Текст книги "Мечта дилетантов"

– Кто такая Алдона?

– Его нынешняя жена. Ей только тридцать три года и она моложе меня. Алдона Санчук. По отцу она украинка, а по матери литовка. Такая приятная смесь. Вы бы ее видели – она заняла какое-то призовое место на конкурсе красоты в Литве. Кажется, второе. На целую голову выше меня. Высокая грудь, длинные ноги и зеленые глаза. Когда она надевала каблуки, то бывала ростом выше моего дяди. Она работала в банке «Универсал», где и познакомилась с моим дядей. Я его долго отговаривала от этого брака, но он меня не послушал. Мужчины бывают иногда такими глупыми. После этого я стала бывать у них гораздо реже. Трудно называть тетей женщину, которая на два года младше меня.

– А как вы ее называли?

– По имени. Мы и сейчас так называем друг друга.

– Как она себе ведет?

– Я не совсем поняла ваш вопрос. Что значит, как она себя ведет?

– Нервничает, злится, беспокоится, переживает, волнуется, не верит, или, наоборот, верит в случившееся. Пытается пробиться к мужу на свидание?

– Она пыталась два раза, но ее не пустили, – сказала Сабина, – я тоже хотела туда попасть, но никого к нему не пускают. Только его адвоката. И пока судебный процесс не закончится, они не обязаны никого пускать.

– Значит, она тоже переживает?

– Возможно. Но я в это не верю. Она какая-то потерянная, но не несчастная. А ведь ему грозит очень серьезное наказание. Или, возможно, это только мне так кажется. Ведь дядя был далеко не бедным человеком. Своя дача ни Николиной Горе, дом в центре на Ленинском, акции, машины. Я думаю, что он стоил порядка восьми-девяти миллионов, которые в случае его осуждения отойдут его второй супруге.

– Вы же юрист, – напомнил Дронго, – а его девочки?

– Им исполнилось несколько месяцев назад восемнадцать лет, – ответила Сабина, – значит, они уже совершеннолетние и по закону могут ничего не получить, если их отец не оставит специального завещания.

– Теперь понятно.

– Что вам понятно? – она потянулась к пачке сигарет. Он перехватил пачку и отнес ее к столу. Оставил там.

– Чтобы вас не соблазняла, – добавил Дронго. – Теперь я скажу, что именно мне понятно. Это запутанное и очень сложное дело, за которое нельзя браться. Просто потому, что в нем нет ни единого шанса, за который можно ухватиться. И тем не менее я готов попытаться вам помочь...

– Спасибо, – взволнованно произнесла гостья, снимая очки. Она достала платок и осторожно вытерла уголки глаз.

– Мы готовы заплатить вам необходимый гонорар, – уже менее решительно добавила она.

– Тогда лучше моей маме, – порекомендовал Дронго, – и не забудьте, что именно благодаря ее дружбе с вашей бабушкой я готов вам помочь. А теперь сделаем главное. Нужно сообщить вашему дяде, что у него появился второй адвокат. По закону он имеет право на несколько защитников. Меня оформят, чтобы я мог с ним встречаться. И для начала мне нужно будет поговорить с господином Боташевым. Вы меня понимаете?

– Да, – кивнула она, – можно, я сразу попрошу вас об одном одолжении?

– О чем?

– Верните сигареты.

– Не верну, – ответил Дронго, – и вообще бросайте курить. Иначе через несколько лет столкнетесь с глупыми проблемами, которых можно было избежать. Считайте, что я реквизировал вашу пачку сигарает в счет моего будущего гонорара. На таких условиях вы согласитесь оставить мне эту пачку?

Она кивнула, с трудом сдерживая улыбку.

Глава третья

Он приехал в юридическую консультацию на встречу с адвокатом. Боташеву было только шестьдесят семь, но выглядел он гораздо старше. Редкие волосы на крупной голове, большие слезящиеся глаза, крупные бородавки и родимые пятна на лице. Он выглядел равнодушным и спокойным стариком, который уже смирился со своим возрастом и терпеливо ждал, когда закончится его жизненный срок. Таких людей уже ничего не волновало и не могло выбить из привычной жизненной колеи. Его обычно назначали на уголовные дела, по которым необходимо было присутствие адвоката. Обычно он не очень старался, так как понимал, что его обязанность всего лишь дань формальности. На это дело его назначили еще месяц назад и он покорно согласился.

