Текст книги "Человек: выход за пределы (сборник)"

3. Человеческое измерение НТП[55]55
  Мирский Э.М., Юдин Б.Г. Чловеческое измерние НТП // Наука. Инновации. Образование. 2011. № 10. С. 25–45.


[Закрыть]

Введение

Курс на модернизацию экономики, однозначно заявленный руководством страны и усердно тиражируемый СМИ, бесспорно, является не просто стратегией возможного развития, но единственным способом выживания российского государства в условиях быстро изменяющегося мира. Целью модернизации является достижение российской экономикой уровня передовых стран мира по всем основным показателям. В стратегии реализации этой цели отчетливо выделяются два существенно различных, но одинаково важных направления.

Первое направление – создание технологической базы для построения современной экономики. В общих чертах эту задачу так называемой «догоняющей» модернизации многие страны с тем или иным успехом уже решали на протяжении истории. Главными условиями успеха является наличие ресурсов и разумное использование политической воли.

Второе направление, относительно новое для нашей страны, – это совместная работа в рамках мирового сообщества над решением тех проблем, которые в данный момент важны для развития нашей цивилизации. Только в ходе такой работы и формируется полноценное партнерство, при котором усилия каждой страны оказываются полезными и необходимыми остальным. Для успеха в этом направлении нужны не столько финансовые и материальные ресурсы, сколько ресурсы интеллектуальные и постоянный мониторинг изменяющейся ситуации с тем, чтобы незначительные поначалу трудности не приводили к острым кризисным явлениям.

С энтузиазмом переводя на русский язык такие термины, как «общество знания», «инновационная экономика» и т. п., мы, как и любой догоняющий, имеем в виду главным образом результаты нового этапа научно-технологического прогресса. Между тем формирование экономики на инновационной основе обнаруживает и целый ряд проблем, которые раньше если и были известны, то не оказывали заметного влияния на развитие научно-технологического комплекса.

Особую обеспокоенность в последнее десятилетие во всех развитых странах вызывает ряд проблем внутреннего и внешнего бытия науки, ранее оттесненных на далекую социально-гуманитарную периферию. По очень точной характеристике М.К. Петрова, основная социально-экономическая функция науки – обеспечивать качество прогресса, то есть, во-первых, открывать новые его возможности и перспективы (исследования), а во-вторых, удерживать общество от опрометчивых, подчас опасных, шагов в использовании его достижений (экспертиза и прогноз). Успешное решение обеих задач существенно зависит от уровня экспертизы: внутренней – когда научное сообщество регулирует поведение своих членов, оценивая результаты их работы (публикации), и внешней – когда общество и государство контролируют качество и безопасность готовой продукции, способов ее получения и распространения.

Последнее десятилетие показало, что традиционные механизмы, регулирующие поведение ученых при выполнении обеих этих задач, в значительной мере утратили свою эффективность. Особую обеспокоенность во всех развитых странах стало вызывать то, что в текстах научных публикаций обнаруживаются многочисленные случаи плагиата, фабрикации данных, манипулирования данными, неправомерного расширения интерпретации, необоснованного присуждения ученых степеней, недоброкачественной экспертизы и т. п. Масштабы и опасность такого рода нарушений потребовали многообразных управленческих воздействий со стороны институтов научного сообщества и органов государственного управления. В этой связи исследователи все чаще возвращаются к фундаментальным проблемам внутреннего и внешнего бытия науки.

Среди них одно из центральных мест занимает проблема добросовестности в исследованиях[56]56
  Здесь и далее мы за отсутствием устойчивых русских эквивалентов будем использовать термины «добросовестность в исследованиях» (research integrity) и «ненадлежащее поведение» (research misconduct).


[Закрыть].

