Текст книги "Волшебная рождественская история"

Чарльз Диккенс
Волшебная рождественская история

© ООО «Феникс»: оформление, 2022

© В оформлении книги использованы иллюстрации по лицензии Shutterstock.com, 2022

* * *

Глава I
Тень Марли

Скрудж был настоящий скряга – алчный, расчётливый, крепкий, как кремень, скрытный, угрюмый и замкнутый. Похоронив своего единственного друга и компаньона Марли, он стал распорядителем его имущества, единственным наследником его собственности, и один только он оплакивал смерть Марли. Впрочем, горе не помешало справить похороны с выгодой для себя, как и подобает банкиру. Он даже не уничтожил имени компаньона на вывеске конторы: ему решительно было всё равно, важны для него были лишь деньги.

Никто при встрече с ним на улице не останавливался, чтобы дружелюбно спросить его: «Как поживаете, дорогой Скрудж?» Нищие никогда не ждали от него милостыни; дети не спрашивали у него, который час; никто из встречных за всю его жизнь не просил указать дорогу. Казалось даже, что собаки-поводыри слепых нищих, завидя банкира, скорее утаскивали своих хозяев куда-нибудь подальше, чтобы не встретиться.

Скрудж не обращал на всё это никакого внимания. Напротив, ему нравилось жить отшельником, без всякого людского сочувствия.

Однажды в канун Рождества наш старый Скрудж сидел в своей конторе. Погода стояла холодная, мрачная, резкая и туманная. Он оставил дверь конторы отворённой, чтобы наблюдать за писцом, который копировал письма в соседней каморке, тесной и мрачной. Камин у Скруджа топился очень слабо; у писца же, казалось, тлел один только уголёк. Но клерк не мог добавить огня, потому что ящик с углями стоял в комнате Скруджа, и каждый раз хозяин угрожал его уволить. Писец кутался в шарф и старался согреться у свечки.

– С весёлым Рождеством, дядя! Да хранит вас Господь! – послышался вдруг радостный голос племянника Скруджа, быстро вошедшего с мороза.

– Что за вздор! – привычно ответил тот. – Рождество! Какое право имеешь ты радоваться? Какая причина тебе быть весёлым? Ты, кажется, довольно беден.

– Скажите лучше, какое вы имеете право быть печальным? По какой причине вы так угрюмы? Вы, кажется, довольно богаты. Чего ж вы сердитесь?

– Не говори мне о радостном Рождестве! Принесло ли оно тебе добро?

– Я считаю этот день самым лучшим в году: добрым, всепрощающим, любящим, весёлым. Это единственный день, когда сердца богатых способны видеть в бедняках людей, а не существ другой породы, предназначенных только для страданий. И хотя Рождество никогда не положило мне в карман ни одного куска золота или серебра, всё же я уверен, что оно приносит добро, и я благословляю его. Не сердитесь, дядюшка! Приходите-ка лучше к нам завтра обедать.

Но Скрудж наотрез отказался, и никакие уговоры не заставили его переменить мнение. Пожелав счастливого праздника писцу, племянник покинул контору.

Вошли двое почтенных мужчин приятной наружности и с поклоном предложили ему в честь праздника проявить щедрость и сделать пожертвование:

– Тысячи людей нуждаются в самом необходимом, сотни тысяч не имеют самых простых удобств. Мы стараемся составить капитал, который позволит покупать бедным мясо, питьё, топливо и тёплую одежду.

При зловещем слове «щедрость» банкир насупил брови:

– Прошу, оставьте меня в покое, господа. Я сам на Рождество не веселюсь и не имею средств доставлять возможность веселиться лентяям. Если они даже умрут, тем лучше: они уменьшат излишек населения.

Видя, что дальнейшие настояния бесполезны, господа удалились. А Скрудж продолжал работу в более весёлом расположении духа, чем был ранее.

Между тем туман делался всё гуще, а мороз – крепче, пронзительнее, нестерпимее.

Один бедный мальчик, носик которого посинел от холода, остановился у двери конторы, чтобы порадовать хозяина рождественской песней; но Скрудж прогнал его, и тот с ужасом убежал, оставив скрягу глядеть в свои книги.

