Текст книги "Будь моим (иллюстрированный)"

Он останавливается на светофоре. Кладет ладонь мне на руки и сдвигает их чуточку ниже. Касание аккуратное, едва ощутимое, как взмах крыльев бабочки. Я предательски покрываюсь мурашками. Радуюсь, что на мне его худи с длинными рукавами и он ничего не замечает.

– Первый раз на байке? – интересуется он.

– Не-а, – вру я. Не собираюсь признаваться, что на таком я еще не каталась.

Он ничего не отвечает. Загорается зеленый свет, и мы срываемся с места. Гул мотора, ощущение его тела. Вихрь эмоций. Калейдоскоп чувств. Я отвлекаюсь, смотрю по сторонам. Листья наконец распустились. Вечерние лучи солнца сквозь кроны деревьев играют со мной в прятки и, поймав, ослепляют. Я так ждала весны! Тепла, светлых вечеров и того ощущения праздника, которое она приносит в нашу жизнь. Мы мчимся мимо мостов, Эйфелевой башни, мимо эспланады Инвалидов, все дальше и дальше. Наконец заезжаем на брусчатку площади Согласия. Обелиск в самом центре сверкает золотом под заходящими лучами. Отель «Крийон» загорожен лесами, прикрытыми рекламой компании Луи Виттона и их новой сумочки «Pont 9». А над зданием морского министерства развевается французский триколор… Красивые мелочи прекрасного вечера.

– Где именно тебя ждут друзья?

Мистер V возвращает меня на землю. Я бы так каталась и каталась. Погружаясь в ритм города. В шум машин. В суету людей, перебегающих дорогу на красный свет, велосипедистов и туристов, застывающих на каждом углу, чтобы сделать снимок. Даже странно, что рядом с ним мне так комфортно… Не хочу, чтобы эта поездка заканчивалась. Взгляд падает на колесо обозрения. Огоньки уже включены, и оно крутится, демонстрируя всем желающим панорамы Парижа.

– Не хочешь прокатиться на колесе? – тихо спрашиваю я.

Он медленно поворачивает голову в мою сторону. Ему чертовски идет этот шлем. На первый взгляд он обычный. Чисто черный. Ничего особенного. Но я впервые в жизни тащусь от того, как парень выглядит в шлеме. Мистер V вообще любит все простое, неброское, и это подходит ему. Подчеркивает его внешность, не отвлекая на ненужные детали.

– Прокатиться на колесе? – озадаченно переспрашивает он.

– Когда ты последний раз сидел в кабинке?

Он замолкает. Глаза цвета кока-колы задумчивы.

– Я – в детстве, – делюсь я. – На Рождество. Помнишь, это колесо ставили лишь на зимние праздники, а весной вновь разбирали?

– А потом они поняли, что деньги можно делать круглый год, – усмехается он.

– Какая нам разница, о чем они подумали! Паркуйся, и давай покатаемся.

Мужчины любят спонтанных, сумасбродных дам. «С такими не соскучишься», – говорят они. А мне даже не надо притворяться. Я всегда иду на поводу у своих маленьких желаний. Если не сейчас, то когда?

– Ты всегда раздаешь приказы? – Уголок его губ приподнимается в кривой усмешке.

– Прокати меня на колесе – и я прощу тебе грубость по отношению к моим родителям.

– Я думал, что должен подвезти тебя к друзьям и ты все простишь, – отзывается он.

Пожимаю плечами:

– А сейчас мне хочется прокатиться на чертовом колесе.

– И почему именно я должен выполнять твои желания?

– Потому что тебе тоже этого хочется, – тихо-тихо шепчу я ему.

– Очень дешевая уловка, – отзывается мистер V, но все же паркуется.

Я спрыгиваю с байка и улыбаюсь:

– Главное, что сработала. Пошли!

Он снимает шлем и взлохмачивает волосы.

– Надеюсь, ты не выкинешь меня из кабинки… Иначе как объяснить твое неожиданное желание?

Мистер V даже не подозревает. Я покоряю его! Улыбаюсь своей лучшей улыбкой и легко провожу ладонью по его предплечью. Парни любят, когда к ним прикасаются. Хоть любовь к близости приписывают женщинам, у меня достаточно опыта, чтобы знать. Они тают, как мороженое на солнце, от наших нежных касаний.

– Все самое лучшее в мире происходит спонтанно. Поверь, моя спонтанность подарит тебе лучшие секунды жизни.

