Текст книги "Дыхание снега и пепла. Книга 2. Голос будущего"

Глава 63
Выбор

Лихорадка бушевала во мне подобно шторму, острые вилки молний пронзали тело ослепительной болью, каждая замирала на мгновение, сияя рядом с нервом или сплетением, освещая потайные уголки суставов и сжигая волокна мышц. Безжалостные вспышки ударяли снова и снова, будто огненный меч карающего ангела, что не знал пощады.

Я редко осознавала, закрыты мои глаза или открыты, сплю я или бодрствую. Я не видела ничего, кроме подвижной серой массы, беспокойной и пронзаемой красными всполохами. Краснота пульсировала в венах, укрытая облаком. Я ухватилась за алую вену и последовала за ней, цепляясь за мерцание ее замедленного тока посреди оглушительного грохота. Грохот становился громче, по мере того как я проникала все глубже и глубже в черноту, бурлящую вокруг, он становился навязчивым и монотонным, как бой барабана, так что в ушах звенело, и я ощущала себя пустотелой, будто туго натянутой, вибрируя от каждого нового удара.

Источник стука был прямо передо мной, пульсируя так громко, что мне захотелось закричать, только чтобы услышать какой-нибудь другой звук, но несмотря на то, что губы раскрылись, а горло напряглось от усилия, я не слышала ничего, кроме барабанного боя. В отчаянии я вытянула руки – если это были мои руки – вперед, в серый туман, и схватила какой-то теплый, влажный и очень скользкий предмет, который бился, сокращаясь у меня в ладонях.

Я посмотрела на свои руки и мгновенно поняла, что это мое сердце. В ужасе я уронила его, и оно поползло прочь, оставляя за собой след красноватой слизи и содрогаясь от усилий. Клапаны открывались и закрывались, как рты выброшенных на сушу рыб, каждый открывался с глухим щелчком и захлопывался с влажным мясистым шлепком.

Иногда в облаках появлялись лица. Некоторые казались знакомыми, хотя я не могла припомнить имен. Другие были чужими, едва различимыми, как образы, бегущие на краю сознания перед погружением в сон. Эти смотрели на меня с любопытством или безразличием и исчезали. Те, что я знала, выражали сострадание или тревогу; они постоянно пытались поймать мой взгляд, но мои глаза виновато ускользали прочь, в головокружительную даль, не в силах сфокусироваться. Их губы двигались, и я знала, что они говорят со мной, но ничего не слышала – их слова тонули в безмолвном грохоте моего шторма.

* * *

Я чувствовала себя странно, но впервые за много дней относительно здоровой. Лихорадочные тучи отступили назад, и, хотя до меня по-прежнему доносились близкие раскаты грома, на мгновение они исчезли из вида. Мое зрение пришло в норму – я ясно видела необработанное дерево потолочных балок. На самом деле, я видела дерево с такой ясностью, что испытывала трепет от его красоты. Линии и узоры обструганной древесины казались одновременно неподвижными и живыми, ее оттенки шептали о дыме и о земле, так что я видела рукотворную природу балки и одновременно ее лесной дух.

Я была так зачарована этим зрелищем, что вытянула руку, чтобы коснуться дерева, и преуспела. Мои пальцы коснулись прохладной поверхности, и я с наслаждением ощутила ребристые зарубки от топора, частые и по форме напоминающие крылья, как будто косяк гусей летел по балке. Я слышала хлопанье сильных крыльев и одновременно ощущала напряжение мышц и движение собственных плеч, радостную вибрацию в руках с каждым ударом топора по дереву. Пока я обдумывала свои необычные ощущения, мне вдруг пришло в голову, что балка была в восьми футах над кроватью.

Я обернулась, не прилагая к этому никаких физических усилий, и увидела, что лежу на кровати внизу. Я лежала на спине, простыни были измяты и сбиты в кучу, как будто я пыталась сбросить их, но мне не хватило сил. Воздух в комнате казался странно неподвижным, и цветные квадраты на одеяле горели сквозь него, будто драгоценные камни на океанском дне, глубоким, но приглушенным цветом.