Жагафар Сабитович работал адвокатом уже сорок пять с лишним лет. Он еще помнил времена, когда осуждали валютчиков при Хрущеве, которым поменяли статью уже после ареста и расстреляли по приказу Центрального комитета партии. Он помнил годы, когда за хищение социалистической собственности наказывали гораздо строже, чем за убийство, а за взятку давали расстрелы, которые не получали насильники женщин и детей. Он помнил времена первых кооперативов, первых частных ресторанов и первых коммерческих банков. Целая жизнь прошла у него перед глазами. Если столько видишь и узнаешь, то поневоле становишься циником. А если еще и постоянно сталкиваешься с человеческой подлостью, низостью, ложью, то поневоле становишься меланхоликом и стоиком. И постепенно соединяешь в себе все эти качества, когда понимаешь все несовершенство человеческой натуры.

Дронго с первой минуты оценил потухший взгляд пожилого адвоката. И пожав ему руку, уселся напротив за коротким столиком.

– Добрый день, Жагафар Сабитович, – энергично начал Дронго, – меня наняли родственники вашего клиента. Они считают, что будет лучше, если интересы Абасова будет представлять и его земляк.

– Здравствуйте, – кивнул Боташев, – мне уже звонила его племянница. Вы адвокат?

– Я профессиональный юрист. У меня есть диплом, – улыбнулся Дронго.

– Но вы не член коллегии адвокатов, – уточнил Боташев.

– Насколько я знаю российские законы, интересы подзащитного могут представлять лица, не состоящие в вашей коллегии, – напомнил Дронго.

– Они могут быть представителями частных авдокатских бюро, – согласился Боташев, – но у вас должна быть доверенность.

– У меня оформлены все документы, – достал их из своей папки Дронго, – можете не сомневаться, я вас не подведу.

– Очень хорошо, – кивнул Боташев, – значит, все в порядке. После обеда я поеду к моему подзащитному. Нам нужно сначала заглянуть к следователю, а потом отправимся к господину Абасову. Между прочим, его банк хотел нанять ему хорошего адвоката. Они готовы были заплатить даже Резнику или Падве. Можете себе представить, сколько стоят такие адвокаты? Но он отказался. Не захотел, чтобы у него вообще был адвокат. И все сразу признал. Я советовал ему ничего не подписывать. Но он все сразу признал и все подписал. Теперь я уже ничего не могу сделать.

– Вы пытались объяснить, чем именно ему грозит полное признание своей вины?

– Конечно. Он же не ребенок. Достаточно умный человек, работал в такой ответственной должности. И так неразумно себя повел...

– Как он объясняет свое поведение?

– Никак, – пожал плечами Боташев, – он ничего не объясняет. Нормально рассуждает, нормально мыслит. Все понимает. Все знает. Но как только я спрашиваю его о случившемся в отеле, он сразу замолкает, замыкается в себе. И ни с кем не хочет разговаривать. Я приносил ему приветы от жены, племянницы, брата. Он упрямо молчит. Только один раз попросил меня передать его извинения. Когда я сказал, что ему передал привет президент банка. Он просил передать Иосифу Яковлевичу его извинения...

– За что? – уточнил Дронго, – он сказал, за что именно?

– За то, что сорвался и не оправдал его ожиданий. Так и сказал, попросил прощения. И все. Больше он мне ничего не говорил. Но вы сами все услышите. Боюсь, что с вами он тоже не будет разговаривать. Хотя кто знает. Вы же его земляк.

– И как он объясняет свой дикий поступок?

– Личной антипатией к погибшему. Говорит, что они все время ссорились на работе.

– И вы в это верите? Вы это проверили?

– Мое дело представлять интересы клиента, а не опровергать его утверждения, – строго заметил Боташев, – я должен делать все для его защиты, а не доказывать, что он лжет. Пусть это делают следователь и прокурор.

– Но, возможно, именно эти факты могли бы лечь в систему защиты вашего клиента. А если он себя оговаривает? Такой вариант вы полностью исключаете?

– Как это оговаривает? – ласково улыбнулся Боташев. – У следователя есть два свидетеля, которые видели все своими глазами. В кориде установлена камера. На ней четко зафиксировано, что сначала в номер вошел Паушкин, а через некоторое время там появился Абасов. Еще через несколько минут послышались крики, ссора, шум. Двое сотрудников службы безопасности отеля стучали в дверь и просили открыть. Затем сами распахнули дверь и увидели, как Абасов наносит удары своему оппоненту. Все ясно и все доказано. Зачем ему себя оговаривать.

– Неужели вы не понимаете разницу? – настаивал Дронго. – Президент банка ссорится с одним из заместителей начальников отдела. У них в банке таких отделов, наверно, десять.

