Текст книги "Отбытие Орбитсвиля"

Боб Шоу
Отбытие Орбитсвиля

1

Оставшееся время они решили провести в Гарамонд-парке.

Даллен уже бывал здесь, но сегодня все выглядело иначе и казалось неестественно ярким. Сквозь листву ослепительно сверкали медные кровли домов; цветы и кусты, превращенные яростным солнцем в экзотическую растительность джунглей, пламенели под вертикальными лучами. Ядовито-зеленый газон сбегал к единственному объекту, на котором мог отдохнуть взгляд: внизу чернело круглое озеро. На берегу горбились невысокие холмики из остатков камней и металлических конструкций, бывших когда-то фортификационными сооружениями. Небольшие группы туристов, покачивая сверкающими эллипсами шляп, бродили среди древних развалин или прогуливались по дорожке, огибавшей озеро.

– Давай спустимся и заглянем вниз. – Даллен порывисто взял жену под руку.

Кона удивленно отстранилась.

– Что за спешка?

– Ну вот, опять все сначала? – Даллен отпустил ее руку. – Мне казалось, мы обо всем договорились.

– Хорошо тебе…

Кона замолчала, хмуро посмотрела на него, но через мгновение ее лицо снова озарила улыбка. Обняв друг друга, они стали спускаться по склону. Даллен ощущал бедром ее тело и вспоминал, как они долго занимались утром любовью. Ему вдруг пришло в голову, что своей ненасытностью Кона словно давала ему понять, чего он лишается. В душе снова шевельнулись обида и разочарование, уже несколько месяцев омрачавшие их отношения. Даллен решительно отогнал мрачные мысли.

Они пересекли дорожку и остановились возле каменного парапета, опоясывавшего черное озеро. Даллен прикрыл глаза рукой, вгляделся в темную глубину и через несколько секунд увидел звезды.

Хотя из-за солнца он различал лишь наиболее яркие светила, сердце вдруг пронзил первобытный ужас. Всю жизнь Даллен провел на внутренней поверхности Орбитсвиля, а остальной мир видел только во время редких визитов к Окну. «Вот окажусь на Земле, – сказал он себе, любуясь звездным небом, – и смогу каждую ночь познавать новые миры…»

– Мне как-то не по себе, – прошептала у его плеча Кона. – Такое чувство, будто я вот-вот провалюсь туда.

Даллен покачал головой.

– Здесь совершенно безопасно. Полевая диафрагма выдержит любой вес.

– То есть? – Она игриво подтолкнула его бедром. – Уж не хочешь ли ты сказать, что я слишком толстая?!

– Ни в коем случае!

Он с нежностью взглянул на жену, ценя ее добродушную иронию, с которой она всегда относилась к собственной внешности. Раньше Кона соблюдала строжайшую диету, но после рождения сына борьба с килограммами стала даваться ей куда труднее.

Мысль о скорой разлуке с Мики омрачала редкие в последнее время минуты взаимопонимания. Даллен почти год потратил на то, чтобы добиться перевода на Землю, поскольку это сулило ему чин офицера четвертой ступени в Гражданской службе Метаправительства. Кона знала о его планах, но только после родов объявила мужу, что не собирается покидать Орбитсвиль. Космический полет и резкая перемена климата могут неблагоприятно сказаться на здоровье Мики, оправдывалась она, но Даллен не слишком верил такому объяснению, поэтому чувствовал себя обиженным. Кона не хотела покидать больного отца, а помимо этого она как профессиональный историк была увлечена работой над книгой о еврейских поселениях на Орбитсвиле. И если первая причина не вызывала возражений, то вторая порождала многочисленные ссоры, разрушительное действие которых не могли сгладить ни убедительные аргументы, ни добродушное подшучивание друг над другом. «Для некоторых быть евреем – своего рода религия…»

В темной глубине под ногами проплыла огромная тень, и Кона в испуге отпрянула от парапета. Даллен узнал каботажный грузовоз, скользивший в каких-нибудь пятидесяти метрах от Окна, направляясь к противоположному берегу черного озера. На другом берегу Окна находился космический терминал, откуда Гарри Даллен вскоре отправится на Землю. Пассажирский вокзал и складские корпуса высились над поверхностью озера, но гигантские причальные опоры уходили сквозь силовое поле вниз, теряясь во мраке открытого космоса.