Настал наконец час запирать контору. Неохотно встал банкир со своего стула и тем подал знак писцу в каморке, который поспешно потушил свечку и надел шляпу. Ворча, Скрудж покинул контору. Писец запер её с быстротой молнии и бросился домой, играть в жмурки со своими детьми.

Банкир отобедал в мрачном трактире, куда имел обыкновение ходить, прочёл все газеты и отправился домой. Он занимал квартиру, принадлежавшую некогда его покойному компаньону. Марли умер семь лет тому назад, но ни разу за всё время Скрудж не вспомнил компаньона. Тем более странно, что, взявшись за ручку двери, Скрудж ясно увидел вместо молотка на двери лицо Марли, освещённое каким-то слабым светом. Но как только он начал вглядываться, лицо исчезло и дверной молоток оказался опять молотком.

Скрудж испугался, однако смело повернул ключ, вошёл и зажёг свечку. «Вздор», – произнёс Скрудж по обыкновению и захлопнул дверь. Он тихо поднялся по лестнице, по стенам которой двигались какие-то тени. Прежде чем запереться в комнате изнутри, он осмотрелся.

Всё было в обычном виде: и кабинет, и спальня, и кладовая. В камине тлел слабый огонь; кастрюлька с тёплым питьём на случай простуды стояла на каминной заслонке. Никого не было под кроватью, никого в шкафу, в кладовой тоже всё было на своих местах. Довольный осмотром, Скрудж заперся на замок, даже повернул ключ два раза, чего не делал прежде. Он надел халат, туфли, ночной колпак и сел к огню, принять своё тёплое питьё.

Из старого камина, выложенного голландскими изразцами, снова возникло лицо Марли, умершего семь лет тому назад.

«Какой вздор!» – сказал Скрудж и прошёлся по комнате. Походив немного, он опять сел. К неописуемому его удивлению, колокольчик на двери начал медленно качаться, потом быстрее и громче, ему вторили все колокольчики в доме. Затем всё смолкло. И в самом низу, в подвале дома, послышалось какое-то звяканье, точно кто-то тащил тяжёлую цепь. Скрудж вспомнил, что слышал, будто духи, которые являются людям на земле, всегда тащат за собою цепи. Дверь погреба с треском отворилась, и Скрудж услыхал тот же звук, но более явственный, в нижнем этаже, затем на лестнице и наконец у самой двери своей комнаты.

«И всё-таки вздор! Не хочу этому верить!» – не сдавался он. Однако переменился в лице, когда привидение, не останавливаясь, прошло сквозь дверь в комнату и предстало перед ним. Это была фигура Марли, в привычном камзоле, узких панталонах и длинных сапогах. Железная цепь, которая обвивала Марли, извивалась как хвост; её звеньями были денежные ящики, ключи, замки, конторские книги и тяжёлые мешки с деньгами.

– Ну здравствуй, Эбенезер Скрудж!

– Кто вы такой?

– При жизни я был вашим компаньоном, Якобом Марли.

Привидение уселось по другую сторону камина и с таким ужасным шумом потрясло своею цепью, что Скрудж схватился за стул, чтобы не свалиться в обморок. Он упал на колени и взмолился:

– Пощади! Зачем ты, страшное видение, тревожишь меня?

– Душа каждого человека должна принимать участие в других. И если она не исполнила этого предназначения при жизни, то обречена выполнить его после смерти. Она осуждена бродить по свету и – о, горе мне! – видеть то, что уже не может исправить. Знаешь ли ты, что никакое раскаяние не может загладить целой жизни, потраченной даром? И я этого не знал!

– Отчего вы скованы?

– Я ношу цепь, которую сковал себе при жизни, постепенно прибавляя к ней звено за звеном. Неужели тебе не кажутся знакомыми эти звенья? Или, может быть, ты желаешь знать вес и длину той цепи, которую сам носишь? Она была такой же, как моя, семь лет тому назад. С тех пор ты много над нею работал, она получилась ещё тяжелее.

