Текст книги "Закон негодяев"

– Конкуренция, – согласился Дронго.

– Да, и с ним нужно быть очень осторожным. Второй претендент – Зураб Ахвледиани. Он человек Тбилиси. Там его козыри и главная сила. Но в последнее время ему удалось достаточно мощно развернуться в Прибалтике и на Украине. Однако шансов у него меньше. Там какие-то свои разборки, мы не можем пока разобраться. И третий – самый опасный, безжалостный убийца, тоже вор в законе – Арчил Гогия. Некоторые называют его «велосипедистом». Он контролирует большую часть игорных домов города, почти все перемещения краденых автомобилей.

– Этого я знаю, – кивнул Дронго, – у него есть в Грузии брат – Давид Гогия. Тоже, между прочим, известная личность.

– Откуда вы их знаете? – изумился Владимир Владимирович.

– Полгода назад, – пояснил Дронго, – у Давида пропал в Москве сын. Он тогда обратился ко мне за помощью. Меня едва не пристрелили, пока я нашел мальчика. Но, слава богу, нашел живым и невредимым. С тех пор они мои друзья, даже в некотором роде «должники».

– Это вы занимались делом Гогия? – сразу понял Владимир Владимирович.

– Да. Меня тогда схватили люди Фогельсона, а потом едва не расстреляли по приказу генерала Миронова. Хорошо, что сам Марк Абрамович меня тогда и спас.

– Я помню этот нашумевший скандал, – кивнул хозяин квартиры, – к сожалению, Фогельсон тогда застрелился. А ведь отличный специалист был покойный, царство ему небесное. – Он засмеялся. – Черт побери, опять вырвалось! Я провел почти десять лет в Канаде, был баптистом, и с тех пор некоторые привычки остались.

– Я обратил внимание на ваш посох, – сказал Дронго, – я даже знаю, где вы его заказывали. С канадской стороны, не подъезжая к Ниагарскому водопаду, у местечка Уэлленд, есть небольшая мастерская. Там и делают подобные посохи, я узнал его по набалдашнику.

– Интересно, – улыбнулся хозяин квартиры, – не думал, что кто-нибудь может узнать посох. Придется менять.

– Просто я там несколько раз был, – улыбнулся в ответ Дронго.

– И все равно жаль, придется с ним расстаться. Кроме вас, там мог быть еще кто-нибудь, – с сожалением произнес Владимир Владимирович.

Теперь самое важное, – продолжал хозяин квартиры. – Ваша задача выехать в Батуми, выяснить, каким именно образом грузы отправляют через порт. Будьте осторожны, вас не должны узнать, иначе операция может сорваться.

– Мне нужно звонить каждые три дня, – напомнил Дронго, – возможно даже, они захотят меня увидеть.

– Мы это продумаем, – кивнул Владимир Владимирович, – сделаем так, чтобы не подставлять вас под удар.

– Меня ничего, но там остались мои родные.

– Много людей?

– Одна семья. Мать, отец, двое детей. Это семья моей сестры. Они смогли выйти на нее.

– Кем работает муж вашей сестры?

– В нефтяной компании инженер-программист.

– А сестра?

– Преподает в консерватории.

– Дети взрослые?

– Маленькие. Пять и семь лет.

– Мы примем необходимые меры, – пообещал Владимир Владимирович. – Летите спокойно в Батуми. А когда вернетесь, сумеете отправиться в свой город. Я подозреваю, что у вас будет сильное желание встретиться со своими «обидчиками».

– А звонить мне не нужно?

– Думаю, нет. Мы постараемся управиться за три дня.

– В данном случае, – напомнил Дронго, – нужно не «постараться», а обязательно успеть, речь идет о близких мне людях.

– Я обещаю, что мы успеем, – твердо сказал Владимир Владимирович, – можете лететь спокойно. А когда вернетесь, мы поговорим о ваших связях с Арчилом Гогия. Думаю, они могут нам пригодиться.

