Текст книги "Путин и Трамп. Как Путин заставил себя слушать"

Клинтон предоставила своим врагам новые аргументы для того, чтобы выставлять ее как скрытную пройдоху, политика, который считал, будто он может обходить правила. Оппоненты Клинтон, более склонные к конспирологическим теориям, утверждали, что она использовала частный сервер для того, чтобы скрыть собственные неправомерные действия и профессиональную несостоятельность; может быть, в этот разряд попадала и ее реакция на трагическую атаку на учреждения США в ливийском Бенгази в 2012 году, в которой погибло четыре американца. Никакого реального подтверждения этому не было, и Клинтон настаивала, что пользовалась личным ящиком лишь из соображений удобства. Однако главные инспекторы Госдепартамента и аппарата директора Национальной разведки подали запросы. Было обнаружено несколько свидетельств того, что некоторые конфиденциальные документы отправлялись через частный сервер, что противоречило первоначальным заявлениям Клинтон, и главные инспекторы поставили в известность Министерство юстиции; формулировка звучала так: «Возможное разглашение служебной информации». К лету ФБР начало следствие по делу Клинтон и ее частного сервера.

А теперь, спустя несколько месяцев, Клинтон обходила Сандерса в праймериз Демократической партии – с трудом победив его благодаря закрытым собраниям партии в Айове и будучи сильно потрепанной им в Нью-Гэпмшире. Клинтон и ее помощники постоянно нервничали, боясь, что какое-нибудь неожиданное событие подорвет ее кампанию: например, новые находки ФБР в деле о частном сервере. Расследование ФБР нависало над предвыборной кампанией, как дамоклов меч. Вот почему у Мука и компании были причины для испуга, когда они увидели агентов ФБР входящими в штаб-квартиру Клинтон. Первой мыслью Мука было: сейчас они заберут сервер, чтобы приобщить к делу как вещественное доказательство.

Мук боялся ФБР. Ему казалось, что ФБР зачем-то пытается надавить на Клинтон этими прощупываниями по частному серверу. Помощников Хиллари мучил вопрос: почему ФБР так долго не может завершить это дело? И некоторые подозревали, что Бюро намеренно затягивает историю, чтобы навредить Клинтон. И вот сейчас – почему агенты сначала не позвонили, не договорились о встрече?..

Подозрительность Мука была настолько сильна, что он боялся, как бы агенты не попытались подстроить какую-нибудь ловушку ему или другим помощникам Клинтон. Он не хотел участвовать ни в каких разговорах с ФБР, где могла бы обсуждаться проблема секретной информации или информации с ограниченным доступом. Каждый день ему приходилось мысленно перелопачивать тонны данных, и он боялся, что после разговора с ФБР, в котором речь пойдет и о конфиденциальной информации, он может случайно упомянуть о каком-нибудь секретном факте во время интервью с представителями прессы. И тогда он тоже превратится в подозреваемого ФБР.

Такова была реальность в пределах мира Клинтон: у ее команды была паранойя. Руководитель ее избирательного штаба даже не хотела находиться в одном помещении с агентами ФБР.

Мук дал команду сотрудничать с ФБР юристу кампании Марку Элиасу, партнеру юридической компании «Тони Перкинс Кой», работающему в Вашингтоне, а также членам IT-команды и службе кибербезопасности, включая Шейна Хэйбла, начальника службы информации предвыборной кампании Клинтон.

Во время встречи агенты ФБР уведомили Элиаса, Хэйбла и других о следующем: Бюро стало известно, что штаб Клинтон является объектом изощренной фишинговой атаки, задуманной для взлома и вывода из строя их компьютерной системы. Виновников ФБР не называло.

В штабе кампании уже давно знали о попытках проникновения в сеть. IT-команда Клинтон видела, что сеть постоянно подвергается вредоносному киберобстрелу. И сам Мук получал фишинговые сообщения. Однако технари кампании не смогли определить, откуда велись эти атаки. Хотя им было ясно, что атаки не были делом рук какого-нибудь подростка или хакера-одиночки; было похоже на то, что атаки шли под эгидой какого-то государства. Позже Палмьери говорила: они все время предполагали, что русские и китайцы пытаются их взломать.