Недобросовестность в исследованиях – масштабы нарушений и необходимость объединения усилий

Сами факты нарушения сложившихся в науке норм не являются чем-либо новым. Споры о приоритете, о достоверности публикуемых данных и правомерности интерпретаций и т. п. постоянно возникали в научном сообществе, которое, однако, довольно успешно справлялось с этими видами нарушений. Традиционно наука рассматривалась как самокорректирующаяся система: считалось, что нарушения, допущенные тем или иным исследователем, достаточно быстро будут выявлены его коллегами. А это значит, что они не принесут большого вреда науке и уж тем более обществу – неприятности постигнут главным образом самого нарушителя. В наши дни ситуация изменилась, и одна из причин этого – то, что результаты исследований все чаще начинают восприниматься обществом и так или иначе воздействовать на него еще до того, как будут проверены научным сообществом.

Тревогу вызвал лавинообразный рост этих нарушений, который поставил под вопрос доверие к науке вообще. Как пишет один из ведущих специалистов по проблематике добросовестности в исследованиях, почетный профессор истории университета штата Мичиган (Энн-Эрбор) Николас Стенек, «озабоченность общественности нарушениями этических норм при проведении исследований впервые обозначилась в начале 1980-х годов в результате появления в печати нескольких докладов о фактах вопиющих нарушений. Один исследователь напечатал под своим именем десятки статей, ранее опубликованных другими. Другие исследователи в той или иной форме фальсифицировали результаты проведенных исследований. Усугубило ситуацию то, что создавалось впечатление, будто в ряде случаев исследовательские учреждения старались игнорировать или намеренно покрывали такие факты, а не расследовали их»[57]57
  Steneck Nicholas H. ORI introduction to the responsible conduct of research. Washington, D.C.: Dept. of Health and Human Services, Office of the Secretary, Office of Public Health and Science, Office of Research Integrity, 2003. P. 12.


[Закрыть].

Нарушения, естественно, обнаруживались самими исследователями. Однако довольно быстро выяснилось, что хотя корректировка поведения исследователей традиционно относилась к прерогативам институтов научного сообщества, в случае массовых нарушений добросовестности в исследованиях механизмы борьбы, которыми располагают институты сообщества в борьбе с нарушителями, оказались крайне неэффективными.

Дело в том, что императивы, которые, по мнению социологов науки, являются ориентирами для исследователей, не являются вполне этическими. Это императивы научного этоса, то есть системы практик, регулируемой не столько этическими категориями, сколько добровольными (минимально формализованными) обязательствами исследователя перед сообществом, членом которого он себя считает. Соответственно, главными средствами борьбы с нарушениями традиционно выступали разоблачение нарушений и формирование общественного мнения относительно нарушителей. Однако рассеянные санкции, действительно губительные для репутации нарушителей, оказались эффективными только в отношении небольшой части исследователей, прежде всего представителей научной элиты, уже заслужившей определенную репутацию, и наиболее амбициозной части карьерно мотивированной исследовательской молодежи. Что же касается огромной массы «рабочих лошадок», уже или еще не имеющих больших карьерных амбиций, то практическое отсутствие у них сколько-нибудь сложившейся репутации сильно уменьшает действенность рассеянных санкций[58]58
  Свою роль, несомненно, сыграло и стремление к понятной для чиновника формализации «вклада» ученого в виде некого численного показателя, в качестве которого стало выступать число публикаций. Будучи спущен по бюрократической лестнице, этот показатель уже выглядел как: «Публикуйся любой ценой!» Цена обнаружилась достаточно быстро.


[Закрыть]. Между тем именно на них и их ценностные установки сильнейшее давление оказывают внешние соблазны. Идет постоянная жесткая конкурентная борьба, в которой исследователю приходится сталкиваться с трудными решениями: если, скажем, результаты одного из экспериментов в серии противоречат другим, ученый испытывает искушение игнорировать их и заявить, что все данные свидетельствуют в пользу исходной гипотезы.

Что же касается научных учреждений, то для выявления, а тем более для наказания нарушителей (понижение в должности, увольнение и т. п.) у их руководства практически отсутствовали механизмы и нормативная база. Создание системы если не предотвращения нарушений, то хотя бы эффективных мер противодействия нарушителям требовало объединения усилий сообщества и органов государственного управления научно-технологическим комплексом.