Моя кожа, напротив, цветом напоминала жемчуг, бескровно бледная и перламутровая. Причиной тому, как я скоро осознала, была невероятная худоба – кожа так туго обтянула кости, что они виднелись сквозь нее, придавая ей особое свечение. Гладкая твердость, сияющая сквозь прозрачную кожу. Но что это были за кости! Тайна их причудливых форм наполняла меня благоговением. Я с религиозным трепетом обводила глазами арки изящно изогнутых ребер, точеный череп немыслимой красоты.

Волосы свалялись и запутались… и все же я ощущала их притяжение, обводила завитки глазами и… пальцами? Я не чувствовала передвижений в пространстве и тем не менее чувствовала мягкость прядей, прохладный шелк каштана и живую вибрацию серебра, слышала легкий шелест их переплетений, как будто кто-то перебирал струны арфы.

– О Господи, – сказала я и услышала собственные слова, хотя звук не потревожил неподвижного воздуха. – Какая ты красивая!

Мои глаза были открыты. Я заглянула в них и встретила взгляд из янтаря и мягкого золота. Глаза смотрели сквозь меня на что-то далекое и все же видели и меня тоже. Я заметила, как зрачки еле заметно сузились, и почувствовала их темную теплоту – они окутали меня узнаванием и принятием. Да, говорили это знающие глаза. Я узнаю тебя. Позволь нам уйти. Я ощутила глубокое умиротворение, и воздух вокруг задвигался, как будто ветер распушил перья. Но затем какой-то звук притянул мой взгляд к окну, и я увидела там мужчину. Я не знала его имени, но знала, что люблю его. Он стоял спиной к кровати, уперев руки в подоконник и уронив голову на грудь, закатный свет горел медью в его волосах и окрашивал руки золотом. Горестный спазм сотряс его – я почувствовала его, как будто отголоски далекого землетрясения.

Кто-то задвигался рядом с ним. Темноволосая женщина, девушка. Она подошла очень близко и коснулась его спины, что-то прошептав. Я видела, как она смотрит на него, нежность в наклоне ее головы, желание в ее позе.

Нет, подумала я, так не пойдет.

Я еще раз посмотрела на себя, лежащую на кровати, и с чувством, в котором смешались твердая решимость и сожаление, сделала глубокий вдох.

Глава 64
Я есмь воскресение

Я по-прежнему подолгу спала, просыпаясь только чтобы подкрепиться. Лихорадочные кошмары прошли, и сон был подобен погружению в озеро черноты, где я вдыхала забытье и плыла сквозь качающиеся водоросли, бездумная, как рыба.

Иногда я проплывала близко к поверхности, замечая людей и предметы в воздушном мире, но неспособная к ним присоединиться. Вокруг меня звучали голоса, приглушенные и бессмысленные. То и дело случайная фраза проникала через прозрачную жидкость вокруг меня и оказывалась в моей голове, вися, как крохотная медуза, – круглая и прозрачная, пульсирующая каким-то мистическим тайным значением; слова плыли, как потерянная рыболовная сеть. Каждое предложение висело какое-то время передо мной, сворачиваясь и разворачиваясь в причудливом ритме, а потом поднималось вверх, оставляя после себя тишину. Между маленькими медузами были большие пространства чистой воды, некоторые наполнены сияющим светом, другие темнотой внутреннего покоя. Я то всплывала выше, то опускалась ниже, заключенная между поверхностью и глубинами, двигаясь по прихоти неведомых течений.

– Целитель, воззрись. – Шипение. Неловкое движение, какая-то дремлющая спора сознания, потревоженная движением, цветами и звуками. За этим последовал укол, металлический и острый – кто меня зовет? – Целитель, воззрись.

Я открыла глаза. Я не ослепла – опускались сумерки, и комната была наполнена мягким светом, как под водой.

– Господь Иисус Христос, великий Целитель: воззрись с милостью Твоею на рабу Божию; дай мудрости и терпения тем, кто смотрит за ней в ее болезни; благослови ее выздоровление…

Слова проплыли мимо меня шепчущим потоком, холодя кожу. Передо мной сидел мужчина, склонив темную голову над книгой. Свет в комнате укрывал его, и казалось, что он его часть.