– Девятнадцать, – кивнул Боташев, – ну и что? Иногда бывают ссоры из личной антипатии. У меня был случай, когда рядовой застрелил майора, командира батальона. Вы скажете где рядовой, а где командир батальона. Как они могли поспорить или пересечься. Но иногда подобное случается.

– Но не в коммерческом банке, – разозлился Дронго, – неужели вы не видите разницы?

– Он убил Паушкина на глазах двух свидетелей, – устало повторил адвокат, – сам признался в убийстве. На ноже его отпечатки пальцев. На его рубашке и пиджаке кровь убитого. Что еще нужно? Абсолютно ясное дело. Как обычно называют такие уголовные дела мечта дилетантов. Любой следователь-стажер может закрыть это уголовное дело и вписать в свой актив одно раскрытое преступление. Конечно, жалко Абасова. Он несчастный человек. Я буду строить свою защиту на фактах из его личной жизни. Девять лет назад у него умерла первая супруга после тяжелой болезни. На руках остались девочки-близнецы. Очевидно, эта травма очень сильно сказалась на его характере. Все свидетели утверждают, что он очень любил свою первую супругу. Детей отправили в Баку, к родственникам. Конечно, это была большая травма, после которой он сильно изменился, замкнулся в себе, начал пить. И в результате рано или поздно должен был сорваться. Вот он и сорвался. Я думаю, что если судья будет женщина, она нас может понять. И мы тогда попросим пятнадцать лет. А через десять он сможет выйти.

– Через десять лет ему будет уже пятьдесят четыре года, – напомнил Дронго, – кому он станет нужен? Куда он пойдет?

– Ну, извините меня, он должен был осознавать, что именно делает. Нельзя убивать человека только в силу личной неприязни и не нести за это никакой ответственности.

– А почему он приехал в отель? Как он узнал, в каком номере находится Паушкин? Откуда взялся нож? Вы все это проверили?

– Послушайте моего совета. Не нужно крутить это дело. Чем больше вопросов, тем хуже для нашего подзащитного. Он сорвался и наделал глупостей. Устроил трагедию. Нужно его пожалеть, а вы хотите задавать ненужные вопросы, которые только усугубят его положение. Еще до того как Абасов приехал в отель, он устроил разгром в кабинете Паушкина. Там нашли его отпечатки пальцев. Это уже неопровержимые доказательства. Зачем давать прокуратуре лишний шанс посадить нашего клиента на всю жизнь. Мне его даже жалко...

– Понятно, – кивнул Дронго, – ценю вашу жалость. Значит, вы ни с кем не разговаривали?

– Почему не разговаривал? – обиделся Жагафар Сабитович, – я взял характеристику из банка, где он очень положительно характеризуется. Все трое руководителей банка, с которыми я разговаривал, были о нем очень высокого мнения.

– Трое? – переспросил Дронго.

– Да, президент банка Гольдфельд, первый вице-президент Ребрин и другой вице-президент Лочмеис. У них в руководстве банка было четверо высокопоставленных сотрудников. Президент, первый вице и двое вице-президентов.

– А вы уточнили, что Ребрин должен был уходить и на его место планировалось выдвинуть Абасова?

– Да, Иосиф Яковлевич сказал мне об этом. Он очень сожалел, что все так произошло.

– Насчет Паушкина ничего не выясняли?

– Господин Дронго, – покачал головой Боташев, – мне уже много лет и я знаю свою работу. Конечно, разговаривал. Он живет в однокомнатной квартире у ВДНХ, поменял ее с трехкомнатной в Подольске, где раньше жил. Его бывшая супруга и дочь переехали в Новосибирск, где живут и сейчас. Жена вышла замуж во второй раз, но не отказалась от алиментов, которые Паушкин ей выплачивал. Я боюсь, что они могут вчинить Абасову еще и этот гражданский иск по содержанию дочери Паушкина, которые он будет обязан выплачивать до ее совершеннолетия. В связи с потерей кормильца, хотя ее мать и вышла замуж. Меня эта проблема чрезвычайно волнует.

Дронго подумал, что у каждого свои проблемы. Ему было важно понять, почему и как произошло это непонятное убийство, а пожилой адвокат беспокоился о гражданском иске, который могли предъявить его клиенту. Каждому свое.

– С кем еще вы разговаривали? – уточнил Дронго.

– С разными сотрудниками банка. Все говорили, что Абасов очень серьезный экономист, прекрасный руководитель, но с тяжелым характером.

– С кем еще?

– С его супругой, с его племянницей. Со всеми, с кем только возможно. Даже с его водителем. И я полагаю, что моя версия защиты имеет право на существование.