Он ловит меня за руку и тянет на себя.

– В какую бы игру ты сейчас ни играла, знай: ничего не выйдет. Я с малышами не вожусь.

Его глаза… темные, глубокие, шипучие.

– Никогда? – слетает с моих губ.

– Никогда, – подтверждает он.

– Никогда не говори «никогда», – эхом отзываюсь я и переплетаю наши пальцы. – Но знай: ты абсолютно не в моем вкусе.

Мистер V тихо посмеивается, но не выпускает мою руку из своей. Он позволяет мне отвести его к кассе.

– Спросил бы про твой вкус, но неинтересно.

– Дай угадаю! Потому что и я не в твоем вкусе?

– Ты такая смышленая.

– И тебе даже не хочется меня распробовать?

– Боюсь отравиться.

– Ты сказал «влюбиться»? – Я нахально ему подмигиваю, он оглядывает меня сверху донизу и ничего не отвечает. Интересно, что скрывается за этим взглядом? Какие мысли роятся в его голове?

Мы поднимаемся по ступенькам к кассе. Очередь совсем небольшая и быстро двигается вперед.

– Добрый вечер! Два билета, будьте добры, – вежливо прошу я у мужчины на кассе.

– Двадцать четыре евро, пожалуйста.

Я хлопаю глазами, глядя на мистера V. Он тянется за бумажником.

– Ты не взяла с собой денег?

– На свидании всегда платит мужчина.

– Даже не буду уточнять, с каких пор мы на свидании, – бормочет он, оплачивая билеты.

– Правильно. Не стоит, а то еще выяснится, что тебе это нравится.

– Но знаешь, что интересно? Похоже, женщины используют равноправие, только когда им выгодно.

Я приподнимаю бровь.

– Мужчина, – начинаю я, когда мы наконец проходим к белой кабинке. – Мне стоит начать с разрыва в оплате труда или с элементарного налога на розовое?[9]9
  Налог на розовое – маркетинговый ход, явление на современном рынке, когда товары с пометкой «для женщин» стоят дороже аналогичных товаров для мужчин. Как правило, отличаются они только цветом.


[Закрыть] Весь этот патриархальный мир обязан покупать мне кофе и платить за меня на всех свиданиях!

Он садится напротив меня и тихо посмеивается:

– Как скажешь. Я никогда не спорю на тему феминизма.

– Почему?

– Потому что я всецело поддерживаю женщин в их стремлении поставить мужчин на место.

– Это не основная цель феминизма!

Он смотрит на меня веселым снисходительным взглядом:

– Но это твое любимое занятие, не правда ли?

Он не так прост, как мне хотелось бы.

– Разве что ставить на место самовлюбленных баранов, которые в первые секунды знакомства снимают футболку, чтобы похвастаться своим прессом.

– Я знал, что ты влюбилась в меня с первого взгляда. – Он улыбается и отправляет мне воздушный поцелуй.

До чего же он обаятельный засранец!

Колесо тем временем поднимается все выше и выше, открывая нашему взору прекрасный закат над Парижем. Малиновые разводы вперемешку с огненно-красными полосами разукрасили небо. Здания кажутся такими миниатюрными, машины – игрушечными. Вся суета остается там, на земле. А здесь, в небе, так спокойно. Волшебно. Сказочно. Закат над Парижем – самое прекрасное, что есть в этом мире.

– Черт, я не думал, что оно поднимается так высоко. – Мистер V неуверенно ерзает на сиденье и отворачивается от окна.

– Ты никогда на нем не катался?

Он молча качает головой. Ему неуютно, и он опускает глаза в пол. И до меня доходит.

– Ты боишься высоты!

– Какая ты догадливая, – тихо отзывается он.

– Я никогда не встречала людей, которые боятся высоты! Тебе страшно смотреть в окно? – искренне интересуюсь я.

Мистер V поднимает голову и ловит мой взгляд.

– Представляешь, как странно! Мне не страшно смотреть на тебя, а вот на вид снаружи – да.

– Удивительно! Это же так красиво! Смотри, там башня, мост Александра Третьего, Сена. Париж как на ладони. А этот закат!

– Спасибо, я лучше полюбуюсь тобой, хотя есть вероятность, что меня стошнит.

– Интересно, моему однокласснику Жану понравится история о том, что ты пищал как девчонка на чертовом колесе? – с улыбкой спрашиваю я.

