Текст книги "Таинственная история Билли Миллигана"

Глава третья

Билли Миллигана перевели из окружной тюрьмы Франклина в больницу Хардинга на два дня раньше назначенного срока, утром 16 марта. Доктор Джордж Хардинг к тому времени собрал команду терапевтов, которым предстояло заниматься новым пациентом, и ввел их в курс дела, но сам во время преждевременного приезда больного находился на рабочей встрече в Чикаго.

Джуди Стивенсон с Дороти Тернер поехали вслед за полицейской машиной до больницы. Они понимали, насколько ужасным будет возвращение Дэнни в тюрьму. Доктор Шумейкер, штатный врач, пообещал лично наблюдать за пациентом до приезда доктора Хардинга, и заместитель шерифа передал ему заключенного.

Джуди и Дороти пошли вместе с Дэнни в Уэйкфилд-коттедж, психиатрическое отделение закрытого типа, рассчитанное на четырнадцать острых пациентов, которым требуется постоянное наблюдение и повышенное внимание. Для Миллигана подготовили кровать в одной из двух палат «повышенного внимания». Палата закрывалась на тяжелую дубовую дверь с окошком, которое позволяло вести круглосуточное наблюдение. Санитар (которых в больнице Хардинга называли психотехниками) принес поднос с обедом, Дэнни принялся за еду, а женщины остались с ним.

После обеда к ним подошел доктор Шумейкер и три медсестры. Тернер, которая считала крайне важным, чтобы персонал увидел, как проявляется синдром множественной личности, предложила Дэнни позвать Артура, чтобы он мог познакомиться с людьми, которым предстоит с ним работать.

Сестра Эдриен Маккен, координатор отделения, входила в группу терапевтов, которой предстояло работать с Миллиганом, и знала, о чем идет речь, но для двух других сестер это было полнейшей неожиданностью.

Донне Эгар, матери пяти дочерей, было трудно справиться с эмоциями, охватившими ее при встрече с «насильником из кампуса». Она пристально наблюдала за маленьким мальчиком, потом взгляд у него застыл, как в трансе, губы беззвучно зашевелились во внутреннем диалоге. Когда Миллиган, наконец, поднял глаза, взгляд его был строгим и даже высокомерным. Он заговорил с британским акцентом.

Донна с трудом сдерживалась, чтобы не засмеяться, поскольку ни Дэнни, ни Артур не убедили ее в собственной реальности – скорее это лишь гениальный актер, стремящийся избежать тюрьмы. Но все равно ее интересовала личность Билли Миллигана, и хотелось понять, что за человек может вести себя, как он.

Дороти и Джуди поговорили с Артуром, заверив, что он в безопасности. Дороти пообещала, что вскоре зайдет, чтобы провести несколько психологических тестов. Джуди с Гэри тоже собирались время от времени навещать Миллигана, чтобы обсуждать подробности по его делу.

Психотехник Тим Шепард каждые пятнадцать минут заглядывал к новому пациенту через окошко и делал записи:

«5:00. Тихо сидит на кровати, скрестив ноги.

5:15. Сидит на кровати, скрестив ноги, смотрит перед собой.

5:31. Стоит, смотрит в окно.

5:45. Подали ужин.

6:02. Сидит на краю кровати, смотрит перед собой.

6:07. Забрали поднос, поел хорошо».

В семь пятнадцать Миллиган начал ходить.

В восемь зашла сестра Хелен Йегер, провела с ним сорок минут. Первая сделанная ей запись о пациенте была краткой:

«16.03.78. Мистер Миллиган остается в отделении повышенного внимания – за ним ведется пристальное наблюдение в целях особой предосторожности. Разговаривали о его множественных личностях. Почти все время со мной общался “Артур” – с английским акцентом. Заявил, что одна из личностей, Билли, склонен к суициду и спит с 16 лет – таким образом других защищают от потенциального вреда. Ест хорошо. Испражняется регулярно. Пищевых реакций не наблюдается. В общении приятный».