– А если судья будет мужчина, то как вы собираетесь его разжалобить? Раскажите другую душеспасительную историю.

Боташев нахмурился. Достал из кармана очки, надел их и укоризненно покачал головой.

– Я вас не понимаю. Вы хотите его окончательно утопить? Я предлагаю хоть какой-то шанс на спасение нашего клиента. А вы все время пытаетесь подсказать мне, как сделать ему еще хуже.

Дронго тяжело вздохнул, уже не пытаясь спорить. С таким адвокатом можно гарантированно получить пожизненный срок. Нужно будет убедить Абасова изменить свои показания. Но как отменить такой важный факт, как отпечатки пальцев убийцы в кабинете Паушкина, где был устроен беспорядок, и показания двух свидетелей, которые своими глазами видели, как убийца наносил последние удары. Нужно будет переговорить и со следователем, чтобы уточнить некоторые факты.

Он не стал больше мучить вопросами пожилого адвоката, понимая его позицию. Боташев уже смирился с мыслью, что его подзащитному будет обязательно вынесен обвинительный приговор, и собирался лишь облегчить участь Абасова, пытаясь хоть как-то смягчить безусловное обвинительное заключение. Через полчаса они уже входили в кабинет следователя Катусева.

Молодой тридцатилетний следователь Катусев был не только племянником генерального прокурора, хотя это было его главным достоинством. Он отличался своебразной хитростью, умел беседовать с подозреваемыми, находить общий язык со свидетелями. По-своему это был иезуитски ловкий и достаточно толковый специалист. Но учитывая родственные связи, его должностная карьера складывалась чрезвычайно успешно. И все понимали, что после завершения этого громкого дела, которое, конечно, же «случайно» досталось ему, Катусева ждет новое повышение и перевод на должность следователя по особо важным делам. Там можно было получить звание советника юстиции, а затем и старшего советника, сделав превосходную карьеру для своих тридцати лет. Важно было не сорваться и избежать видимых ошибок. Но в последнем громком деле, которое вел Катусев, ошибиться было практически невозможно.

Вице-президент банка испытывал антипатию к молодому и перспективному сотруднику своей организаци. Сначала он к нему просто придирался, затем устроил погром в его кабинете. После чего приехал в отель, где снял номер Паушкин, и нанес ему девять ножевых ранений в присутствии двух свидетелей. Дело было абсолютно ясным и очень громким. Не каждый раз в роли обвиняемого мог выступить вице-президент московского банка. И какого обвиняемого. Не обычное хищение или мошенничество, которое нужно было долго и терпеливо доказывать с помощью тысячи документов и справок и которое могло всегда «лопнуть» в суде. А убийство с отягчающими вину обстоятельствами, за которое Абасову могли дать пожизненное заключение, на чем и собирался настаивать выступающий на суде прокурор.

Все было настолько ясно и безупречно выверено, что Катусев уже примерял новые погоны и думал о новом назначении. Адвокатов он встретил широкой улыбкой. У него была несколько вытянутая лисья мордочка, узкие глаза, уже начинающая лысеть голова, что причиняло ему много моральных страданий, заставляя втирать в умирающие волосы массу различных лекарств.

– Добрый день, Жагафар Сабитович, – весело начал следователь протягивая руку, – а это, очевидно, второй адвокат. Очень приятно. Садитесь, господа. Как к вам обращаться?

– Меня обычно называют Дронго.

Катусев пожал ему руку.

– Странное имя, – несколько озадаченно сказал он, – садитесь. У меня хорошие новости. Скоро мы заканчиваем нашу работу и собираемся передать дело вашему клиенту для ознакомления. Учитывая, что все бумаги он уже подписал, я думаю, для ознакомления дела ему не нужно будет много времени.

– Мы ознакомимся с делом, – кивнул Боташев.

– Вот и чудненько, – обрадовался Катусев, – и тогда мы сразу направим его в суд. Зачем человека долго мучить в тюрьме. Тем более в нашей тюрьме. Мы, конечно, предоставили ему неплохую камеру на четверых, учитывая его прежний статус. Мы же люди, понимаем, что в камеру с двадцатью рецидивистами его отправлять нельзя. Но тюрьма все равно остается тюрьмой.

– Похвальная заботливость, – иронично заметил Дронго.

Катусев насторожился.

– Мы стараемся думать о людях, – осторожно сказал он, – все, что мы делаем, это прежде всего...

– Забота о человеке, – закончил за него Дронго.

– Ценю вашу шутку, – улыбнулся следователь, – вы уже оформили документы, чтобы представлять интересы Абасова в суде?

