Текст книги "Женщины в Иране. 1206–1335 гг."

Женщины как протагонисты династических перемен: участие женщин в толуидском перевороте

Ориентированные на толуидов источники более чем склонны подчеркивать роль Сорхахтани-беки (ум. 1252) как не только очень влиятельной женщины, но и как альтер эго Дорегене[85]85
  Сорхахтани-беки была женой Толуя (четвертого сына Чингисхана) и матерью Мункэ-хана (пр. 1251–1259), Кубилай-хана (пр. 1260–1294), Хулагу (пр. 1260–1265) и Ариг-Буга. Упоминается, что она принадлежала к народу кераитов и исповедовала христианскую веру [Rawshan, Musavi 1994, II: 823; Boyle 1997:200].


[Закрыть]. Хотя ее так и не признали императрицей, Сорхахтани-беки изображается в тех же источниках как защитница той модели империи, которая основывалась на облегченном налогообложении оседлого населения [Rossabi 1979: 164]. Она считается приверженцем линии наследования от Чингисхана, которая была прервана родичами Угедэя, когда Дорегене захватила контроль над империей и выдвинула своего сына Гуюка в качестве правителя монголов в ущерб Ширемуну[86]86
  Рашид ад-Дин изображает ее как человека, который повлиял на Бату, чтобы тот выдвинул Мункэ в качестве преемника в 1251 году [Rawshan, Musavi 1994,1: 725; Boyle 1997: 121].


[Закрыть]. Однако это идиллическое представление Сорхахтани-беки в источниках нельзя воспринимать буквально. Эта грозная женщина не просто выступала за правое дело, а делала то же самое, что и Дорегене, то есть реализовывала свою политическую волю, преследуя собственные интересы – и интересы своих приближенных. Она была дочерью Джагамбо, брата кераитского правителя в первые годы правления Чингисхана[87]87
  Джагамбо, или джакамбу, – титул, данный отцу Сорхахтани-беки, когда после поражения от Чингисхана он бежал и нашел убежище у тангутов [Dunlop 1944: 283, прим. 6].


[Закрыть]. Союз между Чингисханом и Онг-ханом кераитов против меркитов был закреплен и упрочен браком между старшим (Джучи) и младшим (Толуй) сыновьями Чингисхана и двумя племянницами кераитского правителя (соответственно, Бек-Тутмиш и Сорхахтани-беки) [Rawshan, Musavi 1994, II: 962; Thackston 1998: 471][88]88
  О межродовых браках между чингизидами и кераитскими женщинами см. рис. 4.1.


[Закрыть]. Об отношениях между Сорхахтани-беки и ее мужем известно немного, но Толуй был одним из самых активных военачальников монгольской армии и большую часть своей взрослой жизни провел в военных походах, препоручив жене заниматься воспитанием их сыновей, тогда как сам практически не имел влияния на своих отпрысков [Rossabi 1989:12][89]89
  См. также [Nicola 2017].


[Закрыть].

Сорхахтани-беки добилась исключительно высокого статуса во всей империи. Большинство доступных источников, как христианских, так и мусульманских, сходятся в том, что она обладала огромной властью и влиянием[90]90
  Хотя при жизни она никогда не занимала монаршую должность, посмертно она была названа императрицей монгольского Китая [Farquhar 1990: 233, прим. 198].


[Закрыть]. В «Татарских реляциях» («Tartar Relation»), западном источнике, написанном восточноевропейским священнослужителем, который встретил Плано де Карпини по его возвращении в Европу из Монголии, говорится, что она была «следующей по старшинству среди татар после матери императора [Дорегене]» [Skelton et al. 1965: 76]. Тот же текст дает нам еще одно указание на статус хатуны, когда автор не может вспомнить имя Толуя, но явно признает влияние, оказываемое Сорхахтани-беки [Там же]. Ее положение в семейной структуре монголов закрепилось благодаря браку с сыном Чингисхана, а после смерти Толуя в 1233 году она получила его зависимые земли (улус) и орду, то есть людей и территории в Монголии и Северном Китае [Rawshan, Musavi 1994, II: 822; Boyle 1971: 199; Rachewiltz 1993: 481]. Доходы и поддержка, унаследованные от мужа, позволили ей противостоять Угедэю, когда тот попытался устроить брак между ней и его сыном Гуюком. Сорхахтани-беки предпочла остаться незамужней и направила хану послание с отказом:

Как можно изменить условия ярлыка [королевского указа]? И все же я мыслю только о том, чтобы воспитывать этих детей, пока они не достигнут возраста мужественности и независимости, и попытаться взрастить их так, чтобы они были хорошо воспитаны и не были склонны к разладу и ненависти друг к другу, чтобы, возможно, из их единства могло получиться нечто великое [Rawshan, Musavi 1994, II: 792; Boyle 1971: 169].

