Текст книги "Волшебный дар. Голубые ангелы"

Все наконец успокоились.

– Завершающая стадия игры, – пояснил Сарычев, – осталась последняя лунка, а для кого-то и последний удар. Мануэль Сильва наверняка победит.

Рядом с песчаной ямой лежали сразу три мяча. Первым к своему подошел Джеймс Фармер. Он очень внимательно выбирал клюшку, чтобы нанести удар. Здесь нужно было так рассчитать силу удара, чтобы постараться попасть как можно ближе к лунке. Фармер, снова отвернувшись от солнца, встал к мячу, затем, не меняя выражения лица, посмотрел на остальных игроков и пробил. Мяч упал в нескольких метрах от лунки. Стало ясно, что Фармер сумеет занять второе место, если его не опередит Мурашенков точным попаданием сразу в лунку.

Арсений Викторович вышел вторым. Он посмотрел в сторону лунки. Это была последняя, восемнадцатая лунка. Надежды на преодоление препятствия в виде песчаной ямы и на точный удар у него были, но Мурашенков не захотел рисковать. Если он не попадет в лунку, то мяч скатится в яму, и тогда ему придется потратить несколько ударов, чтобы вытащить его оттуда.

Мурашенков вздохнул и несильно пробил. Мяч приземлился довольно далеко от лунки, но попал на траву, – к облегчению для Сарычева, переживавшего за земляка. Все же теперь и у Мурашенкова оставался шанс, если при очередном ударе Фармер промахнется.

Наконец к мячу подошел Мануэль Сильва. Он долго и придирчиво выбирал клюшку. Зрители и игроки с нетерпением ждали, когда же он пробьет. Никто не сомневался в победе владельца отеля. Он был намного впереди, и даже два неточных удара не могли остановить его на пути к первому месту.

Сильва посмотрел на солнце, стоявшее уже прямо над головой, взглянул в сторону отеля. Можно было несильно пробить, чтобы мяч ушел за песчаную яму, и затем двумя ударами загнать мяч в лунку. Но Мануэль Сильва долго прицеливался. Слишком долго.

– Он решил всех разгромить, – расценил его приготовления Сарычев, – показать нам, какой он классный игрок. Он же чемпион мира среди любителей. Если Сильва попадет точно в лунку, то такой удар войдет в историю отеля. Сумеет ли он так пробить? Рискнет ли? Он ведь настолько оторвался от остальных, что может себе позволить рискнуть.

Мануэль Сильва взял клюшку для дальнего удара. Он еще раз посмотрел в сторону лунки, в сторону кустарника, росшего за полем, в сторону здания отеля. Наклонился, очевидно, для того, чтобы посмотреть на мяч. И, широко размахнувшись, нанес удар. Мяч поднялся высоко в воздух и блеснул. Все смотрели, не веря своим глазам. Мяч падал долго, несколько секунд. Наконец упал рядом с лункой, на мгновение замер и затем медленно тронулся с места. Катился секунду, вторую, третью… И мягко шлепнулся в лунку.

Все взревели от восторга. Сильва победил. Такой удар под силу только профессионалу!

– Он победил! – сказал с восхищением Сарычев. – Ну а вторым наверняка станет Фармер. Если бы Арсений Викторович играл не с такими сильными соперниками, у него, возможно, был бы шанс…

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Игра закончилась, все неспешно двинулись по направлению к отелю. Мануэль Сильва принимал поздравления. Фармер сухо поздравил победителя, ограничившись всего несколькими словами.

Дронго шел следом за ними и, глядя в затылок американцу, все время спрашивал себя, что должен сейчас чувствовать человек, потерявший вчера жену. «Возможно, его хладнокровие всего лишь маска, – думал Дронго. – Или все дело в его набожности? Если Джеймс Фармер – верующий человек, то он может надеяться на встречу со своей супругой – там, в другом мире…»

Как легко жить, если веришь в загробную жизнь! В дальнейшее существование – хороших людей – в раю, плохих – в аду, в то, что все наши поступки будут оценены по справедливости и каждому воздастся по заслугам его. Рядом с верой всегда остается надежда. Надежда увидеться в потустороннем мире с теми, кого потерял много лет назад. И тогда смерть даже самых близких людей не кажется непоправимой трагедией.

