Текст книги "Совесть негодяев"

Глава 7

В Ташкенте все было как обычно. Прекрасная погода, улыбающиеся люди, как всегда, довольно уютный и оттого такой знакомый аэропорт. Правда, в отличие от прошлых лет почти не было лозунгов и приветствий на русском языке, обещавших выполнить пятилетку за более короткий срок. Исчезли и торжественно-монументальные портреты членов Политбюро, среди которых всегда особенно красиво смотрелась фотография Шарафа Рашидова, признанного поэта и благодетеля родного края.

Во времена правления «выдающегося борца за мир и генералиссимуса», получившего даже орден «Победа» спустя несколько десятилетий после войны (в таких случаях обычно писали – «награда нашла своего героя через много лет»), в городе все было спокойно и чинно, как и полагается в хорошем восточном государстве. Традиционно почитались старики, уважались женщины, строго соблюдалась существующая иерархическая лестница чиновников. Собственно, ничего не изменилось даже после революции. Это наивные люди в Москве полагали, что если сбросить с женщин паранджу и научить всех затягивать галстуки на шее, можно будет строить социализм. На самом деле государства Средней Азии действительно начали развиваться. Но при строгом соблюдении уже существующих традиций и норм.

Сидевший во главе республики первый секретарь считался настоящим восточным эмиром или падишахом. Соответственно и власть и богатство у него были эмирские. И милости, которыми он одаривал своих подчиненных, тоже были шахскими. Одному мог дать дом, другому квартиру, третьему целую область. Коммунистическая фразеология была всего лишь прикрытием для этих людей. В каждой области соответственно сидел свой сатрап, боявшийся лишь эмира. В свою очередь, в каждом районе сидел свой бек – первый секретарь райкома партии, который и имел соответствующую власть бека или хана. Ни больше и ни меньше. При непременном условии соблюдения правил игры.

Каждый дехканин знал, что в районе есть только один хан – и это первый секретарь райкома партии. Жизнь всех остальных людей зависит от его взгляда или настроения. В области соответственно все знали, что самый главный – первый секретарь области, способный казнить и миловать по своему усмотрению. И наконец, в республике все знали, что падишахом является первый секретарь ЦК Компартии. Правда, у каждого падишаха, как и полагается в доброй восточной сказке, был свой злой визирь – второй секретарь ЦК, присланный из Москвы и наблюдавший за местными аборигенами. Но визиря быстро покупали дорогими подарками и обильными угощениями. И власть падишаха оставалась неизменно величественной и грозной.

Был еще великий султан, который сидел в Москве. И все знали, что султан еще более грозный и сильный, чем сам падишах. Но до этого султана было далеко, и он почти никогда не вмешивался в дела местных правителей, требуя лишь лести в свой адрес, полного подчинения своих вассалов и денег на содержание своей армии. Все это исправно посылалось в Москву, и в сердцах людей была благодарность и умиление за заботу султана об их процветании. Султан понимал, что нельзя ломать существующую систему, и милостиво позволял падишаху и его ханам править по своим законам.

Наивные люди, которые иногда попадались в среде интеллигенции, считали, что строят в республиках Средней Азии социализм. На самом деле, шагнув из феодализма в социализм, там строили свой, уникальный феодальный социализм со всеми атрибутами восточного правления. С учетом менталитета народа и его стоического отношения к богатым и грозным правителям.