– Шестое чувство подсказывает мне, что он больше оценит мою историю, – закатив глаза, отзывается он.

– Но если ты будешь хорошо себя вести, то твой писк останется между нами, – будто не слыша его, продолжаю я.

Мистер V бросает неуверенный взгляд в окно и, клянусь, бледнеет. Мы поднялись на максимальную высоту…

– Сколько кругов делает эта штука?

– Три.

– Черт! – Он закрывает глаза.

Видно, что ему не до шуток. И даже мне становится не по себе. Надеюсь, он не упадет в обморок. Хотела обольстить, а он тут сознание потеряет!

– Я могу тебе как-то помочь?

– Твоя спонтанность, похоже, со мной не срабатывает. Какого черта я сюда забрался? От тебя одна головная боль…

Весь его тон пропитан сожалением. И по какой-то неведомой причине меня это бесит.

– Ах вот как? – негодую я и в порыве доказать ему обратное наклоняюсь к его лицу.

У него красивые губы. Полные, соблазнительные. Нижняя слегка потрескалась, будто искусанная. Темная щетина на подбородке добавляет ему мужественности и притягательности. Он делает глубокий вдох, словно чувствует исходящий от меня запах и понимает, что я совсем близко. Его глаза все так же закрыты. Он весь напряжен. Я медленно наклоняюсь. Мое сердце от волнения готово выпрыгнуть из груди. Достаточно ли я смелая? Смогу ли я? Первоначальный порыв немного поутих. Но я не даю сомнениям одержать верх над собой.

– Моя спонтанность, – шепчу я ему в губы и, отбросив все страхи… целую его. Нежно-нежно, приникая к его губам.

Они такие теплые и такие мягкие.

Щетина покалывает подбородок, его вкус заполняет мой рот. Неожиданно он кладет руку мне на шею и притягивает меня ближе. Я не успеваю удержать равновесие и практически падаю на него, но он ловит меня и сажает себе на колени. Не останавливая поцелуй, напротив, углубляя его и заполняя всю меня. Он буквально удерживает меня на себе, притягивая все ближе и ближе до тех самых пор, пока между нашими телами не остается свободного пространства. Его язык нежно поглаживает мой, губы жадно приникают к моим. Это так же восхитительно, как полет.

Я запускаю руку ему в волосы. Шелковые… Мягкие кудри растворяются между моими пальцами. Исходящее от него тепло обволакивает. Поцелуй становится все более страстным. Дыхания не хватает. Я урывками ловлю воздух, и его запах проникает в легкие. Всюду лишь он. Его запах, его вкус, ощущение его тела. Его сила, нежность, напор. Его нескрываемое желание. Голова идет кругом. Мы останавливаемся, когда слышим неуверенное постукивание в кабинку.

– Простите, – неловко сообщает работник, – сессия окончена.

Я смотрю на мистера V во все глаза. Дыхание прерывистое, губы горят, сердце выпрыгивает из груди. Три круга пролетели за один миг. Точнее, за один крышесносный поцелуй. Мистер V смотрит на меня внимательным, изучающим взглядом.

– Твоя спонтанность сведет меня с ума, – тихим шепотом признается он.

Мои губы расползаются в довольной улыбке. Очко в мою пользу.

– Все, что происходит на колесе обозрения, остается на колесе обозрения.

Я спрыгиваю с его колен и выбегаю из кабинки.

– Меня ждут друзья! – бросаю я на прощание.

– Погуляем завтра? – Он ловит меня за талию и притягивает к себе.

– Я не гуляю с незнакомыми людьми, – шепчу я ему в грудь. От него пахнет морским бризом. А также свободой и приключением.

– Ты с ними только целуешься?

– Мой поцелуй спас тебя.

– Твой поцелуй погубил меня.

Я пожимаю плечами:

– Придется тебе теперь с этим жить.

– Я заеду за тобой завтра в это же время. – Он упрямо стоит на своем.

Мне это нравится, но я качаю головой:

– Никаких свиданий с малышами.

– Порой приходится делать исключения.

– Ты не будешь моим исключением.

– А ты будешь моим… Полин.

Он произносит мое имя так красиво. Тихо, с хрипотцой. Пульс ускоряется, мурашки предательски бегут по телу.

– Месье, имени которого я не знаю… – бормочу я, стараясь скрыть реакцию на него.