С каждым словом бывшего компаньона Скрудж дрожал всё сильнее. Он посмотрел на пол, как бы желая увидеть вокруг себя длинную железную цепь, но не увидел ничего.

– Сегодня я пришёл предупредить тебя, Эбенезер, – продолжил дух, – что ты можешь ещё избежать моей участи; я придумал для этого средство. Тебя посетят три духа.

У Скруджа самого был уже вид привидения.

– Ожидай первого из них завтра, когда пробьёт час ночи. Второго – в следующую ночь, в то же время. Третий придет в третью ночь, с последним ударом полночи. Меня ты больше не увидишь; но помни всё, что я сказал.

Тень Марли медленно растаяла, и снова воцарилась тишина. Скрудж быстро запер окно и осмотрел дверь: она была заперта, задвижка цела. Он хотел, по обыкновению, сказать «вздор», но остановился на первом звуке. От волнения ли, от усталости или позднего часа ночи Скрудж почувствовал сильную потребность в отдыхе, бросился в постель не раздеваясь и тотчас заснул.

Глава II
Первый из трёх духов

Когда наш герой проснулся, было так темно, что он едва мог отличать прозрачные окна от непрозрачных стен своей комнаты. Тяжёлый колокол пробил шесть, затем семь, восемь, и так до двенадцати, и остановился. Двенадцать! Он вскочил с постели и выглянул в окно. Там было темно, туманно и чрезвычайно холодно, на улице не было никакого движения.

Мысль о тени Марли крайне тревожила Скруджа. Сомнения грызли его: сон или нет? Он лежал в раздумьях, пока куранты не пробили час.

В то же мгновение в комнату ворвался свет, и полог у постели был отдёрнут чьей-то рукой. Скрудж вскочил и встретился лицом к лицу с неземным посетителем. Ночной гость имел фигуру ребёнка, белые волосы до плеч, на лице не было ни одной морщинки. На нём была белоснежная туника, опоясанная блестящим поясом, в руке зелёная ветка, а платье украшено летними цветами.

– Я дух прошедшего Рождества.

– Давно прошедшего? – полюбопытствовал Скрудж, присматриваясь к крошечному существу.

– Нет, вашего последнего Рождества, – ответил тот, протягивая руку и ласково увлекая за собой.

Они прошли сквозь стену и очутились на просёлочной дороге, по обеим сторонам которой тянулись поля. Город скрылся из вида, исчезли также темнота и туман; был ясный холодный зимний день, земля была покрыта снегом.

Скрудж осмотрелся и узнал:

– Боже мой! Я здесь воспитывался; я был здесь ребёнком!

Ему чудились в воздухе тысячи запахов, с которыми связывались сотни давным-давно забытых дум, надежд, радостей и забот. Он узнавал каждые ворота, каждый столб, каждое дерево. Вскоре показался маленький городок, мост, церковь, извивающаяся река. Несколько косматых лошадёнок бежали мелкой рысцой, и мальчики, ехавшие верхом, перекликались друг с другом. Дети были чрезвычайно веселы, их звонкий смех раздавался далеко по воздуху.

– Это только тени того, что когда-то существовало, – произнёс дух, – они не видят и не слышат нас.

Весёлая ватага приближалась, Скрудж каждого знал по имени. Почему он так радовался, видя их, почему холодные глаза заблестели и сердце забилось, почему доставляло ему удовольствие слышать, как они желали друг другу весёлого Рождества, расставаясь на перекрёстках? Что было в Рождестве радостного для него? Прочь мысли о радостном Рождестве!

– Школа ещё не совсем опустела, – сказал дух. – Там до сих пор сидит одинокий мальчик, оставленный своими близкими.

Банкир понял, что он это знает, и заплакал. Они свернули с дороги на хорошо знакомую Скруджу тропинку и подошли к тёмному кирпичному строению, над крышей которого возвышалась небольшая башенка с колоколом и флюгером. Это был большой дом, совершенно запущенный. Стены его были покрыты плесенью, окна разбиты, ворота развалились, в конюшнях гуляли и кудахтали куры; сараи и навесы заросли травой. Из мрачной передней можно было заглянуть в комнаты и видеть их убогую обстановку, холод и запущенность.