Текст книги "Любовь и Разум"

Миша был доволен исходом общения Южака с Дроновым. Вдвойне его устраивало такое положение потому, что всё происходило на глазах у присутствующих сокамерников. Это давало надежду на то, что больше не будет подобных коллизий при их неожиданном освобождении. Каждый может по-своему расценивать неординарный ход событий. Кто-то почувствует подвох в одновременной амнистии всех осуждённых сразу – ведь, у каждого из них своя статья. А за этот подвох придётся заплатить двойную плату и разные дополнительные сроки отсидки. А кто-то, наоборот, обрадуется и на радостях может совершить нечто неожиданное и испортить мирный, «законный» процесс, на который рассчитывал Михаил.

–Есть ещё у кого-нибудь вопросы, пожелания? – обратился Дронов к заключённым, глядя только на Михаила и ожидая от него приказаний.

–Нет, нет никаких вопросов, – с разных мест раздались ответы. Остающиеся после выхода Митяя и Хряща заключённые уже прошли определённую обработку или подготовку. Среди них были Толик Волк – Дуда, которого перевели сюда из другой камеры на место Митяя, и друг Митяя – Егоров. Одно место было свободно, так как три дня тому назад тихого и злобного Крючка срочно перевели в лазарет на койку, где рядом с мужичком-дохлячком не одну неделю «лечился» Михаил Сапушкин.

–Всё в порядке, майор, – подтвердил Миша отсутствие вопросов со стороны заключённых. – Мы все отсюда скоро выйдем. – Последние слова он говорил больше не для ушей Дронова, а для того, чтобы сокамерники ещё раз услышали приятную новость. Так, при любой возможности, при отсутствии написанных планов, Михаил осуществлял свою филантропическую деятельность, на которую его «благословил» Анастас Одинцов.

Ближе к вечеру, Михаил вызвал на «связь» майора Дронова.

–Геннадий Валентинович, прикажи конвоиру, чтобы он меня сопроводил к тебе. Надо поговорить по поводу будущего наших заключённых, – чувствуя слабину к панибратскому общению начальника тюрьмы, Михаил стал обращаться к нему, как к своему давнему знакомому.

–Через минуту он будет у вашей камеры, Михаил Андреевич. А я пока организую что-нибудь на столе.

Сапушкин был удивлён последними словами Дронова и, даже видя и чувствуя его панибратство, он не ожидал такой милости от начальника тюрьмы. И, в то же время, понимая великую миссию, выпавшую на его долю, он подсознательно ощущал некую свою значимость, приобретённую в кругу сокамерников и руководящего состава.

Застучали замки на двери камеры, конвойный обратился к Сапушкину:

–Вас приглашает майор Дронов, Михаил Андреевич.

«Приглашает, а не вызывает, – уловил Михаил разницу в словах и в интонации конвойного. – Не зря же он когда-то носил меня на своих плечах. Уважает».

Эта мимолётная эгоистическая гордость за себя не застлала глаза и ум Михаила. Он теперь был всецело погружён в своё главное дело, которое стало смыслом его жизни.

Прибыв в кабинет Дронова, Михаил увидел хозяина за столом, на котором стояли бутылки и разнообразная снедь для закусывания.

–У тебя праздник, майор? – спросил Сапушкин, показывая взглядом на стол.

–Как говорят, для меня всегда праздник, когда я встречаюсь с тобой, дорогой мой Михаил Андреевич.

–Вот как? С чего бы это такая честь?

–Ну, как же? Скоро мы будем вместе работать, заниматься одним благородным делом.

–О каком деле ты говоришь, Геннадий Валентинович? – как будто ничего не зная и ни о чём, не догадываясь, спросил Сапушкин.

Большим делом, большим, Андреевич. Мне доложили, что готовится приказ начальства о полной амнистии, вернее, о полном перепрофилировании нашего заведения. По секрету тебе скажу, что мне осточертела эта работа, и я с радостью займусь тем, что мне предстоит делать.

–Чем же? Поделись ещё одним секретом.

–Давай по рюмочке выпьем, Михаил. У меня есть отличный французский коньячок, – предложил Дронов, наливая коньяк в красивые, широкие фужеры.