Он наклоняется к моему уху. Это так интимно, так завораживающе. Таинственный шепот касается кожи:

– Валентин.

У меня перехватывает дыхание. Я заглядываю в темные глаза, которые так красиво искрятся.

Валентин…

Глава 8. Валентин

ДО ЧЕГО ЖЕ ОНА КРАСИВА! Не могу избавиться от этой мысли. Не тогда, когда эти огромные глаза Бэмби смотрят на меня, а губы так покраснели после нашего с ней поцелуя.

– Валентин. – Она будто пробует на вкус мое имя, перекатывая его на языке.

– Завтра в это же время буду ждать тебя перед домом, – упрямо повторяю я.

Не знаю, во что она играет и какую цель преследует, однако мне все равно. Этот поцелуй… я определенно хочу повторить его. А такое бывает редко.

Полин довольно улыбается. Ей льстит моя настойчивость. Я наклоняюсь к ней близко-близко и шепчу на ухо:

– Не делай вид, что не будешь меня ждать.

– Это ты зовешь меня на свидание, а не я тебя, – самодовольно напоминает она.

– Говорит девушка, которая поцеловала меня. – Мои губы расползаются в ухмылке.

Легкий румянец покрывает ее скулы. Мне чертовски нравится смущать ее. Она заправляет прядь волос за ухо и с вызовом приподнимает подбородок.

– Всего лишь поцелуй, ничего особенного в нем не было.

Я ловлю ее кисть и переплетаю наши пальцы.

– В нем было особенно все.

И это чистая правда. Ее губы так идеально подошли моим. Ее вкус. Ее запах… Голова идет кругом.

– Хорошо, – неожиданно соглашается она, – завтра в это же время я буду ждать тебя у своего дома. А сейчас мне пора.

– Я подвезу тебя.

Она качает головой:

– Меня ждут друзья.

Не хочу, чтобы она уходила, но в то же время вижу по ее лицу: она хочет скорее уйти.

– Пытаешься убежать от меня?

Она замирает, будто удивлена, что я раскусил ее план.

– Всегда лучше уйти первой, чем… – Полин запинается. – Ну, ты понимаешь.

Она неловко посмеивается, а мне интересно, что же скрывается за маской самовлюбленной девицы, под которой она так умело прячет все остальное.

– Завтра в это же время, – напоминает Полин и потихоньку разжимает пальцы, отпуская мою руку.

– До завтра, – бормочу я, хотя все еще не согласен так прощаться, но понимаю, что она не даст мне большего. Она неловко машет мне на прощание и отворачивается.

– Полин, – зову я, и она медленно оборачивается, – тебе еще долго ждать совершеннолетия?

Широкая улыбка озаряет ее лицо.

– Что, страшно?

– Есть немного.

– Еще три месяца. У меня день рождения в июне.

– А число?

– Все равно не запомнишь.

– Ну а вдруг?

Она наклоняет голову набок:

– Три месяца – это девяносто дней, быть может, мы уже и знать друг друга не будем.

– Ты не из тех девушек, которые в первый же день знакомства планируют свадьбу и выбирают имена детям? – Я хватаюсь за сердце, делая вид, что шокирован.

Она громко хохочет:

– Нет, точно не из тех.

– А из каких тогда?

Полин пристально смотрит мне в глаза:

– Вот и выясни сам.

Она убегает по лестнице вверх, ее силуэт скрывается в парке среди толпы и деревьев. Убегает в моей толстовке, подаренной Марион. Говорят, клин клином вышибают; может, это оно? Сумасбродная малолетка, лишившая меня покоя. Она так и не ответила на мой вопрос.

Вдыхаю воздух вечернего города и пытаюсь унять тревогу в душе. Отец больше не звонил, после того как Полин ответила на его звонок. Но с ее уходом в груди вновь появляется неприятное, липкое ощущение страха. Он никогда не звонит просто так. Он делает это лишь ради своего интереса. Есть только один человек, который может быть в курсе происходящего. Мой дедушка Ан тони. Моя единственная семья. На часах уже десять вечера. Дед ложится рано. Будь это что-то важное, он бы сам набрал и все рассказал. А значит, что бы это ни было, я дождусь утра и не буду будить Антони сейчас. Завтра утром накуплю его любимых булочек, заеду к этому старому пройдохе и узнаю, в чем дело.