Это заявление интересно по двум причинам. Во-первых, оно показывает, что Сорхахтани-беки была достаточно сильна, чтобы, пользуясь своими родственными и брачными связями, противостоять желаниям Великого хана, и, во-вторых, это можно

интерпретировать как разумную долгосрочную политическую стратегию, поскольку, оставаясь незамужней, она могла свободно плести интриги, что в итоге обеспечило ханство ее сыну Мункэ. Во время правления Дорегене Сорхахтани-беки держалась в тени и начала «завоевывать расположение знати с помощью подарков и благодеяний» [Khwandamir 1954, III: 58; Thackston 1994: 33; Budge 2003: 417]. В мусульманских источниках она также представляется весьма влиятельной; Квандамир даже утверждает, что решение об избрании Гуюк-хана было принято совместно Дорегене и Сорхахтани-беки, с чем согласились все остальные амиры и чиновники [Khwandamir 1954, III: 55; Thackston 1994: 32]. Она проявила большие дипломатические способности, поддерживая хорошие отношения со сторонниками Угедэя и одновременно заручившись поддержкой Бату-хана, самого старшего из живых членов семьи чингизидов. Она ждала подходящего момента, чтобы воспользоваться враждой между Бату и Гуюком, когда в 1247 году последний двинулся с армией на запад, чтобы, очевидно, напасть на Бату на территории Руси [Pelliot 1922–1924, 1931, III: 195; Kim 2005: 314–330]. Когда новости об этом достигли Сорхахтани-беки, она послала Бату сообщение: «Будь готов, ибо Гуюк-хан отправился в те края во главе большого войска». «…Бату был благодарен и приготовился к битве с ним» [Rawshan, Musavi 1994, II: 809; Boyle 1971: 185; Kim 2005: 328–332], но битва так и не состоялась. Когда караван Гуюка прибыл в Самарканд, он умер, и в империи развернулась новая борьба между династиями[91]91
  Рашид ад-Дин не приводит дату смерти Гуюка, но в китайских источниках упоминается, что он умер в третьем месяце (27 марта – 24 апреля) 1248 года. Пеллио [Pelliot 1922–1924,1931, III: 195–196] предполагает, что Гуюкумер в Кум-Сенгире, в Восточном Туркестане.


[Закрыть].

Поскольку, строго говоря, Сорхахтани-беки так и не получила номинального признания в качестве императрицы или регентши империи, следующей женщиной, занявшей роль регентши, стала жена Гуюк-хана, Огул-Гаймыш (пр. 1248–1250)[92]92
  О различении номинальной и реальной власти монгольских женщин в Средневековье см. раздел 2 в [Nicola 2006].


[Закрыть]. И в очередной раз, после смерти Великого хана в 1248 году, монголам пришлось столкнуться с кризисом престолонаследия, и, как и во время кончины Угедэя, женщине пришлось решать внутренний конфликт между различными ветвями семьи чингизидов. В данном случае дипломатические стратегии Сорхахтани-беки способствовали появлению на политической карте толуидов и, благодаря плодотворным отношениям жены Толуя с Вату, эта ветвь потомков Чингисхана стала ключевой в развитии империи. Альянс, созданный Сорхахтани-беки, ускорил противостояние между толуидами и джучидами, с одной стороны, и сторонниками Угедэя и Чагатая, с другой [Allsen 1985–1987: 15].

Если верить рассказу Рашид ад-Дина, возвышение Огул-Гай-мыш представляется там как следствие «традиции» монголов после смерти хана назначать регентом империи женщину. Он упоминает, что Вату предложил

Огул-Гаймыш продолжать, как и прежде, управлять делами, советуясь с Чинкаем и [другими] министрами, и пусть она ничем не пренебрегает, ибо из-за старости, слабости и подагры я не могу двигаться, а вы, ини [младшие монгольские князья], все там начеку, здоровые [Rawshan, Musavi 1994: 810; Boyle 1971: 185–186].

Однако единственным прецедентом была и оставалась Дорегене, и поэтому упомянутую Рашид ад-Дином «традицию» следует понимать не как «монгольскую», а, скорее, как «кочевую», восходящую к временам Каракитая. Кроме того, если Дорегене обладала как номинальной, так и реальной властью в государственных делах, то новая женщина – глава империи получила лишь номинальное признание, в то время как реальная власть в империи находилась в руках Сорхахтани-беки[93]93
  Огул-Гаймыш получила благословение Вату, вероятно, потому что тот рассчитывал, что она долго не протянет [Qazvini 1912–1937, II: 217; Boyle 1997: 262].


