Текст книги "Генерал Георгий Шпак"

Командир «полтинника»

Знаете ли вы, что такое «Праздник огурца»? Напрасны его поиски в чреде бесконечных «красных дней календаря», отмечаемых по поводу и без оного. Праздник огурца, как выяснилось, давняя традиция 350-го гвардейского парашютно-десантного полка. Отмечается он в канун 23 февраля, который ныне именуется Днем защитника Отечества, а прежде это был День Советской Армии и Военно-Морского флота. На льду озера Велье чудодействовали старшины Минин и Ерастов, которые заведовали солдатской столовой и за которыми прочно укрепилось прозвище «Минин и Пожарский». Дубовые бочки с солеными огурцами и помидорами специальными «кошками» доставались из прорубей и вскоре «мировой закусон», пролежавший подо льдом несколько месяцев, благоухал на офицерском застолье.

В «Полтинник» я попал в 1967 году по недоразумению и по распределению. После окончания РКПУ на моей карьере военного переводчика в силу двух банальных, однако весомых в советское время причин кадровиками был поставлен жирный крест. Я не принадлежал к когорте партийцев, а в графе личного дела «семейное положение» было записано «холост».

Впору было прийти в отчаяние. Однако даже теперь, по прошествии многих лет, я с неизменно добрым чувством перелистываю в памяти страницы офицерской службы в «Боровухе-раз». О Рязани как о столице ВДВ говорилось, и все же десантники-шутники отдавали пальму первенства Боровухинскому гарнизону. Судите сами. В живописнейшем уголке Витебщины, окаймленном бесчисленным количеством больших и малых озер и могучей природной изгородью дивных и непролазных лесов, располагались: 350-й и 357-й гвардейские парашютно-десантные полки, отдельный батальон связи ВДВ, рембат.

Наверное, кому-нибудь из моих собратьев по «Войскам дяди Васи» может показаться предвзятым суждение о том, что легендарный командующий ВДВ В. Ф. Маргелов питал особые чувства к Боровухе, частенько жаловал своими наездами «Полтинник» и не обходил доверием полк, где царила удивительная атмосфера офицерского братства. Расположение полка радовало глаз своей ухоженностью, а воинский коллектив был способен решать самые сложные задачи.

Перечислю лишь некоторые из этих задач, которые вошли в славную летопись «Полтинника». Это участие 350 гв. пдн в крупнейших за всю историю СССР учениях «Днепр» (1967], посвященных 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции; участие в выполнении интернационального воинского долга по оказанию братской помощи Чехословакии в 1968 году. Остались в памяти десантников успешные действия на учениях «Березина», на общевойсковых учениях Одесского военного округа и, конечно, первая в ВДВ практическая конференция механиков-водителей БМД, которую открывали В. Ф. Маргелов и один из создателей Ил-76 Г. В. Новожилов.

Слово моему сослуживцу по «Полтиннику» Г. И. Шпаку.

Закончил я Академию имени Фрунзе с золотой медалью. Мое имя высечено золотыми буквами на одной из памятных досок. После Академии я получил полк – за успехи в учебе, за то, что хорошо командовал группой. Примерно в таких словах начальник кафедры ВДВ ходатайствовал за меня перед командованием. А в первую голову оттого, что так решил тогдашний Командующий ВДВ генерал В. Ф. Маргелов.

Благодаря стараниям Василия Филипповича ВДВ получили в те годы новые виды техники и вооружения, в том числе боевую машину десанта – БМД-1 и боевую технику на ее базе, новые современные военно-транспортные самолеты – Ан-22 и Ил-76. Были отработаны новые системы и средства десантирования личного состава и боевой техники. Только благодаря его энергии и авторитету в ВДВ внедрено десантирование воинов-десантников внутри боевой техники.

