Текст книги "Бетонный фламинго"

Глава 2

На секунду я оторопел, но по тому, каким тоном были произнесены эти слова, понял, что блефовать нет смысла. Я закрыл за собою дверь и прошел в комнату. Ее номер был абсолютно схож с моим: коричневые ковер и портьеры, две одинаковые кровати, накрытые желтыми покрывалами, туалетный столик и справа от двери – письменный стол со стеклянным верхом. Телефон стоял на письменном столе, а рядом с аппаратом лежали два листа фирменной бумаги мотеля, испещренные стенографическими значками. Среди этих закорючек и черточек мне бросились в глаза два имени, написанные нормальным шрифтом: Маррей и Форбс.

Я взглянул на Мэриан:

– Только что получили?

Она холодно кивнула и разлила мартини по стаканам.

– Несколько минут назад.

– И все это время вы знали, кто я? Фактически вы мне сказали об этом еще в баре.

Она улыбнулась:

– Не могла устоять. Вы так невыносимо задирали нос… А мне хотелось посмотреть, как вы отреагируете на это.

– Вы из полиции?

– Конечно нет! – Она придвинула мне бокал с мартини и взяла свой. – За вашего парусника!

Или, может, лучше выпить за живучесть мистера Маррея? Или за высокую цену, назначенную за преступника?

– Что с Марреем? – – спросил я.

– Разве вы не слышали?

– Откуда? Я боялся связаться с кем-нибудь на побережье. А в газетах – тех, что я мог достать, – об этом не было ни слова.

– Значит, вы все еще боитесь, что убили его?

Я отпил мартини, внезапно почувствовав, что мне это просто необходимо.

– Нет, я знал, что с ним так просто не разделаешься. Но избиение, спланированное заранее, уже само по себе чертовски серьезная вещь. Считается уголовным преступлением. Что вы об этом знаете?

– Пожалуйста, передайте мне со стола записи.

Я взял листки и протянул ей. Все это так обескуражило меня, что я теперь фактически ничего не чувствовал. А она прошла между кроватями, села на ту, что была подальше от меня, подвернув под себя ногу и аккуратно расправив на коленях плиссированную юбку.

Сделав глоток мартини, Мэриан сказала что-то похожее на «гм-м» и начала читать стенограмму.

Потом поставила бокал на ночную тумбочку и потянулась за сигаретой. Я поднес ей зажигалку.

Она улыбнулась и кивнула в сторону кресла, стоявшего у изножья кровати.

– Садитесь, пожалуйста.

– Так что с Марреем? – нетерпеливо повторил я.

– Перелом челюсти, – с готовностью ответила она, просматривая стенограмму. – Легкое сотрясение мозга, еще что-то с каким-то синусом, то есть, видимо, с решетчатой костью. Рваные раны на голове. Различные мелкие травмы. Ущерб: долларов сто пятьдесят – его кинокамера и двести – обстановка номера в мотеле. Сам он успешно поправляется, а муж той женщины, видимо, старается замять всю историю и избежать огласки. Попадись вы им в руки, они легко могли бы вас посадить, но состава особо тяжкого преступления нет. Ничего такого, за что вас могли бы объявить в розыск.

Я вздохнул с облегчением.

– Очевидно, вам не очень-то нравятся частные сыщики? – поинтересовалась она.

– Откровенно говоря, я от них не в восторге, – отозвался я. – Рыскают повсюду, все высматривают, шельмы! Как бы то ни было, мне до зарезу нужен был этот фильм. А поскольку я никак не мог добиться, чтобы Маррей внес меня в график неотложных работ, оставил заявку на его голове.

– Ваше счастье, что все кончилось именно так.

Могло быть и хуже.

Я закурил сигарету.

– Может быть, вы мне все-таки скажете, кто вы и как все это понимать?

– Я же говорила вам, кто я, – ответила она, отпив из своего бокала. – Меня зовут миссис Мэриан Форсайт.

– Личный секретарь какого-то бизнесмена из Луизианы, – продолжил я, – Только прошу вас, не заливайте!