Не следует забывать, что речь шла о бюрократии десятков государств, каждое из которых обладает своими традициями и особенностями в управлении исследованиями.

Первыми в этот процесс вступили США: «…Вмешался Конгресс и потребовал, чтобы федеральные министерства и агентства и научно-исследовательские институты разработали документы, регламентирующие меры на случай нарушения этических норм»[59]59
  Integrity in Research – a Rationale for Community Action http://ec.europa. eu/re-search/science-society/document_library/pdf_06/integrity-in– research-ec-expert-group-final-report_en.pdf.


[Закрыть].

С некоторой задержкой проблемой добросовестности в исследованиях обеспокоились институты ЕС.

Серьезная оценка массовых нарушений добросовестности исследований дается в докладе экспертной группы Европейской комиссии «Добросовестность в исследованиях. Обоснование действий Европейского сообщества», опубликованном в марте 2007 г. В документе, в частности, обсуждается следующий вопрос: иногда говорится, что ненадлежащее поведение в исследованиях – это преступление, которое обходится без жертв. Однако, пишут его авторы, с этой точкой зрения нельзя согласиться: «…ненадлежащее поведение исследователей вызывает много жертв.

В их числе:

– пациенты, которые участвуют в мошенническом исследовании или пользуются его результатами;

– общество, доверие которого ко всем вообще исследованиям подрывается;

– лица, принимающие решения, начинают сомневаться в надежности данных, на которые они опираются;

– налогоплательщики или компании, деньги которых тратятся понапрасну;

– в глазах всех страдает репутация исследований как таковых;

– страдают и исследовательские архивы, в которых оказываются трудно устранимые искаженные данные»[60]60
  Ibid.


[Закрыть].

Таков весьма красноречивый, хотя, как представляется, далеко не полный перечень тех, кто оказывается жертвами недобросовестно проводимых исследований. Обращает на себя внимание то, что первое место в этом перечне отведено тем тяжелым последствиям, которые возникают вследствие ненадлежащего проведения биомедицинских исследований – с качеством именно их связаны наиболее серьезные опасения общественности.

Сколько-нибудь точных данных о распространенности ненадлежащего поведения при проведении исследований немного. Тем не менее существующие данные говорят о том, что масштабы подобных явлений весьма значительны. Так, один из опросов, проведенных в США в 2002 г., в котором участвовали 3600 ученых среднего возраста и 4160 исследователей, недавно защитивших диссертации, чьи проекты были поддержаны Национальным институтом здоровья (NIH), дал такие результаты: 33 % респондентов (38 % находящихся на пике карьеры и 28 % молодых исследователей) признали, что за предыдущие три года у них бывали достаточно серьезные случаи ненадлежащего поведения, включая фальсификацию или фабрикацию данных, несообщение сведений о конфликте интересов, использование идей других исследователей без ссылки на них и утаивание данных, которые противоречат результатам своих ранее опубликованных исследований[61]61
  Martinson Brian C., Anderson Melissa S., de Vries Raymond. Scientists behaving badly // Nature, 435, 737–738 (9 June 2005).


[Закрыть].

Согласно данным, цитируемым в докладе экспертов Еврокомиссии, нечестными являются от 0,1 до 0,3 % исследований. Таким образом, по оценке европейских экспертов, учитывая, что в странах Евросоюза 1,2 млн исследователей, то даже при 0,1 % получается, что набирается около 1200 нечестных исследователей[62]62
  FP7 – 2007–2013 webpage (http://cordis.europa.eu/fp7/home_en.html).


[Закрыть].