Глава 9

Михеев оказался прав. Такого количества «Мерседесов», «Вольво» и «БМВ» Чижов не видел за всю свою жизнь. Были венки от многочисленных друзей, родных, близких. Чижов обратил внимание на венки от мэрии Москвы и правительства города. Совершенно непонятно, каким образом, но Мосешвили разрешили похоронить на Новодевичьем, где хоронили наиболее выдающихся людей бывшего Советского Союза, уже не попадавших в Кремлевскую стену. Среди похороненных здесь были даже Никита Хрущев и Андрей Громыко, возглавлявшие в разные времена Советское государство. Теперь, когда идеалы были развенчаны, а моральных критериев не осталось, можно было даже купить место на Новодевичьем, считавшемся своеобразным пантеоном для наиболее видных деятелей государства. На такое захоронение нужно было согласие правительства страны, и, видимо, оно было получено. Чижов вдруг понял, что у него просто отберут это дело. Не может рядовой следователь прокуратуры вести расследование убийства человека, похороненного на Новодевичьем кладбище. С другой стороны, он сознавал, что смертников, желающих подставиться под это дело, не так много и вряд ли городская прокуратура захочет изъять дело в свое производство. Но вот надзор за ним будет ужасающий, это он тоже понимал. А дело вести ему не дадут. Формально следователем будет считаться он, а фактически… здесь было столько куда более важных людей, чем даже его прокурор Морозов.

Непонятно было одно – как такой человек мог оказаться в гостинице совершенно один и что он там тогда делал? Похоже, ответ на этот вопрос представлялся на данном этапе самым важным для расследования убийства. Среди прибывших на похороны были первый заместитель начальника УВД полковник Изотов, редакторы самых известных столичных газет, актеры, банкиры, руководители крупных коммерческих предприятий. Здесь был весь цвет столичного общества.

Отдельно приехал в сопровождении трех «Мерседесов» Хотивари. Почти сразу за ним приехало еще несколько авторитетов преступного мира. Чижов не знал их всех, но догадывался о влиянии этих людей по большому количеству телохранителей, окружавших их на кладбище.

В сопровождении целой кавалькады автомобилей приехал известный скульптор Рафаэль Багиров. Невысокого роста, красивый, холеный, подтянутый, он вызывал всеобщий интерес. Некоторые уверяли, что уже существует договоренность о посещении его мастерской американским президентом Б. Клинтоном, который собирался встретиться в мае этого года с президентом России. Багиров был мрачен, ни на кого не смотрел. Он поздоровался только с одним человеком, стоявшим совсем недалеко, – крупным полным лысоватым господином с немного комичным носом, также мрачно глядевшим на всех.

– Знаешь, кто это? – услышал вдруг Чижов за спиной голос Михеева. – Не оборачивайся, не нужно. Ты меня сейчас вряд ли узнаешь. Это Артур Саркисян, глава «Континенталь-банка», говорят, он контролирует армянскую мафию в городе. Лучший друг мэра, между прочим.

– Как я смотрю, здесь много «лучших друзей», – прошептал Чижов, чуть повернув голову. Сзади действительно стоял абсолютно незнакомый мужчина. Грим у Михеева был поразительный.

– А вот и мой руководитель. Сам полковник Сергей Изотов, – произнес с явным презрением Михеев. – Видимо, он лично дал согласие на вывоз тела погибшего. Будь осторожен. Все знают, что ты ведешь это дело. К тебе теперь повышенный интерес.

– А кто стоит рядом с Хотивари? – спросил Чижов.

– Арчил Гогия. Возможно, он и будет преемником Мосешвили. Ладно, будь здоров, у меня еще много дел.

Чижов продолжал смотреть. Он не сомневался, что сотрудники ФСК и МВД вели съемку данного «мероприятия», стараясь зафиксировать всех, пришедших сегодня на кладбище. Но главарей мафии это, похоже, не смущало. Они вели себя спокойно и как-то степенно, словно уверенные в своей безнаказанности.

Недалеко от Хотивари стояла чуть полноватая женщина лет сорока пяти. Рядом в темном платке была молодая девушка, очевидно, ее дочь. Это была семья покойного.