Когда умерла мама, он стал единственным человеком, который всегда был рядом. Что удивительно, он дедушка по папиной линии, а отец оставил новорожденного меня и уехал в Бразилию, заявив, что не собирается менять молодость на памперсы.

Я был совсем маленьким, когда мама заболела раком. Воспоминания о ее болезни смутны и невнятны. Может, оно и к лучшему: я не помню, как она страдала. В целом я не помню маму. Лишь какие-то ощущения, которые она дарила мне. Объятия, нежные касания и ее улыбку… Она вся светилась при взгляде на меня. Свет исходил из глубины темных глаз, искрясь теплом и заботой. Так светится любовь. Лишь с годами я это понял. Мне было пять лет, когда ее не стало. Пришел дедушка и забрал меня к себе. Тот день я не забуду никогда. Я обрел обожающего меня папи[10]10
  Дедушка (фр.).


[Закрыть] и навсегда потерял маму.

Жизнь… У нее самые кинематографичные повороты. Мы с дедушкой стали семьей. Нет, он не обнимал меня, как это делала мама. Но в его взгляде абсолютно так же, как и у нее, сияла любовь. По сей день я вижу этот огонь в бледно-голубых старческих глазах. Отца же я впервые увидел в тринадцать лет. Он приехал, чтобы попросить денег. Дед прогнал его. С тех пор я прошел через все стадии «брошенного ребенка». Злость. Желание быть любимым. Выклянчивание любви. Осознание, что ты никому не нужен и тобой только пользуются. Вновь злость. Я бы хотел сказать, что проработал эту травму и дошел до конечной стадии – равнодушия. Но этого не произошло. Я все так же злюсь. Только у этой злости уже менее эгоистичные причины. Я злюсь на отца за то, как он относится к деду. И за то, что он считает, будто мы ему чем-то обязаны. Эгоистичный кусок дерьма, моральный компас которого напрочь поломан.

Телефон в кармане начинает вибрировать. От одного этого ощущения все тело деревенеет. Только бы не он! Бросаю взгляд на экран, и, к моей радости, там высвечивается имя Лео.

– Да, – отвечаю я и сажусь на байк.

– Ты где? – И прежде чем я успеваю ответить, он вываливает на меня: – Мы в баре недалеко от блинной, в которой как-то ужинали. Помнишь тот креп с четырьмя сырами? – Это так похоже на него – запомнить место благодаря еде.

– В Латинском квартале? – уточняю я.

– Да-да! Подъедешь?

В Латинском квартале обычно не протолкнуться. Студенты всего Парижа, как сардинки в банке, ютятся в барах и кафе. Там всегда шумно и весело. Узкие улочки и брусчатые мостовые, существовавшие уже во времена Римской империи, видели столько пьяной молодежи, сколько, я уверен, не видел ни один другой город мира. Так сложилось исторически. Квартал построен вокруг Сорбонны. Она – его сердце, а студенты – бурлящая кровь.

– Тут симпатичные девчонки! – восклицает мой лучший друг. – Приезжай, с тобой мои пикапы всегда проходят успешно.

Я слышу мужские голоса на заднем фоне.

– А с кем ты?

– С Жаном и его другом Полем.

– Поль – брат Полин?

– Это кто? – спрашивает Лео и тут же тянет: – А-а-а! Сейчас вернусь, парни! – говорит он не мне.

Я слышу сопение в трубке и его неловкие «Пардон, пропустите, пожалуйста». Я же говорю: как сардинки в банке.

– Так, я вышел на улицу, ты еще тут?

– Нет, отправился покорять космос.

– Значит, та самая Полин – его сестра и одноклассница Жана! – не реагируя, продолжает Лео.

– Ты невероятно догадлив, Шерлок! – ехидничаю я.

– Поэтому он про тебя так расспрашивал.

– А что он спрашивал? – Тут уже и мне становится любопытно.

– Стандартно: сколько тебе лет, чем занимаешься. Но он не выглядел ревнивым братцем.

– В каком смысле?

– В том смысле, что он скорее переживал за тебя, чем за нее, – задумчиво бормочет Лео, – а это немного… странно?

– Думаешь, его сестра – серийная убийца и он пытался тебя об этом предупредить? – шучу я.

Лео хмыкает.

– Думаю, что она ест таких, как ты, на завтрак и ее брату это прекрасно известно. Главное, сбереги яйца!

– Они все еще при мне.

– Так говорит каждый, кто их потерял, – громко смеясь, сообщает Лео.

