Текст книги "Отзвуки эха"

Глава 6

Амадее де Валлеран было девятнадцать месяцев и десять дней, когда война наконец закончилась. Шел тысяча девятьсот восемнадцатый год. Голубоглазая блондинка, чересчур крупная для своего возраста, вызывала восторг и у своих родителей, и у Цуберов. Мария понимала, что, как только придет конец войне, молодой семье, прожившей с ними последние два года, придется уехать. Остаться в Швейцарии навсегда Беата и Антуан не могли. Едва воюющие страны подпишут мирный договор, Швейцария откажется предоставлять убежище беженцам.

К Рождеству восемнадцатого года молодые люди были сыты по горло спорами, куда им лучше ехать: в Германию или во Францию. Семья Антуана наотрез отказалась принять его жену и полукровку-дочь в фамильном замке в Дордони, по-прежнему всячески выказывая свою неприязнь к Беате. Переход ее в католицизм не имел для родных Антуана никакого значения. Для них она была и навсегда останется еврейкой, поэтому двери родного дома оказались для Антуана закрытыми. Дела Беаты были не лучше. Письма, посланные ею родителям и Бригитте, по-прежнему возвращались нераспечатанными. Беата напрасно гадала, есть ли у сестры ребенок. Сама она очень хотела второго, и поэтому они с Антуаном не делали ничего, чтобы воспрепятствовать зачатию, но, к удивлению Беаты, все их усилия оказывались бесплодными. Это было странным, ведь Амадея появилась на свет ровно через девять месяцев после их свадьбы. Но все равно они были безоблачно счастливы. Девочка свободно бегала повсюду, совала крошечный носик в каждый уголок и без умолку болтала на собственном тарабарском языке. Цуберы относились к ней как к своей внучке, и заранее переживали, как станут скучать, когда она уедет.

В феврале Антуан получил письмо, которое все и решило. Его друг, с которым они учились в кавалерийской академии, сообщал, что купил за гроши великолепный замок в Германии, с замечательными, хотя и обветшавшими конюшнями. Этот друг, которого звали Жерар Добиньи, хотел восстановить их, а также весь замок для себя и жены. Он просил Антуана взять на себя управление конюшнями и сделать все, что тот сочтет нужным, для их процветания: закупить самых лучших и дорогих лошадей, нанять тренеров и конюхов. Жерару Антуан был известен как несравненный наездник и прекрасный знаток породистых лошадей. Знал он и об увечье Антуана, однако тот заверил приятеля, что больная рука нисколько ему не помешает. И хотя действовала она по-прежнему неважно, какую-то пользу все же приносила. Кроме того, правая рука вполне компенсировала слабую работу левой.

По удивительному совпадению замок, купленный Жераром, находился неподалеку от Кельна, и хотя от родных Беаты не было и намека на то, что они готовы принять молодых, она надеялась, что, если будет жить рядом, ее родители рано или поздно смягчатся.

Но не возможность помириться с Витгенштейнами повлияла на решение Антуана. От жалованья, предложенного Добиньи, было бы неразумно отказываться, да и работа была Антуану по душе. Кроме того, в поместье имелся прекрасный дом для управляющего, который Добиньи предоставлял в его распоряжение. Дом был достаточно просторен не только для них, но и для будущих детей. К концу февраля Антуан дал свое согласие и сообщил Жерару, что приедет в Германию в начале апреля. Это позволяло ему закончить сезонные работы на ферме и сделать все возможное, чтобы помочь Вальтеру. К чете Цуберов, буквально спасшей его семью, Антуан испытывал глубочайшую благодарность. Не будь их, они с Беатой вряд ли пережили бы войну и, уж конечно, вместе бы им не бывать: они не смогли бы пожениться и обеспечить Амадее крышу над головой, ведь их обоих оставили без денег и без жилья. А теперь их спасет предложенная Жераром работа.