– Протяни длань Твою, – шептал он страницам хриплым надтреснутым голосом, – да будет воля Твоя возвратить ей здравие и силу, чтоб могла она жить и возносить молитвы Тебе за доброту и милость Твою, во славу Твоего святого имени. Аминь.

– Роджер? – сказала я, пытаясь угадать имя. Мой собственный голос звучал хрипло от долгого молчания, слова давались с трудом.

Его глаза, закрытые в молитве, резко открылись от удивления, и я подумала, какой живой и волшебный у них цвет – зелень влажной змеиной чешуи и летней листвы.

– Клэр? – Его голос внезапно дрогнул и стал высоким, как бывает у подростков, и он выронил книгу.

– Я не знаю, – ответила я, ощущая, что сонные призрачные воды угрожают снова поглотить меня. – Это я?

* * *

Я могла приподнять руку на пару секунд, но была слишком слаба, чтобы поднять голову, не говоря уж о том, чтобы самой сесть. Роджер подтянул меня повыше и уложил на кучу подушек. Он положил руку мне на шею, чтобы я могла попить воды из чашки, которую он держал у моих сухих губ. Странное ощущение от его руки на голой коже шеи запустило смутный процесс осознания. Я почувствовала тепло его руки, близкое и мгновенное, где-то около затылка и дернулась, как форель на крючке, отправив чашку с водой в полет.

– Что? Что? – лепетала я, хватаясь за голову, слишком ошарашенная для того, чтобы формулировать связные предложения, и не обращая никакого внимания на холодную воду, намочившую простыни. – ЧТО?!

Роджер выглядел примерно настолько же шокированным, как и я. Он сглотнул, подыскивая слова.

– Я… Я… Я… думал, вы знали, – хрипел и заикался он. – Разве вы не… Я хочу сказать… Я думал… Они отрастут!

Я чувствовала, что мои губы двигаются, тщетно пытаясь сложиться так, чтобы произнести слова, но язык и мозг работали вразнобой – не хватало места ни для чего, кроме осознания, что такая привычная, тяжелая и мягкая масса волос исчезла, а вместо нее появилась короткая щетина.

– Мальва и миссис Баг остригли вас позавчера, – торопливо сказал Роджер. – Они… Нас здесь не было – ни меня, ни Бри, – конечно, мы бы им не позволили. Но они сочли, что именно так нужно поступить, чтобы помочь, если у человека ужасная лихорадка. Сейчас так делают. Бри ужасно разозлилась на них, но они были уверены, что помогают спасти вам жизнь… Боже, Клэр, прошу, не смотрите на меня так!

Его лицо вдруг исчезло в световом взрыве, и завеса искрящейся воды опустилась, чтобы защитить меня от мира. Я не осознавала, что плачу. Горе изверглось из меня, словно вино из бурдюка, который проткнули ножом. Фиолетово-красное, как костный мозг, оно расплескивалось повсюду вокруг меня.

– Я позову Джейми! – проквакал Роджер.

– НЕТ! – Я схватила его за рукав с силой, которой от себя не ожидала. – Господи, нет! Я не хочу, чтобы он видел меня такой.

Его резкое молчание было достаточно выразительным, но я продолжала держать его за рукав, не в силах принять этот немыслимый факт. Я моргнула, вода стекала по моему лицу, как ливень по скале, и Роджер опять сделался видимым, хотя и немного туманным по краям.

– Он… эээ… Он видел вас, – сказал Роджер хрипло. Он опустил глаза, избегая моего взгляда. – Это. Уже. Я имею в виду… – Он пространно махнул рукой на собственные волосы. – Он видел это.

– Видел? – Это было почти таким же шоком, как сама потеря волос. – Что… Что он сказал?

Роджер сделал глубокий вдох и снова посмотрел на меня, как человек, боящийся увидеть Горгону. Или, скорее, анти-Горгону, иронично подумала я.

– Он ничего не сказал, – сказал он утешительно и положил ладонь мне на руку. – Он… Он только заплакал.

Я тоже плакала, но теперь в более умеренном формате – всхлипов стало меньше. Ощущение леденящего озноба прошло, мои конечности согрелись, и только скальп неприятно обдувал прохладный сквозняк. Сердечный ритм замедлился, и меня накрыло смутное чувство, что я вышла за пределы собственного тела.