Как хочется поверить в такое существование! Ведь по воле Бога или высшего вселенского Разума все мы – лишь ничтожные существа, наделенные искрой сознания, и земная наша жизнь – такой краткий миг, что об этом даже страшно подумать.

И если человек искренне верит в Бога, он должен верить и в жизнь после смерти, в вечное существование своей души. Хотя, наверное, Вечность тоже нечто настолько страшное и невозможное, что мы даже не можем это себе представить.

«А я – верующий человек? – вдруг спросил себя Дронго. – Ведь с точки зрения Вечности наши поступки часто лишены всякого смысла. Если каждый из нас действует по предназначению свыше, – значит, убийца убивает не потому, что хочет убить из корыстных или других побуждений, а потому, что все заранее предопределено? Но в таком случае, зачем его искать? Зачем тратить время, силы, эмоции на поступок, не зависящий от человеческого сознания? Или мои поиски тоже предопределены? И тогда возмездие убийце есть божественное провидение, заложенное в меня самого?

Когда я нахожу убийцу и наказываю его, значит, я тоже выполняю некое предначертание, записанное в книге Судеб. И если все предопределено, то почему я каждый раз так волнуюсь? Разве не воздастся убийце там, за чертой, после Страшного суда? Почему каждый раз я сам пытаюсь вычислить возможного негодяя, чтобы найти и покарать его в этой, земной жизни – не дожидаясь, пока это сделают Бог или дьявол в другой? Значит, если люди наделяют кого-то в своем сообществе функциями судьи, то они отдают ему полномочия Бога? Судить и миловать. А если человек наделен функциями следователя? Он ищет во славу Бога или против него?»

Однажды они спорили в небольшой компании друзей о возможности существования потустороннего мира. Известный режиссер и Дронго доказывали, что там, за последней чертой, ничего нет. Возродившиеся из праха, мы уходим в прах. Остаются только наши дела, поступки, мысли, наша энергетика добра или зла. Им противостояли писатель и актер, которые были убеждены в существовании загробной жизни. И все же после долгого спора обе пары остались каждая при своем мнении.

Он где-то прочел, что атеизм – это своеобразный путь поиска своего Бога. По натуре Дронго был агностиком. Ему казалось, что в мире существуют явления, которые не могут быть доказаны или опровергнуты материальными средствами. Невозможно доказать ни наличие, ни отсутствие потусторонней жизни или некоего космического Разума. Это вопрос скорее веры в богов, чем веры в собственные возможности человека. Иногда Дронго думал, что агностицизм – такой же путь к Богу, как и обретение веры.

Когда Дронго вошел в здание, часы показывали уже полдень. В холле он увидел комиссара, разговаривавшего с сотрудниками португальской полиции. Заметив Дронго, Брюлей кивнул на прощание собеседникам и подошел к своему молодому коллеге.

– В Интерполе ничего нет на Илону Томашевскую, – сообщил Брюлей, – зато много интересного на ее знакомого – пана Тадеуша Шокальского. Похоже, этот тип успел отметиться во многих странах мира. В прошлом году его едва не арестовали в Словении, собравшись обвинить в подделке документов. Однако этот проныра сумел выкрутиться. Полагаю, у нас будет к нему много вопросов.

– Вы проверяли сьюит Кэтрин Фармер? – поинтересовался Дронго.

– Она еще спит. Я попросил заменить охранника у ее дверей на сотрудника полиции. Для большей гарантии. Ему запрещено куда-либо отлучаться. А в случае, если ему будет необходимо отойти, он вызовет напарника с первого этажа. Без разрешения полицейских никто не войдет в номер. Даже горничные. Но, думаю, миссис Фармер должна скоро проснуться.

– Она вчера столько выпила, что может проспать до вечера, – предположил Дронго.

– В таком случае мы поговорим с ней вечером, – сказал комиссар, – между прочим, ты был прав насчет Энрико Вилари. Он действительно получил сообщение о тяжелом состоянии своей больной матери. И действительно отправился в аэропорт, откуда вылетел в Италию. Поэтому у него не работал мобильный телефон. Он вылетел первым же рейсом в Рим, чтобы оттуда перелететь в Геную. Сейчас с ним разговаривают сотрудники итальянской полиции. Если все будет нормально, он прилетит в Алгарве к вечеру.