«Почему он приехал один в гостиницу, почему любил там останавливаться? – в который раз подумал Чижов. – С такими возможностями и связями Мосешвили мог занимать целый дом на Кутузовском проспекте. Может, он встречался с кем-то, о ком не должны были знать даже его соратники, даже телохранители. И вряд ли это была женщина. Здесь кроется какая-то тайна». На кладбище появилась еще одна группа людей. По тому, как вытянулись лица у Багирова и Саркисяна, Чижов понял, что прибывший был неприятен обоим главарям мафии. Но самое удивительное – этого человека он хорошо знал. В сопровождении целой группы «мальчиков» в темных очках и светлых плащах на кладбище приехал президент товарно-сырьевой биржи, депутат Государственной Думы Борис Григорьевич Лазарев. Он, словно не заметив напряженных лиц Багирова и Саркисяна, улыбнулся им, здороваясь первым. И получил в ответ сдержанные поклоны. Чижов знал, что по слухам, ходившим в городе, Лазарев контролировал большую часть подмосковных преступных группировок, являясь естественным противовесом кавказским группам. Почти сразу за Лазаревым приехал Мансуров. Весь заросший волосами, темный, немного сутулый, он больше других соответствовал облику классического бандита. Мансуров возглавлял крупную татарскую группировку, взявшую под свою опеку вокзалы и общежития столицы. Он был давним союзником Лазарева в борьбе против приезжающих в столицу «лиц кавказской национальности». В его бандах в основном были русские, татары, украинцы, не любившие прибывающих в Москву «гостей». Чижов сразу обратил внимание, что группа прибывших с Мансуровым людей встала рядом с группой Лазарева. Славянские группировки занимались рэкетом, вымогательством, контролировали торговые точки по всей Москве, за исключением базаров. Базары и наркотики были сферой влияния группы Багирова. Банки и коммерческую деятельность Лазарев и Саркисян уже давно разделили между собой, оставив первому биржи, а второму все кредиты, выдаваемые в Москве. Грузинская мафия традиционно контролировала угон и перепродажу автомобилей, похищение людей, через нее шли заказы на ликвидацию нежелательных свидетелей и должников.

«Может, Мосешвили убрали конкуренты? – подумал Чижов. – Но тогда какие мотивы? И почему он пошел на встречу один? Ведь он был очень опытный человек, восемь судимостей имел. Такого просто так не обманешь. Должен был быть очень важный, просто жизненно необходимый повод, чтобы Мосешвили отправился в гостиницу и остался один, ожидая кого-то. А этим гостем оказался убийца».

Траурная церемония затягивалась. Гостей было столько, что их уже не могло вместить довольно просторное кладбище, и многие просто оставались за воротами, ожидая, когда закончится вся церемония.

«Пожалуй, такого количества людей здесь не было никогда, – подумал Чижов. – Вот уж действительно, в каждом времени свои нравы».

Ему с каждым прибывающим гостем все меньше нравилось его дело. Почему такой известный человек, как Мосешвили, поселился в «Украине»? Не в «Метрополе», не в «Савое», а именно в «Украине»? Почему он остался один, без телохранителей? Почему он не вызвал автомобиль, их у него должно было быть сотни три, а вызвал такси? И наконец, к кому и зачем он собирался ехать в Шереметьево? И номер, самое главное – номер. Михеев говорил, что за номер уплачено на год вперед, а дежурная… он вдруг вспомнил, она утверждала, что пошла проверить, так как истекал срок оплаты. Это у Мосешвили истекал срок оплаты? Как он тогда не обратил внимания на эти слова? Быстро назад, нужно найти эту дежурную, как он мог так ошибиться? Да и Михеев хорош, не обратил внимания на ее слова.

Он повернулся резко, пытаясь выбраться из плотной толпы, но уже после нескольких безуспешных попыток понял, что это невозможно. «Придется ждать, пока толпа не рассосется», – уныло подумал Чижов. Тоже мне, следователь. Не обратил внимания на самое важное. Почему ночью дежурная должна была заходить в номер Мосешвили? Потому что пришло такси. Это ясно, она позвонила, затем пошла. Но почему она соврала, что истекает срок оплаты? Она ведь работала на этаже и должна была знать, что заплачено за этот «люкс» на год вперед. Просто она испугалась какого-то вопроса или чего-то и просто автоматически соврала. Из страха. Но чего именно она испугалась?