Шок? Я почувствовала легкое удивление, когда слово возникло у меня в голове, эластичное и плавкое. Надо думать, человек может испытывать настоящий физический шок в результате эмоциональных травм. Конечно, может, я знала точно…

– Клэр!

Я вдруг поняла, что Роджер зовет меня с нарастающей тревогой в голосе и трясет мою руку. С невероятным усилием я заставила себя сфокусировать на нем взгляд. Он выглядел по-настоящему обеспокоенным, и я смутно задалась вопросом, не начала ли я снова умирать. Но нет – для этого уже поздновато.

– Что?

Он выдохнул с облегчением.

– Вы на минуту очень странно стали выглядеть. – Его голос был надтреснутым и хриплым, как будто ему было больно говорить. – Я подумал… Хотите еще воды?

Предложение показалось мне настолько нелепым, что я почти рассмеялась. Но мне ужасно хотелось пить, и внезапно чашка холодной воды стала самым желанным предметом на свете.

– Да. – Слезы все еще бежали по моему лицу, но теперь приносили облегчение. Я не пыталась их остановить – слишком много усилий – и просто промокнула лицо влажной простыней.

До меня начинало доходить, что решение не умирать было не самым мудрым или, по крайней мере не самым удобным выбором. Все проблемы за пределами моего собственного тела начинали возвращаться ко мне. Опасности, трудности… горести. Темные, пугающие вещи, как шелест летучих мышей. Я не хотела разглядывать картинки, которые лежали беспорядочной кучей где-то на задворках разума, выброшенные мной во время болезни, как балласт, чтобы оставаться на плаву.

Но если уж я вернулась, то вернулась к тому, кем была, – а я была доктором.

– Болезнь. – Я промокнула остатки слез и позволила Роджеру взять мои ладони в свои, чтобы помочь с чашкой. – Она все еще…

– Нет. – Он сказал это деликатно, придерживая кромку чашки у моих губ.

Что это в чашке? – смутно размышляла я. Вода и что-то еще – мята и что-то пахучее, горькое… Дягиль?

– Она прекратилась. – Роджер держал чашку, позволяя мне делать небольшие глотки. – За последнюю неделю никто не заболел.

– Неделю? – Я дернулась, и вода потекла у меня по подбородку. – Сколько я…

– Примерно столько же. – Роджер прочистил горло. Он сосредоточенно смотрел на чашку, одновременно осторожно проводя большим пальцем по моему подбородку, чтобы смахнуть воду, которую я пролила. – Ты была среди последней порции заболевших.

Я сделала глубокий вдох и выпила еще немного воды. У жидкости был мягкий сладковатый привкус, ощутимый сквозь горечь. Мед. Я соединила вкус и имя и ощутила облегчение, оттого что смогла восстановить этот кусочек реального мира.

Я поняла по поведению Роджера, что кто-то из больных умер, но не стала ни о чем его расспрашивать. Выбрать жизнь – это одно, воссоединиться с миром живых – нечто такое, на что у меня пока не было сил. Я вытянула свои корни и лежала, как увядшее растение, пока что не в состоянии снова пустить их в землю.

Знание о том, что люди, которых я знала – возможно, любила, – умерли, казалось потерей не меньшей, чем потеря волос. Ни с тем, ни с другим я пока была не в силах справиться. Я выпила еще несколько чашек медовой воды, несмотря на ее горечь, и опустилась на подушки – мой желудок казался мне маленьким и холодным воздушным шаром.

– Вам стоит отдохнуть, – посоветовал Роджер, опуская чашку на стол. – Я приведу Брианну, ай? Но вы спите, если вам хочется, ай?

У меня не было сил кивнуть, но я сумела скривить губы в подобии улыбки. Я подняла дрожащую руку и провела ей осторожно по своей остриженной голове. Роджер едва заметно отпрянул.

Он поднялся, и я заметила, каким худым и изможденным он выглядел – видимо, он всю неделю помогал ухаживать за больными, не только за мной. И хоронил умерших. Теперь он имел право проводить похороны.