Сквозь разговор в телефоне появляются посторонние длинные гудки. Я хмурюсь и смотрю на экран. Незнакомый городской номер… странно.

– Лео, мне кто-то звонит, позже наберу.

– Так ты придешь?

– Да, я как раз недалеко.

– Ждем!

Я молча сбрасываю и принимаю второй вызов.

– Валентин Тильяни?

– Да.

– Вас беспокоит мадам Дюпре из госпиталя…

Шум в ушах перекрывает все ее слова. Пульс ускоряется.

– Падение с лестницы. Перелом бедра, требуется операция… Несчастный случай… Вы меня слышите?

Я будто под водой и детали произошедшего слышу урывками. Все внутри обрывается с каждым произнесенным ею словом. Трясу головой.

– Месье, вы меня слышите? – повторяет она в трубку.

– Он живой? – сиплю я.

На том конце тяжело вздыхают:

– Да, месье. Он живой.

– Адрес… будьте добры.

В легких не хватает воздуха. Она диктует, а я чувствую, как руки трясутся. Стараюсь сделать глубокий вдох, но он застревает где-то в горле.

– Я сейчас приеду, – еле слышно говорю я и сбрасываю звонок.

Насколько может быть опасен перелом бедра в семьдесят четыре года? Твою ж мать! Надеваю шлем и завожу мотор. Вижу перед собой лишь дорогу. Мне прекрасно известно, где располагается госпиталь Сен-Луи. Помню, как в детстве упал со скейта и сломал локоть. Дед отвез меня именно туда. Я тогда плакал крокодильими слезами и в одну секунду покрылся пóтом от боли. Это, пожалуй, все плохие воспоминания о том переломе. Дедушка не отходил от меня ни на секунду, попросил врача нацепить мне на гипс зеленый непромокаемый бандаж и сказал, что у меня теперь есть сила Халка. Его смешило, что из всех супергероев моим любимчиком был Халк. Тупица, который, кроме как «крушить», ничего другого не умел. Но меня вдохновляло, как осторожно все к нему относятся. Никто не станет злить Халка просто так.

Интересно, что в детстве я не задумывался над возрастом деда. Он не казался мне молодым или старым. Он был вне времени. И лишь с годами, при виде все новых и новых морщинок на знакомом лице, осознание неумолимо и безжалостно приходило: он не будет со мной вечно. Наступит день, когда его не станет.

Гоню что есть силы. Этот день не настанет сегодня. Сам не понимаю, как добираюсь до места, и быстро паркую байк. Ненавижу госпитали. Хоть я и не помню, как болела мама, но помню стерильную чистоту и одинаково одетых врачей. И все это вызывает во мне отвращение. Сен-Луи ничем не отличается. Белый, чистый и одинаковый персонал бродит по коридору. Я направляюсь к стойке.

– Месье Тильяни? – встречает меня медсестра перед табло «Информация». Я вижу свое отражение в ее круглых очках.

– Да, – отвечаю немного сконфуженно. А самому страшно: почему она меня встречает? – Только не говорите… – Голос предательски сипит.

– Ваш дедушка ждет вас в палате, – ровным тоном произносит она, – пойдемте, я покажу вам дорогу.

Замираю на месте. Он жив. Жив. В груди вновь начинает биться сердце. Делаю заторможенный шаг за ней. В голове уйма вопросов, но не могу ничего произнести вслух.

– Давайте, давайте, – поторапливает она меня.

От нее веет холодом и отчужденностью. Как только мы подходим к палате, я сразу же вижу отца. Он сидит на серебристой скамье, вытянув длинные ноги в проход. Так похоже на него. Бесить одним своим видом всех вокруг очень в духе моего отца. Он трет усталые красные глаза и встречается со мной взглядом. Всегда испытываю облегчение от понимания, что мы абсолютно не похожи. Португальские корни моей мамы взяли верх, и от его светлых волос и серых глаз во мне нет ничего. Также я выше и сложен иначе. От меня не укрылось, как медсестра поджимает губы при виде его. Кажется, они уже успели познакомиться.

– О, приперся! – со свистом говорит отец и оглядывает меня сверху вниз. – Нашел время для деда, наследничек?

Последнее слово он произносит с нескрываемым отвращением. Это его самая главная проблема и самое большое негодование, а также сожаление, что не затащил мою мать на аборт, пока была возможность. Папаша высказал эту мысль сам, как только узнал, что квартира и все нажитое дедом перейдет после его смерти ко мне. А узнал он об этом, когда, набравшись смелости, потребовал свое наследство заранее.