Миша уже давно не держал во рту спиртное и сейчас с удовольствием принял предложение майора. Коньяк, действительно, стоил того, чтобы выпить его в такой тёплой компании.

–Ну, так вот, – продолжал Дронов, крякнув от удовольствия и закусывая бутербродом, – наше учреждение меняет профиль назначения и будет работать над обширным, можно сказать, глобальным переформатированием общества.

–Слова ты, какие употребляешь, Дронов. Сразу и не поймёшь.

–Главное не слова, а дела, дорогой коллега.

–Это как? – понимая смысл слов майора, – спросил Михаил. Он решил не раскрываться перед Дроновым и сделать вид, что он здесь не причём, и для него всё это является неожиданностью.

Дронов ещё налил коньяку в бокалы. Без приглашения и тостов они выпили, снова закусывая чёрной икрой. Лёгкий румянец выступил на щеках майора, глаза заблестели, а речь стала ещё более интригующей и развязной.

–Так вот, Мишенька. Мы будем заниматься воспитанием, то есть выращиванием новых людей, создавать современное интеллектуальное общество. Все мои подопечные, которые сейчас томятся в застенках, будут работать вольно в этом учреждении. Ты понимаешь?

–Не совсем, – продолжал Михаил держать интригу и изображать из себя человека, далёкого от всей этой идеи.

–Как же, Михаил Андреевич? Ты должен понимать!

–Почему должен?

–А потому, дорогой мой, – совсем родным Михаилу стал Дронов после выпитого коньяку, – потому, что…скажу тебе уж всё до конца.

–Говори, Геннадий Валентинович, – Михаил не хотел разрушать дружескую обстановку, созданную Дроновым.

–Вот я и говорю….,– помолчав, Дронов громко произнёс, – ты будешь возглавлять наше учреждение.

Сапушкин искренне был удивлён, услышав от Дронова такую новость. Он не предполагал, что его работа с руководством тюремного заведения пустила такие глубокие корни и проросла уже в виде решения главного руководства о «переформатировании» данного тюремного учреждения. Он знал, что все его усилия были направлены только на персонал этой тюрьмы и не более, а тут…оказывается, идея не замкнулась только на нём, а распространилась через Дронова и на его непосредственное начальство. Это была сверхприятная новость, и о ней нужно срочно сообщить Одинцову.

–Я? Возглавлять?

–Да, это уже решено. Только пока молчок, – Дронов приложил к губам два пальца и понизил голос. – Никому и ни о чём!

–Я понял тебя, майор. Никто об этом не узнает, – пообещал Михаил.

–Вот это приятно слышать. Мы с тобой сработаемся.

–А ты, Геннадий Валентинович, тоже будешь здесь руководить?

–Да, я буду твоим заместителем. Давай за это по одной,– опять налил Дронов по бокалу и один из них всунул Михаилу прямо в руку. – На брудершафт.

–Ну, уж нет, Дронов. Пить на брудершафт с начальством – это извращение и подхалимство.

–А здесь таких нет. Я уже почти не начальник, а ты ещё не начальник, так, что всё по закону.

–И всё-таки, я не буду.

–Ну, ладно. Значит, так. За успехи нашего дела.

–Поддерживаю.

Выпили, поставили бокалы на стол. Молча, жевали бутерброды с густо намазанной икрой.

–А ты чего просил принять тебя, Сапушкин? – вдруг вспомнив, как и почему они здесь оказались, спросил майор.

–Да я уже получил ответы на вопросы, которые я хотел тебе задать. Ты, Геннадий Валентинович, оказался очень прозорливым, я бы сказал, настоящим провидцем.

–Вот начальство за это меня и ценит. Я всегда предугадывал его настроение и желания. Его приказы я исполнял, чуть ли не ранее того, как они ко мне поступали.

Сапушкину захотелось, вдруг, чем-то обидеть, унизить исполнительного и мстительного майора, но, потом опомнился и решил: «А что же теперь наказывать за прошлое, ведь, он работал в определённых условиях. Система его сделала таким. По сути, он не дурак и даже добрый человек.

–Ну, и с тобой мы будем понимать друг друга. Не правда ли, Михаил Андреевич?