В восемьдесят втором в далекой северной столице к власти пришел новый султан. Это был нервный и жестокий правитель. Он начал проверять, как живут его подданные в далеких жарких странах, и прислал для этого целую бригаду следователей, решивших, что они могут изменить менталитет целого народа. Следователи начали ломать устоявшуюся систему. Люди с ужасом следили за их действиями. Тысячелетиями здесь знали, что без подарка судье или правителю никак нельзя. А приехавшие чужие люди стали сажать за это благородное дело в тюрьму. Они даже объявили, что в республике (хорошо, что они не проверили другие республики) все поголовно дают и берут такие подарки. При проверках выяснилось, что действительно дают и берут все. Все без исключения. Да и как можно было отказать уважаемому человеку, пришедшему с подарком для твоих детей или близких. Не важно, что вместо подарка проситель приносит пачку денег. Это все равно «бакшиш» – подарок, и не взять его – значит обидеть уважаемого человека, нарушить традиции, а это делать никак нельзя. Но чужие пришельцы начали ломать устоявшиеся тысячелетиями порядки, навязывая свои новые. Пришельцы были жестокие и глупые, поэтому стали хватать всех подряд, не понимая, что таким образом вообще ничего не добьются.

В конце концов так и получилось. Пришельцев отозвали, а все уважаемые люди, обвиненные непонятно в каких грехах, остались по-прежнему уважаемыми людьми и вернулись к своим обязанностям.

В конце восьмидесятых в Москве начались волнения. В Средней Азии искренне не понимали, чего недостает этим смутьянам. Живут, как все, соблюдают законы, есть хлеб, нет войны, что еще нужно? Когда в августе было объявлено о создании ГКЧП, во многих республиках Средней Азии (и в Закавказье) к этому отнеслись с полным пониманием и даже одобрением. В некоторых городах люди поздравляли друг друга с наведением должного порядка. Но смутьяны опять все спутали. Они прогнали уважаемых людей и вообще закрыли Коммунистическую партию. Наивные люди, они не понимали, что в Средней Азии почти нет коммунистов. Это просто чиновники, называемые таким образом, чтобы их как-то выделять из общей безликой массы трудящихся.

А однажды жители этих стран с ужасом узнали, что в Беловежской Пуще их страну просто упразднили. И они могут теперь существовать как хотят, отдельно, по своим собственным законам и порядкам. Грубо говоря, у них просто отняли их общий дом, вытолкав в шею на улицу. Теперь нужно было жить самостоятельно.

Первыми поняли колоссальную выгоду нового положения сами падишахи. Теперь над ними не было грозного султана, больше не будет никаких проверок, никаких отчетов. Теперь они настоящие падишахи, по всем законам восточного мира. И вот уже проводятся фарсовые выборы, и падишахов объявляют не первыми секретарями, как их называли раньше, а президентами. И если раньше, раз в пять лет, проводились показные «курултаи» – съезды, на которых все всегда знали, кого изберут, и избирали единогласно, то теперь отпала необходимость и в этом. И вообще не нужны больше никакие выборы. Президенты один за другим проводят «общенародные референдумы» и под ликующие крики своих сатрапов и ханов объявляют себя пожизненными президентами. Все довольны, особенно сами падишахи.

Многие из них начинают «откровенно сознаваться», что всегда верили в Аллаха или Христа. Что никогда не верили в порочную коммунистическую систему. Сами жрецы и проповедники, наставники и пастыри, они становятся вдруг ярыми противниками того, о чем еще вчера говорили с трибун. Под радостный визг президентских придворных принимаются новые законы и навсегда запрещаются партии коммунистов – партии антихриста.

И тысячи, миллионы людей, еще вчера видевшие своих Падишахов в роли Жрецов коммунизма, ныне видят этих же людей в роли Жрецов демократии. Воистину нет пределов человеческому бесстыдству. Все президенты-падишахи объясняют это внезапным прозрением. Какое поразительное историческое совпадение! Лидеры сразу полутора десятков стран вдруг «прозревают». В один момент. Все сразу. Оказывается, до этого они ничего не знали и не понимали. А теперь все знают и понимают. Все вместе, все разом. Словно небесная благодать осенила всех сразу – скопом. И тогда начинаешь думать – что есть совесть человеческая?

Дронго думал об этом, когда аэропортовский автобус вез его по направлению к городу. Он знал эту сторону жизни. Знал и презирал людей, отказавшихся от своих идеалов, легко предавших и перечеркнувших всю свою жизнь, зачастую предававших своих отцов и дедов во имя получения сиюминутной выгоды, не понимая, что сами будут преданы своими собственными детьми, усвоившими, что главный итог жизни может быть уроком предательства. Измены собственной судьбы.