– С его матерью все в порядке? – уточнил Дронго.

– Да. Только не смейся, – сказал комиссар, – но, по-моему, нас всех здорово провели. Из Италии никто никакого сообщения не давал. Мы проверили, оно поступило из Мюнхена. Позвонили из какого-то бара и попросили передать Энрико, что его матери совсем плохо. Было около трех часов ночи, и он не стал даже перезванивать домой. Тут же собрался и уехал. Видимо, расчет и был на его реакцию. Итальянцы вообще бережно относятся к своим родителям.

– Прекрасная черта, – улыбнулся Дронго, – мне она нравится.

Брюлей обиженно посмотрел на Дронго и тяжело засопел:

– Ты смеешься?

– Нет, мне действительно нравится, что человек может подняться среди ночи и улететь в другую страну только потому, что его матери стало хуже. Это говорит в его пользу.

– А его оговорка тоже говорит в его пользу? – спросил комиссар. – Он знал, что Сильвию застрелили еще до того, как мы сообщили ему об этом. Как ты можешь это объяснить?

– Никак. То, что не поддается объяснению, нужно спрашивать у самого Вилари, а не строить догадки. Вы уверены, что он вернется обратно?

– Абсолютно. Ему уже взяли билет через Лиссабон. Он прилетит вечером. Сотрудники местной полиции встретят его в аэропорту и привезут в отель. Ты удовлетворен?

– Почти. Остается выяснить, откуда он узнал про убийство.

– И поговорить с Шокальским. Или у тебя опять свидание с Илоной? – спросил комиссар, насмешливо прищурившись.

– Это была ошибка, – признался Дронго, – я имею в виду мое отсутствие. Но по уважительной причине, комиссар. Вы же сами говорили, что вам нравится Илона…

– Однако это вовсе не означает, что я мог бы забыть обо всем и отправиться к ней в постель, бросив расследование, – проворчал комиссар. Затем улыбнулся и задумчиво произнес: – А может, ты прав? И свидание с красивой женщиной гораздо важнее всех расследований на свете? Тем более что ты добровольно помогаешь мне, никто тебя об этом не просил. Пошли к Шокальскому. Кажется, он уже приходил к тебе. Теперь нужно нанести ответный визит вежливости.

Они вошли в лифт и поднялись на третий этаж. Створки кабины открылись, и они увидели стоявшую в коридоре Илону. Комиссар и Дронго вежливо поздоровались с женщиной.

– Как у вас дела, господа? – насмешливо спросила Илона. – Вы выглядите усталыми. Утомились от постоянной погони за неизвестным убийцей? Или вы уже его нашли? Я слышала, что сегодня ночью сбежал наш молодой красавчик, муж Кэтрин Фармер. Ну, в этом она сама виновата. Нельзя иметь такого молодого спутника в качестве постоянного партнера. Рано или поздно у него может возникнуть желание улизнуть от своей дамочки, даже если она так богата.

– Вы безжалостны, мадемуазель Илона, – заметил комиссар, – с таким характером сложно работать в полиции.

– Поэтому я оттуда и ушла, – огрызнулась женщина. – Между прочим, после сегодняшней ночи вы могли бы обращаться ко мне не «мадемуазель», а «мадам Илона». Разве ваш молодой коллега не доложил вам, как он провел ночь?

Эта женщина могла вогнать в краску кого угодно. Дронго и комиссар смущенно переглянулись.

– Надеюсь, вы не собираетесь рассказывать подробности нашему другу? – спросил Дронго, усмехнувшись.

– А как вы считаете, ему будет интересно?

– Нет, нет, – вмешался комиссар, – я ценю вашу откровенность, но…

– Какие могут быть секреты между нами, полицейскими! – Илона растянула рот в широкой голливудской улыбке, блеснув великолепными зубами. – Я всегда готова поделиться с вами и помочь, чем смогу.

И, улыбнувшись еще раз, она вошла в кабину лифта.