Оставшееся до отъезда время Беата по вечерам учила Антуана немецкому. Хотя их наниматель был французом, но тренеры, конюхи и строители наверняка будут немцами, поэтому Антуану необходимо было лучше знать язык, в котором он до сих пор был не силен. Но ко времени отъезда он почти бегло говорил на немецком. Они с самого начала договорились, что Антуан будет говорить с Амадеей на французском, а Беата – на немецком, и таким образом дочь будет с самого начала знать оба языка. Беата надеялась, что в Германии они смогут позволить себе нанять английскую бонну. Знание языков всегда пригодится.

Их финансовое положение трудно было назвать стабильным, хотя оба соглашались, что жалованье, предложенное Антуану, было довольно солидным. Да и работа именно та, которая ему по душе. Все складывалось совсем неплохо. Кроме того, Беата решила предложить услуги портнихи кое-кому из богатых дам, которых она знала по прежней жизни. Может быть, те в разговоре и обмолвятся об этом матери.

Антуан упомянул также, что мадам Добиньи богата. Именно на ее деньги Жерар и собирался реставрировать замок, поскольку своих средств у него было очень мало. Сам Жерар происходил из аристократического, но обедневшего рода, а вот семья Вероники имела значительное состояние. И Жерар пообещал Антуану, что тот сможет купить любых лошадей, каких захочет. Словом, начиналась новая жизнь.

Добиньи никогда прежде не встречались с Беатой и понятия не имели о том, кем она была до замужества. Беата и Антуан, обсудив, как лучше поступить, решили, что будет проще, если они и впредь не будут знать, что она еврейка. Эту часть своей семейной истории они решили сохранить в тайне. Пусть никто не знает об их отношениях с родными. А поскольку Витгенштейны никак не присутствовали в их жизни, нет необходимости объяснять происхождение Беаты. Да и на еврейку она совершенно не походила, как, впрочем, и Амадея, светловолосая и голубоглазая, с точеными чертами лица, унаследованными от матери. Отказ от нее родных по-прежнему оставался для Беаты источником стыда и скорби, и она не хотела, чтобы кто-то об этом знал.

В день отъезда все пятеро горько плакали. Даже Амадея жалобно подвывала, протягивая ручки к Марии. Цуберы отвезли молодую семью на вокзал Лозанны, и Беата, не переставая плакать, обняла их на прощание. Ей было почти так же тяжело, как три года назад, когда она оставила родителей.

Они приехали в Кельн в тот день, когда Амадее исполнилось два года, а когда прибыли в замок, Антуан, хотя и радовался встрече со старым приятелем, все же вынужден был признаться Беате, что находит перспективы угнетающими.

Замок был в ужасном состоянии: очевидно, его давно забросили, оставив разрушаться. Благородное семейство, когда-то владевшее им, лишилось состояния, и в замке никто не жил. В заброшенных комнатах с потолков осыпалась штукатурка, а обои висели клочьями. Конюшни были в еще худшем состоянии. Антуану показалось, что несколько лет уйдет на то, чтобы вычистить и отремонтировать помещения, сделав их пригодными для жилья. Однако уже через месяц-другой Антуан признался Беате, что был не прав в оценке сроков, значительно завысив их. И теперь он с волнением ждал, когда придет время закупать лошадей. Беата любила слушать, как он рассказывает о своих планах, и они часто засиживались допоздна.

Оказалось, что дело идет куда быстрее, чем предполагал Антуан. К Рождеству замок наводнили плотники, маляры, художники, архитекторы, строители, каменщики, садовники, стекольщики – люди самых различных профессий. Вероника и Жерар Добиньи были неутомимы. По словам Антуана, Вероника решила создать дворец. И к его полному восторгу, чета Добиньи ничуть не экономила на конюшнях. Они не жалели денег, и поэтому постройки получались теплыми, чистыми, со всеми современными удобствами и могли вместить до шестидесяти лошадей. К следующей весне Антуан по всей Европе уже закупал лошадей по сказочным ценам. Несколько раз он ездил в Англию, Шотландию и Ирландию и брал с собой Беату. Она обожала эти поездки. Он также несколько раз побывал во Франции и купил трех прекрасных гунтеров в Дордони, в десяти милях от шато, где вырос и где до сих пор жили родные, не желавшие видеть его. Антуан был непривычно молчалив, когда проезжал мимо дома по пути на аукцион в Перигоре, и Беата отлично видела, как он расстроен. Она заметила, с какой грустью он взглянул на ворота и тут же отвел глаза.