Кампания жила в условиях повышенного уровня киберопасности и принимала соответствующие меры предосторожности. Они удаляли сообщения по истечении тридцати дней, чтобы в случае проникновения хакеры не смогли уйти с драгоценными сведениями и использовать их потом для саботажа клинтоновских усилий попасть в президенты. Администрация задергала сотрудников напоминаниями о необходимости использовать надежные пароли и процедуру двухфазной авторизации. (Подеста, вероятно, не получил соответствующей служебной записки.) Насколько люди из IT знали, сеть кампании Клинтон пока взломана не была.

Сотрудники Клинтон, участвовавшие во встрече с ФБР, спросили агентов: может ли ФБР назвать заказчика атак и не может ли оно поделиться данными, демонстрирующими эти атаки. Агенты не смогли дать никакого определенного ответа. Люди Клинтон недоумевали: зачем агенты ФБР взяли на себя труд прийти в офис, если у них на руках не было ничего, кроме этого очевидного предостережения? Это казалось напрасной тратой времени – или чем-нибудь еще?

«У меня точно была паранойя, – вспоминал позднее Мук, – я думал, это какая-то ловушка».

Может быть, самым главным в той встрече было то, что никто не произнес вслух. Уже несколько месяцев агенты ФБР в Вашингтоне подозревали, что сеть Комитета демократов взломали хакеры из АРТ-29, связанной с Россией. Эти хакеры сейчас вполне уже могли обладать политической информацией и о кампании Клинтон, и о президентских выборах 2016 года. Но на встрече в штабе Клинтон агенты ФБР не обмолвились об этом ни словом. Их хорошо натаскивали на то, чтобы о ведущихся расследованиях они говорили как можно меньше. В обязанности агентов просто не входило рассказывать помощникам Клинтон, что в это же время происходило у их коллег-демократов.

19 апреля 2016 года после обеда Майкл Суссман получил загадочное сообщение от своего коллеги в юридической фирме «Перкинс Кой» о возможной проблеме в DNC. «Не сможешь ли ты завтра после обеда, с двух до четырех, вместе со мной пойти на встречу в Комитет демократов? Судя по всему, кто-то из IT-парней в Комитете уже довольно давно общается с ФБР – у них есть подозрение, что систему DNC взломали для пересылки спама. Теперь ФБР просит, чтобы DNC отдала свои файлы, касающиеся информации по регистрации в системе».

Суссман, вкрадчивый человечек, в прошлом работавший в Министерстве юстиции обвинителем по компьютерным преступлениям, был одним из первых киберадвокатов в Вашингтоне. Его практика заключалась в представлении интересов крупных корпораций, чьи сети подверглись взлому. А так как партнер его фирмы, Элиас, представлял DNC (а также кампанию Клинтон и, возможно, все другие взаимодействующие с ней комитеты демократов и независимые комитеты по расходам на выборы), на Суссмана возложили дополнительные обязанности: он стал внешним советником по кибербезопасности руководителя Демократической партии. Письмо поставило Суссмана в тупик: какой-то «IT-парень» уже давно общается с ФБР, а ему об этом никто не сказал?

В предыдущие недели агент Хокинс, после месячного перерыва, снова позвонил Тамину, чтобы сказать, что ФБР по-прежнему наблюдает активность, подтверждающую русское проникновение в сеть DNC. Суссман обратился в Бюро, и ему было сказано, что киберворы могли использовать украденные личные данные для входа в аккаунты DNC и увода файлов из почтовых ящиков. Бюро нужны были журналы регистрации, чтобы можно было точно определить, на какие аккаунты выполнялся несанкционированный вход.

На этом этапе к работе привлекли Линдси Рейнолдс, исполнительного директора Комитета. Но она вовсе не была в восторге от идеи сотрудничества с ФБР, как раньше этого не хотел Мук. Вот что занимало Рейнолдс: могла просочиться информация о работе DNC, носящая конфиденциальный характер, а кроме того, информацию, переданную в ФБР, потом можно было заполучить согласно Закону о свободе доступа к информации.

Суссман попытался успокоить ее и для начала – поправил. Он написал ей в электронном письме: «Эта история – часть расследования в сфере национальной безопасности, поэтому любая информация, имеющаяся у ФБР по этому делу, становится секретной и не подпадает под действие Закона о свободе доступа. И, что еще более важно… они действительно вам помогают».