Когда медсестра Йегер ушла, Артур тихонько сообщил остальным, что в этой больнице безопасно и хорошо. Поскольку для помощи врачам в лечении необходим разум и логика, то теперь он, Артур, будет полностью контролировать пятно.

В два двадцать пять ночи психотехник Крис Кэн услышал доносившийся из палаты громкий шум. Он подошел посмотреть и увидел, что пациент сидит на полу.

Томми расстроился, что упал с кровати. Через несколько секунд он услышал шаги и увидел, что на него смотрят. Как только шаги удалились, Томми снял лезвие с ноги и хорошенько его припрятал, приклеив снизу ко дну кровати. Когда придет время, он достанет его оттуда.

Доктор Джордж Хардинг, вернувшийся из Чикаго 19 марта, остался недоволен тем фактом, что его тщательно продуманный план оказался нарушен преждевременным переводом. Он собирался лично встретить Миллигана. Доктор Хардинг вложил много сил в то, чтобы собрать терапевтическую команду, состоявшую из психолога, специалиста по арт-терапии, второго терапевта, социального работника, занимающегося пациентами психиатрических клиник, врачей, медсестер, психотехников и координатора отделения Уэйкфилд. С ними он уже обсудил сложности, связанные с диссоциативным расстройством личности. Когда кто-то открыто признавал, что не верит в этот диагноз, Хардинг внимательно выслушивал, делился собственными сомнениями и просил помочь выполнить приказ суда. Предупредил, что всем лучше относиться к данному пациенту непредвзято и совместно попытаться понять природу Уильяма Стэнли Миллигана.

На следующий день после возвращения доктора Хардинга доктор Перри Айрес изучил состояние физического здоровья пациента. В медицинской карте он написал, что Миллиган часто шевелил губами и скашивал глаза вправо, как правило, перед ответом на какой-либо вопрос. Когда врач спросил, зачем он так делает, тот ответил, что совещается с другими, особенно с Артуром, чтобы правильно ответить.

– Но вы зовите нас Билли, – попросил Миллиган, – чтобы никто не подумал, что мы сумасшедшие. Я Дэнни. А анкету заполнял Аллен. Но я про других не должен рассказывать.

Доктор Айрес процитировал это в своем отчете, добавив следующее:

«Изначально мы договорились, что постараемся вести речь исключительно о Билли, с учетом того что информацию о здоровье всех личностей будет предоставлять нам Дэнни. Но поскольку ему не удалось придерживаться этого соглашения, стали известны и другие имена. Единственное заболевание, о котором он помнит, – это грыжа, удаленная, когда Билли было девять лет, – “Дэвиду всегда девять”, и именно он проходил через это. Аллен страдает туннельным зрением, у остальных оно нормальное…

Примечание: прежде чем начать осмотр, я детально объяснил ему, что именно буду делать. Я подчеркнул, что обязательно надо посмотреть на место иссечения грыжи, а также провести ректальное исследование, чтобы проверить состояние предстательной железы по причине наличия гноя в моче (пиурия). Он очень разволновался, губы и глаза быстро задвигались, видимо, он обсуждал это с остальными. Потом обеспокоенно, но вежливо он ответил, что “от этого может стать хуже Билли и Дэвиду, потому что когда они жили на ферме, Челмерс четырежды изнасиловал их. Челмерс – это наш отчим”. В этом же разговоре пациент добавил, что женщина, которую в семейной истории Билли называют его матерью, “не моя мать – я своей матери не знаю”».

Розали Дрейк и Ник Чикко, терапевты, работающие в Уэйкфилд-коттедже с мини-группами, общались с Миллиганом ежедневно – больше всех остальных. Каждый день в десять часов утра и в три часа дня семь-восемь пациентов отделения собирались вместе и занимались каким-либо делом.

21 марта Ник вывел Миллигана из его палаты повышенного внимания, которая к этому времени уже запиралась лишь на ночь, в комнату, предназначенную для групповой работы. Стройный двадцатисемилетний психотехник с большой бородой и двумя сережками в левом ухе (одна – тоненькое золотое кольцо, вторая – с нефритом) знал, что Миллиган не любит мужчин из-за пережитого в детстве насилия. Расстройство множественной личности Ника интересовало, но относился он к этому диагнозу скептически.

