охотно рассталась бы с сотней таких Зейнов, лишь бы вернуть Джимми – ее дорогого, навсегда потерянного Джимми.

Келли наконец-то распаковала свои покупки и вновь принялась за работу. Странно… Она была уверена, что собрала все книги ужасов Джимми и увезла их, но, разбирая хлам в чулане, обнаружила, что забыла кое-что еще.

Эта книга была в твердой, а не в бумажной обложке, но знакомый черный цвет с серебристым заголовком заставил ее сердце тревожно забиться. Вытерев запыленную обложку старой курткой, она прочла: Фэрли Коллинз, «Ее демон-любовник».

Почему у Джимми оказалось два экземпляра одного и того же романа? И как она раньше не заметила эту книгу? Ей казалось, что она тщательно обшарила чулан. Похоже, эта книга каким-то странным образом вернулась, чтобы преследовать ее.

Не глупи, сурово приказала себе Келли. Не стоит становиться суеверной – особенно когда остаешься совсем одна, как сейчас.

Книга отыскалась в дальнем углу полки – разумеется, ее было трудно заметить. Келли с некоторым трепетом открыла ее. На титульном листе чернела размашистая надпись: «Джимми с наилучшими пожеланиями, Фэрли Коллинз». Внизу красовалось комически-гротескное изображение усмехающегося черепа.

В книгу была вложена рождественская открытка с зимним пейзажем и отпечатанными на машинке строками: «Джим, не понимаю, почему всем так нравятся книги с автографами, и тем не менее можешь радоваться. С наилучшими пожеланиями, Зейн».

Келли вновь сунула открытку в книгу, с треском захлопнула ее и положила на стол заголовком вниз. Ну, и что же теперь делать? Книга в твердой обложке, да еще с автографом, слишком ценна, чтобы отдавать ее. Вероятно, Джимми считал ее одним из своих сокровищ и именно потому спрятал в столь укромное место.

Она так просто расправилась с остальной его коллекцией… Неужели ей следовало отнестись к книгам более уважительно – хотя бы потому, что они принадлежали Джимми? И как быть вот с этой – вернуть ее Зейну?

Келли осторожно взяла книгу в руки. На обратной сторонке обложки бежали строчки блестящих отзывов: «Повелитель ужасов в своем великолепном…», «Магия ужаса и желания, способная покорить всех поклонников творений Коллинза…», «Автор достиг почти невозможного, создав любовный роман столь же прекрасный, сколь и страшный, – «Ее демон-любовник» очень хорошая книга».

Она открыла книгу в конце, где издатели обычно публикуют портрет автора и биографические данные. Здесь не оказалось ничего, кроме лаконического замечания, что плодовитый автор-отшельник Коллинз по-прежнему намерен оставаться плодовитым и вести затворнический образ жизни. Его фотографию найти невозможно. Он столь же неуловим и загадочен, как призраки в его романах.

Почему это он предпочитает оставаться неуловимым, с примесью иронии размышляла Келли, когда пользуется таким успехом? Если бы ей удалось продать миллион своих книг, она гордилась бы этим. Должно быть, Коллинз – один из тех эксцентричных писателей, которые любой ценой добиваются известности, а потом из чистого противоречия начинают ненавидеть ее.

В спальне она положила книгу на туалетный столик. Вероятно, ее все же следует прочитать – хотя бы ради Джимми. Нет, тут же решила Келли, она не станет читать ее, у нее есть свои правила.

Разгоряченная и усталая, она с тоской подумала о душе, искренне сожалея, что его нет в доме Джимми. Однако, вспомнила она с воодушевлением, если здесь нет душа, то есть озеро – огромное, чистое, сияющее. Солнце еще не село, небо было окрашено в золотистые и пурпурные тона, так что вполне можно выйти и погрузиться в светлые воды, чтобы остыть и освежиться.

Переодевшись в купальник, состоящий из темно-розовых узеньких трусиков и черной полоски лифчика, Келли сунула ноги в шлепанцы и пошла к берегу, перекинув через плечо одно из старых полотенец Джимми.