–Надеюсь, Геннадий Валентинович. Хочу спросить, а когда же намечается перестройка нашего заведения?

–Это пока тайна. Всё будет зависеть от скорости и степени перевоспитания моих подопечных.

–Ты имеешь в виду заключённых?

–И заключённых и моих подчинённых. Но, с ними легче. Они уже почти все со мной солидарны. С удовольствием поменяют характер работы и станут замечательными нашими единомышленниками.

Михаил ещё раз подумал о том, что такие перемены оказались для него неожиданными. Чуть больше месяца прошло с тех пор, как они с Анастасом обсуждали проблемы, цели и задачи. За это время только один раз Михаил выходил на связь с Одинцовым. Были некоторые вопросы, которые задавал Миша, и одновременно, через энергетическое поле Анастаса, пополнял свой мозговой потенциал. Анастас тоже не ожидал быстрых перемен в обществе. Ведь люди – это живой материал и работа с ним всегда полна неожиданностей.

–Ну, Геннадий Валентинович, я рад нашей встрече и ещё более доволен результатами беседы.

–Мне тоже общение с тобой доставило удовольствие.

Дронов вызвал конвойного и приказал доставить Михаила на его постоянное место пребывания.

–А, может быть, ты снова в лазарет, Миша?

–Нет, не надо раньше времени отрываться от коллектива, – с чувством юмора и долей правды, ответил Михаил и удалился.

8.

Возвратившись домой, Анастас застал Светлану заплаканной и лежащей на кровати в верхней одежде. Зная, что жена всегда очень строго относилась к соблюдению чистоты и порядка в доме, Анастас понял, что случилось что-то неординарное.

–Светочка, дорогая, что произошло? Ты плакала? Поделись скорее. Я не могу видеть тебя в таком виде.

Светлана громко зарыдала и не смогла ответить на вопрос мужа. Он присел на край кровати, положил руку на живот и снова спросил:

Милая моя, успокойся. Всё, что случается в жизни, рано или поздно проходит. И у нас всё устроится. Расскажи, что с тобой?

Наконец, перестав всхлипывать, Светлана сняла руку Анастаса с живота и села рядом с ним на кровати.

–Стасик, я была сегодня у доктора.

–И что? С детьми что-нибудь?

–Да, с детьми. Мне сегодня, наконец, сказали то, о чём они знали ранее, но, боялись сказать об этом.

–Говори же, не томи меня. Какие-то отклонения?

–У нас … Светлана не могла произнести то, о чём она узнала от врачей.– У нас дети….близнецы.

–Я знаю об этом давно, Светочка. Что же тут нового?

–Сиамские близнецы.

………..

Молчание продолжалось несколько минут. Светлана уже выплакала все слёзы, у неё не было больше сил ни для разговора, ни для плача. Анастас пытался осознать ту страшную новость, которую только что сообщила ему жена.

Наконец, он произнёс:

–Что-нибудь, можно сделать?

–Нет. Врачи говорят, что они срослись головками и, вряд ли реально возможно их разделить. Окончательно они могут сказать только после рождения.

–Давай успокоимся оба и будем думать, что нам делать.

–Что же тут думать, Стасик? Это окончательный диагноз. Врачи всё надеялись, что может быть, они ошибались или, возможно, операция спасёт наших деточек. Но сегодня они убедились, что всё складывается самым неблагоприятным образом.

–Всё равно не будем раньше времени паниковать.

–Стас, и ещё мне сказали, что причиной такой аномалии могла послужить или повышенная радиация или какие-то другие вредные излучения.

–Ну, как можно сейчас назвать причину? Да и зачем её искать, если уже ничем помочь нельзя?

–Это наши с тобой энергетические поля, Стас, – Светлана вновь зарыдала в полный голос и положила голову на грудь мужа. Рубашка сразу стала мокрой от потока слёз, а Анастас только крепче прижимал её голову.

–Но, мы же с тобой почти не общались путём энергетического контакта, и мыслетрон я ни разу не включал после того нашего уговора.

–И, тем не менее, Стас. Другой причины я не вижу. Мы теряем опять наших детей. Теперь двоих сразу. Сразу двоих, Стас! – рыданья заглушили и голос Анастаса и все шумы, которые с улицы пробивались в комнату.