Розали, голубоглазая блондинка под тридцать, специалист по трудотерапии, столкнулась с множественной личностью впервые. Но после рассказа доктора Хардинга о новом пациенте она заметила, что весь персонал мгновенно разделился на два лагеря: те, кто верил в расщепление личности Миллигана, и те, кто считал его мошенником, который лишь изображал редкое заболевание, чтобы не сесть в тюрьму за совершенные изнасилования. Розали изо всех сил старалась не принимать поспешных решений.

Когда Миллиган расположился за угловым столом, подальше от остальных, Розали Дрейк сообщила ему о принятом накануне общем решении: вся группа будет делать коллажи, которыми участники хотят рассказать что-нибудь о себе какому-то любимому человеку.

– Мне делать некому, я никого не люблю, – ответил он.

– Тогда сделай для нас, – предложила Розали. – Все будут участвовать, – она взяла в руки лист картона, – и мы с Ником тоже.

Она стала присматривать за ним издалека. Миллиган взял лист формата А4 и принялся вырезать из журналов фотографии. Розали уже слышала, что он талантлив, поэтому, наблюдая за тихим стеснительным пациентом, с нетерпением ждала, что же у него получится. Работал он молча и умиротворенно. Когда он закончил, Розали подошла посмотреть.

Коллаж ее поразил. Посередине листа оказался перепуганный и заплаканный ребенок, смотревший прямо на нее, а под ним стояла подпись «Моррисон». Над мальчиком нависал какой-то злой человек, рядом с ним было приклеено красное слово «опасность», а в правом нижнем углу – череп.

Розали тронула простота послания и эмоциональная глубина работы. Розали ни о чем подобном не просила и не ждала. Ей показалось, что коллаж демонстрирует очень болезненное прошлое. Когда она смотрела на него, у нее по коже бежали мурашки, и она поняла, что попалась. Коллеги могут сомневаться, но это точно не произведение бесчувственного социопата. Ник Чикко с ней согласился.

Доктор Джордж (которого так называли коллеги и пациенты, чтобы не путать с отцом, доктором Джорджем Хардингом-старшим) изучил публикации по теме в специализированных журналах и выяснил, что расстройство множественной личности в последнее время стало встречаться чаще. Помимо этого, он обзвонил нескольких психиатров, и все они заявили буквально одно и то же: «Мы готовы рассказать все, что знаем, но информации у нас мало, мы многого еще не понимаем. По большей части вам придется разбираться самому».

Доктор Джордж понял, что придется затратить куда больше времени и сил, чем он предполагал изначально, и усомнился в правильности своего решения принять пациента – ведь они как раз затеяли сбор средств на расширение больницы. Но он утешал себя тем, что это важно для Билли Миллигана, для психиатрии, для расширения границ известного о человеческой психике.

Прежде чем Хардинг напишет заключение для суда, ему предстояло побольше разузнать о жизни Билли Миллигана. С учетом обширной амнезии пациента это представлялось серьезной проблемой.

В четверг 23 марта Гэри Швайкарт и Джуди Стивенсон пришли к своему клиенту на час, в течение которого он пересказал им свои скудные воспоминания о происшедшем. Адвокаты сопоставили его рассказ с тем, что говорили три жертвы, и продумали альтернативные стратегии защиты, которые будут зависеть от того, что доктор Хардинг напишет для суда.

Оба адвоката отметили, что Миллиган казался более спокойным, хотя и выражал недовольство тем, что его заперли в отделении повышенного внимания и заставляют носить «особую безопасную одежду».

– Доктор Джордж говорит, чтобы ко мне относились как к остальным пациентам, но никто тут мне не доверяет. Другим можно ездить в фургоне на экскурсии, а мне – нет. Я вынужден сидеть здесь. И меня бесит, что они так настойчиво зовут меня Билли.

Гэри и Джуди постарались успокоить Миллигана, объяснить, что доктор Джордж и так сильно рискнул, взяв его в свою больницу, и теперь вынужден соблюдать осторожность и не испытывать терпение других врачей. Джуди решила, что разговаривает с Алленом, но не спросила, поскольку боялась, что он обидится, когда поймет, что она его не узнает.