Ах, черт побери, отсюда не выберешься! Он впервые пожалел, что оказался так близко к месту погребения. Уйти отсюда теперь не было никакой возможности. Он увидел, как к нему протиснулся помощник Хотивари, бывший спортсмен с перебитым носом. Его, кажется, звали Важа. Значит, Михеев был прав, за ним действительно следят.

– Слушай, дорогой, – тихо произнес Важа, – неудобно получается. У покойного на пальце был крупный перстень. Мы весь морг перетрясли, думали, врачи украли его, но те клянутся, что ничего не знают. Вы не видели такой перстень?

– Видели. – Изображать возмущение не было никакой возможности. Да Важа и не обратил бы на его гнев никакого внимания.

– А где он? – спросил Важа.

– У нас, мы его сняли, чтобы не пропал, – сообщил Чижов.

– Спасибо, – поблагодарил грузин, – а мы думали, убийца забрал. Хотели искать по этому следу.

– Убийцу искать будут прокуратура и МВД, – строго напомнил Чижов. Нельзя же выставляться совсем идиотом.

– Конечно, дорогой, – усмехнулся Важа, – только вы и будете искать. А мы вам только помочь собираемся. Только помочь.

С этими словами он отошел от Чижова.

Хотивари издали кивнул Чижову, любезно поздоровавшись с ним. И, показав на него Арчилу Гогия, что-то сказал. Гогия с презрительным видом слушал Хотивари. Он его явно не любил. Но последнего это, очевидно, не смущало.

Затем Гогия холодно посмотрел на Чижова, словно проверяя его на прочность. Чижов выдержал этот тяжелый взгляд.

– Молод еще, – сказал явственно Гогия, так, что его понял даже Чижов, и весь вспыхнул от обиды.

Вся процедура похорон заняла в общей сложности около четырех часов, и лишь затем народ начал расходиться. С трудом протолкавшись у входа, Чижов побежал к своему автомобилю. Его «шестерка» стояла на другой улице, здесь, у кладбища, милиция строго следила за подъезжавшими автомобилями. Здесь останавливались только «Мерседесы» авторитетов, и многим из них постовые даже отдавали честь. Старый «жигуленок» Евгения, подаренный отцом пять лет назад, смотрелся как-то нелепо после такого обилия сверкающего металла и резины. Чижов быстро влез в автомобиль и, сумев завести мотор с первой попытки, рванул в прокуратуру.

В кабинет он вбежал через пятнадцать минут и сразу позвонил в уголовный розыск.

– Чижов говорит из районной прокуратуры. Кто это? – спросил он.

– Виктор Стеклов, я вас слушаю. – Он узнал голос сотрудника Михеева.

– Нужно срочно найти дежурившую в тот день женщину. Кажется, ее фамилия была Семенова, – попросил Чижов, – она нам очень нужна.

– Уже, – услышал он в ответ, – ищем с самого утра. Михеев приказал найти во что бы то ни стало.

Чижов почувствовал, как снова краснеют щеки. Как он мог так недооценить Михеева? Тот все понял уже вчера.

– А почему не можете найти? – спросил он.

– Уехала на дачу и до сих пор не вернулась. Мы послали туда группу, с минуты на минуту привезут ее к нам. Она должна была прийти к нам вчера, но не пришла.

Чижов вспомнил, как Михеев приглашал Семенову на следующий день явиться в УВД. Неужели он тогда обратил внимание на этот прокол? Хотя нет, они узнали о Мосешвили, лишь приехав в УВД. Скорее, в Игнатьиче говорила логика профессионала.

– Как только приедет, позвоните мне, – попросил Чижов, – я сразу приеду.

– Хорошо, – пообещал Стеклов.