Теперь Суссман понимал, что взлом был тщательно выверенной, серьезной операцией. Не чуждый профессиональному жаргону кибермира, он резюмировал ситуацию в письме, написанном после брифинга с ФБР: «ФБР считает, что противник имел (или имеет?) доступ к внутренней сети DNC. Он, вероятно, использовал регистратор работы клавиатуры или вредоносную утилиту „мимикетц“, которая импортирует из памяти незашифрованные пароли. После того как противник получает личную информацию, он организует просачивание данных в сети жертвы (DNC) и отправляет их на облако. И если противник утрачивает соединение с сетью, то он просто использует полученные личные данные, потому что двухфазный барьер отсутствует».

Однако технари из DNC так и не обнаружили взлома и не установили, кто их атаковал.

Три дня спустя, 29 апреля, DNC наконец разобрался в этой противоречивой киберситуации, крупнейшей в президентской кампании 2016 года. И она не имела ничего общего с русскими хакерами.

В декабре предыдущего года сотрудники Сандерса воспользовались компьютерным глюком, чтобы заполучить доступ к конфиденциальной информации об избирателях кампании Хиллари Клинтон, содержавшейся в базе данных DNC. В ответ демократы лишили кампанию Сандерса доступа к базе данных Комитета. Эта мера затруднила Сандерсу контакты с избирателями в самом начале предварительных выборов и предвыборных совещаний демократов. Лагерь Сандерса увидел в этом свидетельство того, что DNC пыталась исподтишка манипулировать президентской гонкой в пользу Клинтон. Кампания Сандерса предъявила Демократической партии иск.

DNC обратился к сторонней фирме по кибербезопасности Crowd Strike, чтобы та провела независимое расследование. Фирма с пижонским офисом в Северной Вирджинии была представительницей нового поколения фирм по кибербезопасности, которые специализировались на компьютерном анализе и диагностике, а также на индентификации зарубежных внешних агентов, атакующих американские сети. Среди ее руководителей был Шон Генри, в прошлом – начальник киберподразделения ФБР, весьма прямолинейный человек. В 2008 году именно он предупредил кампании Обамы и Маккейна о проникновении в их сети китайских кибершпионов. Еще одним руководителем Crowd Strike был Дмитрий Алперович, нахальный эксперт по технологиям русского происхождения, сыгравший ключевую роль в идентификации военных хакеров из Китая, проникших в сети США и Европы. В 2014 году Алперович и Crowd Strike быстро установили, что за хакерской атакой, поразившей Sony Pictures, стояло северокорейское правительство.

Дело Сандерса было лишь мелким эпизодом. Очень скоро Crowd Strike обнаружила, что четверо сотрудников Сандерса получили неавторизованный доступ к файлам об избирателях Клинтон и все тщательно обшарили. Но дальше этого взлом не пошел. DNC, надеясь избежать раскола внутри партии, разрешил лагерю Сандерса еще раз получить доступ к базе данных, и Сандерс отозвал иск.

В то время как улаживание этого небольшого киберскандала отслеживала и освещала политическая пресса, в штаб-квартире DNC вскрывались куда более драматические обстоятельства.

В тот день Рейнолдс уже приближалась к своему дому, когда раздался звонок от Тамина. Контрактор, на которого он работал, наконец обнаружил вторжение.

«Линдси, я должен сказать вам, что сегодня в системе зафиксировали подозрительную активность, – сказал Тамин. – Среди ночи». Линдси сразу сообразила, что происходит. «Это было время Москвы?» – спросила она. И получила утвердительный ответ. Тамин объяснил, что хакеры вошли в сеть Комитета при помощи его собственных учетных данных, в то время как он беззаботно спал.

Впервые в уме Рейнолдс забрезжила мысль о чудовищности ситуации. Она провела в Комитете многие годы. Однажды она даже работала в кабинете на цокольном этаже, где располагался историчекий экспонат – шкаф с материалами из старой штаб-квартиры Национального комитета Демократической партии в «Уотергейте», которую взломали секретные агенты во времена президентской кампании Ричарда Никсона. Это преступление переросло в крупнейший политический скандал в американской истории. Ей пришло в голову: «Это новый „Уотергейт“. Вот как теперь это делается. Ломик сегодня уже не нужен».

Рейнолдс незамедлительно позвонила Эмми Дэйси, главному исполнительному директору DNC. До этого момента Дэйси ничего не знала о возможной российской атаке. На следующий день она проинформировала Дебби Вассерман-Шульц, председателя Национального комитета Демократической партии. Суссман нанял Crowd Strike под еще одну задачу: проанализировать взлом и выкинуть кремлевских взломщиков из сети Комитета демократов.