[Закрыть]. В источниках нет ясности относительно политических шагов, предпринятых Огул-Гаймыш. Некоторые предполагают, что она пыталась противостоять выстроенной Сорхахтани-беки дипломатической сети, назначив внука Угедэя Ширемуна кандидатом на престол, но не исключена и возможность того, что она поддерживала одного из собственных сыновей [Rossabi 1979: 165]. Толуиды предложили избрать нового хана на родине Бату и провести курултай в Центральной Азии, что противоречило обычаю монголов проводить выборное собрание в Монголии. Сторонники Угедэя некоторое время бойкотировали собрание, но настойчивость Сорхахтани-беки повлияла на окончательное решение Бату, который, по словам Рашид ад-Дина, сказал: «Посадите его [Мункэ-хана] на трон. Тот, кто выступит против ясы [кодекса Чингисхана], пусть лишится головы» [Rawshan, Musavi 1994, II: 828; Boyle 1971: 204]. Несмотря на слабое положение, в котором оказалась Огул-Гаймыш после смерти мужа, она распорядилась так, чтобы «дороги были закрыты, и собирался ясак, чтобы каждый остановился в любом месте, до которого он дошел, будь оно населенным или пустынным. И по приказу Огул-Гаймыш гробница Гуюк-хана была перенесена в Эмиль, где находилась его орда» [Qazvini 1912–1937, II: 217; Boyle 1997: 262; Rawshan, Musavi 1994, II: 810; Boyle 1997: 185]. Похоже, что Сорхахтани-беки признала ее правление и даже направила ей «слова совета и утешения, послала ей одежду и боктаг» [Qazvini 1912–1937, II: 217; Boyle 1997:262; Rawshan, Musavi 1994, II: 810; Boyle 1971:185][94]94
  Боктаг – головной убор, который в XIII и XIV веках носили богатые монгольские женщины в качестве знака монаршей власти. Этот головной убор все еще использовался монгольскими женщинами при дворе Тимуридов в XV веке [Cammann 1963: 161–162]. Об этом предмете одежды среди тимуридских хатунов см. [Clavijo 2005: 258–259]. Гильом де Рубрук также упоминает об этих шапках хатун [Dawson 1955: 102].


[Закрыть].

Трудно дать реальную оценку двум годам правления Огул-Гаймыш, поскольку источники либо яростно ее критикуют, либо вообще о ней не упоминают[95]95
  В своем рассказе об этом периоде Тэкстон [Thackston 1994] ни разу не упоминает Огул-Гаймыш, возлагая всю ответственность за сторонников Угедэя на сыновей Гуюка, Ходжу и Наку [Khwandamir 1954, III: 58–61; Thackston 1994:33–35].


[Закрыть]. Если говорить о тех, кто все же посвятил часть своих хроник этому периоду, то Рашид ад-Дин в основном вторит рассказу Джувайни и пишет о ее правлении в том смысле, что «мало что было сделано, за исключением сделок с купцами. Большую часть времени Огул-Гаймыш проводила в затворничестве с камсами [шаманами или знахарями], воплощая в жизнь их фантазии и всякие нелепости» [Qazvini 1912–1937, II: 219; Boyle 1997: 265; Rawshan, Musavi 1994, II: 810; Boyle 1997: 186].

В этой схватке за престол Огул-Гаймыш была не одинока, хотя иногда те, кто считался ее ближайшими союзниками, вносили раздор и разногласия в среду сторонников Угедэя. По-видимому, ее сыновья сыграли важную роль в борьбе за престол. Ходжа и Наку, сыновья Гуюк-хана и Огул-Гаймыш, упоминаются среди тех, кто доверил Бату решить, кого избрать Великим ханом, вероятно, ожидая, что он выберет одного из них или, по крайней мере, их племянника Ширемуна, который, в конце концов, пользовался благосклонностью Угедэя и был поддержан императрицей-регентшей Огул-Гаймыш[96]96
  Среди потомков Гуюка, по-видимому, существовали разногласия по поводу того, кто имел право на власть. Огул-Гаймыш, Ходжа и Наку, похоже, создали параллельные дворы, что вызвало замешательство среди последователей Угедэя [Rawshan, Musavi 1994, II: 810; Boyle 1971: 186; Qazvini 1912–1937, II: 219; Boyle 1997: 265]. С другой стороны, Джузджани не упоминает в своем рассказе о регентстве Огул-Гаймыш, называя только имя Мункэ как избранного Бату правителем [Habibi 1963–1964, II: 178–180: Raverty 1881:1176–1187].


[Закрыть]. Однако Бату решил назначить Мункэ, сына Сорхахтани-беки и Толуя, после того как ему самому был предложен трон и он отверг предложение[97]97
  О роли Бату в возведении Мункэ на престол см. [Allsen 1987: 21–30].