Она сама испытала те же самые чувства, когда они вернулись в Кельн. И не смогла устоять перед искушением проехать в такси мимо своего дома, а потом долго плакала, не в силах смириться, что люди, которых она так любила, отказываются ее видеть. Она снова и снова писала им, но по-прежнему безрезультатно. Отец оставался непреклонным. И хотя они с Антуаном уже привыкли жить с этим, но раны сердца так и не заживали, а боль не притуплялась. К счастью, у Беаты были Антуан и Амадея, хотя она часто жалела об отсутствии других детей. Амадее было уже три года, но Беата так больше и не беременела. Их жизнь в Германии была куда более полной и напряженной, чем в Швейцарии, и иногда Беате казалось, что проблема именно в этом. Но в чем бы ни была причина, она начинала думать, что второго ребенка у них так и не будет. Зато она была счастлива с Антуаном и Амадеей и радовалась новому дому. Жерар был не только щедрым нанимателем: Добиньи стали добрыми друзьями им обоим.

Уже через год конюшни были заполнены: Антуан купил для Добиньи пятьдесят восемь чистокровных лошадей. Когда Амадее исполнилось пять лет, он подарил ей пони. Для своего возраста девочка была превосходной наездницей, и родители часто брали ее на верховые прогулки по округе. Они окружали дочь любовью и вниманием, и она отвечала им тем же. К пяти годам она бегло говорила на французском, немецком и английском, а на следующий год пошла в местную школу. Вероника и Беата мало общались, поскольку обе были очень заняты, но прекрасно относились друг к другу. Беата шила для нее и ее приятельниц вечерние платья по разумным ценам. Состояния супруги де Валлеран не сколотили, но благодаря предоставленному Добиньи дому жили достаточно обеспеченно, поскольку сам дом был просторен и хорошо обставлен. Они вели приятную жизнь среди прекрасной природы, и Антуану нравилась его работа, что было очень важным для Беаты. Она была безоглядно счастлива в обществе мужа и дочери.

Правда, иногда ей все же приходилось сталкиваться с напоминаниями о прошлом, и это крайне угнетало Беату. Как-то она увидела на улице Бригитту и очень удивилась: разве та живет в Кельне? Бригитта была с мужем и двумя маленькими детьми, один из которых был примерно ровесником Амадеи. Беата была одна, она приехала в город поездом, чтобы купить кое-какие ткани. Увидев сестру, она остановилась как вкопанная, а затем, не колеблясь, окликнула ее и подошла. Бригитта чуть замедлила шаг, взглянула Беате в глаза, но тут же отвернулась, что-то сказала мужу и поспешно села в ожидавший лимузин. Муж немедленно усадил туда же детей, сел сам, захлопнул дверцу, и машина умчалась. Беата была так потрясена, что даже не зашла в магазин, а поехала обратно и проплакала всю дорогу. Вечером она обо всем рассказала Антуану, и у него сжалось сердце от обиды за жену. За семь лет их супружеской жизни ни та, ни другая семья так и не попытались восстановить отношения. Жестокие люди!

Был и еще один случай: Беата увидела братьев, выходивших из ресторана под руку с женщинами, вероятнее всего, женами. Ульм уставился на Беату, и она поняла, что он узнал ее. Их взгляды встретились, но затем он, глядя словно сквозь нее, прошел мимо с оскорбленным видом. Хорст отвернулся и быстро увел жену. Этой ночью Беата снова плакала, но на этот раз уже от гнева. Какое право они имели так поступить с ней? Как посмели? И все же сильнее гнева были печаль и то же ощущение потери, которое она испытала в тот день, когда ушла из отцовского дома, чтобы выйти замуж за Антуана. Нет, никогда эти раны не исцелятся!