Первое, что сделала Crowd Strike, – попросила сотрудников DNC ничего не предпринимать. Не отключайте систему. Не препятствуйте ее использованию. Почему? Потому что любое значительное действие или изменение в привычной рутине может встревожить хакеров, они поймут, что их обнаружили, и тогда захватчики могут принять меры, которые не позволят выкурить их из системы. Возможно, этого и не удастся избежать, но приведет это лишь к новым попыткам наведаться в сеть DNC. И снова без разрешения.

Crowd Strike и адвокаты предупредили небольшой круг бывших в курсе чиновников Комитета, чтобы те держали рот на замке. А это означало ничего не говорить персоналу Хиллари Клинтон. Горстка сотрудников Комитета и работников IT-службы, посвященных в дело о вторжении, должны были завести новые личные почтовые ящики для любой коммуникации по поводу хакерского взлома. Crowd Strike не хотела, чтобы у хакеров закралось хоть малейшее подозрение в том, что DNC их обнаружила.

Crowd Strike немедленно приступила к работе, пытаясь определить главное: при помощи разработанной ими очень сложной системы безопасности Falcon они быстро выявили преступников. Ими оказались две отдельные банды российских кибершпионов, уже много лет причастных к масштабному политическому и экономическому шпионажу. Каждая из этих групп состояла из суперспециалистов, и Crowd Strike уже была знакома с их работой. Обе пользовались специальными навыками разведработы и продвинутыми методами, связанными с возможностями государственного уровня, которые позволяли им обходить все существующие шлюзы безопасности и избегать обнаружения.

Позднее Алперович скажет репортерам: «Мы поняли, что эти исполнители нам прекрасно знакомы». Было несколько значительных признаков: некорректный URL, использование определенных IP-адресов и российский временной ярлык. Еще одной подсказкой была небольшая часть программного кода. Это позволило отнести атаку на счет российского правительства.

Одну из этих хакерских банд эксперты по кибербезопасности называли Cozy Bear. Это были те же самые преступники, которых знали как АРТ-29, – русская хакерская организация, перечень целей которой был перехвачен разведкой США годом раньше. Эта группа была связана с предыдущими атаками на сети Белого дома и Государственного департамента.

Другой бандой была АРТ-28 – хакеры, связанные с русской военной разведкой, их прозвали Fancy Bear. Группа была активна с середины двухтысячных, она незаметно проникала в системы, принадлежащие космическим, энергетическим, правительственным и медийным организациям; ее предпочтительной мишенью всегда были Министерство обороны и прочие военные организации. Группа разработала целый набор программных закладок – программ, размещаемых в системе и открывающих хакерам доступ к ней, – которые постоянно корректировались и совершенствовались, появляясь под различными именами: X-Agent, X-Tunnel, Foozer. Эти программы были разработаны, чтобы замаскировать или уничтожить явные признаки проникновения. Fancy Bear специализировались на регистрации доменных имен, почти полностью повторяющих имена веб-сайтов, на которые проводилась атака. По невнимательности пользователь мог зайти на фейковый сайт, авторизоваться и – вуаля! – в руках у Fancy Bear пароль, использовав который, группа сможет получить доступ к подлинному сайту. Годом раньше Fancy Bear публично обвиняли в причастности к хакерским атакам на немецкий бундестаг и французскую телекомпанию TV5 Monde.

Crowd Strike пришла к выводу, что Cozy Bear резвилась в сети DNC по крайней мере с июля 2015 года. Fancy Bear лишь недавно – в апреле 2016 года – пробралась в компьютеры DNC, воспользовавшись ниточкой от Демократической группы, собиравшей средства и поддерживавшей кандидатов от демократов; Демократическая группа сотрудничала с Комитетом Демократической партии по выборам в Конгресс. И все выглядело так, как будто русские смогли получить доступ к системе DNC, попав в аккаунты LastPass при помощи паролей служащих MIS Department, консалтинговой фирмы, обеспечивавшей контроль за сетью Национального комитета Демократической партии.

Удивительным образом сама эта фирма, отвечавшая за безопасность сети, не обнаружила никаких признаков сотрудничества двух русских хакерских организаций. Оказалось, что DNC был атакован дважды отдельными командами русских кибербандитов. И Crowd Strike могла сказать, что русские хакеры переносили – читай крали – множество материалов DNC, включая почту и базы данных. Среди уведенных документов была и папка с компроматом на Дональда Трампа.