Но он хорошо знал и другое. В некоторых странах не оказалось сильного падишаха, или его не было в нужный момент, в нужном месте. И тогда наступал хаос гражданской войны. В Таджикистане погибло сто тысяч человек, пока наконец новый падишах не навел порядок. В Грузии страна раскололась на ряд враждебных лагерей, и великая нация героев и князей, любовников и хвастунов оказалась вдруг вынужденной убивать друг друга, пока наконец не прилетел старый новый царь Грузии и не начал наводить порядок на многострадальной земле своей. И снова, и снова задавал себе вопрос Дронго: что лучше? Сильный падишах, при котором демократия задирает свою юбку и отдается первому встречному, разумеется насилующему ее с согласия главного сутенера – самого падишаха, или хаос неустроенного общества, трагедия гражданской войны, боль и кровь сотен тысяч людей? И он не знал ответа на этот вопрос. Ибо любой из ответов был порочен по своей сути, а третьего варианта просто не существовало.

В Ташкенте он быстро нашел указанный адрес, который ему передал Родионов. В этом доме жил Юсуф Юсубов, бывший полковник КГБ, работавший в Первом отделе узбекского Комитета и в свое время тесно сотрудничавший с Родионовым во время афганской войны. Последние три года Юсубов был на пенсии. И именно к нему послал Родионов, считая его самым надежным для помощи Дронго.

Подойдя к калитке старого дома, Дронго осторожно постучал. Почти сразу залаяла собака, послышались детские голоса. Дверь открыла миловидная девушка лет пятнадцати.

– Вы к кому? – спросила она по-узбекски. Дронго, знавший турецкий язык, понял ее.

– Мне нужен Юсуф Юсубов, – по-русски сказал он.

– Ах дедушка, – на чистом русском языке произнесла девушка, – проходите, я его сейчас позову.

Дронго вошел во двор. Огляделся. У дерева, где прямо на земле лежало несколько ковров, играли двое маленьких детей. Большая черномордая овчарка настороженно следила за перемещением незнакомца, по пока не подавала признаков враждебности. Недалеко от дверей был расстелен еще один ковер. На нем стояли несколько небольших пиал и чайник. Очевидно, это было место хозяина дома. В традиционном узбекском халате показался высокий мужчина лет шестидесяти. Рукопожатие было крепким. Только седые усы выдавали возраст Юсуфа-ака. Глаза были молодые и очень внимательные.

– Я приехал от Родионова, – просто сказал Дронго.

– Это я понял, только посмотрев на тебя. Тебе сколько лет? – спросил хозяин дома.

– Тридцать семь.

– Значит, я старше почти вдвое. Мне скоро шестьдесят пять будет. Поэтому я могу тебя на «ты» называть. Когда ты приехал?

– Два часа назад.

– Чего же ты стоишь? Садись, – показал на большой ковер Юсуф-ака. – Жена, у нас гость в доме, – крикнул он, повернув голову.

Из дома уже выходила жена с подносом теплых лепешек. Следом две девушки, среди которых была и знакомая Дронго, открывшая дверь, несли новый чайник и пиалы с сахаром.

– Устраивайся поудобнее, – показал на лежавшие вокруг маленькие подушечки-тюфяки хозяин дома, – сейчас нам кушать принесут. Я еще тоже не обедал. Словно тебя ждал.

Дальше все было, как обычно бывает в гостеприимных восточных домах. Гостя кормили до одурения, предлагая попробовать различные блюда, появлявшиеся, словно по волшебству. И лишь когда обед закончился и снова принесли чай, они приступили наконец к деловой беседе. Дронго рассказал о цели своего визита. Ему важно было встретиться с Будаговым и уточнить, почему Чешихин прилетал так срочно в Узбекистан. Конечно, если Будагов захочет разговаривать с ним.