– Будь я моложе хотя бы на десять лет, обязательно постарался бы стать твоим соперником, – восхищенно пробормотал Брюлей. – Какая очаровательная женщина! Не хочу ничего спрашивать, но темперамент просто потрясает.

– Можете спрашивать, – рассмеялся Дронго, – я старался изо всех сил соответствовать ее темпераменту.

Они подошли к номеру Шокальского, и комиссар позвонил. За дверью никто не ответил. Комиссар взглянул на Дронго и позвонил еще раз.

– Куда он мог пропасть? – недовольно спросил Брюлей. – Надеюсь, у его матери нет никакой болезни, из-за которой он мог бы срочно улететь к ней.

Комиссар еще не успел договорить, как они увидели Шокальского, идущего по коридору. Заметив гостей у своего номера, тот остановился и оглянулся назад, словно проверяя, не отрезаны ли пути к отступлению.

– Пан Шокальский, – громко позвал Дронго, – идите к нам. Мы уже начали волноваться.

Шокальский пожал плечами и пригладил бородку.

– Прошу прощения, – проговорил он, – напрасно панове беспокоились, я бы пришел к вам сам. Я вообще уважаю полицию и всегда готов явиться по ее приказу – в любое место и в любое время.

– Мы знаем, как вы уважаете полицию, – кивнул комиссар, – в прошлом году вы уважали словенскую полицию, до этого греческую… Продолжать, или вы помните все эпизоды вашей жизни?

– Не нужно продолжать, – поднял руку Шокальский, – и не делайте из меня этакого злодея. Я всего лишь обычный бизнесмен, который пытается принести пользу людям.

– И себе, – добавил Дронго.

– Разумеется, – удивился поляк, – а вы видели бизнесменов, которые бывают альтруистами? Я таких не встречал.

– Отоприте номер, – предложил Брюлей, – нам нужно с вами поговорить.

– Конечно, конечно, – Шокальский достал карточку-ключ и открыл дверь. Затем вошел первым и пригласил незваных гостей: – Входите, панове. И убедитесь, что я не прячу в своем номере пистолет.

– Какой пистолет, вы о чем? – спросил комиссар, проходя в комнату и усаживаясь на стул. Дронго устроился в кресле, а Шокальский присел на застеленную кровать.

– Все ищут оружие, – улыбнулся Шокальский, – меня трудно обмануть, пан комиссар. Наверное, горничные получили нужные указания от руководства отеля. Они проверяют все полки в шкафах, все чемоданы. Правда, делают это достаточно незаметно. Но я-то сразу понял, что в отеле ищут оружие, из которого была убита Сильвия Фармер.

Комиссар и Дронго переглянулись. Они не слышали о таком указании. Хотя португальская полиция вполне могла прибегнуть к помощи горничных и персонала отеля, чтобы негласно проверить всех гостей.

– Я никогда не стрелял в людей и никого не убивал, – сообщил Шокальский. – И вообще я никогда не имею с собой оружия. Это опасная и очень вредная привычка. Пистолет вам не поможет в случае необходимости, если вы не умеете с ним управляться так же ловко, как американский ковбой. А просто возить с собой оружие – значит, глупо себя подставлять. В любой момент вашим пистолетом может воспользоваться кто-нибудь другой, сделав вас виноватым в убийстве.

– Вместо оружия вы привезли с собой бывшего сотрудника полиции, – напомнил Дронго.

– Только для охраны, – улыбнулся Шокальский.

– Но вчера вы говорили мне, что она крупный специалист по международному праву.

– А сегодня ночью вы убедились, что она крупный специалист и по другим вопросам, – нагло заявил Шокальский, – но это не значит, что она падшая женщина.

– Не говорите подобного в ее присутствии, – посоветовал Дронго, – иначе вы можете вылететь с балкона третьего этажа.

– Я ничего плохого не сказал про пани Илону. Она прекрасный человек, и я очень ей благодарен, что она захотела приехать со мной в Алгарве. Одному путешествовать скучно. Откуда мне было знать, что здесь появится такой плейбой, как вы, который отобьет у меня женщину.