–Ну, успокойся, дорогая. Плачем горю не поможешь.

–Да, Стас. Не только плачем. Но и ничем другим не поможешь.

Прошло около получаса, прежде чем Светлана с опухшим от слёз лицом, убитая горем, поднялась и, молча, прошла в кухню. Там она села за стол, взяла в руки нож и, глядя в одну точку, монотонно стала стучать ножом по столу. Анастас вошёл в кухню, бережно вытащил из крепко сжатой руки нож и снова сел возле жены.

Он не стал ничего говорить, пытаясь найти выход из создавшейся ситуации. Стас боялся за жизнь жены, чтобы она, не видя выхода, не сделала какую-нибудь глупость.

–Я завтра на работу не пойду, Светочка. Буду с тобой. Может быть, ещё раз сходить к врачу? Вдруг, это ошибка.

–Ошибки не может быть, Стас. Врачи уже целый месяц наблюдали за мной. Я видела их растерянные лица, но они мне ничего не говорили.

–Что же они предлагают?

–Избавиться от них. Это будет лучший выход и для них, и для нас с тобой, Стасик.

–Как избавиться? Сейчас же так развита медицина! Должны же они оперативным путём разделить их.

–Я ничего сейчас не знаю. Не могу что-либо сказать.

–Хорошо, не будем сейчас решать. Давай подождём немного. Что-то прояснится, изменится.

Ночь в семье Одинцовых прошла в изнурительных поисках выхода. То разговоры полушёпотом, то слёзы на глазах Светланы, то прерывистые речи Анастаса сменяли друг друга. Оба устали, пытались заснуть, потом снова заводили разговор и опять не находили решения. К утру Светлана, измучившись, положила голову на грудь мужа и долго-долго лежала с открытыми глазами. Мыслей в голове никаких не было, Казалось, что она уже не живая и только слабое дыхание говорило, что жизнь в ней продолжается.

Анастас уснул, наконец. В минуты пробуждения он старался не шевелиться, чтобы не нарушить, как ему казалось, отдых любимой женщины.

Рассвет за окном уже давно известил о том, что очередной день пришёл. На дереве кричала ворона, приветствуя всех с началом нового дня. Автомобили шуршали колёсами по асфальту, люди выходили из домов и спешили по своим делам. Казалось, в мире ничего не происходит нового, всё течёт по известному руслу, никаких событий, способных изменить привычное течение, не может быть.

Только в квартире Одинцовых в атмосфере витала тревога и грусть. Оба, проснувшись, не хотели вставать, чтобы не окунуться снова во вчерашнюю бездну. Они лежали, молча, думая каждый свою печальную мысль.

–Я пойду к врачу, посоветуюсь, поговорю,– наконец, решил нарушить видимое спокойствие Анастас.

–Что же ходить, Стасик? Всё уже определилось.

–И всё же, я хочу услышать от врачей сам. Может быть, ты что-нибудь не так услышала, не поняла.

–Ну, сходи, сходи. А у меня нет сил – вставать.

–Ты лежи, отдыхай. Я тебе сейчас принесу чай и бутерброд. Перекуси, легче будет.

Светлана не ответила.

Анастас, одевшись, приготовил завтрак для неподвижной жены и принёс ей маленький подносик. Она не повернулась к нему и только сказала:

–Оставь, я потом перекушу.

–Я скоро вернусь, – сказал Анастас, открывая дверь.

Светлана не ответила и не повернулась, чтобы взглядом проводить мужа.

Ближе к обеду, Анастас вернулся домой. Войдя в комнату, он заметил, что Светлана не вставала и не притронулась к принесённому ей завтраку. Он не хотел тревожить измученную жену, предположив, что она заснула.

–Ну, что ты узнал? – не открывая глаз и не повернув головы, спросила Светлана.

Анастас молчал. Жена поняла, что хороших новостей ей муж не принёс, и больше не задавала ему вопросов.