Положив полотенце на пенек, Келли сбросила шлепанцы и шагнула в воду. Она была удивительно спокойной и прохладной, чистое дно устилали мелкие камушки. Солнце разбрасывало вишневые ленты лучей по блестящей водной глади.

Пятнистый песик проводил Келли до озера, подпрыгивая и виляя хвостом, а теперь застыл у самой кромки воды, поглядывая на Келли с перепуганным выражением на острой мордочке.

– Иди сюда, – со смехом позвала Келли собаку. – Водичка – прелесть!

Казалось, собака тщательно обдумывает, стоит ли принять приглашение. Она осторожно сунула лапу в воду и тут же отдернула ее, с отвращением отряхиваясь.

Келли снова рассмеялась.

– Это же только вода! Ты совсем как кошка. Надо бы найти кого-то, чтобы научить тебя, как ведут себя собаки.

Тем не менее песик отказался следовать за ней. Он стоял на берегу, но хвост продолжал весело подергиваться, как будто по привычке.

Келли зашла в воду по колени и остановилась, прикрывая ладонью глаза от слепящего солнца. Откуда-то из-за изгиба берега донесся странный крик.

Сердце Келли ухнуло в пятки, когда огромная птица, сизая, как сумеречное небо, пролетела, почти касаясь воды.

Большая голубая цапля, с трепетом подумала Келли. Великолепное создание природы с размахом крыльев не менее двух метров. Но еще больше она поразилась при виде второй, такой же огромной птицы. Келли долго наблюдала, как они скрываются за другим поворотом берега.

Глубоко вздохнув, Келли побрела в воду, прохлада которой казалась ей бесценной роскошью. Быстро окунувшись, она поплыла брассом, наслаждаясь свежестью озера и золотисто-розовым великолепием закатных облаков над головой.

Утесы в сумерках казались величественными, их оттенок неуловимо изменялся по мере того, как угасали лучи солнца, а деревья вокруг становились в призрачном свете изумрудно-зелеными.

О Джимми, думала Келли, теперь я понимаю тебя гораздо лучше. Неудивительно, что ты так любил это озеро. Ничего странного нет в том, что ты так и не захотел вернуться в город.

Девушка достигла утесов на противоположном берегу и оглянулась, чтобы посмотреть на дальний, «свой» берег. Кусты и деревья почти полностью скрывали из виду дом Джимми, как и все другие домишки. Все вокруг дышало покоем; казалось, озеро принадлежит только одной Келли.

Она долго плавала вдоль утесов, брызгаясь и ныряя. Затем, когда угас последний луч и небо заметно потемнело, поплыла обратно.

Келли достигла берега и выбралась из воды, ощущая здоровую усталость и блаженную чистоту тела.

Песик преданно ждал ее, сидя на берегу, с возрастающим восторгом подергивая хвостом по мере ее приближения. Когда Келли выбралась на мелководье и побрела к берегу, собака вскочила и принялась носиться кругами.

– Меня не было совсем недолго, – со смехом заметила Келли. – К тому же я не королева Англии – вряд ли я достойна таких церемоний. – И она потянулась за полотенцем.

– К тому же вы не слишком предусмотрительны, – произнес низкий мужской голос, подрагивающий от скрытой насмешки.

Келли в изумлении обернулась, инстинктивно сжимая кулаки. Уже взошла луна, и в ее серебристо-голубом сиянии Келли разглядела мощную фигуру Зейна, расположившегося на толстом стволе поваленного дерева. Он вытянулся и в этой ленивой, естественной позе выглядел совершенно как дома.

– Вы! – Она почти выплюнула это слово. Неужели этот чертов сосед задался целью напугать ее? Неужели он считает, что это так забавно? – Как вы тут очутились? И давно вы здесь?

– Приплыл в каноэ, – коротко объяснил он, кивнув в сторону берега. – Как раз тогда, когда вы были на противоположном конце озера. Хочу предупредить: не слишком предусмотрительно заплывать так далеко в одиночку. Особенно по вечерам.