Но хуже всего был тот день, когда она увидела мать. Это произошло за два года до того, как Беата столкнулась с Бригиттой. Они уже два года жили под Кельном, и на этот раз с Беатой была Амадея. Она привезла дочь в город по какому-то делу, но, не удержавшись, подошла к родному дому. Амадея спросила, зачем они сюда пришли. Беата объяснила, что она хочет кое-кого увидеть.

– Ты знаешь людей, которые живут в этом доме?

Было холодно, и Амадея проголодалась, но Беата продолжала стоять, грустно глядя на окна своей бывшей комнаты. Переведя взгляд на окна материнской спальни, она увидела мать и порывисто взмахнула рукой. Мать замерла. Беата принялась лихорадочно сигналить. Дочь в недоумении наблюдала за ней. Моника секунду помедлила, затем наклонила голову и осторожно задернула шторы: верный знак Беате, что питать надежды бесполезно. Беата поняла, что больше никогда не увидит мать. Даже то, что с ней была Амадея, не смягчило сердца ее матери. Не дало ей отваги восстать против мужа. Отныне Беата для них поистине мертва. Гложущая тоска поселилась в душе Беаты. С глухо ноющим сердцем она отвела Амадею в кафе, после чего они уехали домой.

– Кто была та дама, которой ты помахала? – поинтересовалась Амадея, заметив, что мать чем-то очень расстроена.

Беате хотелось сказать дочери правду, но вместо этого она пробормотала:

– Старая подруга. Вряд ли она меня узнала. Мы очень давно не виделись.

– Может, она не заметила тебя, – предположила добросердечная девочка, и Беата печально кивнула. Она долго не решалась рассказать обо всем Антуану. Впрочем, его родители и брат вели себя точно так же, хотя по закону ему предстояло когда-нибудь получить титул, землю и большую часть состояния. Но даже это обстоятельство не имело значения для его родных. Пора было осознать, что прошлое давно похоронено. Зато у них оставались настоящее и будущее.

Если же не считать этих болезненных потерь, жизнь была прекрасна. Антуан и Жерар хорошо ладили. Конюшни процветали. Время от времени Антуан покупал новых лошадей, организовывал охоту, готовил лучших коней для скачек, а самые породистые жеребцы ходили в производителях. Вскоре конюшни Жерара Добиньи уже славились по всей Европе, в основном благодаря Антуану, знавшему о лошадях куда больше их владельца.

Как-то днем Беата примеряла Веронике вечернее платье. Женщины мило болтали, когда Беата вдруг ни с того ни с сего потеряла сознание. Вероника всполошилась, заставила ее лечь на диван, а потом проводила домой. Когда они проходили мимо конюшен, случайно выглянувший Антуан заметил жену. Та была неестественно бледна и шла нетвердой походкой. Антуан как раз давал Амадее урок верховой езды. Он попросил одного из конюхов последить за ней, а сам поспешил догнать женщин. У Вероники был встревоженный вид, но Беата упросила ее ничего никому не говорить, чтобы не волновать Антуана. Сама Беата предположила, что причиной была начинающаяся инфлюэнца либо мигрень, хотя вообще-то она редко болела.

– С тобой все в порядке? – встревожился Антуан. – Ты что-то неважно выглядишь.

Он вопросительно взглянул на Веронику, но та упорно молчала, не желая выдавать подругу. Но и она тоже беспокоилась.

– По-моему, я заболеваю, – призналась Беата, но ничего не сказала о своем обмороке. – Как идет урок? – спросила она, чтобы отвлечь мужа. – На мой взгляд, Амадея слишком бесшабашна, и тебе не следует это поощрять. Заставляй ее быть осторожнее.

В свои семь лет Амадея абсолютно не боялась скакать верхом и, к ужасу матери, особенно любила брать такие препятствия, как ручьи и кусты живой изгороди.

– Боюсь, что ее нельзя заставить, – с сомнением улыбнулся Антуан. – И похоже, у нее на все имеется собственное мнение.