А вот некоторые данные, относящиеся к Китаю – стране, которая делает чрезвычайно много для того, чтобы занять лидирующие позиции в мировой науке. В 2009 г. Китайская ассоциация науки и технологий провела опрос, который показал, что почти половина исследователей в Китае считает ненадлежащее поведение в науке общераспространенной практикой. Когда респондентов попросили оценить серьезность распространения таких явлений, как плагиат, мошенничество и автоплагиат, оценки «серьезное» и «очень серьезное» дали соответственно 43,4 %, 45,2 и 51,2 %. При анализе на плагиат, проведенном в 2007 г., в выборке китайских данных в 72 % статей был обнаружен плагиат, в 24 % – частичный плагиат, только 4 % статей не содержали плагиата.

В 2009 г. агентство «Синьхуа» провело онлайн опрос, показавший, что 44,25 % считают мошенничество «распространенным явлением». При этом 24,28 % респондентов отметили, что, поскольку так поступает большинство исследователей, отказываться от этого было бы, возможно, «достойно уважения, но глупо». Энтони Спек из Утрехтского университета, Голландия, редактор журнала «Crystalis», обнаружил 70 мошеннических статей, написанных в течение 2007–2008 гг. двумя профессорами одного из китайских университетов.

Особый размах в Китае приобрело такое сравнительно новое для науки явление, как фабрикация научных статей: в 2008 г. не менее 4700 человек в Китае покупали статьи, которые писались на английском кем-то другим. В 2007 г. общий объем покупаемых статей в Китае оценивался в размере 1,8 млрд юаней (270 млн долл. США). В 2009 г. он возрос в 5,5 раза. В одной компании по торговле статьями в г. Ухань работает на полной ставке более 80 фабрикаторов статей. Она имеет прямой контакт с редакторами 200 журналов[63]63
  Zhu Guo-Guang, Ilkka Marjomaa. Recent trends of scientific misconduct in China, and suggestions towards a system of scientific integrity // 2-nd World Conference on Research Integrity. Singapore. July 2010.


[Закрыть].

Значительные масштабы и серьезность последствий, вызываемых этими явлениями, привели к тому, что проблемами недобросовестного поведения исследователей стали заниматься не только внутри научного сообщества, но и в тех административных структурах, которые так или иначе связаны с разработкой и реализацией научной политики. Такого рода органы создаются и действуют уже во многих странах; впрочем, их статус и полномочия от страны к стране могут серьезно различаться.

Так, в США Отдел по обеспечению честности в исследованиях (Office of Research Integrity), созданный при Министерстве здравоохранения и социального обеспечения, занимается исследованиями в области биомедицинских и поведенческих наук. Отдел осуществляет мониторинг проводимых в различных научных учреждениях расследований о ненадлежащем проведении исследований, а также посредством образовательной, превентивной и регуляторной деятельности способствует ответственному проведению исследований.

Если говорить об образовательной деятельности в сфере ответственного проведения исследований, то следует отметить, что в соответствии с сегодняшней политикой Национального института здоровья (NIH) США – крупнейшего в мире центра биомедицинских исследований – все участники финансируемых NIH исследований должны пройти курс ответственного проведения исследований (responsible conduct of research – RCR) и получить соответствующий сертификат. Это требование распространяется и на зарубежных исследователей, коль скоро они участвуют в финансируемых NIH проектах, и на проекты международных исследований, осуществляемых под эгидой NIH.

Безусловно, само по себе прохождение этого курса отнюдь не является гарантией того, что владелец сертификата будет безукоризненно соблюдать все принципы и нормы RCR. Но он по крайней мере будет осведомлен об их существовании, о том, что плагиат, фальсификация и фабрикация являются нарушением этих принципов и норм. Как мы увидим позже, это особенно важно в современной науке, в которой на ведущие роли все чаще претендуют молодые исследователи, далеко не всегда знающие о том, что является приемлемым, а что – недопустимым в практике проведения исследований.

Если говорить о Европе, то здесь по инициативе Европейской комиссии были созданы общеевропейские органы, ответственные за обеспечение добросовестности в исследованиях, а также даны рекомендации по формированию соответствующих структур на национальном уровне стран – членов ЕС.