Юсуф-ака в свою очередь рассказал о новом прокуроре города – грозном Камалове, который начал безжалостно наводить порядок, искореняя наркомафию, особенно сильную в этом городе. Вчера на Алайском рынке был убит начальник одного из районных отделов внутренних дел, известный хапуга и вымогатель – Рахимов. Камалов приказал провести в городе облаву, чтобы найти преступников во что бы то ни стало. Правда, злые языки уже говорили, что смерть Рахимова на руку Камалову, ибо Рахимов был человеком министра внутренних дел, а тот, в свою очередь, недолюбливал Камалова. Министр и Рахимов были земляками из Бухары и не любили столичных щеголей, к которым, безусловно, мог быть отнесен очень представительный и импозантный прокурор города.

Выйти на Будагова было не очень просто. Он был достаточно известным и уважаемым человеком в городе. Человек, сумевший протолкнуть на должность прокурора столицы своего юрисконсульта, был, по местным масштабам, фигурой очень значимой. Юсубов понимал, что так просто идти к Будагову нельзя. И он начал обзванивать своих знакомых. У любого живущего в городе за полвека набирается несколько тысяч знакомых, среди которых может оказаться и нужный человек. К вечеру выяснилось, что супруга Будагова – родственница бывшего подполковника КГБ, ранее работавшего с Юсубовым. По просьбе Юсуфа-ака он взялся организовать на следующий день встречу приехавшего гостя с Исой Будаговым.

Ночевал Дронго в доме Юсубова. Несмотря на все его просьбы, его так и не отпустили в гостиницу. Утром следующего дня он уже сидел в монументальном офисе банка Будагова, ожидая, когда тот его примет. Строго говоря, это был не филиал банка Караухина, а самостоятельный крупный банк со своими филиалами и счетами. Но для успешного ведения дел, уклонения от налогов и других маленьких хитростей Будагову выгодно было зарегистрировать свой банк как филиал банка Караухина. Местные власти не смогли бы при желании конфисковать имущество банка, так как оно принадлежало чужому государству. Будагов учитывал любые обстоятельства, которые могли случиться в неспокойное время суверенного существования Узбекистана.

Иса Будагов принял гостя, сидя в огромном кожаном кресле за роскошным столом, привезенным сюда из Италии, в светлом костюме, с неизменно благожелательной улыбкой на лице. Кабинет был огромный – метров двести. Дронго пришлось сделать шагов пятьдесят, прежде чем он оказался перед главой банка. Тот энергично пожал ему руку и пригласил садиться. Очень красивая и миловидная девушка-секретарь внесла столик с отлично заваренным кофе. Бизнесмены Востока наивно считали чай пережитком прошлого, предпочитая пить кофе, который они не любили, но демонстрировали при этом свою приверженность западным стандартам жизни. После взаимного обмена любезностями Будагов поинтересовался, откуда приехал гость и какое у него важное дело к главе банка.

– Я приехал по поручению Аркадия, – сказал Дронго.

– Какого Аркадия? – не сразу понял Будагов. Или сделал вид, что не понял.

– Чешихина. Он был у вас несколько недель назад.

– А-а-а, – равнодушно произнес Будагов, – действительно был. Так я слушаю вас.

– Вы знаете, что случилось у нас в Москве?

– Конечно, знаю. Убили моего друга и приятеля, главу нашего центрального офиса Сергея Караухина. Я, к сожалению, не смог поехать на похороны, у меня почки не совсем нормально работают. Но от нас полетела большая делегация. Мир его праху, хороший был человек.

Странно, что он сам не полетел на похороны, подумал Дронго. Если он был такой больной, то как, бросив все свои дела, встречался с Чешихиным прямо во время похорон. Интересно, какие у них могли быть важные дела, что оба самых близких к Караухину человека даже не смогли присутствовать на его похоронах.

– Вы знаете, что случилось потом? – спросил Дронго.

