Текст книги "Эндимион. Восход Эндимиона"

31

– Впечатляет, – проговорил А.Беттик.

Я бы, наверно, выразился иначе, но в тот момент у меня просто не нашлось слов. Я крутил головой, пытаясь собраться с мыслями. Итак, мы уже не среди джунглей и не на реке и тонуть уже не тонем. (Сколько «не»!)

Плот ловко перепрыгивал с волны на волну; несмотря на то что вода захлестывала палубу, наше средство передвижения уверенно держалось на плаву. Я встал на колени, зачерпнул в пригоршню воды и осторожно попробовал на вкус, после чего надолго приник губами к фляжке. Здешняя вода была солонее даже той, которой полны моря Гипериона.

– Ух ты, – пробормотала Энея. Должно быть, она разумела луны. Три громадных оранжевых диска и впрямь производили внушительное впечатление, причем центральный был настолько огромен, что, поднявшись над водой ровно наполовину, заслонил собою горизонт. На фоне этой громадины Энея выглядела совсем крохотной. Я закрепил руль и присоединился к своим спутникам. Плот покачивало, и, чтобы не упасть, мы все трое держались за шест, на котором по-прежнему болталась рубашка А.Беттика, отливавшая белым в свете звезд.

Я перестал разыгрывать из себя бывалого мореплавателя и окинул небеса взглядом пастуха. Созвездий, к которым я привык с детства – Лебедя, Близняшек, «Ковчегов» и Главной Базы, – видно не было (или, может, я не узнал их исказившиеся очертания). Однако Млечный Путь никуда не делся: извилистое галактическое шоссе протянулось от горизонта к горизонту, уходя в неведомые дали. Звезды в нем сверкали неожиданно ярко, хотя должны были бы потускнеть в свете лун (ведь тускнели же звезды в сиянии не слишком крупной луны, что вращалась вокруг Старой Земли). Очевидно, атмосфера на планете была довольно разреженной; к тому же искусственного освещения не было и в помине. Этим и объяснялось великолепие небес. Жутко представить, что творится на здешнем небе в безлунные ночи.

Интересно, куда нас занесло?

– Корабль, – проговорил я в комлог, – ты меня слышишь?

– С вами говорит дистанционный модуль. – Признаться, я не ожидал, что корабль откликнется. – Чем могу помочь, месье Эндимион?

Мои спутники уставились на комлог.

– Значит, я говорю не с кораблем?

– Прямая связь с бортовым компьютером невозможна, – объявил механический голос. – Контакт прервался в тот момент, когда вы прошли через нуль-портал. Однако дистанционный модуль имеет аудио– и видеодатчики.

– Ты можешь сказать, где мы находимся?

– Минуточку. Приподнимите, пожалуйста, комлог. Благодарю. Мне нужно сделать снимок неба и сопоставить его со звездной картой и исходными координатами.

Модуль углубился в подсчеты.

– Мне кажется, я знаю, куда мы попали, – произнес А.Беттик.

У меня тоже были на сей счет кое-какие соображения, но я не стал торопиться.

– Очень похоже на планету под названием Безбрежное Море, – продолжал андроид. – Когда-то она входила в Сеть, а ныне подчиняется Ордену.

Энея, молча наблюдавшая за восходом лун, не проронила ни слова. Лицо девочки выражало восторг. Я понял вдруг, что различаю рыжевато-коричневые облака, бегущие над темной поверхностью самой большой луны, а присмотревшись, разглядел долину с многочисленными ответвлениями, следы лавовых потоков и нечто вроде громадного ледника, уловил намек на горный кряж. Мне вспомнились голографические изображения Марса, каким тот был до терраформирования.

– У Безбрежного Моря как раз три луны. Впрочем, планета сама является спутником гиганта размерами с Юпитер.

– А луны вон такие? – Я ткнул пальцем в сторону оранжевых дисков.

– Именно такие, – отозвался андроид. – Я видел снимки… В эпоху Гегемонии на Безбрежном Море трудились роботы, добывавшие полезные ископаемые.