В течение наступившего дня Светлана и Анастас больше не выходили из дома. Обсуждать вчерашнюю печальную новость они не хотели, но мысли обоих были только об этом. Без единого слова они лежали, сидели, ходили по комнатам. На телефонные звонки, которые неоднократно звучали во второй половине дня, никто не отвечал. Такая гнетущая тишина сводила с ума обоих. Только мысленное общение доставляло им некоторое успокоение. Оба чувствовали, что они рядом, что они ещё живы и нужны один другому.

Ближе к вечеру, Светлана нашла в себе силы и вышла в кухню, чтобы приготовить мужу ужин. Она поставила на стол тарелку с супом и позвала Анастаса. Тот пришел быстро и, увидев на столе только одну тарелку, тихо, но настойчиво попросил:

–Возьми себе тоже супчик. Надо есть, поддерживать силы, иначе сляжешь от истощения. Не забывай, что в тебе ещё два существа, которые тоже хотят есть.

–Два? – удивилась Светлана известной и простой информации о двух ещё не рождённых детях, – не хочется шутить, но, я бы сказала – два в одном.

–Ты сходишь с ума, дорогая. Нельзя так говорить о несчастных. Нам горько, но дети здесь не причём.

–Я не знаю, о чём я говорю, что делаю, как выживаю.

–И всё-таки, давай спокойно примем ситуацию такую, какая она есть. А там уже видно будет, как нам поступать.

На этом, вновь возникшее обсуждение вчерашней новости, окончательно закончилось и обстановка в доме постепенно пришла к норме.

Светлана поела, чуть-чуть повеселела и, поглаживая свой живот, сказала:

–Милые мои деточки. Я вас люблю. Я никогда вас не брошу. Моя любовь и разумное наше поведение спасут ваши жизни. Правда, Стасик?

–Это правда, дорогая. У меня зародилась одна странная идея.

–Какая идея? – встрепенулась Светлана, ожидая от мужа любую идею, даже фантастическую, которая бы помогла их детям.

–Ты правильно сказала, что любовь и разум могут спасти наших деточек, – медленно, обдумывая каждое слово, начал говорить Анастас. – Любовь мы с тобой обеспечим в полной мере. А вот с разумом сложнее. Если наши врачи ничего предложить не могут, нам надо обратиться к высшему разуму.

–О чём ты, Стас?

–Об инопланетянах, о генианцах, о нашей дочке Анюте. У них там живут гении, Они что-нибудь смогут нам предложить. С одной стороны, не без их помощи мы со своими детками попали в такую ситуацию. А с другой – с их же помощью, и надо нам выходить из неё.

Светлана не восприняла всерьёз предложение Анастаса, но она схватилась за соломинку, чтобы не чувствовать, что впереди тупик, и выхода из него нет.

–Как же ты можешь обратиться за помощью к ним?

–Давай не будем спешить. Я уже говорил, надо подождать рождения, чтобы раньше времени не наделать глупостей.

Кажется, эти слова всё же успокоили Светлану. Она согласилась ждать естественного выхода из нестандартного положения и пока не обращаться за помощью ни к кому.

Дальнейшие дни снова потекли один за другим. Светлана не ощущала никаких отклонений от привычных проявлений беременности женщины.

Анастас ходил на работу, но энтузиазма в институтских делах не проявлял. Мысли всё время крутились вокруг детской проблемы, но особой надежды на положительный её исход не было.

Неоднократно женщины его отдела спрашивали, как растёт дочка, чем занимается, красивенькая ли она и, когда ожидается у них со Светланой пополнение. На фоне грустных мыслей о будущих близняшках, такие вопросы сотрудниц раздражали его и вынуждали говорить грубости, чего раньше за Анастасом не замечалось.

–Работой займитесь, наконец, а не праздными разговорами, – как-то отмахнулся Анастас от вопроса Надежды Григорьевны. Она давно знала Анастаса и Светлану и теперь обиделась на такую грубость, считая, что она имеет право поинтересоваться делами семьи своего начальника.

Со стороны других сотрудниц отдела тоже были попытки узнать о состоянии Светланы, которая была в декретном отпуске, но и они не получили того ответа, которого хотели бы услышать.

После работы Анастас спешил домой, чтобы не оставлять жену на длительное время в одиночестве. И помощь по дому Анастас теперь ей оказывал беспрекословно.