– Конечно, знаю. Дела у нас сейчас идут неважно, в Москве проверяют центральный офис банка, непонятно кого ищут. А убийц Караухина до сих пор не нашли. Как, вы сказали, вас зовут?

Дронго назвал фамилию, на которую у него были документы, выданные Родионовым. Паспорт, правда, был заграничный, но фотография была его, и годен он был еще на два года.

– Странно, что Аркадий мне не позвонил насчет вас, – заметил Будагов.

Ничего не знает или делает вид, что ничего не знает, насторожился Дронго.

– Он не мог вам позвонить, – терпеливо произнес Дронго, – его убили.

Банкир воспринял эту весть более спокойно, чем это можно было ожидать. Он только покачал головой.

– Хороших людей убивают. Какое время сейчас ужасное. Никому нельзя доверять.

Последняя фраза относилась явно к самому Дронго.

– Да, возможно, – согласился гость, – поэтому я прилетел лично, а не послал вместо себя кого-нибудь. Аркадий говорил мне, что вы самый надежный человек. И в случае его смерти советовал обратиться к вам.

– Конечно, конечно, дорогой. Пейте кофе, – непривычно засуетился вдруг банкир, – я сейчас вернусь. Извините меня.

Он поднялся со своего кресла и прошел в заднюю дверь, плотно затворив ее за собой. Во второй, внутренней, комнате его ждал светловолосый блондин лет сорока. Увидев вошедшего банкира, он кивнул головой.

– Это Дронго, – сказал блондин, – тот самый. Он не должен уйти отсюда живым.

Глава 8

Если санкцию на проведение проверки банка Караухина Пахомову удалось добиться с трудом, то запрос в канцелярию самого премьера заместитель прокурора отказывался подписать наотрез.

– Вы с ума сошли, – шипел он, – никогда не нужно зарываться, Павел Алексеевич. Это просто неприлично. Что я скажу, если вдруг сюда позвонит премьер-министр и спросит, на каких основаниях прокуратура просит у него отчета по входящим бумагам в его канцелярию? Вы представляете, какой будет скандал?

– Мы же не проводим проверку канцелярии премьера. Мы просто просим сообщить, была ли послана такая бумага и если была, то кому именно она была направлена. И все, – скромно сказал Пахомов.

– Не надо изображать из себя ничего не понимающего дилетанта, – взвизгнул заместитель прокурора, – вам это не идет. Я не подпишу такую бумагу ни за что на свете. Ищите сами. Не обязательно привлекать к своей собственной персоне такое повышенное внимание.

– Разрешите тогда обратиться к прокурору республики, – мрачно попросил Пахомов, – у меня просто нет другого выхода.

– Догадываетесь, куда он вас пошлет? – спросил заместитель прокурора. – И, кстати, правильно сделает. Или вы подозреваете самого премьера в убийстве Караухина?

– Нет, конечно, – улыбнулся Пахомов, представив полного премьера в роли вооруженного боевика, – но это письмо может очень помочь нам в установлении важных фактов.

– Нет, – решительно отрезал заместитель прокурора, – вы меня не убедили. Если хотите, можете обращаться к прокурору, но только обязательно сообщите ему, что я вам отказал. Хотя нет, подождите, я сам ему позвоню.

Он осторожно снял трубку прямого телефона с и. о.

– Простите меня, Илья Константинович, – бархатным голосом сказал заместитель прокурора республики, сразу изменив тон, – ко мне тут Пахомов пришел. Да, наш следователь по особо важным делам. Да-да, вы правы. Недавно назначенный. Сейчас он явился ко мне и просит дать санкцию на письмо в канцелярию премьер-министра. Ему нужно узнать про одно письмо. Да, правильно, в канцелярию премьера.

Пахомов смотрел на меняющееся лицо заместителя прокурора республики.

– Нет, я не шучу, Илья Константинович, – упавшим голосом сказал заместитель прокурора, – да, конечно, я понимаю. Да, я все понимаю. Нет, конечно, не подписал. Да, это наша проблема. Все понял. Все понял. Я так и думал. Спасибо. До свидания. – Он положил трубку и гневно посмотрел на Пахомова.