Таблица 1. Национальные государственные органы стран ЕС, ответственные за контроль добросовестности в исследованиях

Формы и нормы

Национальный совет по науке и технологиям – исполнительный орган при президенте США – дает следующее определение ненадлежащего исследовательского поведения (research misconduct): «фабрикация, фальсификация или плагиат в предложении, проведении или рецензировании исследования либо в сообщении его результатов»[64]64
  Federal Policy on Research Misconduct // http://www.ostp.gov/cs/federal_policy_ on_research_misconduct.


[Закрыть]. При этом под фабрикацией (подлогом) понимается выдумывание данных или результатов и запись или сообщение их; под фальсификацией – манипулирование исследовательскими материалами, оборудованием или процессами либо изменение или невключение данных или результатов, вследствие чего искажаются материалы исследования; под плагиатом – присвоение идей, процессов, результатов или слов другого лица без указания соответствующих заслуг этого лица. Однако различие во мнениях не относится к ненадлежащему поведению[65]65
  Federal Policy on Research Misconduct // http://www.ostp.gov/cs/federal_policy_ on_research_misconduct.


[Закрыть].

Наряду с перечисленными формами ненадлежащего исследовательского поведения обсуждается и такая тема, как спорные исследовательские практики (Questionable Research Practices), под которыми понимаются отклонения от принятой в соответствующем исследовательском сообществе практики проведения исследований[66]66
  Steneck Nicholas H. Fostering integrity in research: Definitions, current knowledge, and future directions // Science and Engineering Ethics. Vol. 12. № 1. March 2006. p. 53–74.


[Закрыть]. Считается, что нарушения такого рода имеют место более часто, их общее количество оценивается в диапазоне от 10 % до 40 %. К их числу относят: статистические ошибки; неправильное указание авторства; дублирование публикаций; неряшливые или небрежные публикации[67]67
  Kelly L. Wester; John T. Willse; Mark S. Davis. Responsible Conduct of Research Measure: Initial Development and Pilot Study // Accountability in Research. Vol. 15, Issue 2 April 2008. р. 87–104.


[Закрыть].

Согласно документу Национального совета по науке и технологиям, с юридической точки зрения говорить о ненадлежащем исследовательском поведении можно только тогда, когда:

– имеет место значительное отступление от принятых в данном исследовательском сообществе стандартов научной деятельности, и

– такое ненадлежащее поведение осуществляется намеренно либо сознательно, либо с пренебрежением к принятым стандартам и

– обвинение доказывается неопровержимыми свидетельствами[68]68
  Federal Policy on Research Misconduct // http://www.ostp.gov/cs/federal_policy_ on_research_misconduct.


[Закрыть].

Следует, однако, подчеркнуть, что в цитируемом документе речь идет лишь о таких нарушениях, к рассмотрению которых могут привлекаться соответствующие органы федерального правительства США.

Иными словами, документ задает минимальный стандарт оценки приемлемого поведения, а не критерий оценки поведения исследователей в целом. В частности, при этом вовсе не имеется в виду, что прочие нарушения норм исследовательского поведения приемлемы. Основной заботой государственных органов при разработке этого определения являлось обеспечение точности и правильного представления результатов финансируемых государством научных исследований посредством четкого указания на то, что фабрикация, фальсификация и плагиат при проведении научных исследований неприемлемы[69]69
  Steneck Nicholas H. ORI introduction to the responsible conduct of research. Washington, D.C.: Dept. of Health and Human Services, Office of the Secretary, Office of Public Health and Science, Office of Research Integrity, 2003. P. 12.


[Закрыть].