В сентябре 1967 года на Украине состоялись крупные войсковые учения, на которых 76-я и 103-я дивизии ВДВ десантировались со всей своей боевой техникой и вооружением. Такого масштабного использования многокупольных парашютов, на которых с неба на землю опускались бронемашины, история до этого еще не знала. А в 1973 году под руководством генерала армии В. Ф. Маргелова два советских офицера, Леонид Зуев и Александр Маргелов, впервые в мировой практике провели десантирование внутри боевой машины. Как вы, наверное, догадались, Александр Маргелов – сын командующего Василия Филипповича Маргелова. Впоследствии – полковник, Герой России.

Все эти нововведения произвели настоящий переворот в теории и практике действий воздушно-десантных частей. Советские Воздушно-десантные войска закономерно вышли по своей мощи на первое место в мире, в чем немалая заслуга командующего ВДВ В. Ф. Маргелова. Словом, служить мне довелось в славных, по-настоящему новаторских войсках.

Дав путевку в жизнь новому виду Вооруженных Сил, Василий Филиппович много сделал для зарождения традиций войск. Благодаря его упорству войска получили новые элементы формы одежды – голубой берет и тельняшку. Для стороннего наблюдателя берет и тельняшка лишь фрагмент военной экипировки. Но для десантников этим немудрящим, казалось бы, деталям одежды суждено было стать символами мужества, отваги и преданности Отечеству людей, породнившихся с небом.

Я расскажу об одном случае, который произошел в учебном центре Рязанского высшего воздушно-десантного училища. Располагается он в Сельцах, близ фантастически живописных есенинских мест.

Село Константинова, родина великого русского поэта, – на крутом берегу Оки. На берегу Старицы деревянный особняк, в котором, по преданию, обитала одна из воспетых С. Есениным героинь – Анна Онегина. Рядом с особняком – небольшой «генеральский домик», в котором во время проверок, госэкзаменов и пр. поселялись важные чины. Живал там и В. Ф. Маргелов.

Селецкие военные лагеря – особая страница в летописи Великой Отечественной войны; наряду с частями и соединениями Красной Армии там формировалась и Первая польская дивизия имени Т. Костюшко. По учебному плану курсантские роты ежегодно в конце мая – начале июня собирались под крышу Селецких лагерей, где с предвкушением наслаждения курсантов и офицеров поджидали безжалостные полчища комаров, оводов и слепней. Обнаженный торс для них – лакомый кусок. Г. И. Шпак продолжает воспоминания.

…И вот однажды, уже будучи ротным, я проводил с курсантами занятия по физической подготовке. И вдруг откуда не возьмись – «дядя Вася». Как в армии говорят, по «форме два»: брюки, голый торс, папироса в зубах. Потом я сообразил, что ничего удивительного в появлении Маргелова в то утро не было. Поблизости находилась его дача, где он в те дни отдыхал. Василий Филиппович дал команду застывшему строю: «Вольно, занимайтесь по распорядку». Мы занимаемся, он стоит – любуется. Тут же откуда-то появляется начальник тыла училища.

– А ну-ка, Андрюша, – говорит ему Маргелов, – подтянись-ка на перекладине.

Тыловик не смог. Тогда командующий обращается ко мне и, явно подначивая, вопрошает: «А тебе, ротный, слабо «солнышко» на перекладине изобразить?». Ну откуда «дяде Васе» было знать, что я все эти годы занимался гимнастикой? Покрутил я «солнце» на турнике, затем показал комплекс упражнений на брусьях. Молчит Василий Филиппович, по всему видать – не ожидал. Эмоций скрывать не стал: «Ну, что, ротный, сильно! Вот это я понимаю!» С тех пор заметил я, что Маргелов, пусть и при редких наших встречах, что называется, «за мной примечает». Неожиданно для всех командующий ВДВ назначил меня командиром полка, несмотря на то, что до этого назначения я ни дня не служил в боевых частях. Рассуждал, надо полагать, Василий Филиппович следующим образом: «Этот разберется».

Итак, мне, новоиспеченному, сразу после Академии, командиру полка нужно было немедленно выехать к месту службы в Боровуху-1 (Беларусь). Вообще-то у всех выпускников начался отпуск, но только не у меня! Когда я заикнулся В. Ф. Маргелову о том, что у меня отпуск, который положен выпускникам Академии имени Фрунзе, он воскликнул: «Какой отпуск! Я тебе полк дал!»