Это была настоящая утечка информации. Никто не мог сказать точно, что́ теперь у русских на руках и что они с этим будут делать.

Глава 6
«Феликс Сейтер… Мама родная, надо подумать»

В начале декабря 2015 года Дональд Трамп возглавлял президентскую гонку. Подсчет голосов показывал, что он обошел своих соперников на двадцать процентов. Полгода назад он вступил в борьбу с ничтожными шансами на успех, его всего лишь считали забавным кандидатом: за плечами у него были многочисленные деловые и личные скандалы, обвинения в связях с главами организованного преступного мира, в обмане сотрудников и заказчиков, в унизительных отзывах о женщинах (например, Трамп назвал Рози О’Доннор «растрепой с уродливым жирным лицом»). Уже будучи кандидатом в президенты, он по-прежнему сыпал оскорблениями, нарушая нормы и условности. Члены его собственной партии испытывали отвращение к тому, что они квалифицировали как «оскорбительные замечания»: например, в речи по поводу объявления о начале президентской кампании Дональд назвал мексиканцев «насильниками». Они открыто обвиняли его в недостаточном знании политики, порицали его деловые манеры, осуждали всю его политическую деятельность, изобилующую оскорблениями в адрес противников. Даже соратники были твердо уверены, что его эксцентричное поведение, надменность, нарциссизм, необузданный темперамент и недальновидность не позволят Трампу занять желанный пост.

Зато Трамп прекрасно знал, как поставить хорошее шоу. Он умел привлечь большое количество фанатов на марши в свою поддержку, он безжалостно критиковал политический истеблишмент, в пух и прах разносил средства массовой информации, высмеивал своих противников, расхваливал свои успехи и обещал, что Трамп – он любил говорить о себе в третьем лице – вернет Америке былое величие. Он сокрушал толпу, бессовестно используя глубоко скрытое в людях чувство обиды и недовольства. Особенно хорошо это получалось у него с белыми избирателями в глубинке. Он вел себя непредсказуемо, переворачивал вверх дном всю Республиканскую партию, соблазнял новостные программы подробностями, как кошек валерьянкой, и уверенно шел вперед по итогам предварительных выборов и предвыборных совещаний на местах.

За короткий срок своей предвыборной кампании Трамп побил все рекорды популизма и недостоверности. Казалось, ни один значимый кандидат в президенты за всю современную историю не искажал и не утаивал правду так часто и много, как это делал Трамп. Но в том, что он устроил в начале декабря, было вопиющее, возмутительное лицемерие. И хотя для него и для его шансов стать президентом это событие было критически важно, в целом публика совершенно упустила его из виду. Дело было связано с Феликсом Сейтером, который в прошлом обвинялся в преступных деяниях и стал информатором ФБР, и также речь шла о связях Трампа с Россией. Но никто в тот момент – ни репортеры, ни противники Трампа – не понял всей важности происходившего.

Агентство Associated Press прочесывало прошлое человека, возглавлявшего президентскую гонку. И в результатах расследования, среди множества неоднозначных фактов, был один интересный эпизод: в двухтысячные годы Трамп сотрудничал с нью-йоркским застройщиком Феликсом Сейтером, русским по происхождению. Когда-то Сейтер отсидел срок в тюрьме за кровавую драку, участвовал в мошеннических операциях на бирже в сговоре с итальянской мафией и российской организованной преступностью. Трамп строил с компанией Сейтера фешенебельный «Трамп СоХо», отель и кондоминиум в Нижнем Манхэттене. После публикаций в New York Times в 2007 году криминальное прошлое Сейтера стало известно публике, и Трамп дистанцировался от Сейтера. Но тремя годами позже магнат снова работал с Сейтером: они гонялись за всевозможными сделками, включая крупные проекты в России. Отношения Трампа с Сейтером долгие годы привлекали внимание журналистов, писавших о Трампе.

2 декабря журналисту Associated Press Джеффу Горвитцу удалось поймать Трампа для короткого телефонного интервью, и он спросил Дональда о Сейтере. «Феликс Сейтер… Мама родная, надо подумать… Я с ним не знаком», – ответил Трамп.

Горвитц сделал еще несколько звонков, и Алан Гартен, старший юрист «Трамп Организейшн», объяснил, что Сейтер полгода работал в компании Трампа советником в 2010 году.