Светлане всё труднее и труднее становилось передвигаться. Ей всё время чего-то хотелось съесть или выпить, и Анастас без задержки бегал в магазин и приносил ей то, что она требовала. Бывало и такое, что Анастас приносил по её просьбе сок абрикосовый, а она тут же ему говорила:

–Не хочу я этого сладкого сока. Хочу лимона свежего. И Анастас немедленно бежал за лимоном.

При очередном врачебном обследовании Светлане сказали, что плод лежит не благоприятно, возможно, придётся делать кесарево сечение.

–Какой плод, один или оба? – уточняла она.

–У вас один плод, хотя деток двое, – невразумительно отвечал доктор. Но, и этот ответ удовлетворил Светлану. Она настолько напереживалась из-за сиамских близнецов, что сообщение о кесаревом сечении её никак не расстроило. Более того, она понимала, что как бы ни лежал плод, всё равно рождение сиамских близнецов возможно только через кесарево сечение. С этой мыслью она давно смирилась и подготовила к этому Анастаса.

9.

Вадим Петрович после разговора с детьми вдруг резко изменил не только свои взгляды на жизнь, но и характер, и отношение к любимой жене. На работе сотрудники стали замечать за Вадимом странные моменты его поведения. То он сядет где-то в углу и молчит-молчит, то он начинает говорить нечто несуразное, непонятное собеседникам. А те, сначала замолкали, переглядываясь между собой, потом начали обсуждать и строить разные догадки по отношению к странностям Умарова. И, наконец, многие перестали вступать в контакт с ним, показывая друзьям пальцем у виска, что нет, мол, смысла с ним говорить.

Между тем Вадим Петрович был в полном уме и здравии. Голова его работала нормально, только направление мыслей было полностью определено беседами с сыновьями и планами Анастаса.

Приходя домой, Вадим Петрович, не чмокал в щёчку свою жену, как раньше, не рассказывал ей о событиях и достижениях за весь рабочий день. Вера Никифоровна, сначала обижалась на такие перемены в его поведении, потом ей пришлось смириться и не обращать внимания. Хотя, не раз женское самолюбие и их многолетняя жизнь с Вадимом толкали её на неприятный разговор с мужем.

–Вадик, у тебя сложности на работе?

–С чего ты взяла, Верочка?

–Ты в последнее время стал сам не свой: меня не замечаешь, разговаривать со мной перестал, что случилось?

–Всё нормально, дорогая, – прекращал разговор Вадим Петрович и уходил в другую комнату, или, если ребята были дома, заглядывал к ним и спрашивал, – какие новости на нашем фронте?

–Новостей нет, папа.

Или:

–Сегодня нам с тобой надо обдумать, обсудить одно дельце.

После этого Вадим Петрович с радостью заходил в комнату и подключался к обсуждению того или иного события.

Серёжа много времени посвящал своим делам на кафедре и всё чаще стал встречаться с Катюшей. Его первая любовь оказалась настоящей и постоянной.

Володе после встречи с Митяем захотелось посоветоваться с отцом и найти поскорее какое-нибудь решение.

–Папа, ты помнишь Дмитрия Искрова?

–Искрова? Нет, не припоминаю.

–Ну, тот, который… – Володя замешкался, не зная, как лучше сказать, чтобы папа вспомнил его, – который… Митяй. Митяй его зовут, он живёт в соседнем дворе.

–А-а-а, любитель покурить и понюхать?

–Да, да. Он в тюрьме сидел. Теперь вышел оттуда.

–Ну, и что? Опять тебя втягивает в какое-нибудь дело?

–Нет, папа. А Михаила помнишь?

–Михаила? Конечно, мы же говорили о нём. Это тот самый, который приходил к Серёже в гости? Морячок?

–Именно про него я говорю.

–Ну, и дружки у тебя, сынок.

–Не дружки они мне. Судьба свела.

–А почему ты сейчас вспомнил о них?

–Я сейчас тебе расскажу.

–Давай присядем. Я послушаю

–Слушай, папа. Я встретил недавно во дворе Митяя, – и Володя рассказал отцу, что Митяй был в тюрьме, а теперь он на свободе. Рассказал он и о том, как Митяй общался в тюрьме с Михаилом.