– Мне здесь не нравится, – сказала Кона. – Все такое чужое.

Даллен понял ее намек. Их родной городок Бангор был в шестнадцати тысячах километров отсюда, в глубине Орбитсвиля, среди уютных холмов, так похожих на земные. Высшая точка находилась на отметке тысячи метров. Это означало, что в окрестностях Бангора имеется значительное скопление осадочных горных пород, хотя геологическая структура не имела никакого значения. Без тонкого слоя илема, загадочного материала, из которого состояла огромная сфера, ничто не могло бы существовать. От подобной мысли становилось неуютно и тревожно, но такие размышления беспокоили лишь гостей Орбитсвиля да недавних переселенцев. Однако тот, кто родился на Большом О, с детства проникался абсолютной верой в его незыблемость, просто зная: этот мир куда более долговечен, чем обычные планеты.

– Нам вовсе не обязательно оставаться здесь, – сказал Даллен. – Хочешь, пойдем посмотрим на розы.

– Позже. – Кона нажала кнопку записывающего устройства в виде броши, прикрепленного к ее шафрановой блузке. – Я хочу снять памятник Гарамонду. Может, пригодится для книги.

«Подразумевалось, что ты провожаешь меня, а не собираешь материал для своей книги», – с грустью подумал Даллен, гадая, намеренно ли Кона задела его, упомянув о книге. Среди привлекательных качеств жены не последнее место занимала ее независимость, которой она никогда не желала поступаться. Даллен понимал, что сейчас уже не изменить правила, установившиеся в их отношениях, хотя никак не мог отогнать назойливую мысль, насколько было бы лучше, если бы они отправились на Землю вместе и разделили все радости и тяготы поездки.

Разумеется, оставалась и другая возможность: отложить отъезд на пару лет. Мики подрастет и окрепнет. Кона к тому времени закончит свою книгу и подготовится к новой полосе в своей жизни.

Внезапно у Даллена возникла крамольная мысль, ужаснувшая его своей неожиданностью. Ведь все можно переиграть! Можно уклониться от полета на Землю, попросту не явившись на борт звездолета.

Сколь ни бездушным был бюрократический аппарат метаправительства, там все же считались с одним свойством человеческой натуры: некоторые люди не способны вынести психологического напряжения межзвездного перелета. Отказ в последний момент был столь распространенным, что для обозначения этого явления возник своеобразный термин «слинять мимо окна». Даже багаж не грузили до тех пор, пока пассажир не поднимался на борт корабля.

Нет ничего постыдного, говорил себе Даллен, в умении приспособиться к обстоятельствам, так поступают очень многие. Если он сейчас позволит себе романтический жест самоотречения, ему не нужно будет никому объяснять, даже своей собственной жене, что жест этот крайне эгоистичен, поскольку позволяет сохранить самое дорогое.

– Памятник. Фотографии. – Кона помахала рукой перед его лицом. – Ты что, забыл?

– Извини, задумался, – смущенно пробормотал Даллен. Они дошли по тропинке до места, где дорожка превращалась в небольшую полукруглую площадку, на краю которой у самой бездны высилась бронзовая статуя. Человек в космическом костюме двухсотлетней давности, прикрыв глаза от слепящего солнца, вглядывался в даль. В опущенной руке он держал шлем. Скульптор сумел запечатлеть выражение лица путешественника, вынырнувшего из черной бездны космоса на зеленые равнины Орбитсвиля. Благоговейный страх и удивительное спокойствие от сознания исполненного долга – выражение, хорошо знакомое каждому, кто в первый раз проникал сквозь диафрагму из стерильной космической черноты и ступал на залитые солнцем бескрайние просторы.

На бронзовой табличке стояло всего три слова:

ВЭНС ГАРАМОНД, разведчик

– Я просто обязана снять его, – заявила Кона, впервые увидевшая этот памятник.