Келли схватила полотенце и набросила его на плечи. Какая досада, что оно совсем небольшое и плохо скрывает ее фигуру! Трусики купальника были глубоко вырезаны на бедрах, отчего ноги Келли выглядели еще длиннее. Каким-то странным образом этот мужчина, не делая ни единого движения в ее сторону, ни о чем не спрашивая, излучал ощутимую ауру сексуального возбуждения. Келли чувствовала себя неловко, оказавшись рядом с ним почти обнаженной.

– Я отлично плаваю, – процедила она сквозь стиснутые зубы, ухитрившись в полутьме разыскать шлепанцы, и еще плотнее закуталась в полотенце. – В колледже я была чемпионкой по плаванию.

– Где? – Его голос прозвучал и насмешливо, и раздраженно. – В бассейне колледжа? Оглянитесь – это большое озеро, детка. Здесь нет спасателей, на которых можно надеяться. А немногие из отдыхающих на моторных лодках вполне могут насмерть перепугать вас и отправить в небытие.

Хотя вечерний воздух был теплым, Келли вздрогнула, заметив, как Зейн смотрит на нее. Было слишком темно, чтобы разглядеть его глаза, но почему-то она знала, что Зейн пристально следит за ней, ловя каждое ее движение. Лунный свет блестел в его шевелюре, освещал его крепкие, высокие скулы, падал на широкие плечи и длинные ноги.

Зейн поднялся, беспокойно передернув плечами.

– Я не шучу, – продолжал он. – Не имеет значения, хорошо вы плаваете или плохо. За несколько лет тут утонуло немало отдыхающих – здесь, возле самых берегов. Большинство из них считало себя отличными пловцами.

– Что-то не припомню, чтобы я спрашивала у вас совета, – отрезала она.

Ее сердце вновь начало бессмысленную гонку. Держи себя в руках, сдерживайся, умоляла Келли собственное тело. Каким образом этому мужчине удается так действовать на нее? Келли передернулась от отвращения и приложила все силы, чтобы слова прозвучали как можно холоднее:

– Не припомню также, чтобы я просила вас приехать сюда. Вы привезли завещание Джимми?

– Да, – ответил он. Теперь его лицо оказалось в тени.

– И остальные вещи? Те, которые он отдал вам на хранение?

Он кивнул.

– Я привез все. Мне казалось, надо покончить со всем этим как можно скорее.

Келли протянула руку.

– Так давайте покончим. А потом вы можете отправляться, куда вам угодно. Мне было вполне достаточно одной встречи с вами, но когда вы подкрадываетесь дважды в день – это уже невыносимо.

Зейн не обратил внимания на ее протянутую руку. Расставив ноги, он засунул большие пальцы за пояс, приняв подобие воинственной позы из вестерна.

– Я и не думал подкрадываться, просто обогнул берег. Каноэ скользит тихо, только и всего. Вы слишком увлеклись купанием, вот меня и не заметили. Я был здесь все время и наблюдал за вами – на всякий случай, вдруг возникнут неприятности.

Келли глубоко вздохнула и опустила руку.

– Единственная моя неприятность – это вы. Так вы принесете сюда вещи дяди?

Зейн вытащил из каноэ рюкзак. Он оказался большим и тяжелым на вид – таким тяжелым, что Келли вряд ли сумела бы его поднять.

– Сейчас отнесу это в дом, – сказал Зейн, взваливая рюкзак на плечо. – В нем – коллекция камней. И кое-что другое.

Келли нетерпеливо вздохнула. Коллекция камней! Ну конечно! Она любила Джимми, но он, по-видимому, обладал особым даром делать совершенно бесполезные приобретения: собаку, которая не лает, или коллекцию камней, которую, вероятно, даже не удастся поднять. И самым худшим его приобретением был беспокойный, непредсказуемый друг.

– Отлично. Пойдемте, – коротко отозвалась она. – Эта бестолковая псина даже ни разу не гавкнула, заметив вас.

Повернувшись к нему спиной, она направилась к дому, а собака составила ей компанию, радостно описывая круги возле ног. Пусть Зейн идет следом, если пожелает, мрачно думала Келли. И как это ей удается с легкостью справляться с целым классом шестилеток самого различного характера, если она не знает, как быть с одним-единственным взрослым мужчиной?..