– Но я действительно личный секретарь. Или, точнее, была секретарем… Однако дайте мне закончить с этим досье. И поправьте меня, если у меня будут неточности. Ваше полное имя – Джером Ленгстон Форбс. Обычно вас называют Джерри, вам двадцать восемь лет, и вы действительно из Техаса. Во всяком случае, там родились.

Вы холостяк, пьете умеренно, но слишком предаетесь азартным играм и дважды были замешаны в истории с замужними женщинами. Учились в юридическом институте и в Техасском университете, но не закончили ни того, ни другого. Насколько я понимаю, в институте у вас были неприятности из-за азартных игр, а университет вы оставили, когда ушли на флот во время войны с Кореей. Мягко говоря, вы, по-видимому, не из тех, кто изо дня в день трудится в поте лица, чтобы заработать себе на жизнь. После увольнения из армии в 1953 году держали бар в Панаме, сочиняли рекламы для двух или трех агентств в Сан-Франциско, были «жучком» на ипподроме, а во время этой последней истории в Лас-Вегасе пропагандировали какого-то дельца по части подержанных автомобилей в Лос-Анджелесе. Ну как, все правильно?

– Кроме одной незначительной детали. Я не был «жучком». Просто человеком, который стоял за «жучком». Я его создал. Так, небольшой опыт в области общественных отношений. Впрочем, какое это имеет значение?.. Как вы все это обнаружили?

Она улыбнулась:

– С помощью частного сыщика.

– Но зачем?.. И где я видел вас раньше?

– В Майами-Бич. Шесть дней назад.

– Так, значит, вы остановились…

Она кивнула:

– Да, в том же самом мотеле, что и вы. В «Золотом роге».

«Золотой рог» был одним из сверхмодных мотелей в северной части Майами-Бич, и, по существу, вовсе не мотель – разве что при желании там можно поставить машину.

Я перебрал в памяти все детали моего пребывания там, стараясь вспомнить, где и когда ее видел.

– Это было возле бассейна, – напомнила она. – Вы старательно клеили какую-то девушку.., кажется, из Ричмонда.

Я нахмурился:

– Как же, помню! Серебряная блондинка со словарем из семи слов. Бесценный, веселый, истеричный – остальные четыре забыл. Но не знаю, почему я вас не запомнил. Такую привлекательную…

– Возможно, из-за конкуренток, – усмехнулась Мэриан. – В бассейне я не смотрюсь. Так же как и на пляже. Я слишком худая.

– Можете думать о себе все, что хотите, но только не пытайтесь сбить меня с толку. Повторяю: я непременно вас заметил бы. Линии вашей головы и прически я разглядел бы за сто ярдов.

– А я как раз зачесала волосы наверх и надела купальную шапочку, – заявила она тоном, исключающим всякие сомнения. – А теперь, если вы кончили обсуждать, насколько я заметна или незаметна, может, вам будет интересно узнать, что я там делала?

– Это я уже сообразил – вы слушали.

Она бросила на меня одобрительный взгляд.

– Верно.

– Но зачем? Что такого особенного вы нашли в моем голосе? Если вы агент по розыску талантов, то говорю сразу – я не смогу без фальши спеть ни одной ноты.

– В данный момент, скажем так, ваш голос имеет некое уникальное свойство, которое меня интересует, А вам оно могло бы принести кучу денег.

– Каким образом? – удивился я.

– Сейчас я не могу этого сказать. И может быть, никогда не скажу. Не знаю. Но как бы то ( ни было, теперь вам известно, почему я стала следить за вами – особенно после того, как узнала, что на самом деле вы не Джордж Гамильтон.

– А почему вы решили, что меня могут звать иначе? Мне казалось, я был достаточно осторожен.

– О, это вышло чисто случайно. Дело в том, что в мотеле был зарегистрирован еще один человек по фамилии Форбс…

– Ах вот оно что! Ну конечно! Теперь я вспомнил. Его вызвали по громкоговорителю у бассейна. Но, черт меня побери, вот уж никак бы не подумал, что мое замешательство было так очевидно!