– Я с тобой согласен, это очень похоже на Безбрежное Море. Мне доводилось слышать рассказы охотников, которые расхваливали здешнюю рыбалку. Они утверждали, что тут водится некая разновидность головоногих, достигающая в длину сотни метров. Эта тварь питает слабость к рыбацким судам…

Я замолчал. Мы все трое уставились на темную воду. Тишину нарушил голос комлога:

– Готово! Результат моих вычислений в точности совпадает с координатами! Вы находитесь на спутнике планеты в системе Семидесятой Змееносца альфа, в двадцати семи целых девяти десятых световых лет от Гипериона, в шестнадцати целых восьмидесяти двух сотых световых лет от Старой Земли. Это двойная система, расстояние до альфы Змееносца составляет ноль целых шестьдесят четыре сотых астрономической единицы, а до беты восемь целых девять десятых. Поскольку здесь имеется атмосфера и обнаружена вода, логично предположить, что вы находитесь на втором по счету спутнике планеты, известном во времена Гегемонии под названием Безбрежное Море.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– Что касается координат…

– Потом, – перебил я, выключая комлог.

А.Беттик снял с шеста рубашку и надел ее на себя. Дул сильный ветер, было совсем не жарко. Я достал из вещмешка свой терможилет, спутники последовали моему примеру. А невероятных размеров оранжевая луна продолжала подниматься в усыпанное звездами небо.

«Путешествие по Безбрежному Морю, – говорилось в «Путеводителе по мирам Великой Сети», – представляет собой непродолжительную, но приятную интерлюдию между другими, более приспособленными для отдыха и развлечений мирами. – Мы сгрудились у очага и читали при свете единственного уцелевшего во время бури фонаря. Впрочем, необходимости в фонаре не было, поскольку свет трех лун успешно разгонял ночную тьму. – Фиолетовый цвет воды вызван наличием в ней особой разновидности фитопланктона и никак не связан с разреженностью атмосферы, которой объясняются прекрасные закаты. Расстояние между порталами на планете составляет около пяти километров – этого вполне достаточно для большинства путешественников, – и приблизительно посредине располагается знаменитый на всю Сеть Аквариум и Гриль-Бар Гаса. Не упустите возможности попробовать жаркое из морских обитателей, суп из гектонога и замечательное вино из желтых водорослей. С одной из множества террас на Океанской Платформе Гаса вы можете понаблюдать за великолепным закатом и еще более великолепным восходом лун. Планета известна тем, что на ней нет ни клочка суши, а в океане обитают агрессивные формы жизни (к примеру, «левиафан с пламенной пастью»); тем не менее беспокоиться не стоит – экскурсионный катер пройдет по «коридору безопасности» между порталами в сопровождении боевых кораблей. У путешественника, побывавшего на Безбрежном Море и заглянувшего в Гриль-Бар Гаса, останутся только хорошие воспоминания. (Примечание: в случае плохой погоды или усиления агрессивности фауны путешествие на Безбрежное Море может не состояться. Возможно, вы посетите планету в следующий раз.)».

И все. Я вернул книгу А.Беттику, выключил фонарь, перебрался на нос и стал изучать горизонт через прибор ночного видения.

– Вранье. Видимость километров двадцать пять, а второго портала что-то не заметно.

– Быть может, его передвинули, – предположил А.Беттик.

– Или он затонул, – прибавила Энея.

– Очень смешно. – Я снял прибор и вновь подсел к нагревательному кубу.

– Вполне возможно, что здесь, как и на других мирах, существуют два отрезка реки – один короче, а другой длиннее, – сказал андроид.

– Если так, мы почему-то все время оказываемся на длинных отрезках.

Хотелось есть, поэтому мы взялись за готовку. После бури, которую мы выдержали на реке, аппетит у всех разыгрался настолько, что его не смогли утолить ни хлопья, ни тосты с кофе.

Мы скоро привыкли к размеренному покачиванию плота и заодно убедились, что морской болезни никто из нас не подвержен. После второй чашки кофе я почувствовал себя лучше. Признаться, описание планеты в «Путеводителе» возбудило мое любопытство, хотя мне не слишком понравилось упоминание о «левиафане с пламенной пастью».

– Я вижу, ты доволен? – спросила Энея, когда мы остались вдвоем – А.Беттик отправился к рулю.

– Пожалуй, да.

– Почему?

– Приключение. – Я развел руками. – Вдобавок никто не пострадал…

– Если бы не портал, мы бы наверняка утонули, – заметила девочка.