Она толкнула дверь, и собака ворвалась в дом, опередив ее. Прежде чем следом успел войти Зейн, Келли поспешила в спальню, сняла с вешалки тяжелый купальный халат персикового цвета и завернулась в него, потуже затянув пояс.

Вот так, подумала она, прищурившись. Теперь она укутана так надежно, как будто надела пальто. Пусть только попробует разглядывать ее! Мало что удастся увидеть.

Келли вышла в гостиную как раз в тот момент, когда на крыльцо поднялся Зейн. Он прошел через комнату и с грохотом опустил рюкзак на стол у окна.

Проследив за ним глазами, Келли отвела с лица влажные пряди волос, зная, что ее взгляд сейчас стал особенно суровым.

– Спасибо, – ледяным тоном произнесла она и скрестила руки на груди, ожидая, что он станет делать дальше.

В маленьком доме Зейн казался еще более рослым и широкоплечим, чем снаружи. На нем были те же самые потертые джинсы, что и утром, и те же запыленные сапоги, но свежая бледно-зеленая рубашка с короткими рукавами обнажала сильные и мускулистые руки.

Зейн медленно оглядел ее с головы до ног и приступил к обзору в обратном порядке. При этом лицо его было не менее суровым, чем у Келли.

Так он стоял довольно долго, окидывая ее тяжелым беспокойным взглядом. Сердце Келли билось все сильнее, едва не выскакивая из груди. Только ради Джимми, повторяла она себе. Я мирюсь со всем этим только ради Джимми.

– Пожалуйста, – наконец ответил Зейн. – Гостеприимная хозяйка могла бы сказать: «Поскольку я доставила вам так много хлопот, не хотите ли выпить чашечку кофе?» Вижу, вы не любите соседей.

Внезапно Келли поняла, что ставший насмешливым блеск его глаз был свидетельством того, что Зейн заметил ее нервозность, и вспыхнула от раздражения. Он чувствовал, что она боится, и наслаждался этим, мужлан! Келли была ненавистна мысль о том, что она сама дает ему это преимущество, и она решила немедленно избавиться от страха.

– Садитесь, – неприветливо произнесла она. – Все, на что вы можете рассчитывать, – растворимый кофе. Другого у меня нет.

Он улыбнулся, и Келли опешила: улыбка оказалась удивительно искренней. Хотя почти все остальное в Зейне Келли не нравилось, она инстинктивно почувствовала открытость этой улыбки. Как странно, как парадоксально! Она уже сожалела о своем приглашении: этот человек доставлял слишком много беспокойства.

– Когда я познакомлюсь с женщиной, которая умеет варить настоящий кофе, то непременно женюсь на ней, – заметил Зейн. – Но, вижу, здесь мне ничего не угрожает, так что, пожалуй, сяду.

Подхватив стул, он перевернул его спинкой вперед и устроился, как ковбой в седле. Сложив руки на спинке стула, он наблюдал, как Келли неловко возится в крохотной кухне.

– Вероятно, я смогу вам кое-что объяснить, – произнес он, кивая в сторону рюкзака.

– Прекрасно, – резко отозвалась Келли. Бросив на него яростный взгляд, она включила чайник. Неужели он что-то замышляет? Сейчас, под золотистым светом лампы, она не так уж его опасалась, но ей было трудно что-нибудь понять: его настроение менялось с поразительной быстротой.

– Ваш дядя оставил вторую копию завещания у нотариуса; ее зовут миссис Фиб Кэррингтон, живет в Фейетвилле. Она поможет вам привести его дела в порядок. – Он слегка нахмурился, затем наклонился к собаке и потрепал ее по голове. Животное благодарно прижалось к его ногам. – Что касается остальных вещей Джимми, – продолжал он, не глядя на девушку, – они требуют некоторых разъяснений.