– Думаю, тебе лучше быть со здешним персоналом заодно. Это твой единственный шанс не попасть в тюрьму, – добавил Гэри.

Уходя, оба они облегченно пришли к выводу, что Миллиган теперь в безопасности и с их плеч временно свалились повседневные заботы и обязанности.

В тот же день состоялась первая терапевтическая сессия; эти сорок пять минут показались доктору Хардингу непростыми. Миллиган сидел в кабинете в Уэйкфилде на стуле лицом к окну, поначалу избегая зрительного контакта. Казалось, он помнит о своем прошлом очень мало, зато он свободно говорил о том, как издевался над ним отчим.

Доктор Хардинг осознал, что выбрал чрезмерно осторожный подход. Доктор Уилбур рекомендовала ему как можно скорее разобраться в том, сколько у пациента личностей, и установить, что это за люди. Надо попросить их рассказать о причинах их существования и дать им возможность пережить момент их появления.

Затем следовало подвести личностей к знакомству, к общению, чтобы они начали помогать друг другу в решении различных проблем, делиться опытом и переживаниями, а не разъединяться. По словам Уилбур, стратегия заключается в том, чтобы объединить личностей, после чего ознакомить Билли, ядро, с воспоминаниями, связанными с их появлением. И, наконец, попытаться произвести слияние. И хотя искушение испробовать этот подход было очень велико – ведь доктор Уилбур так ловко вызывала различные личности Миллигана на встрече в тюрьме, – Джордж Хардинг был уже терапевтом опытным и давно понял, что методы, которыми успешно пользуются коллеги, не всегда эффективны в его исполнении. Он себя считал человеком консервативным и решил разбираться самостоятельно. И в свое время ему станет понятно, с чем он имеет дело.

Время шло, и сестра Донна Эгар заметила, что у нее с Миллиганом сложились довольно доверительные отношения. Он очень мало спал, куда меньше, чем большинство пациентов, рано вставал и много разговаривал с Донной. Он поведал ей, кто еще живет в его теле.

Как-то пациент подал ей исписанный листок с подписью «Артур».

– Но я никого по имени «Артур» не знаю и не понимаю, что тут написано, – испуганно признался он.

Вскоре персонал больницы начал жаловаться доктору Джорджу, что работать с человеком, который постоянно говорит «Я этого не делал, это был кто-то другой», становится все сложнее, ведь они видели все собственными глазами. По их словам, Миллиган подрывал лечение остальных пациентов, манипулировал персоналом, переходя от одного к другому, чтобы добиться желаемого. А еще постоянно как бы намекал на то, что может появиться Рейджен и «разобраться», – и им виделась в этом завуалированная угроза.

Доктор Джордж предложил, что с множественными личностями Миллигана будет разбираться исключительно он сам, и то только во время терапевтических сессий. А персонал больницы не должен ни упоминать его других имен, ни обсуждать его на территории отделения, в особенности в присутствии других пациентов.

Хелен Йегер, сестра, беседовавшая с Артуром в день его прибытия, 28 марта записала в журнале для медсестер план терапии:

«В течение месяца мистер Миллиган должен взять на себя ответственность за свои поступки, за которыми его застали другие, перестав их отрицать.

План

1. Когда пациент будет отрицать, что умеет играть на пианино, персонал должен говорить, что видели или слышали, как он играет, спокойно констатируя этот факт.

2. При появлении рукописных текстов, которые пациент не признает, персонал должен говорить, что видели, как он их писал.

3. Если пациент будет говорить о себе как о другом человеке, персонал должен напоминать ему, что его зовут Билли».

В ходе терапии доктор Джордж объяснил Аллену свой подход, обратив внимание на то, что остальных пациентов отделения смущают имена других личностей.

– Но кто-то называет себя Наполеоном или Иисусом Христом, – возразил Аллен.