– Оно совсем не было очевидным, – возразила Мэриан. – Напротив, вы сразу же взяли себя в руки. И если бы я не смотрела на вас в тот момент, то ничего не заметила бы. Естественно, я удивилась, поскольку слышала, как вы сказали девушке, что вас зовут Гамильтон. А потом уточнили, что ваш отец – председатель правления компании «Инленд-Стил».

– Мог бы и не говорить, – буркнул я. – Она одна из тех девушек, которые подбираются к самым истокам. Охотится за самим председателем…

Ну а вы? Что вы делали дальше?

Миссис Форсайт допила мартини и хотела встать, но я упредил ее.

– Позвольте мне, – попросил я и разлил в стаканы остатки спиртного. – Так что же было дальше?

– Я вернулась к себе в номер. Он был на втором этаже, с окнами во внутренний дворик и на бассейн, так что я могла наблюдать за вами из окна. Потом позвонила администратору и попросила вызвать мистера Гамильтона.

– Гм… Помню этот вызов. Так, значит, вы – та самая назойливая особа с восточных аэролиний, которая упорно доказывала, что нашла мой багаж, которого я никогда не терял?

Она холодно кивнула:

– Та самая.

– Но что вас заставило все это проделать?

– По разным причинам. Во-первых, хотелось выяснить, действительно ли вы зарегистрировались под этим именем или просто солгали девушке, исходя из принципа, что девушкам всегда можно врать с три короба. Во-вторых, я хотела услышать ваш голос по телефону.

– Так же, как и вчера вечером? – полюбопытствовал я. – Ну, когда вы задавали мне самые разные вопросы относительно рыбной ловли?

– Конечно. – Ее тонкая ручка сделала нетерпеливый жест. – Но вернемся к теме. Главное, я хотела понаблюдать за вами, когда вас вызывали.

– Понятно… – А она умна, подумал я и добавил:

– И я провалился, как жалкий двоечник.

– Да, вы провалились. Дежурный вызывал вас трижды с противоположного конца бассейна, и только после этого вы вдруг вспомнили свою фамилию…

– Да, но ведь возле меня вертелся такой пышный купальный костюм, в который была втиснута блондинка.

– Я сделала скидку на вашу так называемую увлеченность. И все равно ваше подсознание должно было бы вас предостеречь. Я, например, поняла, что вы стали мистером Гамильтоном совсем недавно.

Я кивнул:

– И тогда напустили на меня ваших ищеек?

Знаете, у меня иногда возникает чувство, что я нечто вроде резерва для всей этой проклятой индустрии.

– Возможно, если бы вы прилично себя вели…

– Если вы имеете в виду последний эпизод, то эта женщина уверяла меня, что развелась с мужем. Что я должен был делать? Потребовать справку? Ну, да это не важно! Интересно, как ищейки догадались, где копать? После того как я разделал того типа с кинокамерой, уверяю вас, я бежал в страхе. Уж очень плачевный был у него вид. И по-моему, я использовал три разных имени, после того как оставил Лас-Вегас. В Лос-Анджелесе, Чикаго и Майами указывал, что я из Техаса.

– Узнать обо всем оказалось проще простого.

Я прочитала ваше настоящее имя и ваш адрес в Лос-Анджелесе на вашей собственной визитной карточке…

– Что?!

– Когда вы выдаете себя за другого, следует проверить, что у вас лежит в бумажнике.

– Я не бросаю бумажник где попало…

– Конечно… Но и не берете его с собой, когда идете купаться…

Я начинал чувствовать себя абсолютным болваном. Эта девочка обставила меня как дурачка на сельской ярмарке.

– Послушайте, – проговорил я почти сердито. – Уходя в бассейн или на пляж, я оставлял бумажник в номере, а номер запирал на ключ.

– Знаю. Но у вас дурная привычка – не сдавать ключ от номера дежурному, а забирать его с собой. Так вот, на другой день вы пошли на пляж.