В свою очередь, эксперты Еврокомиссии дают такую характеристику отступлений от надлежащего исследовательского поведения. Это:

– плагиат – несанкционированное использование или близкое к тексту воспроизведение языка и мыслей другого автора и представление их в качестве собственной оригинальной работы. Пример: при создании телескопа и открытии пятен на Солнце Галилей утверждал, что работы, сделанные другими, принадлежат ему;

– фальсификация – манипулирование данными исследований или невключение критических данных и результатов. Пример – Г. Мендель, как было показано английским статистиком Р. Фишером, манипулировал своими данными, указывая менее существенный разброс данных, чем он мог наблюдать в действительности. Впрочем, в данном случаем, как замечают авторы доклада, можно говорить не столько о фальсификации, сколько о примере предвзятости;

– фабрикация – умышленная фальсификация исследовательских данных и результатов в записях и сообщении о них в журнальной статье, в некоторых случаях запрещается законом. В качестве примера при этом упоминается казус, произошедший с норвежским исследователем Йоном Судбё (Jon Sudbø)[70]70
  Integrity in Research – a Rationale for Community Action http://ec.europa. eu/re-search/science-society/document_library/pdf_06/integrity-in– research-ec-expert-group-final-report_en.pdf. Р. 8.


[Закрыть].

В 2004 г. онколог из радиевой больницы в Осло, выполнявший исследование по гранту американского Национального ракового института (National Cancer Institute), опубликовал в одном из ведущих медицинских журналов «Lancet» статью, согласно которой препарат ибупрофен снижает риск рака гортани. Выводы Судбё и соавторов основывались на данных, касающихся 908 испытуемых, часть из которых страдала раком гортани, часть принадлежала к контрольной группе.

Как сообщал сайт elementy.ru, исследование привлекло большой общественный интерес, о нем сообщало даже такое известное издание, как американский журнал «Forbes». Вскоре, однако, выяснилось, что база данных, на которых основывалось исследование, была сфабрикована. Как оказалось, у 250 из зафиксированных в ней пациентов была обозначена одна и та же дата рождения.

Если наиболее распространенные и опасные виды нарушений, как и санкции против нарушителей, определены достаточно надежно, то совокупность действий по их обнаружению и особенно предотвращению пока еще далеко не сформирована. Предпринимаемые различными странами и институтами в этом направлении меры могут рассматриваться лишь как пробные камни в решении задачи, так как они дают пока очень неоднозначные результаты.

Так, под давлением жесткой конкуренции появляется соблазн (подчас с самыми благими намерениями) опорочить методы и результаты конкурента, с тем чтобы, если не скомпрометировать их окончательно, то по крайней мере затормозить их публикацию.

Кроме того, далеко не все исследователи одобряют деятельность своих супербдительных коллег, что, собственно, и послужило поводом для введения в германских университетах института омбудсмена, главной задачей которого становится конфиденциальный разбор ситуаций, а также защита жалобщиков и доносителей. Думается, о многих других следствиях мер, предпринимаемых с самыми благими целями, мы узнаем в ближайшее время.

Это способствует развитию подозрительности, закрытости и существенному нарушению коммуникаций в научной среде.

Значительную роль сыграло и поведение издателей некоторых весьма престижных научных журналов. При публикации статей, к примеру, нарушалось одно из главных неписаных требований: не указывался источник финансирования исследований. Кроме того, анализ пресс-релизов девяти ведущих научных журналов по медицине, проведенный американскими учеными, показал их откровенно рекламный крен и неправомерно высокие оценки практических перспектив ряда работ. Не остались в стороне и научные журналисты.

Возможно, все это – неизбежные издержки первой чисто эмпирической реакции сообщества и общества на возникшую опасность. Тем не менее с уверенностью можно говорить об одном – происходят серьезные изменения во всей системе взаимоотношений внутри исследовательской деятельности.

Вместе с тем становится все более ясно, что объединение усилий сообщества и государственных органов в принципе не может покрыть всю сферу регулирования деятельности ученых. В настоящее время, и это отмечают многие специалисты, основная конкуренция в науке идет не только, а подчас, и не столько за рост профессионального признания, сколько за доступ к источникам финансирования исследований. А среди этих источников практически во всех развитых странах огромную роль играют деньги, идущие от бизнеса – напрямую через исследовательские субсидии и косвенно через систему фондов.