– Хватит шутить, пан Шокальский, – строго посоветовал Брюлей, – мы пришли по важному делу. С кем проводит ночи ваша спутница – это ее личное дело. И личное дело моего молодого друга. Если вы отец этой женщины или ее дядя, можете сделать ей замечание. А пока отвечайте на наши вопросы. Зачем вы приехали?

– Сколько можно отвечать на один и тот же вопрос, – всплеснул руками Шокальский, – мне уже надоело! Я приехал сюда на переговоры, которые проводит мистер Джеймс Фармер. Очень сожалею, что застрелили его жену, но я не имею к этому никакого отношения. Кроме меня на переговоры прилетели русские, но их вы почему-то ни о чем не спрашиваете.

– Их мы тоже спрашиваем, – возразил Дронго, – но никто из них не привез с собой пани Илону.

– С каких пор запрещено возить с собой женщин в деловые командировки? Или я трачу деньги налогоплательщиков? – ухмыльнулся пан Тадеуш.

Этот тип был скользким как угорь – его никак невозможно было ухватить.

– Вы обратились в агентство, где работает Илона Томашевская, уже имея в виду именно ее, – строго начал Дронго. – Вам предложили на выбор несколько сотрудников и сотрудниц, в том числе владеющих испанским или португальским языком. Но вы настояли на кандидатуре пани Томашевской. Могу я узнать почему?

– Мне казалось, что именно вы и должны знать почему, – снова ухмыльнулся Шокальский, – или я ошибаюсь?

– Не нужно, Шокальский, – мрачно отозвался Дронго, – не острите. Вы намеренно привезли сюда свою спутницу, чтобы выбить из колеи мистера Джеймса Фармера. Вы узнали о ее прошлом и решили каким-то образом воздействовать на партнера по переговорам. Например, шантажировать его, чтобы заставить заключить выгодный для вас контракт. В общем, вы привезли ее сюда нарочно.

– Ну и что? Это преступление? В чем меня обвиняют?

– После появления Илоны Томашевской в отеле произошло убийство. Некто застрелил жену Джеймса Фармера. Мы считаем, что ваш приезд и ее смерть каким-то неизвестным нам образом связаны друг с другом.

– В таком случае избрание папы римского тоже связано с нашим приездом, – быстро ответил Шокальский. – Если бы его не избрали, если бы он не был поляком, если бы не «Солидарность» и не развал восточного блока, если бы Польша не вошла в НАТО и так далее. Ваши обвинения мне непонятны. Что вы хотите?

Комиссар взглянул на Дронго, как бы признавая, что Шокальский прав. Их подозрения трудно считать фактами. А приезд Илоны Томашевской не обязательно связан с убийством Сильвии Фармер.

«Он все время блефует», – вспомнил Дронго слова Сарычева и неожиданно улыбнулся.

– Хорошо, – сказал он, – будем считать, что мы ошибаемся…

Шокальский тоже улыбнулся, вполне довольный собой.

– …но есть еще один маленький факт… – продолжал Дронго. От него не укрылось, что его собеседник насторожился. – Дело в том, что мы случайно узнали о маршруте вашего путешествия из Варшавы в Алгарве…

У поляка вытянулось лицо, он непроизвольно ухватился за бородку.

– …вы ведь прилетели через Лиссабон…

Было заметно, как пан Тадеуш дернулся.

– …где вас встречал известный вам мужчина на…

Дронго намеренно сделал паузу, увидев, как расширились от ужаса глаза у спутника пани Илоны.

– …на серебристом «Ауди», – закончил Дронго.

Шокальский обмяк, словно из него выпустили воздух. Потеребил бородку, нахмурился. Затем быстро и деловито спросил уже другим тоном:

– Что вы от меня хотите?

– Пани Илона случайно запомнила номер этой машины, – решил блефовать Дронго, – через двадцать минут мы будем знать, кому принадлежит автомобиль и кто встречал вас в аэропорту. Вы хотите рассказать нам об этом до того, как мы сами все узнаем? Или нам лучше подождать двадцать минут, чтобы потом снова встретиться с вами?

У Шокальского забегали глаза. Он опять нервно дотронулся до своей бородки, пожевал губами.