Помните? Пока вы купались, я вынула ключ из вашего халата и сходила в ваш номер.

Я покачал головой:

– Ну и хладнокровие же у вас! Разве вы не понимаете, что это уголовное преступление, даже в том случае, если вы ничего не взяли?

– Я ничем не рисковала. Ваше окно выходило на пляж, так, что мне все время было вас видно. И вообще, все это заняло каких-то пять минут.

– Вы не останавливаетесь ни перед чем, не так ли?.. Ну, а потом?

– Потом я позвонила в сыскное агентство.

Они поручили это дело своему отделению в Лос-Анджелесе и, когда вы покинули «Золотой рог», сообщили мне, что вы прибыли сюда. Я тоже приехала на Ки-Уэст. Я хотела держать вас в поле зрения, может быть, даже встретиться с вами, но ничем себя не связывать, пока не получу сообщений из Калифорнии и не узнаю о вас немного больше. Вскоре после приезда на остров я позвонила в Майами. Они, наконец, получили некоторые сведения и сообщили мне их тут же, по телефону. Кое-что показалось мне весьма интересным – вот тогда-то я и позволила вам со мной познакомиться.

– Что вам от меня надо? – спросил я напрямик.

– Прежде всего, я хотела узнать вас поближе.

Узнать о ваших планах. У вас есть планы?

– Не знаю, – ответил я. – Если ваши сведения насчет Маррея точны, то надо думать, я могу вернуть себе свое настоящее имя и заняться поисками работы. Возможно, в Нью-Йорке.

– У вас много денег?

– Четыреста с небольшим.

– Не очень-то много. А хорошую работу в двадцать восемь лет, да еще с вашим прошлым, найти не легко. Позвольте вам предложить кое-что?

– Валяйте!

– Только отложим это на несколько дней. У меня есть одно предложение, но я не могу сказать какое, пока не удостоверюсь в некоторых вещах.

Вы лично ничего не потеряете. Если дело сорвется, останетесь при своих четырехстах долларах.

А все, что потеряете и потратите, я вам возмещу.

– Какого рода предложение? – поинтересовался я.

– Я бы предпочла пока не говорить об этом.

Но скажите, вы, например, согласились бы вернуться в Майами-Бич?

– Когда?

Она поднялась:

– Прямо сейчас. Я жду одно очень важное известие, и, кроме того, утром мне нужно кое-что купить, так что я намеревалась отправиться туда сегодня вечером.

Я поднялся с кресла:

– Звучит заманчиво. – Взяв ее за руку, я сказал:

– Дело в том, что у меня в голове промелькнула удивительная мысль…

Синие глаза смотрели на меня холодно и насмешливо.

– В этом я ничуть не сомневалась. Нет!

– Но вы еще не слышали…

– А мне и не нужно… Суть дела в том, что за мной еще сохраняется мой номер в «Золотом роге» и я должна получить важное сообщение, посланное туда на мое имя. Я бы предложила вам восстановиться там под именем Джорджа Гамильтона. В конце концов, они вас, наверное, еще помнят…

– Но…

– Я высажу вас на окраине Майами-Бич, и вы возьмете там такси. Я бы предпочла, чтобы о нашей связи никто не знал.

– Связи?! – удивился я. – Только бы мне не лопнуть от смеха!

Она улыбнулась, но ничего не ответила.

* * *

Мы пообедали в Марафоне, так что высадила она меня на окраине Майами-Бич уже в начале двенадцатого.

– Встретимся утром, – сказала она. – Позвоните мне в номер 316.

– Обязательно, – ответил я и, забрав свою сумку из машины, убил в баре около десяти минут за стаканом мартини. Потом взял такси, которое доставило меня в «Золотой рог». В ноябре в Майами затишье, так что я не беспокоился насчет номера. И действительно, мне предложили комнату с видом на океан, если я ничего не буду иметь против.

– Третий этаж, если можно, – попросил я.