Опустив трубку, Евгений задумался. Нужно будет снова поехать в «Украину», допросить всех подряд. Что, интересно, делал Михеев на похоронах Мосешвили в таком необычном виде? Не хотел, чтобы его узнали. А почему? Они ведь уже наверняка знают, кто именно будет вести дело Михо в милиции. И конечно, не могли не слышать о майоре Михееве. Видимо, Игнатьич решил преподнести какой-то сюрприз. Он мастер на такие неожиданности. И все-таки, почему Мосешвили оказался один в гостинице? Почему вызвал такси? Почему хотел ехать в Шереметьево? Билетов у него не нашли. Нужно проверить, какие именно рейсы улетали в то утро и куда. А может, он летел просто в Тбилиси из Шереметьева-1? Там, кажется, ходят самолеты компании «Аэрофлот». Но почему из гостиницы? И таким странным способом? Именно в этих странностях и был ключ к разгадке этого преступления, в этом Чижов уже не сомневался. В такой момент и позвонил Стеклов.

– На даче найден труп Семеновой, – огорченно сообщил он, – ее убили сегодня утром. Выстрелом прямо в голову. Соседи ничего не слышали.

Женя Чижов понял, что первый раунд они уже проиграли.

Глава 10

Рано утром Вагиф Гумбатов подъехал на своем стареньком «уазике» за Джафаровым. Тот, уже успев позавтракать, ждал председателя колхоза. Джафаров понимал, какой гнев вызовет у прокурора района его отсутствие в районной прокуратуре. Но это был как раз тот случай, когда Рагимов ничего не мог сделать следователю по особо важным делам прокуратуры республики. Формально он обязан был только помогать приехавшему гостю и более того – выполнять все его указания. Кроме того, они были равны и по полученным прокурорским званиям – оба были советники юстиции, что примерно соответствовало армейскому званию «подполковник». Хотя справедливости ради стоит отметить, что Джафаров проработал в органах прокуратуры всю свою жизнь, попав туда после окончания юридического факультета еще двадцать лет назад, а Рагимов, до этого работавший на партийной работе в административных отделах горкома и ЦК партии, получил сразу звание младшего советника, едва попав на работу в прокуратуру, а год назад был представлен к званию советника юстиции. Нужно отметить и то обстоятельство, что Рагимов был старше Джафарова лет на десять и считал свою жизнь явно неудавшейся. Он стремительно делал карьеру на партийной работе и оказался не у дел, когда в сентябре девяносто первого в Азербайджане распустили партию. А ведь заведующий сектором административного отдела мог рассчитывать стать по меньшей мере заместителем прокурора республики по кадрам, как и все его предшественники. Но Рагимову просто не повезло. Хорошо еще, что недавно назначенный премьер был мужем его сестры, и благодаря этому Рагимов рассчитывал выбраться из дыры, куда его загнала судьба. Он не любил Бейлаган и не понимал его жителей. А может, и не хотел понимать. Джафаров с удовольствием подумал, как будет злиться Рагимов, и почти сразу забыл о нем. Они ехали в сторону небольшого городка Каграманлы, в окрестностях которого и был расположен лагерь с односельчанами Гумбатова.

Председатель сам вел свою машину. Его водителя два месяца назад забрали в армию, и в колхозе был дефицит молодых парней. Все, способные носить оружие, давно были мобилизованы в армию. Гумбатов, выдавший вчера длинную речь, почти всю дорогу молчал, лишь иногда позволяя себе короткие реплики по поводу состояния дорог. Азербайджанская пословица, гласившая «пришел март – пришла беда», в полной мере реализовывалась этим мартом. В начале месяца пошел снег, в середине зачастили непрерывные дожди. Дороги, и без того не являвшие собой шедевр человеческой мысли, окончательно пришли в негодность, залитые водой и грязью, размытые сильными ливневыми дождями.

К лагерю они подъехали в половине десятого утра. Несмотря на плохую погоду, мальчишки привычно весело встретили прибывший «уазик». Председатель, подозвав пожилого бухгалтера, попросил его взять на учет привезенные им лекарства и медикаменты.