А вот о том, что Трамп прямо в тот момент занимался с Сейтером проблемой сооружения высотного здания в Москве (менее чем через два года после того, как его бизнес с Агаларовыми развалился), ни Трамп, ни Гартен не обмолвились.

Участвуя в президентской кампании и утверждая на каждом шагу, что всегда будет ставить национальные интересы выше собственных деловых планов, Трамп снова занимался продвижением идеи строительства Трамп-тауэра в Москве. Предыдущая сделка с Агаларовыми провалилась после того, как президент Обама, в ответ на действия Москвы в Украине, наложил на Россию санкции. И вот, полтора года спустя, Трамп частным порядком вел переговоры с другой российской девелоперской компанией. Сейтер – бывший преступник, ставший осведомителем ФБР, – взял на себя посредническую роль. Сделка подлежала одобрению российским правительством, а это означало, что судьба нового проекта Дональда Трампа целиком была отдана на милость Кремля.

Публично Трамп ничего не говорил об этом проекте. Тут явно был серьезный конфликт интересов: кандидат хотел занять Овальный кабинет и в то же время затевал деловое предприятие, которое могло развиваться лишь в том случае, если бы ему дало зеленый свет правительство иностранного государства, государства-противника.

Когда появилась история Associated Press и в ней (всего лишь несколько дней назад!) Трамп утверждал, что не знаком с Сейтером, журналисты, осведомленные о предыдущих делах Трампа с Сейтером, хихикали между собой: утверждение Трампа о том, что он забыл своего товарища по бизнесу, было абсурдно. Но они понимали, что Трамп прибегнул к смехотворно-чудовищной лжи просто для того, чтобы скрыть свою давнюю связь с мошенником на посылках у мафии. Зато журналисты не поняли, что у Трампа был резон скрывать предстоящую сделку с русскими в сфере девелопмента. Потому что, если бы об этих планах прознали, это погубило бы притязания Трампа на пост президента.

Несколькими месяцами ранее, примерно в сентябре 2015 года, Сейтер связался с Майклом Коэном, адвокатом Трампа, и предложил ему участвовать в строительстве здания в российской столице – в нем должны были разместиться отель, офисы и апартаменты. Всё – класса люкс. И называться это здание могло бы Trump World Tower Moscow. Коэн был яростным защитником Трампа – как при рассмотрении дел в суде, так и в прессе. Уроженец Лонг-Айленда, разговорчивый Коэн был известен как Питбуль Трампа. В компании он занимался заключением сделок, а с Сейтером познакомился, еще когда оба еще заканчивали школу.

Предложение Сейтера предполагало строительство высотки с пятнадцатью этажами гостиничных номеров, двумя с половиной сотнями люксовых квартир и коммерческим пространством. Российская компания под названием I.C. Expert Investment Company, у которой не было опыта по сооружению подобных комплексов, намеревалась построить здание, а Трамп предоставил бы ей право на использование своего имени. Эта российская фирма ранее участвовала в строительстве крупных жилых комплексов средней ценовой категории… Коэн позже говорил, что «изначально общался» с российской фирмой через Сейтера. И он обратил внимание на то, что Сейтер упускает детали: приобретение площадки под строительство, анализ схемы финансирования, получение необходимых административных разрешений. В конце октября 2015 года Трамп подписал с I.C. Expert Investment Company соглашение о намерениях, чтобы можно было начать работу по проекту.

Соглашение должно было принести в карман Трампа предоплату в 4 миллиона долларов и обеспечить ему впоследствии процент от продаж. Он должен был контролировать маркетинговую деятельность и проектирование плюс получить право назвать спа-центр при комплексе именем своей дочери Иванки (один из возможных вариантов: «СПА от Иванки Трамп»). Компания Трампа должна была заниматься управлением отелем.

Это была серьезная затея. Фирма Трампа обратилась к архитекторам с просьбой разработать концепцию здания. Иванка Трамп предлагала имена архитекторов, которые могли бы стать участниками конкурса проектов. Шли дискуссии о возможностях финансирования. Некоторые проекты I.C. Expert Investment Company были гарантированы российскими банками, находившимися под американскими экономическими санкциями, включая Сбербанк, который был одним из спонсоров конкурса красоты «Мисс Вселенная» в Москве. Если верить Сейтеру, он согласовал финансовую поддержку проекта от ВТБ: этот банк частично принадлежал Кремлю и тоже находился под американскими санкциями. Итак, «Трамп Организейшн» на скорую руку собирала бизнес, который можно было провернуть за счет финансирования российскими банками, входившими в черные американские списки (впоследствии ВТБ отрицал, что он участвовал в проекте).