Я делаю вид, что даже не замечаю его.

– Где мой дедушка? – спрашиваю я у медсестры.

Она молча указывает на дверь справа и добавляет:

– С ним сейчас врач.

– Я могу войти?

– Конечно. Может, хоть вы выслушаете, что скажет доктор… до того, как требовать нотариуса, – бросает она и стреляет взглядом в моего родственничка.

Я киваю и, постучав, переступаю порог. Кошмар становится явью. Дед на больничной койке, с поднятой ногой, бледный, слабый и немощный. Сердце пропускает удар. При виде меня в глубине старческих глаз загорается тот самый огонек, который дарит мне толику надежды.

– Валентин, – хрипло произносит он, но в этой хрипотце столько радости!

Врач поднимает голову от бумажек и смотрит на меня с некоторой опаской.

– Доктор, расскажите ему все-все, – просит дед, а сам пальцем показывает на стул у койки. – Садись, мой дорогой. Сейчас тебе поведают, какой я у тебя увалень.

Я сажусь рядом и беру его дрожащую кисть в свою.

– Что бы ни случилось, ты поправишься, – твердо произношу я, хотя в глубине души у меня нет в этом уверенности и мне дико страшно.

– Для этого необходима операция, – начинает доктор, – у него перелом бедра, и на место костей нужно вставить спицы. Процесс выздоровления может занять неопределенное время. Потребуется физиотерапия и так далее. Но зато месье Антони не будет привязан к постели и есть шанс, что он сможет вести полноценную жизнь.

Доктор смотрит мне прямо в глаза и чеканит каждое слово, будто пытается передать мне всю их важность.

– Я за операцию! – с жаром говорит дед, и его рука в моей начинает дрожать сильнее. – Не могу провести остаток своих дней, лежа в постели в чертовом памперсе!

Стыдно признать, но моя голова словно в вакууме. Мне так хочется, чтобы где-то вдали зазвенел будильник и все происходящее оказалось лишь страшным сном.

– Вам нужно разрешение на операцию? – тихо спрашиваю я.

Ему семьдесят четыре года, любое хирургическое вмешательство опасно. Есть шанс, что он вовсе не проснется. Я прекрасно понимаю это по тому, как врач опускает глаза в пол.

– Да, нам нужно, чтобы вы подписали определенные документы.

Закрываю глаза и тяжело вздыхаю.

– Ваш отец отказался.

Брови деда сходятся на переносице.

– Я не могу остаться прикованным к постели до самой смерти, Валентин, – тихо-тихо шепчет он, – тебе придется их подписать.

Открываю глаза и всматриваюсь в его лицо.

– А если с тобой что-то случится?

Он слышит страх и боль в моем голосе. Эти две эмоции невозможно не заметить.

– Значит, такова судьба, – спокойно, даже покорно отзывается он.

– В задницу такую судьбу!

– Все будет хорошо.

Какой сюр. Мне становится стыдно, ведь это я должен его успокаивать. Вместо этого он пытается унять мои страхи. Но я не уверен, что могу взять на себя такую ответственность. Если я подпишу эту бумагу, а он не очнется после операции, будет ли это моей виной? Как жить с сознанием, что это я отправил его в операционную? Дед будто читает мои мысли.

– Ты же знаешь, он никогда не подпишет, – сипит дед. – Это должен сделать ты.

Я молчу. Меня мутит.

– Я буду ухаживать за тобой, мы найдем сиделку.

Дед вырывает руку из моей и смотрит на меня с отчаянием.

– Нет-нет! Я не могу остаться инвалидом до конца своих дней!

– Я не могу потерять тебя! – срываюсь я.

И как только эти слова слетают с моих губ, я осознаю, насколько эгоистичен.

– Прости, – шепчу я.

– Очень прошу тебя, дай разрешение.

Поджимаю губы и медленно киваю:

– Я подпишу.

Доктор мгновенно сует мне под нос документы и ручку. Он явно не хочет, чтобы я передумал.

– Вот здесь подпись и тут, а еще вот тут.

– Когда будет операция?

– Завтра вечером. Мы немного порастягиваем ему кожу и мышцу. – Доктор рукой показывает на бандаж, закрепленный в воздухе. – Ему дали сильное обезболивающее.