– Не нужно ждать, – сказал он, – не нужно…

Комиссар, который сразу понял, что происходит, с интересом смотрел на поляка.

– Нас действительно встречали в аэропорту, – тяжело проговорил тот.

У Брюлея в глазах появились какие-то огоньки.

– Это была… это была машина адвокатской конторы Алваро Карнейро, – выдавил наконец из себя Шокальский.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Комиссар заметно оживился. Он посмотрел на Дронго и одобрительно покачал головой. Ему понравился вовремя приведенный эпизод с «Ауди».

– Вас пригласил в Португалию адвокат Карнейро? – уточнил Брюлей. От нетерпения у него завибрировал голос. Комиссар и без того уже достаточно сильно невзлюбил Алваро Карнейро.

– Да, – вздохнул Шокальский, – мы давно с ним знакомы. Он вышел на меня и предложил приехать в Португалию.

– Для чего? Он вам объяснил для чего?

– Он сказал, что сюда приедут русские, которые готовы заплатить огромные деньги за новый чемпионат. Но пока все права на организацию чемпионата были у Джеймса Фармера. Карнейро беспокоился, что русские смогут предложить гораздо большую цену, чем все остальные.

– И поэтому он пригласил вас?

– Алваро попросил меня приехать для того, чтобы убедить Фармера, что все предложения из бывшего восточного блока являются блефом, – вздохнул Шокальский. – Фармер должен был одинаково разочароваться и в моем предложении, и в предложении русских. Мне следовало каждый раз назначать чуть большую цену, чем они, а в последний момент отказаться от участия в тендере. И скомпрометировать всех. И себя, и их.

– Зачем вам понадобилась пани Илона? – поинтересовался Дронго.

– Карнейро приказал, – пояснил Шокальский, – найти ее и взять с собой. Он сказал, что она лучше других сумеет отвратить Фармера от всех нас. Появление Илоны должно было вызвать у него чувство брезгливости, если хотите. Фармер деловой человек и сразу бы догадался, что она не могла появиться здесь просто так. И решил бы никогда не иметь с нами никаких дел.

– Превосходный план, – пробормотал Дронго, – а для чего Карнейро затеял такую игру?

– Не знаю. Но мне хорошо заплатили. И выдвинули единственное условие – появление в Алгарве пани Илоны.

Комиссар посмотрел на Дронго и что-то проворчал себе под нос. Но вслух говорить ничего не стал.

– Какие цели он преследовал? – спросил Дронго. – Он не хотел, чтобы Фармер вообще заключал с кем-либо контракт?

– Только с португальцами, – пояснил Шокальский, – я думаю, только с ними. Перенос чемпионата в Синтру – вот, собственно, их главная цель. Только я не понимаю, при чем тут убийство Сильвии? Мы не имеем к нему никакого отношения – ни пани Илона, ни я. Лучше проверьте еще раз эту актрису, Кэтрин Фармер. И ее визажистку. Кто-то из них наверняка убийца. Или муж актрисы, который удрал сегодня ночью.

– Чем больше я разговариваю с вами, тем больше мне хочется вымыть руки, – признался комиссар, – я мало встречал в своей жизни таких беспринципных типов, как вы, а я повидал достаточно. Идемте, Дронго, мне здесь неприятно оставаться.

Комиссар поднялся и вышел из номера. Дронго направился следом.

– Забыл вам сказать, – обернулся он к Шокальскому, – пани Илона так и не смогла вспомнить номер серебристого «Ауди». Поэтому не нужно расторгать с ней ваш контракт. До свидания.

– Вы меня обманули! – понял Шокальский. – Теперь я буду знать, что вам нельзя верить. Но как ловко вы меня провели, – он криво усмехнулся.

Они спустились вниз, в холл. Комиссар, направляясь в курительный зал, уже вытаскивал на ходу свою трубку. Он вообще чувствовал себя комфортно только там, где разрешалось курить. И лишь когда он опустился в кресло и с наслаждением закурил, Дронго, устроившийся рядом с ним, осторожно спросил:

– Что вы обо всем этом думаете?

– Подлец на подлеце, – в сердцах ответил комиссар, – кажется, англичане говорят в таких случаях, что эти мерзавцы чувствуют себя здесь «как утки в воде».