[Закрыть]. В то же время можно утверждать, что роль, которую сыграла Сорхахтани-беки, предупредив Бату о возможном нападении Гуюка, и ее открытая поддержка своего сына в борьбе за ханство, возможно, имели решающее значение для восшествия на престол Мункэ, ставленника Бату [Budge 2003: 417].

Были созваны разные курултаи, и среди потомков Чингисхана возникли разногласия. В некоторых источниках говорится о попытках достичь соглашения и убедить сторонников Угедэя смириться со своей участью, но в итоге избран был Мункэ-хан, а толуиды провели кровавую чистку своих противников [Qazvini 1912–1937, III: 23–24; Boyle 1997: 563][98]98
  Интересно отметить, что Джувайни упоминает о присутствии сыновей Тэмюге Отчигина, Кётена и Кёльгена на курултае, когда Мункэ был провозглашен Великим ханом. Те, кто восстал против Дорегене в начале 1240-х годов, теперь были на стороне толуидов [Qazvini 1912–1937, III: 31; Boyle 1997: 568; Rawshan, Musavi 1994, II: 839; Boyle 1971: 215].


[Закрыть]. Потомки Угедэя пытались преодолеть разногласия и противостоять узурпации власти толуидами, но было уже поздно, и толуидский переворот, поддержанный джучидами, уничтожил сторонников Угедэя и тех чага-таидов, которые вступили с ними в союз в своих уделах в Центральной Азии и Восточном Туркестане [Qazvini 1912–1937, II: 219–220; III: 28–29; Boyle 1997:265,566]. Что касается Огул-Гаймыш, то ее вместе с Кадакаш-хатун (мать Ширемуна) отправили в орду Сорхахтани-беки, где обе были подвергнуты жестокой казни [Qazvini 1912–1937, III: 59; Boyle 1997:588; Ayati 2004:312; Rawshan, Musavi 1994, II: 839; Boyle 1971: 215]. Таким образом, правление Огул-Гаймыш, как кажется, имело последствия, хотя и негативные, для монгольской знати и ознаменовало завершение определенной эпохи в истории Монгольской империи. Гильом де Рубрук комментирует ее влияние, описывая встречу с новым монгольским правителем: «Мангу (Мункэ) своими устами поведал мне, что Чамус [Огул-Гаймыш] была худшей из ведьм и что своим колдовством она уничтожила всю свою семью» [Dawson 1955: 203].

После смерти Огул-Гаймыш и восшествия на престол хана Мункэ (пр. 1251–1259) империя вступила в новый период, и Великое ханство оказалось в руках толуидов. Идея единой Монгольской империи не переживет самого Мункэ, а ее раздел на территориальные единицы в Китае, Центральной Азии, Руси и Иране вызовет постоянные споры и борьбу за территорию и влияние[99]99
  О разделе Монгольской империи см. [Jackson 1978].


[Закрыть]. С 1251 года Монгольская империя разделилась на две основные сферы влияния, контролируемые джучидской и толуидской ветвями потомков Чингисхана. Великий хан останется в Китае до XIV века с провозглашением Кубилай-хана (пр. 1260–1294), но подход толуидов к институту женского регентства будет сильно отличаться от подхода их предшественников из числа сторонников Угедэя. В то время как последние удерживали свои уделы в восточных регионах Центральной Азии и Монголии, при толуидах центр тяжести империи постепенно переносился на юг, на китайские территории с более оседлым населением[100]100
  Удел Огул-Гаймыш и Гуюк-хана находился в области Дсунгария, или Джунгария, в северной части современного Синьцзяна в Китае [Bretschneider 1910,1: 160–161]. О Кубилае см. [Rossabi 1979: 131].


[Закрыть]. Хотя в источниках не прослеживается особого предупреждения относительно женского пола императриц 1240-х годов, женщина больше никогда не будет управлять всей империей. Тем не менее заимствованный от каракитаидов кочевой институт женского правления будет сохранен, упразднен или преобразован в новых ханствах.

Продолжение кочевой традиции в Центральной Азии: Оргина-хатун и правление Чагатайского ханства

Чагатайский улус, включавший территории в Западном Туркестане, облагал данью богатую Ферганскую долину и находился под властью женщины по имени Оргина-хатун (пр. 1251–1260) в течение почти десятилетия после воцарения Мункэ-хана[101]101
  Имя может также принимать формы Оргхана, Оркина и другие. В персидских источниках она упоминается как «Оргинэ-хатун» '[Rawshan, Musavi 1994: 801]. Вассаф использует имя «Харгунэ» [Ayati 2004: 335]. Иногда ее имя пишется как «Оргхинэ-хатун» [Qazvini 1912–1937, HI: 97]. Здесь я называю ее Оргиной. Расширенная версия этого раздела была опубликована в [Nicola 2016].