Она обогнала мужа и присоединилась к туристам, загипнотизированным информационными лучами, исходящими из постамента статуи. Вдруг один из блуждающих лучей сфокусировался на лице Даллена, погруженного в собственные мысли, и в его голове разлетелся сноп цветных брызг. После мгновенной паузы, во время которой информационное устройство изучало его реакцию на сигналы и определяло, на каком языке следует вести передачу, Даллен погрузился в мир сконструированных миражей. Трехкорпусные звездолеты, видимые как будто из космоса, приближались к оболочке Орбитсвиля, к круглому светящемуся Окну. Зажурчал бесполый голос:

– Около трех столетий назад, в 2096 году, первый космический корабль с Земли достиг Оптима Туле. Корабль назывался «Биссендорф» и принадлежал флотилии исследовательских судов компании «Старфлайт Инкорпорейтед». Компания вошла в историю как монопольный организатор космических перевозок в эпоху расселения Земли. Командовал «Биссендорфом» капитан Вэнс Гарамонд. Сейчас вы находитесь на том месте, где капитан Гарамонд, преодолев поле диафрагмы, удерживающее нашу атмосферу, впервые ступил на землю Оптима Туле…

Картина изменилась. Даллен увидел Гарамонда стоящего со своими спутниками на девственной равнине, где теперь находился расползающийся во все стороны Бичхэд-Сити. Голос продолжал звучать, но слова уже не доходили до сознания Даллена, разбиваясь о барьер его собственных мыслей.

Что мешает ему так поступить? Что изменится во Вселенной, если он не полетит сегодня на Землю? Он вернется, его, конечно же, осмеют коллеги из Комиссии по границам, но какое это имеет значение? Какой вес имеет чье-то мнение по сравнению с чувствами и желаниями Коны? А ведь есть еще Мики, трехмесячный Мики…

– Справа вы видите разрушенные фортификационные сооружения, это один из немногих следов, оставшихся от цивилизации праймеров, процветавшей на Орбитсвиле около двадцати тысяч лет назад. О праймерах нам известно немного. Несомненно одно, это было очень энергичное и честолюбивое племя. Обнаружив Оптима Туле, они, несмотря на огромные размеры сферы, попытались установить над ней контроль. Для достижения своей цели они, проявив незаурядные инженерные способности, закрыли бронированными пластинами 548 окон-порталов Оптима Туле. Все, кроме одного.

Куда они подевались, неизвестно. То ли их уничтожили новые переселенцы, то ли просто поглотили необозримые просторы, которые праймеры хотели присвоить. Как бы то ни было, одним из первых решений Метаправительства Оптима Туле стало распоряжение открыть все порталы, предоставив тем самым каждому народу Земли неограниченный доступ…

Даллен увидел мультипликационную картинку. Крошечные корабли стреляли из крошечных лучевых пушек в черную махину, и с каждым выстрелом все яснее вырисовывалось тройное кольцо иллюминаторов, а солнце, заключенное в оболочку Орбитсвиля, выбрасывало в космос все новые и новые манящие лучи.

– Почти сразу после открытия Орбитсвиля началась иммиграция землян. Она достигла огромных темпов и длилась полтора века. Сначала перелет занимал четыре месяца, однако звездолеты новой конструкции сократили время в пути до нескольких дней. К экваториальным порталам ежедневно прибывало свыше десяти миллионов человек, а частота перевозок достигла…

Даллена начали раздражать навязчивые образы и монотонный голос. Он резко шагнул в сторону, прервав контакт с лучом, опустился на скамейку и стал смотреть на Кону, которая увлеченно фотографировала памятник. Даллен опять подумал, что ее интерес к статуе выглядит несколько показным. Означает ли это вызов? Может, она старается облегчить ему задачу, отстраняясь от него?

«Ради чего я лишаю себя всего этого?» – подумал он. Кона опустила камеру и Даллен помахал ей рукой. Он улыбнулся, представив, как она воспримет новость. Можно выложить все сразу, а можно начать с предложения пообедать в каком-нибудь шикарном ресторане.