– Все поняли? – коротко спросил он. – Никакого письма не будет. Он говорит – следователи дурака валяют от безделья, поэтому и приходят с подобными предложениями. Никакого письма не будет. Можете быть свободны.

Поняв, что спорить бесполезно, Павел Алексеевич тяжело поднялся и пошел к выходу. И в этот момент снова позвонил телефон.

– Слушаю вас, – быстро поднял трубку хозяин кабинета. Звонил прямой телефон и. о. – Да, конечно. Задержитесь, – крикнул заместитель прокурора уже выходившему в коридор Пахомову, – да, это тот самый следователь, который ведет дело об убийстве Караухина. Конечно, понимаю. Понимаю. Да, большая общественная значимость. Спасибо, большое спасибо, вы всегда нам помогаете. Хорошо, я скажу, чтобы он подготовил письмо. Да свидания.

Пахомов стоял, ничего не понимая.

– Готовьте письмо, – не смотря ему в глаза, сказал заместитель прокурора республики, – Илья Константинович его подпишет.

Уже сидя у себя в кабинете, Пахомов пытался понять, что произошло. Почему и. о. так внезапно изменил свое мнение, когда узнал, что дело касается убийства Караухина? Почему он так быстро изменил свое решение? Миллион долларов, вспомнил Пахомов. Конечно, миллион долларов. Ему нужно, чтобы остались вещественные доказательства его участия в расследовании этого преступления. Такая сумма должна остаться в прокуратуре. Вот он и согласился подписать это письмо. Миллион долларов. Кажется, эта сумма просто затуманила всем мозги.

Он в раздраженном состоянии сел за составление письма. Валентина Комарова еще не было, он обещал сегодня зайти несколько позже. Пахомов посмотрел на часы. Ребята должны были приехать к нему через полчаса. За это время он успел составить письмо и отнести его в приемную прокурора республики. Ребята появились точно в срок. На Жене Чижове, как обычно, была кожаная куртка, Антон был одет строго в темный костюм. Почти сразу появился Комаров. Кивнув уже знакомому Чижову, он поздоровался с Серминовым, назвав себя по имени и отчеству. Последними появились майор Соболев и капитан Перцов, прикомандированные к группе Пахомова. Соболев был из МУРа и считался довольно неплохим специалистом. Он работал в отделе по расследованию убийств уже более десяти лет. Перцов занимался делом Чешихина и по предложению Пахомова также был включен в их группу. Внешне они представляли полную противоположность друг другу. Соболев был неторопливый, спокойный, углубленный в себя человек. Он был родом из Ставрополья и был потомственным казаком. Перцов, напротив, был типичным городским жителем, быстрым, энергичным, вечно опаздывающим. Невысокого роста, он был чем-то похож на Женю Чижова, только в отличие от него имел рыжеватые усы и даже веселые веснушки на лице.

После прихода работников милиции все расселись за столом.

– Итоги нашей работы пока не очень успешные, – начал Пахомов, – мало того, что мы ничего не смогли узнать, мы еще и потеряли двух очень важных свидетелей. Первого, как мы и предполагали, преднамеренно убрали. Теперь уже нет сомнений, что Чешихина убрали специально. Второй важный свидетель – глава компании «Делос» господин Анисов также исчез, и мы пока не можем его найти. Как видите, мы провалились по всем статьям. Теперь мне хотелось бы послушать вас. Давайте начнем с вас, майор Соболев.

Майор был в штатском. На нем был темный костюм и светлая водолазка. Поднявшись, он откашлялся и коротко сообщил:

– Судя по всему, Анисов не покидал Москвы. Сейчас он прячется у своей любовницы. Мы пытаемся узнать ее адрес и выйти на него. Он не столько прячется от нас, сколько от своих кредиторов. Задолжал большие суммы. Думаю, скоро мы его найдем.