– Я останусь с тобой, – говорю я деду.

– Нет-нет, езжай домой, – пытается воспротивиться он.

– Это не обсуждается.

– Ты же знаешь, он опять начнет… – Антони бросает неловкий взгляд в коридор.

– Тебе сейчас не об этом нужно думать, – резко заявляю я, – ты должен пообещать мне, что все выдержишь и не откинешь копыта в операционной.

Медсестра, ахнув, неловко прикрывает рот. Глаза деда весело сверкают. Это именно то, что он хочет услышать от меня. Не сопли, переживания и страхи. Ему нужен вызов. В этом мы с ним похожи.

– Дорогой внучок, ты не скоро погуляешь на моих похоронах, – отзывается он.

Я чувствую, как его кисть дрожит в моей руке, и крепче стискиваю ее. Если бы я мог отдать ему капельку своей молодости, своих лет, своего здоровья и силы, я бы не задумываясь сделал это.

Под действием лекарств дед несет бред всю ночь и постоянно называет меня именем отца: «Эрик, Эрик». Я не могу заснуть ни на секунду. Тревога снедает изнутри. Оттого, что дед настолько не в себе, мне становится совсем страшно.

– Что с ним? – спрашиваю я медсестру.

– Это побочный эффект от лекарств и шока, который он испытал при падении.

– Его рассудок?.. – Я не успеваю договорить.

– С ним все будет нормально, как только дозировка препаратов снизится. Вы должны понимать: мы не могли иначе. Перелом в таком возрасте очень болезненно переносится.

Всю ночь дедушка зовет меня именем сына и бормочет о том, как любит, скучает и как же плохо меня воспитал. Я слышу столько боли в его голосе. Столько терзаний и неприкрытого разочарования. Для меня становится полной неожиданностью, когда он возмущенно восклицает:

– Валентин, а ну-ка быстро пошел домой! Хоть душ прими!

Я резко подскакиваю на стуле. Мне казалось, что под лекарствами он даже не замечал моего присутствия. Но, оказывается, я ошибся.

– Сколько можно протирать зад на этом стуле? – продолжает возмущаться он.

Конечно, Антони делает вид, что его это бесит. Но я знаю: на самом деле ему необходимо мое присутствие.

– Тебе нужно в душ!

– Приму после твоей операции.

– До этого времени планируешь портить воздух в моей палате?

– Именно.

– Несносный мальчишка!

В палату входит доктор. Окидывает нас взглядом и коротко кивает.

– Через час мы забираем вас.

– Через час? – севшим голосом переспрашиваю я.

Дед в отличие от меня рад услышать эту новость.

– Отлично, доктор, сделайте мне железную ногу, чтобы я был почти как Железный Кулак![11]11
  Железный Кулак – персонаж комиксов издательства Marvel Comics.


[Закрыть]

Я смотрю на врача и даже злюсь. Выражение его лица непроницаемо. Он улыбается, но эта улыбка не касается его глаз.

– Сделаю из вас самого крутого супергероя, Антони!

– А ты вали домой и принеси мне травку! – восклицает в мою сторону дед и, поигрывая бровями, добавляет: – Доктор, у нас только врачебная, в целях профилактики!

Медик хмыкает:

– Такую и я вам достану.

– Вы волшебник, доктор!

У меня нет слов, шуток и даже мыслей в голове. Кровь в висках напряженно постукивает.

– Сколько будет длиться операция?

– Четыре часа.

– Сделай доброе дело, улыбнись и убери это кислое выражение с лица. – Дед похлопывает меня по плечу. – Я переживу ее и потом еще обгоню тебя в беге, внучок!

Я знаю, что он делает. Валяет дурака, чтобы не было так страшно. Это у нас семейное. Мы мастера прикрывать шутками свои тревоги и страхи. Но сегодня, в эту секунду, я не могу собраться и преодолеть этот кошмар.

– Все так и будет, – нахожу в себе силы и твердо произношу я.

Спустя час его забирают на операцию, а я остаюсь с бешено колотящемся сердцем и ужасом, пожирающим меня изнутри…

Не знаю, куда спрятаться от этого чувства. Четыре часа тянутся слишком долго. Я впиваюсь взглядом в настенные часы в коридоре и слежу за тем, как медленно двигается стрелка. У меня разряжен телефон, но нет сил даже попросить зарядку у медперсонала. Отец всеми силами пытается привлечь мое внимание.