Кона протолкалась сквозь толпу туристов. К ней тут же подскочили два мальчишки лет десяти. Кона остановилась, что-то сказала им, потом раскрыла свою сумочку. Мальчишки тут же унеслись прочь, хохоча и пихая друг друга.

– Паршивцы, – Кона с улыбкой подошла к мужу, – не хватает, говорят, на обратную дорогу до дому, а сами, небось, помчались к автоматам с газировкой.

Внутренний голос просил Даллена не обращать внимания на происшествие, но он не смог удержаться.

– Зачем же ты дала им денег?

– Они всего лишь дети.

– Вот именно. Они всего лишь дети, а ты убедила их в выгоде попрошайничества.

– Ради Бога, Гарри, зачем так волноваться? – В ее голосе звучала насмешка. – Речь идет о каких-то пятидесяти центах.

– Дело не в сумме. – Даллен сурово посмотрел на нее, злясь, что она портит, быть может, лучший в их жизни момент. – Разве для меня важно – пятьдесят центов или пятьдесят монит?

– Тебя так заботит детская благовоспитанность? – Стоя внутри вертикального столба тени, отбрасываемой полями шляпы. Кона словно отгородилась от мужа.

– Что ты хочешь сказать? – спросил Даллен, хотя прекрасно все понял.

Он сам провоцировал ее использовать Мики в качестве оружия.

– Какая трогательная забота о детях. О чужих детях. Довольно странно для того, кто собирается в увеселительную поездку на Землю и бросает собственного сына.

«Я не собираюсь… не собираюсь на Землю», – Даллен делал отчаянные попытки вытолкнуть из себя эти слова. И не смог. Не сумел перебороть свою собственную черствость и непреклонность.

Три часа спустя Даллен стоял на смотровой галерее пассажирского корабля «Ранкорн», устремившегося прочь от подавляющих просторов Орбитсвиля.

На первых этапах полета корабль двигался очень медленно, поэтому километровое окно, вокруг которого располагался Бичхэд-Сити, было видно еще полчаса. Постепенно оно сужалось, превратившись в яркий эллипс, затем в полоску света, пока совсем не исчезло. Но неопытный путешественник еще долго мог пребывать в убеждении, что корабль замер в непосредственной близости от оболочки, ведь Орбитсвиль загораживал половину видимой Вселенной.

В той стороне, где находился Орбитсвиль, зиял непроглядный мрак без световых бликов, без вспышек или отражений. Казалось, космос, обычно усыпанный мириадами звезд, расцвеченный шлейфами светящегося газа, разрезали надвое. Одна половина привычно мерцала и искрилась, другой просто не стало. Лишь абсолютная тьма обозначала невидимое присутствие громады Орбитсвиля, чудовищную черную дыру, выевшую центр Вселенной.

Даллена потрясло удивительное зрелище. Что же должен был чувствовать экипаж «Биссендорфа» в те далекие дни, когда люди впервые приближались к Орбитсвилю? Какие мысли проносились в их головах, когда черный круг разрастался, перекрывая половину наблюдаемого пространства?

Первооткрыватели могли решить, что обнаружили сферу Дайсона. В двадцатом веке существовала популярная теория, предлагавшая критерий высокого развития цивилизации. Такая цивилизация, озабоченная нехваткой жизненного пространства и энергии, вынуждена будет окружить свое солнце сферой и расселиться по ее внутренней поверхности. Однако сфера Дайсона не могла выглядеть однородной, ведь ее сооружали бы в течение многих тысячелетий из подогнанных друг к другу остатков планет, астероидов и всякого космического мусора. Через стенки такой сферы должны проникать самые разные виды излучения, несущего информацию о природе оболочки.

Орбитсвиль по сей день оставался объектом-загадкой. Его илемная оболочка прозрачна лишь для гравитации, поэтому первооткрыватели с «Биссендорфа» могли установить только то, что они приближаются к солнцу, окруженному гигантской сферой, что на ее поверхности нет никаких швов и что она совершенно гладкая.

Даже сейчас, подумал Даллен, люди далеки от разгадки тайны Орбитсвиля.