– Как скоро? – спросил Пахомов.

– День-два, не больше.

– Хорошо. Капитан Перцов, что у вас? Можете не вставать.

– Эксперты подтвердили, что найденный нами автомобиль тот самый, которым был сбит Аркадий Чешихин. Отпечатков пальцев не найдено. Там все сгорело. Но рядом с машиной мы нашли интересный нож. Он самодельный, но очень красивый. Простите, товарищ Пахомов, я его не принес, решил сразу отдать на экспертизу. Там были отпечатки пальцев. Мне показалось это важным для расследования дела. Возможно, его уронил один из преступников, находящихся в автомобиле. Сейчас мы отрабатываем эту версию.

– Еще раз опросите соседей, знакомых Чешихина, – предложил Пахомов, – не может быть, чтобы никто не видел сидевших за рулем людей. За ним наверняка наблюдали. Поезжайте в банк, где он работал, и опросите охранников. Те обычно обращают внимание на чужие машины, останавливающиеся рядом с банком.

– Ясно, – Перцов что-то записал.

– Что у вас? – спросил Пахомов Серминова. Даже к своим работникам гораздо моложе себя он подчеркнуто обращался на «вы».

– Экспертиза, проведенная в банке, подтвердила наличие некоторых крупных кредитов, выдаваемых лично Караухиным. Но никакого особого криминала мы не нашли. Просто покойный часто выдавал кредиты без решения правления банка. Впрочем, это и понятно, банк принадлежал ему лично. Но формально это нарушение. Больше ничего обнаружить не удалось. Банк солидный, деловой. Там не занимались мелкими аферами.

– Такое сообщение могло порадовать только акционеров его банка, – пробормотал Пахомов. – Что у вас, Чижов?

– Насчет машины вам доложил капитан Перцов. По вашему поручению я проверил, куда именно уехал Багиров. Он сейчас в Англии, на лечении, в одной из частных клиник. Выехал официально, по своему паспорту. Сопровождали его сразу одиннадцать человек. Видимо, охрана. Они наняли самолет и вылетели сначала в Хельсинки, а уже оттуда в Англию.

– Почему такой запутанный маршрут? – хмуро спросил Пахомов. – Они не достали билеты на Лондон?

– Нет, – улыбнулся Чижов, – видимо, в целях безопасности. Они зафрахтовали самолет, чтобы не сдавать оружие. Боялись, что Багирова убьют прямо в самолете. А в свой самолет они не пустили никого, сняли с рейса даже стюардесс. Потом из Финляндии они вылетели в Англию. Сейчас они там.

– Всем ясно, какие-нибудь соображения есть?

– Видимо, Багиров и его группа оказались в какой-то мере причастными к убийству Караухина. Только этим можно объяснить столь быструю реакцию и покушение на жизнь самого Багирова уже в день похорон.

– Это не подходит, – задумчиво произнес Пахомов, – если азербайджанская группировка причастна к убийству Караухина, то никто не стал бы назначать приза в миллион долларов. Это нереально. Они могли все решить за гораздо меньшую сумму.

– Тогда не знаю, – развел руками Чижов, – вы думаете, это совпадение?

– Конечно, нет. Но тут явно непонятная история. Майор Соболев, вы, кажется, хотели нам разъяснить некоторые обстоятельства дела. Расскажите всем то, что вы мне рассказывали два дня назад.

Майор снова попытался встать, но Пахомов махнул рукой, разрешив ему сидеть.