[Закрыть]. Согласно Рашид ад-Дину, она была дочерью Тёралчи, одного из сыновей Худуха-беки, правителя ойратского народа во времена Чингисхана, и Чечейген-хатум, дочери Чингисхана[102]102
  Равшан [Rawshan, Musavi 1994: 100] называет ее «Туралчи».


[Закрыть]. Она переехала в Среднюю Азию, когда вышла замуж за Хара-Хулагу, внука Чагатай от его сына Мутугена (ум. 1221), названного наследником царства при жизни Чагатай [Rawshan, Musavi 1994, 1:752; Boyle 1971:138]. Будучи внучкой Чингисхана, она, безусловно, занимала высокое положение и имела тесные связи с членами толуидской ветви монгольской правящей семьи. Кроме того, она была сводной сестрой Олджей-хатун и сестрой Гуюк-хатун, – обе были женами Хулагу[103]103
  Как и в случае с Оргиной, матерью Гуюк-хатун была Чячяйгян-хатун, дочь самого Чингисхана от его главной жены Бортэ [Rachewiltz 2004: § 239]. Вассаф также упоминает о ее сестре, которая была замужем за Бату, хотя ее имя не называется [Ayati 2004: 13]. О ней и ее потомстве см. [Broadbridge 2016].


[Закрыть]. Более того, она стала племянницей Мункэ-хана, когда он женился на тетке Оргины Огул Коймиш, дочери Кутука-беки [Rawshan, Musavi 1994, I: 100; Thackston 1998: 55]. У нас имеется лишь скудная информация о жизни Оргины-хатун до ее восшествия на престол[104]104
  О семейных связях чагатаидов см. рис. 2.2.


[Закрыть]. В то же время она сыграла важную роль в смуте, потрясшей Чагатайский улус после смерти Чагатая в 1244 году, и в последующей борьбе за Великое ханство во время правления Дорегене, Гуюк-хана и Огул-Гаймыш.

Утверждается, что Оргина-хатун пользовалась большим уважением основателя улуса (Чагатая), который «очень любил ее и называл Оргина-бэри (бэры — невестка)» [Rawshan, Musavi 1994,1: 100; Thackston 1998: 56]. Когда Чагатай скончался, ее муж стал правителем земель своего деда и сохранил это положение во время регентства Дорегене. Оказавшись на троне, Гуюк-хан решил заменить Кара-Хулагу своим другом и сотрапезником Есу Мункэ (сыном Чагатая) [Biran 2009: 48]. Помимо дружбы с ним, Рашид ад-Дин приводит еще одну причину, объясняющую замену Кара-Хулагу, и высказывает предположение, что именно вражда между Есу Мункэ и Мункэ-ханом стала причиной смещения мужа Оргины с трона [Rawshan, Musavi 1994,1: 760; Boyle 1971: 143][105]105
  Вассаф упоминает об этой замене без указания конкретных причин [Ayati 2004:335].


[Закрыть]. He отрицая соперничества между этими двумя принцами, объяснение Рашид ад-Дина кажется мне несколько противоречащим фактам и политическим реалиям того периода. Устранение Кара-Хулагу вписывается в контекст борьбы между двумя различными концепциями имперского правления, воплощаемыми Сорхахтани и Дорегене. Усилия Фатимы-хатун по замене таких принцев, как Елюй Чукай, Махмуд Ялавач, Масхуд Бег и Кёргюз, как упоминалось выше, пользовалась поддержкой Кара-Хулагу и Оргины-хатун [Rawshan, Musavi 1994, II: 801; Boyle 1971:177; Raverty 1881:1149, прим. 7][106]106
  По версии Джувайни, именно Дорегене посылает Аргун-аку в Хорасан вместо Кёргюза [Qazvini 1912–1937, II: 274; Boyle 1997: 538].


[Закрыть]. Им приписывают решение направить Курбуку и Аргун-агу в Хорасан, чтобы захватить, убить и заменить Кёргюза[107]107
  О восхождении Аргун-аки см. [Lane 1999b].


[Закрыть]. Учитывая это, устранение Кара-Хулагу нельзя объяснить близостью Есу Мункэ к Гуюку. Это нужно рассматривать как меру, предпринятую Гуюком, чтобы подтвердить образ независимого правителя, принимающего собственные решения после смерти матери Дорегене. Аналогичным образом, замена, по крайней мере частично, могла быть способом, с помощью которого Гуюк пытался установить внутренний мир после потрясений, происшедших во время правления его матери, и для поиска стабильности политического баланса в правящей семье.