Особую остроту проблема воздействия бизнеса на исследовательскую деятельность приобрела в сфере биомедицинских исследований. Вообще говоря, эта сфера примечательна тем, что, как правило, именно в ней впервые обнаруживаются многие из тех, порой весьма радикальных, структурных и институциональных трансформаций, которые характерны для современной науки и ее взаимоотношений с обществом. Значительную часть исследований в этой сфере (порядка 80 %) составляют клинические испытания новых лекарственных препаратов. Чаще всего эти исследования финансируются фарминдустрией, которая в наши дни является одним из наиболее прибыльных бизнесов. Современное биомедицинское исследование – это поле, на котором происходит взаимодействие, а следовательно, и столкновение интересов целого ряда игроков. Помимо исследователя и испытуемого это еще и члены этического комитета, и спонсор исследования (чаще всего – та же фармкомпания), и представители популяции, население которой выступает в качестве испытуемых, и т. д.[71]71
  Юдин Б.Г. Антропологические основания биомедицинского исследования // Философия и этика. Сборник научных трудов к 70-летию академика А.А. Гусейнова. М.: Альфа-М, 2009. С. 680–693.


[Закрыть]

Расхождение, порой доходящее до резкого противостояния интересов взаимодействующих сторон, носит институциональный характер – иными словами, дело не в злом умысле той или иной из них, а в характере той ситуации, в которую они объективно поставлены. Поэтому существуют и институциональные же механизмы регулирования такого рода конфликтов. Скажем, институциональный интерес испытуемого (он же, как правило, и пациент) заключается в том, чтобы поправить свое здоровье. Что касается исследователя, то его институциональный интерес – получение нового знания. И руководствуясь этим интересом, он может идти на попрание интересов тех, кто участвует в его исследовании.

Институциональным механизмом регулирования такого рода конфликтов в современной практике биомедицинских исследований является этический комитет. Это – структура, впервые появляющаяся в середине 70-х годов ХХ в.; сегодня же проводимая этическим комитетом экспертиза стала неотъемлемой частью исследовательского процесса в биомедицинских (а в некоторых странах и поведенческих) науках. Этический комитет выступает в качестве посредника между испытуемым и исследователем: учитывая, что во взаимодействии с исследователем испытуемый (пациент) является уязвимой стороной, нетрудно понять, что этот посредник призван прежде всего защищать именно испытуемого.

Но особенно влиятельный игрок на поле биомедицинских исследований – это спонсор, фармацевтическая фирма, которая финансирует и создание нового лекарственного препарата, и его клинические испытания. Институциональный интерес спонсора, очевидно, заключается в получении прибыли. И этот интерес, вообще говоря, может оказывать весьма существенное воздействие на исследователя, приводя к искажениям, далеко не всегда преднамеренным, как получаемых в ходе исследования данных, так и их интерпретации. Обычно исследователь и с финансовой, и с карьерной точки зрения крайне заинтересован в сотрудничестве со спонсором, а значит, податлив по отношению к некоторым исходящим от спонсора воздействиям, включая и такие, которые могут сказываться на добросовестности проведения исследования.

Можно констатировать, что, несмотря на достаточно интенсивные поиски, пока не удается выстроить надежных институциональных механизмов для нейтрализации такого влияния спонсора на исследователя. Впрочем, нельзя сказать, что такие поиски совсем уж безуспешны. Так, одна из проблем состоит в том, что зачастую по условиям контракта со спонсором исследователь не может самостоятельно решать вопрос о том, где и когда он вправе публиковать результаты своего исследования. Исследователь заинтересован в том, чтобы публикация вышла в свет как можно быстрее, однако спонсору это не всегда бывает выгодно. Его позиция может быть обусловлена либо соображениями сохранения коммерческой тайны, либо нежеланием делать публичными результаты клинического испытания, которое не подтвердило эффективности проверяемого лекарственного препарата или даже выявило какие-либо негативные последствия от его применения. Во втором случае решение отказаться от публикации может нанести урон интересам не только исследователей, но и участников исследования, и всех потенциальных потребителей испытываемого препарата. Более того, при этом в определенной мере нарушаются интересы и других исследователей, и других фармацевтических компаний, поскольку они будут понапрасну тратить свои ресурсы на поиск в заведомо бесперспективном направлении.