– В твоем случае речь о другом, и в это оказывается вовлечен персонал – сегодня ты у них Дэнни, завтра Рейджен, или Томми, или Аллен. Так что я предлагаю, чтобы в общении с работниками больницы и другими пациентами все твои личности откликались на имя Билли, пока ты…

– Доктор Джордж, это не «личности». Это люди.

– Почему ты проводишь такое различие?

– Когда вы говорите «личности», кажется, что вы не верите в их реальность.

8 апреля, через несколько дней после того, как Дороти Тернер начала программу психологического тестирования, Донна Эгар увидела, что Миллиган ходит по своей палате туда-сюда с сердитым видом. Когда она поинтересовалась, что с ним, он ответил с английским акцентом:

– Никто ничего не понимает.

Потом он снова переменился – и лицо, и стать, и походка, и манера речи, и Донна поняла, что теперь это Дэнни. К этому моменту она уже заметила, что различные личности Миллигана отличаются постоянством в себе и кажутся вполне реальными, так что Донна уже не думала, что он притворяется. Но понимала, что всецело верит ему из всех только она.

Несколько дней спустя он пришел к ней крайне опечаленный. Донна сразу же снова узнала Дэнни. Уставившись на нее, он жалостно спросил:

– Почему я здесь?

– В каком смысле? – спросила она. – В комнате, в доме?

Он покачал головой.

– Некоторые пациенты спрашивали меня, почему меня поместили в эту больницу.

– Может, Дороти Тернер объяснит, когда придет на тестирование.

Вечером того же дня, закончив работу с Дороти Тернер, Миллиган отказался с кем-либо разговаривать. Он убежал к себе и отправился в ванную умыться. Через несколько секунд Дэнни услышал, что дверь в его комнату сначала открылась, потом закрылась. Выглянув, он увидел одну из пациенток, молодую женщину по имени Дорин. Хотя он зачастую с сочувствием выслушивал ее проблемы и рассказывал о своих, в остальном она его не интересовала.

– Зачем пришла? – спросил Дэнни.

– Хотела с тобой поговорить. Ты из-за чего так расстроился?

– Ты же знаешь, что тебе нельзя сюда заходить, это против правил.

– Но ты кажешься таким грустным.

– Я узнал, что кое-кто наделал. Ужасное. Я не должен жить.

Послышались шаги, затем стук в дверь. Дорин бросилась в ванную и закрыла за собой дверь.

– Зачем ты это делаешь? – строго прошептал он. – У меня еще хуже проблемы будут. Настоящий бардак.

Она захихикала.

– Так, Билли, Дорин! – сказала сестра Йегер. – Выходите оба, когда будете готовы.

9 апреля 1979 года она сделала следующую запись:

«Мистер Миллиган, которого застали в его ванной комнате с пациенткой женского пола – и без света, – на поставленный вопрос ответил, что ему надо было побыть с ней наедине, чтобы обсудить то, что он о себе выяснил. Это было связано с тем, что в ходе сегодняшнего психологического тестирования с миссис Тернер он узнал, что изнасиловал трех женщин. Он много плакал, говорил, что хочет, “чтобы Рейджен и Адалана умерли”. Позвали доктора Джорджа, объяснили инцидент. Помещен в палату повышенного внимания с особыми мерами предосторожности. Через несколько минут пациента застали на постели с поясом от банного халата. Он все еще плакал и сказал, что хотел их убить. После беседы отдал пояс. А до этого завязывал его себе на шее».

По результатам тестирования Дороти Тернер обнаружила значительную разницу в коэффициенте умственного развития личностей:

Кристин была слишком мала для исследования, Адалана не захотела выйти, а Артур делать именно этот тест отказался, заявив, что это ниже его достоинства.

По тесту Роршаха Тернер выявила у Дэнни едва скрываемую враждебность и потребность во внешней поддержке, чтобы не чувствовать себя слишком уж никчемным и неправильным. Томми продемонстрировал большую зрелость, а также больший потенциал к показным действиям. Он оказался и сильнее всех склонен к шизоидному типу личности, меньше всех заботился о других. Максимальный потенциал к насильственному поведению отмечен у Рейджена.