Итак, Есу Мункэ стал правителем Чагатайского улуса в Центральной Азии и сторонником линии преемственности Гуюка (и Угедэя) с 1246 года до воцарения Мункэ-хана в Великом ханстве в 1251 году [Qazvini 1912–1937,1: 220; Boyle 1997: 265]. Учитывая эти полномочия и неприязнь, которую Есу Мункэ, вероятно, испытывал к Мункэ-хану, неудивительно, что «когда Мункэ-хан стал ханом, он дал Кара-Хулагу ярлык, повелевающий ему предать Есу Мункэ смерти и как наследнику стать правителем этого улуса» [Rawshan, Musavi 1994,1: 767; Boyle 1971: 149; Ayati 2004: 335][108]108
  Китайские источники также упоминают о ее назначении на регентство [Biran 2009: 16, прим. 92].


[Закрыть].

Нам мало что известно о действиях Оргины в этот период. Рашид ад-Дин не знает, сопровождала ли она своего мужа, когда его сменил Есу Мункэ и он отправился в вынужденное изгнание, или оставалась в Центральной Азии [Boyle 1971: 143]. Однако Кара-Хулагу умер на обратном пути в Среднюю Азию, получив приказ Мункэ предать смерти своего дядю, и, следовательно, именно Оргина-хатун должна была действовать – «предать Есу Мункэ смерти в соответствии с ярлыком и править вместо мужа» [Rawshan, Musavi 1994,1: 767; Boyle 1971: 149–150][109]109
  Одна из жен Есу Мункэ по имени Токаши-хатун была жестоко казнена Кара-Хулагу [Qazvini 1912–1937, III: 59; Boyle 1997: 588–589]. У Равшана также встречается эта история, но женщина упоминается как жена Есунтоа (брата Кара-Хюлегю) [Rawshan, Musavi 1994, II: 839; Boyle 1971: 213].


[Закрыть]. После смерти Кара-Хулагу в 1252 году Чагатайское ханство вновь осталось без правителя. Оргина-хатун приняла правление от имени своего сына Мубарак-шаха (пр. 1266) в соответствии с повелением Мункэ-хана [Qazvini 1912–1937,1: 230; Boyle 1997: 274]. Следовательно, институт женского регентства, похоже, сохранил свое значение на той же территории, где когда-то правила династия каракитаев, и очень близко к тем землям, где имели свои уделы Дорегене и Огул-Гаймыш. Это интересное продолжение подобной практики, которое еще больше подтверждает прецедент женского регентства у кочевников в этом районе.

Оргина-хатун была регентшей монгольского ханства Центральной Азии в течение десяти лет. Этот период обычно описывается как спокойный с точки зрения политических потрясений, и у нас нет никаких сведений о беспорядках в регионе в течение большей части лет ее правления. Некоторые намеки позволяют предположить, что в эти годы она была полностью признана в качестве правительницы региона. Некоторые источники упоминают, что в то время, когда Хулагу начал свой поход на запад и его армии «прибыли в окрестности Алмалыка[110]110
  Она правила из города Алмалык в Восточном Туркестане [Bretschneider 1910,1: 161, прим. 440]. О городе Алмалык см. [Encyclopaedia].


[Закрыть], Оргина-хатун как правительница чагатайских территорий вышла поприветствовать их и устроила пир, преподнеся им подобающие подарки» [Rawshan, Musavi 1994, II: 978; Thackston 1998: 479–480; Qazvini 1912–1937, III: 97; Boyle 1997: 612; Ayati 2004: 323]. Любопытную деталь приводит Рашид ад-Дин: с Хулагу путешествовали главные жены. Одной из них была сводная сестра Оргины Олджей-хатун, мать Мункэ Тимура[111]111
  Ее имя транслитерируется как Ёлджя[й] или Олджей. Персидские источники приводят «Олджай-хатун». نوتاخ یاجلوا


[Закрыть]. Прием, устроенный Оргиной для каравана, безусловно, свидетельствовал о ее роли как правительницы Чагатайского ханства, но и ее родственные связи с женами Хулагу могли послужить дополнительной причиной для проведения такого рода торжества[112]112
  Стоит упомянуть более поздний источник: Мустафи упоминает о пиршествах, предложенных Хулагу в Средней Азии, но не упоминает о присутствии женщин. Поскольку Мустафи имел доступ к материалам Рашид ад-Дина и Джувайни, мне кажется, что это его намеренное упущение [Ward 1983:17].


[Закрыть].

Некоторую дискуссию вызывает и мимолетное замечание христианского монаха Гильома де Рубрука во время его поездки к Великому хану Мункэ в 1250-х годах. Он рассказывает, что, путешествуя по Центральной Азии,

мы наткнулись на один большой город под названием Кайлак, в котором был рынок, и многие купцы стекались туда. Мы отдыхали в этом городе двенадцать дней в ожидании одного из писцов Баату, который должен был помочь предводителю нашей партии в деле, требующем решения при дворе Мангу [Мункэ]. Эта страна раньше называлась Органум и имела свой язык и письменность, но теперь все это захвачено туркоманами. Также несториане тех мест совершали свои службы и писали книги этим письмом и на этом языке; и, возможно, они получили свое название Органа оттого, что были очень хорошими музыкантами или органистами, так мне говорили [Dawson 1955: 137].