Каким образом возник этот полый шар из загадочного вещества? Миллиард километров в обхвате! Существует лишь один источник столь непостижимого количества материи – само солнце. Материя – это энергия, а энергия – это материя. Любая непогасшая звезда непрерывно выбрасывает в окружающее пространство энергию в виде света и других излучений, эквивалентную миллионам тонн вещества. Но на пути энергии орбитсвильского солнца, известного когда-то под именем «звезда Пенгелли», Некто поставил преграду и произвел определенные манипуляции, трансформировав энергию в материю. Овладев мощью солнца, Некто создал оболочку из вещества, обладающего заданными свойствами. Когда толщина сферической оболочки достигла необходимой величины. Творец подставил ладони под поток лучистой энергии и сотворил новые чудеса: покрыл внутреннюю поверхность сферы почвой, пустил по ней реки, оживил пространство атмосферным слоем. Подобным же образом Он сотворил аминокислоты, живые клетки, растительные семена. Ведь в конечном счете нет никакой разницы между листом растения и листом стали.

– Грандиозное зрелище, не правда ли? – Молодая незнакомка стояла рядом с Далленом у изогнутого поручня смотровой галереи. – Тьма, хоть глаз выколи.

– Согласен с вами.

Даже в тусклом свете галереи Даллен заметил откровенно чувственную привлекательность ее восточного лица. Почему-то он принял ее за спортсменку, привыкшую к выступлениям перед публикой.

– Я первый раз лечу на Землю. А вы? – Она взглянула ему в глаза.

– Тоже. – Даллен с изумлением понял, что ему захотелось соврать и выдать себя за бывалого астронавта. – Для меня все это внове.

– Я видела вас во время посадки.

– Вы наблюдательны.

– Вовсе нет. – Она продолжала смотреть на него в упор. – Я обращаю внимание лишь на то, что мне нравится.

– В таком случае, – вежливо ответил Даллен, – вы очень счастливый человек.

Он повернулся и ушел, с легкостью выкинув встречу из головы. Он все еще злился на Кону, но объятия случайной попутчицы – слишком дешевый и пошлый ответ, и, хотя к нему прибегают многие оскорбленные в своих чувствах мужчины, Гарри Даллену это не подходит. Лучше почаще наведываться в гимнастический зал и заглушить тоску физическими нагрузками.

Остальные пассажиры были, судя по всему, туристами. Благодаря щедрым субсидиям метаправительства они получили возможность посетить колыбель человеческой культуры. Пробираясь среди праздной публики, Даллен чувствовал себя белой вороной. Он зашел в свою каюту, переоделся и отправился в спортзал, где в одиночестве подверг себя пытке на тренажере, повторяя каждое упражнение по сотне раз, чтобы достичь душевного и физического изнеможения – гарантии крепкого сна.

Заснул он почти сразу, но уже через два часа открыл глаза с мрачным предчувствием утомительной и бесплодной борьбы с бессонницей. Пытаясь обмануть себя, он постарался представить новую работу в Мэдисоне, поездки в легендарные старые города, живописные пейзажи крошечной планетки. Однако сколько он ни старался, никаких ярких картин так и не увидел. В неприятном состояние между сном и явью, когда мозг оказывается во власти странных видений, Даллену вдруг чудилось, будто Земля – место страшное и крайне враждебное.

2

Джеральд Мэтью открыл ящик письменного стола и нахмурился, поглядев на предмет, лежавший внутри.

В свое время пистолеты этой системы получили название «Спешиал-луддит», поскольку предназначались для единственной цели – уничтожать компьютеры. Обладание подобным оружием строго преследовалось законом. Несмотря на обширные связи, Мэтью понадобилось около месяца, чтобы раздобыть его.

Теперь настала пора им воспользоваться, но Мэтью угнетали тревожные предчувствия.

Лишь за хранение пистолета он мог схлопотать десять лет тюрьмы, а если разнюхают, что он использовал «луддит» по назначению, то ему грозит пожизненное изгнание. Суровость кары объяснялась стремлением защитить в первую очередь людей, ибо оружие уничтожало всех, кто попадался на пути луча. «В некотором смысле его воздействие гораздо страшнее прямого убийства, – говорилось в комментарии к уголовному кодексу. – Оно представляет угрозу общественному порядку».