– Может быть.

– Что ты чувствуешь? – Судя по тону, Энее действительно было интересно.

– Мне всегда нравилось путешествовать. Убегать от рутины. Знаешь, природа дает ощутить… как бы поточнее выразиться… связь с чем-то более значительным… – Я умолк, сообразив, что моя последняя фраза сильно смахивает на цитату из проповеди какого-нибудь правоверного дзенгностика.

– Мой отец когда-то написал поэму. – Девочка придвинулась поближе. – Не он сам, естественно, а тот древний поэт, клоном которого был кибрид… В этой поэме он выразил свои чувства… – Прежде чем я успел задать вопрос, она продолжила: – Он был молод, моложе, чем ты, и его философия кажется довольно неглубокой, но в своей поэме он попытался описать ступени, по которым человек приближается к слиянию со вселенной. В одном письме он уподобил эти ступени «делениям на шкале наслаждения».[17]17
  Письмо Джону Тейлору от 30 января 1818 года (пер. С. Сухарева).


[Закрыть]

Честно говоря, я слегка опешил. Мне еще не доводилось слышать, чтобы Энея рассуждала о столь серьезных вещах, а в словах насчет «шкалы наслаждения» чудилась некая скабрезность.

– Отец считал, что первой ступенью является «близость с естеством», – продолжала девочка. Я заметил, что А.Беттик прислушивается к нашему разговору. – Под этим он разумел творчество, отклик на чудеса природы – в общем, то, о чем говоришь ты.

Я потер щеку, густо поросшую щетиной. Если не побриться в ближайшие дни, у меня отрастет борода.

– Поэзия и музыка были для него такими откликами. Он говорил, что это ошибочный, но чисто человеческий путь к единению со вселенной, что природа порождает в нас энергию созидать. Истину и воображение он воспринимал как равноценные вещи. Помнится, в письме он выразился так: «Воображение можно уподобить сну Адама: он пробудился и увидел, что все это – правда».[18]18
  Письмо Бенджамину Бейли от 22 ноября 1817 года (пер. С. Сухарева).


[Закрыть]

– Погоди, я что-то запутался. Отсюда следует, что вымысел реальнее истины?

Энея покачала головой:

– Не думаю. В той поэме, о которой я упоминала, есть гимн Пану.

 
Ты отворяешь двери, ужасая
Безмерным знаньем неземных пучин.[19]19
  Дж. Китс «Эндимион». Песнь первая (пер. Е. Витковского).


[Закрыть]
 

Девочка подула на чай.

– Для отца Пан олицетворял воображение… в особенности романтическое воображение. – Она поднесла чашку к губам. – Рауль, а тебе известно, что Пан в определенном смысле является предшественником Христа?

Я моргнул. Неужели две ночи назад та же девочка просила рассказать ей историю с привидениями?

– Христа? – переспросил я, невольно поморщившись (сказывалось воспитание – в словах Энеи мне послышалось нечто кощунственное).

Девочка пригубила чай, затем вскинула голову и взглянула на небо.

– Отец считал, что люди, которые слышат природу, наделены романтическим, «паническим» воображением. – Она обняла левой рукой колени и процитировала:

 
Останься необорною твердыней
Высоким душам, жаждущим пустыни,
Что в небо рвутся, в бесконечный путь,
Питая разум свой, – закваской будь,
Которая тупой земли скудель
Легко преобразует в колыбель, —
Будь символом величия природы,
Небесной твердью осенившей воды,
Стихией будь, летучею, воздушной, —
Не будь ничем иным![20]20
  Дж. Китс «Эндимион». Песнь первая (пер. Е. Витковского).


[Закрыть]
 

Некоторое время все молчали. Я, можно сказать, вырос на поэзии – на грубых пастушеских балладах, «Песнях» Мартина Силена, «Садовом эпосе», где рассказывалось о приключениях юных Тихо и Гли и кентавра Рауля – и сызмальства привык слушать стихи под звездным небом. Впрочем, большинство стихотворений, которые я знал и любил, были куда проще отрывка, прочитанного Энеей.

– Значит, вот как твой отец представлял себе счастье? – спросил я наконец, нарушив молчание.

Энея тряхнула головой.