–С тем же Михаилом, который теперь с Анастасом в одной команде. Он до сих пор находится в тюрьме.

–Ну, и дела! Да у вас тут целая шайка. Даже не знаю, как расценивать вашу компанию. Тут и воровское сообщество и дружба с Анастасом.

–Так получилось, папа. Ну, и вот. Встретил я Митяя с его дружком Николаем. Тюрьма и дружба с Михаилом, кажется, перековали, то есть, переделали Митяя. Он завязал с прошлым и хочет войти в нормальную жизнь.

–Ну, и словечки у тебя: перековали, завязал. Уж не готовишься ли ты занять место Митяя рядом с Михаилом?

–Не шути, папа. Я совершенно серьёзно говорю. Надо помочь Митяю и его дружку. Это будет нашим вкладом в дело, о котором говорил Анастас.

–Так, хорошо, – наконец, Вадим Петрович воспринял слова сына с полной серьёзностью и ответственностью. – Я готов участвовать в этой меценатской кампании. А что они умеют делать?

–Думаю, что ничего хорошего. Для начала нужно нам с ними пообщаться. Особенно тебе. Увидев тебя, взрослого, солидного мужчину, который занимается их судьбой, они по-другому будут воспринимать нашу помощь. Кроме того, и самое главное, надо не только дать им работу, но и позитивным образом воздействовать на их сознание, о чём всегда говорит Анастас. А наше с тобой суммарное энергетическое поле быстро перестроит их мозги. Они будут в нашей команде, значит, начнут с нами сотрудничать.

–Хорошо придумал, сынок, – согласился отец, – теперь ты стал учить меня уму-разуму, а не я тебя, как положено по статусу.

–Не обижайся, папа, мы же семья – одно целое. И маму мы привлечём к нашему делу. Зачем ей отрываться от нас?

–Ну, приводи в дом своих корешей. Так, кажется, у них друзей называют?

–Договорились. Я встречусь с Митяем и приглашу их с Николаем на ужин. Так для первой встречи будет больше доверия к нам. Только надо сначала с мамой договориться.

–Это я беру на себя. Предупреди меня заранее о времени визита.

На этом можно было бы закончить рассказ о планах сына с отцом, но, неожиданно продолжение оказалось не столь радужным.

Вадим Петрович, с полной ответственностью принявший предложение сына, тут же подошёл к жене.

–Я слышала всё, о чём вы говорили с Володей, – сразу, не очень любезно, встретила мужа Вера Никифоровна, – ты совсем из ума выжил, дорогой? Какой приём уголовников в нашем доме? Этого ещё не хватало! Слышать об этом ничего не хочу. Встречайтесь, где хотите, а в доме у нас их не будет. И точка!

Во время этой эмоциональной речи растерявшийся Вадим Петрович не успел высказать в свою защиту ни одного слова. А жена всё продолжала:

–Ты в последнее время совсем перестал интересоваться мной и моим мнением. Вы поговорили и решили! А я? Кто я для вас? Обслуживающий персонал? У вас мужские дела, а я… – приготовь ужин, подай… . Не хочу! Видеть не хочу это жульё у себя в доме.

–Верочка, милая, – наконец, удалось мужу вставить в этот монолог и своё слово. – Ты для нас самый родной человек, а мы без тебя – никто. Как ты скажешь, так оно и будет.

Нежное обращение и полное согласие мужа несколько охладили пыл Веры Никифоровны.

–Мы – мужчины твои – любим тебя, и без твоего согласия не будем ничего делать.

–Как это вы не будете делать? Вы – мужчины – решили, значит надо выполнять это решение, – совершенно неожиданно высказалась Вера Никифоровна, – я мешать вам не буду.

Вадим Петрович снова потерял дар речи. Он прожил с женой более десятка лет, кажется, знал её, лучше, чем себя, но, такие повороты женской логики он понять не мог.

–Солнышко моё, – вспомнил Вадим ласковые слова, которые часто произносил на первых годах их совместной жизни. Он обнял жену и прижал её к себе. Этот ход мужа совсем растопил сердце рассерженной жены и она, чуть-чуть, прослезившись, сказала:

–Я всегда с вами. Предупредите и меня, когда у вас будет намечена эта важная встреча.