Заполнив регистрационную карточку, я последовал за рассыльным через внутренний дворик, мимо иллюминированного бассейна и пальм, увешанных гроздьями разноцветных лампочек.

Мы вошли в коридор левого крыла и поднялись по лестнице на третий этаж.

Мой 312-й находился за углом от ее номера.

Он напоминал мне тот, что я занимал раньше, – стены бирюзового цвета, бежевый ковер, слишком длинная кровать. Покрывало на ней было цвета хурмы – так же, как и портьеры, от потолка до пола обрамляющие эркер. Душ и ванна были облицованы изразцами все того же цвета.

Посыльный положил мою сумку на полку для багажа, находившуюся справа от туалетного столика, включил кондиционер, поблагодарил за чаевые и ушел.

Я выждал минуты три, йотом вышел в коридор и постучал в дверь номера 316. Дверь слегка приоткрылась, и Мэриан выглянула в коридор.

– Так и знала! – заявила она.

– Я вспомнил еще кое-какие автобиографические данные, о которых вам следовало бы знать, – сказал я. – Знаете, где я впервые заинтересовался ловлей рыбы? В Панаме, и…

– Ясно. И вы испугались, что до завтра забудете об этом?

– И это была бы огромная потеря. Но мне совсем не обязательно входить к вам в номер. Я могу сообщить об этом и стоя в коридоре. Или даже через дверь.

Мэриан вздохнула. Я не знал точно, действительно ли она рассердилась.

– Одну минутку! – До меня донесся какой-то шорох, а потом открылась дверь, и я вошел. Дверь закрылась.

Ее номер был обставлен так же, как и мой, и выдержан в той же красочной гамме. Мэриан уже успела смыть с себя всю косметику и надела довольно обычную ночную сорочку, поверх которой теперь старалась накинуть халатик. Тем не менее она меня очень взволновала – сам не знаю почему.

– Большей частью это пустяки, – сконфузился я. – Но они тем не менее проливают свет. Например, когда я был ребенком, все другие недотепы бросали свои монетки в рождественскую копилку, а я имел настоящий текущий счет с двумя процентами годовых…

– Можете говорить со мной без обиняков… – перебила она.

Я поцеловал ее, и это взволновало меня еще больше, хотя ей было совершенно безразлично, какие чувства я испытываю. В конце концов она сдалась, бросив равнодушно: «Ну ладно!» – словно покупала картофелечистку у бродячего торговца, лишь бы избавиться от него. Но к этому моменту мне было уже безразлично, на каких условиях я тут.

* * *

Она была спокойной, ловкой, опытной и во всем шла мне навстречу. После этого я лежал в горячей неподвижной тьме, стараясь найти точный эпитет, которым можно было бы охарактеризовать ее поведение. Напоследок я решил, что уместнее всего было бы употребить слово «любезная». Она вела себя как любезная хозяйка, в совершенстве знающая законы гостеприимства.

Мэриан что-то сказала, но я не расслышал. Я все еще думал о ней, пытаясь в точности вспомнить, как она выглядела…

– Ты даже не слушаешь…

– Что?

– Я к тебе обращаюсь. Возможно, это ускользнуло от твоего внимания, но люди уже давно научились общаться…

– О, прости! О чем ты говорила?

– Ты упоминал о сцене. Может, это не правда?

– Правда. Только я играл на любительской сцене. В школе. Профессионалом никогда не пытался стать. Не тот талант.

– А текст наизусть тебе легко давался?

– Вполне, – ответил я. – Обычно я знал свою роль уже к концу репетиции. Я почему-то все запоминаю легко и быстро. Думаю, мне просто повезло с памятью.

– Расскажи мне о своей семье.

– Я и есть семья, не считая отчима. Моя мать и отец развелись, когда мне было около пяти. Отец был геологом, большую часть времени проводил в Южной Америке, обычно в горах. Мать моя отказалась так жить. А на следующее лето он погиб.

Фургон, в котором отец ехал, сорвался с дороги в пропасть. Через пару лет мать снова вышла замуж.