Амадея унаследовала острый ум матери и ее любовь к учебе. Интересы девочки были безграничны. Но родителей беспокоила ее безрассудная смелость. Не было ничего, на что она не отважилась бы. Амадея не знала, что такое страх. Иногда это было и неплохо, но в других случаях безмерно пугало родителей. Беата постоянно опасалась, как бы с ней чего-нибудь не случилось. Возможно, они слишком опекали дочь, но поскольку Амадея была единственным ребенком, родители изливали на нее все свои чувства. Оба очень жалели, что после семи лет брака они имели только одного ребенка.

– Хочешь, я провожу тебя? – спросил все еще не успокоившийся Антуан. И всегда-то очень белая кожа Беаты во время болезни становилась почти прозрачной. Сейчас же ее лицо имело даже какой-то зеленоватый оттенок. Похоже, она снова теряет сознание!

– Нет-нет, все в порядке. Я просто хочу немного прилечь. Возвращайся к нашему маленькому чудовищу.

Антуан поцеловал жену, и женщины пошли дальше. Вероника помогла Беате лечь, а затем ушла.

Вечером, вернувшись домой, Антуан с облегчением увидел, что Беата выглядит почти как обычно, однако утром ей снова стало плохо. С трудом проводив Амадею в школу, она легла. В обед Антуан прибежал проведать жену.

– Как ты себя чувствуешь? – хмурясь, спросил он, поскольку очень тревожился, когда она болела. В этом мире у него остались только жена и дочь, ничего больше не имело значения. На беду, прошлой зимой людей буквально косила эпидемия инфлюэнцы.

– Мне гораздо лучше, – убеждала его Беата, пытаясь улыбнуться. Антуан покачал головой: жена явно хотела его успокоить. Только она совсем не умела лгать.

– Немедленно иди к доктору, – твердо заявил он.

– Да что они знают, эти доктора? Лучше я немного полежу, пока Амадея не вернется из школы. К вечеру встану.

Несмотря на все возражения мужа, Беата собрала на стол, подала Антуану обед, а сама села рядом, чтобы побыть с ним. Но стоило ему уйти, как она немедленно легла.

Прошла неделя, но болезнь так и не отпускала Беату. Теперь Антуан уже откровенно запаниковал.

– Если не пойдешь сама, я отведу тебя за руку. Ради всего святого, Беата, неужели ты хочешь себя уморить? Не понимаю, чего ты боишься?

На самом-то деле она боялась разочарования, поскольку уже начинала подозревать, что с ней такое, только хотела подождать еще немного, чтобы убедиться самой и сообщить Антуану. В конце концов Беата сдалась и согласилась посетить доктора. Тот подтвердил ее предположения, и вечером она встретила мужа улыбкой, хотя по-прежнему чувствовала себя отвратительно.

– Ну, что сказал доктор? – взволнованно спросил Антуан, как только Амадея ушла наверх, чтобы переодеться ко сну.

– Сказал, что я здорова как лошадь… и люблю тебя…

Беата была так счастлива, что едва сдерживала возбуждение.

– Он сказал, что ты меня любишь? – рассмеялся Антуан. – Очень мило с его стороны, но это я и без него знаю. Лучше бы он объяснил, что это с тобой и почему ты так плохо себя чувствуешь.

Но Беата, похоже, была в прекрасном настроении; она буквально хмелела от радости.

– Ничего страшного. Со временем пройдет, – отмахнулась она.

– Он все-таки считает, что это легкая форма инфлюэнцы? Если так, ты, дорогая, должна быть особенно осторожна.

Они оба знали, сколько людей умерли прошлой зимой. С этой опасной болезнью шутки плохи.

– Вовсе нет, – заявила она с сияющей улыбкой. – Скорее это очень определенный и ясный случай беременности. У нас будет ребенок!

Наконец-то. После всех ее молитв. Между их детьми будет восемь лет разницы.

– Правда?

Как и Беата, Антуан давно потерял надежду на второго ребенка. Ведь после Амадеи Беата ни разу не забеременела.

– Как прекрасно, дорогая! Как это прекрасно! – ошеломленно повторял он.