– Вовсе нет, – ответила она. – Это всего лишь первая ступень. Чтобы достичь счастья, надо преодолеть две другие.

Девочка закрыла глаза и принялась декламировать ровным мелодичным голосом, но не нараспев, как то в обычае у людей, чья манера читать стихи губит поэзию.

 
Но и так
Бывает, что ведут за шагом шаг
К овеществленью призраков ночных
Две страсти, два стремленья роковых.
Любовь и дружба – вот их имена,
Им власть над человечеством дана.[21]21
  Дж. Китс «Эндимион». Песнь первая.


[Закрыть]
 

Я поглядел на громадный диск луны, исчерченный вихревыми потоками. По оранжевому диску ползли буро-желтые облака.

– Вот как? – Признаться, я был слегка разочарован. – Сначала природа, потом дружба с любовью и все?

– Не совсем. Отец считал, что настоящая дружба между людьми больше, чем умение слышать природу. Но выше всего он ставил любовь.

Я кивнул:

– Церковь учит тому же самому. Возлюби Господа и ближнего своего…

– Угу, – пробормотала Энея, допивая чай. – Отец разумел плотскую любовь. Секс. – Она снова закрыла глаза.

 
Познал я сладость тайников души.
И страсти, что когда-то сердце жгли,
Все в почву удобреньями легли,
Питая корни древа, чтобы ввысь,
В благоуханье неба вознеслись
Мои плоды.[22]22
  Дж. Китс «Эндимион». Песнь вторая.


[Закрыть]
 

Я не сразу нашелся, что ответить. Допил кофе, прокашлялся, бросил взгляд на громадную луну и на по-прежнему видимый Млечный Путь и наконец произнес:

– Ты хочешь сказать, что он… э-э… был в курсе? – Мне тут же захотелось дать себе подзатыльник. Девочка наверняка не понимает, о чем речь: она цитирует древнюю поэзию, но с тем же успехом и столь же невинно могла бы цитировать какой-нибудь эротический трактат.

Глаза Энеи сверкали в лунном свете.

– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось моему отцу с его философией.[23]23
  Гораций, в мире много кой-чего,//Что вашей философии не снилось.//У. Шекспир «Гамлет», акт 1, сцена 5 (пер. Б.Пастернака).


[Закрыть]

– Понятно. – Черт возьми, кто такой Горацио?

– Мой отец написал эти строки в молодости. Первая, неудачная поэма… Он хотел описать – точнее, хотел, чтобы узнал его герой-пастух, – сколько всего таится в поэзии, природе, мудрости, в голосах друзей, храбрых поступках, очаровании неведомого и притяжении противоположного пола. Но остановился, так и не добравшись до сути.

– До какой сути? – не понял я. Плот продолжал мерно раскачиваться на волнах.

– Познает смысл вещей и хоть чуть-чуть субстанций, звуков, форм постигнет суть… – прошептала девочка.

Почему эти слова кажутся знакомыми? Какое-то время спустя я вспомнил.

Наш плот медленно плыл сквозь ночь под аккомпанемент волн, плескавшихся об его борта.

Мы проснулись на рассвете. После завтрака я проверил оружие. Философская поэзия – замечательное развлечение при лунном свете, а исправное и заряженное оружие – суровая необходимость.

До сих пор у меня не было возможности пристрелять винтовки, поэтому я, честно говоря, слегка беспокоился. Армейская служба и работа проводником научили Рауля Эндимиона одной простой вещи: чем лучше ты умеешь обращаться со своим оружием, тем больше у тебя шансов уцелеть.

В небе по-прежнему виднелась самая крупная из трех лун, успевшая изрядно потускнеть; теперь к ней добавились два солнца – сначала ослепительная бета, затмившая собой Млечный Путь, а затем альфа, уступавшая размерами звезде Гипериона, но очень яркая. Небо приобрело оттенок ультрамарина, потом сделалось кобальтово-синим. В свете солнц лунная атмосфера превратилась в этакую дымку, скрывшую поверхность спутника. Палило нещадно, мы не знали, куда деваться от жары.