Город Кайлак был известен как «Куялиг» или «Каялиг» и, по-видимому, соответствует современному селу Капал на востоке современного Казахстана. Что интересно в этой истории, так это то, что топоним местности, где остановился Гильом де Рубрук, имеет поразительное сходство с именем Оргины-хатун, которая была правительницей этой территории в то же время, когда монах там находился. Среди ученых существуют разногласия по вопросу о том, имеет ли отношение «Органа» к регентше Чагатайского ханства. Один из современных переводчиков труда Гильома де Рубрука, Кристофер Доусон, без колебаний связывает эти два слова и предполагает, что слово «Органа» является явной отсылкой к Оргине-хатун [Dawson 1955: 137, прим. 2][113]113
  Рокхилл также полагается на Йоля, связывая эту область с хатуной [Rockhill 1900: 140, прим. 4; Yule 1913–1916: 160–161, прим. 3].


[Закрыть]. Однако другие переводчики этого произведения не согласны с Доусоном. Например, Питер Джексон утверждает, что происхождение термина – это искаженное «Ургенч», название столицы Империи Хорезмшахов, а Уильям В. Рокхилл трактует его как ссылку на уйгурский народ, живший около города Кульджа в Восточном Китае [Rockhill 1900: 148, прим. 3; Jackson 1990: 141, прим. 3]. На самом деле, сам Рубрук выражал сомнения в происхождении термина (и не был полностью уверен в том, что он верно приписывает это название мастерству музыкантов), и, следовательно, этот вопрос, по-видимому, все еще открыт для дискуссии. Тем не менее, если бы слово «Органум» относилось только к музыкантам, музыкальным инструментам, или к городу Ургенч, или к земле уйгуров, его сходство с именем Оргины было бы удивительным историческим совпадением.

Прежде чем более подробно остановиться на правлении Оргины, следует кратко упомянуть о современном ей женском регентстве. Во время правления Мункэ возникли противоречия по поводу преемственности власти Золотой Орды над русскими землями. Когда умер Бату, Великий хан Мункэ издал указ для своей главной жены Боракчин-хатун [Pelliot 1949:39–40], повелев ей управлять [Западным] улусом от имени своего протеже Ула-гахчи, сына Сартака, сына Бату, который умер вскоре после того, как был принят Мункэ в Монголии [Qazvini 1912–1937, I: 223; Boyle 1997: 268][114]114
  Согласно Рашид ад-Дину, она была из народа алчи-татар [Karimi 1988–1989,1: 67; Thackston 1998: 50].


[Закрыть]. Ее правление, по-видимому, было коротким и продолжалось всего год, с 1255-го по 1256-й, когда Улагахчи умер, а брат Бату Берке сместил ее с трона. Однако ее недолгое правление вызвало некоторые споры из-за упоминания в арабских источниках о посольстве, отправленном ею к Хулагу с приглашением приехать в Золотую Орду и взять улус под свой контроль [Richards 1998:14; Spuler 1943: 382]. Однако это опровергает Поль Пеллио, утверждающий, что существуют серьезные проблемы с хронологией событий, о которых рассказывается в мамлюкских источниках [Pelliot 1922–1924,1931,111:43–44]. Для наших целей, тем не менее, интересно отметить, что регентства Оргины в Центральной Азии и Боракчин на русских землях имели место в одно время и оба были институционализированы непосредственно самим ханом Мункэ. На данном этапе истории Монгольской империи, похоже, с точки зрения Великого ханства женское правление считалось обычной практикой и имело место одновременно в Чагатайском и Джучидском улусах.

Рис. 2.2. Хатуны дома Чагатая

События, происшедшие в Центральной Азии в конце 1250-х годов, показали важность положения, которое заняла Оргина-хатун в рамках института регентства в Монгольской империи. Мункэ-хан умер в 1259 году, и без Сорхахтани-беки как бесспорной хранительницы престола прежде хорошо сплоченная ветвь толуидов вступила в борьбу за власть, подобную той, которую они спровоцировали для ветви Угедэя в начале 1250-х годов. В данном случае претендентами были Кубилай и Ариг-Буга, соответственно, второй и четвертый сыновья Толуя и Сорхахтани-беки. Кубилай опирался на армии, предоставленные Мункэ для продолжения войны в Центральном и Южном Китае, а также на уделы своей матери на севере этой страны, в то время как Ариг-Бугу поддерживали земли его предков в Монголии. Конфликт еще раз поспособствовал пересмотру союзов между различными ветвями семьи Чингисхана [Jackson 1975: 1-10]. Если воцарение Мункэ имело следствием союз джучидов с толуидами и вызвало упадок власти ветви Угедэя и части ветви Чагатая, то теперь джучиды вступили в союз с Ариг-Бугой, а Кубилай получил помощь от нового политического образования Хулагу в Иране[115]115
  Неясно, был ли Кубилай первым выбором Хулагу для Великого ханства, но как только Золотая Орда поддержала Ариг-Бугу, альтернатива Кубилаю показалась наиболее подходящим способом получить легитимность для создания нового ханства в Иране [Morgan 2007: 104].