– Конечно. У меня к вам несколько вопросов.

– Пожалуйста. Дело настолько ясное и безусловное, что я готов ответить на любые ваши вопросы.

– Каким образом Абасов мог узнать, в каком номере находится Паушкин? Он кого-то спрашивал, узнавал, уточнял?

– Наверно, спросил, – ответил Катусев, – мы специально не занимались этим вопросом, но это не так важно. В справочной отеля всегда можно узнать, в каком номере проживает тот или иной гость.

– В таких отелях не дают справок подобного рода, – возразил Дронго.

– Он мог узнать у портье или консьержа, – пожал плечами следователь, – это не так важно. Самое главное, что он узнал и поднялся в номер.

– Ясно. Вы знаете, сколько стоит номер в этом отеле?

– Примерно знаю. А почему вы спрашиваете?

– У Паушкина был не такой высокий оклад, чтобы позволить себе снимать номер в этом отеле. Он имел однокомнатную квартиру в районе ВДНХ. На метро двадцать минут, не больше. Зачем ему снимать номер в таком роскошном отеле? И учтите, что он платил алименты своей бывшей супруге на содержание их дочери.

– Я не знаю, зачем он снял этот номер, – нахмурился Катусев, – может, он хотел там с кем-то встретиться. Может, ему нравилось жить в таком отеле. Это не имеет отношения к убийству.

– А может, наоборот, имеет непосредственное отношение. Ведь нам важно понять, почему там оказались и Паушкин, и Абасов. Как они могли оказаться в одном отеле и в одном номере?

– Это не загадка Шерлока Холмса, – усмехнулся Катусев, – Паушкин снял номер и приехал туда примерно в половине седьмого или чуть позже. Абасов появился в половине восьмого, поднялся в номер своего сотрудника и устроил драку. На камерах внутреннего слежения видно, как они поднимались в номер. Когда из комнаты начали раздаваться крики, туда поднялись двое сотрудников службы безопасности. Они открыли дверь и увидели, как Абасов убивает Паушкина. Вот и вся загадка. Остальные детали не имеют отношения к убийству. Важно, что эти двое были знакомы и между ними оказались неприязненные отношения.

– Уважаемый Валерий Георгиевич, – возразил Дронго, – насколько я понимаю, вы уже несколько лет работаете следователем. Неужели вас не настораживает это необычное дело? Вице-президент банка совершает убийство столь нетрадиционным способом. Приходит в номер отеля и там бьет ножом своего сотрудника. Он мог его уволить или нанять киллера для исполнения такой задачи. Но приходить самому... Это настолько не укладывается в разумную логику. На почве каких отношений могла возникнуть столь явная антипатия?

– Сотрудники в банке считают, что Абасов невзлюбил Паушкина с первого дня его работы в центральном аппарате. У меня есть их свидетельские показания. Вот, пожалуйста, показания Орочко, это начальник отдела, показания Клычковой, это секретарь Абасова. Не нужно искать темную кошку там где ее нет. Так, кажется, говорили в одном известном детективе, – усмехнулся Катусев.

– Так, – согласился Дронго, – значит, вас ничего не насторожило и ничего не удивило?

– Нет, – убежденно ответил Катусев, – ничего. У нас сколько угодно таких случаев. Вы правы, обычно менеджер такого ранга или руководитель банка нанимает киллера, чтобы убрать не понравившегося ему человека или даже своего сотрудника. Цена за Паушкина не была бы большой. Пятьдесят тысяч долларов – стандартная плата за работу киллера. Абасов при желании мог нанять несколько киллеров. С его доходами это была не проблема. Просто они все обнаглели. Эти олигархи, банкиры, бизнесмены, вице-президенты... Они считают, что им все позволено. Они могут не только грабить, но уже и убивать. Такая теория вседозволенности. И презрение к тем, кто стоит ниже их по социальной лестнице. Вот Абасов и решил даже не нанимать киллера, а лично расправиться со своим сотрудником. Он был уверен, что ему все сойдет с рук и такого высокопоставленного сотрудника банка не посмеют посадить в тюрьму. Но он ошибся. И вы ошибаетесь, если полагаете, что я должен продлить следствие в силу каких-то неустановленных причин. Дело практически завершено. Осталось подписать обвинительное заключение, ознакомить с ним обвиняемого и передать его в суд.

– Теперь я понимаю, что ошибался, – грустно заметил Дронго, – очевидно, вы принадлежите к категории следователей которые никогда не ошибаются.

– Да, – разозлился Катусев, – я стараюсь работать так, чтобы никогда не ошибаться.