Артур оказался наиболее мыслящим, и, по мнению Дороти Тернер, удерживать главенствующую позицию ему удавалось именно с помощью интеллекта. Ей также показалось, что у Артура развито ощущение превосходства над окружающим миром как защитная функция, но в то же время он испытывает тревожность и боится эмоциональных ситуаций. Что касалось чувств, Аллен был практически полностью отстраненным человеком.

У личностей наблюдалось и кое-что общее: выраженные женственные признаки, сильное суперэго, которое могло быть подавлено гневом. Свидетельств психоза или шизофрении Дороти Тернер не обнаружила.

19 апреля, когда Розали Дрейк с Ником Чикко объявили, что мини-группе предстоит делать упражнения на доверие, Артур выпустил в пятно Дэнни. Предварительно в общей комнате соорудили полосу препятствий из столов, стульев, кушеток и досок.

Зная, что Миллиган боится мужчин, Ник предложил, чтобы с ним работала напарница. Предстояло надеть пациенту на глаза повязку и провести через комнату.

– Билли, давай, – сказала Розали, – только так ты сможешь научиться доверять людям, чтобы жить потом среди них.

Наконец, он позволил ей завязать ему глаза.

– Хорошо, держи меня за руку, – скомандовала она. – Я проведу тебя мимо всех препятствий и буду следить, чтобы ты не ударился.

По мере выполнения упражнения она видела, какой ужас у Дэнни вызывает то, что он не знает, куда идет и на что может наткнуться. Поначалу они двигались очень медленно, потом пошли быстрее, обходя стулья, проползая под столами, поднялись и спустились по лестнице. Понимая, насколько Миллигану страшно, Ник с восхищением смотрел, как он справляется.

– Ну, ты не ударился, мне удалось тебя защитить, да, Билли?

Дэнни кивнул.

– Тебе надо привыкнуть к мысли, что некоторым людям доверять можно. Не всем, разумеется, но кому-то – вполне, это безопасно.

Розали обратила внимание, что в ее присутствии он чаще всего бывал мальчиком Дэнни. Но ее очень расстраивало, что большинство его рисунков говорило о смерти.

В следующий вторник Аллена впервые отвели в корпус дополнительной терапии на занятие по изобразительному искусству, где ему представилась возможность порисовать.

Дона Джонса, арт-терапевта с мягким характером, впечатлил природный талант Миллигана, но он заметил, что в незнакомой группе новый пациент беспокоится и упрямится. Терапевт понял, что причудливые рисунки Билли – это способ привлечь внимание и получить похвалу.

Джонс показал его набросок, на котором была изображена надгробная плита с надписью «Не покойся с миром».

– Билли, не расскажешь ли ты нам о своей работе? Что ты чувствовал, когда рисовал это?

– Это настоящий отец Билли, – ответил Аллен. – Он был комиком и конферансье, жил в Майами, во Флориде, а потом покончил с собой.

– Может, все же скажешь, что ты чувствовал, Билли? Меня пока больше интересуют эмоции, а не события.

Аллен недовольно отшвырнул карандаш – ему не нравилось, что похвала за его рисунок достается Билли, и посмотрел на часы.

– Мне нужно вернуться в свой корпус и заправить постель.

На следующий день он заговорил с медсестрой Йегер о своей терапии, жалуясь, что все делается неправильно. Когда сестра сказала, что он мешает персоналу и другим пациентам, Миллиган расстроился.

– Я не могу отвечать за то, что делают другие люди, – ответил он.

– Мы не вправе обсуждать других людей, – сказала Йегер, – только Билли.

– Доктор Хардинг делает не то, что сказала доктор Уилбур. Его лечение – плохое, – прокричал он.

Миллиган потребовал, чтобы ему дали прочесть его карту, Йегер ответила отказом, и он пригрозил, что знает способ заставить врачей предоставить ему доступ к этой информации. И добавил, что персонал наверняка не фиксирует перемены в поведении и не сможет впоследствии дать объяснение потерянному времени.

Вечером после визита доктора Джорджа Томми объявил работникам больницы, что увольняет своего врача. Через некоторое время из палаты вышел Аллен и сказал, что берет его обратно.