Волны стали выше, однако накатывали равномерно, поэтому мы не испытывали особых неудобств, да и плоту никакие неприятности не угрожали. Как и обещал «Путеводитель», вода сделалась фиолетовой; гребни волн были иссиня-черными, иногда среди них мелькали желтые водоросли, в воздухе летали лиловые пенные брызги. Плот двигался в ту сторону, откуда появились луны и солнца (мы считали, что на восток); оставалось лишь надеяться, что сильное течение в конце концов принесет нас к порталу. Порой начинало казаться, что мы стоим на месте. Тогда кто-нибудь из нас бросал в воду обрывок бумаги или что-либо еще, и все наблюдали, как ветер пытается отобрать добычу у течения. Волны шли с юга на север, а мы, как я уже сказал, старались придерживаться направления на восток.

Сперва я опробовал свой револьвер сорок пятого калибра, предварительно убедившись, что патроны в барабане (не забыть бы перезарядить эту древнюю штуковину, а то в самый неподходящий момент выяснится, что магазин пуст). В качестве мишени я после непродолжительных поисков выбрал пустой пищевой контейнер, который и швырнул в воду.

Когда расстояние между плотом и контейнером составило около пятнадцати метров, я выстрелил. Над плотом словно прогремел гром. Я знал, что подобные револьверы стреляют громко (ими были вооружены многие повстанцы с Ледяного Когтя), но такого грохота никак не ожидал, а потому чуть не выронил оружие. Энея, сидевшая на носу и размышлявшая о чем-то своем, испуганно вскочила; даже всегда невозмутимый андроид и тот подпрыгнул от неожиданности.

– Прошу прощения. – Я стиснул револьвер в ладонях и выстрелил во второй раз.

Расстреляв приблизительно две драгоценные обоймы, я удостоверился, что с пятнадцати метров уж как-нибудь не промахнусь. На большем расстоянии… Будем надеяться, что тот, в кого я выстрелю, испугается грохота и поспешит ретироваться, не дожидаясь, пока я приближусь.

Опустив оружие, я вновь упомянул о том, что оно могло принадлежать Ламии Брон.

– Я уже говорила, что никогда не видела маминого пистолета, – отозвалась Энея.

– Быть может, она одолжила его Консулу, когда тот решил вернуться в Сеть, – предположил я, продувая ствол.

– Нет, – возразил А.Беттик, стоявший у руля.

– Что значит «нет»? – поинтересовался я.

– Я видел оружие мадам Брон на борту «Бенареса», – ответил андроид. – Это был древний пистолет, принадлежавший, по-моему, ее отцу – с перламутровой рукоятью и лазерным прицелом. Стрелял он иглами.

– Понятно. – Жаль, конечно, что мои предположения не оправдались, но ничего страшного. – Надо признать, эта штуковина хорошо сохранилась. – По всей видимости, револьвер хранили в стазисе, иначе он бы просто-напросто развалился от старости. А может, это не настоящий револьвер, а всего лишь точная копия, сделанная по заказу Консула. Впрочем, какая разница? Для кого как; я всегда ощущал, если можно так выразиться, запах истории, исходивший от старинного оружия.

Следом за револьвером я проверил игломет. Чтобы удостовериться, что с ним все в порядке, хватило одного-единственного выстрела. Качавшийся на волнах пищевой контейнер исчез в мгновение ока, осколки разлетелись метров на тридцать. Гребень волны словно срезало. Да, из такого оружия трудно промахнуться, вдобавок оно бьет наповал, почему я его и выбрал. Я поставил игломет на предохранитель и сунул обратно в вещмешок.

С плазменной винтовкой пришлось повозиться. Оптический прицел позволял навести винтовку на что угодно, от очередного пищевого контейнера метрах в тридцати от плота до горизонта, расстояние до которого составляло километров двадцать пять, но если в эффективности оружия в ближнем бою сомневаться не приходилось – я утопил контейнер с первого же выстрела, – то относительно поражения удаленных целей сомнения оставались, и разрешить их не представлялось возможным, поскольку стрелять было не по чему. Теоретически импульсный заряд способен поразить любую цель (не надо делать никаких поправок на ветер или падение пули); в прицел я видел, как выпущенный из винтовки заряд проделал дырку в волне на расстоянии в двадцать километров от плота. Но волны волнами, а цели целями… Я навел оружие на луну, на поверхности которой виднелась увенчанная снежной шапкой гора – скорее это не снег, а замерзший углекислый газ, – и, сам не знаю почему, нажал на спусковой крючок. По сравнению с древним пистолетом винтовка стреляла практически бесшумно: так, обычное негромкое «кхе-кхе». В прицел, естественно, было не разглядеть, попал я или нет, да и следовало принять во внимание вращение небесных тел, но меня удивило бы, если бы выяснилось, что я промахнулся. Бойцы гиперионских сил самообороны на все лады пересказывали историю, случившуюся со швейцарскими гвардейцами: по слухам, те ухитрились однажды сбить вражеских коммандос с расстояния в несколько тысяч километров. Главное, как подтверждает тысячелетний опыт, – первым заметить врага.