– По нашим оперативным сведениям, – начал неторопливо майор, – покойный Караухин и скульптор Рафаэль Багиров принадлежат к разным преступным группировкам. Более того, они принадлежат к противоположным лагерям. Когда в Москве вспыхнула война между местными группами и пришельцами, они были ярыми врагами. Караухин поддерживал группу Лазарева. Тогда на их стороне был и Рябой, эмигрировавший в Америку. Многие подмосковные группировки поддержали Лазарева. В свою очередь, кавказские группировки объединились под руководством Багирова, известного вора в законе Михо и банкира Саркисяна из «Континенталь-банка». Война была очень кровопролитная и завершилась убийствами многих преступных авторитетов, в том числе Михо и самого Лазарева. Но потом было объявлено перемирие. По нашим сведениям, перемирие было заключено при посредничестве группы «жрецов», так называемой преступной группировки Фили Рубинчика. Хотя называть их преступной группировкой не совсем правильно. Они занимаются сбором информации и продают ее желающим. Никаких противозаконных актов не совершают. Интересно, что в машине Багирова на момент покушения находился очень известный человек, адвокат Гольдберг, который был убит, по существу приняв на себя удар, предназначенный Багирову.

– Вот видите, – сказал нетерпеливый Чижов, – значит, моя версия правильная. Багиров и Караухин были врагами.

– В последнее время нет, – возразил ему Соболев, – наоборот, они все время пытались как-то достичь согласия, компромисса. Дикая уличная преступность, массовый разбой на улицах города одинаково раздражали Караухина и Багирова. Нет, по нашим данным, в последнее время они не воевали. Возможно, что покушение на Багирова в день похорон банкира Караухина не случайно. Кто-то намеренно нанес удар, попытавшись вновь поссорить закавказские группы с московскими. Это, возможно, грандиозная провокация, но мы пока ничего не знаем.

– Знаем, – сказал вдруг Комаров, – кое-что знаем. – Все посмотрели на представителя ФСБ. – По сведениям нашей службы, – осторожно сказал Комаров, – покушение на Рафаэля Багирова было спланировано и организовано его соотечественниками совместно с чеченской группой Хаджи Асланбекова. Специально для операции был выбран день похорон банкира Караухина. Внешне это могло выглядеть как месть сторонников Караухина замешанному в преступлении против их лидера Рафаэлю Багирову. Так мне сообщили у нас в контрразведке. Это все, что я знаю.

Наступило молчание. Все переглядывались.

– Значит, скоро начнется новая война между людьми Багирова и Асланбекова? – спросил осторожно Соболев.

– Если Багиров узнает, кто именно готовил покушение, – конечно, начнется. Он ведь остался в живых, – согласился Комаров.

– Ладно, с этим все ясно, – подвел итог Пахомов, – версию Багирова мы можем исключить. Хотя возможно, что сведения ФСБ также не совсем точны, и нам нужно всегда помнить и о таком возможном варианте.

– Думаю, это правильно, – поддержал его Комаров, – мне сказали, что это сведения пока предварительные. Ничего более определенного сообщить не смогли.

– Нужно будет связаться с группой Варнакова и узнать, какие у них данные по расследованию, – предложил Чижов.

– Это я сделаю прямо сегодня, – кивнул Пахомов. – Значит, Женя Чижов, как самый молодой и самый настойчивый, поедет вместе со мной в управление делами Кабинета министров. Нам нужно узнать, куда пошло письмо, копию которого мы нашли у Чешихина. Оно было зарегистрировано в журнале исходящих документов банка, но почему-то хранилось у погибшего помощника Караухина дома. Мы сделали ксерокопию, которую возьмем с собой для сверки. Соболева прошу усилить работу с агентурой. Пока у нас нет даже малейшей зацепки. И найдите наконец нам этого Анисова. Он нам очень нужен. Перцов работает с найденным ножом. Нож самодельный, я вас верно понял?

– Да.

– Опросите всех, кто мог его сделать. Пусть эксперты дадут заключение по рукоятке и состоянию металла, из которого был сделан нож. В общем все, как обычно. Отпечатки пальцев, надеюсь, сохранились?

– Плохие, но есть, – кивнул Перцов.

– Хоть какие. Нужно опросить там на месте жителей соседнего поселка. Может, кто видел эту машину. Вернее, две машины. Они ведь должны были приехать на двух автомобилях, чтобы один сжечь. Понимаете?

– Конечно. Но меня волнует другое, – сказал вдруг Перцов.