– Русские говорят: «как рыба в воде», – усмехнулся Дронго. – Выходит, Карнейро нас просто обманывал.

– Он подстроил вызов Шокальского и Томашевской, а потом позвал меня – якобы для того, чтобы защитить Фармера от возможных домогательств Илоны, – согласился комиссар. – Как ловко все было подстроено! Сначала он нашел Шокальского, который должен был перебивать цену русским. Потом разыскал пани Илону, которая должна была вызвать у Фармера неприязнь ко всем гостям с Востока. И наконец, приехал за мной, чтобы оправдаться перед Фармером, заявив, что сюда вызван сам комиссар Брюлей для возможной нейтрализации Томашевской.

– Похоже на то, – согласился Дронго, – я думаю, Карнейро – настоящая сволочь. Но это не значит, что он убийца. Зачем ему убивать Сильвию, если все было продумано так тщательно.

– Этого я тоже не понимаю. Но с адвокатом мне нужно будет поговорить. А заодно объяснить ему, что он должен оплатить мне только билет и проживание в отеле. Все остальное я верну этому сукину сыну. Если выяснится, что он еще и убийца, ему придется вызывать помощника из собственной адвокатской конторы. Я его посажу в тюрьму.

– Сначала нужно доказать, что именно он стрелял в Сильвию, и найти оружие, – напомнил Дронго.

– Лучше поговорить с Фармером, – предложил комиссар, – и рассказать ему о плане Карнейро. Я посмотрю, как тогда начнет дергаться адвокат.

– Прекрасная идея, – согласился Дронго, – я думаю, нужно подняться к Фармеру прямо сейчас.

– У него наверняка не разрешат курить, – вздохнул комиссар. – Вот докурю трубку, и тогда поднимемся. Надеюсь, он еще не обедает.

– Со вчерашнего дня он не спускался в ресторан, – заметил Дронго, – наверное, ему приносят еду прямо в номер. Насчет проверки вы ничего не знаете? Может, полицейские действительно негласно проверили все номера?

– Обязательно проверили. Только осторожно, чтобы не нервировать гостей. Отель имеет международную репутацию, и им бы не разрешили входить в каждый номер.

Комиссар вытряхнул пепел из трубки через десять минут. И они с Дронго отправились наверх, на третий этаж.

У номера, где спала Кэтрин Фармер, по-прежнему сидел на стуле полицейский. Но уже не тот, что утром, а другой – одетый в форму. Сьюит, в который переехал Фармер после гибели жены, находился в дальнем левом углу. Перед новыми апартаментами Фармера подошедшие также обнаружили сидевшего у двери стража – охранника отеля.

«Видимо, его прислали из администрации, – предположил Дронго. – Они слишком опасаются за свою репутацию и решили перестраховаться. После убийства Сильвии они подозревают каждого гостя в отеле».

– Нам нужен мистер Фармер, – обратился комиссар к охраннику, – скажи ему, что его хочет видеть комиссар Брюлей.

Охранник поднес к губам переговорное устройство, которое сжимал в руке, и связался с портье внизу. Тот перезвонил Фармеру в номер. Очевидно, Фармер долго не подходил к своему телефону. Он не понимал, кто смеет к нему звонить без его разрешения.

Наконец, получив согласие хозяина, комиссар и эксперт вошли в номер. Едва открылась дверь, как в нос гостям ударила волна воздуха, перенасыщенного ароматами цветов. Они были повсюду. Расставленные в крупных вазах живые цветы создавали в номере своеобразную удушливую атмосферу. В комнате, где застрелили Сильвию, на столике стояла одна ваза с цветами. Здесь их было сразу четыре.

– Здравствуйте, господа, – сухо произнес Фармер, вышедший к ним в светлых брюках и темной рубашке в полоску, – садитесь, прошу вас. Чем я могу быть вам полезен? Мистер Брюлей и мистер Дронго, если не ошибаюсь?

У этого человека были серые немигающие глаза. Он смотрел на людей с ленивым безразличием, как хозяин жизни, давно привыкший к исполнению всех своих прихотей.

– Примите наши соболезнования, – сказал комиссар.