В рамках традиционного этоса науки исследователь сам решает вопрос о том, публиковать или не публиковать полученные им результаты – при этом считается, что отказ от публикации наносит ущерб только (или прежде всего) ему самому. Но сегодня, как мы видим, ситуация намного усложняется, публикация исследовательских результатов (а следовательно, и само проведение исследований!) затрагивает интересы самых разных сторон.

Решением, по крайней мере частичным, этих проблем является получающая в последние годы все более широкое распространение практика регистрации всех подаваемых заявок на проведение биомедицинских исследований в электронных базах данных. По мере того как эта практика приобретает обязательный характер, мы получаем институциональное решение одной из весьма остро стоящих проблем организации, проведения и использования результатов биомедицинских исследований.

Так выглядит краткая экспозиция тех явлений и игроков, которые взаимодействуют в рамках единого поля, на котором осуществляются процессы производства и использования научного знания, сопровождаемые, увы, всякого рода нарушениями. Все это позволяет утверждать, что мы имеем дело с некоторыми системными изменениями в социально-экономическом развитии и прежде всего, в характеристиках научно-технологического прогресса как его основы.

Устранение частных отклонений в поведении элементов системы, то есть действия в режиме обратной связи, имплицитно предполагают возврат системы в уже утраченное ею состояние. Такие действия, естественно, оказываются малоэффективными.

Более обещающим выглядят углубленный анализ характера и масштаба произошедших изменений и коррекция поведения в результате мониторинга системы в целом.

Направления системного анализа ситуации

Массивные исследования изменений в научно-технологическом комплексе развернулись в 90-х годах в связи с попытками наполнить содержанием представления об «экономике знаний», «обществе знаний» и т. п., интуитивная ясность которых опиралась на мощную идеологию и вроде бы подтверждалась многочисленными иллюстрациями и примерами.

Среди этих направлений, на наш взгляд, наиболее последовательно продвигались исследователи группы М. Гиббонса и Х. Новотны, работавшие над концепцией новой формы производства знаний (так называемый «режим-2»). Новое производство знаний носит подчеркнуто междисциплинарный, нередко даже транс-дисциплинарный (то есть вообще выходит за рамки научных дисциплин) характер и ориентировано на крупные научные и/или прикладные проблемы в реальном мире. Она идеологически и структурно противостоит «режиму-1», для которого характерна монодисциплинарность исследований, инициатива отдельного ученого в выборе проблемы, и ее развитие, по крайней мере на первых порах, неформальными группами, так называемыми «невидимыми колледжами»[72]72
  Gibbons Michael, Camille Limoges, Helga Nowotny, Simon Schwartzman, Peter Scott, & Martin Trow. The new production of knowledge: the dynamics of science and research in contemporary societies // London: Sage,1994.


[Закрыть].

Книга Гиббонса и коллег, содержащая множество ярких примеров и достаточно представительную феноменологию, вызвала широкое обсуждение, в котором, однако, постепенно стали преобладать критические нотки.

Главная претензия касалась неправомерного ограничения объекта исследований – практически единственной сферой производства знания в книге оказывалась наука и метаморфозы, произошедшие с ней в последние годы. Между тем, как отмечали критики, современное производство знаний происходит при взаимодействии трех социальных институтов: академической науки – бизнеса – правительства[73]73
  Ицковиц Г. Тройная спираль. Инновации в действии // Томск. Издательство Томского ГУ сиcтем управления и радиоэлектроники, 2010. С. 238.


[Закрыть]. Для обозначения структуры этого взаимодействия был выбран броский термин «Тройная спираль», вызывающий аллюзии со знаменитой книгой Д. Уотсона.