– Что такого прекрасного? – оживилась Амадея, возвратившаяся уже в ночной сорочке. – Что случилось?

Как и все дети, она была очень любопытна, хотя в свои годы уже обладала сильной волей, умом и большими способностями. Она обожала родителей, и они отдавали ей всю свою любовь. Но сейчас Антуан вдруг испугался, что она будет ревновать. Подняв брови, он взглянул на Беату. Та кивнула, словно давая разрешение.

– Твоя мама только что сообщила мне очень хорошую новость, – гордо объявил он. – У тебя скоро будет братик или сестричка.

– Правда? – недоуменно протянула она, и Беата поняла, что Антуан, может быть, прав. Девочка так долго пользовалась безраздельной любовью родителей, что ей вряд ли понравится прибавление в семье, хотя она иногда и говорила, что хочет сестричку.

– Когда?

– В будущем году. Недели через две после твоего дня рождения. Тогда тебе будет восемь, – ответила мать.

– Так долго ждать?! – разочарованно воскликнула девочка. – А нельзя получить сестренку быстрее? Попроси доктора.

– Боюсь, что в таком деле нельзя торопиться, – улыбнулась Беата. Девочка, по-видимому, была уверена, что младенца можно заказать у докторов. Самой Беате было абсолютно все равно, сколько времени это займет: главное, у нее будет ребенок! Он появится на свет к ее тридцатилетию. Антуану этим летом исполнилось сорок два. Но важнее всего для родителей было то, что известие взволновало Амадею так же, как и их самих.

– Ты попросила мальчика или девочку? – допытывалась она.

– Просить не имеет смысла. Приходится брать то, что посылает Господь. Хотя, ради твоего папы, я надеюсь на мальчика, – пояснила Беата.

– Но зачем папе нужен мальчик? Девочки куда лучше. Я хочу сестричку.

– Посмотрим, что у нас выйдет.

Антуан и Беата обменялись нежными взглядами поверх головки дочери. Антуану было все равно, кто родится, лишь бы с матерью и младенцем ничего не случилось.

– Родится девочка, – решительно заявила Амадея, – и она будет моим ребенком. Я буду все для нее делать, можно?

– Если сумеешь помочь маме, я буду только рад, – мягко ответил Антуан.

– А как мы ее назовем? – не унималась Амадея, весьма практичная по характеру.

– Еще успеем подумать, – устало обронила Беата. Она так давно мечтала о ребенке, и когда уже совсем было потеряла надежду, Господь ее утешил! – Нужно выбрать имена и для мальчика, и для девочки.

– Нет. Только для девочки. И я считаю ужасно глупым так долго ждать.

Беата была на третьем месяце, и роды ожидались в середине апреля, до которого, как казалось семилетнему ребенку, была целая вечность.

Беременность Беаты протекала не так легко, как первая, но ведь и сама мать была на восемь лет старше. Почти все время она недомогала, а последние два месяца чувствовала себя так, словно роды могли начаться в любую минуту. Доктор велел ей быть крайне осторожной и не переутомляться. Антуан, как и следовало ожидать, трогательно заботился о ней и все свободное время проводил с Амадеей, чтобы дать отдохнуть жене. Беата целыми днями вязала, и Амадея помогала ей. Они уже связали шапочки, пинетки, свитера и одеяльца, а Беата приготовила еще и крошечные платьица и ночные сорочки, подходившие ребенку любого пола, хотя Амадея настаивала, что будет девочка. Она была поражена, узнав, что ребенок растет в животе матери. Такое ей и в голову не могло прийти, тем более что среди соседских женщин ни одна не ждала ребенка. Правда, Амадея видела беременных раньше, но считала таких женщин просто чересчур толстыми. Теперь же, напротив, все полные женщины казались ей беременными, и Беата уже устала отвечать на ее вопросы.

Последний месяц перед родами Беата не выходила из дома и очень жалела, что рядом нет Марии. На этот раз ребенка должны были принимать доктор и акушерка. Антуана это радовало, но Беата признавалась, что разочарована. Доктор уже предупредил, что не позволит Антуану присутствовать, считая, что это будет его отвлекать от столь серьезного дела. Сама Беата предпочла бы, чтобы рядом были Мария и Антуан.