Келли привалилась к кухонному столу, скрестив руки, со старательно непроницаемым выражением лица. Под лампой выгоревшие пряди в волосах Зейна ярко блестели, тени под глазами, казалось, стали еще темнее, а сами глаза – еще непонятнее. Однако на волевом лице появилось доброе выражение, даже, пожалуй, мягкое. Вероятно, решила Келли, это просто игра света и тени.

Оставалось только радоваться тому, что Зейн уделил внимание восторженной собаке, хотя бы временно перестав следить за ней самой. Она наблюдала за ним, прикусив губу.

– Почему вы снова оказались тут? – осторожно спросила она. – Почему подкараулили меня? Появились неслышно и ждали, пока я не приплыву?

Не поднимая головы, он пожал плечами, уставившись в карие преданные глаза собаки.

– Не знаю, – беспечно произнес он. – Может быть, мне показалось, что вас не помешает напугать – совсем немного. Чтобы вы стали осторожнее.

– Это не оправдание, – сказала Келли, вновь убирая со лба пряди влажных волос.

Тут он перестал гладить собаку и поднял голову.

– Ребенок, который раз обжегся, впредь боится огня, – заметил он.

Хоть бы этот взгляд не пронзал ее насквозь, мысленно взмолилась Келли и оборонительным жестом вздернула подбородок.

– Я давно уже не ребенок, – произнесла она и тут же пожалела о собственных словах.

Он растянул губы в улыбке – одновременно мягкой и насмешливой.

– Это мне известно.

– О, прекратите! – раздраженно воскликнула Келли, проводя рукой по волосам. Она знала о собственной сексуальной непривлекательности, так что ему давно уже пора перестать разглядывать ее. С волос Келли капала вода, она была без макияжа, мешковатый халат скрадывал очертания тела, как медвежья шкура, а на ногах болтались резиновые шлепанцы.

В мгновенном приступе гнева Келли все поняла: он считает ее совершенно некрасивой, но знает, что своим вниманием заставляет ее нервничать. Он просто издевается над ней, дразнит, как будто она действительно ребенок.

Келли отвернулась и уставилась в окно, чтобы избежать назойливого взгляда. Озеро блестело под луной.

– Кроме того, – как ни в чем не бывало продолжал Зейн, – я уже объяснял вам: я пришел к вам с миром, принеся дары от усопшего родственника, а вы предпочли резвиться в воде, как дельфин перед публикой.

– А вы явились под покровом мрака, – с мелодраматической ноткой заявила Келли, – как вор в ночи. Пролезли во владения моего дяди и затаились.

Зейн приподнял бровь и с серьезным видом закивал.

– Я пролез, я затаился – мне нравятся эти выражения. Они придают мне некоторую весомость.

– Прекратите издеваться! – приказала она, не глядя на Зейна.

– Но почему? Это так приятно. Или вы слишком чувствительны к насмешкам?

– Потому что это некрасиво, – с напором заявила Келли. – Подсматривать за другими, не сообщая о своем присутствии, – некрасиво.

Краем глаза она взглянула на Зейна. Он улыбался так широко, что едва удерживался от хохота.

– Неужели я, – спросил он, – за краткое время нашего знакомства выражал желание вести себя «красиво»? Что за затертое, невыразительное слово!

Она с негодованием повернулась к нему:

– По-моему, вам нравится издеваться над людьми.

Зейн ответил ей самой злорадной усмешкой, и Келли удивилась, как она могла вообразить себе доброе выражение на его лице.

– Вот именно. Но только для того, чтобы сделать их счастливыми. В мире слишком мало счастья. Я прилагаю все усилия, чтобы его стало побольше.

Чайник засвистел, и Келли сняла его с плиты. Раздраженно покачивая головой, налила кипяток в две разномастные чашки. Невозможный человек! Собственное самодовольство считает настоящим искусством! Как же терпел его Джимми, как решался доверять ему?

Келли перенесла кружки на стол и поставила их с отчетливым стуком. Придвинув второй стул, села как можно дальше от Зейна.

– Что же еще в этом драгоценном рюкзаке? – саркастически спросила она. – Кроме коллекции камней? Уж не положили ли вы туда каких-нибудь крыс и пауков, лишь бы дать мне возможность испытать целительный шок?