– Не нужно, – холодно и равнодушно отмахнулся Фармер, – вы пришли не за этим. Давайте ближе к делу, господа. Я вас слушаю. У вас есть новости относительно убийства моей жены?

Комиссар и Дронго переглянулись. Фармер напоминал идеальную машину для бизнеса.

– Вы никого не подозреваете? – спросил Брюлей.

– Если бы я кого-то подозревал, то сообщил бы об этом в полицию, – ответил Фармер. – Извините, что не предлагаю вам выпить, но я никого не принимаю у себя в номере после случившегося. Итак. Я никого не подозреваю. У меня нет врагов. И я не могу представить, кому это могло понадобиться.

– Ваша единственная наследница – Кэтрин Фармер? – уточнил комиссар.

– Да. Но она очень богатая женщина и не стала бы стрелять в Сильвию из-за денег. Скорее она размозжила бы ей голову из личной неприязни, – он сказал это достаточно спокойным, ровным голосом, как будто речь шла не об отношениях между его покойной супругой и родной племянницей.

– А ее муж? – вмешался Дронго. – Он ведь не такой богатый?

– Да, он живет за счет Кэтрин, – равнодушно согласился Фармер. – Когда у человека много денег, он должен быть готов к такой «идиллии» – один из пары оплачивает счета другого. Я оплачивал счета своей покойной жены, а Кэтрин – своего мужа. Все правильно. Кто-то должен платить, а кто-то – дарить свою любовь. Кэтрин нашла себе новую «игрушку», и я очень рад за нее. Надеюсь, что он ее не разочарует.

– Вы знаете, что он улетел? – Дронго все еще надеялся хоть как-то вывести своего собеседника из состояния равновесия. Но у Фармера были стальные нервы.

– Знаю, – ответил Фармер, – ему пришло сообщение из Италии насчет его матери. Вчера ночью Кэтрин была у меня и сказала, что он улетел. Я перезвонил к Мануэлю и попросил его узнать, почему вызвали Энрико. Он выяснил все у портье и сообщил мне об этом.

– В котором часу у вас была Кэтрин? – уточнил Дронго.

– В три или в четыре, я не смотрел на часы. Она плакала, вспоминала Сильвию. Раньше они были подругами. Уже после того как мы с Сильвией поженились, Кэтрин ее почему-то разлюбила. Или решила, что Сильвия воспользовалась своей дружбой с ней, чтобы выйти за меня замуж. Поэтому у них случались конфликты. В свою очередь Сильвии не нравился Энрико, хотя я думаю, что он искренне любит мою племянницу. И старается ее оберегать от неприятностей.

Фармер демонстративно посмотрел на часы. У него была морщинистая рука старика, но она не дрожала.

Его гости прекрасно понимали, что отнимают у этого человека время, но им предстояло еще многое выяснить. И комиссар Брюлей счел нужным продолжить:

– Вы прилетели в Алгарве на переговоры…

– Конечно. Я решил совместить приятное с полезным. Хотя играть с Мануэлем невозможно. Он все равно будет победителем при любых обстоятельствах. Вы видели его последний удар?

– Я видел, – вмешался Дронго.

– Кроме игры в гольф вы должны были провести переговоры, – решил не останавливаться комиссар, – и для этого в Алгарве прилетели русская и польская делегации.

– Все правильно. Зачем вы мне это рассказываете? Если у вас все, то…

– Последний вопрос. Португальская делегация принимает участие в переговорах?

– Вы хотите, чтобы я отвечал и на вопросы, касающиеся моего бизнеса?

– На этот я бы просил вас ответить, – твердо сказал Брюлей.

– Мы собрались, чтобы обсудить наши дела, – ответил Фармер, – и все, кто сюда приехал, принимают участие в переговорах. С той или другой стороны. Я удовлетворил вас своим ответом?

Комиссар взглянул на Дронго, словно разрешая своему молодому напарнику вступить в разговор еще раз. Брюлей не очень хорошо говорил по-английски.

– Извините нас, мистер Фармер, за такую настойчивость, – вступил Дронго, – но дело в том, что в последние часы мы узнали любопытные факты, которыми хотели бы поделиться с вами.