– Послушай, любимая, мне будет куда спокойнее знать, что ты в надежных руках, – уговаривал ее муж. – Не хочу, чтобы ты подверглась той же пытке, что и в прошлый раз.

Со временем впечатления сгладились, но только у Беаты. Антуан ничего не забыл, и при воспоминании о душераздирающих воплях жены его трясло.

– Может, доктор сумеет ускорить роды, – с надеждой твердил он.

Но, как оказалось, все зависело от матери-природы. Доктор предупредил Беату, что роды могут затянуться, совсем как в первый раз. Прошло восемь лет, а по его опыту вторые роды нередко бывают столь же мучительными, как и первые. Такое заявление отнюдь не ободрило Беату, а при виде акушерки она совсем сникла. Ей до ужаса хотелось вскочить в поезд и вернуться к Марии. Все эти годы они переписывались, и Цуберы тоже волновались за Беату. Антуан давно собирался свозить жену в Швейцарию, но в конюшнях постоянно требовалось его присутствие. Дел с каждым годом становилось все больше.

Как-то Беата и Амадея пришли домой с прогулки позднее обычного. В последние дни Беата чувствовала себя гораздо лучше, она давно уже не испытывала такого прилива сил. Они с Амадеей испекли печенье и приготовили изысканный ужин, решив сделать сюрприз Антуану. Беата как раз собиралась переодеться, когда ощутила знакомую боль внизу живота. Но нечто подобное, правда, слабее, она чувствовала последние несколько недель и решила не обращать на это внимания. Беата переоделась, причесалась, накрасила губы и спустилась вниз, желая убедиться, что за это время индейка в духовке не сгорела.

Вернувшись домой, Антуан нашел жену в превосходном настроении, хотя за столом ей явно было не по себе. Весь вечер ее донимали боли, недостаточно сильные, чтобы вызвать доктора, но довольно мучительные. Беате не хотелось раньше времени волновать Антуана. Амадея в очередной раз пожаловалась, что ждет целую вечность, а ребенок так и не хочет появляться, чем вызвала улыбки родителей, посоветовавших девочке быть терпеливее. Однако когда Беата уложила дочь, заботливо подоткнув одеяло, и спустилась вниз к Антуану, боли усилились.

– Что с тобой? – спросил он, глядя на нее. Сам он наслаждался бренди, что случалось нечасто: достойное завершение достойного ужина. – За весь вечер ты почти не присела.

– Я и так слишком много сижу. И все время отдыхаю. Но со вчерашнего дня у меня словно открылось второе дыхание. Я сейчас чувствую себя куда лучше.

– Вот и хорошо. Но нечего себя изматывать. Не успеешь оглянуться, как появится ребенок.

– Бедняжка Амадея, она так устала от ожидания! – посочувствовала дочери Беата. Неожиданно острая боль пронзила ее, но она снова пожалела Антуана. Он так редко может расслабиться за стаканчиком бренди, а в последнее время работы еще прибавилось: Добиньи только что приобрели четверку жеребцов.

Антуан медленно смаковал янтарный напиток, любуясь женой. Она так прекрасна – даже на девятом месяце беременности!

Но не успел он сделать последний глоток, как Беата совершенно неожиданно для Антуана вскрикнула и согнулась, схватившись за живот. Боль была такой свирепой, что у нее даже не осталось сил ответить на его тревожные расспросы, но ушла так же быстро, как появилась.

– Господи, что стряслось? Что с тобой? – допытывался Антуан. – Нужно немедленно послать за доктором.

Но оба знали, что и доктор не ускорит процесса. Роды будут тянуться еще долго. Это всего лишь начало. Беата отлично помнила, что в прошлый раз схватки начались на рассвете, а Амадея родилась только через пятнадцать часов. Да и доктор предупредил, что сейчас все будет еще дольше. Поэтому Беата решила побыть еще немного с мужем, прежде чем за нее возьмутся доктор и акушерка. Антуану ведь не позволят остаться с нею! А эти минуты принадлежат только им.