– Роджер? – Говорить было ужасно трудно – трудно подбирать слова, вытаскивать их из запутанного клубка в голове. – Ты что-нибудь ел в последнее время?

Его лицо изменилось, облегчение осветило лицо, искаженное напряжением и тревогой.

– Нет, – ответил он, снова прочистил горло и улыбнулся. – Ничего со вчерашнего вечера.

– О, что ж… – сказала я и подняла одну руку, тяжелую, как свинец. – Тогда поешь. Иди и найди что-нибудь съестное, ладно?

– Да, – ответил он. – Хорошо. – Но вместо того, чтобы уйти, он замялся, сделал несколько быстрых широких шагов к кровати, наклонился и, заключив мое лицо в ладони, поцеловал меня в лоб.

– Ты прекрасна, – сказал он горячо и, сжав мои щеки в последний раз, вышел.

– Что? – переспросила я полуобморочно, но ответом мне был только шелест занавески – в комнату ворвался осенний ветер, принеся с собой запах яблок.

* * *

На самом деле я выглядела как скелет с очень неудачным ежиком, как я выяснила, когда набралась достаточно сил, чтобы попросить Джейми принести мне зеркало.

– Я полагаю, чепец ты носить не намерена? – спросил он, отвлеченно теребя муслиновый экземпляр, который принесла Марсали. – Ну, до тех пор, пока волосы не отрастут немного?

– Полагаю, что не намерена, черт возьми.

Сказать это оказалось не так просто после кошмарного видения, которое смотрело на меня из зеркала. На самом деле, на мгновение я почувствовала ощутимое желание выхватить чепец у него из рук и натянуть до самых плеч.

Я уже отвергала чепцы, предложенные миссис Баг – которая праздновала мое выздоровление как очевидный результат ее лечения от лихорадки, – Марсали, Мальвой и всеми остальными женщинами, которые приходили меня навестить. С моей стороны это было чистое упрямство – вид моих непокрытых волос возмущал их шотландские представления о том, как должна выглядеть женщина, и они годами пытались – с разной степенью деликатности – заставить меня носить чепец. Будь я проклята, если позволю обстоятельствам сыграть в их пользу. Хотя после встречи со своим отражением категоричности во мне поубавилось. Да и голова немного мерзла. С другой стороны, я понимала, что, если сдамся, это встревожит Джейми. Я понимала, что уже довольно сильно его напугала, судя по его осунувшемуся лицу и темным кругам под глазами. Так и было – когда я отвергла чепец у него в руках, лицо его заметно просветлело и он откинул его в сторону.

Я осторожно перевернула зеркало стеклом вниз и положила его на покрывало, сдерживая глубокий вздох.

– Их лица будут хорошим поводом посмеяться каждый раз, как я буду попадаться им на глаза.

Джейми посмотрел на меня и приподнял угол рта.

– Ты очень красивая, саксоночка, – сказал он нежно, а потом начал хохотать, фыркая и всхлипывая от смеха. Я приподняла одну бровь, подняла зеркало и снова в него посмотрела, что вызвало у него новый приступ смеха.

Я опустилась на подушки, чувствуя себя немного лучше. Лихорадка почти прошла, но я по-прежнему ощущала ужасную слабость – едва могла сесть без чужой помощи и засыпала без предупреждения после малейшей нагрузки.

Джейми, все еще давясь смехом, поднял мою ладонь и прижал к губам. Неожиданная теплота его прикосновения заставила покрыться мурашками кожу предплечья, а пальцы инстинктивно сплелись с его пальцами.

– Я люблю тебя, – сказал он очень мягко, весь вибрируя от недавнего хохота.

– О, – сказала я, мгновенно почувствовав себя лучше. – Ну, я тоже тебя люблю. В конце концов, они отрастут.

– Отрастут. – Он снова поцеловал мою руку и осторожно положил ее на покрывало. – Ты ела?

– Немного, – ответила я насколько могла непринужденно. – Позже поем еще.

Много лет назад я поняла, почему пациентов зовут «пациентами» – потому что больной в целом не способен на самостоятельность, а потому вынужден мириться с чужими приставаниями и собственным раздражением в отношении людей, которые здоровы.