В конечном итоге я уехал сразу, а жена с двумя маленькими детьми на следующий день поехала в комендатуру Москвы переписывать на себя все документы на проезд и контейнер для вещей. Комендант спросил: «У вас там что, война, что такая спешка?» Алла отвечает, что нет, учения, муж служит в ВДВ. Больше вопросов не задавали.

Случай, надо сказать, в десантных войсках редчайший, чтобы выпускнику Академии сразу доверили командовать полком. За это доверие я до сих пор глубоко благодарен Василию Филипповичу. Надеюсь, у него не было случая пожалеть об этом своем решении.

Кстати сказать, спустя годы я уже сам таким же образом оказал доверие офицеру Владимиру Шаманову, впоследствии генералу, герою чеченской войны.

После служебных метаний по Союзу в силу семейных обстоятельств я вновь оказался в Беларуси и был назначен на должность начальника отделения Новополоцкого горвоенкомата. Сразу же приступил к установлению связей с десантурой, благо Боровуха была, как говорится, под боком, да и в самом городе на Двине было немало тех, кто вместе со мной участвовал в событиях в Чехословакии. К моей вящей радости командиром на «Полтиннике» оказался мой однокашник по РКПУ Георгий Иванович Шпак.

…С 10 на 11 декабря 1979 года я заступил на дежурство, когда уже в поздний вечер раздался звонок: «Товарищ майор! В больницу доставили гражданина Михеева, который по дороге, не приходя в сознание, скончался… Он офицер запаса из Боровухи, десантник».

«Не долго же ты пожил на пенсии, мой сослуживец», – с горечью подумал я и стал обрывать телефоны, чтобы сообщить печальное известие родным. На следующий день я отправился в родной полк с просьбой выделить оркестр, солдат для траурной церемонии. Каково же было мое удивление, когда в штабе полка нос к носу столкнулся с генералом К. Я. Курочкиным. Не успел я поднести руку к козырьку, как Константин Яковлевич выпалил: «Здорово, Боб! Ты чего в такой форме? К кому ты?»

Я бережно храню фотографии, на которых генерал К. Я. Курочкин, заместитель Командующего ВДВ, сфотографировался с нами, выпускниками РКПУ 1967 года.

Председатель Государственной комиссии, рослый, подтянутый, он не чурался играть с нами в баскетбол и волейбол. На генеральской даче имелся телевизор, который частенько выходил из строя, и я, имевший опыт «радиопотрошителя», как умел, приводил его в чувство. (Если кто помнит, в 1967 году шла бойня между Египтом и Израилем, последствия которой были непредсказуемы].

Константин Яковлевич, жесткий и требовательный генерал, имевший возможно несправедливое прозвище «волкодав», оказался на редкость интересным и памятливым собеседником.

Я рассказал о том, что меня привело к командиру, он пожал мне руку и вышел из штаба.

Мы обнялись с Георгием Ивановичем, который в считанные минуты решил все вопросы. 12 декабря 1979 года 103-я воздушно-десантная дивизия была поднята по тревоге и казармы «Полтинника» заволокла гулкая пустота. Оркестр по боевому расчету нес караульную службу, но свою скорбную миссию в усеченном составе все же выполнил.

Теперь уже не столь важно, кто является автором высказывания: «В «Правде» нет известий, а в «Известиях» нет правды». В то время за такую нелестную оценку советской печати можно было схлопотать немаленький срок… Перелистаем подшивки «Правды» и печатного органа Министерства обороны СССР – «Красной звезды».

«Правда», 12 декабря 1979 г.:

Передовица: «Европе – мир и безопасность».

«Поступь России»: одиннадцатая сессия Верховного Совета РСФСР девятого созыва.

«Дневник соревнования», «Назвали ударной». «Цветы ткачихе».

«Хроника классовых битв»: Греция, США, Боливия.