Дороти Мур, мать Миллигана, получив разрешение посещать сына, стала приезжать почти каждую неделю, часто с дочерью Кэти. Реакции Билли оказались непредсказуемыми. Иногда после этих встреч он становился радостным и общительным, иногда впадал в депрессию.

Соцработник Джоан Уинслоу на встрече группы доложила, что разговаривала с Дороти после каждого ее визита. Она производила впечатление доброго и щедрого человека, но Уинслоу казалось, что ее робость и зависимое положение не дали ей возможности вмешаться, когда над сыном совершалось насилие, о котором он говорил. Дороти сказала, что всегда жила с ощущением, что у нее два Билли – один был добрым и нежным мальчиком, а второй не задумываясь вредил другим.

Ник Чикко зафиксировал, что 18 апреля после визита миссис Мур Миллиган казался очень расстроенным, закрылся в своей палате и положил на голову подушку.

В конце апреля, когда прошла половина назначенного срока, то есть шесть из двенадцати недель, доктор Джордж подумал, что ситуация развивается слишком медленно. Ему надо было каким-то образом установить связь между порожденными личностями и «оригиналом», настоящим Билли. Но для начала предстояло пробиться к этому Билли и установить с ним контакт, а самого его доктор Джордж не видел с того воскресенья, когда доктору Уилбур удалось уговорить Рейджена его выпустить.

Доктору Джорджу пришла идея продемонстрировать ключевой личности видеозаписи с его альтер-эго, на которых была бы видна разница в их поведении и манерах речи. Он поделился этой мыслью с Алленом, рассказав, насколько важно, чтобы личности общались как друг с другом, так и с самим Билли. Аллен согласился.

Через некоторое время он поделился с Розали радостью от того, что его снимут на пленку. Миллиган волновался из-за этого, но доктор Джордж убедил его, что таким образом он сможет многое о себе узнать.

Первая видеозапись была сделана 1 мая в присутствии Дороти Тернер: доктор Джордж знал, что Билли с ней чувствует себя свободно, и, кроме того, хотел, чтобы в пятно встала Адалана. Поначалу он не собирался выпускать новых людей, но понял, что это необходимо для того, чтобы оценить важность женского аспекта в структуре личности Миллигана.

Психиатр несколько раз повторил, как полезно было бы, чтобы Адалана вышла и поговорила с ними. Наконец после нескольких смен ролей лицо Миллигана приобрело мягкое слезливое выражение. Он заговорил сдавленно, через нос. Лицо стало почти женским. Глаза дергались.

– Мне больно говорить, – сказала Адалана.

Доктор Джордж попытался скрыть, как его взволновала эта перемена. Он хотел, чтобы девушка вышла, он ждал этого. Но все равно он был удивлен.

– Почему? – спросил терапевт.

– Из-за парней. Потому что у них из-за меня проблемы.

– Что ты наделала? – поинтересовался он.

Дороти Тернер, уже встречавшаяся с Адаланой накануне перевода Миллигана в больницу, молча наблюдала.

– Они не понимают, что такое любовь, – сказала «девушка». – Каково это, когда тебя обнимают, ухаживают за тобой. Я украла то время. Я почувствовала, что Рейджен перебрал алкоголя и таблеток. Трудно об этом говорить…

– Понимаю, но нужно, – ответил доктор Джордж, – чтобы нам стало понятно.

– Я это сделала. Но теперь уже поздно извиняться, да? Я испортила мальчикам жизнь… Но они не понимали…

– Чего? – переспросила Тернер.

– Что такое любовь. Что такое потребность в любви. В том, чтобы тебя обняли. Просто ощущать тепло и заботу. Я не знаю, что меня толкнуло на это.

– Ты в тот момент испытывала тепло и заботу? – спросила Тернер.

После паузы Адалана прошептала:

– Всего чуть-чуть… я украла время. Артур не пускал меня в пятно. Я силой воли изгнала Рейджена…

Она принялась смотреть по сторонам со слезами в глазах.