Ухватившись за эту мысль, я сказал, после того как проверил напоследок дробовик:

– Нам не мешало бы провести разведку.

– Боишься, что портала может не оказаться на месте? – спросила Энея.

Я пожал плечами:

– В «Путеводителе» сказано, что расстояние между порталами всего пять километров. А мы проделали уже сотню, если не больше.

– Мы полетим на ковре? – Свет местных солнц золотил кожу девочки.

– Вообще-то я собирался воспользоваться левитатором. – Ковер с большей вероятностью засекут на радаре, прибавил я мысленно, а вслух сказал: – И полечу один. Ты останешься с А.Беттиком.

Я достал левитатор, застегнул ремни, стиснул в одной руке плазменную винтовку, а другой прикоснулся к рукояти управления. Ничего не произошло. Неужели местное электромагнитное поле вытворяет такие же штучки, как и гиперионское? Тут мне бросилось в глаза, что индикатор батареи мигает красным. Аккумулятор сел. Замечательно. Очень вовремя.

– Черт! – Я расстегнул ремни и принялся проверять контакты. Спутники молча наблюдали за моими действиями. – Я ведь зарядил его, перед тем как покинуть корабль. Причем зарядил вместе с ковром.

А.Беттик попытался запустить диагностическую программу, но мощности не хватило даже на такую малость.

– Может, попробовать комлог? В него встроена похожая программа.

– Правда? – глупо спросил я.

– Разрешите. – Андроид протянул руку. Я вручил ему браслет.

А.Беттик открыл крошечное отделение, которое я только что заметил, вытащил бусинку-индикатор, за которой тянулся тонюсенький провод, и подсоединил ее к левитатору. Замигали разноцветные огоньки.

– Левитатор поврежден, – сообщил механический голос. – Аккумулятор разрядился приблизительно на двадцать семь часов раньше расчетного времени. Вероятно, повреждены накопительные элементы.

– Здорово! – с горечью проговорил я. – А можно его починить или хотя бы снова зарядить?

– Батарею починить невозможно, – отозвался комлог. – Но в трюме корабля находятся три запасных элемента.

– Какое счастье! – С этими словами я поднял левитатор и швырнул за борт. Он мгновенно исчез под водой.

– Все готово, – сказала Энея, сидевшая скрестив ноги на ковре-самолете, который парил сантиметрах в двадцати над плотом. – Не желаешь прокатиться?

Я не стал спорить – молча сел позади девочки, которая тут же прикоснулась к нитям управления.

С высоты приблизительно пять тысяч метров – мы жадно хватали воздух и цеплялись за края ковра – планета выглядела просто устрашающе. Кроме нашего плота, крохотного черного прямоугольника на лиловой поверхности воды, в бескрайнем море ничего не было. Волны, которые с палубы представлялись чуть ли не штормовыми валами, отсюда были практически не видны.

– По-моему, мы отыскали новую ступень «близости к естеству», о которой писал твой отец, – заметил я.

– Какую именно? – Энея дрожала от холода. На ней были только рубашка с жилетом, неудивительно, что она замерзла.

– Перепугаться до смерти.

Девочка засмеялась. Мне нравилось, как она смеется; даже сейчас, через столько лет, я с удовольствием вспоминаю ее смех – звонкий, мелодичный, доброжелательный… Признаться, я сильно по нему скучаю.

– Надо было остаться на плоту, а на разведку отправить А.Беттика.

– Почему?

– Судя по тому, что он рассказывал, ему вовсе не обязательно дышать, да и перепад давления на него не очень действует.