Джафаров, и раньше знавший о сложностях беженцев, об их бедственном положении, был просто потрясен увиденным. Установленные прямо на голой земле, плохо закрепленные палатки были крайне ненадежным убежищем для больных и измученных людей. Во многих палатках земля была просто затоплена, и кровати стояли в воде. В других, очевидно, полученных в свое время на складах бывшей Советской Армии, зияли огромные дыры, сквозь которые был виден нехитрый инвентарь, вывезенный несчастными людьми. Многих эвакуировали прямо с места работы, и некоторые скотницы успели забрать лишь свои белые халаты. Ужасающая нищета и грязь, отсутствие элементарных человеческих условий не мешали людям улыбаться. Дети продолжали играть вокруг машины, с разных сторон слышались бодрые голоса людей. До Джафарова донесся даже смех. Это был удивительный менталитет азербайджанцев, умевших в самую трудную минуту забыть о существующих невзгодах, как-то отстраниться от всех проблем и просто радоваться жизни. Мирза видел, как светлели лица людей, глядевших на детей. И в этом была их последняя надежда.

Гумбатов, освободившись наконец от своего бухгалтера, пунктуально пересчитывающего ящики, предложил Джафарову пройти в его палатку, куда он обещал вызвать отца Омара Эфендиева. Джафаров послушно пошел за председателем.

В палатке Гумбатова было просторно, светло и чисто. Усевшись за стол, Джафаров терпеливо ждал, пока подойдет Эфендиев. Председатель, распорядившись дать гостю чай, извинился и покинул палатку, у него было слишком много дел, чтобы заниматься еще проблемами транспортировки наркотиков через границу. Это были проблемы самого Джафарова. Молчаливая женщина в красном платке подала гостю чай и даже положила тарелочку с мелко колотым сахаром. И почти тут же в палатку вошел Эфендиев.

Он был высокого роста, широкоплечий, с резкими, словно вырубленными топором, чертами лица. Войдя в палатку, он молча кивнул гостю и, не дожидаясь приглашения, сел за стол, хмуро взглянув на приехавшего из Баку следователя.

– Что произошло? – первым спросил Эфендиев. – Опять Омар что-нибудь выкинул?

– Мы пока этого не знаем, – уклончиво ответил Джафаров, – просто подозреваем, что ваш сын знает о действиях некой банды, расположенной в районе границы. Вот почему мы его ищем.

– Он наш позор, – горько сказал старик, – мои три сына сражаются на фронтах, еще один погиб, а этот… – он махнул рукой, – коммерцией занялся, совсем от рук отбился.

– Коммерсанты стране тоже нужны, – сказал вдруг неизвестно почему Джафаров.

– Ты меня не успокаивай, – возразил старик, – война идет, какие коммерции тут могут быть? А кто этим занимается, тот уже не о родине думает, не о земле своей, а о своем кармане, деньги ему мать заменяют.

– У вас не осталось карточки сына? Какой-нибудь его фотографии?

– Нет. Мы брали из дома только самое необходимое. Хотя подожди, мать, кажется, взяла их фотографии. Они у нее были. Я могу узнать.

– Нам очень нужна его фотография, – попросил Джафаров, – может, мы и ошибаемся, не того Омара ищем. Скажите, вы не знали среди друзей сына такого человека – небольшого роста, темного.

– Конечно, знаю. Это Зейнал, он-то и сбил с пути нашего Омара. Вместе в город подались за сладкой жизнью. Зейнал не из нашего района. Он из Гянджи.

– А фамилию его вы не помните?

– Манафов, кажется. Но точно не помню.

– А где они живут в Баку, адрес у вас есть? – спросил, уже не надеясь на положительный ответ, Джафаров.

– Есть, – сказал вдруг Эфендиев, – у нас записан его бакинский адрес. Я могу вам его дать.

– Спасибо, – вздохнул Джафаров. Все-таки он не напрасно ехал в этот лагерь.

Уже возвращаясь в райцентр, он думал о судьбе этой семьи, словно отразившей всю сложность перемен, происходивших в традиционно патриархальном укладе этих людей. В кармане у него был адрес Манафова и фотография Омара Эфендиева.