– Мне не нравится, что происходит. Я не могу выступить в суде. Я не хочу говорить с Рейдженом… Я хотела бы уйти от парней. Не хочу больше портить им жизнь… Черт, я так перед ними виновата… Ну почему я это сделала?

– А когда ты впервые вышла в пятно? – спросил доктор Джордж.

– Прошлым летом я начала красть время. И когда мальчики были в одиночной камере в Лебаноне, воровала, чтобы писать стихи. Я так люблю их сочинять… – она расплакалась. – Что они сделают с парнями?

– Мы этого не знаем, – мягко ответил доктор Джордж, – мы пытаемся разобраться во всем как можно лучше.

– Но не делайте им слишком больно, – попросила Адалана.

– Ты знала, что замышлялось, накануне тех событий в октябре прошлого года? – спросил врач.

– Да. Я знаю все. Даже такое, чего не знает Артур… Но я не смогла этого остановить. Я почувствовала воздействие таблеток, алкоголя. Я не знаю, почему я это сделала. Мне было так одиноко.

Она шмыгнула носом и попросила платочек.

Доктор Джордж внимательно смотрел на Адалану, на выражение ее лица, ведя расспрос очень деликатно, опасаясь спугнуть.

– Были ли у тебя друзья, с которыми… тебе было хорошо? Которые помогали как-то справиться с одиночеством?

– Я никогда ни с кем не разговариваю. Даже с парнями… Только с Кристин.

– Ты сказала, что вставала в пятно летом и в тюрьме Лебанона. А до этого?

– В пятне я не бывала. Но я была. Я с ними уже давно.

– С тех пор, когда Челмер…

– Да! – перебила она. – Не упоминайте его.

– Ты знакома с матерью Билли?

– Нет! Она сама даже с мальчиками не знакома.

– А с сестрой Кэти?

– Да, с Кэти я общалась. Но, наверное, она об этом не знала. Мы вместе ходили по магазинам.

– А с братом Джимом?

– Нет… Он мне вообще не нравится.

Адалана вытерла глаза и откинулась на спинку стула, посмотрела на видеокамеру, удивилась, зашмыгала носом. Потом надолго смолкла, и доктор Джордж понял, что она ушла. Он посмотрел на сидевшего перед ним человека со стеклянным взглядом и задумался о том, кто же выйдет следующий.

– Было бы очень хорошо, – мягко подтолкнул он, – если бы мы могли поговорить с Билли.

С изумленным и испуганным видом Миллиган, осматриваясь, принялся крутить головой. Доктор Джордж узнал лицо, которое уже видел в тюрьме, когда доктор Уилбур вызывала его, Билли, основную личность.

Доктор Джордж и с ним разговаривал очень мягко, боясь, что Билли уйдет прежде, чем он успеет наладить контакт. У Билли от страха дрожали колени, глаза испуганно бегали.

– Знаешь ли ты, где ты? – поинтересовался терапевт.

– Нет, – ответил Билли, пожав плечами, словно отвечал на вопрос учителя, подразумевавший однозначный ответ, и не знал, правильный ли вариант он выбрал.

– Ты в больнице, я твой врач.

– Боже, он меня убьет, если я буду говорить с врачом.

– Кто?

Билли снова осмотрелся, заметил смотревшую на него камеру.

– Что это?

– Это прибор, чтобы записать нашу беседу. Видеокамера, мы подумали, что будет полезно записать сессию, чтобы ты увидел, что происходит.

На этом Билли исчез.

– Это его испугало, – с презрением сказал Томми.

– Я объяснил, что это видеокамера…

Томми фыркнул:

– Он наверняка и не знает, что это такое.

Когда встреча закончилась и Томми ушел в Уэйкфилд, доктор Джордж еще долго сидел один у себя в кабинете и думал. Он понимал, что придется сообщить суду, что хотя Уильям С. Миллиган не сумасшедший в общепринятом смысле, то есть у него нет психоза (диссоциация считается неврозом), с медицинской точки зрения, поскольку Миллиган крайне далек от реальности, он все равно не может ни подчиняться закону, ни нести ответственность за содеянное.