Конечно, Володя тоже слышал бурный диалог и только теперь, с нежной улыбкой на лице, ничего не говоря, подошёл к матери и тоже обнял её.

Встреча произошла через несколько дней после разговоров в семье Умаровых. Вадим Петрович серьёзно готовился к ней, провёл переговоры с руководством завода и заручился его поддержкой.

–Конечно, поможем, – сказал начальник цеха, – оступилась молодёжь. Что же они будут делать, если мы их начнём отталкивать от себя? Снова пойдут по кривой дорожке? Нет, это не по-человечески. Приводи, Петрович.

И вот с этим напутствием Вадим Петрович и собирался встретить у себя двух заблудившихся юнцов.

Когда Володя сообщил родителям и Серёже о завтрашнем приходе к ним Митяя и Николая, все они почувствовали важность этой встречи, как для хозяев, так и для гостей. Вера Никифоровна решила к чаю испечь пирог с вишней и волновалась, словно решалась её судьба. Вадим Петрович на заводе предупредил, что ему сегодня надо уйти пораньше, потому, что у него «рандеву». Так он и сказал: «У меня рандеву». Только Серёжа спокойно отреагировал на предстоящее событие – у него случился разлад в отношениях с Катюшей, и ему важнее всего уладить это недоразумение.

Как ни странно, ровно в семь вечера в дверь позвонили. На пороге стояли Дмитрий и Николай. Оба, прилично одетые, при галстуках, скромно переминались с ноги на ногу, когда Володя им сказал:

–Проходите. Ну, смелее же, – потянул Митяя за рукав Володя.

–Здравствуйте, – дружно сказали вошедшие.

–Здравствуйте, ребята, – также одновременно пригласили ребят Вадим Петрович и Вера Никифоровна.

На столе стоял чайник с горячим чаем и чашки с тарелками для пирога. Обе переговорные стороны чувствовали себя не совсем уверенно и решили начать это дело с дегустации пирога с вишней.

–Эх, вкуснотища какая, – несмело похвалил Николай произведение хозяйки.

–Да, я давненько не пробовал такого, – поддержал его Митяй, – можно сказать, что я и не ел никогда ничего подобного.

Начало разговора было положено, и Володя, глядя на Серёжу, молча, сидевшего со своими думами, спросил:

–Митяй, что тебе, говорил Михаил по поводу работы или вообще о твоём существовании здесь на свободе?

–Он сказал, что я больше никогда не буду нарушать законы и должен заняться полезной для общества деятельностью.

–И какую же пользу для общества Вы можете принести? – спросил Вадим Петрович, решив, что уже пора и ему принять участие в беседе.

–Миша говорил, что ты, Володя, вместе с Сергеем, знаешь, где и чем мы должны заниматься.

–Работы физической не боитесь? – снова спросил Вадим Петрович.

–Нет, не боимся, – дружно ответили ребята.

–А как насчёт прошлого вашего увлечения? Не повторится оно? – Вера Никифоровна решила не быть безучастной в этой беседе.

–В полной завязке. Вот и Михаил начинал всегда наши разговоры с этого вопроса. После третьего раза у меня даже мысли не было о том, чтобы снова заняться этим… – Митяй в подтверждение своих слов по -блатняцки сделал жест рукой.

Сергей перестал думать о размолвке с Катюшей. Он посылал мысленные сигналы ребятам, нацеленные на закрепление той установки, которую заложил Михаил.

И родители, и Володя чувствовали эти сигналы и тоже присоединились к Серёже. Ещё некоторое время семья Умаровых готовила ребят к полезной для себя и для общества жизни. Пирог уже наполовину был съеден, а беседа продолжалась.

–Я для вас уже подготовил работу на нашем заводе, – наконец, вспомнил Вадим Петрович об обещании начальника цеха. – Вы готовы завтра выходить?

–Конечно, – воскликнули хором ребята, – завтра же и выйдем.

Вадим Петрович рассказал, куда и в какое время приходить, а также, какие документы с собой прихватить.

Лица ребят раскраснелись то ли от горячего чая, то ли от непривычного давления в голове при действии суммарного энергетического потенциала семьи Умаровых.