– Пойду прилягу. Даже если это и роды, ребенок все равно не появится раньше завтрашнего дня.

Было только десять вечера.

Беата медленно, с помощью Антуана, поднялась наверх. Он предложил отнести ее на руках; она рассмеялась. Но стоило переступить порог спальни, как Беате стало не до смеха. Боль обрушилась на нее ураганом, и она ощутила сильное давление в спине и внизу живота. Антуан осторожно уложил ее, и Беата громко охнула, удивляясь, как это она могла забыть… Но теперь все возвратилось. Только почувствовав первые схватки, она вспомнила, как это было. В это трудно поверить, но так часто бывает с роженицами – испытанные прежде муки не сохраняются в памяти.

Антуан порывался звонить доктору, но Беата удержала его.

– Они не позволят тебе остаться со мной, – испуганно объяснила она.

– Не бойся, я буду рядом, в соседней комнате. Даю слово.

По совету Марии Беата заранее отложила стопку старых простыней и полотенец и сейчас перенесла их в комнату. При этом она очень боялась, что Амадея испугается, услышав ее крики. Оставалось надеяться, что, когда начнутся настоящие схватки, девочка уже успеет уйти в школу и самое страшное произойдет в ее отсутствие.

Беата вполне отчетливо сознавала, что ее ждут долгие испытания. Но при мысли об этом ее начинало трясти. Что, если на этот раз не обойдется без кесарева сечения?

Ее опять скрутило болью, такой резкой, что Беата не смогла сдержать стон. Ощущения были такие, словно ее бросили под копыта скачущих коней.

Следующая схватка не заставила себя ждать и обрушилась на нее лавиной. Беата сжалась и умоляюще взглянула на Антуана.

– О господи, ребенок… ребенок уже идет…

– Конечно, – спокойно кивнул он. Бренди явно помог ему расслабиться. Антуан видел признаки начинающихся родов, но на этот раз он знал, чего ожидать, и не слишком беспокоился. – Я сейчас же позвоню доктору. Не помнишь номера?

– Нет, ты не понимаешь, – выдохнула Беата, цепляясь за мужа. – Я не могу… я… сейчас рожу…

Она снова мучительно застонала. Бледное прежде лицо побагровело. Не в силах совладать с собой, Беата стала тужиться, стараясь освободиться от невыносимой тяжести.

– Перестань… остановись… ты раньше времени измотаешь себя, – умолял ее Антуан, помня предупреждения Марии. – Впереди еще многие часы схваток, но доктора нужно вызвать немедленно.

Однако Беата продолжала держаться за мужа, изнемогая от не отпускавшей ее боли, и только вздрагивала при очередной схватке.

– Антуан… помоги мне… раздень…

Каким-то образом она сама умудрилась освободиться почти от всей одежды, и он, пытаясь ей помочь, только теперь сообразил, что происходит. Это не просто схватки! Беата рожает! Ребенок вот-вот появится на свет!

Такого он никак не ожидал.

Совершенно протрезвев, Антуан нагнулся и увидел между ног Беаты крохотную головку.

Насколько он мог определить, потуги продолжались не больше пяти минут.

На самом деле схватки начались уже с утра, просто Беата отказывалась их замечать.

– Немедленно ложись! – решительно велел ей Антуан, не имея понятия, что делать дальше. Он весьма смутно помнил то, что делала Мария восемь лет назад, в продолжение всех тех бесконечных часов, когда Амадея…

– Ты не можешь так поступить со мной, Беата! – жалостливо взмолился Антуан. – Пожалуйста, подожди, пока я вызову доктора!

Он боялся оставить ее, чтобы найти номер телефона. И никого нет рядом! Антуан подумал было позвонить Веронике, но вовремя сообразил, что сейчас она вряд ли ему поможет.

Антуан хотел отойти, чтобы разыскать записную книжку, но Беата не отпускала его от себя.

– Ты мне нужен… не… о господи… Антуан… пожалуйста… о нет… помогите…