«Красная звезда», 12 декабря 1979 г.:

Рубрика «Боевая учеба»: «Заменил командира», «Под прикрытием дымов».

Рубрика «Профессия – политработник»: «Высокое призвание».

Рубрика «Полевая выучка войск»: «Не числом, а умением».

Рубрика «Сегодня в мире»: «Евростратегические расчеты Пентагона».

Как видно из публикаций, жизнь в Советском Союзе и Вооруженных Силах била ключом.

В 2004 году вышла в переводе на русский язык глубоко аргументированная и образно написанная книга С. Таннера «Афганистан. История войн от Александра Македонского до падения Талибана». Уже в самом ее названии сокрыт глубокий смысл, который свидетельствует об особой притягательности для завоевателей территории, на которой причудливой паутиной переплетались многочисленные караванные тропы из Средиземноморья в Индию, Китай.

В 1747 году Афганистан стал самостоятельным государством, которое возглавил Ахмед-шах Дуррани. И вот тут-то выяснилось, что Англия вовсе не заинтересована иметь сильного соседа вблизи своих колониальных владений. Трижды в разные годы англичане пытались силой оружия, подкупом, интригами овладеть лакомым куском, каким в Лондоне виделся Афганистан, но безуспешно. В 1919 году Англия, наконец, признала суверенитет непокорной страны и больше к силе оружия не прибегала. Ф. Шиллер однажды заметил: «Даже самый прекрасный человек не может жить мирно, если зловредные соседи не дают ему покоя».

США соседом Афганистана ни в кои времена не являлся, однако это отнюдь не мешало «дяде Сэму» держать руку на пульсе внутриполитической жизни этого государства. Америку вполне устраивали правители типа Захир-шаха, который умело лавировал между «оплотом мира и социализма», коим являлся СССР, и заокеанским партнером, который стремился насадить западную демократию там, где ее и в помине не было. Заметим, что Советская Россия первой (в марте 1919 года] признала независимость и самостоятельность Афганистана, а 21 февраля 1921 года был подписан Договор о дружбе и сотрудничестве. Под договором стояли подписи Председателя Совета народных комиссаров В. И. Ленина и правителя Афганистана эмира Амануллы-хана.

Шло время, менялись на престоле владыки, но СССР и Афганистан продолжали оставаться верными букве и духу соглашения. Тысячи афганцев обучались в советских вузах, техникумах, профессиональных училищах. В свою очередь советские специалисты трудились в Афганистане на строительстве заводов, электростанций, автомобильных дорог, ирригационных сооружений… Визиты лидеров Афганистана в Москву, начиная с Амануллы-хана, стали делом обычным. Частым гостем в столице СССР был и король Афганистана Захир-шах, правлению которого в 1973 году пришел бесславный конец. Возглавил государство его двоюродный брат Мухаммед Дауд, который целых пять лет пытался сдержать в узде недовольство афганского народа, прозябавшего в нищете и бесправии.

Нарыв лопнул 27 апреля 1978 года. Как писалось в тогдашней советской прессе, «в ходе Апрельской революции в Афганистане[5]5
  По принятому на Востоке солнечному календарю революцию называли Саурской.


[Закрыть], свершенной по воле народа, власть от кучки феодалов перешла к революционно-демократическим силам».

Hyp Мухаммед Тараки, лидер Народно-демократической партии Афганистана (НДПА], возглавил высший орган власти – Революционный Совет. Им были приняты «Основные принципы ДРА», по сути, временной конституции Афганистана. И вот тут выяснилось, что положения основного закона устраивали в мире далеко не всех – и прежде всего американцев, которые по известной привычке загребать жар чужими руками обратили в рассадники зла соседние с Афганистаном Пакистан и Иран. Так в этом регионе постепенно завязывался тугой узел, распутать который бескровно не удается и по сей день.

Афганистан постепенно превращался в «зону жизненно важных интересов» США и, занимая «стратегическое положение», вполне мог служить плацдармом для нанесения удара по азиатскому «подбрюшью» Советского Союза.