– И как меня угораздило сесть в такую лужу? – вопросил Мэтью пустоту кабинета.

Теперь нужно сосредоточиться на ближайшей задаче, а не думать о том, чего уже не изменишь. Он взял пистолет из ящика и снял его с предохранителя. Тяжесть игрушки говорила о том, что она до отказа набита электронной начинкой. Вспомнив об опасности промедления, Мэтью сунул оружие в боковой карман просторного пиджака и посмотрел в зеркало. Став заместителем мэра в тридцать два года, он получал удовольствие от мысли, что выглядит моложе благодаря атлетической фигуре и великолепному цвету лица. Одевался он всегда безупречно, поэтому сейчас ничто не должно бросаться в глаза. Правда, в такую рань вряд ли встретишь кого-нибудь на третьем подземном этаже, но Мэтью не хотел рисковать.

Убедившись, что все в порядке, он решительно вышел из кабинета. «Не забывай об осторожности», – приказал он себе, быстро и бесшумно сбегая по лестнице. Джеральд не стал принимать фелицитин за завтраком, поскольку задуманное предприятие требовало ясной головы.

Несколько недель назад он обнаружил независимый компьютер департамента снабжения, установленный в незапамятные времена каким-то ретивым чиновником. В те дни Орбитсвиль более активно поддерживал связь с Землей, и компьютер регулировал распределение поставляемых товаров. Джерри Мэтью об этом не знал и пришел в ужас.

Если какому-нибудь болвану придет мысль распечатать сведения за последнее время, он с первого взгляда поймет, что заместитель мэра в целях личного обогащения злоупотребил общественным имуществом. Этого никак нельзя было допустить, поэтому Мэтью решил уничтожить базу данных. Слава богу, компьютер не подключили к единой информационной сети Мэдисона.

Добравшись до третьего подземного этажа, Джеральд повернул направо и очутился в помещении размерами с приличный танцзал. Раньше здесь был компьютерный центр, от которого теперь остался лишь лабиринт передвижных перегородок и разобранных стоек. Заместитель мэра отыскал вход, ведущий в короткий коридор с тремя дверями. На дальней из них стояли таинственные буквы «М.К.Е.О.» Мэтью в очередной раз поразился, как это Солли Хьюму удалось наткнуться на злополучный компьютер. Хьюм работал младшим архитектором в городском топографическом управлении, именовал себя «архиэлектронщиком», посвящая свой досуг поискам устаревших или ненужных компьютеров. И уж благодаря ревностному веянию чиновник страхового ведомства Эззати упомянул о находке Хьюма в присутствии Мэтью.

Джеральд открыл замок отмычкой и осторожно вошел в затхлую комнатушку. Лампа под потолком слабо загудела, холодный свет упал на металлический стол и стоящий на нем компьютер департамента снабжения: простой ящик не больше коробки из-под башмаков хранил сведения о перемещениях товаров еще с тех времен, когда заместителя мэра не было на свете. Но Джеральда, конечно, интересовали только последние три года.

На минуту он замер перед ящиком, потом, преодолевая странное чувство вины, вытащил из кармана «луддит» и направил раструб ствола на компьютер.

Кона Даллен выключила диктофон. Было слишком жарко и даже тень от раскидистого кизилового дерева не спасала от всепроникающего влажного зноя. Хотя они с Мики уже четыре месяца находились на Земле, она, видимо, так и не приспособилась к климату этого участка суши, некогда называвшегося Джорджией.

«К тому же во мне сейчас лишних семь кило», – с некоторой грустью напомнила она себе, решив в оставшуюся часть дня есть только зеленый салат. Кона взглянула на часы: до встречи с Гарри оставалось больше часа. Она сожалела, что очередная глава так пне появилась на свет, но ее беспокоило иное: тема исследования казалась все более далекой и расплывчатой.

Книга под названием «Вторая диаспора» должна отражать ее личную точку зрения на историю орбитсвильского иудаизма. Как ни странно, после отъезда Гарри на Землю работа вдруг застопорилась, и это сыграло не последнюю роль в решении Кони приехать к мужу раньше назначенного срока. Кроме того, ее очень тронуло его робкое предположение, что расстояние позволит лучше увидеть историческую перспективу. Но теперь, с расстояния сотен световых лет, богатая событиями история попыток основать Новый Израиль казалось уже малоинтересной.