Лихорадка отступила два дня назад, и я пришла в полное сознание. С той поры я видела от сочувствующих бессчетные охи и вздохи по поводу моей внешности вкупе с рекомендациями надеть чепец, за этим следовали попытки меня накормить. Джейми, отличавшийся большей чувствительностью к тону моего голоса, чем миссис Баг, Мальва, Брианна или Марсали, мудро отступил после быстрого взгляда на поднос рядом с кроватью, убедившись, что я съела хоть что-то.

– Расскажи мне, что случилось, – сказала я, собравшись с духом. – Кто заразился? Как они себя чувствуют? И кто… – я прочистила горло. – Кто умер?

Он сузил глаза, пытаясь угадать, упаду ли я в обморок, умру или свалюсь с кровати, если он мне скажет.

– Ты уверена, что достаточно окрепла, саксоночка? – спросил он с сомнением. – У таких новостей нет срока годности.

– Нет, но рано или поздно я должна узнать, так ведь? А знать лучше, чем беспокоиться о том, чего не знаешь.

Он кивнул, признавая мою правоту, и сделал глубокий вдох.

– Ай, ладно. Патрик и его дочь поправляются. Юэн потерял своего младшенького – Бобби, Грэйс по-прежнему больна, но Хью и Кейтлин не заразились. – Он сглотнул и продолжил: – Трое рыбаков умерли, еще где-то дюжина больны, но большинство поправляются. – Он сурово сдвинул брови. – И еще Том Кристи. Он плох, как я слышал.

– Правда? Мальва ничего не говорила.

Но Мальва отказалась говорить мне что-либо, когда я спросила, только настаивала на том, что мне нужно отдыхать и ни о чем не беспокоиться.

– А что с Аланом?

– Он в порядке, – заверил меня Джейми.

– Давно Том заболел?

– Я не знаю. Девочка тебе скажет.

Я кивнула. Это была ошибка, головокружения еще не прекратились, и мне пришлось закрыть глаза и откинуть голову назад – под закрытыми веками засияли причудливые узоры.

– Это так странно, – сказала я, немного задохнувшись и слыша, как Джейми беспокойно приподнялся в ответ на мою внезапную потерю бодрости. – Когда я закрываю глаза, я часто вижу звезды, но не такие, как звезды на небе. Они выглядят как звездочки на подкладке кукольного саквояжа – такой дорожной сумки, которая была у меня в детстве. Как думаешь, почему так?

– Я понятия не имею. – Я услышала, как он опустился обратно на стул. – Ты же больше не бредишь? – спросил он сухо.

– Не думаю. А я бредила? – Осторожно и глубоко дыша, я открыла глаза и попыталась беззаботно ему улыбнуться.

– Бредила.

– Я хочу узнать, что говорила?

Угол его рта дернулся в усмешке.

– Думаю, нет, но я все равно тебе как-нибудь расскажу.

Я рассматривала перспективу закрыть глаза и погрузиться в сон, вместо того чтобы думать о грядущих унижениях, но отбросила этот соблазн. Если я собиралась жить – а я собиралась, – мне нужно было собрать нити жизни, что связывали меня с миром, и проверить все узлы.

– Бри и Марсали с семьями – они в порядке? – спросила я, только чтобы убедиться. Марсали и Бри обе приходили раньше, чтобы похлопотать над моей бессильной тушкой, и, хотя обе отказывались говорить о том, что может меня расстроить в моем ослабленном состоянии, я знала наверняка, что ни одна, ни другая не смогли бы удержать в секрете, если бы были больны их дети.

– Ай, – отозвался он медленно. – Да, они в порядке.

– Что? – переспросила я, уловив сомнение в его голосе.

– Они в порядке, – повторил он торопливо. – Никто из них не заболел.

Я бросила на него холодный взгляд, внимательно следя за собственными движениями в процессе.

– Можешь сказать мне. Если ты не расскажешь, я это вытяну у миссис Баг.

Как будто упоминание ее имени вызвало ее дух, я услышала характерные звуки ее башмаков на лестнице. Она двигалась медленнее обычного, с осторожностью, – значит, была чем-то нагружена. Так и оказалось – улыбаясь, она боком протиснулась в дверь – в одной руке поднос с едой, второй она придерживала Анри-Кристиана, который цеплялся за нее, как обезьянка.