Наивно полагать, что высшее руководство СССР безучастно взирало на события, которые происходили в Афганистане. А между тем ход их оказался стремительным и драматичным. На их фоне обозначилась противоречивая фигура Хафизуллы Амина, который получил основательные военные знания в США.

Теперь, по прошествии многих лет, когда изломано множество копий и написаны тысячи страниц об Афганской войне, которую приравнивали к неудачной авантюре «кремлевских старцев», можно смело утверждать, что создание государства с общественным строем, подобным СССР, внедрение одряхлевшего и тупикового опыта КПСС в партийном строительстве, навязывание народу чужой идеологии с отказом от многовековых традиций и устоев неизбежно привели к тому, что «афганский капкан» захлопнулся и Советский Союз погряз в многолетней войне. Но прежде, чем операцию «Шторм-333» по оказанию интернациональной помощи афганскому народу стали именовать таковой, в Кабуле произошел военный переворот.

Афганистан «трясло» уже с весны 1979 года. Военные мятежи вспыхивали то в одной, то в другой провинции. Правящая партия и Hyp Мухаммед Тараки постепенно теряли контроль за ситуацией и сам лидер слезно просил у советских руководителей вооруженной помощи. Л. И. Брежнев и А. Н. Косыгин проявляли крайнюю осторожность и в то же время шли интенсивные поставки вооружения и техники воинским частям, верным Тараки, которому активно помогал Амин, не менее своего патрона желавший скорейшего ввода в Афганистан советских войск.

«Ваши войска, – заверял Хафизулла Амин, – не будут участвовать в военных действиях. Они будут использованы только в критический для нас момент…»

15 сентября 1979 года резиденция, которую занимал Тараки, была окружена войсками, которыми командовал Амин. «Попытка Нурмухаммеда Тараки осуществить террористический заговор против товарища Амина провалилась», – сообщалось в письме ЦК НДПА. Только 10 октября было опубликовано официальное заявление о смерти Тараки «от непродолжительной и тяжелой болезни».

Ничего нет тайного, которое не стало бы явным. «Большой и великий лидер», как именовали Тараки, был задушен офицерами гвардии по приказу своего «героического ученика» Амина.

О событиях, предшествующих вводу советских войск в Афганистан, вспоминает Г. И. Шпак.

Если вы спросите, хотелось ли мне воевать в том же Афганистане, отвечу: «Нет!» Никому не хотелось. Любому нормальному человеку не хочется, тем более военному, слишком хорошо знающему последствия войны. Нужна ли была нашей стране та война? Даже по прошествии всех этих лет я не смогу однозначно ответить на этот вопрос. К сожалению, военным задают такие вопросы в последнюю очередь, если задают вообще…

1979 год. В сентябре собрали в Москве командиров полков, дивизий. В военном руководстве почувствовали: что-то происходит в одной из граничащих с СССР стран. Мы уже знали, что это «что-то» происходит в Афганистане. В частности, речь шла о смене власти в Кабуле, могущей привести к обострению ситуации на южных рубежах страны. Однако до последнего момента не думали, что войска пошлют в Афганистан. Решение о вводе восприняли спокойно. Надо – значит надо. Как всегда, первый шаг был доверен ВДВ. Войска отлично себя показали в прежних конфликтах: 1956 год – Венгрия, 1968 – Чехословакия. Подумалось: значит опять надо ехать «приводить всех в чувство». Ну, поедем – приведем. И уже через неделю после изучения карт и документов группа офицеров-десантников в штатском под видом туристов вылетела в Кабул. Поселили нас на узле связи советского посольства. По городу мы разъезжали на маленьком автобусе, в котором были зашторены окна. Слева наш водитель, справа – переводчик. Было нас около двадцати человек, но в город мы выезжали порознь, мелкими группами. Изучали маршруты, улицы, смотрели, где какие подходы к административным зданиям, ездили не только днем, но и ночью. В эти часы город полностью вымирал, электричества в Кабуле не было практически повсеместно. Ночью ездили по горам, прикидывали направления будущего движения по этим маршрутам наших войск. Всего тогда пробыли в Афганистане около недели. Это потом нам здорово помогло.