Вернувшись в Бейлаган, он отправился в прокуратуру. Шел уже четвертый час дня. В приемной у прокурора никого не было. Молодая девушка, сидевшая в приемной, с интересом взглянула на Джафарова.

– Вы по какому вопросу?

– Скажите, следователь из Баку.

– А он вас ждал все утро, очень волновался, – сказала девушка.

– Мне можно теперь войти?

– Конечно. Он приказал мне впустить вас, как только вы появитесь.

Все утро Рагимов неистовствовал, ожидая приехавшего гостя. Его длительное опоздание он рассматривал как вызов, ежечасно узнавая, нет ли каких вестей из Баку о смене правительства. Но все было в порядке. К полудню он успокоился, решив, что имеет дело с обычным безмозглым служакой, так и не понявшим, какой шанс он имел, заручившись поддержкой районного прокурора, родственника самого премьера республики.

Поэтому он принял Джафарова уже более спокойно, стараясь не выдавать своих эмоций. Рагимов был очень маленького роста и поэтому ставил под ноги скамеечку, незаметную для окружающих и посетителей.

Он поздоровался с прибывшим гостем прямо за столом, чуть привстав, и сразу принял озабоченный вид.

– У нас и так много дел, а вы приезжаете из столицы, даже не предупредив нас о своем визите. Хорошо, что мне вчера позвонили из милиции и я узнал о вашем приезде.

– Я свои дела в районе почти кончил, – любезно сообщил Джафаров, – просто мне нужно было допросить одного из свидетелей, временно проживающих в вашем районе.

– Могли бы предупредить заранее, я вызвал бы этого человека в прокуратуру, – все-таки не удержался Рагимов.

– Ну зачем вас беспокоить? Я не хотел причинять лишнее беспокойство.

Прокурор посмотрел на часы.

– Может, вы и правы. Вот и сегодня – столько работы, просто поесть некогда. Сейчас звонили с границы, просили приехать. Там иранцы выдают нам два трупа контрабандистов, застреленных при транспортировке наркотиков. А вы считаете, что мы тут мух ловим, бездельничаем.

– Когда вы должны поехать? – спросил загоревшийся Джафаров.

– Прямо сейчас. К шести я должен быть там, на месте.

– Вы не могли бы взять меня с собой? – попросил Мирза.

– Да, – удивился Рагимов, – если хотите, поедем, вам будет интересно. Убедитесь, как решительно мы боремся со всеми преступниками.

Джафаров, умирающий от голода, – он отказался обедать в лагере беженцев, считая это неэтичным, – только кивнул головой. Уже садясь в машину прокурора, он увидел недалеко коммерческий киоск и попросил водителя остановить там автомобиль. Удивленный прокурор увидел, как следователь, приехавший из Баку, покупает себе несколько шоколадных конфет.

– Для детей? – догадался прокурор.

– Нет, просто с детства люблю шоколад, – ответил Джафаров, протягивая их прокурору Рагимову.

Тот недовольно отвернулся.

– Я не ем шоколада, – недовольно заметил он. «Этот следователь, похоже, совсем идиот, – с раздражением подумал Рагимов. – И такие типы сидят в центральных аппаратах прокуратуры республики». Попался бы этот Джафаров ему десять лет назад, когда он пришел в ЦК. От страха в одной машине бы побоялся ехать. А сейчас можно – демократия. Делай что хочешь. Никакого уважения к старшим.

После этого он молчал всю дорогу, вспоминая лучшие времена, которые были, по его мнению, при социализме. Крушение социализма эти люди, умевшие приспособиться ко всему, воспринимали как собственное крушение, искренне сожалея, что не успели получить все возможные блага той системы, которая их воспитала.

На этот раз они ехали по шоссейной дороге, проложенной еще пограничниками, и путешествие было более приятным, чем утреннее.