[Закрыть]. В этом политическом сценарии поддержка земель Оргины-хатун стала критически важной как для Кубилая, так и для Ариг-Буги.

Согласно Рашид ад-Дину, Кубилай послал Абишку (внука Чагатая) жениться на Оргине-хатун, править Центральной Азией и поддерживать его стремление к занятию престола. Однако Абишка был перехвачен по дороге и убит сторонниками Ариг-Буги[116]116
  Его убил Асутай, один из сыновей Мункэ-хана [Rawshan, Musavi 1994,1: 754; Boyle 1971: 138–139].


[Закрыть]. На этой ранней стадии конфликта, как считается, Оргина-хатун непосредственно не участвовала в конфликте между братьями. Однако после того, как они оба провозгласили себя Великими ханами, Ариг-Буга тоже попытался заручиться поддержкой чагатаидов и передал Алгу, другому внуку Чагатая, контроль над Чагатайским ханством, чтобы тот организовал отправку из Центральной Азии припасов для войск, сражающихся против его брата. Оргина, занимая пост правительницы среднеазиатских территорий, решила отправиться в орду Ариг-Буги, где пожаловалась на свое смещение, отстояла свое право на власть и некоторое время жила у младшего сына Сорхахтани-беки[117]117
  Возможно, примерно до 661/1262-1263 годов [Rawshan, Musavi 1994,1: 768; Boyle 1971: 150].


[Закрыть]. Тем временем Алгу предал своего покровителя и решил придержать припасы, которые ему было велено собрать для Ариг-Буги. Он восстал против его власти и сменил сторону, теперь оказывая поддержку Кубилаю [Rawshan, Musavi 1994, I: 767–769; Boyle 1971: 150–151]. Интересно, что восстание Алгу само по себе не было достаточным для признания его правителем: он был признан законным правителем Чагатайского ханства только после женитьбы на Оргине-хатун, которая позволила ему, по словам Рашид ад-Дина, полность «закрепиться на троне улуса Чагатай» [Там же][118]118
  Похоже, что Оргина оставалась верной Кубилаю во время гражданской войны и поэтому изображается хранительницей легитимности Чагатайского ханства.


[Закрыть].

Кубилай одержал победу в борьбе за престол и был провозглашен Великим ханом в 1264 году. Он утвердил Алгу и Оргину правителями Чагатайского улуса, но Алгу скончался в 1265–1266 гг. [Biran 2009: 23][119]119
  Рашид ад-Дин упоминает о его смерти в 662/1263-1264 годах [Rawshan, Musavi 1994,1: 769; Boyle 1971: 151].


[Закрыть]. Тогда Оргина-хатун приняла свое последнее монаршее решение: «по согласованию с принцами и визирями» она возвела на трон Чагатайского ханства своего сына Мубарак-шаха [Rawshan, Musavi 1994, II: 885; Boyle 1971:260–261; Barthold 1956–1963, I: 47]. В источниках, датируемых временем после его коронации, о ней больше нет никаких сведений, что позволяет предположить, что правительница, вероятно, умерла вскоре после этого (ок. 1266 г.)[120]120
  Моник Кервран предполагает, что погребальный памятник, найденный в Восточном Казахстане, может быть могилой Оргины-хатун [Kervran 2002].


[Закрыть]. За более чем пятнадцать лет правления в Центральной Азии она успешно пережила две гражданские войны, более чем мудро разыграв карты, сначала в пользу толуидов, а затем поддержав Кубилая. Оргина-хатун мирно правила Центральной Азией в течение девяти лет, и в этот период была признана верховной правительницей. Ее воспринимали как хранительницу легитимности в регионе, что доказывает тот факт, что Алгу, хотя и был прямым потомком Чагатая, должен был жениться на ней, чтобы быть полностью признанным правителем улуса. Хотя этот брак мог подорвать ее политический авторитет, произошло, как представляется, обратное: ей удалось мобилизовать поддержку, необходимую для возведения своего сына на трон, что указывает на то, что вплоть до своей смерти Оргина-хатун оставалась основной политической фигурой в Центральной Азии.