В соглашении о намерениях президент I.C. Expert Investment Company Андрей Розов указал, что ему принадлежало 100 процентов фирмы. Согласно российским налоговым реестрам, I.C. Expert Investment Company принадлежала трем офшорным компаниям, одна из которых контролировалась кипрским адвокатом, c обширными связями в российских финансах. Неясно, каким образом начиналась эта сделка: российская компания с сомнительным происхождением и еще более сомнительным послужным списком предлагала Трампу потенциально выгодный проект в то время, как он участвовал в президентской кампании и публично высказывался по важным для Москвы вопросам. (Коэн позднее скажет, что: Розов выдвинул предложение «по собственной инициативе»; будто он допускал, что I.C. Expert Investment Company принадлежала Розову; на том этапе переговоров не было никакой необходимости в дополнительной юридической экспертизе; он вообще никогда не встречался с Розовым.)

Склонный к приукрашиванию Сейтер представлял это дело как нечто гораздо большее, чем просто сделка в сфере недвижимости. Он утверждал, что эта сделка благоприятно сказалась на президентской кампании Трампа и судьбе американо-российских взаимоотношений. В электронном письме Коэну Сейтер писал: «Давайте сделаем так, чтобы это случилось, – давайте построим башню Трампа в Москве. И, может быть, наладим взаимоотношения между странами, показав всем и каждому, что торговля и бизнес гораздо лучше и эффективнее, чем политика. Это должно стать и путинским посланием, мы поможем ему согласиться с этим. Помочь установлению мира и заработать много денег – я бы сказал, что это для нас великолепная жизненная цель».

В последующей переписке с Коэном Сейтер говорил: «Я устроил так, чтобы Иванка смогла посидеть в кресле Путина за его столом в кремлевском офисе (во время поездки 2006 года). Я заполучу Путина на этот проект, и мы увидим Дональда избранным в президенты… Приятель, наш парень может стать президентом США, мы способны это организовать. Я сделаю так, чтобы вся путинская команда нас поддержала, я буду руководить этим процессом».

Сейтер сказал Коэну, что очень хочет показать своим российским контактам видеозаписи, на которых Трамп в позитивном ключе высказывается о России, и хвастался, что сможет устроить так, что Путин похвалит Трампа. А еще в том случае, если Трампа изберут, Сейтеру хотелось бы получить назначение послом США на Багамы.

Пока Коэн и Сейтер проталкивали этот тайный проект, Трамп продолжал яростно защищать Путина на публике. В середине декабря 2015 года Трамп появился в передаче MSNBC Morning Joe, где и заявил, что Путин по сравнению с Обамой – более яркий лидер. Ведущий Джо Скарборо заметил, что «Путин убивает журналистов, которые с ним не согласны», Трамп презрительно фыркнул в ответ: «Он управляет своей страной, и он по крайней мере, лидер а не то, что мы имеем здесь, в этой стране… Я думаю, наша страна тоже немало убивает». Через два дня Трамп снова отмахнулся от обвинений в том, что Путин связан с убийствами инакомыслящих и журналистов в России: «Но, по справедливости говоря насчет Путина, вы утверждаете, что он убивал людей, но я не видел этого. Я не знаю таких фактов. Вы смогли бы доказать это?»

В середине января 2016 года проект забуксовал. Земля под башню так и не была приобретена. Необходимыми разрешениями все еще не заручились. Сейтер предложил, чтобы Коэн от имени Трампа связался с офисом Путина и попросил помощи. Но у Сейтера не было в Кремле никакого реального знакомства, у Коэна – тем более. Адвокат Трампа стал обзванивать журналистов, спрашивая, нет ли у кого-нибудь адреса электронной почты Дмитрия Пескова, пресс-секретаря Путина. Одной из тех, кто ответил на его звонок, была Мэгги Хаберман из New York Times, многие годы писавшая о Трампе. Но и она сказала Коэну, что адреса Пескова у нее нет. В конечном итоге Коэн отправил свою просьбу о помощи на общий кремлевский адрес, взятый на сайте Кремля, – и так и не получил ответа.