Действительно ли судьба отдельной нации – лишь кусочек смальты в огромной мозаике истории? Или само переселение с одной звезды на другую лишило идею Коны чего-то очень важного? Подобное ведь происходило и с другими авторами.

«Переезд к Гарри был ошибкой», – сказала она себе и тотчас пожалела об этом. После четырех совместно прожитых лет она продолжала считать отношения с мужем прочнейшей основой, на которой следует строить всю жизнь.

– Мама!

– Что такое, Мики?

Мальчик испуганно показал пальчиком на серо-белую чайку, опустившуюся на землю недалеко от них.

– Пчела!

– Это птица, она не причинит тебе вреда. – Кона улыбнулась, громко хлопнув в ладоши.

Беспечная чайка подпрыгнула и отлетела на несколько метров. Для Мики всякое летающее существо было пчелой, а всякое четвероногое – кошкой. Зато в его словаре было с десяток названий средств передвижения, которые он довольно правильно употреблял. Кона недоумевала: неужели склонность к технике может проявиться в столь раннем возрасте?

– Плохая, – заявил Мики, прижавшись к матери. Она ощутила чистый детский запах, исходящий от его медных волос.

– Здесь очень жарко, пойдем в папин кабинет и выпьем чего-нибудь холодненького.

Она встала, легко подхватила Мики и направилась к северному входу в Сити Холл.

Офис Гарри до полудня пустует, и, если Мики найдет себе какое-нибудь занятие, она сможет поработать в более подходящих условиях. Зеркальные двери автоматически распахнулись. Кона ступила в кондиционированную прохладу вестибюля и замешкалась. По правилам сначала нужно зарегистрироваться у главного входа, но платье липло к телу, Мики с каждым шагом становился все тяжелее, – вокруг ни души, ее некому отчитать за нарушение правил.

Кона открыла дверь, ведущую на лестницу, которой часто пользовался Гарри, когда спешил на службу, и стала быстро подниматься по ступенькам. Едва она дошла до площадки между этажами, как воздух завибрировал от пронзительного воя сирены.

Кона вздрогнула, крепче прижала к себе сына и замерла у стены, не зная, повернуть назад или бежать наверх.

Покинув комнату, где стоял компьютер, Мэтью не сомневался, что стер и программу, и память. Когда заревела сирена, он в отчаянии застонал. О такой возможности он не подумал, а это лишний раз доказывало, насколько безрассудно планировать серьезную операцию, находясь под действием фелицитина.

«Ну, что стоишь? – стучало где-то в висках. – Беги! БЕГИ!»

Он рванул на себя дверь и помчался обратно тем же путем, каким пришел. Непрерывный вой сирены заставлял его бежать так быстро, что он буквально слышал в ушах свист ветра. Выскочив на лестницу, он бросился вверх, перепрыгивая сразу через несколько ступеней. Ему казалось, он летит.

«Ничего, обойдется, – стучало в голове. – Со мной все будет в полном порядке. Я должен успеть…» Номера этажей мелькали перед глазами.

Внезапно перед ним возникла женщина с ребенком на руках. Мэтью сразу узнал Кону Даллен и в ту же секунду понял: она его погубит. Обязательно. У него нет выбора. Мгновение превратилось в тягучую бесконечность. Пистолет сам поднялся, палец сам нажал на спуск, невидимый сгусток энергии объял женщину с ребенком.

Они еще не успели упасть, а Мэтью уже мчался вверх. Происшествие уже стало для него достоянием прошлого.

Он добежал до площадки пятого этажа и увидел пустой коридор, за которым – уютная безопасность кабинета. Спрятав пистолет, Джеральд заставил себя идти как можно медленнее, пока не оказался у своей двери.

– Это не убийство, – шепотом сказал он молчаливым стенам кабинета и вновь увидел сползающую по стене Кону Даллен. – Нет, это не убийство…