– Я принесла тебе немного поесть, моя милая, – сказала она жизнерадостно, отодвигая в сторону едва тронутую миску с кашей и тарелку тостов, чтобы освободить место для свежей провизии. – Ты же не заразная, так?

Едва дождавшись, чтобы я кивнула, она наклонилась над кроватью и аккуратно опустила Анри-Кристиана мне на грудь. Как всегда, дружелюбный и непритязательный, он боднул меня головой в подбородок, зарылся лицом в грудь и начал посасывать мои костяшки, прикусывая кожу маленькими и острыми молочными зубами.

– Привет, а что это у нас здесь? – Я нахмурилась, отбрасывая мягкие коричневые пряди с его круглого лба – у линии волос виднелось уродливое желтое пятно от синяка.

– Эти дьявольские отродья пытались убить бедного малыша, – сообщила мне миссис Баг, поджав губы. – И тем бы все и кончалось, если бы не Роджер Мак, благослови его Господь.

– О? И что это были за отродья? – спросила я, знакомая с описательными навыками миссис Баг.

– Кое-кто из детей рыбаков, – ответил Джейми. Вытянув палец, он коснулся им носа Анри-Кристиана и убрал его, как только мальчик потянулся за ним, а потом снова нажал ему на кончик носа. Анри-Кристиан радостно загукал и схватился за собственный нос, увлеченный игрой.

– Эти нечестивцы пытались его утопить, – продолжила миссис Баг. – Украли бедного ребенка вместе с корзинкой и пустили вниз по ручью.

– Не думаю, что они пытались его утопить, – мягко заметил Джейми, все еще погруженный в игру. – Иначе им не нужна была бы корзина.

– Хмф! – ответила миссис Баг на такой ход мыслей. – Но ничего хорошего у них на уме точно не было, – добавила она мрачно.

Я быстро осмотрела Анри-Кристиана и нашла еще несколько выцветающих синяков, порез на пятке и разбитое колено.

– Ну, тебя хорошо потрясло и побросало, да? – сказала я ему.

– Умф. Хихиххих! – ответил Анри-Кристиан, нашедший мои поиски довольно увеселительными.

– Его спас Роджер? – спросила я.

Он кивнул, улыбаясь краем рта.

– Ай. Я не знал, что происходит, пока ко мне не прибежала Джоан, вопя, что они забрали ее брата. Так что я видел только самый конец этого безобразия.

Мальчишки бросили корзину в воду на форелевом пруду – широком и глубоком участке ручья, где вода была довольно спокойной. Сделанная из туго сплетенного тростника, корзина оставалась на поверхности достаточно времени, чтобы успеть продрейфовать к устью заводи, где вода быстро бежала по каменистому порогу перед тем, как добраться до водопада в три фута высотой и упасть вниз, в воронку из пены и бурлящего хаоса.

Роджер как раз строил изгородь неподалеку от ручья. Услышав крики мальчишек и визг Фелисити – не хуже паровозного свистка, – он оставил изгородь и поспешил вниз по холму, решив, что ее не иначе как кто-то пытает.

Вместо этого, выбежав из-за деревьев, он увидел Анри-Кристиана в корзине, которая качнулась, выплывая из устья заводи, и, тяжелая от воды, начала прыгать по камням, бешено вращаясь в быстром потоке.

Добежав до берега, Роджер плашмя бросился в воду, в полный рост растянувшись под водопадом. Он успел как раз вовремя, чтобы поймать Анри-Кристиана, который уже выпал из своей подтопленной корзины и с воплем полетел вниз.

– Я стал свидетелем этой сцены, – сообщил Джейми, широко улыбаясь при воспоминании. – А потом смотрел, как Роджер Мак поднимается из воды с мальчиком на руках, словно тритон, с ряской, застрявшей в волосах и расквашенным носом. Вид у него был ужасный.

Мальчишки, до этого с криками бежавшие вслед за корзиной, стояли как молнией пораженные. Один из них дернулся, чтобы бежать, остальные, как стая голубей, были готовы последовать за ним. Но тут Роджер ткнул в их сторону гневным перстом и заревел по-гэльски: «Стоять!» – так что было слышно на другой стороне ручья.