За вдовца старше ее на несколько лет, компаньона маклерской фирмы в Хьюстоне. Теперь он на пенсии, живет в большом поместье недалеко от Хантсвилла и разводит породистый скот. А мать умерла, когда я служил на флоте во время войны с Кореей. Она оставила мне немного денег, вот тогда-то я и купил бар в Панаме.

– И что же случилось с баром?

– Там произошли две-три драки. После этого военнослужащим запретили ходить в мой бар, и я его продал.

– С убытком?

– Нет, мне повезло. Молодчик, который купил его, явился из Штатов и не знал, что значит такой запрет. Мне вообще кажется, что он хотел превратить его в притон для педерастов.

– И что ты сделал с этими деньгами, когда вернулся в Штаты?

– Большую часть потерял в Лас-Вегасе.

– Расскажи про твою сделку с «жучком».

Я вытянул руку и зажег лампу на ночном столике. Она вопросительно взглянула на меня.

– Зачем это?

– Не знаю, – признался я. – Просто устал разговаривать с тобой в темноте. Хочу тебя видеть.

– Зачем?

– Это ты мне должна сказать – зачем. – Я приподнялся на локте и провел пальцами по ее щеке. – Ты – красивая. Может быть, поэтому?

– Не говори глупостей.

– Никогда не был дальше от этого. А может, ты обладаешь удивительной способностью волновать мужчин? Это ведь особое сочетание – хрупкая, элегантная, невозмутимо-твердая и соблазнительная. И это все в одно и то же время. Или ты ; считаешь, что такой комбинации нет? Раньше я полагал, что нет.

Она с раздражением покачала головой, но в конце концов не выдержала и улыбнулась:

– О, Боже ты мой! А я-то считала, что с тобой можно говорить!

– Мы и так говорим.

– Разговоры какие-то идиотские. К чему теперь все это?

– Не будь такой циничной.

– Погаси свет.

Я погасил свет, обнял ее и поцеловал. Она охотно пошла мне навстречу и снова была такой же ловкой и милой, как и раньше. Если это единственный способ наладить спокойный и разумный разговор, то, ради Бога, я не возражал.

– Так что же это за сделка с «жучками», поясни, пожалуйста, – попросила она через некоторое время.

– Так, пустячок, – ответил я. – Ты же знаешь, как они действуют: дюжинами раздают свои листки у входа на ипподром. Хронометрист Джо, конюх Мэгайр, тренер Бой. Никакого воображения и размаха, конкуренция друг с другом, и все это за гроши. Вот я и заключил сделку с одним из этих типов: он отдавал мне половину дохода, а я за это устраивал ему выступление по радио. Мы выдали себя за агентов телеграфной службы, и я купил для него время на радиостанции Тихауана.

Это была настоящая массированная атака перед началом скачек Санта-Анита: множество рекламных сообщений и четверть часа фольклорной чепухи с нашими вставками через одну-две минуты.

Вот, пожалуй, и все. Да, еще я убедил его повысить цену за свои сведения. Ведь понятно, что никто не поверит – я имею в виду играющих на скачках, – если это сведения стоят слишком дешево. Чтобы нам поверили, надо было драть как можно больше. Одно время мы с ним заколачивали две тысячи в неделю.

– И что же потом случилось?

– Он не вынес процветания – запил. Стал путаться в своих записях, так что не мог вспомнить, какая лошадь вчера выиграла. А без записей – вы ничто, это как дважды два.

– Понятно, – задумчиво произнесла она.

Среди ночи я один раз проснулся. Мэриан лежала рядом со мной тихо и неподвижно, но я со странной уверенностью подумал, что она не спит.

Я положил ей руку на бедро. Оно было напряженное и твердое. Такими же были и руки. А когда я коснулся ее кисти, то почувствовал, что они сжаты в кулак.

– В чем дело? – спросил я.

Мэриан не ответила. Я повторил свой вопрос.

Она снова промолчала. Я отступился и через некоторое время снова заснул.