Энея прижалась ко мне.

– Ты зря так думаешь, – возразила она. – Просто у него такая кожа, которая может, если понадобится, ненадолго сойти за скафандр. А дыхание он умеет задерживать немногим дольше нашего.

– Похоже, ты разбираешься в конструкции андроидов.

– Мне стало интересно, и я спросила у него, – объяснила девочка. Она прикоснулась к нитям управления, и мы полетели на восток.

Честно говоря, мне жутко не хотелось терять из виду плот, тем паче кружить над безбрежным океаном. А вдруг сядет аккумулятор и мы рухнем в воду, где нас поджидает левиафан с пламенной пастью? Впрочем, я запрограммировал инерционный компас, взяв за исходную точку плот; если я не потеряю компас, что маловероятно, поскольку он висит у меня на шее, мы всегда сможем отыскать наше средство передвижения. Тем не менее меня снедали сомнения.

– Давай держаться поблизости от плота.

– Хорошо. – Энея снизила скорость километров до шестидесяти – семидесяти в час и направила ковер вниз. Какое-то время спустя дышать стало легче, заметно потеплело. Под нами расстилалась безбрежная фиолетовая гладь.

– Твои порталы словно играют с нами в прятки.

– Почему мои, Рауль?

– Почему? Так ведь это тебя они… узнают. – Энея промолчала. – Нет, серьезно. Как ты думаешь, есть в наших прыжках из мира в мир какая-то логика?

– Естественно, есть, – отозвалась Энея, смерив меня взглядом. Я молча ждал продолжения. Скорость была невысокой, поэтому силовое поле имело минимальную мощность и ветер так и норовил забраться под одежду и трепал волосы Энеи. – Что ты знаешь о Сети? И о порталах?

Я пожал плечами, потом заметил, что Энея не смотрит в мою сторону, и сказал:

– Порталами управляли ИскИны из Техно-Центра. Церковь и твой дядюшка Мартин, если судить по «Песням», сходятся в том, что ИскИны использовали порталы, чтобы создать нечто вроде гигантского биокомпьютера. Этот компьютер получал импульс всякий раз, когда кто-нибудь из людей входил в портал. Правильно?

– Да.

– Иными словами, когда люди путешествовали по Сети, ИскИны, где бы они ни находились, присасывались к ним точно кровожадные клещи.

– Ты ошибаешься. – Девочка вновь повернулась ко мне. – Разными порталами управляли разные сущности. В «Песнях» упоминается о гражданской войне в Техно-Центре? О войне, первым о которой узнал мой отец?

– Да. – Я закрыл глаза и попытался вспомнить нужные строчки. – В «Песнях» говорится о некоем ИскИне, с которым кибрид Китса беседовал в мегасфере киберпространства.

– А, Уммон, – проговорила девочка. – Его звали Уммон. Мама побывала однажды в мегасфере вместе с отцом… Но лоб в лоб с Уммоном столкнулся мой… э-э… дядя, второй кибрид Китса. Продолжай.

– Зачем? – удивился я. – Тебе, похоже, и так все известно.

– Нет. Когда мы встречались с дядюшкой Мартином, он говорил, что не хочет заканчивать «Песни»… Ты помнишь, какими словами Уммон описывает гражданскую войну в Техно-Центре?

Я снова закрыл глаза и напряг память.

 
Два века мы размышляли,
затем разделились,
пошли своими путями:
Ортодоксы хотели сохранить симбиоз,
Ренегаты грозили смертью,
Богостроители призывали
дождаться просветления.
Начались размолвки
и разразилась война.
 

– Для тебя это случилось двести семьдесят с лишним стандартных лет назад, – проговорила Энея. – Перед самым Падением.

– Ну да, – подтвердил я, открывая глаза и тщетно пытаясь различить хоть что-нибудь на фоне фиолетового безбрежья.

– А дядюшка Мартин объясняет, что двигало Ортодоксами, Ренегатами и Богостроителями?

– Более или менее. Понять нелегко, Уммон и прочие ИскИны изъясняются у него коанами.

Энея кивнула:

– Так и было.