К бывшей государственной границе империи, а ныне государственной границе независимой республики, они подъехали за полчаса до назначенного срока. Но высокие гости были уже на месте. Обилие автомобилей с бакинскими номерами, кажется, смутило Рагимова, и он, быстро выйдя из машины, поспешил к зданию пограничников, где уже собрались приехавшие из Баку руководители. Джафаров не спеша шел следом.

В кабинете начальника погранзаставы было сильно натоплено. За столом сидели несколько человек в плащах и меховых шапках, словно ожидавших сигнала с другой стороны. Они даже не стали раздеваться. Выделялся Расим Пашаевич – первый заместитель министра национальной безопасности республики, полный, высокий, с красивыми, правильными чертами лица генерал, сидевший в штатском среди почтительно смотревших на него остальных офицеров. Здесь были и начальник заставы, и руководитель местного районного отдела национальной безопасности, и уже приехавший сюда начальник милиции. Напротив Расима Пашаевича сидел еще один человек, незнакомый Джафарову. Рагимов, тяжело задышав, поспешил к столу, здороваясь с каждым крепким рукопожатием. Расим Пашаевич, знавший о родственных связях Рагимова, поднялся, здороваясь с прокурором и приветливо кивая ему головой. Это воодушевило Рагимова, и с остальными он здоровался уже в более хорошем настроении. Он даже не счел нужным представить своего коллегу. Джафаров просто кивнул всем, усаживаясь с краю. И вдруг сам Расим Пашаевич сказал:

– Вы, видимо, следователь из Баку? Мне говорили, что вы будете здесь. Как у вас идет расследование, помощь нужна?

Вот здесь у Рагимова снова испортилось настроение. Значит, этот полоумный ведет здесь свое расследование, может, вообще его прислали на место самого Рагимова. Нет, в ближайшее воскресенье нужно срочно выехать в Баку, узнать, как прочно сидит его родственник, может, по городу уже идут слухи о его снятии.

– Спасибо, – коротко ответил Мирза, – ничего не нужно. Все в порядке. Просто приехал с прокурором района присутствовать на передаче погибших контрабандистов нашей стороне. Может, там будут и те, кого мы ищем.

Начальник заставы, высокий, худой, немного испуганный таким обилием руководителей парень, разлил коньяк по стаканам.

– Давай по последней, – добродушно сказал Расим Пашаевич.

Они успели выпить, и в комнату вбежал пограничник.

– Товарищ генерал, – доложил он незнакомцу, сидевшему напротив генерала МНБ, – они приехали уже.

«Как же я его сразу не узнал? – подумал Джафаров. – Это же Мирзоев, командующий пограничными войсками».

Мирзоев, кивнув головой, потянулся за своей фуражкой, лежавшей на соседнем стуле. Они поднялись вместе с Расимом Пашаевичем. За ними вскочили и остальные.

К этому времени уже начало темнеть, и пограничники включили электричество. С другой стороны было видно какое-то движение, там готовили тела погибших.

Начальник заставы поспешил к разделительной линии обговаривать последние формальности. После теплой комнаты было довольно холодно, дул противный ветер с дождем, и многие начали поднимать воротники. Наконец начальник заставы вернулся.

– Там приехали заместитель командующего погранвойсками Ирана и руководитель службы безопасности, – доложил он. Мирзоев и Расим Пашаевич сразу поспешили вперед, и вскоре уже до остальных стали доноситься их веселые голоса, словно собравшиеся отмечали какую-то славную дату.

– Они усилили охрану с той стороны, – тихо сказал начальник заставы, – сейчас очень строго проверяют. Они нам перестали доверять.

Иранцы, почти не охранявшие свою северную границу во времена СССР, когда советские пограничники и без того плотно перекрывали возможность любого несанкционированного перехода, теперь вынуждены были серьезно заняться оборудованием своих северных рубежей. Особенно беспокоил иранскую сторону участок границы, оставшийся вообще без надлежащего контроля со стороны пограничных войск: на физулинском направлении.

Ушедшие говорили минут двадцать, и видимо, под конец иранская сторона высказала свои серьезные претензии. Веселые голоса стихли, и даже отсюда было видно, как тяжело молчали оба генерала. Наконец они вернулись – все было кончено.