Сила его присутствия была такова, что шалопаи в ужасе застыли. Не отрывая от них взгляда, Роджер дошлепал до берега. Там он присел на корточки, зачерпнул в руку воды и вылил ее на голову надрывающемуся ребенку, который тут же замолчал.

– Я крещу тебя, Анри-Кристиан, – провозгласил Роджер своим хриплым, надтреснутым голосом. – Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Слышите меня, маленькие ублюдки? Его зовут Кристиан! Он принадлежит Господу! Только троньте его снова, мелкие мерзавцы, и за вами явится сам Сатана, чтобы утащить вас прямиком в АД!

Он снова направил на подростков свой обвиняющий палец, и на сей раз они бросились наутек, сигая наугад в ближайшие кусты, толкаясь и падая в спешке.

– Ну и ну, – сказала я, разрываясь между рвущимся наружу смехом и тревогой. Я посмотрела на Анри-Кристиана, который не так давно открыл для себя прелести сосания пальца и был целиком поглощен изучением этого искусства. – Наверное, выглядело впечатляюще.

– Меня точно впечатлило, – сказал Джейми, по-прежнему улыбаясь. – Я понятия не имел, что Роджер Мак способен так говорить про вечные муки и адский огонь. У него талант, особенно с этим рычащим голосом. У него будет достойная публика, если он сделает это на Собрании, ай?

– Ну, это объясняет, что случилось с его голосом, – сказала я. – Как думаешь, это было просто мелкое хулиганство? То, что они бросили ребенка в ручей.

– Это точно было мелкое хулиганство, – сказал Джейми и нежно опустил руку на голову Анри-Кристиану. – Но дело тут не в одних только мальчиках.

Джейми схватил одного из подростков за шею, когда тот проносился мимо него, от испуга паренек описался – буквально, а не фигурально. Он отвел его в лес и там, пригвоздив к стволу, допросил, что стоит за покушением на жизнь Анри-Кристиана. Дрожа и заикаясь, мальчик попытался оправдаться, утверждая, что они совсем не хотели навредить ребенку – правда! Они только хотели посмотреть, как он будет плыть, потому что родители сказали им, что он рожден демоном, а всякий знает, что дьявольские отродья не тонут, потому что вода не принимает их из-за нечестивости. Они взяли ребенка в корзине и опустили ее в воду, потому что боялись к нему прикасаться, опасаясь, что его кожа может их обжечь.

– Я сказал ему, что сам его обожгу, – сказал Джейми немного мрачно, – и так и поступил.

Он отпустил перепуганного парня, наказав ему вернуться домой, поменять штаны и сообщить своим подельникам, что Джейми ждет их у себя в кабинете перед ужином, чтобы они получили свою порцию наказания, иначе сам преподобный заглянет к каждому после ужина и выпорет их на глазах у родителей.

– Они пришли? – спросила я завороженно.

Он удивленно посмотрел на меня.

– Конечно. Они получили свое, а потом мы пошли на кухню и ели хлеб с медом. Я сказал Марсали, чтобы она принесла малыша, и после того, как мы перекусили, взял его на руки и велел им всем подойти и прикоснуться к нему, чтоб убедиться.

Он криво улыбнулся.

– Один из мальчишек спросил меня, действительно ли младенец принадлежит Господу, как сказал мистер Роджер. Я сказал ему, что у меня нет причин сомневаться в словах мистера Роджера, но кому бы еще он ни принадлежал, Анри-Кристиан находится под моим покровительством и лучше бы им это запомнить.

Пальцем он медленно обводил круглые и гладкие щечки Анри-Кристиана. Малыш почти уснул, опустив тяжелые веки и наполовину засунув крошечный сверкающий палец в рот.

– Мне жаль, что я это пропустила, – сказала я тихо, чтобы не разбудить ребенка. Он стал теплее, как и все спящие младенцы, и я ощущала его тяжесть на изгибе моей руки. Джейми увидел, что мне трудно его держать, и забрал малыша, вручив его обратно миссис Баг, которая беззвучно хлопотала вокруг, наводя порядок и слушая с одобрением доклад Джейми.