– Из «Песней» следует, что ИскИны, известные под именем Ортодоксов, стремились сохранить прежний порядок вещей. То есть они хотели и дальше паразитировать на людях. Ренегаты требовали уничтожить человечество. А Богостроителям, насколько я могу судить, на людей было плевать, лишь бы им не мешали создавать их бога… Как, кстати, они его называли?

– ВР. – Энея сбросила скорость. – Высший Разум.

– Точно. В общем, сплошная эзотерика. Не пойму, какое это имеет отношение к нашим прыжкам… Признаться, я не уверен, что мы найдем портал. – Я не кривил душой: сомнения терзали меня все сильнее. Океан казался поистине безбрежным; даже если течение несет плот в нужном направлении, вероятность того, что мы в конце концов отыщем арку шириной в какую-то сотню метров, представлялась почти нулевой.

– Далеко не всеми порталами управляли Ортодоксы, эти, как ты выразился, кровожадные клещи.

– Да? А кто еще?

– Порталы реки Тетис сконструировали Богостроители. Это был эксперимент, так сказать, попытка заглянуть в Связующую Пропасть. Это выражение ИскИнов. Дядюшка Мартин использовал его в «Песнях»?

– Да. – Мы опустились ниже, ковер парил приблизительно в километре над поверхностью воды, но плота нигде видно не было. – Летим обратно.

– Как скажешь. – Мы сверились с компасом, развернули ковер и направились домой – если можно назвать домом потихоньку разваливающийся плот.

– Никогда не понимал, что такое «Связующая Пропасть». Ясно, что это некое гиперпространство, в котором действовали порталы и прятался Техно-Центр. Но не более того. И потом, разве оно не было уничтожено, когда Мейна Гладстон распорядилась взорвать порталы?

– Связующую Пропасть нельзя уничтожить, – объяснила Энея. Девочка говорила отстраненно, словно размышляя о чем-то своем. – Как ее описывает дядюшка Мартин?

– Планково время и пространство… Точно не помню, но вроде бы там упоминались производные трех основополагающих физических констант – гравитационной, постоянной Планка и скорости света. Если мне не изменяет память, какие-то смехотворно малые единицы пространства и времени.

– Приблизительно десять в минус тридцать пятой степени для пространства, – сказала девочка, слегка увеличивая скорость, – и десять в минус сорок третьей степени для времени.

– Может быть. Я только знаю, что они были чертовски маленькими. Как говорится, меньше комариной задницы… О, прошу прощения.

– Ничего, я и не такое слышала. – Ковер потихоньку забирался все выше. – Важны не столько пространство и время сами по себе, сколько то, что они вплетены в Связующую Пропасть. Отец пытался мне объяснить еще до моего рождения… – Я моргнул. – Тебе известно, что такое планетарная инфосфера?

– Да. Эта хреновина, – я постучал по комлогу, – утверждает, что на Безбрежном Море инфосферы нет.

– Правильно. Однако на большинстве миров Сети они были. А все инфосферы объединялись в мегасферу.

– Пропасть связывала между собой инфосферы, так? Электронное правительство Гегемонии, электронный генштаб ВКС, Альтинг и все прочее – они использовали не только мультилинии, но и мегасферу?

– Да. Мегасфера существовала в иной плоскости мультилинии.

– Этого я не знал. – В мое время никаких мультилиний уже не было.

– Помнишь, какое сообщение пришло по мультилинии последним?

– Помню. – Я в очередной раз закрыл глаза. Но память меня подвела. Мне всегда казалось, что финал «Песней» не представляет особого интереса, поэтому, несмотря на настойчивость бабушки, я так его и не выучил. – Что-то весьма загадочное. Смысл, по-моему, сводился к тому, что хватит валять дурака и пытаться починить то, что невозможно исправить.

– Сообщение гласило: «ВПРЕДЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ДАННОГО КАНАЛА НЕ ПО НАЗНАЧЕНИЮ. ВЫ МЕШАЕТЕ ТЕМ, КТО ПОЛЬЗУЕТСЯ ИМ В СЕРЬЕЗНЫХ ЦЕЛЯХ. ДОСТУП БУДЕТ ВОССТАНОВЛЕН, КОГДА ВЫ ПОЙМЕТЕ, ДЛЯ ЧЕГО ОН».

– Верно. А потом мультилиния взяла и перестала работать. Техно-Центр вырубил ее после того, как отправил сообщение.