Вернулись в Союз 19 сентября. Все вроде бы затихло.

В один из вечеров начала декабря 1979-го я пришел со службы домой после двадцати трех часов, даже сапоги не успел снять – звонок. Поднимаю трубку, меня условным шифром срочно вызывают в полк. К счастью, до полка всего три километра, шинель в руки – и вперед.

И вот в тот памятный вечер 1979 года я, получается, «отбоярился» от работы по дому. Ответил: «Вернусь – помогу. Сбегаю, узнаю, в чем дело, может быть, роту поднимают по учебной тревоге». И побежал в полк. Вернулся нескоро…

Прибегаю в расположение части, там боевая тревога, технику строят в колонны, расстановка маршрутов. Помню, страшный гололед был. Хорошо, что мы готовились к сборам и основательно подготовили механиков. Ребята были вымуштрованы великолепно, но все равно боевые машины скользили, как коровы на льду. Доехали до станции, подогнали эшелон, и мы начали грузиться, закреплять на платформах технику. Выяснилось: проволоки нет, деревяшек нет. Проволоку и колодки нашли живущие рядом железнодорожники. По ходу вспоминаем, где какая железная ограда с проволокой. Кто гвозди тащит из дому, кто моток проволоки, один бревно приволок. Соорудили распорки, под колеса подогнали клинья. Все сделали быстро. Рано утром эшелон, наконец, отправился. Куда? Никто ничего не говорил, маршруты объявлены не были.

Мы начали догадываться, но помалкивали. Хотелось бы сейчас, для красного словца, описать свои тогдашние ощущения какой-нибудь героической фразой вроде: «В тот момент меня не покидало ощущение, что в эти минуты совершается то, к чему я готовился всю жизнь!» Но нет, ничего этого не было. Мы столько раз ходили научения, что для нас происходившее в этот момент скорее можно было описать так: «Учения и учения. Сели и поехали». И никаких там возвышенных мыслей.

Прибыли на аэродром под Могилевом, там уже стояли военно-транспортные самолеты.

Более трех суток ждали команды на аэродроме. Жили в спортзале. Люди мы военные, тем более десантники, к неудобствам приспособленные, сразу развернули полевую кухню, так что горячим питанием солдаты были обеспечены. Оборудовали места для боевой учебы и отдыха. Днем и ночью пошли занятия, обед по распорядку, отбой, все как положено. Трое суток мы довольно организованно жили, даже концерты устраивали с песнями и спортивными номерами. Собирался народ со всего города.

Потом нас «переместили на Ташкент». Наши военно-транспортные самолеты приземлились в международном аэропорту Ташкента. Начинаем выгрузку, рядом взлетают пассажирские самолеты международных авиалиний, а мы в полном боевом снаряжении. Я к начальнику особого отдела: «Слушай, сейчас какой-нибудь иностранец «щелкнет», завтра все узнают, что в Ташкенте сосредотачиваются крупные военные соединения». Он доложил по команде, нас срочно перебросили в Саратов, где жили суток десять, занимались боевой подготовкой. Был сильный мороз, градусов 25. Поскольку основное число парашютов мы оставили в полку, всего три сотни взяли для группы захвата, то для высадки подразделений оставался только «посадочный способ». Когда самолет садится, боевая машина должна завестись и выехать из него, но заводить машину можно только, если она разогрета. А при морозе 25-28 градусов, чтобы ее завести, нужен «пускач», работающий по принципу примуса. Только струя огня бьет из этого «керогаза» вниз, так что может прожечь самолет. Запускать его нельзя, стало быть, завести машину нельзя. Думали, думали и придумали: стали сдергивать боевые машины автомобилями «Урал». Были подготовлены специальные тренированные команды. Когда самолет садился, «Урал» выдергивал первую машину в сторону и механик на земле запускал «пускач», когда выдергивалась вторая машина другим «Уралом», первая уже освобождала место. Вот так мы разгружали самолеты «со скоростью звука».